Текст книги "Миры Филипа Фармера. Том 02. Личный космос. За стенами Терры"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12

Они подлетели к горам на грани ночи, когда солнце уже ушло за монолит. Покружив минут пятнадцать над скалами, Кикаха остановил свой выбор на небольшой пещере с отверстием около двадцати футов в диаметре. Она располагалась на высоте двух тысяч футов, почти у самой вершины отвесной скалы. Включив заднюю скорость, Кикаха ввел самолет в пещеру, заглушил двигатель и, устроившись в проходе между креслами, провалился в зыбкие топи сна.

Но даже при такой усталости и в таком безопасном месте Кикаха спал вполглаза; он как бы парил у самой поверхности подсознания. Тревожные сны тянули к нему свои корявые пальцы, заставляя просыпаться и вскакивать не меньше дюжины раз. Несмотря на это, Кикаха проспал гораздо дольше, чем предполагал, и к тому времени, когда он проснулся, солнце успело одолеть уже целую четверть неба.

Он позавтракал куском бизоньего мяса и горстью круглых печений, которые нашел в небольшом отсеке под одним из кресел. Не обнаружив никакой другой еды, Кикаха решил, что Звонари разместили временный аэродром недалеко от места бизоньей бойни. Или, наоборот, самолет пробыл в полете так долго, что весь рацион экипажа подошел к концу. В принципе он мог бы придумать и другие объяснения.

Если и есть что-то общее в обоих мирах, так это неопределенность.

Приоткрыв полусонные глаза, Анана лениво наблюдала, как ее спутник, покончив с едой, выполнял серию энергичных упражнений и разминал затекшие мышцы. Завершив зарядку, Кикаха сполоснул руки и лицо водой. Прошлым вечером он выкупался в ручье, и теперь его вид мог претендовать на вполне приличную оценку. О бритье ему тревожиться не приходилось, поскольку, покидая деревню хроваков, он использовал средство, замедлявшее рост бороды на несколько месяцев. Это средство ему подарил Вольф, причем действие мази можно было нейтрализовать в любое время с помощью другой пасты, которую Кикаха оставил дома, в деревне хроваков.

Даже при пробуждении Анана выглядела так, будто собралась куда-то в гости. Однако она пожаловалась на плохой запах изо рта и посетовала, что вынуждена справлять нужду при свидетеле.

Кикаха пожал плечами и сказал, что старой женщине, прожившей десять тысяч лет, следует быть выше человеческих слабостей. Анана не стала сердиться и лишь скромно спросила:

– Мы полетим сейчас? Или сегодня можно отдохнуть?

Кикаху удивила ее уступчивость. Анана отдавала ему право выбора, и, честно говоря, он не ожидал такого от властительницы. Уже который раз Анана демонстрировала реальный взгляд на жизнь и исключительную гибкость натуры. Она понимала, что это его мир, и полагалась на решения Кикахи. Кроме того, она, очевидно, оценила его ловкость и умение выходить из любых критических ситуаций. Однако Анана скрывала свои настоящие чувства. Скорее всего, она останется с ним до определенного времени, а потом бросит его, когда он станет для нее обузой. В каком-то смысле Кикаха и сам одобрял подобные отношения. По крайней мере пока они довольно мило уживались друг с другом. Впрочем, не очень-то мило – Анана ясно дала ему понять, что никогда не согласится вступить с ним в близкие отношения.

– Я тоже не прочь отдохнуть, – сказал Кикаха. – Но среди хроваков мы будем в большей безопасности. Я даже знаю пещеру неподалеку от деревни, где мы спрячем самолет. А потом, отдохнув и набравшись сил, мы поговорим с моим народом, и я натравлю их на Звонарей, если только они захотят хорошей битвы. А они захотят. Они любят сражаться.

Анана заметила мигавший огонек на приборной панели.

– С нами пытается связаться другой самолет. Но запрос может идти и из штаба во дворце Ядавина. Мне кажется, они встревожились, не получив своевременного отчета.

