Текст книги "Отголоски иного мира"
Автор книги: Филип Янси
Жанры:
Прочая религиозная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Для Ванье верность чистоте – знак надежды, попытка привнести порядок в дисгармоничный мир.
Чистоты может взыскать как безбрачный человек, так и состоящий в браке. И оба этих варианта предполагают не только надежду, но и одиночество, подчас горечь. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», – сказал Христос (Мф 5:8). Обратим внимание: не обретут исполнение всех сексуальных желаний, не решат проблему одиночества, а узрят Бога.
«Всем нам приходится выбирать между двумя видами безумия, – говорит Ванье, – безумием Евангелия и абсурдными ценностями мира сего». Жан Ванье и католический священник–иезуит, писатель и богослов Генри Нувен, который считал Ванье своим наставником, выбрали безумие Евангелия. Оба – личности выдающиеся, они отказались от престижных карьер и жили в общине с самыми забытыми и несчастными людьми на земле. Однако те, кто знал Ванье и Нувена, видели в их решении не глупость, а подлинную мудрость. Сопротивляться искушениям и искать чистоты непросто, приходится от многого отказываться, но многое и приобретается, – та самая награда, о которой говорят Заповеди Блаженства.
Я сам иногда поддавался похоти. Чего греха таить, обнаженные женщины, будь то в музее изобразительных искусств или в интернете, притягивают. Наша культура в совершенстве освоила «технику» секса, оторванную от реальных отношений, и я тоже подчас становился ее жертвой. Должен, однако, сказать, что когда этому искушению противишься и вливаешь сексуальную энергию в брак – дело непростое и намного менее эгоистическое – навязчивая сила сексуальности затухает. Воздух проясняется. Брак становится больше похожим на тихую гавань. Жизнь с Богом приносит нежданную награду…
Дитрих Бонхеффер писал:
«Верность Иисусу означает невозможность давать волю желаниям, которым не сопутствует любовь… Мы предпочитаем не довериться незримому, а вкушать осязаемые плоды желания. Похоть нечиста, ибо она есть неверие, а значит, ее следует избегать. Ни одна жертва не может быть слишком великой, если она дает возможность одолеть похоть, отделяющую от Иисуса… Если же вы делаете свое око орудием нечистоты, вы перестаете видеть Бога».
Бонхеффер не вкусил «осязаемых плодов желания». Он умер от рук эсэсовцев, так и не перестав уповать на незримое.
Романтика.Клайв Льюис пишет:
«Как неудачна фраза: «Ему нужна женщина!» Строго говоря, именно женщина ему и не нужна. Ему нужно удовольствие, мало возможное без женщины. О том, насколько он ее ценит, можно судить по его поведению через пять минут после того» [30]30
Клайв Льюис. «Любовь» (пер. Н. Трауберг). – Прим. переводчика.
[Закрыть].
И дальше Льюис замечает: «Влюбленному же нужна не женщина вообще, а именно эта женщина». Эти слова написаны в 1960 году, вскоре после того как он, убежденный британский холостяк, полюбил американку Джой Дэвидмен. Надо сказать, что доколе это не случилось, филолог Льюис считал любовь чисто литературным феноменом. «Жизнь меня научила, – признавался он, – что странно обрести в пятьдесят девять лет счастье, которое у большинства мужчин бывает в молодости… «А ты хорошее вино сберег доселе»».
Любовные песни на музыкальных радиостанциях взывают к романтическим чувствам, но обещают больше, чем способен дать человек. «Ты для меня все», «я не могу без тебя жить», «любить буду вечно» и так далее. Сексуальные желания и романтические устремления – своего рода профанированное таинство. Если ваша религия – человечество, то секс превращается в богослужение. Но если религия ваша – Бог, то романтическая любовь станет для вас, быть может, самой громкой и прекрасной из всех весточек о трансцендентном, какие мы слышим на земле.
