Добро пожаловать в мир, Малышка!

Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:39

Текст книги "Добро пожаловать в мир, Малышка!"

Автор книги: Фэнни Флэгг

Жанр:

Современная проза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Назад к карточке книги

– Мне нравится Эрл, он милый.

– Бог свидетель, полностью с тобой согласна. Он просил узнать, не нужно ли тебе полечить зубы, а то он с радостью это сделает.

– Буду иметь в виду.

Ленора Симмонс Кракенбери – крупная, красивая женщина – всегда носила брошки и шарфы, создавалось впечатление, что она даже летом ходит в накидке. У нее были волосы цвета белого серебра, собранные в безукоризненную прическу в виде буквы «V» на затылке. Это одна из причин, почему дети за спиной называли ее Крылатой Викторией. Едва Тонси открыла дверь, Ленора ворвалась, раскинув руки, пробуравила в этой позе весь дом насквозь, оставляя за собой шлейф парфюма и выкрикивая имя Дены громким, источающим мед голосом.

– И где же наша красавица, а? Дай же мне тебя обнять, ты где? А ну-ка, сию же секунду покажись, не то меня удар хватит.

Сьюки крикнула:

– Мы на веранде, мама. – И предупредила Дену: – Приготовься к атаке.

Тут Ленора добралась до них и бросилась к Дене:

– Ага, вот ты где, иди-ка, иди-ка, я тебя обниму как следует!

Дена встала навстречу и сморщилась от боли, когда могучие руки Леноры с хрустом стиснули ее, а жемчуга впечатались ей в грудь.

– Когда Сьюки позвонила и сообщила, что ты здесь, я не поверила, но гляди-ка, вот она ты, лично-собственноручно.

– Как поживаете, миссис Кракенбери? – спросила Дена, как только смогла дышать после очередного объятия.

– Э-э, дружочек, чудесно! Просто чудесно! Ну дай же на тебя посмотреть, красавица, прямо как с картинки. Только поглядите на эту кожу. Сьюки, вот какая была бы у тебя кожа, если бы ты постоянно не лезла на солнце, я же тебе говорила!

Ленора упала в большое кресло, красиво откинула шарф и заорала:

– Тонси, милая, принеси-ка мне стакан чаю со льдом, ага, детка? Эта езда меня вымотала. Дена, ну скажи, вот отчудили Сьюки с Эрлом, да? Переехали в такую глушь. Мне приходится чуть не целую ночь ехать, чтобы увидеть внучек.

– Мама, мы живем в двадцати минутах от города.

Тонси принесла стакан чая со льдом.

– Спасибочки. Да вы могли с таким же успехом поселиться на Тобакко-роуд. Я не удивлюсь, если мои внучки повыскочат замуж за фермеров. Где они, кстати?

– Наверху. Пришлось их запереть, чтобы не сводили Дену с ума.

Ленора сказала Дене:

– Правда, они милашки? Весной я заказала писать их портреты. – Тут она сделала трагическое лицо и шепнула: – Заметила их ушки?

– Нет, не заметила, – сказала Дена.

– Мама!

– Так вот, дружочек, у них уши Пулов! Я ее предупреждала, когда она выходила за Эрла, да разве она меня слушала. А ведь по ней сохли все мальчики штата.

Сьюки вздохнула:

– Никто по мне не сох, мама.

– Она небось тебе рассказала о своем брате Баке, который живет на другом конце света с арабами и верблюдами. Бедняжка Дарла. Ну ладно, довольно о нас. Ты сама-то как? Ангелок наш, несущий миру сенсации. Сьюки сказала, что перестанет со мной разговаривать, если проболтаюсь, а меня, литературно говоря, аж в пот бросает от усилий сдержаться и не закатить вечеринку, пока ты здесь.

– Мама.

Ленора подняла руку:

– Я ни слова никому не сказала, но меня просто убивает, что ты здесь, в Сельме, а о тебе никто не напишет. Только свистни – и я приволоку сюда мэра с ключами от города.

– Мама, ну перестань, ты же обещала.

Ленора посмотрела на нее невинными глазами:

– Ну обещала… Просто ей же нужно знать, как ее любят. Это так печально. Мы могли бы устроить встречу в аэропорту с Девушками Магнолиевой Свиты, и оркестром духовых инструментов, и всем прочим.

Сьюки повернулась к Дене и сказала:

– Вот видишь, я же говорила, но ты настояла.

Ленора спросила:

– Что ты ей наплела?

