Текст книги "Добро пожаловать в мир, Малышка!"

Автор книги: Фэнни Флэгг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Наконец Дена села.

– У меня есть записи Джерри, но, если не возражаете, я хотела бы задать несколько основных вопросов. И кстати, я видела вас по телевизору и считаю, что вы прекрасный профессионал.

– Правда? Спасибо. – Это Дене понравилось.

– Итак, Джерри упомянул, что у вас некий биологический эффект от стресса.

– Что?

– Проблемы с желудком.

– Да, я пыталась объяснить ему, что это из-за работы, но, боюсь, он не понял. Он понятия не имеет, что такое телевидение.

– Ясно. А доктор Холлинг – ваш врач?

Дена кивнула и оглядела кабинет. Это была уютная комната со светло-бежевым ковром и окном во всю стену. Она обрадовалась, увидев, что стена увешана дипломами.

– Как давно у вас физические проблемы?

– С желудком?

– Да. Или другие.

– Давно. Лет с пятнадцати или шестнадцати. Вы же не будете подвергать меня гипнозу, правда?

– Сегодня не буду.

– Хорошо, а то я немного нервничаю по этому поводу.

– Итак, мисс Нордстром, расскажите мне немного о вашей истории.

– Ну, я начала работать в частной телекомпании в Далласе, когда…

Доктор Диггерс остановила ее:

– Нет, я имела в виду вашу семейную историю. Расскажите о родителях.

– А-а… – Дена вздохнула. – Папа убит на войне… а мама умерла.

– Сколько вам было, когда умерла мама?

– Четырнадцать или пятнадцать. Трудно вспомнить.

– Трудно вспоминать ее смерть или сколько вам было?

– И то и другое. Она долго болела, а я училась в пансионе.

– Ясно. И что это было?

– Академия Священного сердца, католическая школа-пансион.

– Нет, я про ее болезнь.

– А-а. Туберкулез.

– Ясно. – Внезапно доктор Диггерс вспомнила кое-что из записей Джерри. – А разве кого-то из вашей семьи не сбила машина?

– Да, маму, по дороге в больницу. Маму сбила машина. Точнее, машина врезалась в ее автобус. Короче говоря, причина, по которой я здесь, это ужасная бессонница. Не могли бы вы…

– У вас остались родственники?

– Двое или трое, очень дальних. Со стороны отца. Какая-то далекая кузина и тетя вроде, но я редко с ними вижусь.

– А со стороны матери?

Дена перегнулась через стол и заглянула в тетрадку:

– Вы все это записываете, чтобы, если я окончательно сойду с ума, вы могли им позвонить?

Доктор Диггерс рассмеялась.

– Нет, это я просто для себя пометки делаю. А со стороны матери?

– Нет.

– Нет? – Доктор Диггерс подняла на нее глаза.

– Нет. Все умерли.

– Ясно. – И врач сделала запись: «Пациентка волнуется, дергает ногой».

Вечером, когда Элизабет Диггерс закончила обедать и поставила посуду в раковину, чтобы домработница утром ее вымыла, зазвонил телефон. Она подъехала к стене, где висел аппарат.

– А я все думаю, сколько ты выдержишь.

– Ну как, видела сегодня мою девочку?

– О да.

– Ну?

Она помолчала.

– Бог мой, сынок, ты то ли самый храбрый мужчина на свете, то ли самый глупый.

Он хмыкнул.

– Ты уверен, что тебе надо все это выслушивать?

– Нет, но ничего не могу поделать, я совершенно без ума от этой женщины и не могу рассуждать здраво.

– Я буду очень стараться ей помочь, Джерри, сам знаешь, но сейчас я даже не уверена, что она вообще вернется.

– Правда, она самое прекрасное создание на свете?

– Да, женщина красивая, но…

– И умная.

– О да, и умная. Следующим твоим вопросом будет – во что она была одета.

– Во что она была одета?

– Не помню.

– Не верю, помнишь. Тебе просто нравится меня терзать. А скажи, правда, она классическая красавица?

– Да, Джерри, она затмевает красой луну и звезды. Эта девушка имеет какое-то представление о том, как ты к ней относишься?

– Нет. В смысле, вряд ли. И сейчас явно не время ей об этом сообщать. У нее своих проблем хватает.

– Это точно. Плохо только, что тебе от этого не легче. По-моему, ты должен от нее немного дистанцироваться, тогда посмотрим, что ты будешь чувствовать.