– Я бы с удовольствием подурачил их, но с моим знанием языка властителей мне вряд ли удастся ввести их в заблуждение, – сказал Кикаха. – Конечно, могла бы попытаться и ты, но я думаю, они сразу узнают голос женщины. Пусть эта штука мигает. Пока меня тревожит другое… Скажи, а Звонари могут каким-то образом отследить местоположение нашего самолета?

– Да, могут, но лишь в том случае, если мы на несколько минут выйдем с ними на связь, – ответила она. – Или если самолет окажется у них на виду. Это мои машины, и я оснастила их некоторыми защитными устройствами – жаль, что только некоторыми.

– Не забывай, что они собрали у себя аппаратуру из четырех дворцов, – напомнил Кикаха. – Помимо твоей техники у них есть приборы Вольфа, Нимстовла и Юдубры. И они могли установить их на самолетах.

– Тогда почему же они не установили их на этом самолете? – возразила Анана.

Она зевнула и прикрыла глаза, собираясь вздремнуть. Кикаха возмутился: она проспала уже двенадцать часов и могла бы в конце концов оторвать от кресла свою прекрасную задницу. И вообще, если она хочет остаться живой, ей лучше включиться в работу не мешкая. Добавив несколько грубых фраз, он немного успокоился и посоветовал ей сделать соответствующие выводы.

Анана согласилась, что он прав. Это удивило Кикаху и даже немного насторожило. Анана села в кресло пилота, включила источник статического поля и сказала, что ждет дальнейших указаний.

Скользнув параллельно склону горы, самолет направился к краю уровня. Анана старалась держать машину в нескольких футах над острыми выступами скал. Через два часа они подлетели к грани монолита, на котором находился ярус Америндии. Каменная стена почти вертикально уходила вниз более чем на сотню тысяч футов. У ее основания располагался уровень Океана, хотя никакого океана там не было. Монолит у основания мира опоясывало море, ширина которого нигде не превышала трех сотен миль.

На другой стороне Океана виднелась полоска суши, окружавшая нижний ярус планеты. Ее ширина составляла около пятидесяти миль, но с высоты края монолита она выглядела тоненькой, как нить. Там, на пляже и холмах, густо поросших деревьями, жили люди, человекообразные существа и сказочные животные. Многие из них появились на свет в биолабораториях Ядавина. Это он наделил их долголетием и неувядавшей юностью. Это по его прихоти ожили русалки и водяные, сатиры с копытами и козьими рогами, рогатые фавны с поросшими шерстью ногами, небольшие кентавры и другие существа, которым Ядавин придал сходство с героями греческой мифологии. Полоска суши являлась своего рода раем, садом Эдема с небольшой добавкой неземных штрихов, заимствованных из других вселенных.

На другой стороне Сада находилась грань мира – по сути дела, настоящий конец света. Кикаха несколько раз посещал эти места, устраивая себе так называемый «отпуск», а однажды за ним там гнались ужасные гворлы, которые пытались убить его и завладеть рогом Шамбаримена. Как-то раз он заглянул за грань, и это зрелище вызвало у него трепет и страх. Зеленая бездна внизу, под планетой, казалась бездонным небом, и, сорвись он тогда со скалы, его падение длилось бы вечно.

Поведав все это Анане, Кикаха добавил:

– Мы могли бы укрыться внизу на долгое время. Там прекрасное место – без войн и кровопролитий, если, конечно, не считать одного-двух разбитых носов. Это мир чувственного наслаждения без всяких интеллектуальных прикрас и измышлений. К сожалению, через несколько недель он нагоняет такую тоску, что поневоле становишься алкоголиком или наркоманом. Но хуже всего то, что однажды туда спустятся Звонари. И к тому времени их сила значительно окрепнет.

– Можешь в этом не сомневаться, – кивнув, согласилась Анана. – Они начнут создавать новых Звонарей. Я полагаю, в одном из дворцов они найдут все необходимые материалы. В моем их нет, но…

– У Вольфа есть, – подхватил Кикаха. – Однако, чтобы вырастить и воспитать молодежь, достойную их общества, Звонарям понадобится как минимум десять лет, не так ли? И до этого времени их по-прежнему пятьдесят – вернее, сорок четыре.