– Миссис Кракенбери, – сказала Дена, – это очень мило, правда, но я приехала специально отдохнуть от всего этого.

– Да я знаю, дружочек, знаю и ни за что в мире не нарушу твое инкогнито. Вам, знаменитостям, порой нужно отдыхать, но как же жаль, что мы не можем показать нашего южного гостеприимства, просто мы ужасно гордимся тобой, вот и все. Я когда еще говорила Сьюки – я тебя тогда впервые увидела – и говорю: эта девочка далеко пойдет. Это так чудесно, что девочкам в наши дни можно добиться таких высот. А мне папа не разрешал работать. Знаешь, какие в те времена были мужчины, считали нас всех слишком хрупкими.

– Мама, не представляю, чтобы про тебя можно было когда-то подумать – слишком хрупкая.

– Да правда! – Ленора захлопала ресницами. – И отец твой не позволял мне работать, и, честно говоря, я об этом сожалею. Будь у меня шанс вернуться в прошлое, кто знает, какой пост я могла бы занять.

– Единственный пост, который бы тебя устроил, был уже занят.

– Это какой же?

– Королева Англии.

Смех у Леноры был оглушительный.

– Ох, Дена, видишь, какие гадости она про меня распространяет. Надо тебе сказать, ничто так не ранит сердце, как неблагодарное дитя. А у меня их два.

– Да, мама, твоя несчастная жизнь – сплошной ад. Мы ужасно с тобой обращаемся.

Ленора наклонилась к Дене:

– Они обвиняют меня в том, что я их подавляла, можешь себе представить? Вот вам и благодарность за заботы. Надеюсь, твои дети не станут тебя обижать, когда вырастут.

– Мама, дело в том, что ты и правда подавляешь.

– Видишь, какая она, вобьет себе что-то в голову, а потом сама же верит.

Дена улыбнулась:

– О, это я знаю.

– Видишь, Сьюки, Дена знает, какая ты есть.

Сьюки, глядя на мать, красноречиво указала на часы.

– Что? – невинно спросила Ленора.

– Мама. Ты обещала.

Ленора вздохнула:

– Ну ладно. Дена, она заставила меня поклясться на Библии, что я приду не больше чем на десять минут. Можешь себе представить, выставить собственную мать за дверь в снежную степь с воющими волками.

– Мама, на дворе сто три градуса. [28]28
Почти 40 градусов по Цельсию.

[Закрыть]

– Ну, ты поняла, что я имела в виду. Ухожу! Но, дорогая моя, возвращайся как-нибудь отдохнувшей и позволь нам проявить наши бурные чувства. У меня руки чешутся развернуть тебе под ноги красную ковровую дорожку.

Они проводили ее до двери.

– В общем, девочки, если вам что-нибудь понадобится, звоните. Я отправлю к вам Морриса – он доставит все, что пожелаете.

Она снова смяла в объятиях Дену и клюнула в щеку Сьюки:

– Пока, злючка-колючка. Все равно я тебя люблю. – И поплыла к машине, где Моррис, водитель, держал для нее включенным кондиционер.

– Теперь понимаешь, почему у меня такая быстрая речь? – сказала Сьюки, закрывая дверь. – Чтобы успеть хоть слово вставить.

– По-моему, она прелесть.

– Да, прелесть, но весьма утомительная. Знаешь, сколько трудов ушло на то, чтобы заставить ее держать рот на замке? Она одержима желанием дать гостю почувствовать гостеприимство Сельмы. В прошлом году приезжала чиновница из «Дочерей Конфедерации» [29]29
Женская общественная организация, объединяющая потомков участников Гражданской войны США (1861–1865).

[Закрыть]Ричмонда, так она вынудила всю команду Девушек Магнолиевой Свиты проторчать на жаре похлеще нынешней три часа в ожидании самолета. Две из них упали в обморок, получив тепловой удар.

– Что за Девушки Магнолиевой [30]30
«Штат магнолии» – официальное прозвище штата Миссисипи. Цветок магнолии является символом штатов Миссисипи и Луизиана. Неофициально магнолию принято считать символом Юга в целом. В этом значении слово выступает как прилагательное «южный»: magnolia gentleman – «джентльмен с Юга», magnolia accent – «мягкая (южная) манера речи».

[Закрыть]Свиты. Цветы какие-то?

Сьюки засмеялась:

– Нет, они не цветы, дурочка, это девушки, наряженные в платья девятнадцатого века, знаешь, в шляпках и с зонтиками. Такие милые.

