Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Феодорит Кирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц)

Таково было Божие смотрение об Иосифе: сперва попустив ему стать рабом, чрез рабство, клеветы и узы Бог вручил ему бразды Египта, и прежде виночерпию проповедует он истинного Бога, а потом то же самое учение излагает царю, после же сего, взявшись за кормило, мудро правит целою ладьей. Так Бог, захотев избавить от египетского рабства размножившихся израильтян, избавляет при множестве великих чудес, и чрез сие делает их народом знаменитым, потому что этот народ поставляет учителем Боговедения для всех народов. И как для попечения о сем народе избирает то Моисея, то Иисуса, и еще Самуила, и в другое время кого–либо другого из Пророков, и посредством одного человека, упражняющегося в любомудрии, благодетельствует всем его единоплеменникам, так посредством одного народа израильского призывает в общение веры все народы, потому что и они одного естества с Израилем.

А что сие действительно так, свидетельствует блудница Раав, для которой, хотя была иноплеменница и блудница, достаточно стало одной молвы и ради оной приняла она благочестие, вознерадела о своих и отдалась в руки чужим, ибо говорит: слышали мы, что Господь Бог сотвори с Египтянами, и нападе бо страх ваш на ны (Нав.2:9). Посему делает условия с соглядатаями и подтверждает их клятвою.

О том же свидетельствуют и иноплеменники, которые убоялись присутствия у них кивота и говорили друг другу: сей есть Бог, побивший Египта, горе нам иноплеменникам (1 Цар.4:8). Для сего–то Бог, хотя передает кивот иноплеменникам, обличая беззаконие Своего народа (закону не надлежало соделываться защитником явных нарушителей закона), однако же охраняет досточтимость преданного им кивота, научая тем иноплеменников, что одержали они победу не над Богом, но над беззаконием людей. Посему устрояет, что Дагон – этот безгласный и безчувственный идол, но которому иноплеменники поклонялись, как Богу, – падает пред кивотом и приемлет на себя вид поклоняющегося, чтобы дознали иноплеменники различие между ним и кивотом. Они же по неразумию снова восставляют Дагона, и снова видят его падшим и поклоняющимся. Потом, оставаясь в великом своем скудоумии и не пожелав видеть различия, научены опытом уцеломудриться и, понесши наказание, образумились, отрезвились от упоения невежества и отсылают кивот, как и надлежало, к собственным его служителям и, почтив его приношениями, возвещают о понесенных ими наказаниях, а тех, которые должны принять его, извещают, как будет возвращен.

Так поступил Бог и с Валтасаром. Поелику народ израильский поползнулся на великое нечестие, то отсылает его Бог пленным в Вавилон, и священные сосуды делаются военною добычею неприятелей. Но Навуходоносор удалил их как Божественные от общего употребления и внес в храм почитаемых у них богами; сын же его, т. е. Валтасар, не вразумившись бедствиями отца, не обратив внимания, какие наказания понес он за свое высокомерие, даже почтив, как полагал, сии Божественные сосуды, износит на среду, что навсегда посвящено было Богу, пьет, нечестивец, из этих сосудов и пирующим с ним предлагает сию неприкосновенность. И в это самое время произносится приговор на нечестивого: невидимая чья–то рука пишет на стене определение Божие. Царь остается пока в недоумении, будучи не в состоянии прочесть и узнать силу написанного; матерь же его изводит на среду Даниила, который неоднократно разрешал отцу подобные недоумения. И Даниил прочел, истолковал и указал причину наказания, говоря: когда в наказание за грехи соделались мы пленниками, тогда и сии сосуды, посвященные нами Богу, предал Он поработившему нас, научая тем, что, не имея в них нужды, терпел наши жертвоприношения, но, пока были мы благочестивы, принимал нами приносимое, желая оказать нам милость; когда же поползнулись мы в нечестие, отринул и принесенные нами дары. Да и отец твой, имея об этом некоторое понятие, почтил, как полагал он, сии сосуды, удалив от людского употребления и посвятив мнимым своим богам. А ты, не помыслив о возданной отцом чести, впал в бездну высокомерия и поругался над священными чашами. Посему–то Владыка их, не о вещах неодушевленных прилагая попечение, но промышляя о людях, извещает, какой конец высокомерия, и твоим наказанием многим людям дает урок благочиния. Так сказал Даниил, и Валтасар в ту же ночь приял казнь.

Вот как Творец всяческих всегда промышлял о всех людях, не только ведущих род от Авраама, но о всех потомках Адамовых, и посредством одного народа приводил к Боговедению все народы. И всем человекам предлагал чрез него учение, не только, когда был он благочестив, но и когда нес наказание за свои беззакония. И именно этого Навуходоносора, высокомерного мучителя, воздвигшего золотой кумир, повелевавшего, чтобы все поклонялись ему, и говорившего: выше звезд небесных поставлю престол мой… взыду выше облак, буду подобен Вышнему (Ис.14:13–14), вселенную всю объиму рукою моею яко гнездо, и яко оставленная яйца возму (10:14), не чрез Ангелов Бог всяческих научал целомудрию, но чрез тех, которые им самим взяты были в плен. Ибо когда увидел, что три отрока, не исполнив царского узаконения, страшную эту пещь пренебрегли, как игрушку, ходят по углям, как по розам, и преданные такому пламени песнословят Бога, как дивится он чуду, как изумевает пред Содетелем чуда, повелевает всем поклоняться Богу отроков, именует Его Вышним, называет Богом и Царем всех.

Так и оного ассириянина, который вознеистовствовал против Бога и произнес безумные сии слова: «Не спасет вас Господь Бог от руки моей, и где боги народов?» – довел до познания собственного своего безсилия, принудил бежать одного, а те многие тысячи, которыми он величался, в краткое мгновение времени чрез единого Ангела предал смерти.

Так Иону послал к ниневитянам проповедником покаяния; и не восхотевшего исполнить повеление, но неразумно вознамерившегося бежать, связывает волнами и, как в некое узилище, предает в утробу кита; и неразумная рыба отводит разумного туда, где повелено ему проповедовать.

Когда же наступило время совершиться великой тайне домостроительства, и по Божественном вочеловечении в целой вселенной рассеяться проповеди, тогда уже сей народ, по особенному благодеянию вначале избранный из всех народов, рассеивает также в целой вселенной, чтобы все, одержимые прелестию многобожия, навыкли слышать, что Един есть Бог. Творец неба и земли, и чрез это более удобною соделалась проповедь и божественным Апостолам.

Но, может быть, скажет иной, что иудеи не только не содействовали учению о Христе, а даже крайне противодействовали и служили препятствием для язычников, хотевших уверовать. Напротив того, если кто пожелает исследовать сие в точности, то найдет, что самое противление иудеев способствовало вере язычников, потому что беседа с иудеями и доказательства, приводимые из Закона и Пророков, как служили ясным обличением неразумия иудеев, так показывали язычникам, что христианский образ жизни проповедуем был издревле. И свидетельство, заимствованное у врагов, делало достоверным проповедуемое учение. Проповедники сего учения выставляли на среду и патриарха Авраама, приявшего сии обетования, и Исаака – этот плод обетования, и Иакова, получившего от отца сие благословение, и Иуду, преемственно наследовавшего то же отеческое благословение, и Моисея, о сем предрекшего, и царя Давида, то же предвещавшего, и Исаию, и Иеремию, о том же пророчествовавших, и Иезекииля, и Даниила, сие же провозгласивших Духом, и весь сонм Пророков, ясно предуказавших сбывшееся с нами. И слышавшие, видя, что иудеи сами признают вещания сии Божественными, а также усматривая благодеяния, совершаемые именем Христовым, и сии знамения приемля залогом преподаваемого учения, легко принимали проповедь, веровали в проповедуемого Бога, гнушались же превратных иудейских толков. Поэтому непокорность Иудеев не только не служила препятствием Божественной проповеди, но тем самым, что они предпринимали противодействовать, придавала достоверность учению, потому что противоречие понуждало выставлять на среду Господни свидетельства, а свидетельства сии обличали ложь и открывали свет истины.

Посему Бог всяческих издревле продолжал домостроительство спасения человеков и прилагал о сем попечение, приличное каждому времени. Сему научая, блаженный Павел сказал: в елико время наследник млад есть, ничимже лучший есть раба, Господь сый всех: но под повелители и приставники есть даже до нарока отча. Такожде и мы, егда бехом млади, под стихиами бехом мира порабощени: егда же прииде кончина лета, посла Бог Сына Своего Единороднаго, раждаемаго от Жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит, да всыновление восприимем (Гал.4:1–5). А что к сему домостроительству приступил Бог, не по принятому Им вновь усмотрению, но так постановил Он изначала, сему да научит нас тот же свидетель, который в послании к Коринфянам пишет: Премудрость же глаголем в совершенных, премудрость же не века сего, ни князей века сего престающих, но глаголем премудрость Божию в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу, юже никтоже от князей века сего разуме: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (1 Кор.2:6–8). Ибо не из зависти к благоденствию людей доставили им случай к сему приобретению высочайшего блаженства, но не зная цели сей тайны, восстали на Спасителя душ наших и невольно соделались для нас снабдителями высочайших благ. Посему, хотя тайна была сокровенна, но предопределена прежде веков.

А поэтому, уведав сие, дознав на все простирающееся Божие Промышление, усматривая неизмеримое человеколюбие, видя безмерное милосердие, престаньте неистовствовать против Создателя, научитесь песнословить Благодетеля, благопризнательным словом воздайте за великие благодеяния. Пожрите Ему жертву хвалы (Пс.106:22), не скверните языка хулою, соделайте его орудием песнопения, как на сие он и устроен. Поклоняйтесь тем Божиим смотрениям, которые видимы, и не любопытствуйте о тех, которые сокровенны, но ожидайте дознания, которое будет в свое время. Когда совлечемся страстей, тогда приобретется совершенное ведение. Не подражайте Адаму, который отважился вкусить запрещенных плодов, не касайтесь сокровенного, но ведение сего предоставьте надлежащему времени. Послушайтесь премудрого, который говорит: несть рещи: что сие; на что сие; вся бо на потребу их создана быша (Сир.39:27). Посему отовсюду собирая поводы к песнословиям и срастворив их в одно песнопение, вознесите оное с нами Творцу, и Благодаятелю, и Спасителю Христу, Истинному Богу нашему. Ему слава и поклонение, и велелепие в нескончаемые веки веков! Аминь.

Слово. О Божественной и святой любви

Каковы подвижники добродетели, сколько заслужили венцов и как они блистательны, сие ясно видно из написанных нами о них повествований [ [2]2
  Бл. Феодорит разумеет здесь описанные им жития сирских подвижников и подвижниц в книге, имеющей название: Боголюбивое сказание, или жизнь подвижническая. Ред.


[Закрыть]]. Ибо если в сих повествованиях и не все исчислены подвиги их, то и немногого достаточно, чтобы показать отличительную черту целой их жизни, потому что и оселок, не тратя всего подносимого к нему золота, но несколько будучи потерт об оное, показывает его добротность или малодобротность.

Так же и стрелка по немногим пущенным им стрелам с точностию узнает иной, хорошо ли будет он попадать в цель или станет стрелять мимо по неопытности в искусстве.

Так же можно распознавать (не буду говорить о каждом порознь) и других искусников: скороходов, представителей трагедий, кормчих, кораблестроителей, врачей, земледельцев и вообще всякого другого, каким кто занимается искусством. Достаточно малого испытания, чтобы показать знающих искусство и обличить невежество носящих на себе только имя знающего. Поэтому, как сказал я, если описано и немногое из того, в чем преуспел каждый, и сего достаточно к изучению всего образа жизни.

В настоящем же слове надлежит нам исследовать, разыскать и в точности дознать, по каким побуждениям подвижники предпочитали этот образ жизни и какими водясь помыслами, достигали самого верха любомудрия.

Что не на телесную надеясь крепость, возлюбили то, что выше естества человеческого, превзошли положенные ему законы, преодолели преграды, поставляемые подвижникам благочестия, учитель в этом – ясный опыт, потому что никто из не приобретших сего любомудрия никогда не оказывал их терпения.

Если и пастухи мокнут под дождем, то не всегда. Живут они и в пещерах, но входят и в домы, и ноги прикрывают обувью, другие части тела одевают теплыми одеждами, раза два–три, а иногда и четыре, в день вкушают пищу. Мясо же и вино лучше всякого очага согревают тело; такая пища, когда будет переварена, как бы процеженная сквозь узкое горло сосуда, вошедши в печень и претворившись там в кровь, кровеносною трубчатою жилою поступает в сердце, оттуда же, нагревшись как бы водопроводами какими, рассеянными кровеносными жилами проходит во все части тела; и куда ни достигает, не орошает только, но и разгорячает подобно огню и лучше пышных одежд согревает тело. Ибо не рубаха, не нижняя и верхняя одежда, как предполагают иные, сообщают телу теплоту, иначе одежды сии согревали бы и дерево, и камень, когда на них наложены, но никто никогда не видал, чтобы дерево или камень согрелись под одеждами.

Поэтому телу не они сообщают теплоту; напротив того, они сохраняют теплоту тела и как ограждают от приражения холодного воздуха, так, принимая в себя исходящие из тела испарения, сами нагреваются ими и, нагретые, покрывают собою тело. Свидетель сему – опыт; нередко, ложась на холодное ложе, прикосновением тела делаем теплою постель, которая незадолго была холодна. Посему пища больше всякой одежды согревает тело, и вкушающие ее в сытость имеют достаточную защиту от приражений стужи, потому что вооружают ею тело и приводят его в состояние выносить холодное время года.

Но те, которые не каждый день принимают пищу и питие, а когда вкушают, не ждут насыщения, но обуздывают сильный позыв на пищу, да и едят не то, что может согревать тело, а или питаются злаками, подобно безсловесным, или употребляют одни моченые овощи, могут ли в такой пище почерпнуть для себя какую–либо теплоту? Прибудет ли от этого сколько–нибудь капель или какая–нибудь капля крови?

Поэтому состояние других нимало не походит на состояние подвижников. И одежда у тех и других не одна и та же, потому что у подвижников одежда самая грубая и всего менее способная согревать. И питание не одинаковое, но прямо противоположное. Пастухам и другим, занимающимся чем–либо подобным, всякое время есть время принятия пищи, потому что определяется оно пожеланием, и если рано утром нападет голод, немедленно принимаются за пищу и едят, что случится, ибо у них нет устава это есть, а этого никак не есть, напротив того, чего ни пожелают, все вкушают небоязненно. А здесь все определено: и дни, и времена, и род, и мера пищи; а насыщения пищею не положено.

Посему никто из недовольных своею участью да не покушается, выставляя нам на вид земледельцев, пастухов и гребцов, умалять подвиги величайших сих подвижников. Ибо земледелец, утрудившись днем, покоится ночью дома, и жена оказывает ему всякие услуги. И пастух точно так же пользуется всем тем, о чем сказали мы прежде. И служащий на корабле подвергает тело солнечным лучам, но облегчение телу находит в водах: купается, сколько хочет, и прохладою вод пользуется, как целебным врачевством от зноя лучей. А подвижники ни от кого не пользуются никакою услугой, потому что живут не с женами, которые придумывают всяческое утешение мужьям; и когда приражается к ним знойный луч солнца, не ищут освежения в воде; и в зимнее время не обороняют себя пищею от стужи; и ночного отдыха не обращают как бы в некое врачевство от дневных трудов. У них ночные подвиги и тяжелее, и многочисленнее дневных, потому что вступают в борьбу со сном и не уступают ему над собою сладкой победы, но одолевают приятное его преобладание и совершают всенощное песнопение Владыке. Посему никто из ненаучившихся любомудрию подвижников не оказывал их терпения.

А если никакой другой человек не в состоянии выдержать такие труды, то явно, что любовь к Богу делает подвижников способными простираться далее пределов естества; и распаляемые огнем свыше, с любовию переносят они приражение стужи и небесною же росою умеряют зной солнечных лучей. Любовь питает, напоевает, одевает, окрыляет их, она научает их летать, делает способными воспарять выше неба и сколько вместимо для них, открывает им Возлюбленного, представлением сего созерцания распаляет желание, возбуждает приверженность и возжигает сильнейший пламень. Как увлекаемые плотскою любовию в зрении любимого находят пищу своей приверженности и тем усиливают оную страсть, так уязвляемые Божественною любовию, представляя оную Божественную и чистую Лепоту, стрелы любви делают более острыми и, чем более вожделевают насладиться, тем более далеки бывают от насыщения. За плотским удовольствием следует пресыщение, а любовь Божественная не допускает законов насыщения.

Таков был великий законоположник Моисей: он, неоднократно, сколько доступно сие человеку, сподобившись Божественного созерцания, неоднократно насладившись блаженным гласом, сорок дней непрерывно пребыв внутри мрачного облака и прияв Божие законоположение, не только не ощутил сытости, но приобрел еще более сильное и теплое вожделение. Как бы в усыпление какое впал от упоения этою любовию и, приведенный в крайнее самозабвение сею приверженностию, не знал он собственного своего естества, вожделевал же видеть, что и непозволительно видеть; как бы не представляя в уме Божия владычества и помышляя об единой любви, изрек он Богу всяческих: се, Ты мне глаголеши… и вем Т я паче всех, и благодать имаши у Мене: аще убо обретох благодать пред Тобою, яви ми Тебе Самого, да разумно вижду Тя (Исх.33:12–13). В такое упоение приведен он был Божественною любовию, и упоение сие не угасило жажды, но сделало ее еще более сильною; прибавление пития послужило к возбуждению большего вожделения, с наслаждением увеличилось пожелание. Как огонь: чем больше дают ему горючего вещества, тем большую оказывает действенность, потому что с сим прибавлением вещества увеличивается, а не ослабевает – так и любовь к Богу распаляется созерцанием Божественного и получает оттого более сильную и горячую действенность. И чем более занимается кто Божественным, тем паче разжигает в себе пламень любви.

И сему научает нас не великий только Моисей, но и та святая невеста, о которой богомудрый Павел говорит: обручих бо вас единому мужу деву чисту представити Христови (2 Кор.11:2). Ибо она в Песни Песней взывает Жениху: яви ми зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок, и образ Твой красен (Песн.2:14). Исполнившись любви по слуху о Женихе, не довольствуется сим слухом, но желает слышать самый голос Его. И окрылившись рассказами о красоте Его, вожделевает самого лицезрения, выражая приверженность произнесенными похвалами, и говорит: яви ми зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок, а образ Твой красен.

Сию–то возлюбив красоту, посредник и невестоводитель невесты сей, богомудрый Павел изрек сие исполненное любви слово: Кто ны разлучит от любве Божия; скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч; якоже есть писано: яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день: вменихомся якоже овцы заколения (Рим.8:35–36). Потом показывает и причину терпения; ибо говорит: во всех сих препобеждаем за возлюбльшаго ны (8:37). Приемля во внимание, кто мы и каких насладились благ, рассудив, что не мы первые возлюбили, но сами возлюблены и потом уже воздали любовию, и возлюблены, когда ненавидели, врази бывше примирихомся (Рим.5:10), и не сами умолили сподобить нас сего примирения, но дан нам ходатаем Единородный, и мы, оскорбившие, утешены оскорбленным; а сверх этого представив в уме Животворящий Крест Распятого за нас, спасительныя страдания, прекращение мучительства смерти, дарованную нам надежду воскресения – все сие и подобное сему приемля во внимание, препобеждаем встречающиеся нам скорби и, памятование благодеяний противополагая временному злостраданию тела, с любовию переносим приражение горестного; потому что сравнивая печали житейские с любовию ко Владыке, находим их крайне легкими. Если соберем вместе все мнимые приятности и удовольствия, то противополагаемая им Божественная любовь показывает, что они несостоятельнее тени и кратковременнее весенних цветов.

Сие Апостол ясно выражает, как в приведенных уже словах, так и в том, что говорит далее: Известихся бо, говорит он, яко ни смерть, ни живот, ни Ангели, ни Начала, ниже Силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем (Рим.8:38–39). Поелику выше, представив только одно печальное, сравнивал скорбь, тесноту, гонение, глад, наготу, беду, меч, т. е. насильственную смерть, то здесь справедливо к скорбному прилагает и радостное, к смерти – жизнь, к чувственному – мысленное, к видимому – невидимые силы, к настоящему и преходящему – будущее и постоянно пребывающее; сверх же того – глубину геенны и высоту Царствия; но сравнив это и нашедши, что все: и Печальное, и радостное – уступает любви и что утрата любви нестерпимее мучения в геенне и показав, что если бы только было это возможно, то при любви Божественной и угрожающее мучение предпочел бы он обетованному Небесному Царству без любви, Апостол в упоении любовию, доискивается и несуществующего и усиливается даже это сравнивать с любовию к Богу, ибо говорит: ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем, т. е. не только всему в совокупности: видимому и невидимому – предпочитаю любовь к Спасителю и Искупителю, но если бы открылась и другая какая тварь, высшая и лучшая этой, и та не убедит меня изменить любви. Но если кто предложит мне и радостное, только без любви – не приму. А если кто за любовь причинит мне и скорби, они будут для меня вожделенны и крайне любезны. И ради любви для меня голод приятнее всякого наслаждения, гонение сладостнее мира, нагота привлекательнее багряницы и златотканых одежд, беда усладительнее всякой безопасности, насильственная смерть предпочтительнее всякой жизни, потому что самая причина страданий делается для меня отрадою, так как невзгоды сии приемлю за Возлюбившего и вместе Возлюбленного.

Не ведевшаго бо греха по нас грех сотвори, да мы будем правда Божия о Нем (2 Кор.5:21); богат Сый, нас ради обнища, да мы нищетою Его обогатимся (2 Кор.8:9) и: ны искупил есть от клятвы законныя, быв по нас клятва (Гал.3:13); и: смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Флп.2:8); и: еще грешником сущым нам Христос за ны умре (Рим.5:8). Сие и подобное сему представляя в уме, не принял бы я и Небесного Царства без любви за сие, не стал бы избегать наказания в геенне, если бы возможно было, имея сию любовь, терпеть мучение. Сему же ясно научает Апостол и в другом месте: Ибо любы Божия обдержит нас суждших сие: яко аще Един за всех умре… да живущии не ктому себе живут, но Умершему за них и Воскресшему (2 Кор.5:14–15). Поэтому не себе живущии, но Умершему за них и Воскресшему, для Него готовы охотно все делать и терпеть.

И сравнивая с любовию страдания, по природе великие и тяжкие, Апостол называет их малыми и сносными. Ибо говорит: Еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние тяготу вечныя славы соделывает нам (2 Кор.4:17). Потом учит, как должно производить сравнение: не смотряющым нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (4:18), т. е. сравнивать надлежит с настоящим будущее, с временным вечное, с печалию славу, потому что печаль мгновенна, а слава вечна, а поэтому первая легка и удобосносна, а вторая многоценна и полна. И конечно Апостол слово сие: по преумножению относит здесь к тому и к другому, и к легкости печали, и к тяготе славы, т. е. одно до преизбытка мало, легко и кратковременно, а также и другое в преизбытке славно, многоценно, полно и вечно. И в другом месте, подобно сему, взывает он: благоволю в немощех, в досаждениих, в бедах, во изгнаниих, в теснотах по Христе: егда бо немощствую, тогда силен есмь (2 Кор.12:10).

Сею любовию уязвившись, и великий Петр, даже предуведомленный о будущем отречении, не решился скрыться, но за лучшее признал отречься, последовав, нежели исповедать, бежав. А что последование было порождением любви, а не отважности, свидетельствует о сем самое дело, потому что и по отречении не решился оставить Учителя, но хотя плакася горько, как показывает история (Мф.26:75), и сетовал о своем поражении, однако же не предался бегству, удерживаемый узами любви и, услышав благовестие о воскресении, первый вошел во гроб. И еще занимаясь ловитвою рыб в Галилее, а потом узнав, что стоящий на берегу и беседующий с ними есть Сам Господь, не захотел употребить в дело корабль, медленно рассекающий морской хребет, но желал бы, окрылившись, как можно скорее, по воздуху достигнуть берега. Поелику же по природе лишен был крыл, то вместо воздуха употребляет воду и вместо крыл – руки и вплавь достигает к Возлюбленному, а в награду за поспешность приемлет предпочтение пред другими. Ибо когда Господь повелел сесть и разделил найденные снеди, с ним немедленно начал беседу и, по–видимому, спрашивая и изведывая, сколько любит он, в действительности же другим открывая любовь великого Петра, сказал: Симон Петр, любиши ли Мя паче сих (Ин.21:15)? И Петр Его Самого призвал во свидетели любви; ибо сказал: Господи, Ты веси, яко люблю Тя: отверсты для Тебя человеческие души, ясно знаешь движения ума, ничто человеческое не утаено от Тебя. Все знаешь: и последнее, и древнее. Владыка присовокупил к сему: паси овцы Моя (21:16), т. е. хотя ни в чем не имею нужды, однако же высочайшим почитаю благодеянием заботливость о Моих овцах и попечение о них приемлю за попечение о Мне Самом. Поэтому надлежит тебе о подобных тебе рабах иметь такое промышление, каким пользуешься сам; питать их, как самого питаю, пасти их, как самого пасу, и какою благодарностию обязан ты Мне, воздавать ее чрез них. О том же и в другой еще раз вопрошал Владыка, и в другой еще раз ответствовал великий Петр, и в другой раз приял рукоположение от Пастыря [ [3]3
  Бл. Феодорит здесь имеет в виду то, что чрез произнесение слов: паси овцы Моя, Господь вторично утвердил Петра в звании апостольском. Ред.


[Закрыть]]. Когда же и в третий раз предложен был вопрос – не с такою уже смелостью и небоязненностью ответствует блаженный Петр, но исполняется страха, смятению дает место в душе своей, колеблется – произнести решительный ответ, и боится, опасаясь, не предвидит ли Владыка второго отречения, и не посмевается ли выражениям любви его. Ибо ум его возвращается к прежнему, приводит ему на память, как и прежде уже неоднократно утверждал, что даже до смерти не оставит Учителя, однако же услышал: прежде даже алектор не возгласит, трикраты отвержешися Мене (Мф.26:34), и находит, что не его обещание исполнилось, но Владычнее подтвердилось предречение. Воспоминание о сем привело Петра в страх и не дозволяло ему смело произнести приличный ответ. Острые и язвящие его ощущал он жала и уступает в ведении Владыке, не возражает, как прежде, не утверждает: аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе (Мф.26:35); но говорит, что Сам Владыка свидетель любви его, и исповедует, что точное знание сего принадлежит Ему одному, Творцу всяческих. Ибо сказал он: Господи, Ты вся веси: Ты веси, яко люблю Тя (Ин.21:17). Что люблю Тебя, и знаешь, и свидетельствуешь об этом; но пребуду ли в любви, еще яснее знаешь Сам Ты, а я ничего не скажу о будущем, не буду спорить о том, чего не знаю; научен же опытом не противоречить Владыке. Ты источник истины, Ты бездна ведения; обучен я пребывать в положенных Тобою пределах. Но Владыка, увидев боязнь его и в точности зная любовь, предречением о кончине уничтожает страх, дает свидетельство о любви, подтверждает исповедание Петрово и к струпу отречения прилагает врачевство исповедания. Посему–то, думаю, и требовал Господь троекратного исповедания, чтобы равночисленные струнам приложить врачевства и бывшим при сем ученикам вполне открыть пламень любви. Потому предречение о кончине и Петра ободрило, и других научило, что его отречение было по Божию смотрению, а не по Петровой мысли. И сие Сам Спаситель и Господь наш дал разуметь, сказав Петру: Симоне, Симоне, се, сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты некогда обращься утверди братию твою (Лк.22:31–32), т. е. как Я не пренебрег тебя поколебавшегося, так и ты будь опорою обуреваемым братиям твоим, оказывай им вспоможение, каким пользуешься сам, и не отгоняй от себя поползающихся, но восставляй подвергающихся опасности. Для этого и тебе попускаю преткнуться и не дозволяю пасть, в тебе уготовляя поддержку колеблющимся. Так великий сей столп подкрепил потрясенную вселенную и не допустил до конечного падения, но восставил, сделал неколеблемою и, прияв повеление пасти овец Божиих, когда подвергался за сие поруганиям, терпел, когда били его, веселился и, исходя с сотрудником своим из лукавого синедриона, радовался, яко за имя Владыки сподобишася безчестие прияти (Деян.5:41), и ввергаемый в темницу, восхищался и веселился. И когда осужден был Нероном за Распятого приять смерть на кресте, упрашивал исполнителя казни пригвоздить его к древу, но не как Владыку, убоявшись, вероятно, чтобы одинаковость страдания не привела неразумных к равному чествованию, посему умолял пригвоздить его руками вниз и ногами вверх, ибо научился избирать для себя последнее место не в чести только, но и в безчестии. Но если бы возможно было десять или пятьдесят раз претерпеть сию смерть, то принял бы со всяким удовольствием, распаляемый Божественною любовию. Сие же взывает и божественный Павел, то сказуя: По вся дни умираю: тако ми ваша похвала, братие, юже имам о Христе Иисусе (1 Кор.15:31); то говоря: Христови сраспяхся: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал.2:19–20).

Посему приявший Божественную любовь пренебрегает всем в совокупности земным, попирает все плотские удовольствия, презирает богатство и славу и честь от людей, думает, что и багряница ничем не отличается от паутины, драгоценные камни уподобляет рассыпанным на берегу кремням, телесного здравия не почитает блаженнейшим состоянием, бедности не именует несчастьем, благополучия не измеряет богатством и роскошью, но справедливо думает, что все это подобно всегда речным струям, которыя протекают мимо насажденных на берегах дерев и ни при одном из них не останавливаются. Ибо бедность и богатство, здоровье и болезнь, честь и безчестие, и все иное, чем сопровождается естество человеческое, как усматриваем, подобно речным струям, не всегда пребывают у одних и тех же, но меняют обладателей и непрестанно переходят от одних к другим. Многие после обилия впадают в крайнюю бедность, а многие из нищих входят в число богатых. Да и болезнь и здоровье ходят, так сказать, по всяким телам, томятся ли они голодом или роскошествуют. Добродетель же и любомудрие – единственное постоянное благо. Любомудрия не одолевает и рука грабителя, и язык клеветника, и туча вражеских стрел и копий. Не бывает оно добычею горячки, игрушкою волн и не терпит урона от кораблекрушения. Время не умаляет, но увеличивает его силу. А пищею для него любовь к Богу. Ибо невозможно преуспевать в любомудрии, не соделавшись пламенным любителем Бога; лучше же сказать, сие–то самое и называется любомудрием; потому что Бог есть Премудрость, и Премудростию именуется. О Боге всяческих сказует блаженный Павел: нетленному, невидимому, единому премудрому Богу (1 Тим.1:17), и о Единородном говорит: Христос Божия сила и Божия премудрость (1 Кор.1:24); и еще: дадеся нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1:30). Посему в действительности любомудрый справедливо может быть назван и боголюбивым. А боголюбивый пренебрегает всем иным и, взирая только на Возлюбленного, угождение Ему предпочитает всему в совокупности: то одно говорит, и делает, и помышляет, что угодно и благоприятно Возлюбленному; отвращается же всего того, что запрещает Он.