– Сорок четыре или четыре, они не остановятся, пока не поймают и не убьют тебя и нас троих. Я сомневаюсь, что Звонари отважатся на захват других вселенных, пока не расправятся с нами. Загнав нас в этот мир, они будут продолжать охоту до тех пор, пока не уничтожат каждого.

– Или пока мы не расправимся с ними, – добавил Кикаха.

Анана улыбнулась:

– Вот этим ты мне и нравишься. Жаль, что ты не властитель. Мы бы…

Он попросил ее не уточнять детали и посоветовал вести машину вдоль края монолита. Спускаясь, они заметили, что отвесная скала оказалась не такой уж и гладкой. Во многих местах ее покрывали трещины, наросты и довольно плоские выступы. Тут имелись карнизы и выбоины, которые служили тропами для многочисленных тварей, знакомых и не знакомых Анане и Кикахе. В некоторых местах скала треснула, и образовались огромные разломы. Со временем они расширились и превратились в сравнительно большие долины, где не только струились ручьи и сверкали каскады водопадов, но даже текла река в полмили шириной. Она с ревом вырывалась из большой пещеры в конце громадного разлома и, низвергаясь с гигантского обрыва, устремлялась в море, которое находилось на семьдесят пять тысяч футов ниже.

Кикаха объяснил, что основные зоны обитания этой планеты располагаются на горизонтальных вершинах пяти монолитов. Их общая площадь приблизительно равняется той части Земли, которую покрывают моря и океаны, и она значительно превосходит поверхность земной суши. Сюда же следует прибавить обитаемые области на вертикальных монолитах, а они не уступают по площади африканскому континенту. Кроме того, здесь имеются обширные подземные территории – огромные пещеры, которые пронизывают бесконечными лабиринтами всю пирамиду многоярусного мира. В них обитают различные племена и животные, приспособившиеся к подземной жизни.

– Если все это учесть, а затем прибавить тот факт, что здесь нет засушливых пустынь и районов, покрытых льдом и снегом, мы получим площадь, которая в четыре раза превышает зону обитания моей родной Земли.

Анана заявила, что во время своих визитов она старалась не задерживаться на Земле и поэтому не помнит ее точных габаритов. Но кто-то ей говорил, что планета ее собственной вселенной примерно тех же размеров.

– Поверь мне на слово, это чертовски большое место, – сказал Кикаха. – Я здесь уже двадцать три года, и вся моя жизнь представляет собой одно большое путешествие. Тем не менее я видел лишь маленькую часть. И у меня просто дух захватывает от того, сколько еще предстоит увидеть и узнать, если, конечно, я останусь жив.

Машина быстро снижалась и теперь парила в десяти футах над зеленоватыми волнами Океана. Прибой взбивал белую пену у рифов и с ревом таранил монолит. Решив, что здесь недостаточно глубоко, Кикаха попросил Анану пролететь еще две мили над морем. Там они и сбросили четыре ранца, в которых находились матрицы Звонарей. Чистая вода позволяла видеть довольно глубоко, а солнце светило как раз под нужным углом. Ранцы все дальше и дальше уходили вглубь, пока их не поглотила зеленая мгла. Они проносились сквозь косяки рыб, которые мерцали всеми оттенками радуги; они проплывали мимо бробдингнаговских осьминогов, расцвеченных пурпурными и белыми полосами. Щупальца спрутов на миг касались металла, но тяжелые контейнеры неуклонно и быстро погружались на дно.

Кикаха считал, что топить ранцы было вовсе не обязательно. Матрицы пусты, а Звонари, некогда обитавшие там, погибли в телах своих носителей. Но Анана сказала, что не успокоится, пока до них может добраться какое-нибудь разумное существо.

– Шесть долой. Осталось сорок четыре, – подытожил Кикаха. – Теперь мы полетим в деревню хроваков, к племени «медвежьего народа». Моего народа.