– Они поют или что?

Сьюки посмотрела на Дену, словно та с луны свалилась.

– Нет, не поют, они проявляют радушие.

– Это как?

– Ну, знаешь, кланяются до земли, делают реверансы. Вот так, – Сьюки поклонилась. – Когда человек выходит из самолета, поезда или еще откуда, мы стоим в шеренге и кланяемся ему в знак гостеприимства.

Дену это впечатлило.

– Ты была Девушкой Магнолиевой Свиты?

Сьюки вышла во внутренний двор.

– Конечно, а Бак был маленьким Полковником Конфедерации. Знаешь, мы любим маскарад. К тому же Крылатая Виктория заставляла нас. Мама попросила свою портниху сшить девочкам три миниатюрных наряда Девушек Свиты и шляпы, но даже не вздумай проронить об этом словечко, а то они пристанут, захотят для тебя нарядиться. Они хотели надеть их, когда ты приедешь, но я не разрешила.

– Почему?

– Чтобы ты не подумала, что мы еще более сумасшедшие, чем на самом деле.

Они сели под навес возле бассейна. День был удивительно ясный, солнечный. Дена сказала:

– Все такое зеленое.

Сьюки удивилась:

– Правда?

– Да. И здесь так тихо.

– Особенно после маминого ухода.

– Полно, Сьюки, перестань. Тебе повезло иметь мать, повезло жить на одном месте всю жизнь. Могу поспорить, что ты знаешь всех в округе, верно?

– Если брать в расчет всех Симмонсов, Кракенбери и Пулов, то мы, кажется, со всем городом в родственных отношениях.

– А как ты жила в детстве?

Сьюки отхлебнула чая.

– Как в цирке с тремя аренами под одним куполом, с Ленорой в качестве дрессировщика. В доме постоянно толпы людей, то бридж-клуб, то клуб садоводов проводит какие-то встречи, дружки Бака туда-сюда болтаются. Бедный папа, я по нему скучаю. Он был милейшим существом, говорил, что может жить с Ленорой только благодаря тому, что глух на одно ухо. Однажды Бак сказал: «Пап, почему ты этим ухом не слышишь?» А папа ответил: «Это я принимаю желаемое за действительное, сынок, только и всего». Он был прелесть.

– Ты не меняла школы, ни начальную, ни среднюю?

– Не пришлось.

– Везет тебе. А в институте ты была в команде болельщиц или в военной женской команде?

Сьюки поглядела на Дену с ужасом:

– Дена, ты же в самом деле не думаешь, что я могла быть в военной команде? Команда болельщиц – да, но военных! Ни одна Каппа не напялит на себя военную форму, Дена.

– Ну а в чем разница-то?

– Если сама не знаешь, я не собираюсь тебе объяснять. Если честно, Дена, я поражаюсь, где ты всю жизнь витала.

Тонси принесла еще чая.

– У девочек прыгательный бунт, они хотят выйти, миссис Пул.

Они подняли глаза к окнам второго этажа. Три мордахи с умоляющим выражением прижались к стеклу.

– Ты погляди на них, обезьянки, чистой воды.

Обезьянки махали руками и, как и сказала Тонси, прыгали как заведенные.

– Ой, Сьюки, позволь им спуститься.

– Ты выдержишь их после мамочки?

– Да. Только не запирай их в доме.

– Ну ладно, как скажешь. – Сьюки протянула указательный палец в направлении пленниц и скомандовала Тонси: – Освободить заключенных. Свободу язычникам.

Через минуту три девочки, одетые в одинаковые розовые в белый горох яркие купальники, вопя, выбежали из двери и кинулись прямиком к Дене.

Весь день Дена провела у бассейна со Сьюки и девочками, и они не успокоились, пока она не поднялась в их комнату, где была представлена семи хомячкам, каждому в отдельности, пересмотрела каждую куклу, каждую игрушку, каждое платье и каждую пару обуви Ди-Ди, Си-Си и Ле-Ле. Все трое уснули в одной кровати, уставшие от целого дня счастья.

Только после девяти Сьюки с Деной спустились вниз и смогли расслабиться. Сьюки налила Дене бокал вина.

– Ты хоть понимаешь, что навсегда испортила мне детей? Теперь они станут меня игнорировать и думать, что я старая, занудная домохозяйка.

– Да ну тебя. Надеюсь, я правильно себя с ними вела. Я не умею обращаться с детьми.