На обретение мною веры повлияли классическая музыка, красота природы и романтическая любовь. Музыка и природа показали благость мироздания и подтолкнули взыскать Того, Кто их создал. Романтическая любовь показала, что я могу измениться. Я встретил женщину, которая поразительным образом увидела во мне ценность и уникальность. Твердая циничная оболочка, тщательно культивировавшаяся мной в качестве самозащиты, треснула, раскололась, и, к своему изумлению, я обнаружил, что открытость и уязвимость не всегда несут в себе опасность.
Романтика возвещает о трансцендентности. В начале я одержим моей возлюбленной. Я думаю о ней день и ночь, скучаю в расставаниях, стараюсь произвести впечатление смелыми поступками, наслаждаюсь ее вниманием, живу для нее и для нее даже умру.
Я хочу быть одновременно кротким и героическим. Временно (и только временно) я могу жить в состоянии восторженности. Но затем реальность вступает в свои права: скука, а то и предательство, старость и смерть. Полного растворения в любимой быть не может. И все–таки состояние влюбленности дает мне понять, какой может быть Высшая Любовь, каким может быть Бог. Может ли быть, что Он смотрит на людей, на меня именно так?
Писатель Чарльз Уильямс, коллега и близкий друг Льюиса, создал своего рода естественную теологию, основанную на романтической любви. Кто–то искал следы Бога в природе, а Уильямс – в романтике. Ему не суждено было завершить свой проект, но некоторые ценные мысли (он шел по стопам Данте) Уильяме нам оставил. По его словам, романтическая любовь дает возможность взглянуть на другого человека по–новому, увидеть его «вечную сущность». Остальные, конечно, будут считать, что влюбленный пребывает в самообмане («помешался», «любовь зла»). Родители девушки смотрят на прыщавого интроверта и спрашивают себя, что дочь в нем нашла и почему говорит с ним по телефону целыми вечерами. «С первого же взгляда огонь любви зажегся в их глазах» [31]31
Вильям Шекспир. «Буря» (пер. М. Донского). – Прим. переводчика.
[Закрыть].
Романтическая любовь – увы, на короткое время – позволяет нам увидеть в другом человеке лучшее, не обращать внимания на его недостатки или прощать их и бесконечно восхищаться избранником. Уильяме полагал, что это состояние – предвкушение того момента, когда однажды мы увидим людей воскресшими, уже такими, какими Бог видит нас ныне.
Романтическая любовь не искажает видение, а исправляет его. Сама Библия уподобляет Божью любовь к нам любви романтической: то, что мы мимолетно чувствуем в отношении другого человека, Бог вечно чувствует к каждому из нас. Если мы будем принимать романтическую любовь не как самоцель, но как дар Божий, как сияющую милость, она станет предвосхищением состояния, которое мы однажды в полной мере испытаем после воскресения.
Конечно, любить всех людей, которые меня окружают (не говоря уже обо всех людях на планете), так, как я люблю свою жену, я не способен. Да и не только такой способности – у меня нет даже и такого желания. Быть может, однажды оно появится. Опять процитирую Льюиса:
«Влюбившись, мы вправе отвергать намеки на тленность наших чувств. Одним прыжком любовь преодолела высокую стену самости, пропитала альтруизмом похоть, презрела бренное земное счастье. Без всяких усилий мы выполнили заповедь о ближнем, правда, по отношению к одному человеку. Если мы ведем себя правильно, мы провидим и как бы репетируем такую любовь ко всем» [32]32
Клайв Льюис. «Любовь» (пер. Н. Трауберг). – Прим. переводчика.
[Закрыть].
Секс.В повести Достоевского «Записки из подполья» есть такая сцена: некий человек, нервный эгоист, приходит к проститутке. Он платит, она делает все, что нужно, потом оба лежат молча. Внезапно он оборачивается: «Вдруг рядом со мной я увидел два открытые глаза, любопытно и упорно меня рассматривавшие. Взгляд был холодно–безучастный, угрюмый, точно совсем чужой; тяжело от него было». Герою вспомнилось, что в продолжении двух часов он «не сказал с этим существом ни одного слова и совершенно не счел этого нужным».