Облетая монолит, самолет преодолел семьсот миль пологой дуги основания. Взяв управление на себя, Кикаха повел их «половинку» вверх и уже через десять минут воспарил на двенадцать миль выше отвесного края Америндии. После часа осторожных маневров над горными хребтами и получасовой разведки они подлетели к небольшому холму, на вершине которого располагалась деревня хроваков.

И тут Кикаха почувствовал себя так, словно ему в сердце вонзилось копье. Высокие заостренные бревна, некогда ограждавшие деревню, исчезли. Тут и там из-под пепла торчали почерневшие пеньки.

Огромный вигвам для совета старейшин, жилища холостяков, медвежьи загоны, конюшни, зернохранилище, коптильни и бревенчатые дома семейных жителей – все это исчезло или было погребено под серыми холмиками пепла.

Несмотря на дождь, прошедший ночью, кое-где все еще поднимались слабые струйки дыма.

На склоне холма виднелось несколько дюжин обугленных трупов – женщин, детей, медведей и собак. Они спасались бегством, когда их настиг луч.

Кикаха не сомневался, что это сделали Черные Звонари. Но как они узнали о его связях с хроваками?

Мысли корчились и ползли, как раненые звери. Наконец он вспомнил, что когда-то давно рассказал о хроваках двум тишкветмоакским жрецам. Однако они не знали даже примерного расположения деревни. А хровакские мужчины, направляясь к Большому торговому пути, всегда удалялись от нее на двести миль и дальше, тем самым сбивая со следа хитрых тишкветмоакских караванщиков. И хотя индейцы любили поговорить и похвастаться, они никогда не раскрывали местонахождения своей деревни.

Однако у «медвежьего народа» имелось множество врагов. Возможно, они и рассказали Звонарям о хроваках. И еще существовали фильмы о деревне и Кикахе, отснятые Вольфом. Он хранил их где-то во дворце. В начальных кадрах появлялась карта, на которой указывалось расположение деревни. Так вот откуда Звонари узнали о ее существовании…

Но зачем они сожгли деревню дотла? Что они этим хотели сказать?

Кикаха откашлялся и задал Анане несколько вопросов. Она отвечала с таким сочувствием, что в другое время Кикаху приятно удивила бы ее реакция на печаль простого человека.

– Звонари делали это не из мести, – сказала она. – У них нет эмоций, и их разум чужд нашему образу мышления. Как я уже говорила, их создали и воспитали люди…

Даже сквозь пелену оцепенения Кикаха подметил, что она назвала властителей людьми.

– …несмотря на это, Звонари по своей сути являются механической жизнью. Вне всякого сомнения, у них есть самосознание, которое ставит их выше других машин. Но они рождены из металла и в металле. Впитав в себя жестокость людей, они сохранили холодную и механическую безжалостность. Тем не менее они используют насилие только тогда, когда хотят с его помощью добиться какой-нибудь цели. Захватив мозг мужчины или женщины, они могут чувствовать страсть, сексуальное желание или голод, когда голодает тело их носителя. Но Звонари не могут неоправданно мстить, как люди. Они не стали бы уничтожать племя только потому, что здесь тебя любили и уважали. Я думаю, у Звонарей имелась веская, по их мнению, причина, чтобы сделать это.

– Наверное, они хотели убедиться, что я не прячусь в деревне, – сказал Кикаха. – А ведь Звонари не так и умны – иначе они бы просто дождались, когда я приду сюда.

Самолет стоял в укромном месте на склоне горы, откуда они могли наблюдать за ближайшими окрестностями. Однако, перед тем как приблизиться к сожженной деревне, Кикаха решил еще раз разведать местность. Если Звонари решили их выследить, они наверняка побеспокоились о хорошем укрытии. Бортовой определитель инфракрасного излучения не показал ничего, кроме нескольких зверьков и птиц. Но Звонари могли скрываться за какой-нибудь большой скалой. Хотя как бы они тогда вели наблюдение?

Возможно, машина Звонарей, уничтожив деревню, какое-то время рыскала вокруг. Не найдя Кикаху, они улетели куда-то еще, а великое племя навеки осталось под золой и пеплом.

– Я сажусь за штурвал, – тихо сказала Анана. – А ты говори, как найти Подаргу.