– Да ты шутишь? Они в тебя просто влюбились. Они вырастут и удерут в Нью-Йорк, чтобы жить с тобой твоей восхитительной жизнью, а я закончу свои дни, как бедная Стела Даллас, [31]31
«Стела Даллас» – мелодрама 1937 г., получила два «Оскара».

[Закрыть]старой и сломленной, и, прячась в саду на свадьбе своих детей, буду тайком подглядывать, как они выходят замуж за богатых и известных людей.

– Да о чем ты! Ты же самабогатая!

– Ну что ты, нет, дорогуша. Отец Эрла был простым деревенским врачом, а моя мать практически раздала все наше наследство беднякам.

– Правда?

– Ну, не совсем, не все. Она основала трастовый фонд для девочек. Она не сбежала из дома и не присоединилась к Корпусу мира, [32]32
Агентство, созданное в 1961 г. по инициативе президента Дж. Ф. Кеннеди. Оказывает помощь населению развивающихся стран в получении технических знаний.

[Закрыть]как мать Джимми Картера. Поверь мне, мама хорошо живет, но с тех пор, как умер папа, никто не может предугадать ее следующий шаг. Она способна творить совершенно безумные вещи.

– Например?

– Безумные! Пять лет назад сюда стало переезжать много народу. Она посчитала, что организации «Добро пожаловать, новоприбывший» и «Клуб приезжих» делают недостаточно, и организовала собственный клуб «Добро пожаловать в Сельму». Так вот, бедные приезжие. Стоило им въехать в город, отряд Леноры нападал на их дом и набрасывался на них, как саранча, прежде чем кто-то другой успевал до них добраться. Я говорила: мама, удивительно, что они не падают замертво от испуга. Если бы я подняла голову и обнаружила, что по моей подъездной дорожке мчат на всех порах Ленора и ее банда с лентами и воздушными шарами, распевая во все горло «Добро пожаловать в Сельму», я бы схватила манатки и рванула прочь подобру-поздорову.

– Что они поют?

– Какую-то дурацкую песню, которую написал один из ее дружков. «Добро пожаловать в Сельму, Сельму, Сельму, вам помочь позвольте, позвольте, позвольте». Жуть, конечно, но благодаря этому люди чувствуют себя желанными гостями. – Сьюки встала. – Обещай, что ты не дашь мне выпить больше двух стаканов вина. Эрл говорит, если я выпью больше, я дурею и начинаю слишком много болтать. А то напьюсь и разглашу все семейные секреты.

– У вас их много?

Сьюки уселась боком и закинула ноги на ручку кресла.

– Секретов-то? Шутишь? В Сельме, дорогуша, тайну сохранить невозможно. Моя жизнь – открытая книга. Все в городе знают, что Бак – большой растяпа, а мама сошла с ума на почве приветствий… Да и у меня, вероятно, крыша не совсем на месте.

Дена чувствовала полнейший покой внутри, и это было приятное ощущение.

– Сьюки, расскажи, как ты здесь живешь.

– Живу? Да как все, так и я живу. Это ты со звездами накоротке. А мы все просто скучные-прескучные-перескучные зануды.

– Нет, правда, расскажи, чем ты занимаешься.

– Обыкновенными бытовыми делами, изо дня в день, глядь – и год просвистел. Обед в клубе раз в неделю, по воскресеньям утром церковь, днем обед с мамой… Вот и вся моя жизнь, одно и то же из года в год – с того дня, как я родилась.

На Дену вдруг накатила грусть. Сьюки не понимала своего счастья.