«Теперь же мне вдруг ярко представилась нелепая, отвратительная, как паук, идея разврата, который без любви, грубо и бесстыже, начинает прямо с того, чем настоящая любовь венчается. Мы долго смотрели так друг на друга, но глаз своих она перед моими не опускала и взгляду своего не меняла, так что мне стало наконец отчего–то жутко».
Между ними происходит необычный разговор. Человек из подполья спрашивает девушку, как ее зовут. Проститутка называет имя: Лиза. Он спрашивает о ее национальности и родителях. Говорит о похоронах, которые видел утром на улице. Спрашивает о ее профессии, и они говорят о любви, сексе и браке.
Мало–помалу эти двое, которые молча совершили интимный акт физического единения, становятся друг для друга людьми. Между ними начинаются отношения, пусть настороженные, пусть не лишенные манипуляции, но все же отношения. Далее по ходу действия Лиза пробивает броню махрового эгоизма человека из подполья, отвечая ему нежностью и беззаветной любовью. «Что–то не умирало во мне внутри, в глубине сердца и совести, не хотело умереть и сказывалось жгучей тоской», – говорит он.
Когда секс превращается в сделку, мы инстинктивно чувствуем фальшь. Да, некоторые общества узаконили проституцию, но ни в одном она не стала уважаемой профессией. Легкодоступных девиц презирают даже школьники. Никакое кажущееся удовольствие не истребит интуитивное ведение, что интимные отношения должны включать в себя нечто большее, чем соединение двух тел. Герой Достоевского осознает, сколь нелепо и отвратительно начинать с того, «чем настоящая любовь венчается».
Несколько загадочных отрывков в Библии намекают, что секс является не только залогом подлинной человеческой близости, но содержит в себе и более глубокие смыслы. На венчаниях читают следующее место из Послания к Ефесянам: «Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф 5:29–32).
Есть отрывки, в которых Бог использует сексуальную близость в качестве метафоры, призванной усилить наше желание вечной жизни. Но бывает и иначе, как пишет ефесянам апостол Павел: сексуальная близость становится сакральным намеком на нечто еще огромное, непостижимое, подлинно не принадлежащее к миру сему.
В каком–то смысле наше богоподобие в половом акте становится максимальным. Мы уязвимы. Мы рискуем. Мы отдаем и одновременно получаем. Входя в общение с другим человеком, мы чувствуем первобытный восторг. Мы становимся одной плотью в самом буквальном смысле слова: на короткое время возможно такое единство, которого не бывает больше нигде. Два независимых человека полностью раскрываются и при этом ничего не теряют, а лишь приобретают. Прикровенным образом («тайна сия велика» – даже сам апостол Павел не дерзнул сказать о ней большее) этот глубоко человеческий акт возвещает о небесной, божественной реальности, о взаимоотношении Бога с творением и, быть может, даже о таинстве Святой Троицы.
Говорить об этих вопросах подробнее было бы кощунством, посягательством на смыслы, находящиеся за пределами человеческого разума и попыткой упростить (опять редукционизм!) подлинное положение вещей. Однако, даже просто осознавая сакраментальную природу секса, мы лучше понимаем некоторые сексуальные табу Библии. Мы начинаем видеть в них не произвольные выдумки, разрушающие всякое сексуальное удовольствие, а защиту чего–то неизмеримо более ценного, могущего быть реализованным лишь в уникальных отношениях, которые основаны на договоре.