Кикаха был слишком удручен, чтобы прореагировать на ее необычную заботливость. Он решил поблагодарить свою спутницу позже.

По его указанию Анана снова подлетела к краю уровня и спустилась на пятьдесят тысяч футов. Снизив скорость до ста пятидесяти миль в час, она вела самолет на запад до тех пор, пока Кикаха не велел ей остановиться.

В задней части рассеченной кабины во время полета был слышен только вой ветра. Но когда машина зависла под огромным выступом блестящей черной скалы, Кикаха заговорил:

– Я мог бы похоронить их тела, но это потребовало бы слишком много времени. А Звонари обязательно вернутся туда.

– Ты все еще думаешь о них? – недоуменно спросила Анана. – Я хотела сказать, неужели тебя тревожит, что их тела сожрут любители мертвечины? Хватит! Выбрось их из головы! Они мертвы, и ты ничем им уже не поможешь!

– Ты ничего не понимаешь! – воскликнул Кикаха. – Называя их своим народом, я это и имел в виду. Я любил их, и они любили меня. Когда мы встретились впервые, они показались мне странными и непонятными людьми. Я, молодой среднезападный американец, внезапно вывалился в их вселенную из середины двадцатого века. А они были потомками индейцев, которые появились в этом мире двадцать тысяч лет назад. Даже теперь белые американцы считают индейцев непредсказуемыми и непостижимыми. Но у меня гибкая, ко всему привыкающая натура. Я усвоил их образ жизни и полюбил привычки хроваков. Мне нравилась простота их отношений, а они почти боготворили меня. Я стал Кикахой, Ловкачом, переменчивым, как ветер, увертливым и неуловимым. А они считали меня своим Кикахой – грозой и карой для всех врагов «медвежьего народа».

Со временем эта деревня превратилась в мой дом, и хроваки всегда оставались моими лучшими друзьями. И еще меня там ждали две прекрасные и милые жены. Детей мы так и не нажили, хотя Авивиша[10]10
  В первой книге «Многоярусного мира» у Кикахи тоже были две жены, но их звали Гиушовей и Ангванат.


[Закрыть] думала, что беременна. Да, я вел светскую жизнь и на других двух уровнях планеты. Мой герой, барон-разбойник Хорст фон Хорстманн, вошел в историю этого мира. Но слава о нем поблекла, и я давно покинул Дракландию.

Потому что, черт возьми, я считал своим народом хроваков! Потому что я любил их, а они любили меня!

Кикаха громко зарыдал. Из груди, сжимая горло, рвался крик истерзанной души. Но и выплакав слезы, он чувствовал в сердце ноющую рану. Боль стала настолько сильной, что Кикаха боялся даже шевельнуться. Наконец Анана неловко поднялась с кресла и положила ладонь на его руку.

– Все верно, – сказал Кикаха. – Мне уже лучше. Сажай самолет на тот выступ. Пещера Подарги находится в десяти милях к западу. Вход в нее охраняют зеленые орлицы. Подходить туда опасно в любое время, и особенно ночью. Два-три года назад мне довелось побывать в гостях у кровожадной гарпии. И тогда нам с Вольфом удалось уговорить ее выпустить нас из пещеры. – Он усмехнулся. – А за это мне пришлось заплатить ей ночью любви. От других пленников требовалось то же самое, но у многих ничего не получалось – возможно, от испуга или отвращения. И когда такое случалось, она разрывала их на куски, как бумагу, а затем терзала тела своими огромными и острыми когтями. Поэтому, Анана, я в каком-то смысле уже любил тебя. Вернее, женщину или женское существо с твоим лицом.

– Я смотрю, ты действительно почувствовал себя лучше, раз уж заговорил о таких вещах, – холодно сказала она.

– Не обижайся. Я просто пытаюсь шутить и болтать о том, что не напоминает мне о смерти, – ответил он. – Надеюсь, ты простишь меня за это?

Анана кивнула, но ничего не сказала в ответ. Кикаха тоже молчал. Они поели холодного мяса и сухарей, посчитав опасным разводить огонь. Свет костра мог привлечь внимание Звонарей и зеленых орлиц. А вокруг по скалам бродили страшные и коварные твари.