– Я сразу могу сказать, Элизабет, что мое отношение к ней не изменится. А вот ей нужно дать немного времени. Так что еще одно спрошу и обещаю, что исчезну, ладно? Как думаешь, я не ошибся в оценке ее состояния?

– Не сильно. Думаю, ты все описал правильно. Закрыта. Явные симптомы какой-то тяжелой травмы человека, которого отвергли.

– Да, возможно, это связано со смертью ее матери, она меня к этому даже близко не подпускала. Но теперь она в твоих руках.

– Не волнуйся, дружище. Ты передал мне факел, факел своих чувств, и я сделаю все, что в моих силах.

– Спасибо.

– А ты тем временем – а времени может понадобиться много, – надеюсь, попробуешь встречаться с кем-то другим.

– Серьезно? Тогда скажи, что ты делаешь в субботу вечером?

– Да все как обычно, пляшу буги-вуги до упаду.

Он засмеялся.

– Спокойной ночи, Ромео.

Доктор Диггерс старалась держаться профессионально, но, повесив трубку, позволила своему сердцу рвануться к нему. Она не понаслышке знала, что безответная любовь и для мужчины, и для женщины – опыт самого горького, самого болезненного одиночества, и она ничем не могла ему помочь.

Кто ты

Нью-Йорк

19 декабря 1974

Доктор Диггерс несколько удивилась, когда Дена пришла на второй сеанс. Опоздав минут на пять, Дена влетела в кабинет и плюхнулась в кресло. Доктор Диггерс улыбнулась:

– Ну что, снова ко мне, поболтать?

– Да, – сказала Дена без особого энтузиазма.

– Тогда я продолжу свои пытки.

– Давайте, давайте. О чем сегодня пойдет разговор?

– Ну, я бы хотела узнать вас еще поближе, хотя бы вашу биографию. Откуда вы?

– А вы откуда? – спросила Дена.

– Чикаго. А вы?

– Я? Не могу назвать определенного места.

– Странно. Такого опыта у меня еще не было.

– В смысле?

– Опыт мне подсказывает, что каждый человек должен быть из какого-то места.

– Я родилась в Сан-Франциско, но мы много переезжали.

– А какие у вас корни?

– Мои что?

– Ваши корни. От кого вы произошли?

– Корни! Прямо как в книге. В смысле – предки?

– Да, какой вы национальности?

– Отец был из Швеции… или Норвегии, откуда-то оттуда.

– А мать?

– Просто американка, наверное. Она никогда не говорила. Ее девичья фамилия была Чапмэн, кем она там могла быть – англичанкой, может? Не знаю.

Доктора Диггерс всегда поражало, как редко люди интересуются своим происхождением.

– А вам не интересно было выяснить?

– Не слишком. Я американка, а остальное не имеет значения, так ведь?

– Ну хорошо. Как бы вы себя описали, кроме как американкой?

– Что?

– Как бы вы себя описали?

Дена была озадачена.

– Я работаю на телевидении.

– Нет, свой характер. Иными словами, если бы завтра вы перестали работать, кем бы вы были?

– Не знаю… Я все равно осталась бы собой. Не пойму, чего вы добиваетесь.

– Ладно, давайте сыграем в одну игру. Я хочу, чтобы вы дали мне три ответа на вопрос. Кто вы?

– Я Дена Нордстром, я блондинка и… – Она была в затруднении. – И во мне пять футов семь дюймов. Это что, опять тест?

– Нет, просто это помогает мне лучше понять, как вы представляете саму себя.

– И как, я прошла или провалила тест? Мне любопытно.

Доктор Диггерс отложила ручку.

– Вопрос не в этом. Но посмотрите, как вы ответили. Все три ответа описывают ваш имидж.

– А что я должна была сказать? Что еще-то?

– Некоторые говорят: я жена, я мать, я дочь. И все три ваших ответа не говорят об отношениях с кем бы то ни было, а обычно это показывает, что у человека есть проблема самоидентификации. И частью нашей работы будет выяснить почему. Понимаете, о чем я?

Дена ощутила тревогу. Проблема самоидентификации?

– Но об этом мы поразмыслим позже. А сейчас предлагаю поговорить о ваших насущных проблемах. Вы вроде бы плохо спите?

– Да, плохо. Но давайте вернемся к предыдущей теме, как ее там. Еще раз говорю, я не хочу вас обижать, но этот тест, или что это было, подсказал вам неправильный вывод. Я точно знаю, кто я. Я всегда точно знала, чего хочу и кем хочу быть. Я один раз уже говорила об этом доктору О'Мэлли.

– Повторюсь, это не тест, – сказала Диггерс. – Всего лишь вопрос.