Ограничивая секс браком, мы не гарантируем автоматически, что получим от нашей сексуальной жизни нечто большее, чем просто физическое удовлетворение. Однако в браке создается обстановка безопасности, интимности и доверия, в которую как раз и может прорываться подлинный смысл секса, смысл сакральный. Брак дает безопасность, которая необходима, чтобы вступать в интимные отношения без принуждения, вины, опасности и обмана. Подростки боятся, что если они последуют библейским предостережениям против добрачного секса, то что–то в жизни пропустят. На самом деле, все наоборот: эти предостережения направлены на то, чтобы они не пропустили секса подлинного. Верность и целомудрие ставят границы и создают условия, в которых секс расцветает.
Когда Калифорния приняла программу сексуального образования, Американский союз борьбы за гражданские свободы откликнулся официальным меморандумом: «Американский союз борьбы за гражданские свободы с сожалением уведомляет вас о наших возражениях против законопроекта SB 2394, касающегося сексуального образования в средних школах. На наш взгляд, учение о том, что моногамный и гетеросексуальный союз в браке является традиционной христианской ценностью, является неконституционным внедрением религиозной доктрины в школы… Мы убеждены, что SB 2394 нарушает Первую поправку к Конституции» [33]33
Официальное письмо представительницы Американского союза борьбы за гражданские свободы Марджори Шварц в Калифорнийскую ассамблею комитета по образованию от 26 мая 1988 года. – Прим. автора.
[Закрыть].
Многие христиане были возмущены. Но чем больше я об этом думаю, тем глубже понимаю правозащитников: секс в моногамном браке – это действительно «религиозная доктрина», и обосновать его вне такой доктрины весьма затруднительно.
Брак.Однажды гостем ночной телепрограммы был известный актер. «Скажите, – полюбопытствовал ведущий Дэвид Леттерман, – вот вы – настоящий секс–символ, играете волнующие роли с красотками. Как это соотносится с вашей реальной жизнью за пределами экрана?»
Актер напомнил, что он счастливо женат уже двадцать лет, после чего добавил: «Коротко говоря, разница вот в чем. В фильмах жизнь – это большей частью секс и иногда дети. Брак – это большей частью дети и иногда секс».
Секс – вещь настолько могущественная, что молодые люди могут и не понять, как что–то может его затмить. Однако большинство женатых людей согласятся, что секс в браке не столь легок и не столь важен, как они полагали до свадьбы. Да, он выражает близость и, да, он приносит радость. Но большая часть брака состоит в принятии насущных решений о работе и укладе жизни, воспитании детей и улаживании различий, поиске денег и занятиях домашним хозяйством.
Брак развеивает иллюзии о сексе, которые навязчиво внушают нам средства массовой информации. Лишь немногие из нас живут с сексапильными супермоделями. Нет, почти все мы живем с обыкновенными людьми, у которых пахнет изо рта и от тела, которые не всегда причесаны и здоровы. У них бывают менструации, временная импотенция, плохое настроение. За них подчас неловко в обществе, а детям они уделяют больше внимания, чем нам. Мы живем с людьми, которые нуждаются в сострадании, терпении, понимании и бесконечном прощении. Но и они живут точно так же – с нами. Такова парадоксальная природа секса: он вовлекает нас в отношения, которые учат тому, в чем мы нуждаемся намного сильнее, чем в половой жизни. Они учат жертвенной любви.
Все известные мне женатые люди время от времени задаются вопросом, на том ли человеке они женились. Вот почему брачные отношения не могут строиться на сиюминутных эмоциях: чтобы не позволять обстоятельствам довлеть над собой, необходимо нечто большее, чем вспышка даже очень ярких чувств. Старые брачные обеты хорошо формулируют уровень требуемой ответственности: «И в радости, и в горести; и в богатстве, и в бедности; в болезни и здоровье, доколе смерть не разлучит нас, согласно святому установлению Божию…»
Христиане называют семью «малой церковью», местом для закалки и развития духовного характера. Брак призывает обоих партнеров каждый день любить, прощать и оставаться верными. Это тяжелый труд, который имеет смысл лишь в том случае, если мы созданы для вечности. В трудные периоды брака я терплю по той же причине, по которой не оставляю веру: я уповаю на то, что все имеет вечный смысл.