Глава 13

Ночь прошла без происшествий, хотя время от времени их будили далекие крики, дикий смех, рычание, рев и свист.

Позавтракав, они осторожно полетели вдоль склона скалы. Наконец Кикаха заметил орлицу, которая приближалась со стороны моря. Он направил к ней самолет, надеясь, что она не будет их атаковать или спасаться бегством. Как видно, ее любопытство победило остальные эмоции. Самолет неподвижно завис в воздухе, и птица медленно закружила вокруг него.

Внезапно она бросилась прочь с криком:

– Кикаха-а-а!

Он думал, что она помчится к пещере. Но вместо этого орлица повела себя довольно странно – что, впрочем, свойственно всем женщинам, как сказал он Анане. Птица снова поднялась вверх. Кикаха жестом показал ей, что собирается спуститься на широкий выступ, где они могли бы поговорить.

Наверное, орлица решила, что там она сможет напасть на Кикаху, и опустилась рядом с самолетом, с громким шелестом сложив огромные крылья. Голова птицы с желтым крючковатым клювом и яростными горящими глазами грозно возвышалась над кабиной. Открыв обтекатель, Кикаха поднял лучемет. Но, заглянув за его плечо, орлица отпрянула назад с пронзительным криком:

– Подарга?!

Почтение к царице птиц не позволило ей расспрашивать, чье лицо она увидела.

Орлица относилась к Кикахе, как и все ее подруги. Но она помнила, что однажды тот гостил в их пещере вместе с Вольфом, а затем штурмовал дворец на вершине монолита – высшей точке планеты.

– Я Тивеста, – сказала она голосом огромного попугая. – Что ты здесь делаешь, Ловкач? Разве ты не знаешь, что Подарга приговорила тебя к смерти? Если мы поймаем тебя живым, ты познаешь перед смертью жестокие пытки.

– Тогда почему же ты не пытаешься меня убить? – спросил он.

– Потому что таков приказ моей повелительницы. Подарга узнала от Девиваниры, что ты освободил ее и Антиопу из тишкветмоакского плена. Она узнала, что в Таланаке творится что-то очень серьезное, но детали ей пока неизвестны. Подарга решила разобраться в истинном положении дел и временно отменила приговор – но ее решение не относится к Ядавину-Вольфу. У нас есть приказ препроводить тебя к ней, если ты будешь умолять об аудиенции. Хотя, честно говоря, Кикаха, я предупреждаю тебя – попав в пещеру, ты можешь остаться там навеки.

– Я не собираюсь молить об аудиенции, – ответил Кикаха. – И если я появлюсь в пещере, то только в этой машине и при оружии. Осмелишься ли ты передать мои слова Подарге? Если да, то скажи ей, что я буду ей верным помощником, если она захочет отомстить тишкветмоакам за смерть и пленение многих ее подруг. И еще передай, что в наш мир прокралось огромное зло. Пока оно не угрожает ей лично. Но ее рабство не за горами. И это зло уже тянет к ней и орлицам свои холодные пальцы, оно уже рядом с вашими гнездами. Я могу рассказать ей об этом – если только увижу ее.

Тивеста пообещала передать его слова царице и улетела.

Прошло несколько часов. Кикаха начал нервничать. Он сказал Анане, что безумие Подарги часто заставляет ее действовать вопреки ее же интересам. И вскоре они могут увидеть стаю гигантских орлиц, которые ринутся на них с зеленого неба, чтобы раз и навсегда исполнить месть своей царицы.

К счастью, прилетела лишь одна из них, Тивеста, и сказала, что он может появиться в пещере на своей машине и взять с собой человеческую женщину. Кроме того, ему позволено брать любое оружие, которое он только захочет, – но пусть Кикаха берет его побольше, если собирается обманывать их мудрую Подаргу. Кикаха перевел Анане слова орлицы, поскольку они говорили на испорченном микенском наречии Древней Греции – великом языке Одиссея, Агамемнона и Елены Троянской.