Вечером, просматривая записи, доктор Диггерс вспомнила, как ей впервые задали этот вопрос – «Кто вы?». Ответ последовал мгновенно и без усилий. Я женщина, я чернокожая, я инвалид. Интересно, а если бы через столько лет ей снова задали этот вопрос, она ответила бы точно так же и в том же порядке? Доктор Диггерс погасила свет в кабинете и покатила по длинному коридору в кухню, где ждал ужин.

А Дена вечером позвонила подруге:

– Сьюки, это Дена.

– Ой, привет! Как ты?

– Ты занята?

– Не-ет. Ничегошеньки не делаю, сижу листаю «Поваренную книгу южанина» и ломаю голову, что можно приготовить на две сотни человек. Эрла Пула надо посадить в мешок и бросить в реку. А у тебя что происходит?

– Ничего. А почему ты злишься на Эрла?

– Глупости, тебе будет не интересно.

– Нет, интересно.

– Каждый год под Рождество я устраиваю маленький праздничный ужин для близких подруг. Для узкого круга, человек пятнадцать-шестнадцать. И вот я даю Эрлу приглашения и прошу послать Мельбу отксерить их и разослать, и она разослала их по всему списку рождественских поздравлений, включая пациентов Эрла. Так что даже не представляю, сколько человек сюда заявится на следующей неделе.

– И что ты будешь делать?

– Гренков с сыром нажарю и понадеюсь на лучшее, что я могу еще сделать. Но хватит обо мне. Надеюсь, ты звонишь сказать, что приедешь на рождественские каникулы.

– Нет, это вряд ли. Думаю, мне все каникулы работать.

– Ты, помнится, и в прошлом году так говорила. Неужто нельзя отпроситься? Девочки так расстроятся. Они умирают хотят с тобой познакомиться. Только представь этих бедных крошек: слезы бегут по щекам, сердца разбиты.

– Сьюки, прекрати. Бессовестная.

– Но это правда! Они смотрят каждую передачу с тобой и даже назвали в твою честь хомяка. У нас теперь хомячиха Дена.

– Шутишь!

– Нет, твоя тезка сейчас здесь, наматывает круги по колесу.

– Тогда скажи им, что я польщена… наверное. Это для меня большая честь.

– Да, ты официально занесена в Зал славы для хомяков.

– Слушай. Я звоню, чтобы задать тебе вопрос.

– А-а. Ну давай. Какой?

– Я хочу, чтобы ты дала мне три разных ответа, хорошо? Говори что хочешь, не думай, первое же, что придет в голову.

– Ладно.

– Готова?

– Да.

– Кто ты?

– Чего? Кончай придуриваться. Ты знаешь, кто я.

– Нет, это и есть вопрос. Кто ты?

– Кто я?

– Да. Три факта.

Сьюки принялась рассуждать вслух:

– Так, хорошо… Посмотрим, кто же я. Кто я?

– Не думай,говори первое попавшееся.

– Ну как не думать, надо подумать. Не могу же я нести всякую околесицу.

– Как раз можешь, в этом и смысл. Быстрей!

– Ну ладно. Я Симмонс со стороны матери, Кракенбери со стороны папиной семьи, Пул по мужу. Я южанка. Я Каппа.

– Ладно, стоп, – сказала Дена.

– Я мать троих дочерей. Я жена.

– Сьюки… Мне нужно было три ответа.

– Дена, но я больше чем три факта! Я бывший президент Юношеского общества помощи, бывшая Девушка Магнолиевой Свиты…

– Все, ты дала ответ.

– Ну так вот, вопроса глупее я не слышала. У меня намного больше ответов. Это что, для какой-то передачи?

– Да нет, это такая игра, тут некоторые в нее играют.

– Кто?

– Ну просто народ на вечеринке. Это игра для вечеринки.

– Они спросили тебя, кто ты?

– Да.

– Надеюсь, ты сказала им, что ты Каппа!

– Это первое, о чем я сказала, Сьюки.

– А еще что ты ответила?

– Так, дай вспомнить… Помню, я сказала, что я коммунистка и растлительница малолетних.

Сьюки взвизгнула:

– Ха! Врешь!

– Нет.

– Зря ты так. Эти люди могли не понять, что ты шутишь.

На следующее утро, когда Эрл Пул спустился к завтраку, Сьюки развернулась и уставилась на мужа. Он посмотрел на нее:

– Ты чего?

– Кто ты?

– Чего?

– Кто ты? Дай три ответа.

Эрл отложил газету.

– Слушай, Сьюки, если это по поводу тех приглашений, то я уже извинился.

