Текст книги "Темные замыслы"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

8

Туман редел. Лица людей уже можно было разглядеть без обманчивого света костра, однако внизу еще клубилась белесая дымка. Небо светлело, но солнце еще не показывалось над горами. Сияние облаков газа и мелких звезд погасло, крупные еще переливались всеми цветами радуги – красным, зеленым, голубым – но мало-помалу бледнели и они.

На западной стороне сквозь уходящий туман проступили очертания гигантских сооружений. Глаза Джил широко раскрылись, хотя людская молва подготовила ее к любым неожиданностям. Четыре или пять высоченных строений из листового железа и алюминия – заводы! Но окончательно поразил ее воображение огромный – просто колоссальный – алюминиевый ангар.

– В жизни не видела ничего подобного, – пробормотала она.

– Вы вообще еще ничего не видели, – отозвался Файбрас и, помолчав, удивленно спросил: – Вы на самом деле приехали сюда работать?

– Я уже сказала об этом.

Он был Мужчиной. В его власти принять ее или изгнать, но он не заставит ее примириться с тупостью. Повторять – излишне, а потому глупо. Перед ней стоял доктор натурфилософии, специалист по астрофизике и электронике. Соединенные Штаты не посылали в космос болванов, хотя, возможно, гениями их астронавты тоже не были. Очевидно, он отупел от спиртного – с мужчинами такое бывает. Но, как истая женщина, она не смогла смолчать и напомнила ему: будь на высоте.

Файбрас покачивался на носках, дыша винным перегаром ей в лицо. Он был невысок – на голову ниже ее, – но широкоплеч, с мускулистыми руками и длинными худыми ногами. Крупная голова с квадратным подбородком, вьющиеся каштановые волосы, карие глаза и красновато-бронзовая кожа… Несомненно, кровь индейцев и белых преобладала над африканской. Джил подумала, что среди его предков наверняка были выходцы из Южной Европы – откуда-нибудь из Прованса или Каталонии.

Он осматривал ее с ног до головы и молчал. Не подозревает ли он ее в криминальных намерениях? Боится получить удар в живот, как Сирано?

– О чем вы задумались? – спросила Джил. – О моей квалификации аэронавта? Или о том, какое тело скрывается под этими тряпками?

Файбрас разразился хохотом.

– И о том, и о другом.

Шварц смущенно кашлянул. Невысокий хрупкий шатен с карими глазами опустил голову, поймав на себе взгляд Джил. Четвертый из собутыльников, Иезекиил Харди, не уступал ей в росте – равно, как и Сирано. Черноволосый, с узким лицом и высокими скулами, он откровенно разглядывал ее.

– Готова повторить еще раз, – вновь заговорила Джил. – Я не хуже любого мужчины и могу это доказать. У меня диплом инженера, большой опыт проектных работ и восемь тысяч часов в воздухе… – она остановилась и потом решительно добавила:

– Я летала на всех типах дирижаблей и могу занять любой пост… включая командирский.

– У вас есть какие-нибудь доказательства? – спросил Харди. – А вдруг вы лжете?

– Ну, а где ваши документы? – возразила Джил. – Да если б они и были… Вы – шкипер китобойного судна. Разве это дает вам право стать пилотом дирижабля?

– Ну, ну, – вмешался Файбрас, – не лезьте в бутылку. Я-то вам верю, Галбира, и совсем не считаю вас обманщицей. Но должен заметить сразу: возможно, вы лучше всех подходите на пост капитана, но командую тут все-таки я. А значит, я – хозяин, босс! В свое время я отказался от должности главного инженера при постройке судна Клеменса; мне просто не хватало знаний для этого проекта. Но сейчас и здесь я – КАПИТАН ФАЙБРАС, и прошу об этом не забывать! Если вам такое подходит, мы скрепим кровью контракт, и я даже готов запрыгать от восторга. Возможно, вы станете у нас одним из ведущих сотрудников, – без оглядки на принадлежность к женскому полу, клянусь вам, – но сейчас я ничего не обещаю. Делить портфели еще рано.

Он помолчал, тряхнул головой и прищурился.

– Главное сказано. И еще. Вы должны поклясться своей честью и именем Бога, что полностью подчинитесь законам Пароландо. Без всяких «если» и «но».

Галбира колебалась. Она облизнула запекшиеся губы. Ее вожделенная мечта – дирижабль – видением возник перед нею. Он парил под солнцем, как серебряная птица, отбрасывая тень на нее и Файбраса.