Девочка в холле

США

1948

От детства у Дены остались в памяти одни неясные образы. Она почти ничего не помнила. Когда ей было четыре, мать внезапно сорвалась с места и уехала из Элмвуд-Спрингс, после чего они без конца меняли один холодный городок на другой, одну гостиничку с тоскливыми номерами на следующую. Иногда гостиницы были из красного кирпича, иногда из серого, но всегда с самой дешевой мебелью. И хотя у отелей были звучные названия типа «Ла Салл», «Роялтон Армс», «Хайлэнд Тауэрс» и «Парк-Лейн», все они знавали лучшие времена. Кресла и ковры в холле всегда были протертые, а коридоры голые. Даже соседние улицы казались скучными, полутемными и если не совсем злачными, то на грани. Эти печальные отели населяли одинокие, разочаровавшиеся в любви люди, потерявшие или так и не сумевшие найти любимых. Старики сидели поодиночке в своих номерах, изредка выходя только для того, чтобы выгулять одряхлевшего пса или купить консервную банку с супом, которую легко разогреть под горячей водой. Многие обзавелись привычкой читать, и компанию за едой составляла им только библиотечная книга, а собеседниками были литературные герои, о которых велась речь. Обычно Дена была единственным ребенком в гостинице, но они никогда не задерживались надолго, и она ни с кем не могла познакомиться поближе. Для других людей она всегда оставалась девочкой, ждущей в холле маму. Большая часть ее детства прошла в холлах гостиниц, или она ехала в центр, когда научилась самостоятельно ездить на трамваях, и ждала маму в зале ожидания очередного универмага, где та работала. Она читала или раскрашивала картинки и не роптала. Она чувствовала себя лучше просто оттого, что может находиться поближе к маме и вместе с ней вернуться домой. Мать была для нее всем миром, Дена ее обожала. Обожала ее облик, ее запах, ее голос. Была в восторге от всего, что мама делает. Она любила смотреть, как та красится, одевается, причесывается. Когда они шли по улице, Дена не могла отвести от нее глаз и страшно гордилась, что идет с ней рядом. После работы, если погода позволяла, они часами гуляли, глазея на витрины, и всегда ужинали в каком-нибудь кафе, потому что мама не готовила. А после ужина Дена сидела и гадала, о чем мама думает, когда сидит за чашкой кофе и курит одну сигарету за другой. Когда они шли по улице, мама зачастую слишком ускоряла шаг, и если бы вы посмотрели на них со стороны, то заметили бы, что девочка на несколько шагов отстает от женщины, но изо всех сил пытается держаться рядом.

Гуд-бай по-гавайски

Нью-Йорк

1975

Дена проснулась от того, что щеки ее мокры от слез. Интересно, подумала она, о чем я плакала? И тут вспомнила сон, он часто ей снился. Она сидит на карусели и смотрит на белый дом, но теряет его из виду, когда карусель начинает кружиться. Потом вдруг понимает, что мама при смерти и Дена нужна ей. Она бежит к телефону, набирает номер, но ошибается – снова и снова. Или телефон не работает. Она начинает паниковать и просыпается в слезах, потерянная и беспомощная. Этого чувства она не понимала. Она не была ни потерянной, ни беспомощной. Вообще-то она была одним из самых небеспомощных и самостоятельных людей в мире. Спросите любого из тех, кто ее любил. Она не хотела быть зависимой – ни от кого, ни от чего. Она всегда могла сама о себе позаботиться, не желала в ком-то нуждаться, не желала, чтобы в ней нуждались. Ей всегда удавалось все задуманное. Она обладала острым умом и быстро обучалась.

И только одна вещь давалась ей плохо – любовь. На прошлой неделе пришлось сказать Джей-Си, что она больше не может с ним встречаться, и это было тяжело. Джей-Си ей нравился, но он оказался таким же, как все остальные. Они всегда хотели от нее слишком многого, такого, что она не могла дать. Она снова и снова повторяла, что не выйдет за него и никогда не станет с ним жить. Но, как и большинство мужчин, он считал, что она в конце концов передумает. Она никогда не меняла решение. Почему они вечно загоняли ее в угол? Ну не хочет она ни с кем жить. Ей нравится одной. Почему всем надо ее схватить, придавить, подмять? Работать становилось все труднее и труднее, а Джей-Си все больше наседал.

Ей не хватало сил бороться одновременно и с ним, и за свои интервью, и она сказала, что пусть он лучше подыщет себе другую, а то с ее стороны это нечестно. После чего он уговорил ее сходить поужинать с ним в самый последний раз.

Они были в красной кабинке в ресторане «Гавайи Кай» на Бродвее, под красно-зеленой лампой с красными кисточками. Она сидела и вертела в пальцах крошечный бумажный зонтик, а он читал ей лекцию о том, что она никогда не будет счастлива, пока не свяжет себя обязательствами с другим человеческим существом, и что он знает ее лучше, чем она себя, – и прочие банальности, которые, как правило, в таких ситуациях говорят мужчины. После двух часов этой бодяги и нескольких ананасовых коктейлей она не могла сказать ничего, лишь сущую глупость: «Ты знал, что в мюзик-холле „Рэдио-Сити“ на пульте управления светом больше четырех тысяч ручек? И двести шесть прожекторов. А ты хоть понимаешь, что „Рокетты“ не все одного роста, что это оптический обман?»

Наконец Джей-Си трезво оценил ситуацию, понял, что Дена – дело проигранное, и сдался. В последний раз довезя ее до дома, он обнял ее на прощанье и долго держал. Дене от этого стало еще противнее, она не выносила, когда эмоции выставляют напоказ. Это смущало ее до невозможности. Мама никогда не говорила ей нежностей, и Дена рядом с ней всегда ощущала себя неуклюжей нескладехой – сплошные руки-ноги. Мама была всегда такой хладнокровной, такой отчужденной, сдержанной. Дена никогда не видела ее плачущей. Да особо и не смеялась она – так, чтобы взахлеб. Мама была очень красива, но какая-то часть ее души всегда витала где-то вдали, не рядом с Деной, и это пугало. В детстве Дена залезала к маме на колени, брала в ладони ее лицо и вглядывалась в него. Она спрашивала, что с ней, и снова спрашивала, и снова. Мама смотрела на нее, улыбалась и говорила: «Ничего, дорогая», но Дена знала, что что-то не так.

Она крепко обнимала мать. Мама смеялась и говорила: «Ты задушишь маму до смерти». Она и потом, когда стала постарше, пыталась обнять маму, но в семь или восемь лет бросила попытки. Обнимать ее, целовать казалось стыдным, она так и не выучилась этому мастерству, обеим от этого становилось неловко.

Дена не любила слишком приближаться к людям, как и подпускать их к себе тоже не любила. Ей было намного комфортнее сидеть напротив человека, чем рядом, намного легче говорить с пятью тысячами людей с эстрады, чем с одним наедине. Когда ее пытались взять под руку, у нее начинался приступ клаустрофобии.

Зайдя в квартиру и закрыв за собой дверь, Дена дала себе обещание больше ни с кем не связываться. Слишком все это сложно.

Мамочки и папочки

Нью-Йорк

1975

На следующем сеансе с доктором Диггерс Дена подумала – а почему бы не спросить об этом? По крайней мере, она хоть что-то получит за свои деньги.

– Позвольте, я кое-что спрошу, доктор Диггерс. Это нормально, чтобы человеку постоянно снился один и тот же сон?

Доктор Диггерс подумала: «Это первый настоящий вопрос, заданный Деной».

– Да. А что?

– Просто интересуюсь. Мне все время снится один и тот же дурацкий сон.

– Давно?

– Что?

– Давно вам снится этот сон?

– Даже не знаю. С детства. Не помню. В общем, снится почти одно и то же. Я вижу этот дом, карусель на лужайке перед домом, иногда она на заднем дворе, а иногда – в самом доме, и я хочу войти, но не могу найти дверь.

– Вы себя во сне видите?

– Нет, я только знаю, что это я, но себя не вижу. В общем, мне просто интересно, что значит эта ерунда. Если вообще что-то значит.

– А мне интересно, интересно ли вам, – сказала доктор Диггерс.

– И как это прикажете понимать?

– Думаю, где-то внутри вы догадываетесь, что просто не хотите туда заглядывать. Что вы почувствовали, потеряв отца?

Дена закатила глаза. Ну вот, снова по новой. Задай простой вопрос – и получи в ответ психобормотание с вопросительными знаками.

– Я сто раз вам говорила: ничего я не чувствовала. Я его не знала, это вообще не произвело на меня никакого впечатления. Слушайте, я здесь не для того, чтобы распускать нюни по поводу своего детства.

– Знаю, вы ходите, чтобы сладенького поесть. А теперь, в сотый раз, какой была ваша мать? Как бы вы ее описали?

– Ох… не знаю.

– Попытайтесь.

– Это просто глупый сон.

– Она была любящей матерью? Злой? Какое у вас сложилось о ней впечатление?

Дена принялась раздраженно стучать пяткой об пол.

– Я уже говорила. Она была просто матерью, с двумя глазами, двумя ушами. А ваша мать какой была?

– Это мое интервью. Может, между вами осталось что-то недосказанное перед тем, как она умерла?

Дена застонала.

– Ну почему все должно быть таким тупо психотерапевтическим? По-моему, вы даже мысли не допускаете, что человек может прожить без того, чтобы его не заанализировали до смерти. Я не говорю, некоторым, может, оно и надо, но я не из них. Я не слабая, поверженная, ни на что не способная личность. Мне сейчас просто тяжело на работе, и это не имеет никакой связи с глубоко захороненными в моей психике тайнами, и вы не ответили на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Какой была вашамать?

– С четырнадцатью ушами, двенадцатью ногами и в горошек. Знаете, Дена, вы твердый орешек, но я вас расколю. Вы словно бы решили ничего о себе не рассказывать, но я не сдамся. Можете таращить на меня ваши голубые глазищи сколько угодно, но я не сдамся.Вы наконец встретили равного по силе соперника.

Дена засмеялась. Ей поневоле нравилась доктор Диггерс.

– В психотерапевтов часто стреляют?

– О да, мне то и дело приходится обыскивать пациентов на предмет оружия.

Когда она уже уходила, доктор Диггерс отправилась проводить ее до двери. Надевая пальто, Дена сказала:

– Кстати, я рассталась с Джей-Си.

Доктор Диггерс сказала:

– Вот как.

– Да. Он хороший. Но слишком уж серьезно настроен.

Заперев за ней дверь, Диггерс едва удержалась, чтобы не позвонить с этой новостью Джерри, но нельзя. Дена ее пациент. К тому же ему лучше не знать, что Дена порвала со своим парнем. Ему лучше забыть Дену. Она не сможет оправдать его надежд, сейчас уж точно не сможет.

Диггерс въехала в кухню, открыла духовку, вынула ужин и стала есть в задумчивости. Она сомневалась, что Дена когда-либо сможет найти человека, которого позволит себе полюбить. Сейчас она продолжает искать отца, которого никогда не имела. Ох, батюшки, подумала Элизабет Диггерс, папочки – опасные создания. Если любишь их слишком сильно, они могут испортить тебя на всю жизнь, если ненавидишь – это внесет сумятицу и неразбериху. А в случае с Деной папочка внес в ее жизнь сумятицу, даже не будучи рядом.

Письма домой

Сан-Франциско, штат Калифорния

Июнь 1943

Дорогие мои,

Жаль, что вы не можете все это увидеть сами. Город стоит на холмах, у них тут тысячи красных трамваев и настоящие китайцы. Так смешно было, когда я в первый раз их увидел, они совсем как на картинках. Я как-то путаюсь, чем китайцы отличаются от японцев. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу их живьем, но надеюсь, когда встречусь с япошками, вы сможете мною гордиться. У нас тут несколько парней из Миссури и Канзаса. С одним мы как-то виделись однажды на слете бойскаутов, так что я вроде как домой попал. Мне наконец нашли форму по размеру. Надо думать, нечасто к ним попадают здоровяки, так отъевшиеся на деревенских хлебах. Тут кое-кто собирается пойти сняться, чтобы послать домой карточку, ну и я тоже схожу. Посылаю вам открытки с Золотыми Воротами и Китайским кварталом. Океан здесь – большущее озеро, в жизни большего не видал. Ха-ха. Мы пошли в ночной клуб на верхнем этаже гостиницы, ох, ну и зрелище, я имею в виду и девочек – раскрасавицы, но на свидание ни в какую не идут. Наверное, нас тут слишком много таких, вокруг них так и вьются. Мы видели Реда Скелтона и Эстер Уильямс… [33]33
Ред (Ричард) Скелтон (1913–1997) – один из самых популярных актеров кино и ТВ комедийного амплуа; в течение 20 лет вел на ТВ «Ред Скелтон шоу». Эстер Уильямс (р. 1921) – американская пловчиха, актриса и сценарист, звезда «водного мюзикла» 40–50-х годов. Ее называли «Американская Русалка» и «Русалка Голливуда».

[Закрыть]Красивый человек… Она, конечно, не он. Все ребята в такой же, как у меня, форме, кажутся симпатичными, за исключением сержанта, но, как он говорит, мы ему тоже ничуть не нравимся, так что мы квиты. Хотя, кажись, он очень неплохой старикан, и будет здорово, если он окажется рядом, когда начнется настоящая заваруха.

Скучаю и скоро еще напишу.

Ваш любящий сын рядовой 1 класса

Юджин Нордстром.

Сан-Франциско, штат Калифорния

1943

Дорогие мои,

Сейчас вы услышите важную новость. Мам, сядь. Пап, приготовь нюхательную соль. Вот моя новость. Я встретил свою единственную!!! Я не говорю «может быть», я буквально ошалел, парю под небесами. Ну, вы уже очнулись? Вам, конечно, хочется узнать подробности, тогда изложу кратенько. У Бемиса, моего друга, было назначено свидание с девушкой по имени Фей, и я пошел вместе с ним встретить ее с работы. Она работает в роскошном универмаге. Мы с Бемисом стояли перед магазином, покуривали, вдруг гляжу в окно и вижу ЕЕ! Ух ты! Она стояла за стойкой в парфюмерном отделе, и я чуть не подскочил от восторга. До чего красавица, а! Фей вышла, и я спросил у нее, что это за красотка, она сказала, что зовут ее Марион, она не замужем, и парня у нее тоже не имеется, насколько она знает. Фей спросила, не хочет ли она сходить с нами вместе выпить или еще чего, но она сказала – нет. Поверь, мам, это было не просто случайное знакомство мимоходом. Я три недели только свидания добивался. Это произошло десять дней назад, и видел я ее с тех пор четыре раза, но я совершенно потерял голову. Ребята меня задразнили, говорят – ну вот, старый кукурузный початок втюрился по уши. Она подарила мне свою фотографию, и я всю ночь только и делаю, что на нее пялюсь, лежа в нашем бараке. Все мне, конечно, завидуют страшно. Мам, молись за меня и скрести пальцы. Как же мне повезло! Я первый солдат, с которым она пошла на свидание, и учитывая, сколько волчар в форме шастает по городу, исходя пеной, я удивляюсь, что она во мне нашла.

Ваш любящий сын рядовой 1 класса Юджин Нордстром

P. S. Мам, ты получишь от меня по почте духи, но это ОНА выбирала.

Сан-Франциско, штат Калифорния

1943

Дорогие мои,

Сейчас в наших казармах два часа ночи, а я пишу вам из большого розового облака, в котором парю. Я такой счастливый! Понимаю, вам это может показаться слишком скорым развитием событий, но в этом деле я не дурачок, уж поверьте. Она потрясающая, лучше всех, она моя ЕДИНСТВЕННАЯ, я уверен, но вот в чем дело. Мы не знаем, когда нас отправят, поэтому я должен действовать быстро, и мне понадобится вся доступная помощь. Она говорит, что хочет больше знать про меня, откуда я родом и все такое. Я рассказал ей про вас, я знаю, она вас полюбит, вы мой козырь, всегда меня выручали. Я все рассказал про Элмвуд-Спрингс, штат Миссури, и как там здорово, и как ей там понравится, но тут мне понадобится помощь. Мам, если я один буду так трубить и нахваливать себя и родной дом, то есть опасность прослыть пустобрехом, а ей такие не по нутру, я знаю. У нее очень высокие требования к людям, поэтому, мам, если бы ты могла помочь, я был бы очень благодарен, армия США была бы тебе очень благодарна, потому что не знаю, какой из меня будет солдат, коли не заполучу ее. Шлю тебе ее адрес. Не могла бы ты ей написать и сказать, как вы с папой счастливы, что я ее встретил, и что я рассказывал вам, какая она хорошая, и что я ни в кого еще не влюблялся так, как в нее, и что я хороший человек, из хорошей семьи, а не какой-нибудь волчара. Может, ты упомянешь, каким я был популярным парнем в старших классах, капитаном баскетбольной команды, имею грамоты за бейсбол, футбол и баскетбол. Будет забавно, если ты пошлешь ей мой табель – как бы ради шутки, но она очень умная, может, это как-то сыграет мне на руку. Пошли табель за младшую школу, где я получил три пятерки. А еще какую-нибудь симпатичную фотокарточку меня в детстве. НО НЕ ТУ, ГДЕ Я В ВАННЕ!!! Можешь рассказать, как вы гордились, когда я стал скаутом… Нет, вычеркни это, слишком провинциально… Она очень проницательный, ироничный человек, так что вряд ли это произведет на нее впечатление, и еще скажи, что ты ждешь не дождешься встретиться с ней. У нее нет никого родных, и думаю, для нее это важно. Мне очень нужна ваша помощь!

С наилучшими пожеланиями,

ваш любящий сын

рядовой 1 класса

Юджин Нордстром

P. S. Мам, тебя не слишком затруднит послать ей немного твоего печенья? Еще скажи, что тебе очень понравились духи. У нее тонкий вкус, правда? И еще одно: пришли свою фотографию – любая подойдет, – чтобы она видела, какая у меня красивая мама. Пошли это, пожалуйста, как можно скорее

Мисс Марион Чапмэн,

п/о 1436 Гров-стрит,

Сан-Франциско, Калифорния