– Нет, не по поводу. Просто ответь на мой вопрос. Серьезно ответь, ну же.

Эрл вздохнул.

– Я дантист… Я муж…

– Еще одно.

Он поглядел на часы:

– И я опаздываю!

Когда Эрл ушел, все еще увлеченная игрой Сьюки позвонила матери. Та незамедлительно пророкотала:

– Я Ленора Симмонс Кракенбери!

– Мне нужно три ответа, мама.

– Сьюки, это три ответа!

Рождественское представление Соседки Дороти

Элмвуд-Спрингс, штат Миссури

15 декабря 1948

Соседка Дороти торопливо вошла в гостиную и села, как раз когда загорелась красная лампочка «в эфире». «Доброе утро, дорогие, и радостного вам пятнадцатого декабря. Еще один красивый день здесь, в Элмвуд-Спрингс, надеюсь, красивый, как вы. Глядя нынче утром в окно, вижу, что на улице прохладно, тридцать восемь градусов по Фаренгейту, [24]24
  Чуть больше 0 градусов по Цельсию.


[Закрыть]но здесь, в доме, тепло и уютно. Что может быть хуже холодного дома? Слава тебе господи, Док встает и разводит огонь. Надо вам сказать, что промозглыми утрами мы все толпимся в кухне, точно куры. Быстро спечь печенье не получается… Мои канареечки такие красивые, такие желтые, похожи на две плошки с банановым пудингом.

Ну что ж, у меня есть новости. Дженетт и Нельсон Эдди ждут… нет, не то, что вы подумали. Очередного нашумевшего фильма под названием „Время цветения“, и скоро его привезут в кинотеатр „Элмвуд-Спрингс“, так что позаботьтесь о билетах… У вас есть зимний сад? Я вам вот что скажу: зимними днями нет ничего красивее и радостнее, чем плющ на окне… Кусочек весны круглый год. Если нет плюща, пристройте на подоконнике землю в горшочке и бросьте туда лимонную, или апельсиновую косточку, или от грейпфрута, и вырастет прекрасное растение. Если же вас интересует что-либо посолиднее, цветовод Виктор дает краткий обзор: фуксия будет цвести колокольчиками всех форм и расцветок. Диффенбахия с листьями в светлых пятнах подойдет на любое окно и бывает разных размеров. Виноградный плющ очень стойкий к любым вредителям, любит солнечный свет. Английскому плющу требуется кислая почва и тень, а африканская фиалка всегда радует глаз. Так что пойдите и прикупите себе цветок.

Та-ак, поглядим… Что еще у нас на сегодня, Мама Смит? (Мама Смит играет несколько аккордов из „Санта-Клаус в город наш идет“.) Ой, а ведь верно! Санта-Клаус идет в наш город, и он будет в универмаге „Морган Бразерз“, рядом с отделом игрушек, так что все желающие с ним сфотографироваться или рассказать, что хочется получить на Рождество, не забудьте к нему заглянуть. Принцесса Мэри Маргарет собирается навестить Санту прямо после передачи и сфотографироваться, так что все члены клуба Принцессы Мэри Маргарет на Рождество получат этот снимок.

Кстати, не знаю, как у вас, но мне показалось, что Рождество в этом году наступило как-то слишком быстро, вроде только что был День благодарения – и вдруг нате вам. Правда, время очень странная штука? Иногда просто не понимаю, куда оно утекает. Поднимаешь голову – бац, уже ужин, а только домыла тарелки от завтрака… Пора уже начинать выпекать имбирных человечков и круглые печенюшки: на Рождество у нас дома День открытых дверей. Да, и еще не забыть сказать, что мы в этом году устраиваем Перчаточную елку для бедных ребятишек, у которых елки не будет. Надеюсь, вы все найдете время к нам заглянуть, у нас намечено столько интересного! Дикси Кэхил приведет своих девочек, чтобы станцевали для нас, будет и ансамбль с колокольчиками из Методистской церкви, мы все ужасно рады, что они наконец нашли колокольчик ми бемоль, – и как они без него обходились! Вы же не хотите пропустить это событие, правда? Да, и еда, еда, вкусности для всех, и подарки. Еще Эрнест Кунитц будет со своей тубой. Он сыграет „Радости этому миру“.

Итак, у нас сегодня пятнадцатое декабря. Док сообщил, что вечером мы будем ставить елку, так что после окончания программы мне придется лезть на чердак за елочными украшениями… А я, как вы понимаете, не то чтобы сильно этого жажду, так что если увидите Бобби, скажите ему, что я велела сразу после школы идти домой. Мне нужна его помощь.