– Хорошо… Но должна предупредить вас, что не собираюсь пожертвовать своими принципами… – она заговорила так громко, что мужчины вздрогнули.

– Я… я…

Файбрас усмехнулся.

– Принципы! О, эти принципы, которыми никто не хочет поступиться! Вы не одиноки, Галбира, в таком положении многие. Но я хотел бы видеть вас в своей команде. Давайте договоримся так: я остаюсь верен своим принципам, вы – своим, и мы оба уважаем конституцию этой страны.

Он ткнул пальцем в сторону Шварца и Харди.

– Взгляните на них. Они оба из девятнадцатого века, один – австриец, другой – американец. Но они признают меня капитаном и командиром; к тому же они – мои друзья. Может быть, в глубине души они и считают меня наглым негром, но проткнут каждого, кто осмелится это сказать. Правда, парни?

Мужчины согласно кивнули.

– Тридцать один год жизни в Мире Реки изменяет человека – если он вообще способен меняться. Итак, ваше слово? Хотите услышать конституцию Пароландо?

– Конечно! Не могу же я принять решения, не узнав, на что иду.

– Она составлена великим Сэмом Клеменсом. Год назад он уплыл от нас на судне «Марк Твен».

– «Марк Твен»? Какая самовлюбленность!

– Название выбрано всеобщим голосованием. Сэм возражал, правда, не очень настойчиво… – В глазах Файбраса сверкнули насмешливые искорки. – Так слушайте! «Мы, народ Пароландо, нижеследующим заявляем…»

Он произносил длинный текст без запинки, без единой ошибки; видимо, хартия была запечатлена в памяти каждого. Дар, присущий людям, не знавшим письменности, да еще – актерам, стал в Пароландо всеобщим.

Торжественные слова возносились к светлевшему, наливавшемуся голубизной небу. Туман опустился до колен, и казалось, что долина утопает под снежным покровом, тянувшимся до подножия холмов. Их склоны, заросшие кустарником, над которым возносились сосны, тисы, бамбук и гигантские стволы железных деревьев, обрели ясные очертания и больше не выглядели загадочными далекими силуэтами с японских картин. На лианах, обвивавших железные деревья, распустились и засияли в первых лучах зари огромные цветы. На западе, словно фон этого яркого полотна, возносился темный каменистый обрыв, покрытый синевато-серыми пятнами лишайника. Повсюду с гор струились серебристые потоки водопадов.

Все это было уже знакомо Джил Галбира – и, однако, вызывало трепет страха и удивления. Кто же создал эту долину, протянувшуюся на много миллионов миль? И зачем? Каким образом и во имя чего были воскрешены на этой планете она сама и еще тридцать шесть или тридцать семь миллиардов человеческих существ? Каждый из живших на Земле с 2 000 000 года до нашей эры вплоть до начала третьего тысячелетия земной цивилизации воскрес после смерти. Исключение составляли лишь дети до пяти лет, умственно отсталые и безнадежно больные – больные душевно, не телесно.

Кто это совершил? Для чего?

В Мире Реки ходило много странных, волнующих, безумных толков и легенд о таинственных созданиях, что появлялись на краткий миг под видом нищих странников или пророков.

– Вы слушаете меня? – прервал ее размышления Файбрас.

– Могу повторить от слова до слова всю вашу речь, – парировала Джил.

Она немного лукавила слушая вполуха и воспринимая лишь самое существенное – как антенна, настроенная на нужную волну.

Повсюду из хижин появлялись люди. Они потягивались, кашляли, закуривали сигареты, шли в отхожие места, расположенные за бамбуковыми перегородками. Некоторые, держа в руках цилиндры, торопились к Реке. Одни, без страха перед утренней прохладой, выходили лишь в набедренных повязках; другие, закутанные с ног до головы, походили на бедуинов или привидений.

– Ну, – вновь обратился Файбрас к Джил, – вы готовы дать присягу? Или хотите поразмыслить?

– Я никогда не отказываюсь от своих слов. А вы? Относительно меня, конечно.

– Сейчас речь идет не обо мне, – он вновь усмехнулся, – а о вас. Дав клятву, вы три месяца будете проходить испытание; затем народ решает, предоставить вам право гражданства или нет. Только после этого вы становитесь жителем Пароландо – если я не наложу «вето» на решение народного собрания. Ну, как?

– Идет!