Анану возмутила роль, которую ей отводили в этой игре. На ее лице появилась усмешка.

– Человеческая женщина! Неужели эта вонючая птица не узнала во мне властительницу?

– Наверное, нет, – ответил он. – В конце концов, ты выглядишь как обычная женщина. Вы из той же породы, что и люди, и, несмотря на твое происхождение, культуру и воспитание, я тоже считаю тебя человеком. Ты хочешь сказать, что я не прав? Возможно. Но у Вольфа есть по этому поводу несколько интересных теорий.

Анана проворчала в ответ какое-то ругательство на языке властителей. Кикаха тронул самолет с места и последовал за Тивестой к отверстию пещеры, в которой Подарга уже пятьсот лет содержала свой двор.

Гарпия выбрала прекрасное место. Скала в несколько тысяч футов плавно нависала над входом и имела гладкую, как зеркало, поверхность. Снаружи вдоль пещеры шел широкий выступ. Однако к отверстию можно было подобраться только с одной стороны. Все входы к пещере охраняли сорок орлиц. Ниже выступа скала под углом уходила в монолит. Поэтому ни одно существо не могло проникнуть в пещеру сверху или снизу. Отряд отважных воинов мог бы спуститься сюда по веревкам, но, если бы на них напали, им пришлось бы туго.

Входом служило круглое отверстие около десяти футов в диаметре. За ним начинался длинный извилистый коридор, чьи каменные стены пять веков полировали перья гигантских птиц.

Со скрипом и визгом, царапая стены, их самолет пролетел по туннелю около пятидесяти ярдов и наконец оказался в обширной пещере. Ее освещали факелы и огромные, похожие на перья растения, которые сияли белым светом. Они тысячами свисали с потолка и торчали из стен; их корни уходили в скалы.

Долетавший откуда-то сквознячок овевал пылающие щеки Кикахи.

Пещера оставалась такой, какой он ее запомнил, – за исключением запаха. По всей видимости, Подарга произвела генеральную уборку помещений. Гниющий мусор на полу убрали, а сотни сундуков с сокровищами и шкатулки с драгоценными камнями установили вдоль стен и вынесли в другие помещения.

Выстроившись в два ряда, орлицы образовали для самолета проход. Гладкая гранитная пятидесятиярдовая дорожка заканчивалась у каменной платформы. Десятифутовое возвышение представляло собой ряд ступеней из кварцевых блоков. Прежний, вырезанный в скале трон исчез. Вместо него в центре платформы стояло огромное золотое кресло, украшенное алмазами и рубинами. Древние мастера отлили его в форме феникса, распростершего крылья. Кресло некогда принадлежало радаманту Атлантиды, правителю четвертого уровня этой планеты. Подарга захватила трон во время набега на его столицу. С тех пор минуло четыреста лет; радамант погиб, атлантов почти не осталось, а огромный город превратился в руины и прах. Вольф хотел заселить эту страну заново, но что-то нарушило его планы. Он исчез, и появились Черные Звонари.

Подарга сидела на краешке трона. Три тысячи двести лет назад властитель Ядавин, потехи ради, создал ужасное тело гарпии и наделил его мозгом несчастной женщины. Птичьи ноги были толще и массивнее, чем у страуса, – им приходилось поддерживать вес человеческого торса. Нижняя часть тела ничем не отличалась от птичьей: ее покрывали зеленые перья и венчал длинный хвост. Выше пояса начинался торс женщины, с прекрасной белой грудью, длинной шеей и изумительно красивым лицом. Черные волосы ниспадали на грудь и плечи. В больших глазах пылал огонь безумия и ненависти. Вместо рук у нее были крылья – длинные и широкие, с зелеными, красными и черными перьями.

Подарга приказала Кикахе низким хрипловатым голосом:

– Останови свою летательную машину! Тебе не следует подлетать ближе!

Кикаха попросил разрешения выйти из машины и приблизиться к подножию ступеней. Подарга сказала, что позволяет. Он велел Анане следовать за ним и небрежной походкой подошел к трону гарпии. При виде Ананы у Подарги расширились глаза.