Ну что еще, давайте поглядим. У меня тут для вас припасено несколько забавных фактов… Ага, вот один из них. Это про рождественскую пуансеттию. [25]25
  Пуансеттия (молочай прекраснейший), или рождественская звезда, уже почти два столетия является самым популярным домашним растением на Рождество и Новый год.


[Закрыть]Пуансеттия появилась у нас из далекой Мексики. В Южную Калифорнию привез ее человек по имени Джоэл Роберт Пуансетти, от него и пошло название. И мы все очень ему благодарны за это. Но не забывайте, ее листья ядовиты, так что не ешьте их и не давайте жевать домашним любимцам».

Днем Дороти, Анна Ли и Бобби встретились в «Рексалл» с Доком и пошли все вместе выбирать для клуба «Сивитан». Дома Мама Смит жарила попкорн, а елочные украшения, спущенные с чердака и выкопанные из стенного шкафа и стоящего в коридоре сундука из кедра, громоздились в гостиной. К десяти вечера картонные домики с горящими внутри свечами стояли на каждом окне, а над дверями висели гирлянды из красных бумажных букв: ВЕСЕЛОГО РОЖДЕСТВА! На елке в углу красовались атласные шарики – зеленые, алые с блестками и голубые, обвитые белой «сахарной» нитью, серебряный дождик, нитки с попкорном и разноцветными лампочками, а на самой верхушке – крылатый ангел. Основание елки в ожидании подарков укрывала белая простыня.

Дороти, как обычно, уходила последней. Стоя в погруженной во тьму гостиной, она любовалась сверканием рождественских огней и все никак не решалась их выключить. Так и оставила на ночь включенными.

Дена анализирует доктора Диггерс

Нью-Йорк

1975

Дена сходила к врачу и выяснила, что улучшений с язвой нет, впрочем, как и ухудшений, поэтому она пообещала продолжать визиты к Диггерс. Ей было невмоготу вести беседы о себе, но она готова была на что угодно пойти, лишь бы избежать тоскливого «постельного режима».

В кабинете доктора Диггерс она сидела, по обыкновению мотая ногой. Врач ждала, что она что-нибудь скажет, и это, как всегда, раздражало Дену. Наконец Дена сказала:

– Ну ладно, раз вы не собираетесь меня ни о чем спрашивать, тогда я буду вас анализировать. По крайней мере, хоть один из нас от этого что-то получит.

– Мы здесь для того, чтобы говорить о вас.

– Давайте не будем. Ну пожалуйста. Меня уже тошнит говорить о себе, думать о себе. Прошу вас, давайте для разнообразия поговорим о вас. Вы создаете впечатление интересного человека.

Диггерс посмотрела на часы. До конца сеанса пять минут. Похоже, она ничего сегодня из Дены не вытянет.

– Ладно, иногда надо потакать капризам пациента. Что вы хотите узнать?

У Дены загорелись глаза.

– Ага, так. – Она потерла ладони. – Каково это – быть чернокожей?

Диггерс улыбнулась и отложила ручку. Белые всегда считают, что это для нее самое главное.

– На этот вопрос столько ответов, сколько на свете чернокожих людей. Опыт каждого не похож на опыт других.

– Ну, других чернокожих я не знаю. А для вас это что?

– Полагаю, меня интервьюируют.

– Нет. Мне просто любопытно. Мне действительно очень хотелось бы знать.

– А по-вашему, каково это?

Дена покачала пальцем:

– Э-э, нет, вы меня не поймаете, доктор Элизабет Диггерс, доктор медицины, доктор психиатрии или кто вы там еще есть. Все вы, психиатры, одинаковые, вечно отвечаете вопросом на вопрос. Может, вы предпочли бы это не обсуждать или вопрос кажется вам слишком щекотливым?

– Нет, ну что вы.

– Белые люди поступали с вами дурно?

– Мне пришлось завоевывать лицензию психиатра. Мне сполна досталось из-за чужих предрассудков и предвзятости.

Дена поморщилась:

– Господи, очень жаль, что вам пришлось через это пройти. Вы чувствуете гнев, вспоминая это?

– Гнев? Нет. Но я знаю, что такое гнев. Я бы сказала, скорее боль, чем гнев. Предвзятость и предрассудки могут испортить жизнь любому человеку, а чернокожие бывают столь же нетерпимы друг к другу, как и белые к ним.

– Правда?

– О да… мне доставалось от белых не больше, чем от своих.