Описанная Файбрасом процедура ей не понравилась, но что могла она поделать? Уходить отсюда Джил не собиралась; к тому же все это время они, ничего не подозревая, тоже будут у нее на испытании.

В воздухе теплело. Небо на востоке разгоралось, и свет больших звезд померк. Раздались звуки трубы. В центре равнины возвышалась шестиярусная башня из бамбука; на ее вершине стоял высокий чернокожий горнист в пунцовом набедреннике.

– Настоящая медь, – гордо объявил Файбрас. – Недалеко от нас, вверх по Реке, есть месторождения меди и цинка. Мы бы, конечно, сумели их отвоевать, но Сэм не любил пускать в ход силу. Собственно, если не считать мелких стычек, мы воевали по-настоящему только один раз, – лицо Файбраса стало задумчивым. – Там, на юге, – он махнул рукой, – было государство Соул Сити с большими залежами криолита и бокситов… Они меняли руду только на оружие, и дело кончилось плохо. Словом, нам пришлось захватить те места, и теперь Пароландо простирается на сорок миль по обеим берегам Реки.

Мужчины понемногу разоблачались, пока не сбросили все, кроме обернутых вокруг талии пестрых кильтов, превратившись из арабов-кочевников в полинезийцев. Джил последовала их примеру. На ней была светло-серая юбочка; легкая полупрозрачная полоска ткани прикрывала грудь.

Обитатели равнины и предгорий собирались у Реки, сбрасывали одежду и прыгали в воду, вскрикивали от холода, вздымая тучу брызг.

Джил пребывала в сомнении. Она гребла день и ночь, с нее сошло семь потов, и Река манила к себе обещанием свежести. Что ж, рано или поздно ей придется разоблачиться у всех на глазах. Решившись, она сбросила кильт и повязку, стремглав помчалась к берегу и нырнула в воду. Когда стремительное движение помогло преодолеть первый озноб, она попросила у одной из купальщиц кусок мыла и принялась за дело всерьез. Несколько раз смыв пену, она вышла на берег, отряхнулась и энергично растерла тело.

Мужчины откровенно разглядывали высокую длинноногую смуглую женщину с маленькой грудью и широкими бедрами. У нее были короткие рыжеватые волосы и карие глаза. Она знала, что не блистает красотой: слишком длинный нос, чуть загнутый, как клюв ястреба, крупные, выступающие вперед зубы, доставшиеся ей, по-видимому, в наследство от темнокожей бабки. Но что тут поделаешь – да и стоит ли об этом задумываться?

Харди устремил взгляд на ее лобок с густыми золотистыми волосками. Кажется, он намерен ее добиваться; вид у шкипера был такой, словно он готов приступить к немедленной атаке.

Файбрас обошел грейлстоун и вернулся с копьем в руках. У рукоятки торчала огромная кость меч-рыбы. Он метнул копье, вонзившееся в почву рядом с каноэ, и пояснил:

– Знак для береговой охраны – теперь вы можете не беспокоиться о своей лодке. Ну, а сейчас Шварц подберет вам подходящее жилище и покажет окрестности. Встретимся в полдень вон у того железного дерева.

До него была сотня ярдов. Ствол, покрытый толстой корой с грубыми наростами, возносился к небесам на тысячефутовую высоту, мощные ветви тянулись на три сотни футов, огромные листья с красными и серыми прожилками походили на слоновьи уши. Корни пронизывали почву до скального основания равнины. Против этого гиганта были бессильны бури, огонь и стальные пилы.

– Мы зовем его Хозяином. Ждите меня там.

Вновь зазвучал горн. Файбрас кивнул головой и направился к людям, которые строились ровными шеренгами под присмотром командиров. Джил изумленно подняла брови – кажется, в этой стране дисциплину ценили превыше всего. Ее плеча коснулась тонкая рука Шварца:

– Дайте-ка мне свою чашу, Галбира.

Джил вынула из каноэ и протянула австрийцу серый металлический цилиндр. Он весил около полукилограмма; в метрической системе мер его высота составляла ровно 76 сантиметров, диаметр – 45,72. Закрытую крышку мог снять только его владелец. К ней крепилась ручка, к которой Джил привязала крошечный глиняный дирижабль со своими инициалами.

Шварц передал цилиндр одному из толпившихся вокруг грейлстоуна мужчин. Тот поспешно забрался наверх и тотчас спрыгнул обратно, с опаской поглядывая на вершины восточных гор; в запасе у него оставалось лишь две минуты. Над грядой показалось солнце, и сразу же поверх каменного гриба взметнулось футов на тридцать голубое пламя. Оглушительный треск электрического разряда смешался с грохотом других граалей по обоим берегам Реки. За многие годы Джил так и не привыкла к этим ежедневным взрывам – она вздрогнула и зажала уши ладонями. Отраженный от горного хребта гром раскатился гулким эхом. Еще несколько глухих раскатов – и все затихло.

Люди уселись завтракать.

9

Низко скошенная трава колола ноги. Здесь, у подножья холма, в прохладной тени железного дерева, расположилась маленькая деревушка с квадратными и круглыми хижинами. С нижней ветки колосса спускалась веревочная лестница. Она вела к домику-гнезду, торчавшему, словно елочная игрушка, на подмостье меж двух огромных сучьев. В темно-зеленой кроне виднелось множество таких же воздушных жилищ; каждое – со своей лесенкой.

– После испытательного срока вы можете выбрать что-нибудь подходящее на втором этаже, – Шварц кивнул в сторону дерева. – А пока – вот ваш дом.

Джил перешагнула порог. Наконец-то ей не нужно кланяться каждый раз дверной притолоке! Большинство людей делают в своих жилищах слишком низкие двери – по росту. Она положила на пол свой узел и цилиндр. Шварц вошел следом.

– Дом принадлежал чете, погибшей в пасти речного дракона, – сказал он. – Эта тварь выскочила из воды так, будто ею выстрелили из пушки, и пробила головой корму рыболовного судна. К несчастью, там стояла эта пара. Дракон проглотил их вместе с лаем. Это случилось уже после прекращения воскрешений, – он сделал паузу, подняв глаза к потолку, и задумчиво закончил: – По-моему, они прекратились всюду. А вы ничего не слышали о новых воскрешениях за последнее время?

– Нет, не слышала.

– Как вы думаете, почему они прекратились после стольких лет?

– Не имею ни малейшего представления, – она страшилась говорить на эту тему. Действительно, почему их лишили дара бессмертия? – Да и черт с ними, – добавила она вслух.

Джил огляделась. Пол в доме зарос жесткой травой, доходившей ей до бедер и нещадно коловшей ноги. Надо будет скосить ее до основания, а потом засыпать пол песком. Впрочем, все равно с одном раза не удастся с ней покончить. Корни уходили в глубину, переплетаясь между собой, и трава лезла вверх даже без солнечного света. Ее придется выдирать вместе с корнями.

На стене висел металлический серп. Здесь, в Пароландо, к металлу уже привыкли, и никто не позаимствовал орудие, столь нужное в каждом доме.

Она двигалась медленно, стараясь не оцарапать ноги острыми стеблями. На бамбуковом столе стояла кружка; рядом – пара позеленевших глиняных кувшинов, большой и поменьше. На крючке висело ожерелье из рыбьей кости. Две бамбуковые койки с подушками и матрасами из полотнищ, скрепленных магнитными кнопками и набитых сухой листвой, едва виднелись в густой траве. К стене была прислонена арфа, своеобразный инструмент из панциря черепахи и рыбьих кишок.

– Все это выглядит не очень заманчиво, – заметила Джил. – Надеюсь, что мне не придется тут долго жить.

– Зато здесь просторно, – улыбнулся Шварц. – Места хватит и для вас, и для вашего будущего друга.

Джил схватила серп и обрушила его на траву. Стебли сыпались как головы – «вжик – ааах, вжик – ааах!»

Шварц смотрел на нее, словно опасаясь, что тоже падет жертвой ее атаки.

– Почему вы так уверены, что мне нужен любовник?

– Почему, почему? Да потому, что это всем нужно.

– Не всем! – она повесила серп на крюк и огляделась. Кому еще грозит участь капитана Кука?

Она полагала, что Шварц потянет ее в постель – все мужчины одинаковы. Но, видно, этому не хватало смелости. Джил облегченно вздохнула, но чуть заметная презрительная улыбка появилась на ее губах. Эта двойственность ей показалась странной: стоило ли презирать человека, который ведет себя пристойно и в соответствии с ее желаниями?

Но досада осталась. Обычно, если поклонник становился слишком агрессивным, Джил не задумывалась. Жестокий удар в пах, в живот или ребром ладони по шее отрезвлял многих. Кое-кто потом пытался ее убить, но она искусно владела ножом – да и любым другим оружием. Нет, врасплох ее не застанешь!