Для того, чтобы понять, что означает единство с другим человеком, нужны многие годы, а то и вся жизнь. Мы узнаём силы и слабости друг друга, учимся укреплять друг друга. Мы узнаём, когда надо быть настойчивыми, а когда уступить; когда сглаживать острые углы, а когда высказываться принципиально. Постепенно в этом возрастающем единстве происходит преображение. И, словно второе дыхание, появляется «вторая любовь».
Спустя тридцать три года брака мне трудно отделить свою точку зрения от точки зрения жены. Она открыла мне о человеческой природе столь многое, что, когда я общаюсь с людьми, то во многом смотрю на них ее глазами. Бывая за границей, я поминутно думаю: понравилась бы жене чужеземная пища, что она сказала бы о таких–то обычаях или таком–то пейзаже.
Проходит долгое время, и после многих молитв и значительных усилий рождается новое качество – не «я» плюс «ты», а «мы». Рождается новое существо, возникает единство, запечатанное Богом, которое дает возможность не только делить друг с другом радость совместного бытия, некогда привлекшую нас друг к другу, но и противостоять экономическим трудностям, переездам, болезням, семейным утратам. Что важно для жены, важно и для меня; что важно для меня, важно и для нее. Я вступил в брак, полагая, что любовь удержит нас вместе. Оказалось, что любви учит меня брак.
Христос указал на источник этого единства: первоначальный Божий замысел о творении. Кстати, в том же отрывке из главы 19 Евангелия от Матфея, Иисус поясняет, что высоким призванием может быть и безбрачие. Оно не для каждого, но некоторые к нему призваны, и оно имеет свою награду, иным путем не достижимую. Иисус Сам показал пример такого пути, живя полноценной жизнью, несмотря на Свое безбрачие. Объявив брак таинством, Церковь лишь признала уже существующую реальность. Жить вместе, в партнерстве и самоотдаче, – это тоже призвание.
К сожалению, лишь немногие пары относятся к браку как к таинству, и уж совсем немногие способны объяснить, в чем состоит таинство. Однако таинственность брака укоренена в самом творении. Если таинство свершается, то супруги становятся живыми свидетелями горнего мира и являют обществу мира сего знаки Царства Божьего. Социологи, написавшие книгу «Привычки сердца», обнаружили, что лишь считанные единицы глубоко верующих христиан могут объяснить, почему остаются в том браке, который заключили. Брак как социальный институт произволен, ненадежен и зыбок. А брак как таинство, установленное Богом, совершенно другое дело.
Поскольку брак – это таинство, всякое испытание верности становится испытанием не только нравственным, но и духовным. Бог хотел, чтобы брак стал символом той взаимной любви, которой Он ждет от людей. Жак Эллюль сказал: «Когда я вижу, как рушится брак, ибо один из супругов увлекся кем–то еще, мне столь же грустно, как и от смерти ребенка».
Ничего удивительного. Флаг Царства, принадлежащего иному миру, пал на землю…
***
«Именно из–за вечности, существующей вне времени, все во времени имеет ценность, значимость и смысл. Поэтому христианство подчеркивает: все, что мы делаем здесь, следует соотносить с нашим местом в вечности. «Вечная жизнь» – единственная санкция ценностей этой жизни».
Дороти Сэйерс
Часть вторая. Знаки беспорядка
Глава 6. Нарушенный порядок
Мы живем, не находя времени подумать о душе, беспрерывно делаем свои многочисленные дела… А где–то на горизонте, как отдаленный гром в летнем небе, звучат очень непростые вопросы: если этот мир – Божий, почему в нем такой беспорядок? Почему Божьему замыслу в отношении благих вещей (вроде секса) следуют столь немногие люди? И почему мы должны быть внимательными, активно искать Бога? Почему мы улавливаем лишь отголоски мира иного? Почему до нас доходят лишь неясные слухи о нем, но нет надежных доказательств его существования?