– В самом деле? А как? Приведите пример?

– Ну, находились такие, кто называл меня «Дядя Том», оттого что у меня белые друзья и живу я в белой части города. Обвиняли меня в том, что пытаюсь стать белой. – Она засмеялась. – Уж такая-то, как я, чернее не бывает, вряд ли сможет когда-нибудь стать белой, правда? А кое-кто считает, что я обязана бросить карьеру и посвятить жизнь борьбе за права чернокожего человека. Те, кто посветлее, считают меня слишком черной, некоторые черные считают, что я говорю как белая, и конца-края этому не видно. Всегда находится кто-то недовольный тобой. – Вдруг она улыбнулась. – Еще немного – и я присоединюсь к хору «Река-батюшка», [26]26
  Ol' Man River – 1) одно из прозвищ р. Миссисипи; 2) название популярной песни, написанной О. Хаммерстайном и Дж. Керном для мюзикла «Гастрольный корабль» (1927).


[Закрыть]да? Но у меня есть проблемы посерьезней, чем просто быть чернокожей.

– Вы имеете в виду вашу…

– Что я в инвалидном кресле? Да, но кроме того, что мой пациент пытается провести со мной сеанс психоанализа, самой серьезной проблемой является тот факт, что я женщина в мужской профессии. Мне ставили намного больше барьеров, потому что я женщина, а не потому что черная. Не забывайте, чернокожие мужчины получили право голоса в этой стране намного раньше любой женщины, белой или черной, и мужчина остается мужчиной независимо от цвета кожи. Если начнешь задумываться, можно свихнуться.

– Поэтому вы стали психотерапевтом?

Диггерс рассмеялась и посмотрела на часы:

– Ага, спасительный звонок с урока. Ваше время вышло! Долгожданное освобождение.

Направляясь к двери, Дена сказала достаточно громко, чтобы услышала домработница Диггерс:

– Вы прекрасно поддаетесь лечению, доктор. Если так пойдет, я уверена, скоро мы доберемся до истоков ваших проблем. Продолжайте записывать эти сны. До следующей недели.

Диггерс не удержалась от смеха. Обычно она не позволяла пациентам так фамильярничать. Но она поневоле попала под обаяние Дены Нордстром. Теперь понятно, почему Джерри в нее влюбился. Было в ней что-то ужасно привлекательное, ужасно милое.

Какая жалость, что она так закрыта.

Необходимая передышка

Сельма, штат Алабама

1975

Последние шесть месяцев Дена работала в жутком напряге, и Джей-Си едва ли не каждый день таскал ее на вечеринки, с одного важного события на другое. Ей становилось все труднее уживаться с человеком, у которого энергия бьет через край нескончаемым фонтаном. Снова начал болеть живот, и она не могла заставить себя пойти на несколько вечеринок, которые он запланировал на эти выходные. Ей необходим отдых, но в Нью-Йорке от Джей-Си разве спрячешься? Ей нужно удрать, выдумать правдоподобную ложь и спрятаться в глуши, подальше от нахоженных троп.

Но куда? Где можно скрыться без риска наткнуться на каких-нибудь его знакомых? И тут до нее дошло.

– Алло.

– Сьюки, это я.

– Дена! Привет! Как ты?

– Слушай, Сьюки, ты в пятницу днем будешь дома?

– Конечно. А что?

– Ты приглашала меня в гости, и я надумала.

Сьюки завопила от радости:

– Правда?!В смысле, прямо сюда, в Сельму?

– Да.

– О господи, я сейчас в обморок грохнусь. Поверить не могу. А надолго?

– Я прилечу на выходные. Можно?

– Можно? Ты спрашиваешь, можно ли? Да это восторг!

– Слушай, Сьюки… Я приеду, но пообещай мне одну вещь.

– Конечно. Какую?

– Ты никому не скажешь, что я приезжаю.

– Почему?

– Сьюки, я совершенно без сил, правда. Мне нужен отдых. Нужно на несколько дней спрятаться от людей.

– Ой, ну ясное дело. А можно Эрлу сказать?

– Конечно. Речь о прессе, о тех, кого я не знаю. Я хочу просто побыть с тобой.

– А девочки? Отослать девочек к матери?

– Нет, я имела в виду – только с тобой, Эрлом и девочками. Больше никого не хочу видеть.

– Ну надо же! – Сьюки была разочарована. – Единственная моя знаменитая подруга оказывается затворницей. Не знаю почему, но тебя все обожают, считают добрейшим, дружелюбнейшим, умнейшим человеком, который будет просто счастлив с ними познакомиться. Я, разумеется, не говорю им правды, что тебе абсолютно плевать на них.

