Текст книги "Многоярусный мир. Том 1. Сборник фантастических произведений"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

Он подождал ответа, затем добавил:

– Что-то вроде опекуна.

– Она ничего не говорила об опекуне.

– Это я могу понять. А что она рассказывала вам о себе?

Неудобство Гая дошло до уровня робости, недоверия, даже чуть-чуть коснулось страха – но не повлияло на твердость его слов, как бы не были они произнесены.

– Я вас не знаю, мистер Кеогх. И не думаю, что должен отвечать на вопросы о Сильве. Или обо мне. Или о чем-либо.

Он посмотрел на Кеогха.

Тот внимательно его разглядывал, а затем неожиданно улыбнулся. Это был не бывалый и, очевидно, слегка болезненный процесс для него, но, похоже, искренний.

– Хорошо! – рявкнул он и поднялся. – Идем.

Он вышел из кабины, и Гай, более чем удивленный, последовал за ним.

Они направились к телефонной будке на углу.

Кеогх опустил монету, набрал номер и стал ждать, глаза его застыли на Гае.

Затем Гаю пришлось выслушать одну сторону разговора:

– Я здесь с Гаем Гиббоном. – (Гаю пришлось отметить, что себя Кеогх представил только одним голосом).

– …конечно же я знал об этом. Глупый вопрос, девочка.

– …потому что мое дело. Ты мое дело.

– …прекратить? Я не пытаюсь что-либо прекратить. Я просто должен знать и все.

– …хорошо. Хорошо… Он здесь, рядом. Он ничего не хочет говорить ни о тебе, ни вообще о чем либо, и это хорошо. Да, очень хорошо. Не могла бы ты сказать ему, что бы он был пооткровеннее? – И передал трубку удивленному Гаю, который запинающимся голосом сказал в нее:

– Э, привет, – наблюдая за совершенно беспристрастным лицом Кеогха.

Голос Сильвы заполнил и обволок все его существо, сменив беспокойство на что-то совсем иное и приятное.

– Гай, дорогой.

– Сильва…

– Все в порядке. Я думаю, надо было сказать тебе об этом раньше. Когда-нибудь это должно было случиться. Гай, ты можешь рассказать Кеогху все, что захочешь. Все, что он спросит.

– Почему, дорогая? Все же-кто он?

Наступила пауза, затем послышался странный тихий смех.

– Он может объяснить все лучше, чем я. Ты хочешь, чтобы мы поженились, Гай?

– О, да!

– Что ж, тогда все в порядке. Никто не может ничего изменить, никто – кроме тебя. И, послушай Гай, я буду жить где и как ты захочешь. Это действительно правда, ВСЯ правда, ты мне веришь?

– Я всегда верю тебе.

– Вот и хорошо. Вот, что мы сделаем. Ты пойдешь и побеседуешь с Кеогхом. Расскажешь ему все, что он захочет узнать. Он должен сделать то же самое. И еще. Я люблю тебя, Гай.

– Я тебя тоже, – ответил Гай, наблюдая за лицом Кеогха. – Что ж, тогда – о’кей, – добавил он, после того, как она больше ничего не произнесла.

– Пока. – И повесил трубку.

Между ним и Кеогхом состоялся долгий разговор.

– Ему больно, – прошептала она доктору Рэтберну.

– Я знаю. – Он сочувственно покачал головой. – Я и так уже ввел максимальную дозу морфия, какую только может выдержать чело век.

– А еще немножко?

– Ну, может быть, чуть-чуть, – грустно вздохнул он.

Затем подошел к своему саквояжу и достал шприц и иглу.

Сильва нежно поцеловала спящего человека и покинула комнату. Кеогх ждал ее.

– Надо остановиться, девочка! – сказал он.

– Почему? – зловеще спросила она.

– Давай-ка уйдем отсюда.

Она знала Кеогха достаточно долго и хорошо, и была уверена в отсутствии каких-либо сюрпризов с его стороны. Но голос, взгляд, все было ново в нем.

Он придержал дверь открытой и она прошла вперед, и затем направилась туда, куда он в молчании ее повел.

Они покинули замок и прошли по тропинке сквозь густые заросли кустарника, ведущей через склон холма, возвышавшегося над сараем.

Стоянка автомобилей, когда-то бывшая гумном, теперь заполнилась машинами. Подъехала белая машина скорой помощи, еще одна разгружалась у северо-восточной платформы. Где-то позади здания приглушенно гудел генератор, а из трубы новой каменной котельной, пристроенной сбоку подымался дым.

Они оба жадно посмотрели на здание, но ничего не сказали.

Тропа привела их через гребень холма вниз, к озеру. Они вышли на небольшую лесную поляну, на которой стояла восьмифутовая Диана, охотница Диана, целомудренная и быстроногая, изваянная столь прекрасно, что казалось, она вовсе не из мрамора. Совершенно не похожа на что-то холодное или неподвижное.

– Мне всегда представлялось, – заговорил Кеогх, – что рядом с ней никто не может лежать.

Она посмотрела на Диану.