– Двуногая женщина! – закричала она. – Ты тоже творение Ядавина? И он дал тебе мое лицо!

Анана знала, что все происходило как раз наоборот, и тон Подарги, вне всяких сомнений, задевал ее гордость. Но при всей своей надменности глупостью она не страдала.

– Мне кажется, так оно и было, – скромно ответила она. – Я не знаю, как появилась на свет, – просто появилась, вот и все. Это случилось около пятидесяти лет назад.

– Глупый ребенок! Этот монстр Ядавин держал тебя как игрушку! Зачем же ты ушла от него? Неужели ты надоела ему, и он отправил тебя в наш злой и жестокий мир, где живут и умирают по воле случая?

– Я не знаю, – ответила Анана. – Наверное, вы правы. Кикаха думает, что Ядавин сжалился надо мной и удалил мне часть памяти, поэтому я не помню свою жизнь во дворце, если только действительно жила там когда-то.

Кикаху восхитил ее рассказ. Она, оказывается, могла приврать не хуже его. Но потом он прикусил губу: сама того не ведая, Анана загнала себя в ловушку. Пятьдесят лет назад Ядавин находился в другой вселенной. Он жил в то время в Америке и носил фамилию человека, который усыновил его. В результате амнезии Ядавин забыл свою прошлую жизнь и превратился в Вольфа. А во дворце тогда правил Арвур.

Впрочем, какая разница? – успокоил себя Кикаха. Если Анана прикидывается, что не помнит свое рождение и жизнь во дворце, то ей и не полагается знать властителя.

Но Подаргу, очевидно, не волновали эти тонкости. Она повернулась к Кикахе и смерила его взглядом.

– Девиванира рассказала мне, как ты выпустил ее и Антиопу из клетки в Таланаке.

– А она рассказала тебе, что после этого они пытались убить меня в знак благодарности? – спросил он.

Гарпия приподняла крылья и яростно взглянула на Кикаху.

– Они выполняли приказ! Благодарность здесь ни при чем! Ты верный помощник Ядавина, который прозвал себя Вольфом, и поэтому тебе суждено умереть! – Она сложила крылья и снова приняла любезный вид, но Кикаха не обманывался относительно ее чувств. – Между прочим, где Ядавин? Что происходит в Таланаке? И кто такие эти дракландцы?

Кикаха рассказал ей все. Он умолчал лишь о двух властителях – Нимстовле и Юдубре – и представил дело так, будто Анана прошла через врата на уровень Америндии несколько лет назад, после чего попала в рабство в Таланаке.

Подарга люто ненавидела властителей. Если бы гарпия узнала, что Анана одна из них, или заподозрила в ней сестру Ядавина, его спутницу ожидали бы великие мучения. Это поставило бы Кикаху в очень затруднительное положение, с которым ему пришлось бы разобраться в течение одной-двух секунд. Конечно, он мог бы выбрать жизнь и дальнейшую борьбу с Черными Звонарями, но при этом погибла бы Анана. А встав на ее защиту, он просто подписал бы свой смертный приговор. И хотя они могли перебить перед смертью множество орлиц, такая перспектива его не очень утешала.

Но допустим, что нам удалось бы бежать, размышлял Кикаха. В принципе это вполне возможно. Если я убью Подаргу первым выстрелом и посею панику среди орлиц, мы можем заскочить в самолет и включить большие лазеры. С такой техникой мы не только прорвемся наружу, но и не дадим себя догнать.

Впрочем, Кикаха ни на миг не сомневался, что примет сторону Ананы.

– Так, значит, Ядавин мог погибнуть? – вскричала Подарга. – Это плохая весть! Я столько лет придумывала планы его пленения, что теперь мне хочется только одного! Я хочу, чтобы Ядавин жил как можно дольше, страдая от страшных пыток и мук! Я хочу, чтобы он поплатился за каждый день моей жизни! За каждый день! За каждый час!

Подарга вскочила на толстые короткие ноги, ее когти конвульсивно дернулись, и она завизжала от ярости. Обернувшись к Анане, Кикаха тихо прошептал: