355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ферн Майклз » Валентина » Текст книги (страница 8)
Валентина
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:25

Текст книги "Валентина"


Автор книги: Ферн Майклз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Обостренные чувства Валентины впитывали звуки и запахи лагеря. Бесконечен был беспорядочный день. Вокруг шатров бродили нищие, выпрашивая подаяние и во имя Аллаха умоляя о милостыне. Розалан предупредила Валентину, чтобы она ничего не давала нищим.

– Даже объедки следует бросать собакам. Накормить нищего – значит на всю жизнь обременить себя ответственностью! Объедки – собакам!

Расхаживали торговцы со своими товарами. Их мелодичные голоса привлекали детей, и ребятишки сопровождали торговцев повсюду в надежде получить что-нибудь из сладостей или фруктов. Разносчики воды, согнувшись под тяжестью ноши, бродили в узких проходах между шатрами, расхваливая свежесть своего товара. Время от времени они останавливались, чтобы окунуть резной деревянный ковш в мех с водой, выполняя пожелание покупателя.

С высоты наспех воздвигнутого минарета в хаос повседневной жизни врывался тонкий и требовательный голос муэдзина, призывавшего всех правоверных к молитве. Заслышав этот зов, нищие, разносчики товаров и воины собирались вместе и падали на колени, вознося молитву. Розалан тащила за собой Валентину.

– Они могут поверить, что ты не помнишь, кто ты такая, но никогда не поверят, что ты забыла, как надо молиться. Поторопись!

Валентина шла за подругой на площадку позади шатров, вместе с тысячами правоверных падала на колени и, обратившись лицом на юг, где находился далекий город Мекка, притворялась, что вместе с остальными перечисляет девяносто девять священных имен Аллаха.

Прошло несколько недель, и силы окончательно вернулись к Валентине. Спина зажила, и на месте набухших воспаленных рубцов остались лишь розовые полоски, но и они должны были вот-вот исчезнуть.

Почти каждую ночь Розалан уходила, отправляясь на свидание с воином Саладина, и Валентина оставалась наедине со своими мыслями. В глубине души она лелеяла желание вернуться к своим единоверцам.

Судя по сплетням, бродившим в лагере, Ричард Львиное Сердце все еще находился в Акре, посылая отряды воинов сопровождать караваны и в дозоры. Если бы только удалось ей разыскать обратную дорогу! Но было бы нечестно просить Розалан о помощи и таким образом подвергать ее опасности. Валентина должна была справиться с этим сама. Она не могла бросить на бедуинку и тени подозрений, возложив на нее вину за свой побег, ведь та столь великодушно делилась с нею всем, что имела!

Хотя Валентина не считалась пленницей мусульман, сбежать было непросто: лагерь бдительно охранялся. Любой, кто покидал лагерь или, наоборот, хотел попасть в расположение войск, подвергался тщательному допросу. Розалан рассказала, что лагерь находится в сорока милях от Акры. Как же можно надеяться преодолеть это расстояние без коня и запаса воды?

Какой-то звук раздался за стенкой шатра, и Валентина замерла, прислушиваясь. Похоже, это не собака из тех, что рыщут вокруг, скорее – крадущиеся шаги человека!

Вдруг полог шатра кто-то откинул, и вошли два воина, одетые в желтое и черное – цвета конницы Саладина. Бесконечно долго и страшно тянулось краткое мгновение, в течение которого они смотрели на Валентину, освещенную желтым светом лампы. На лицах застыли похотливые улыбки, глаза же, казалось, проникали под грубое платье, разглядывая тело.

– Уходите! – приказала Валентина. – Разве вы не видели красную тряпку над моим шатром? Уходите!

Один из воинов, более высокий, чем его спутник, усмехнулся.

– Мы долго ждали, когда же этот флаг будет опущен. Слишком уж много недель прошло, чтобы теперь это имело какое-то значение.

– Вы уж поверьте! – насмешливо заметила Валентина. – В этом шатре вас сегодня никто не ждет.

Второй воин наблюдал за нею с пламенеющим страстью взором.

– Докажи это! Покажи нам, и мы уйдем! Протянув руку, он сдернул девушку с тюфяка и швырнул своему другу.