– Даже и для самих себя, – добавил Кеогх и плюхнулся на каменную скамью.

– Давай, выкладывай, – сказала она.

– Ты хочешь, чтобы Гай Гиббон случился снова. Это сумасшедшая идея, но и великая тоже. Многие идеи были еще сумасшедшее, некоторые – более великими, и теперь они – повсеместны. Я не хочу спорить о том, насколько эта – сумасшедшая или великая.

– Что ж тогда?

– Я пытался, последний день или около того, как отстраниться, отойти на какое-то расстояние, взглянуть на все это с какой-то перспективой. Сильва, ты забыла одну вещь.

– Хорошо, – произнесла она. – О, хорошо. Я знала, что ты подумаешь о чем-то подобном прежде, чем будет поздно.

– Что бы ты смогла найти выход из положения?

Он медленно покачал головой.

– Но не в этот раз. Соберись с силой воли Уайков, девочка, и решись остановиться.

– Продолжай.

– Все просто. Я не верю, что ты получишь свою копию, напоминаю тебе, но все же вдруг получится. Я разговаривал с Вебером, и клянусь Господом, такое может произойти. Но уже при удаче ты получишь только вместилище, но ничего, чем его наполнить. Послушай, девочка, – ведь человек не только кровь, кости и клетки тела, и все.

Он замолк, пока она не сказала:

– Продолжай, Кеогх.

– Ты любишь его? – спросил он.

– Кеогх!

Она удивилась.

– Так что же именно ты любишь? – рявкнул он. – Эти курчавые волосы? Эти мышцы, кожу? Его естественное оборудование? Глаза, голос?

– Все вместе, – спокойно ответила она.

– Все это, а остальное? – безжалостно напирал он. – Что же если твой ответ – да, пожалуйста, получи желаемое, дай бог тебе сил, и скатертью дорога. Я ничего не знаю о любви, но вот что скажу: если это все, что есть в ней такого, то пусть она катится к черту.

– Хорошо, ну конечно же любовь – нечто большее.

– А! И как же ты получишь, ее девочка? Послушай, человек это: его кожа, кости, на которых он стоит, плюс то, что у него в голове, плюс то, что в сердце. Ты хочешь воспроизвести Гая Гиббона, но ты не сможешь сделать, просто сдублировав его оболочку. Если же хочешь продублировать полноценного человека, ты должна сделать так, чтобы он прожил такую же жизнь. А этого сделать ты не в силах. В течение долгого времени она смотрела на Диану. А затем выдохнула:

– Почему же нет?

– Отвечу почему, – сердито ответил он. – Потому, что прежде всего тебе надо достоверно разузнать кто он.

– Я знаю кто он!

Он раздраженно плюнул на зеленый мох у скамьи. Совершенно несвойственно ему и потому-по-настоящему шокирующе.

– Ты не знаешь и частицы, а я уж и того меньше. Однажды я прижал его спиной к стене на более чем два добрых часа, пытаясь выяснить кто же он. Он просто другой парень, и все. Ничего особенного в школе, ничего особенного в спорте, обычные общие вкусы и чувства, как и у шести миллиардов таких же людей. Так почему же он, Сильва? Почему именно он? Что ты такого увидала в нем стоящего, чтобы выйти за него замуж?

– Я… не знала, что он тебе не нравится.

– О, проклятье, девочка, да нет же! Я никогда так не говорил. Я не могу… я не могу даже найти чего-то, что бы мне не нравилось.

– Ты не знаешь его так, как я.

– Так. Я согласен. Я не знаю и не могу. Потому что и ты ничего не знаешь тоже-ты чувствуешь, но не знаешь. И если хочешь снова увидеть Гая Гиббона, или его достоверное факсимиле, он должен жить по сценарию с того дня, как рожден. Необходимо повторить каждое переживание, каждый случай, которые когда-либо с ним происходили.

– Хорошо, – произнесла она спокойно.

Он взглянул на нее, как громом пораженный. Затем сказал:

– Но прежде всего, мы должны написать сценарий. И перед тем, как мы сможем его написать, каким-то образом надо раздобыть материал. Ты что предполагаешь – создать фонд или что-то подобное, посвященное раскрытию каждого из моментов, которые этот – этот незаметный молодой человек когда-либо пережил? Все должно быть в секрете, потому что пока он растет, знать об этом не должен. А ты знаешь, как много все может стоить, сколько людей может потребоваться привлечь?

– Было бы неплохо, – ответила она.

– Ну, прямо предположим, у тебя есть биография, написанная, как сценарий, – двадцать лет жизни, каждый день, каждый час, за который можно отчитаться. И тогда ты должна сделать так, чтобы ребенок, с самого момента рождения, был окружен людьми, которые должны играть по этому сценарию – и которые никогда не позволят произойти чему-то, чего нет в нем, никогда не позволят ему что-то узнать.

– То, что надо! То самое! – воскликнула она.

Он вскочил и обругал ее. Он сказал:

– Я не собираюсь разрабатывать сценарий, помешанная, чокнутая на любви девчонка, я против!

– Еще, есть что-нибудь еще! – страстно восклицала она. – Кеогх, Кеогх, очень прошу, попытайся. Как мы начнем? В первую очередь с чего? Быстро, Кеогх.

Он изумленно взглянул на нее, будто пораженный молнией, потом рухнул на скамью и начал слабо смеяться. Она села рядом с ним, взяла за руку, глаза ее пылали. Спустя некоторое время он пришел в себя и повернулся к ней. Он пил сияние этих глаз некоторое время, а затем, его мозг заработал снова… о бизнесе Уайков…

– Основной источник сведений о нем, – сказал он наконец вряд ли долго будем с нами… Лучше бы сказать Рэтберну снять его с инъекций морфия. Он должен быть в состоянии думать и вспоминать.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо.

Когда боль стала слишком сильной, чтобы позволить ему спокойно вспоминать, они снова попробовали вводить небольшие дозы морфия.

На некоторое время удалось найти шаткое равновесие между собранностью и агонией, однако последняя наступала. Тогда они перерезали его спинномозговой нерв, чтобы он ничего не чувствовал. Подключили людей – психиатра, стенографисток, даже профессионального историка.

В перестроенном сарае Вебер испытывал носителей: зверей, коров, обезьян – все, до чего только мог додуматься. Он получил кое-какие результаты – но ни одного хорошего. Он пытался использовать и людей. Но не смог преодолеть барьер несовместимости тела – матка не хотела поддерживать чуждый ей зародыш, ничуть не более, чем рука – пересаженный чужой палец.

Тогда он попытался использовать питательные растворы. И перепробовал их великое множество. В конце концов нашел один, который подошел.

Им оказалась плазма крови беременных женщин.

Он разместил наилучшие из полученных квази-яйцеклеток между кусками стерилизованной замши. Создал автоматику, которая по каплям вливала плазму в артериальном ритме, и всасывала отработанную в венозном, поддерживала температуру тела.

В один из дней пятьдесят зародышей погибли из-за того, что в одном из адгезивов был использован хлороформ. Когда оказалось, что свет на зародыши действует неблагоприятно, Вебер создал контейнеры из бакелита.

Когда обычная фотосъемка ничего не дала, он создал новый тип пленки, чувствительный к теплу – первую инфракрасную фотопленку. Жизнеспособные зародыши на шестидесятый день жизни показывали наличие развивающихся глаз, спинного мозга, рук и бьющееся сердце. Каждый по отдельности и все они вместе потребляли, а точнее плавали в галлоне плазмы за день, и в один момент их было семьдесят четыре тысячи сто штук.

А затем они стали умирать – одни деформировались, другие были химически не сбалансированы, и еще многие из них – по причинам слишком тонким – даже для Вебера и его персонала.

А когда он сделал все что мог, когда оставалось только ждать и наблюдать-у него были зародыши в возрасте семи месяцев, развивающиеся нормально.

Двадцать три штуки.

Гай Гиббон к тому времени был уже давно мертв.

Его вдова пришла к Веберу, устало положила перед ним кипу статей и докладов, приказав их прочесть.

Она умолила позвонить ей, как только он закончит.

Он прочел и позвонил ей.

Он отказался выполнить то, что она просила.

Она надавила на Кеогха. Он отказался иметь что-либо общее с этой идеей. Она заставила изменить его отношение к этому. Кеогх, в свою очередь, заставил Вебера.

И снова в каменном амбаре зарычали машины и началось новое строительство.

Криотанк имел внутренние размеры: четыре фута на шесть, окруженный катушками и контрольным оборудованием.

Они поместили ее внутрь.

К этому времени зародышам было восемь с половиной месяцев. Осталось четверо.

Один выжил.

Примечание автора:

Читателю, особенно читателю, которому чуть больше двадцати, позвольте задать вопрос – имели ли вы когда-нибудь ощущение, что вами пытаются командовать? Когда вы хотели что-то сделать, на вашем пути возникали всевозможные препятствия, до тех пор, пока вы не сдавались.

В то же время, с другой стороны, некоторые иные желанные вещи, становились легко доступными для вас?

Когда-нибудь замечали, что вроде бы совсем незнакомые люди знают кто вы?

Когда-нибудь встречались с девушкой, которая вызывала в вас взрыв чувств, которой вроде бы вы нравились– и которая таинственным образом исчезала из вашей жизни, словно ее и не должно быть в каком-то сценарии?

Что ж, у всех нас бывали подобные ощущения. И все же, если вы прочли вышеизложенное, то должны согласиться-все это несколько более удивительно, чем просто история. В чем-то похоже на аналогию, не так ли?

Ведь не обязательно должен быть замок или старый плавательный бассейн. И имена изменены, чтобы защитить невинного… автора. Потому, что уже могло подойти время ей проснуться, повзрослевшей лишь на два—три года в своем двадцатилетнем холодном сне.

И когда она тебя встретит, это будет величайшим событием, когда-либо происшедшим с тобой за последнее время.