Текст книги "Миры Филипа Фармера. Том 02. Личный космос. За стенами Терры"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 5

За несколько дней[5]5
  В оригинале: «…всего на несколько минут раньше фон Тарбета», но эта фраза вступает в противоречие с седьмой главой, где говорится о том, что они прошли в Таланак за четыре дня до вторжения дракландцев.


[Закрыть] до вторжения войск фон Тарбета из внутренних покоев храма Оллимамла выбежали трое светлокожих чужаков. Первой появилась черноволосая женщина. Клататол – ужасно ревнивая и резкая в суждениях – назвала ее самой прекрасной на свете. Позже к женщине присоединились двое мужчин – огромный толстяк и дохляк-коротышка. Все трое носили странную одежду, и никто из них не говорил по-тишкветмоакски. Между собой они разговаривали на вишпавамле – литургическом языке жрецов. Так уж получилось, что воры, укрывшие троих чужаков, знали лишь несколько слов священного языка, да и то в основном из молитв и повседневных восхвалений.

Кикаха понял, что Клататол говорила о властителях. Именно их язык Вольф ввел в этом мире как священный.

Бегство от фон Тарбета указывало на то, что они лишились собственных вселенных и проникли в многоярусный мир в поисках спасения. Но каким образом такой незначительный король, как фон Тарбет, мог вмешаться в дела властителей?

– За этих троих назначили награду? – спросил Кикаха.

– Да. По десять тысяч кватлумлов за каждого! А за тебя – тридцать тысяч и высший официальный пост во дворце миклосимла. Возможен даже брак с членами императорской семьи, хотя на это только намекнули.

Кикаха промолчал. Желудок Клататол заурчал, словно переваривал обещанную награду. Через вентиляционное отверстие в потолке доносились слабые вибрирующие голоса. В комнате, где прежде царила прохлада, стало невыносимо жарко. Пот струился по его рукам; на темно-бронзовой коже женщины поблескивали желтые капельки. Из соседней комнаты, где находились кухня, душ и туалет, слышалось тихое журчание и бульканье воды.

– У тебя, наверное, дух захватывает при мысли о таких деньгах, – произнес наконец Кикаха. – Почему бы тебе и твоей шайке не получить их за наши головы?

– Мы воры и контрабандисты! Среди нас есть даже несколько убийц. Но запомни: мы не предатели! И пусть завоеватели с розовыми лицами обезьян засунут себе эти деньги… – Клататол замолчала, заметив улыбку Кикахи, и мрачно усмехнулась в ответ. – То, что я говорю, правда. Однако сумма огромная! Ты должен понять нас, мудрый и хитрый койот. Розоволицые могут когда-нибудь уйти. В противном случае горожане поднимут мятеж. И мы не хотим, чтобы толпа разорвала нас на куски, подвергнув пыткам и посчитав продажными предателями.

– Однако, наверное, есть и другие доводы?

Она улыбнулась:

– К тому же три беглеца обещали заплатить нам во много раз больше того, что предложили розоволицые. От нас требуется только вывести их из города.

– А как они исполнят это обещание? – спросил Кикаха. – Вряд ли им удастся вернуться в свои вселенные…

– Куда вернуться?

– Они могут предложить вам что-нибудь материальное… прямо сейчас?

– У них есть драгоценные камни, и цена камешков выше, чем награда за их головы, – ответила она. – Знаешь… Я никогда не видела ничего подобного. Они словно не от мира сего!

Кикаху позабавила уместность этой избитой фразы. Ему хотелось спросить, есть ли у беглецов оружие, но он сообразил, что Клататол не отличит лучемет от палки. Кроме того, вряд ли властители доверяли своим «благодетелям».

– А как насчет меня? – спросил он, даже не поинтересовавшись, что трое беглецов предложили кроме драгоценностей.

– Ты – Кикаха, любимец властителя, и этим все сказано. К тому же каждый знает, что тебе известны все сокровища мира. Разве может быть нищим человек, вернувший огромный изумруд Ошкватсму?

– Скоро в твои двери начнут барабанить розоволицые, – сказал Кикаха. – Они перевернут весь этот район вверх дном. Надо уходить, пока не поздно.

Клататол настояла на том, чтобы он позволил ей завязать ему глаза. Проверив повязку, она покрыла его голову капюшоном. Понимая бесполезность споров, он безропотно отдал себя в ее руки. Еще раз проверив, что он ничего не видит, она несколько раз повернула его на одном месте, а затем заставила опуститься на четвереньки.

Послышался легкий скрип камня, который повернула Клататол. Она втолкнула Кикаху в узкий проход, куда ему едва удалось протиснуться. Когда он поднялся на ноги, она взяла его за руку. Спотыкаясь и держась за стены, он поднялся по ста пятидесяти ступеням, прошел двести восемьдесят шагов по пологому склону, спустился вниз по лестнице, насчитав триста перекладин, а затем прошел еще сорок шагов по прямой. Клататол остановила его и сняла с него капюшон и повязку.

Кикаха заморгал. Он находился в круглом помещении около сорока футов в диаметре. По стенам змеились зеленые и черные полосы жадеита. Над головой виднелось вентиляционное отверстие в три фута шириной. Укрепленные на стенах факелы наполняли комнату мерцающим светом. Кикаха с удивлением рассматривал сундуки, кресла из жадеита и дерева, рулоны материи и мехов, бочонки с пряностями, бочки с водой, кое-какое санитарное оборудование и стол с блюдами, сухарями, мясом и неизменным вонючим сыром.

У стены на корточках сидели шесть тишкветмоаков. Их лоснившиеся черные челки прикрывали настороженные глаза. Некоторые курили небольшие сигары. Вооружение мужчин составляли кинжалы, мечи и небольшие топоры.

В креслах сидели трое светлокожих людей. Ближайший из них, с бледной сероватой кожей, большим носом и акульим ртом, не доставал Кикахе и до груди. Второй выглядел, как огромный мешок сала, и из кресла во все стороны свешивались застывшие водопады жира.

Но при виде женщины Кикаха раскрыл рот от изумления.

– Подарга! – вскричал он.

Женщина превосходила по красоте всех, кого он видел когда-либо в своей жизни. Тем не менее Кикаха встречал ее раньше – вернее, видел ее лицо. Но вот тело в ту пору было другим.

Окликнув ее еще раз, он заговорил на искаженном микенском наречии, которым пользовалась она и ее орлицы:

– Подарга! Я не знал, что Вольф вытащил тебя из тела гарпии и перенес твой мозг в такую прекрасную оболочку. Я восхищен…

Кикаха замолчал. Она смотрела на него так, словно совершенно не узнавала. Очевидно, она не хотела, чтобы остальные знали о ее прошлой жизни в птичьем теле. А он, обычно тактичный и сообразительный в подобных ситуациях, разболтался от избытка чувств, как мальчишка…

Но ведь Подарга узнала, что Вольф и есть тот Ядавин, который выкрал ее из Пелопоннеса три тысячи двести лет назад. Это он поместил ее мозг в тело гарпии, которое для забавы создал в биолаборатории. Заподозрив Вольфа в новых злых умыслах, она не позволила ему исправить содеянное. Лелея ненависть к нему, она осталась в крылатом теле с птичьими ногами и поклялась отомстить Вольфу во что бы то ни стало.

Неужели она передумала? Он заметил, что ее голос звучал по-другому – наверное, изменился при перемещении мозга из тела в тело.

– Что ты там бормочешь, лебляббий? – спросила она на языке властителей.

Кикаха почувствовал желание дать ей пощечину. Лебляббиями властители презрительно называли людей, которые населяли их вселенные и почитали своих владык как богов. Само же слово означало маленьких ласковых животных из той вселенной, в которой некогда обитала раса властителей. Эти зверьки ели лакомства с рук хозяев и могли съесть даже их экскременты. И еще они часто сходили с ума.

– Ладно, Подарга, можешь притворяться, что не понимаешь по-микенски, – сердито сказал он. – Но все-таки следи за языком. Что-то ты перестаешь мне нравиться.

На ее лице появилось удивленное выражение.

– Так ты жрец? – спросила она.

Вот же, черт, подумал Кикаха. Работая над телом, Вольф определенно постарался. В каждой черточке сквозило совершенство. Все та же белая безупречная кожа, какой он ее помнил; все те же длинные черные и блестящие волосы. Конечно, черты лица не были идеально правильными, но легкая асимметрия лишь усиливала красоту. И при других обстоятельствах Кикаха давно бы уже заболел от страсти.

Ее наряд состоял из шелкового на вид светло-зеленого халата и сандалий. По всей вероятности, она собиралась ложиться в постель, когда обстоятельства заставили ее спасаться бегством. Но почему Подарга связалась с этими властителями? В уме Кикахи тут же возник ответ. Конечно же, она находилась во дворце Вольфа, когда туда ворвались захватчики. Но что произошло потом?

– Где Вольф? – спросил он.

– О ком ты хочешь узнать, лебляббий? – удивленно отозвалась она.

– Ядавин иногда называл себя Вольфом, – пояснил Кикаха.

Она пожала плечами:

– Его здесь нет. А если он и находился в этом мире, то его, наверное, убили Черные Звонари.

Кикаха запутался еще больше.

– Черные Звонари?

Однажды Вольф рассказывал о них – очень кратко, потому что разговор прервало появление Хрисеиды. Позже, когда они с Вольфом отбили дворец у Ваннакса[6]6
  В первой книге «Многоярусного мира» Кикаха и Вольф захватили замок властителя Арвура, а Ваннакс, хотя и был властителем, играл в сюжете совершенно другую роль. Очевидно, Фармер перепутал имена.


[Закрыть], Кикаха хотел расспросить его о Черных Звонарях. Но так и не удосужился сделать это.

Один из тишкветмоаков заговорил с Клататол резким голосом. Кикаха понял смысл его слов – старый контрабандист перечислял вопросы, которые ему предстояло задать троим чужеземцам. Тишкветмоаки не понимали их языка.

На вопросы отвечала светлокожая женщина.

– Я Анана, сестра Ядавина. Этот тощий – Нимстовл, прозванный нами Висельником. Тот другой – Толстяк Юдубра.

И тогда Кикахе стало все ясно. Вольф рассказывал ему о своей сестре Анане Светлой. Это ее лицо он использовал в качестве модели, когда создавал в биолаборатории Подаргу. Он воспроизводил облик сестры по памяти, так как не видел ее к тому времени более тысячи лет. Значит, сейчас с момента их последней встречи прошло около четырех тысячелетий.

Вольф говорил, что Черные Звонари использовались когда-то как хранилища воспоминаний. Зная, что даже сложный человеческий мозг не может вместить в себя объем тысячелетнего опыта, властители экспериментировали с пересадкой воспоминаний. При необходимости записанные воспоминания можно было переносить из хранилища обратно в человеческий мозг или демонстрировать их другим лицам.

Раздался робкий стук. Круглая дверь в дальнем конце помещения повернулась вокруг оси, и вошел еще один мужчина. Он жестом подозвал воров, и они, собравшись в круг, о чем-то зашептались. Чуть позже Клататол отошла от них и заговорила с Кикахой.

– Награду за каждого из вас утроили, – прошептала она. – Кроме того, розоволицые пообещали покинуть Таланак, как только тебя поймают. Король фон Тарбет поклялся, что все здесь пойдет по-старому.

– Если бы ты решила сдать нас властям, то не стала бы мне этого говорить, – задумчиво ответил Кикаха.

