Текст книги "Творения"

Автор книги: Феодорит Кирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 52 страниц)

Посему из сказанного явствует, что Творец и пчелам, и всем другим безсловесным дал и уделил некоторые преимущества ради нас, чтобы мы отовсюду извлекали пользу. Так, например, от пчел приобретаем и другую выгоду. От них научаемся не величаться изобретением наук и искусств, не высоко о себе думать и не забывать естества своего, но познавать Творца и к Нему возводить причины благ. А чтобы не смущаться и не огорчаться нам тем, будто бы безсловесные – сообщники наши в искусстве и ничем от них не отличаемся, Творец нам отдал плод трудолюбия в медоделании, чтобы вместе и общением в искусстве смирить горделивую нашу волю и, утешив порабощением нам сих сообщников, устранить огорчающее нас. Посему о чем скорбишь, человек, видя пчел любителями искусства? Труд – их, а плод – твой; они трудятся, а ты наслаждаешься тем, что произведено их трудом.

И пауку Творец дал это врожденное искусство, прясть тонкие и невидимые нити, чтобы тебя научить, как должно ловить разные роды птиц. Паук плетет сети, не разумом научаемый искусству, но имея учителем природу, а ты, поелику есть у тебя разум и видишь представляемый образец, измыслил тысячи родов сетей. И это самое малое животное тем, что, не имея разума, указало тебе пользу представляемого им образца, возбраняет тебе предаваться кичливости и высокомерию, а разнообразие твоих сетей опять утешает тебя, ибо образец один, а подражаний – тысячи. Для птиц устроил ты что–то похожее на облако и воздух и, утвердив это в местах тенистых, сходством сетей с воздухом обманываешь чувства птиц; в содейственники же при уловлении берешь страх, возбуждаемый преследованием. Ловимые птицы, когда их вспугнут и со всех сторон сгонят к сетям, боясь преследующих, не в состоянии бывают ясно рассмотреть, что у них впереди, потом, налетев на невидимо растянутые сети, запутываются в их петлях. Такие сети вешая в воздухе, ловишь ты ими птиц. Но для той же ловли сих животных придуманы у тебя и другие, более твердые сети, которые распростираешь по земле, вырыв яму, наполняешь ее водою, сажаешь у сетей ручных птиц, чтобы видом и голосом приманивать однородных с ними, потом, когда другие, увидя воду и слыша голос видимой ими птицы, слетаются к ней, при помощи особенного искусства делаешь, что они остаются под сетями. Иное опять устройство изобретено у тебя для ловли четвероногих: силки, путы и капканы уловляют оленей, а тенета – кабанов, серн и зайцев; ямы же и подобные тому устройства служат для ловли самых диких зверей. Но недостаточно было в добычу тебе птиц и скотов, отважился уже ты на уловление и животных морских, устроив верши, петли, сети, невода и все тому подобное, преследуешь роды плавающих и, что сокрыто под водою, искусством своим извлекаешь на воздух, ловишь питомцев вод, и сам, живя на суше, привлекаешь к себе тех, кому местом жительства служит водная глубина; к твоему наслаждению готовы тысячи пород рыб, и ты пользуешься ими с помощию рыболовного искусства.

Поэтому не огорчайся, смотря на паука, прядущего тонкие нити: и от него получаешь ты пользу, учишься не высоко о себе думать, но песнословить общего Создателя. Но также и утешаешься, видя, что добыча паука – комары, мухи и подобные им животные, а ты своею мудростию превозмогаешь быстролетных птиц, своими орудиями принуждаешь уступать тебе победу животных, плавающих и живущих под водою, и породы тварей, живущих на суше, покорствуют твоим законам. Потому не огорчайся, что лишен ты крыльев, ибо в удел свой приял мудрость, которая подручными тебе делает пернатых; у тебя есть ум, который быстротечнее всякой птицы, лучше же сказать, самого ветра: куда ни обратишь свое мановение, немедленно бывает он там; хотя заключен в теле, привязан к земле, однако же обтекает небо, простирается далее небесных красот и самого неба, представляет, что над ним, обходит вселенную, посещает тысячи народов, беседует с друзьями, живущими вдали. Почему же лишение видимых крыльев сокрушает и печалит тебя, владеющего такими мысленными крылами, с которыми ты удобно препобеждаешь пернатых.

Неокрыленное у тебя тело, но мудростию уловляешь ты птиц, носящихся по воздуху. При ее содействии вола, вооруженного крепостию сил и рогами, ведешь под ярмо, принуждаешь работать, подвергаешь непрестанным трудам, заставляешь пахать ниву, влачить воз, переносить тяжести, которые не по силам другим вьючным скотам, перевозить вещества, нужные для постройки домов. Прикажешь – и идет он под ярмо, терпеливо несет это иго, забывает о пользе рогов, боится твоего голоса, не знает различия в крепости сил, но терпит порабощение существу гораздо слабейшему. Столько–то разум лучше телесной силы. Он и ослу, и мску, и верблюду повелевает нести тяжесть, и каждое из поименованных животных преклоняется к земле по сему приказу, обремененное ношами встает, как скоро прикажут, утомленное длинными путешествиями терпит тех, которые доводят его до страдания, покорствует тем, которые обременяют его, принимает подаваемый ему корм, но томимое голодом не вопиет на владеющих им; потому что закону рабства научилось у самой природы, поэтому самых сильных животных приводит в страх один голос пекущегося о них.

А ты презираешь Владыку всей твари и, в образе животных находя для себя побуждение служить на пользу, не хочешь подчиниться Господу и умолять Его, и не несешь на себе благочинно бремен добродетели, когда их возложил на тебя Владыка. Но скачешь, ведешь себя самовольно, избегаешь сего ига, как не изведавший ярма телец, не терпишь узды, но рвешь ее, бежишь и несешься по стремнинам, свергаешь с себя природою данного тебе браздодержца.

Напротив того, те, которые возлюбили сие благое рабство, уязвлены пламенною и неустрашимою любовию к Владыке, великую пользу извлекли для себя и из примера безсловесных. Поэтому и в псалмах все они устами одного взывают: скотен бых у Тебе, и аз выну с Тобою (Пс.72:22–23); т. е. за Тобою следую, подобно ведомому скоту, не допытываясь, по какому ведешь пути, не любопытствуя о том, краток ли, длинен ли, труден ли он; не огорчаюсь ни его теснотою, ни его крутизною, ни его опасностью, потому что уверил себя, что Ты благ, и ко благу путеводишь мною. Поэтому во всем прочем и любоведущ и разумен я, знаю, как рассудить, о чем должно, и ясно вижу, как избегать скорбного, а когда ведешь Ты, я отказываюсь от рассудка, подражаю благопокорности скота, разумный пред другими, скотен бываю у Тебе. Потому не отлучаюсь от Твоего сопребывания, но выну аз с Тобою. Поелику по Твоим следую стопам, то покоряюсь узде, даю себя вести, куда ни поведешь: заставляешь ли идти меня путем гладким или шероховатым, узким или широким, – потому что полагаюсь на Твою премудрость, верю Твоей благости, знаю, что действительно прекрасно и благо то, что Тебе угодно.

Умеющие приобретать такую пользу получают ее от природы безсловесной. Поэтому и ты, видя, что покорны тебе роды безсловесных, покорствуй Тому, Кто их соделал тебе рабами. Он подчинил тебе стада коней и, взяв горделивого коня, не умеющего носить на себе всадника, преобразуешь его своим искусством, отучаешь от дерзости, смиряешь до того, что перестает бить задними ногами; поднятую вверх выю сгибаешь в кольцо, заставляешь поникнуть лицом в землю, научаешь ходить мерною поступью, чинно переставлять копыта и бежать скоро, когда это нужно; дикого делаешь ручным, доводишь до такой покорности, что слушается твоего голоса и твоей руки, терпит от тебя удары бичом, хотя много превосходит тебя и силою, и проворством, сносит твои угрозы, боится тебя – и тем, что делает, признает свое рабство. Когда ты на охоте, с тобою охотится и он; и когда воюешь, с тобою подвизается, стремительно наступает на противников; а если пожелаешь бежать, отважность свою переменяет в робость, оборачивается назад, бежит, несясь с быстротою, избавляет тебя от преследующих; не оказывает непослушания, когда велишь ему идти прямо в лицо неприятельской дружине, не противоречит, когда прикажешь обратиться в бегство; один закон спасения известен ему – это приказ всадника.

И что говорю о коне, осле, верблюде? Тебе желает повиноваться и величайшее из животных земных – слон, который может хоботом и самые великие деревья вырывать с корнем. Не рассуждает о крепости, не думает о силе, не смотрит на огромность тела тот, кто величиною уподобляется иным холмам, но терпит твое владычество; и ты (разумею весь твой род), сидя, даешь приказ, а он делает, что велено. Если получит от зрителей плату за зрелище, тебе подает ее хоботом как горстью. Идешь ты на войну, – и он ратоборствует вместе с тобою, и когда вступаешь в битву, он принимает на хребет свой многих стрельцов: с него, как с башни какой, мечут стрелы в противников и, наступая на дружину неприятелей, приводит он в страх, легко разрывает их ряды, рассеивает ратников.

Поэтому не огорчайся, что малое имеешь тело, но смотри, сколько животных согласны служить ему, и с усердием песнословь Подчинившего их тебе, и за это самое исповедуй благодарение Творцу. Ибо, промышляя о душевном твоем спасении, не обложил тебя слишком великим телом, чтобы, преимуществуя тем и другим: и душою, и телом, – не впасть тебе в диавольское высокомерие. Если и при малом своем теле беснуешься и неистовствуешь против Сотворшего, то чего не сделал бы ты, получив и телесное величие? Теперь же, как малость тела учит тебя быть целомудренным и познавать Творца, так дар разума вознаграждает за телесную малость.

Посредством разума правишь ты естеством безсловесных, употребляешь их в дело, водишь стада овец, коз, свиней, табуны коней, пасущихся в степях и носящих вьюки верблюдов, смешанную породу птиц и мсков. Одни из сих безсловесных служат тебе в пищу, делают трапезу твою многоценною, доставляют тебе всякого рода наслаждения, идут в состав различных для тебя снедей, другие привозят тебе хлеб и дрова, переносят потребное для иных нужд. Псы то ходят с тобою на ловитву, то пасут вместе стада, то служат стражами при доме. Пастухи, полагаясь на их бдительность, вкушают сон; при их содействии немногие могут пасти множество овец, потому что псы готовы ввергаться в опасность не только за господ, но и за овец; защищают пастухов, усердно ведут брань с волками и, уязвленные, никак не предаются постыдному бегству, но лаем призывают на помощь пастухов. И это делает пес, не имея учителем разума, но отличаясь каким–то естественным преимуществом. По приказанию ловчего следит он добычу, различает запахи., и по ним, как по неким следам, идя неуклонно, не останавливается, пока не отыщет добычу. Отыскав же и держа зубами и когтями, не ест сам добычу, но хранит ее в целости пославшему, и хотя порабощен неразумию, однако же признает господство и никак не осмеливается вступить в раздел лова с господином. Если же отыщет зверя, который больше его и превышает собственные его силы, например, кабана или медведя, или что–либо подобное, то бережет себя от поражения клыками, но борется мужественно и, делая частые нападения сзади, пытается с безопасностию для себя задержать добычу и усильною борьбою не дает ей спасаться бегством, потому что частыми нападениями принуждая зверя часто оборачиваться назад, делает, что остается он на одном месте, пока не подойдет ловец. А он, как скоро приходит, при содействии искусственных оружий, весьма легко и без труда овладевает добычею.

И напрасно кто–либо из скорых на возражения будет мне выставлять здесь на вид бешеных псов бьющих задними ногами ослов, кусающихся верблюдов, бодающихся волов. Из большого числа в немногих только бывают сии недостатки, – и это крайне необходимо: из сего познаешь, что природа безсловесных подчиняется тебе не сама собою, но покорствуя мановениям Творца: сие подтверждают животные, мятежно восстающие против твоего владычества – кусающийся верблюд и бодающий вол и все тому подобное, потому что и все таким же образом вышло бы из–под твоего владычества, если бы не возбранял божественный закон; так что безчиние безсловесных для тебя делается уроком благочиния, их скакания прекращают твои необузданные движения, подвергаясь их своеволию, научаешься сам не быть своевольным, но признавать Владыку. Для сего–то Творец создал и диких зверей, и роды пресмыкающихся, чтобы твою опрометчивость и дерзость обучить добродетели и страхом зверей привести тебя в необходимость искать Божией помощи, потому что наложенный на тебя страх зверей, непрестанно тебя поражая и уязвляя, возбуждает к молитве и заставляет призывать в защиту Помощника. А поелику нужда повелевает тебе просить помощи, то стараешься угождать Тому, Кто может оказать тебе помощь, и Его бываешь принужден неотступно умолять о том, чтобы избежать тебе вреда от злоумышляющих, возводишь очи на небо, ищешь Попечителя, желая освободиться от оскорбителей. И страх сей делается для тебя руководителем к Богу.

Но чтобы, непрестанно подвергаясь страху сему, не проводить тебе горестной жизни, Бог поселил зверей вдали от тебя. И породу животных ядовитых сокрыл в каких–то норах, местом их жительства соделал подземелья, не дозволив им небоязненно приближаться к человеку, повелев же всегда скрываться, а в редких разве случаях показываться, дав закон и показываясь, избегать взора людей, как бы неких властителей, не многим же и весьма редко причинять вред, впрочем, не начинать с ними битвы, а только защищаться, ибо иначе мы не стали бы и бояться их, если бы род наш не испытывал от них вреда. Да и родам четвероногих зверей Попечитель вселенной повелел жить в непроходимых лесах, на утесах, в местах, наполненных пещерами, и где совершенно нет людей, а для снискания пищи определил им ночь. Ибо сказано: Положил еси тму, и бысть нощь, в нейже пройдут вси зверие дубравнии, скимни рыкающии восхитити и взыскати от Бога пищу себе. Возсия солнце, и собрашася, и в ложах, своих, лягут. Изыдет человек на дело свое и на делание свое до вечера (Пс.103:20–23). Потом, удивившись Божию домостроительству, Пророк взывает: яко возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудростию сотворил еси (103:24).

А что по вторжении греха и безсловесные отреклись признавать над собою владычество человека, прежде же подчинялись ему и признавали свое рабство, о сем свидетельствует родоначальник Адам, давший всем им наименования, не боявшийся, не убегавший их и не терпевший от них никакого вреда. Свидетельствует о сем и второй родоначальник людей, искра всего рода, блаженный Ной, который в ковчеге был пастырем не кротких только, но и самых свирепых животных, и в продолжение целого года тех и других пас вместе и заставлял плотоядных питаться травою: свидетельствует и число животных чистых, сохранившееся в ковчеге целым и неприкосновенным. Свидетельствует также и великий Даниил, отданный в пищу львам, но поразивший их молниею добродетели и крайне устрашивший чертами Божия образа. Поелику они видели, что в образе весьма ясным сохранилось подобие Первообразу, то признали свое рабство, отложили зверство и как бы предположили, что видят того Адама, который до греха дал им имена. Так, когда блаженный Павел, чтобы поддержать огонь в костре, принес связку дров и с помощью огня умерил холод воздуха, скрывавшаяся в дровах ехидна бежала от огня, как от пагубного для нее, коснулась же руки Апостоловой, как бы отмщая за то, что могла она потерпеть в огне. Но нашедши не слабость и уступчивость греха, а твердое и несокрушимое оружие добродетели, отскочила немедленно, подобно какой–либо стреле, пущенной в твердое тело и обращающейся назад, к пустившему ее, удалилась же под горящий костер, как бы подвергая себя наказанию за дерзость, что поступила гневно с рукою своего владыки.

Поэтому роды зверей подобны бичам, жезлам и наказаниям пестуна: для тех, которые достигли уже совершенства и вышли из детского возраста, они крайне не страшны, а для младенцев по образу мыслей весьма необходимы и полезны. И как, по словам божественного Апостола, праведнику закон не лежит, но беззаконным и непокорным, нечестивым же и грешником, неправедным и скверным (1 Тим.1:9), отцеубийцам и подобным сему, так и звери служат для людей как бы некоторым наказанием, ужасая и устрашая удобопреклонных ко греху, а питомцами добродетели пренебрегаются, подобно чему–то детскому.

Посему, и в этом находя Божию попечительность и дознав всяческое Божие промышление, перестань, друг, клеветать и воздай Благодетелю песнопениями. Ибо не явная ли несообразность – хвалить учителя грамматики, который при времени наказывает детей жезлом, изгоняет леность бичом, влагает твердое памятование букв, также свидетельствовать благодарность врачу не только когда предлагает больному пищу и питие, но и когда режет, прижигает, ведет борьбу с болезнию, не дает ей идти вперед, – хулить же Бога, Который с высшею премудростию и великою попечительностию промышляет о душах и подаянием благ и страхом наказаний обучает начаткам добродетели, с корнем исторгает болезнь порока и приводит душу в полное здравие. Посему удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти. Уклонися от зла и сотвори благо (Пс.33:14–15). Примечай попечение о тебе и воспой Промыслителя, чтобы, видя тебя благопризнательным за милости, и ныне осыпал тебя благодеяниями и сподобил обетованных благ, которые да улучим и мы о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава во веки веков! Аминь.

Слово 6. О том, что богатство и бедность полезны для этой жизни

Неоднократно с Пророком говорил уже я беззаконнующим, не беззаконнуйте: и согрешающым, не возносите рога, не воздвизайте на высоту рога вашего и не глаголите на Бога неправду (Пс.74:5–6), утверждая, будто бы созданную Им тварь оставил Он без управления. Но крайне непризнательных не убеждают ни небеса, по слову Пророка, поведающие славу Божию (Пс.18:1), ни солнце, яко жених, исходящее от чертога своего (18:6) и до краев вселенной достигающее и светом, и теплотою, ни луна изменяющаяся, устрояющая меры времени, ни звезды восходящие и заходящие, указующие путь мореплавателям, возбуждающие земледельцев к жатве и посеву, ни преемство годовых времен, ни повороты солнца, ни благовременные и соразмерные порождения облаков, ни согласие суши и моря, ни потоки рек, ни излияния источников, ни обилие плодов, ни разнообразие и польза животных, ни устройство тела, приличное существу разумному, ни безсмертие души и мудрость, управляющая телом, ни множество всякого рода искусств, доставляющих не только, что необходимо, но даже что и сверх потребности, – ни все прочее, что Великодаровитый ежедневно дарует естеству человеческому.

Но и всем этим пользуясь, предаются они неистовству и безумствуют, великое о всем попечение называют нерадением, выставляют нам на средину богатство и бедность, жалуются на недостаток однообразия в жизни.

Посему, в помощники слова прияв Того, Кто премудро правит ладьею вселенной, противостанем сим нападениям, решим возражение и покажем, что сплетаемая ими жалоба – то же, что и ткань паука.

Говорят: почему люди самые порочные богатеют, отовсюду текут к ним тысячи благ, попутным водясь ветром, проходят они жизненный путь и в напутствие неправды приемлют потоки богатства, потому что изобилие питает в них пламень любостяжательности, и порок, прияв в содейственники богатство, воспламеняет величайший пожар, и к хотению присоединяемая сила делает зло невыносимым.

А рачители добродетели живут в бедности, подавлены бедствиями, терпят недостаток в самом необходимом, изнурены, не омыты, поникли взором в землю, поруганы, осмеяны, терпят тысячи всяких скорбей?

Посему прежде всего спросим их: в чем поставляют они верх благополучия. И если скажут: в богатстве, немедленно изобличим их ложь. Ибо как быть зиждителем благополучия тому, что, по словам их, служит содейственником неправды? Если живущие порочно по причине богатства поднимают вверх брови, надмеваются, носясь на конях и колесницах, в волнение приводят торжище, столько презирая других, сколько сами достойны презрения, причиняют обиды, преданы любостяжательности, присвояют себе чужое, желают им не принадлежащего, отнимают собственность у ближнего, наслаждаются чужими благами, наживаются несчастиями бедных – и все это делают, пользуясь содействием силы богатства, то будет ли богатство верхом благополучия, основою счастия? Если же превосходнейшим из благ назовут добродетель и скажут, что пламенный любитель добродетели и рачительный ее делатель находится на самой вершине благ, то для чего же обращают взор на богатство и обогащающихся называют достойными соревнования? Обилие денег и преизбыточество преспеяний в добродетели прямо между собою противоположны.

Прияв же в помощники свет истины и произведя общее изыскание, исследуем, сколько видов добродетели и как удобно для человека приобретение оных. К добродетели причисляем, конечно, благоразумие, целомудрие, мужество, справедливость и все части любомудрия, от них происходящие и в них заключающиеся. Посему исследуем, что означает каждое из сказанных именований, каковы его смысл или истолкование, или сила. Благоразумие, конечно, есть бодрствование разумной в нас силы, как безумие и неразумие, без сомнения, есть опьянение этой силы, производимое страстями, и оно, подобно некоему облаку, находит, сгущается, омрачает и не дозволяет разуму усматривать, что должно; почему здравое состояние разумной силы именуется благоразумием. Но и целомудрием называем также свободу от страстей. Когда разумная сила приобрела здравый и правильный образ мыслей, тогда страсти ослабевают, опадают, рассеиваются, воспламенение их прекращается, и браздодержец – ум – несется чинно на конях. Почему благочиние страстей и здравие браздодержца именуем целомудрием. Мужеством же называем справедливое движение раздражительной силы, равно как дерзостию – движение несправедливое и безпорядочное. И справедливостию называем правдивое владычество души и соразмерность подвластных ей страстей; потому что приведение в стройность сил вожделевательной и раздражительной с силою разумною и их взаимное срастворение способствует нам к приобретению справедливости.

Итак, поелику дознали мы, сколько частей добродетели и каковы знание и силы каждой, то рассмотрим еще, как желающему можно преуспевать в них: употребив ли содейственником богатство или в помощь к приобретению приняв бедность? Но богатство при множестве мятежей, при заботах всякого рода, при тысячах разных треволнений служит наветником, а не помощником добродетели. Ибо как преуспевать в целомудрии тому, кто непрестанно служит чреву, предан пиршествам, готовит угощения, озабочен устроением лож и столов, у кого не выходят из ума хлебники, повара, пирожники, благовоние вин, стаканы, чаши, всякого рода сосуды и разные припасы. Кто с жадностью пьет нерастворенное вино, сверх меры обременяет чрево, угашает в себе последнюю искру разумной силы, дает всегда новую пищу пламени страстей, как можно более разжигает в себе непотребное сластолюбие, до высшей степени возбуждает свою раздражительность на прислуживающих, – властителя страстей делает рабом их, владыку обращает в служителя чреву, приявшего от Творца право господства над жизнию низводит в невольники вожделения, князя отдает в плен подданным, делает, что браздодержца кони влекут по земле, что кормчий не держится уже за кормило, не правит всею ладьею, но предает ее треволнениям страстей, заливающим и затопляющим ладью? Такой человек, конечно, не только лишен благоразумия, но даже предан всякому непотребству; не только не имеет мужества, но стал уже невольником враждебных страстей. О справедливости же должно ли и говорить что, когда сами противники согласны в том, что желающий большего и большего стяжания не хочет и знать различия между правдою и неправдою, а напротив того, у таковых все безпорядочно, неопределенно безразлично?

Посему и тем, которые до крайности любят спорить, нетрудно дознать из сказанного, что употребляющим в содейственники богатство нелегко преуспевать в добродетели. А что бедность содействует любомудрию и без нее человеку невозможно преуспевать в совершеннейшей добродетели, сие дознаем немедленно. Во–первых, недостаток в необходимом принуждает страсти подчиняться разумной силе, не дозволяет им воспламеняться и разбивать браздодержца, как бывает это у роскошных и чревоугодников. А потом душа, избавленная от излишних бремен, свободная от внешних мятежей, наслаждающаяся всяким безмолвием и тишиною, углубленная сама в себя,. усматривает собственное свое достоинство, познает и рабство подвластных ей страстей и, пользуясь правом владычества, подвластным ей предписывает благочиние, а безпорядок того или другого из них наказывает чрез них же самих: то пламенеющей раздражительности противопоставляет вожделение и уступчивостию последнего ослабляет стремительность первого, то сию же распорядительность в наказании обращает на вожделение и бичом раздражительности сокращает его дальнейшее стремление. Разумной силе к приведению в благочиние страстей содействуют также труды. Ибо нужда скудости возбуждает к трудолюбию и недостаток необходимого приводит к трудам, а обременительность трудов, ослабляя страсти, не дозволяет им воспламеняться, истощая то, что питает их.

Почему же коснеешь в неблагодарности, видя сочетание нищеты с праведными, и охуждаешь сие орудие добродетели, поступая подобно тому, кто хвалит в доме седалища, скамьи, ложе, двери и красоту зданий, смеется же над орудиями домостроителя и плотника, порицает топор, бурав и все прочее, чем делается каждая вещь в доме? А о том, что преуспевать в добродетели гораздо удобнее при бедности, нежели при богатстве, свидетельствуют сами питомцы нечестия; свидетельствуют и у эллинов бывшие любителями мудрости и единственным наставником имевшие закон естественный. Ибо все они при нищете преуспевали в нравственной добродетели, и притом не слыхав еще Божиих словес, ясно взывающих: иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик (Лк.14:33). Однако же им и естества достаточно было к научению, потому что Божие слово не новые преподает уроки, но напоминает законы естественные, и те самые письмена природы, которые по нерадению человеков испортило время, Творец природы начертывает снова чрез Своих проповедников. Посему, если и Сократ, и Диоген, и Анаксарх, и подобные им, возлюбив приобретение нравственной добродетели, отвергли приобретение богатства, и нищету прияли в содейственники к благому приобретению; – и поступили так, будучи слепы для усмотрения истины учений, не ожидая Царствия Небесного, не зная в точности действительного блага, то почему же ты, возлюбленный, обвиняешь нищету, при которой поприще добродетели протекается удобно, путь негладкий и трудный для совершающих оный делается ровным и легким?

И говорим это, не богатство осуждая, не злом врачуя зло. Ибо если богатство худо, то хула падает на Давшего оное. Напротив того, говорим, что богатство и бедность Самим. Творцом предлагаются людям, как некие вещества или орудия, и люди, имея их, как художники, могут или изваять образ добродетели, или слепить кумир порока. Но при богатстве едва кто и несколько членов добродетели изваяет во всей красоте, а при бедности многие могут произвести целый образ. Поэтому не будем осмеивать бедность, сию матерь добродетели, и охуждать богатство, но станем обвинять не пользующихся им, как должно. И железо дано людям быть содейственником при строении дома, в земледелии, в мореходстве и помощником в других искусствах, нужных для жизни. Но с неистовством нападающие друг на друга не дают железу служить только для необходимых потребностей, а употребляют его на убиение друг друга. Однако не железо обвиняем за это, но осуждаем лукавство употребляющих его во зло. Так и употребление вина дано людям для веселия, а не на безумие сердца, но любящие неумеренность и предавшиеся пьянству сего родителя веселия делают отцом безумия. И мы, произнося справедливый приговор, употребляющих Божий дар во зло называем винопиицами, пьяницами, людьми дурными, а в вине видим Богоданный дар. Так будем судить и о богатстве, и о пользующихся богатством: первое освободим от обвинения, а последних, если будут справедливыми его распорядителями, увенчаем великими похвалами, а если, превратив порядок, окажутся рабами богатства, исполняющими всякое его повеление и услуживающими во всяком дурном деле, то составим на них приговор, обвиняющий в худом поведении, потому что поставленные властелинами, нарушили право владычества и господство обменили на рабство.

Но, может быть, иной из умеющих делать возражения только на сказанное хорошо спросит: почему Творец приобретение богатства даровал не всякому человеку, но одним определил жить в богатстве, а другим дал в удел бедность, и жизнь соделал исполненною великого неоднообразия? Но и мы охотно спросим возражающего: почему Создавший телесные члены не всем им дал одну и ту же деятельность, но глазам поручил различение цветов и очертаний, слуху дал способность знать различие голосов и звуков, ноздрям – принимать в себя испарение и отличать зловонное от приятного, языку – судить о качестве вкусов, знать различие сладкого, кислого, пряного, горького, жирного, ногам дал силу ходить, рукам уделил силу производить всякого рода работы, чрево соделал приемником пищи, печень – местом ее очищения, головной мозг – сокровищницею мозжечков, сердце – источником теплоты, в бьющихся жилах заключил дыхание, и кровеносные жилы соделал проводниками крови – каждому члену дал особую деятельность? Все поименованные члены и те, о которых умолчано, служат к совершенству единого тела; впрочем, каждому вверено нечто особое, хотя служит он и делу общему. Глаз служит путеводителем ногам, указывает, где гладко, и отвращает от мест неровных, но его самого носят ноги. Ухо, принимая в себя звуки, возбуждает глаз к зрению и посредством зрения открывает причину, производящую звук. И сказанное нами да будет подтверждено апостольским свидетельством: Не может же око рещи руце: не требе ми еси: или паки глава ногама: не требе ми есте. Но много паче, мнящиися уди тела немощнейши быти, нужнейши суть: и ихже мним безчестнейших быти тела, сим честь множайшую прилагаем (1 Кор.12:21–23). И никто, если не совершенно расстроен в уме, никогда не огорчался, видя различную деятельность в членах. Напротив того, всякий любит Творца и удивляется Ему, что так премудро отличил каждый член, уделил каждому приличную потребность, частную пользу сделал общею, потому что не одно зрение наслаждается видимым, не одно ухо – слышимым, не одни уста – вкусом, не один нос – обонянием, не одни ноги пользуются хождением, не одни руки – работою, не одно чрево наслаждается пищею, не одно сердце – теплотою, не один головной мозг – чувством, но каждый член имеет свою особенную деятельность, доставляет же пользу целому. Один член все тело согревает, другой все тело питает, иной же другую какую–либо дань приносит всему живому существу, и разнообразие деятельности разделено на все члены тела, все же пользуются друг от друга – и достигается общая польза. Ухо не гневается на то, что не видит, глаз не негодует на то, что не слышит, но каждый член любит пределы естества и отдает ту подать, какую изначала приносить повелено ему.