– Покажи! – повторил тот приказание. Сердце Валентины гулко забилось, глаза сверкнули. Она резко бросила:

– Оставь меня в покое, сукин сын! Хочешь оскверниться и стать нечистым?

Пришелец рванул ворот платья и разорвал его сверху донизу.

– А вот это мы сейчас и узнаем! Слишком уж долго не снимается с шатра красная тряпка.

Валентина вскрикнула от неожиданного и яростного движения воина и стыдливо опустила глаза, так как оказалась обнаженной под пристальными взглядами мужчин.

– У христианина, убитого тобою, была губа не дура, – презрительно сплюнул тот, кто держал Валентину.

Его голос звучал угрожающе.

– Она чиста, как лепесток жасмина! – восхитился его приятель, дотрагиваясь до низа живота девушки.

Он грубо дернул ее за волосы.

– Не поэтому ли ты держишь себя так высокомерно с воинами твоего повелителя Саладина? Твоя кожа очень нежна, а груди упруги, – он снова прикоснулся к ней, пальцы скользнули по затвердевшему соску и вернулись к низу живота. – Ты полагаешь, твое лоно тоже слишком нежное для обыкновенного вояки?

Валентина испуганно вскрикнула, когда рука мужчины легла на треугольник волос между ногами.

– Держи ее, Камиль! – приказал воин своему спутнику.

Мужские руки, как стальные прутья, впились в нежные плечи.

– Я покажу этой девке, что она зря пренебрегала вниманием воинов Саладина!

При взгляде на говорившего Валентина содрогнулась. Воин пожирал ее глазами, а его руки добирались до самых интимных уголков ее тела. Она оказалась самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел. Фигура у девушки была стройной, грудь – хотя и небольшой, но упругой и высокой.

Глаза Валентины расширились от страха, она попыталась вырваться, но гнев растворился в ужасе, сковавшем движения. Державшие ее руки были слишком сильны, пальцы запутались в длинных волосах.

Валентина повернула голову и попробовала укусить руку, ухватившую ее за волосы. Мужчина рассмеялся и сорвал с девушки остатки одежды. Валентина с ужасом посмотрела на свое нагое тело. Оба воина тем временем откровенно любовались ею. Девушка судорожно хватала ртом воздух, и грудь дразняще вздрагивала под шелковистыми прядями рассыпавшихся волос.

Руки воина сомкнулись – он резко бросил Валентину на пол шатра. Песчинки больно врезались в тело, когда девушка оказалась распростертой на спине. Она вытянула вперед руки, чтобы оттолкнуть насильника, но воин по имени Камиль, взявшийся удерживать, быстро схватил ее за руки.

– Оставь! – приказал другой воин. – Я легко овладею ею, несмотря на сопротивление.

Он поймал руки девушки и заломил ей за спину, прижав своей тяжестью. Теперь насильник лежал на своей жертве, чьи судорожные попытки высвободиться только усиливали его желание. Валентина повернула голову, чтобы плюнуть воину в лицо, но мужчина оказался проворнее и прижался ртом к ее губам, заставив откинуть голову назад. Груди девушки расплющились о его широченный торс, губы насильника впились в нежный рот в глубоком и требовательном поцелуе, лишавшем дыхания. Она извивалась под телом мужчины, лишь обостряя его наслаждение. Он поудобнее устраивался между ее бедер.

С глухим стоном насильник проник в ее лоно, и Валентина увидела, как удивленно округлились его глаза, когда он обнаружил, что она девственна. «Этого не должно было произойти!» – в смятении думала Валентина, испытывая жгучую боль.

Воин в тюрбане с такой силой навалился на нее, что чуть не вышиб дух из хрупкого тела. Девушка согнула пальцы, намереваясь выцарапать насильнику глаза. Она отвернулась от его губ.

Второй воин схватил руки несчастной и задержал над головой, давая возможность приятелю насладиться видом прелестной груди, которую тот стал сладострастно покусывать острыми зубами и облизывать шершавым языком.