– Ты должна радоваться, что я с ними не увижусь, иначе они поймут, что я сейчас отнюдь не такая хорошая.

– Да нет же, хорошая. Не могут же все ошибаться. За тебя только в прошлом месяце проголосовали как за самую популярную женщину на телевидении. Тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, ты ошибаешься, а все остальные правы? Надо же, как глупо. Ну да ладно, устроим.

– Спасибо.

– Но помни, это маленький город, так что лучше надень мешок на голову.

Дена засмеялась.

– Я правда очень рада, и если тебе нужен отдых, то отдыхай на здоровье. Я никому не позволю тебя беспокоить. А себе вставлю кляп в рот.

Дена сошла с трапа самолета в Сельме, и в лицо ей ударила волна раскаленного воздуха. Солнце слепило, но скоро она увидела Сьюки в огромной черной шляпе и темных очках. Сьюки торопливо крикнула:

– Мисс Смит, мисс Смит, сюда.

Дена рассмеялась: Сьюки придумала, каким образом не привлекать внимания. По дороге к машине Сьюки не умолкала:

– Ну вот, Дена, я сделала все как ты просила. Ни одна живая душа не знает, что ты приезжаешь, только Эрл и Тонси – она на нас работает, – детям тоже велено держать рот на замке. Так что обещаю: тебя оставят в покое. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Сегодня будет скромный ужин. Завтра прогоню Эрла в клуб, мы с тобой побездельничаем целый день у бассейна, или будешь отсыпаться, или что захочешь. Я в твоем распоряжении… В смысле… В общем, ты поняла.

– Здесь всегда такая жара?

– Дорогуша, это еще что. Посмотришь, что будет в июле-августе.

Они влезли в здоровенный лимузин «линкольн».

– Твоя? – спросила Дена.

– Нет, мама купила, не понравилось, вот и отдала девочкам.

– Но девочки вроде маленькие еще.

– Да, она сказала, вырастут – будет как раз. Не спрашивай. Ты же ее знаешь.

– Я ее увижу?

– Ты хочешьувидеть маму?

– Конечно, мне нравится твоя мама, ты же знаешь. Ты ей не сказала, что я приезжаю?

– Нет! Если она узнает, что ты здесь, ее пушкой не остановишь, прорвется сквозь все запертые двери. Но если хочешь, ладно, позвоню, пусть завтра зайдет на полчасика. Только смотри, пожалеешь. Это все равно что в торнадо угодить. Она будет в восторге.

– А брат твой здесь?

– Бак? Нет, он работает в Саудовской Аравии, что-то там связанное с маслом.

Сьюки свернула на дорогу, ведущую в рощу ореха пекан. Дена спросила:

– Это что, коровы?

– Я же тебе говорила, что живу в деревне, дорогуша. Мы самые что ни на есть всамделишние алабамские помещики.

Минут через пять езды сквозь рощу Дена увидела дом в конце дороги и вдруг сообразила, что дорога, по которой они едут, это не что иное, как подъездная аллея к дому Сьюки.

Сьюки остановила машину:

– Вот и приехали.

Дена смотрела на большущий белый двухэтажный дом с колоннами.

– Это и есть маленький домик на окраине?Господи, Сьюки, да он больше похож на президентский дворец!

Сьюки отмахнулась:

– Брось, что ты, не такой уж он большой. Видела бы ты дом Бака.

Они вылезли из машины, и к ним навстречу вышла женщина в белой униформе.

– Дена, это Тонси.

Тонси просияла:

– Я знаю, кто вы, и я ни слова не сказала никому, нет, мэм.

– Спасибо.

Они вошли в просторный холл с огромной лестницей, ведущей на второй этаж. Сьюки сказала:

– Где мое потомство? Они в таком возбуждении от твоего приезда, что я уже хотела дать им успокоительного.

Тонси взяла у Дены сумку.

– Они наверху. Я держу их в заточении, чтобы мисс Нордстром имела возможность перевести дух.

При этих словах три маленькие рыжеволосые девочки, накрахмаленные, с большими бантами, высунулись из-за перил наверху лестницы, глядя на Дену.

Сьюки подняла голову:

– А-а. Вот и они. Поздно – тебя засекли.

Тонси сказала:

– Я не велела им спускаться, пока вы их не позовете.

– Ну, об этом можно не мечтать. Дена, они умирают хотят в тебя вцепиться. – Она крикнула дочкам: – Ладно, девочки, спускайтесь, только не бежать.

Три девочки скатились вниз и встали перед Деной, глядя на нее широко распахнутыми глазами снизу вверх в благоговейном ужасе. Сьюки сказала:

– Это Ди-Ди, это Си-Си, а это младшенькая, Ленора. Но мы зовем ее Ле-Ле. Девочки, это ваша тетя Дена.

Дена разглядывала их.

– Ну, здравствуйте, девочки.

Все трое, онемев от волнения, перевели взгляд на мать.

– Ну, давайте, поздоровайтесь.

– Можно пожать вам руки? – спросила Дена.

Они все снова посмотрели на мать.

– Поверить не могу, что мои дети вдруг стали застенчивыми. Ну же, девочки, пожмите тете руку.

Две старшие были в восторге и смеялись, будто ничего смешнее рукопожатия им в жизни делать не приходилось. А младшая подошла и обняла ногу Дены. Потом все хором загомонили и принялись ее тянуть: «Пойдем, посмотри нашу комнату», – и пытались втянуть ее на лестницу. Ле-Ле вцепилась обеими руками в пояс Дены.

– Ну все, девочки, хватит, – сказала Сьюки. – Она пойдет наверх попозже. Отпустите ее.

И Тонси забрала детей.

Из кухни в задней части дома дверь вела на длинную застекленную веранду, заставленную белой плетеной мебелью с подушками в цветочных узорах. Сьюки сказала:

– Прости за беспорядок, но летом мы практически живем здесь. Вечерами тут так хорошо, прохладно.

Они прошли через внутренний дворик с бассейном олимпийского размера туда, где будет жить Дена, – в очаровательную уменьшенную версию главного дома, с рисунками пастелью, потолочными вентиляторами и свежими цветами в вазах. Едва Дена вошла, Сьюки принялась извиняться:

– Это, конечно, не ахти какое жилище, но здесь будет потише.

– Сьюки, я не избалована, по сравнению с гостиничными номерами для меня это роскошь, поверь мне.

– Правда?

– Да.

Сьюки с облегчением перевела дух:

– Ну что ж… хорошо. Тогда я ухожу, как и обещала, утаскиваю себя за шкирку, а ты спи, смотри телик или читай. В общем, делай что захочешь. В холодильнике чай со льдом. А ужинать будем, наверное, часов в семь. Не слишком рано?

– Нет, в самый раз.

– Надеюсь, ты любишь жареные свиные копыта и пятачки.

Дена забеспокоилась.

– Шучу, шучу. Булочки, запеченные с ветчиной, овсяная каша и вкусный замороженный салат. Еще Тонси испекла пекановый пирог. Надеюсь, понравится.

Дена сказала:

– Звучит заманчиво. – А сама подумала: как это можно заморозить салат?

Сьюки ушла со словами: «Отдыхай теперь».

Дена распаковала сумку, вышла на застекленную веранду и заметила, что Сьюки положила на край стола аккуратные стопки старых журналов «Каппа Кей» и «Жизнь Юга». Она включила вентилятор и легла. И не успела закрыть глаза, как уснула.

Проснулась Дена только на следующее утро, в одиннадцать часов. Из гостиной тянулся запах свежего кофе. На кофеварке стояла записка:

Приходи, когда проснешься… если захочешь. Девочки в школе танцев до часу дня.

С любовью,

Сьюки.

Через час она оделась, прихватила солнечные очки и направилась к большому дому. Сьюки была на кухне.

– Сьюки, прости, что проспала ужин.

– Ну слава богу, ты живая. Я уже начала беспокоиться. Так и вижу заголовки: «Мертвая знаменитость найдена в гостевом домике семейства Пул!»

– Нет, я не мертва, но чувствую себя, как будто меня опоили чем-то. Ты что, подкинула что-то в мой чай со льдом?

– Да, ты раскусила наши замыслы. Мы накачали тебя наркотой, чтобы держать у себя и показывать людям за деньги.

Сьюки достала из холодильника маленький, покрывшийся инеем серебряный кувшин и протянула его Дене:

– Эрл приготовил тебе утром джулеп [27]27
  Напиток из коньяка или виски с водой, сахаром, льдом и мятой.


[Закрыть]перед уходом. Подумал – вдруг ты захочешь выпить.

– В такую рань?

– Да, тебе это может пригодиться. Утром я звонила мамочке, командор явится к двум. Заставив поклясться жизнью ее внучек, я вырвала у нее обещание никому не говорить, что ты здесь. А Эрл, конечно, был в ярости, что я его выгнала. Он хотел сидеть и ловить каждое твое слово.