Одним словом, если иной мир существует, почему он не дает о себе знать более явственно? Очень уж велик разрыв между идеальным миром, который христиане называют Царством Божьим, и миром, в котором мы живем. Мы стоим на краю обрыва в сплошном тумане и пытаемся разглядеть, что за ним скрывается. Некоторые энтузиасты машут руками, показывают вперед, будто что–то видят, но перед глазами у остальных – лишь густая молочная мгла.
Христиане объясняют этот разрыв «одним коротким словом, одним плоским, убийственным словечком, которое покрывает целую жизнь» [36]36
Ивлин Во. «Возвращение в Брайдсхед» (пер. И. Бернштейн). – Прим. переводчика.
[Закрыть].
По причинам, о которых речь будет впереди, что–то во мне восстает против слова грех. Но разве можно сомневаться в том, что в мироздании произошел некий слом, космический аналог психологического слома у человека? Мы утратили чувство смысла, и жизнь наша никак не складывается в единое целое. Словно злая хроническая болезнь не позволяет нам установить правильные взаимоотношения с творением, друг с другом и с Богом.
***
Мы наделены интуицией. Она подсказывает нам, каким должен быть мир, и каким – не должен. Откуда взялось это внутреннее знание?
После авиакатастрофы эксперты собирают все фрагменты самолета, изучают оплавленные груды металла, пытаясь понять, почему машина перестала соответствовать своему назначению. Что–то пошло не так, внесло хаос в упорядоченную систему. Сходным образом, первоначальный замысел о мире был нарушен появлением в нем зла.
Книга Бытия немногими широкими мазками рисует великолепную картину: почти полное отсутствие правил и ограничений, изобилие радости и творческой деятельности, никакого стыда и позора. В Эдеме отсутствовали отчаяние, засуха, болезни, смерть, конфликты, войны – все проклятия человеческой истории. Джон Мильтон дерзновенно попытался описать сцены райской жизни: нагая Ева подает Адаму амброзию и нектар, и «…вожделенье чуждо их сердцам и ревность…» [37]37
Дж. Мильтон. «Потерянный рай» (пер. А. Штейнберга). – Прим. переводчика.
[Закрыть]. Впрочем, большинство критиков полагают, что падшее состояние, столь хорошо знакомое нам, читателям Мильтона, поэт описал более удачно.
Ветхозаветные пророки предрекали возвращение в рай – во времена, когда старики будут мирно наблюдать за играющими детьми, когда виноградники станут давать изобильные урожаи, а реки будут исполнены чистыми водами, когда плотоядные и травоядные заживут рядом, а между людьми воцарится мир. Одним словом, все будет совершенно иначе, чем происходит на земле пророков сейчас. Современные иудеи до сих пор приветствуют друг друга тем кратким словом, которым пророки описывали грядущее блаженство: «Шалом!» («Мир!»). Оно напоминает, сколь далеки мы еще от обретения рая…
Когда я ясным летним днем иду через цветущий колорадский луг, над которым высятся заснеженные горные пики, когда часами секретничаю со старым другом, когда добавляю финальные штрихи к многомесячному или многолетнему проекту, во мне всплывают памятования о Божием мире.
А когда в новостях в очередной раз рассказывают о человеческой жестокости и войнах или когда я сталкиваюсь лицом к лицу со своим собственным упрямым эгоизмом, я чувствую настороженность: что–то не так. Как сказал Льюис Смедз, «путь христианина всегда лежит между радостью о дарах творения и скорбью об искажениях, внесенных грехом».
Согласно Книге Бытия, в раю произошла катастрофа. Адам и Ева посягнули слишком на многое, вместо того чтобы следовать заповеди Божьей, стали сами устанавливать для себя правила. Они вкусили от древа познания добра и зла, и с тех пор зло вошло в повседневную жизнь человечества, а добро стало предметом нашего каждодневного стремления. Христиане верят, что грех (пожалуй, самая «естественная» из всех форм человеческого поведения) совершенно неестественен с Божьей точки зрения, что он – диаметральная противоположность замыслу Бога о нашей планете.