Камиль сомкнул пальцы одной из рук Валентины на своем набухшем члене и заставил ее двигать рукой. Осознав, что именно он делает, девушка заглянула Камилю в лицо и прочла в его выражении ужасное намерение сделать с нею нечто еще более страшное, чем то, что совершал воин, навалившийся на нее сверху. Мужчина, нарушивший ее девственность, жаждал лишь своего собственного удовольствия, в то время как этот собирался потребовать ответных движений.

Все поплыло у Валентины перед глазами. Смуглое лицо со жгучим взглядом то появлялось, то исчезало. Камиль ждал своей очереди.

Насильник со стоном сладострастного облегчения упал на Валентину, впечатав ее в песок своим весом и затруднив дыхание. Парализованная страхом, девушка увидела, как Камиль наклонился над ней. Щетина на щеках и подбородке колола поцарапанную кожу груди и живота. Теплая слюна текла из его рта. Валентина чуть не обезумела т ужаса.

Сопротивляющаяся девушка была быстро укрощена могучим воином. Когда его приятель попытался помочь ему, Камиль проворчал:

– Оставь ее! Ты свое получил. Мне нравится, когда женщина отказывается покориться. Оставь ее!

Камиль обладал железной силой. Он грубо вертел Валентину в своих руках, пока не заставил, наконец, лечь на живот. Он приподнял ей бедра и просунул руки под тело, чтобы нащупать ее грудь.

– Смотри-ка! – позвал Камиль приятеля. – Она уже познакомилась с плетью! Поплатилась, видно, за свое упрямство! Прежнему хозяину, должно быть, надоела ее холодность, – он хрипло засмеялся, продолжая гладить розовые полосы, пересекавшие крест-накрест спину Валентины.

Она оцепенела от ужаса, когда почувствовала, как рот Камиля с силой прижался к ее затылку, и осознала, что означают его движения – он снимал свои широкие шаровары.

Воспользовавшись моментом, Валентина вырвалась, когда мусульманин приподнялся, чтобы сбросить одежду. Ловкая, как кошка, она вскочила на ноги, не обращая внимания на свою наготу.

Камиль движением руки отверг вмешательство приятеля и приготовился к нападению. Он кружил вокруг Валентины, словно волк, высматривающий добычу. Темная кожа блестела от пота, а черные волосы на теле поднялись, как у кота, которого погладили против шерсти.

Растопырив руки и согнув в коленях ноги, Камиль приближался, сокращая расстояние между собой и своей жертвой. Испуганная до потери сознания, Валентина стояла неподвижно, чувствуя себя кроликом, преследуемым собаками.

– Осторожнее, Камиль! У нее взгляд загнанного животного, и когти, того и гляди, вонзятся тебе в кожу.

Пренебрегая советом друга, Камиль подходил все ближе.

– Отчаяние девственницы, а? – недовольно проворчал он.

– Она больше не девственница, об этом я позаботился с большим удовольствием, – засмеялся другой воин.

– Женщина может быть девственницей по-разному, – заметил Камиль, не спуская пронзительного взгляда с Валентины и упиваясь ее красотой.

Девушке не удалось разгадать значение его слов. Он прыгнул на нее, сшиб с ног и повалил на пол. Сила толчка оглушила ее. Размахнувшись, насильник нанес ей удар по голове.

Отплевываясь и ворча, Камиль выражал свое недовольство, снова переворачивая ее на живот. Он крепко удерживал девушку одной рукой, а другой ощупывал ее тело, находя удовольствие в тщетном сопротивлении жертвы и пожирая глазами роскошную фигуру красавицы.

Напрягая мускулы, Валентина не поддавалась его пальцам, когда он начал больно щипать ягодицы, раздвигая их. Хриплый отчаянный стон вырвался у нее из груди – намерения Камиля стали ей ясны.

Насильник яростно приподнял ее и с силой вошел в плоть, пронзив и вызвав невыразимую боль в своей жестокой попытке содомского греха. Тело девушки засопротивлялось, мускулы напряглись изо всех сил, когда он вошел в нее, не подготовив к проникновению. Валентина кричала от боли и ужаса, чувствуя, как он заполняет ее. Жгучая мука сотрясала ей тело, пока он терзал ее плоть, погружаясь все глубже и глубже.

Продолжая кричать, не в состоянии даже плакать от ужаса, девушка почувствовала, как струя горячей влаги изливается в нее – мучитель исходил безумной похотью.

Прошла целая вечность, прежде чем насильник отпустил свою жертву. Валентина упала к его ногам, захлебываясь от рыданий. Камиль же поднялся и стал приводить в порядок свою одежду. Он разговаривал со своим приятелем, но их слова терялись для девушки в мучительной боли, терзавшей тело. Смех и веселые возгласы затихали и отдалялись.

Когда Валентина пришла в себя, то поняла, что оба насильника стоят у задней стенки шатра, утоляя жажду питьевой водой из кувшина. Низкие мужские голоса заставили ее встряхнуться, из глубин существа поднялось пока еще не вполне осознанное яростное желание наказать их, высечь, убить за то, что они с ней сделали. Жажда мести заставила позабыть о телесных страданиях.

Валентина с трудом встала на ноги и сняла с тюфяка одеяло, чтобы прикрыть наготу. Сердце окаменело в груди, глаза горели безумством. Ею владела единственная мысль – о мести.

Взгляд девушки упал на кухонный нож Розалан, и прежде чем Валентина осознала, что делает, пальцы уже крепко сжимали рукоять ножа.

– Мерзавцы! Собаки! – вскричала она, бросаясь к мужчинам.

Тот воин, что был повыше, оказался проворнее и схватил ее за запястье, выбив оружие из руки. Нож упал на пол. Лезвие поблескивало в темноте шатра, и Валентина в исступлении бросилась нашаривать нож.

Камиль упал на нее и коленями уперся ей в грудь, лишив возможности дышать. Его руки сомкнулись на горле Валентины и сжимались все сильнее, пока она не почувствовала, что легкие вот-вот разорвутся и смерть наступит неминуемо.

Вдруг пальцы воина разжались, а его самого отшвырнули от девушки, и Валентина смогла вдохнуть воздух.

– Она сумасшедшая! Она убьет нас! – услышала девушка, как Камиль выговаривает своему другу. – Почему ты остановил меня?

– Мне ни к чему кара Малика эн-Насра, Камиль! Многие видели, как мы входили в этот шатер и, уж конечно, слышали, что здесь происходило. Оставь ее!

Камиль поднялся, но, выходя из шатра вслед за другом, хорошо нацеленным ударом пнул Валентину под ребра, заставив хватать ртом воздух и корчиться от боли на песчаном полу.

Снова оставшись в одиночестве, девушка дотащилась до тюфяка и упала на него, обливаясь слезами стыда и отчаяния.

В таком состоянии и застала ее Розалан, вернувшись перед рассветом. Крепко обняв подругу, бедуинка прижала Валентину к себе и терпеливо выслушала рассказ, прерываемый всхлипываниями.

– Бедная голубка! Вспомни, что я тебе говорила! – Розалан уже накладывала одну смоченную холодной водой тряпку на опухшую и покрытую синяками шею Валентины, а другую на ее лоб. – Они взяли твое тело, но не душу! Ты все та же Валентина и всегда ею будешь.

Девушка подняла глаза, чтобы взглянуть на эту молодую бедуинку, столь великодушно заботившуюся о ней.

– Ты так мудра, Розалан, – хрипло прошептала она, говорить обычным голосом ей было трудно. – Я страдаю от пережитого стыда и унижения, но, ты права, я все та же Валентина. Я это я!

– Бедная голубка! – утешала ее Розалан. – Что же с тобой теперь будет?

– Не могу себе представить, – прошептала придворная дама английской королевы, – но нельзя мне больше оставаться здесь! Я должна уехать! Но как?

Сам Саладин готов был дать ответ на ее вопрос. Когда солнце поднялось в небе достаточно высоко, он призвал своих военачальников на Совет.

ГЛАВА 8

Паксон, султан Джакарда, ехал по лагерю верхом на своем коне, направляясь на Совет, созываемый Саладином. Трагедия бойни, свидетелем которой ему пришлось стать, все еще камнем лежала у него на сердце, но все переживания затмевала мысль о девушке из Наварры.