Но, возможно, она просто притворялась нежной и влюбленной, стараясь усыпить его бдительность. Если они нападут на него, их будет восемь против одного. Он не знал, на что способны властители, поэтому не брал их в расчет. С двумя ножами в такой небольшой комнате… Впрочем, ладно, чему быть – того не миновать. Поживем – увидим.

– Фон Тарбет объявил, что, если тебя не приведут к нему в течение двадцати четырех часов, он убьет императора и его семью, а затем уничтожит всех жителей города. Он сказал это во время офицерского совета. Один раб подслушал их беседу, и теперь о ней знает весь город.

– Если фон Тарбет говорил на германском языке, как его мог понять тишкветмоак? – сердито спросил Кикаха.

– Фон Тарбет говорил с фон Свиндеберном и другими офицерами на языке властителей, – ответила она. – Тот раб прислуживает в храме и знает священный язык.

На тайну вторжения могли пролить свет только Черные Звонари. Кикаха довольно долго жил при дворе короля и встречался с тевтонскими рыцарями каждый день. Во время церемоний и богослужений они едва понимали слова жрецов и уж тем более не знали священный язык настолько, чтобы говорить на нем. А значит, в их облике и под их именами действовали другие существа…

Клататол оборвала его размышления.

– Розоволицые нашли тайник за стеной моей спальни, – сказала она, – а значит, они скоро обнаружат и тайный ход. Мы больше не можем оставаться здесь.

Двое мужчин вышли из комнаты и тут же вернулись с раздвижной лестницей. Когда ее вытянули во всю длину, конец лестницы вошел в вентиляционное отверстие. Кикаха немного успокоился, но полностью его подозрения не рассеялись.

– Теперь вы могли бы смело сдать нас фон Тарбету. Никто не посчитал бы вас предателями. Наоборот, как истинные патриоты, вы…

Двое мужчин скрылись в вентиляционном отверстии. Остальные велели, чтобы теперь Кикаха и трое чужаков поднялись по лестнице.

– Мы слышали, что император одержим демоном, – ответила наконец Клататол. – Его душа отлетела в холод мимо луны, а его тело занял демон. Он еще не освоился в теле миклосимла и иногда действует очень неловко. Жрецы тайно разнесли эту весть по всему городу. Они призывают нас бороться с этим величайшим злом. И мы не выдадим тебя, Кикаха, любимец властителя Оллимамла, как не выдадим и других.

– Он одержим? – переспросил Кикаха. – Откуда вы это знаете?

Клататол не отвечала, пока они не поднялись по вертикальной шахте до горизонтального туннеля. Один из контрабандистов зажег потайной фонарь, лестницу втащили наверх, сложили и понесли с собой.

– Император вдруг начал говорить только на священном языке, – продолжила Клататол. – И жрецы заметили, что он не понимает других тишкветмоаков. Фон Тарбет и фон Свиндеберн тоже пользуются только вишпавамлом, поэтому они заставляют жрецов переводить их приказы.

Кикаха не понимал, зачем демону понадобилось овладевать императором Квотшамлом. К тому же, по идее, литургический язык должен был опалить уста и уши демонов, если бы они попытались говорить на нем. Но Кикаха не хотел указывать на отсутствие логики в тех рассуждениях, которые благоприятствовали ему.

Отряд торопливо передвигался по туннелю – толстый Юдубра громко пыхтел и жаловался. Он с трудом протиснулся в шахту; к тому же порвал одежду и исцарапался.

Кикаха спросил Клататол, насколько хорошо охраняется храм Оллимамла. Он все еще надеялся, что малые тайные врата не обнаружены. Но она ничего не знала об охране храма. Кикаха спросил, как они собираются выбраться из города. Клататол ответила, что этого ему лучше не знать, ибо тогда, попав в плен, он никого не выдаст. Кикаха не стал с ней спорить. Не имея понятия, как они покинут город, он уже представлял, что случится дальше. Во время своего прошлого визита в Таланак он выяснил, как она и ее друзья провозили контрабанду мимо таможни. Клататол пока ничего не знала об этом.

Впереди в дрожавшем свете фонаря мелькали ноги, руки и шея Ананы. Кикаха коснулся ее руки и сказал:

– Женщина Клататол говорит, что император и по крайней мере два предводителя завоевателей одержимы демонами. По ее словам, они внезапно перестали понимать родную речь и начали говорить только на языке властителей.

– Черные Звонари, – ответила Анана после небольшой паузы.

Внезапно по туннелю прокатились крики. Отряд остановился; фонарь тут же погасили. С обоих концов туннеля приближались пятна света; голоса падали из каменных пастей верхних шахт и вскипали в зевах нижних проходов.

Кикаха обратился к властителям:

– Если у вас есть оружие, лучше снимите его с предохранителей.

Никто ему не ответил. Отряд сомкнулся в плотную цепь. Все держали друг друга за руки. Седой контрабандист повел их по проходу, который пересекал предыдущий туннель. Около пятидесяти ярдов пришлось идти гусиным шагом. Голоса преследователей становились все громче и ближе. А потом послышался шум воды. Фонарь зажгли снова. Через несколько секунд беглецы оказались в небольшом помещении. Единственным выходом была дыра в полу у противоположной стены. Из отверстия около четырех футов в диаметре вырывались брызги воды и неясный глухой рев. От ужасной вони заслезились глаза.

– Шахта идет под крутым углом, а туннель для сточных вод, с которым она соединяется, находится пятьюдесятью футами ниже, – объяснила Клататол. – По этой шахте можно скользить. Но мы пользуемся ею только в самых критических случаях. Если вы не будете притормаживать и сорветесь, вас затянет в туннель, который полон нечистот. Он почти вертикально уходит в реку и кончается глубоко под водой. Если вам удастся остаться в живых и выплыть на поверхность, вас выловят патрули, которые объезжают этот участок реки на лодках.

Клататол объяснила технику спуска. Люди уселись на скользкий мокрый желоб и начали спускаться по шахте, тормозя руками и ногами. Преодолев две трети пути – во всяком случае, им так показалось, – беглецы пролезли в забитое грязью отверстие и оказались в шахте, о которой знали только опытные контрабандисты. Ее создавали несколько поколений преступников, и она вела вверх, к туннелям богатых кварталов, выше уровня, с которого они только что бежали.

Клататол сказала, что этот сложный маршрут приведет их в помещение, где они войдут в другую, более широкую сточную трубу. Тридцать лет назад крупная банда преступников с большими усилиями и даже жертвами замуровала ее вход, и благодаря их усилиям она теперь оставалась сухой. Поток нечистот отвели в два боковых сточных туннеля. Сухая труба уходила вниз, глубоко под воду. Но у самого конца ее пересекала горизонтальная шахта, которая вела к отверстию, достаточно удаленному от стоков и патрульных лодок. На другом берегу реки находилась пристань, где стояли торговые корабли. Чтобы добраться до них, надо было проплыть милю или около того.

Поднявшись по внутренним переходам на три улицы вверх, отряд добрался до горизонтальной шахты, которая открывала путь к спасению и вела к сухому стоку.

Кикаха так никогда и не узнал, что там произошло на самом деле. Вряд ли тевтоны могли разгадать их хитроумный замысел. Скорее всего, они направили несколько поисковых групп на различные уровни, и одна из них случайно оказалась в нужном месте. К сожалению, охотники увидели свою добычу первыми.

Внезапно вспыхнули факелы, послышались крики, вопли, и что-то с глухим звуком начало вонзаться в тела. Несколько тишкветмоаков повалились навзничь, а потом перед Кикахой упала Клататол. Он увидел застывшее лицо, голубовато-черное в тусклом свете фонаря, который стоял на полу туннеля. Челюсть отвисла, взгляд устремился в вечность. В дюйме выше правого уха торчала короткая арбалетная стрела. Кровь струилась по голубовато-черным волосам, заливая ухо и шею.

Кикаха медленно переполз через тело. Мышцы онемели от потрясения, вызванного внезапным нападением, и в ожидании своей роковой стрелы. Он стремительно побежал по туннелю и метнулся в проход, который показался ему пустым. Позади него в темноте послышалось тяжелое дыхание. Потом кто-то жалобно выругался, и Кикаха узнал голос Ананы. Он поинтересовался судьбой двух других властителей, но она не знала, что с ними произошло.

Они ползли и шли утиным шагом, пока их ноги и спины не заныли от боли, пробиравшей до мозга костей. Без всякой системы, полагаясь только на интуицию, они сворачивали в боковые проходы и дважды поднимались по вертикальным шахтам. Наступил момент, когда беглецы оказались в полной темноте и безмолвии. Они слышали лишь бешеный стук своих сердец. Им снова удалось оторваться от погони.

Отдохнув, они направились дальше вверх. Поскольку им предстояло выйти на поверхность, Кикаха решил дождаться наступления ночи. Путь предстоял тяжелый. Но, несмотря на огромную усталость, сон не шел, и они продолжали бодрствовать. Их тревога, спрыгнув с трамплина подсознания, достигла той точки, когда глаза уже больше не закрывались. Ноги подергивались, руки дрожали; и даже примирившись с этим, они не могли ни забыться во сне, ни проснуться полностью. Время от времени один из них постанывал от злобных кошмаров.

Ночь заглянула в отверстие шахты, выходившей на поверхность горы. Они выползли из нее и начали пробираться по каменным выступам. Внизу виднелись патрули. На верхней улице послышались стук копыт и голоса солдат. Когда конные ратники исчезли в темноте, беглецы перелезли через ограждение и взобрались по склону к следующей улице.

Нижние кварталы города искрились точками нескольких сотен факелов. Солдаты и полиция проверяли дома. Они все дальше продвигались наверх; кольцо блокады сжималось, и зона поиска становилась все меньше и меньше. Поисковые отряды были повсюду.

– Если тебя полагалось взять живым, то почему же они открыли стрельбу в туннеле? – спросила Анана. – В такой темноте они могли попасть в любого.

– Мы появились так неожиданно, что солдаты просто испугались, – ответил Кикаха.

Он устал. Его томили голод и жажда. В груди вскипала ненависть к убийцам Клататол. Печаль придет позже – печаль, но не чувство вины. Он никогда не винил себя, если существовала хоть какая-нибудь причина для оправдания. Конечно, Кикаха имел некоторые невротические слабости и истерические достоинства – этого не избежал еще ни один человек, – но чувство необоснованной вины среди них не числилось. В любом случае он не нес ответственности за ее гибель. Она вошла в дело по собственной воле и знала, на что идет.

Тем не менее в любом событии можно найти и светлую сторону, даже в смерти Клататол – на ее месте мог оказаться он.

По лабиринту шахт Кикаха спустился за едой и питьем. Анана отказалась ждать его на поверхности склона. Она испугалась, что он не найдет дорогу назад, и решила сопровождать его в этой опасной вылазке. Туннель вывел их к отверстию в потолке какого-то дома. Хозяева похрапывали в своих постелях. Комнату наполнял густой аромат вина и кислого пива. Чуть позже Кикаха снова вернулся в шахту, прихватив несколько веревок, хлеб, фрукты, говядину, сыр и две бутылки с водой.

А потом они снова ждали, когда ночь, обежав монолит, захватит город. И они вновь карабкались по склону горы или перебирались во внутренние шахты, когда неподалеку появлялось слишком много солдат. Как-то раз Анана спросила его, почему они выбрали это направление, и Кикаха ответил, что других вариантов попросту нет. Нижние районы города, снаружи и внутри, напоминали пчелиный улей.