Я нашел в интернете сайт, http://www.notproud.com/, на котором посетители оставляют анонимные записи о своих грехах. Только послушайте эти голоса печали и сожаления:
• Мне хочется врезать каждому из моих коллег. Избить и отнять их зарплаты, их должности. Если бы я мог отобрать доходы у своих конкурентов, я бы так и поступил. Если бы я мог ударить вас по лицу и, не глядявам в глаза, украсть ваш бумажник, я бы это сделал.
• Праздность: надо работать, а я занимаюсь вот этим.
• Когда моего отца упрятали в психушку после попытки самоубийства, я не стал его навещать: хотел поквитаться.
• Я учусь в колледже. Деньги уходят на наркотики, выпивку, развлечения, еду. Я плохой, я это знаю. Но остановиться так сложно…
• Я жалею, что не богат. Я бы хотел покупать вещи, которые мне не нужны. Когда есть деньги, их можно промотать.
• Хочу крутой ноутбук, крутой мобильник, «мерседес» и по две бутылки пива каждый день. И еще миллион баксов на счету. Вот и все, что мне надо.
• Я вру о том, чем занимаюсь. Хочу скрыть, что моя жизнь – бессмысленная череда неинтересных событий и неинтересных людей. Вообще вру, чтобы восполнить пустоту души… или скрыть то обстоятельство, что у меня ее нет.
Грех толкает на подмену реальности подделкой, устойчивого блага – преходящим удовольствием. Мы идем на поводу у наших желаний, а они оказываются хаотичными и неутолимыми. Томас Мертон однажды написал о собственной дисгармонии: «Чувство отверженности мучает меня изнутри как геморрой – всегда одна и та же рана, будь то ощущение греха или одиночества, или собственной неадекватности, или духовной опустошенности – все одно и то же, воспринимается как одна и та же боль».
***
Книга Мортона Ханта «Космос внутри» посвящена границам искусственного разума. Когнитивная психология, объясняет он, констатирует неугомонность человеческого ума, непрестанную необходимость что–то делать со своими мыслями и ставить перед собой все новые задачи. Быть человеком – значит постоянно стремиться к большему, как делали это Адам и Ева. «Напротив, компьютер – система пассивная: задачи и мощность, необходимая для их достижения, определяются разработчиком. Сам по себе компьютер ничего делать не будет, ему нужны указания. Мы же совершенно другие: нам нужны новые цели, и, чтобы их достичь, мы бросаемся решать проблемы, с которыми прежде не сталкивались. Мы не останавливаемся на достигнутом».
Исследователи искусственного разума сомневаются, что возможно создать компьютер, обладающий такой же неугомонностью и любознательностью. Можно, конечно, сделать программу, исследующую новые проблемы и прокладывающую новые пути, но она будет это делать потому, что так пожелал человек, а не она сама. У компьютеров вообще нет желаний. Хант заключает: «Быть может, основная разница между искусственным и человеческим разумом как раз и состоит в том, что нам не все равно, чем мы занимаемся. Решаем ли новую задачу, открываем ли неизвестный факт, путешествуем ли по незнакомым местам, читаем ли новую книгу – нам от этого хорошо. Поэтому, собственно, мы и делаем все эти дела». Быть может, говорит Хант, причина посредственности музыка или стихов, сочиненных компьютером, и кроется именно в том, что от собственного творения он не испытывает ни положительных, ни отрицательных чувств. У людей все иначе.
Сложности, стоящие перед программистами, проливают свет на сотворение человека. Бог мог бы сделать человеческий мозг похожими на процессор компьютера, исключив всякую неугомонность. В конце концов, у животных одна цель: выживание – и никакой рефлексии, поисков чего–то большего и прочих душевных мук. И они вроде бы не жалуются. Но когда Бог создавал человека по Своему образу и подобию, он вложил в него любознательность, желание и беспокойство, прекрасно сознавая, что эти дары способны толкнуть человека на ложный путь.
Свобода – отражение образа Божьего и величайший дар человечеству. Но он может обратиться в проклятье, если мы, подобно Адаму и Еве, нарушим законы творения. Наполеон говорил: «Я не такой, как все люди. Законы смертных и обычай – не для меня». Кто из нас иногда не рассуждает подобным образом?
Не всем нравится, что Бог дал людям такую свободу. Почему Создатель не установил жесткие границы? Например, такую: если кто–то, подобно Адольфу Гитлеру, переходит определенную черту, он сразу гибнет? И вообще, почему было не создать существа, которые всегда выбирают добро, а не зло, и тогда мир смог бы сочетать в себе полную свободу и совершенную благость? [38]38
Используя сложный язык символической логики, христианский философ Альвин Плантинга убедительно показывает, почему для Бога логически невозможно контролировать количество зла в мире, который также включает свободную волю. – Прим. автора.
[Закрыть]
Думаю, это неверно. Большинство известных мне фантастических фильмов строятся вокруг одного и того же сюжета. Люди (слабые, грешные, страстные, опасно «свободные») встречают пришельцев, которые на первый взгляд превосходят их: вулканцы из «Звездного пути», чудесный «Звездный человек», мудрейший Йода, агенты из «Матрицы». И все же в финале мир спасают люди, а не инопланетяне.
Во многих таких фильмах «высшие» существа начинают ощущать странное влечение к человеческим качествам. Даже Супермен влюбляется. Как явствует из многих сюжетов, нам, при всех наших проблемах, дороги наша человечность и наша свобода. (Христианам, которые верят в Иисуса Христа и Боговоплощение, известно, что человеческую природу ценит и Сам Бог.)
В сатирическом рассказе «Беспроводной волшебник» Карен Мейнс описывает новое электронное приспособление, которое крепится к руке человека. Это своего рода детектор лжи, только более чуткий. Каждый раз, когда человеку приходит на ум что–то недоброе, машинка гудит. Журнал, напечатавший рассказ, не оговорил, что это вымысел, и редакция вскоре получила письмо от школьной учительницы: где, мол, можно купить такое чудо техники? Учительница хотела опробовать его на ребятах. Она не поняла морали рассказа: Бог уважает нашу свободу и не посягает на нее, не ставит на нас «датчиков».
По–видимому, бывало иначе. Вспомним Ветхий Завет. Пророк Илия низвел небесный огонь на солдат, пришедших его арестовывать (4 Цар 1). Были поражены проказой согрешившие пред Господом царь (2 Пар 26) и слуга (4 Цар 5). Рука царя Иеровоама, которую он простер, чтобы сотворить зло, одеревенела (3 Цар 13). Этих людей постигло немедленное возмездие за прегрешения.
Я вырос на этих рассказах, и они во многом сформировали тот образ Бога, который был у меня в молодости. Сейчас я воспринимаю их иначе: какой контраст со Христом! Иисус отказался низводить огонь на город, отказавший Ему в гостеприимстве. Он никого не поражал проказой, а только исцелял прокаженных. Когда враги подняли на Него оружие, Он не стал сражаться, и даже приживил ухо первосвященническому рабу, отсеченное ревностным учеником. Я могу заключить, что Бог по милосердию Своему решил вести Себя со вздорным человечеством иначе, чем прежде. Бог мягок и насилия не совершает.
Однажды Христос трапезничал с отпетыми грешниками, в чем Его не замедлили упрекнуть ревнители благочестия. Он ответил: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мк 2:17). Вчитываясь в эти строки, я думаю: да, в свое время я в полной мере услышал суровые рассказы Ветхого Завета (грешников ждет возмездие), но как же я умудрился упустить весть Великого Целителя? Как я не обратил внимания на то, что в Новом Завете суд сменился на милость?!