В последний раз он видел ее в темной комнатке на верху той башни, где располагались покои королевы. Юноша вспоминал следы, оставленные злобной плетью Беренгарии на нежном теле.

О, если бы ему не захотелось столь сильно проявить дерзость, участвуя вместе с Менгисом в турнире! Если бы только он не увлекся там сапфировыми глазами Валентины! Если бы не принял придворную даму за английскую королеву! Если бы не стремился снова увидеть ее и не согласился б проскользнуть в сад на свидание! Если бы, обнаружив, что на самом деле Валентина вовсе не королева, он пренебрег бы назначенной встречей с Беренгарией! Если бы… Ах, если бы!..

Но что теперь Валентина думает о нем? В какое опасное положение поставил он ее своим необдуманным поступком! Подумать только – высечь королеву! Поняла ли девушка, почему он не смог за ней приехать? Ведь после устроенной резни Ричард Львиное Сердце, опасаясь возмездия за тысячи загубленных жизней, усилил охрану города, и увезти Валентину стало невозможно.

Паксон пришпорил коня. Ветер трепал свободные края ткани, покрывавшей его голову. Лицо султана было угрюмо. Какое ему дело до того, поняла ли Валентина, почему он не приехал? Она христианка… и слишком худа на его взгляд… Прелестная христианка со стройной фигурой и смеющимися глазами! Увидит ли он ее когда-нибудь снова? Почему же его одолевают мысли о ней?

Паксон сердито вонзил пятки в бока коня. Да избавит его Аллах от этого наваждения!

Но он беспокоился о Валентине, ни на минуту не забывая о ней.

* * *

Военачальники и советники уже собрались в шатре Саладина. Все они расселись на пышных подушках, скрестив ноги. Малик эн-Наср нервно расхаживал, и плащ колыхался за его спиной.

– Времени не осталось, – тихо проговорил он, черные глаза предводителя были полны отчаяния. – Провизии едва хватает для войска, а тут еще эта обуза, которой мы обременили себя за время похода! – он имел в виду множество людей, не имевших отношения к военной службе, но присоединившихся к войску, а также христиан-пленников, предназначавшихся прежде для обмена на мусульман, плененных Ричардом Львиное Сердце. – После долгих размышлений, – печально сообщил предводитель, – я не нашел иной возможности освободить войско от ответственности за этих людей, кроме как выставить их на торги для продажи.

Тишина воцарилась в большом восьмиугольном шатре, и головы в тюрбанах сочувственно склонились перед великим человеком, глубоко сожалевшем о необходимости пожертвовать своими единоверцами ради спасения войска.

– Сколько человек должно покинуть лагерь? – спросил Паксон, нарушив тишину.

– Три сотни христиан, прежде всего, – Саладин повернулся к заговорившему, и решимость блеснула в его глазах, – и, конечно же, все те, кто не может прокормить себя сам. Молюсь, чтобы Аллах не счел пятном на моей душе принятое мной решение отправить на торги своих единоверцев. Я долго размышлял, но другого выхода нет. Бесчеловечно оставлять этих людей в пустыне умирать от голода и жажды. Единственный выход – торги. Как только хозяева заплатят за них выторгованную нами цену, то немедленно возьмут своих рабов на попечение и впредь станут заботиться о благополучии купленных ими людей. Но, в любом случае, больше нельзя истощать войско. Прежде всего мы должны думать об исходе войны с христианами.

Паксон заглянул во встревоженные глаза предводителя и испытал неведомую ранее глубокую печаль. Суровое решение Малику эн-Насру далось нелегко, но кладовые были почти пусты. Паксон давно удивлялся, почему Саладин так долго содержит пленников и терпит при войске посторонних. Великий военачальник и отважный воин, Саладин всегда открывал свое сердце состраданию к людям.

– Когда об этом будет объявлено в войсках?

– Сегодня же! – мрачно заявил Саладин и предложил Совету обсудить, как именно осуществить задуманное.