Давид Шварц даже не подозревал, что находился так близко к инвалидной коляске или к полной утрате мужском естества.

– Вы можете спокойно оставить тут свои вещи. У нас никогда не бывает краж.

– Все-таки я прихвачу чашу. Когда она не на глазах, чувствуешь себя как-то неуютно.

Он пожал плечами и достал из висевшей на плече кожаной сумки сигару.

– Не здесь, – предупредила она. – Это мой дом, и я не желаю, чтобы тут дымили.

Австриец удивленно взглянул на Джил и вновь пожал плечами. Выйдя из хижины, он тут же закурил и всю дорогу энергично пускал дым в ее сторону.

Джил решила воздержаться от резких замечаний. Не стоило его беспрестанно одергивать и раздражать. Она здесь на испытании, и она – женщина; к тому же, Шварц занимает высокое положение и близок с Файбрасом. Нужно смириться, спрятать гордость в карман.

Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели – стать командиром дирижабля, – она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно, все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно – другого места для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный аппарат, единственная ее надежда.

Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых сосен, в конце которой маячил длинный сарай.

– Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать свой ночной горшок. В одно отверстие – мочу, в другое – экскременты.

Он помолчал и добавил:

– Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок. Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на шнек. Конечный продукт пищеварения – калиевая селитра и…

– Да знаю я, – процедила она сквозь зубы, – не дурочка же. Всюду, где производят серу, используют такой же процесс.

Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой, потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.

– Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца. Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются непригодные.

– Нон карборундум иллегитиматус, – произнесла Джил.

– Что такое? – небрежно переспросил он.

– Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: «Не позволяй невеждам поучать себя». Зарубите себе на носу – ради серьезного дела я могу собирать любое дерьмо.

– Да вы грубиянка!

– Конечно. Но если вы – мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много цивилизации…

– Как мы здесь изменились, – он говорил медленно и горько. – Не всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду выслушивать от женщины, – не проститутки или фабричной девчонки, а от женщины из общества – грубые непристойности и мятежный…

– А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? – резко бросила она.

– Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.

Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня, я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись… вернее, – умри и учись.

Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза сузились.

– Стоило бы как следует отделать вас… но мне тут жить. Что ж, перетерплю.

– Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира… когда вы умерли?

– В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.

Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый посох, к которому она подвесила чашу. Шварц показал на ручей, бравший начало от горного водопада. Меж двух холмов он разливался в крошечное озерцо. Посередине в лодке застыл человек с бамбуковой удочкой в руках. Ей показалось, что рыбак похож на японца.

– Ваш сосед, – произнес Шварц. – Его настоящее имя – Охара, но он называет себя Пискатором. Слегка помешан на Исааке Уолтоне, которого может цитировать страницами. Утверждает, что каждому человеку нужно лишь одно имя, поэтому и выбрал себе – Пискатор… Рыбарь… Впрочем, латынь вы, кажется, знаете. Рыбак он действительно страстный, и потому в Пароландо его обязанность – охота на речных драконов. Но сегодня он свободен.

– Очень интересно, – отозвалась Джил. Похоже, сейчас ей сообщат нечто малоприятное – уж очень саркастической была усмешка Шварца.

– Возможно, он станет первым членом экипажа дирижабля. В Японии он был морским офицером, а во время первой мировой войны служил в британском флоте наблюдателем и инструктором по подготовке пилотов дирижаблей. Затем – в том же качестве – работал в морской авиации Италии, бомбившей австрийские базы. Как видите, у него достаточно опыта, чтобы занять высокий пост.

– К тому же, он – мужчина, – Джил улыбалась, скрывая кипевшую внутри ярость. – И хотя опыта у меня намного больше, его пол – изрядное преимущество.

Шварц отвернулся.

– Я уверен, что Файбрас будет отбирать людей в команду, руководствуясь лишь их квалификацией.

Она не ответила.

Шварц помахал рукой человеку в лодке. Улыбаясь, тот привстал с сиденья и поклонился. Затем сел обратно, бросив взгляд на женщину. Джил показалось, что ее пронзили лучом радара. Она была мгновенно взвешена, измерена и оценена – от кончиков пальцев до самых тайных закоулков души.

Воображение, конечно, не больше. Но Шварц, добавивший: «Эмт Пискатор – человек необыкновенный» – был по-видимому, прав.

Она удалялась от озера, чувствуя на своей спине обжигающий взгляд черных глаз.