Несколько часов спустя было принято окончательное решение. Семьи воинов должны вернуться в город или же в те места, откуда родом отцы семейств. Близкие погибших могли выбирать между возможностью отправиться в родные края и правом попытать счастье на торгах. Но у тех, кто сопровождал войско по своей воле – всех этих женщин, не находящихся под покровительством мужей, – выбора не было. Вместе с христианами-пленниками их погонят в Дамаск, где состоятся торги. Доход от продажи позволит закупить зерно и прочие припасы для войска.

* * *

Слух пронесся по лагерю подобно мгновенно разгоревшемуся пожару. Рыдающие женщины с заплаканными глазами прижимали к себе детей и сокрушались о предстоящей разлуке с мужьями, ведь встречи уже могло и не быть. Воины с суровыми лицами помогали женам сворачивать шатры и старались провести с детьми последние драгоценные часы. Неуверенность в будущем усугублялась и тем, что снова и снова люди раздумывали, куда им отправиться на жительство – многим идти было некуда.

Все одинокие женщины лагеря оказались охвачены гневом. Они стояли между шатрами, уперев в бока руки и громко проклиная свою судьбу.

– Нам не оставили никакого выбора! – жаловалась одна широкобедрая молодая бедуинка. – Они обрекают нас на тяжкий труд и рабство лишь потому, что мы не замужем. Это несправедливо!

– Они знают, мы отыщем дорогу в лагерь другого войска! – откликнулась другая. – Меня, например, с удовольствием приютят в лагере Саифа ад-Дина. Там многим я нравилась.

– Ты многим там нравилась? – воскликнула третья. – Да тебя же просто-напросто вышвырнули из лагеря Саифа ад-Дина, и тебе еще повезло: воины не смогли доказать, что ты воровка, не то осталась бы однорукой!

С пронзительным воплем женщина набросилась на обидчицу, ощерив зубы и выкинув вперед руки, чтобы выдрать той все космы.

Розалан, вместе с Валентиной наблюдавшая за сценой со стороны, подскочила, чтобы разнять дерущихся.

– Прекратите, пока не покалечили друг друга настолько, что и слепой в вашу сторону не глянет!

Женщины тотчас же обратили свой гнев на Розалан.

– А тебе, что, и дела нет до всего? Нас лишили возможности зарабатывать себе на пропитание! Можно подумать, ты отхватила себе мужа!

– Мужа у меня нет, – беззаботно проговорила Розалан, и огоньки возбуждения засверкали в ее бархатистых глазах. – Но меня непременно купят для гарема, и мой господин окажется богатым, красивым и добрым.

– Ба! Да кому ты нужна, разносчица заразы! Глаза Розалан потемнели, а губы искривились в гримасе ненависти.

– Поосторожнее со словами, ты, пристрастившаяся спать с собаками! Моли Аллаха, чтобы зубы остались целы! Смотри, как бы тебе их не лишиться!

– А-а-а-а!.. С собаками? Проклятье!.. Розалан отвернулась с язвительной усмешкой на губах и направилась обратно к Валентине, нарочито виляя бедрами, чтобы еще больше разозлить соперниц. Валентина невольно рассмеялась.

– Розалан, – поколебавшись, спросила она, когда вместе с бедуинкой оказалась в тени своего шатра, – а что с нами будет?

– А то и будет, что я сказала этим квохчущим наседкам. Когда нас выставят на продажу, то какой-нибудь благородный господин непременно купит меня для гарема. Я в том не сомневаюсь! Уж слишком я привлекательна, чтобы случилось иначе. Что же касается тебя, Валентина, то точно такая же судьба может быть уготована и тебе. Мы распустим слух, что ты черкешенка. Известно, что эти женщины умеют возносить мужчин на вершины блаженства.

– Но, Розалан! У меня вовсе нет желания попадать в гарем! Я хочу в Акру! – голос Валентины дрожал от волнения.

– Надо верить в судьбу, Валентина! Наверняка отыщется какой-нибудь выход и для тебя. Нас поведут вместе с пленными христианами, чтобы мы не сбежали по дороге и не перебрались в лагерь другого войска, Саифа ад-Дина, например. Путь к Дамаску займет несколько дней, и ты должна держать ухо востро! Может, пленники замыслят побег, и тебе удастся присоединиться к беглецам. Вот увидишь, все сложится для нас хорошо, – сказала Розалан.

Валентина впервые улыбнулась с тех пор, как двое воинов ворвались в шатер и заставили ее им покориться. «Бедная, бедная голубка! – подумала Розалан. – Неужели она так и не научится мириться с судьбой? Неужели никогда не поймет, что прошлое следует оставлять за спиной и благословлять новый день? Когда же высохнут слезы на этих лилейных щеках?»

– Пошли! – оживленно позвала бедуинка подругу. – Помоги мне приготовить что-нибудь поесть, а потом мы начнем собираться в путь.

Расстроенная до слез, Валентина принялась разводить огонь. Розалан, хотя и была ей преданной и любимой подругой, все же умела довести ее до белого каления этими разговорами о судьбе и невозможности избежать своей участи. По крайней мере, девушке хотелось надеяться, что это не так, потому как если и дальше судьба столь же безжалостно будет распоряжаться ею, то проведет через торги, чтобы упечь в рабство к злому и жестокому хозяину, и тогда она до конца своих дней не увидит ни одного христианина.

* * *

Розалан ошиблась. Христиане, попавшие в плен к Саладину, слишком ослабели от ран и были чрезвычайно истощены, чтобы помышлять о побеге, к тому же мусульмане-охранники не спускали с них глаз. Долгий путь до Дамаска окончательно подорвал их силы, многие умерли в дороге. Сама Валентина никогда не преодолела бы в пустыне такое огромное расстояние, если бы не Розалан: бедуинка напомнила охранникам, что ее подруга храбро оборонялась от христианского воина-гиганта, и пересказала тем, кто не слышал, историю, как нашли девушку рядом с трупом французского пехотинца, сжимавшей в руке окровавленный кинжал, – и в результате им обеим до самого Дамаска было обеспечено место на верблюде, нагруженном поклажей.

Отвратительное животное, издающее неприятные и резкие звуки, протестующе заревело, когда ему было приказано опуститься на колени и позволить усесться на его спине двум женщинам, весившим совсем немного. Забравшейся на тюки Валентине показалось, что она вознеслась над землей на много миль. Тошнота подступала у нее к горлу всякий раз, как верблюд, покачиваясь, делал очередной шаг. Даже на борту корабля, доставившего девушку в Святую землю, качка не угнетала ее столь удручающе, как путешествие на дурно пахнущем вьючном животном.

Как только караван останавливался на ночлег, Валентина клялась никогда больше не взбираться на этот корабль пустыни. Но каждый день после нескольких часов ходьбы, когда ноги начинали вязнуть в песке, а одежда тянула опуститься на землю, она умоляюще взглядывала на погонщика верблюдов, и тот помогал ей взобраться на шаткие тюки.

Долгая череда мучительных дней, проводимых под палящим солнцем, и холодных ночей, слишком коротких, чтобы снять усталость дневного пути, ожидала Валентину вместе с тысячью прочих невольников, покорных воле Саладина.

Привыкшие к климату пустыни мусульманки несли маленьких детей подвязанными за спиной, и даже с такой дополнительной поклажей они уверенно шагали по пескам, словно вьючные животные. Эти женщины оказались выносливее, чем закованные в кандалы пленники-христиане, ослабевшие от недоедания.

В глазах мусульманок можно было прочесть лишь одну боль разлуки с мужьями, которой предстояло длиться столько же, сколько и войне. Из древнего города Дамаска женщины должны были отправиться к своим родным или же к родственникам мужа, но были в караване и отчаявшиеся страдалицы, не имевшие родных и потому вынужденные предстать на торгах, – им грозило расставание с детьми.

Несколько раз за ночь можно было услышать свист плети, сопровождаемый страшными криками матери и пронзительными воплями ребенка. Никто не мог поручиться, что мать и дитя купят вместе, и, пытаясь избежать разлуки с малышами, женщины пытались бежать под покровом ночи. За ними стража следила особенно зорко – ведь эти женщины охотно присоединились бы к другому войску.

Валентина и Розалан крепко прижимались друг к другу, пытаясь согреться холодными ночами. Бедуинка в сердцах ругала приказание, запрещавшее устанавливать шатры ради экономии того времени, которое потребовалось бы, чтобы сворачивать их утром. Еду на всех готовили мужчины, получившие такое поручение, отдельных же костров никто не разводил. Дневная порция выдавалась из больших котлов – к ним в сумерках тянулась длинная цепочка путешественников.

Валентина принялась стелить тюфяк для ночлега, а ее подруга взяла миски и присоединилась к длинной очереди, зазмеившейся по всему лагерю. Вернувшись, Розалан протянула Валентине миску.

– Фу! Этой бурдой разве что свиней кормить можно! – с отвращением воскликнула придворная дама английской королевы и размахнулась, чтобы выплеснуть сероватую водянистую массу на землю.

– Нет! – возмутилась Розалан, перехватывая миску. – Если сама не хочешь есть, отдай мне, но не выбрасывай!

– Ты меня удивляешь, – сказала Валентина, покраснев от возмущения. – Как можно поглощать эти помои с таким удовольствием?

Розалан оторвала глаза от своей миски. Темные и блестящие, они широко распахнулись, на лбу от удивления собрались морщинки. Это было не похоже на Валентину, воспринимавшую прежде путешествие в Дамаск с молчаливой покорностью! Временами Розалан даже беспокоилась за подругу, ставшую мрачной и отчужденной, и потому она даже обрадовалась, когда та проявила хоть какие-то бурные чувства – впервые со дня отправления каравана.

Выходка Валентины понравилась бедуинке: наконец-то девушка ожила, вспылила, рассердилась! Слишком уж часто раньше устремляла она взгляд к горизонту, ничего не замечая вокруг. Даже оводы, донимавшие путешественников, могли тогда садиться на ее лицо незамеченными и вгрызаться в гладкую кожу, и Розалан, ехавшей на покачивающемся верблюде позади Валентины, приходилось прикрывать подруге лицо, отгоняя оводов. Теперь же христианка вышла из этого странного состояния и встрепенулась – как хорошо!

Завладев миской похлебки, Розалан стала зачерпывать варево тремя пальцами и жадно втягивать жижу в рот.

– Меня просто тошнит! Как ты можешь эту гадость есть? Тебе все равно, что с тобой случится после? Посмотри, как отвратительно ты выглядишь, вот так обсасывая пальцы! Боже! Зачем ты зашвырнул меня к этим варварам? Кочевники! Свиньи! – Валентина возвела руки к небесам. – Розалан, и ты действительно думаешь, что тебя может купить богатый человек, чтобы поместить в свой гарем и сложить сокровища к твоим ногам? Как можно быть такой глупой?

Бедуинка продолжала с аппетитом есть, получая от отвратительного варева очевиднейшее удовольствие. Украдкой она поглядывала на Валентину – девушка вскочила и теперь возвышалась над своей подругой, уперев в бока руки. Ее щеки пылали, а глаза были полны негодования и ярости. Придворная дама английской королевы не унималась:

– Нет, ты посмотри на себя! Ты только посмотри! Где твоя гордость? Где это твое особенное внутреннее чутье? Где твоя душа? Ба! Да ты продалась за миску похлебки и одеяло, полное блох, всего лишь ради того, чтобы согреться холодной ночью!

Вместо ответа Розалан облизнула пальцы, собрав со дна миски гущу.

– Перестань сейчас же издавать эти ужаснейшие звуки! Ты разве не слышишь, что я тебе говорю? – воскликнула Валентина.

Опустившись на колени, она с трудом удерживалась, чтобы не ударить бедуинку. Схватив ее за руки, Валентина не позволила подруге снова поднести ко рту грязные пальцы.

– Розалан, послушай же меня, прошу тебя!

Словно только сейчас заметив девушку, бедуинка подняла на нее глаза и приняла снисходительный вид.

– Ты ведь знаешь мое отношение к нищим попрошайкам. Стоит один раз дать им что-нибудь, как будешь подавать каждый день, и так – всю жизнь. Я же привыкла отвечать только за себя!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю