Текст книги "Сердце гор (Сборник)"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

11

– Господин…

Гольд мгновенно вскочил, молниеносно вытащив меч. Бельгон этого не видел, было слишком темно, однако тихий лязг клинка прозвучал весьма выразительно. Он инстинктивно отступил назад и тут же ощутил упертое под лопатку острие, а на плече – большую тяжелую руку.

– Это Бельгон, – сдавленно прошептал он. – Тройник Ц.Ф.Рбаля…

– Довольно. Имена своих солдат я знаю.

Могучая рука подсотника, казалось, налилась свинцом. Бельгон волей-неволей сел. Гольд взял его за плечо и привлек к себе. В абсолютной темноте они могли лишь догадываться о выражении лиц друг друга.

– В чем дело? – тихо спросил сотник.

Бельгон долго молчал.

– У меня сообщение, командир… Но…

Наступила напряженная пауза.

Гольд понимающе, но не очень дружелюбно улыбнулся. Улыбка потонула в темноте.

– Понимаю. Важное сообщение, но не даром. И что же это за сообщение?

В ответ тишина.

– Ты знаешь, что я небогат, Бельгон.

– Нет, господин, мне не нужно золота.

– Тогда что?

– Звание подсотника легиона. Мое жалованье…

– Хватит. Я понял, чего ты хочешь, и меня совершенно не волнует почему.

Гольд молчал, принимая решение. Он никогда не бросал слов на ветер.

– Такие звания присваиваю не я, а комендант гарнизона, – наконец сказал он. – Самое большее, что могу тебе обещать, выдвину тебя, как только освободится место.

– Этого достаточно, господин.

– Итак?

– Завтра ночью на вас и людей из тройки Лордоса будет нападение. Это – Рбаль и его люди. Затем он намерен погнаться за Эгдехом.

– Ты уверен? Откуда сведения?

– Мы вместе составили план… Я и Рбаль.

– Кажется, вы с Рбалем друзья? – задумчиво спросил Гольд.

– Верно. Поэтому и прошу тебя, господин, сохранить ему жизнь.

– Не боишься мести?

– Надеюсь… что ты не расскажешь ему, господин…

Тишина. В темноте чувствовалось, как колеблется сотник.

– Я должен оставить его в живых? Чего ради?

– Прошу тебя, господин.

– И ты готов взамен отказаться от звания подсотника?

Тишина.

– Понятно. Значит, нет?

Тишина.

– Понятно. Если бы ты сказал «да», то получил бы и то и другое. Убирайся!

Солдат сидел неподвижно. Наконец, та же самая рука, что чуть раньше усадила его на землю, дала ему крепкого подзатыльника. Бельгон вскочил и исчез настолько быстро, насколько это было возможно. Словно растаял во тьме.

– Идем, Даг, – позвал Гольд.

На ощупь вышли из пещеры. Дождя снаружи не было, видимо, небо во время вечернего ливня исчерпало весь запас воды. Часовой дремал, притулившись к мокрой скале. Заслышав шаги, он вздрогнул, а разглядев, кто идет, резко выпрямился.

– Не докладывай, – походя бросил командир солдату и, обернувшись к Дагу, спросил: – Что скажешь?

– Ничего.

– Вообще ничего?

– Ничего, – повторил подсотник. – Помнишь? Я ведь предупреждал.

– Что предлагаешь?

– Без людей Эгдеха ждать рискованно. Нужно опередить нападение.

Гольд задумался.

– У нас никаких доказательств вины Рбаля, – наконец сказал он. – А он их наверняка потребует.

– Кого волнуют претензии покойника?

– Возможно, и никого, только вот я не хочу убить его просто так, за здорово живешь. Да и при чем здесь солдаты? Они могут принять его сторону, не разобравшись. Да и не дело для воина копаться в интригах. А если доносчик попросту врал? Мразь! Я самого себя презираю, что вообще стал его слушать.

– Да, но все-таки выслушал. К чему теперь огород городить? Выбора все равно нет. Пока будешь выжидать, Рбаль обязательно что-нибудь пронюхает. И тогда ударит первым. А утром уходит Эгдех.

– Я понимаю, что ты прав, Даг, хотя мне это не нравится. Как я могу убить своего же солдата? Рбаля надо взять под арест.

– Зачем тебе такая морока? Ему ничего не докажешь, придется потом освободить. Тогда-то он прирежет тебя без раздумий, тут же, на месте. Он сейчас готов на все.

– Может, и так.

– Ты слишком мягок, Гольд. Странно! Не могу к этому привыкнуть. Когда-то…

– Когда-то, – оборвал его воспоминания о былом сотник, покачал головой и добавил: – А что… что с ней? Как думаешь, она в этом замешана?

Иронической улыбки Даганадана он не заметил.

– Сомневаешься? Она – это сердце, душа всей игры.

– Нет, Даг, не может быть. Я знаю, что меня она ненавидит, но тебя-то за что? А солдат? Десять солдат, Даг, десять жизней.

– Как же ты наивен, Гольд. Во имя Шерни! Наивен, как и Рбаль! Это же все обман, иллюзия, Гольд.

– Иллюзия, говоришь? Я чувствую эту женщину, Даг. Может, потому что знаю ее дольше, чем ты. Она избалованна, никчемна, возможно, и пустоголова. Она привыкла к праздности, потому и склонна к ней, но извращенности в ней не ищи.

– Пусть так. Что произошло в конюшне? Скажи – ты и в самом деле хотел ее изнасиловать?

– Издеваешься, Даг? Она солгала.

– Зачем?

– Чтобы…

– Породить ненависть, Гольд. Нет ничего проще, чем спровоцировать ее в наивных влюбленных дурачках вроде Рбаля.

Гольд задумался.

– Не угадал, Даг. Я уверен, что это не так.

– Прав я или не прав, Гольд, все равно. Предупредить нападение необходимо, пусть даже Рбаль и погибнет. Меня не волнует, что ты на это скажешь. Теперь это мое дело.

Гольд ошеломленно уставился на друга.

– Мое дело, – повторил Даганадан. – За порядок отвечаю я. Ты можешь лишить меня звания, вышвырнуть из легиона. Согласен, но позже, когда мы вернемся в казармы. Сейчас моя задача – поддерживать дисциплину. Я не намерен во время опасной экспедиции терпеть в отряде человека, готового убить своего командира. И своих товарищей, не забывай этого.

Сотник понуро молчал. Тем временем ночная мгла как будто понемногу рассеялась.

– Идем, Гольд. Уже светает.

12

– Как далеко отсюда до Края? – спросил Байлей.

– Дня два пути, – не останавливаясь, ответила девушка. – Через Горы.

Она обернулась, кинув взгляд на него через плечо. Он выдержал его, уже понимая, что в нем не так. Под длинными, изогнутыми вверх ресницами глядели, словно насильно вставленные, совершенно чужие глаза. Серые, проницательные, по-мужски жесткие.

– Что так разглядываешь?

Он сделал неопределенный жест.

Она отвернулась и пошла дальше.

– Знаю, – сказала она, глядя перед собой. – Когда-то я тоже их боялась.

Он не стал ни о чем спрашивать.

– Может, когда-нибудь, кто знает… Я расскажу, как это случилось. Но не сейчас, не сегодня. Хорошо?

Посыпал плаксивый дождь. Громбелардское небо постепенно просыпалось. Каренира подняла голову.

– Вечером грянет ливень, – сказала она, – какого Горы еще не видали.

– С чего ты решила?

– Знаю.

Байлей все время удивлялся, как быстро они идут. Старик, шедший впереди, для своего возраста передвигался весьма энергично. Проявляя завидную ловкость и силу, он вел их за собой, минуя труднопроходимые места, предпочитая обойти их, нежели рваться напролом.

– Мы идем в сторону Разреза, – внезапно сообразил дартанец. – Неужели в этих краях существует дорога, которая туда не ведет?

Она звонко рассмеялась.

– Есть, конечно, надо только знать, где и как ее искать.

– Похоже, мне не дано понять Горы, – пробормотал он.

– Пару лет назад я тоже так думала.

Он вдруг споткнулся, чуть не сбив ее с ног. Она устояла сама, да и его поддержала.

– Смотри под ноги, – иронично посоветовала она.

Шли они целый день. Байлей временами спрашивал о том о сем, Охотница объясняла. По большей части разговор шел о Тяжелых Горах.

Единственный горный массив Шерера, никогда не знавший снега. Даже самые высокие вершины чернели голыми пиками, утомляя своим монотонным видом. Это поначалу пейзаж радует своей оригинальностью, но по мере того, как привыкаешь, от него начинаешь все больше уставать. Всюду серые и черные скалы, словно это зловещая пустыня, где нет ни пятна иной краски, кроме серой и черной. Тучи сливаются с оскалом черных вершин, и тогда кажется, что горы достигают неба, а небо растворилось в горах, будто весь Громбелард – невероятных размеров пещера.

В Громбеларде гуляет один ветер, но весьма странный. Собственно, это непрерывное движение воздуха в определенном направлении с одной и той же скоростью и силой, словно долгий вдох… или выдох. Повадки у этого ветра – что у дождя. То закапризничает, спрячется на день-два, потом судорожно начинает сотрясать горы, как нездоровый кашель, бьет крылом по вершинам, и снова – вдох, выдох, вдох…

Да и голос у ветра такой же монотонный. Скоро перестаешь его слышать, особенно когда он сливается с шелестом дождя. Этот общий гул пастухи Громбеларда называют «пением гор». Так повелось, что тянется эта заунывная песня многие года, века и, как повелела Шернь, до скончания дней.

Сколько ни ходи по этим горам, радушия не встретишь. Тяжелые Горы негостеприимны, а люди да коты – здесь чужаки, пришлые из другого мира. Здесь царствуют иные существа из Разумных. Разве что стервятники чувствуют себя между скалами и рваными тучами как дома. Перевалы, вершины, утесы – все их собственность, однако самих стервятников слишком мало, чтобы биться за эту землю с человеком.

Громбелардцы непоколебимо верят, что Тяжелые Горы – живые. Собственно говоря, если приложить ухо к земле, можно отчетливо услышать медленные, ритмичные и глубокие удары. Сердце Гор…

Где оно? Как глубоко? Говорят, что его удары четче всего слышатся в окрестностях Громба, столицы Громбеларда.

Тогда, может, действительно, ветер – дыхание Гор?

– Над чем задумался, Байлей? – спросила Каренира.

Тот витал где-то далеко в своих мыслях, и вопрос будто вырвал его из глубокого сна. Блики костра играли на его лице.

– Скажи, Горы живые? – с серьезным видом спросил он.

Вопрос ее озадачил, она с интересом заглянула ему в глаза.

– Громбелардцы в это верят. Пожалуй что живые. Но ты-то как почувствовал?

Он пожал плечами, словно сам удивился собственным мыслям.

– Отец, как думаешь? – обратилась девушка к Старику.

– Если верить старым хроникам. В них приводились весомые доказательства.

Девушка с Байлеем обменялись удивленными взглядами. Старик улыбнулся, но как-то невесело, и получилось натянуто.

– Сегодня многое затерялось в памяти поколений, – сказал он. – В истории Шерера чередуются светлые и темные полосы, но как смутные периоды, так и периоды расцвета не должны оставаться для людей белыми, непознанными пятнами, о которых ведают одни лишь Посланники.

Старик устроился поудобнее и погрузился в собственные мысли. Мешать ему не хотелось, потому девушка и Байлей тоже затихли.

– Это было еще в Старую Эру, Эру Людей, – вспомнил старец. – Две армии, одна из Армекта, другая из Дартана, напали на дикий Громбелард. Дартан к тому времени уже был завоеван, а вот Громбелард не представлял собой единого государства. Так, горстка удельных княжеств, куда более хилых и раздробленных, чем многие века назад Армект. Казалось, что речи о достойной войне и быть не могло. С кем ее вести? С мелкопоместными владельцами замков? Не то рыцари, не то разбойники. И все же они объединились и дали мощный отпор. Кровавая битва произошла у стен Рикса. Тогда он назывался Бролем. Рикс – это армектанское название. – Он кивнул в сторону Карениры.

– Оно означает – победа…

– Именно. Однако победа не оказалась легкой, потому как в битве полегло две тысячи армектанцев. Не стала она и окончательной, так как война длилась еще тридцать с лишним лет.

– Такое сопротивление оказала горстка князей? – удивленно спросил Байлей.

– Не только. Воевали и горцы, и дикие пастухи. И наемные разбойники, когда-то опустошавшие страну целыми бандами, которым платили владельцы горных крепостей. Армект ввязался в жестокую партизанскую войну, такую же тяжелую, как столетия назад у Северной Границы, и почти столь же кровавую, как знаменитое Кошачье Восстание. Разбойники бились с захватчиками кто ради добычи, кто ради войны как таковой, а кто чисто из ненависти к армектанцам, но так яростно, беспощадно уничтожая врага, что пришельцев удалось полностью изгнать из Тяжелых Гор и почти полностью – из Узких Расщелин. Правда, ненадолго. Армектанская армия, опиравшаяся до сих пор в основном на конных лучников, противопоставила знаменитым громбелардским арбалетчикам новый тип солдат: в тяжелых доспехах, вооруженных щитами и топорами. Доспехи и щит, хотя и довольно неудобные в горах, защищали от дальнобойных стрел. Десятки и сотни небольших отрядов, опираясь на укрепленные лагеря, обосновавшиеся в горах, заполонили Громбелард. Они сражались по-разбойничьи, скрытно, столь же часто прибегая к силе, как к хитрости и предательству. Но Армект выиграл войну тогда… когда войска раз и навсегда покинули Тяжелые Горы. Не понимаете? Легионы сидят в горах, патрулируют торговый тракт… а кроме этого, есть лишь несколько форпостов тут и там… Таких, как тот, к которому мы направляемся, у границы Края; от них больше хлопот, чем пользы. Чтобы навести в горах окончательный порядок, нужно дотла спалить все деревни до единой. А кто бы приносил тогда шерсть на продажу? На что жил бы Громбелард?

Каренира и Байлей кивнули.

– Вы спрашиваете, живые ли Горы? Расскажу об одном событии. Оно описано в многочисленных хрониках, и о нем рассказывает даже Книга Всего. Значит, оно имело место быть! Так вот, случилось так, что в начальный период войны крупная, насчитывавшая несколько десятков человек, группа разбойников ушла на восток от Бадора, спасаясь от большого армектанского отряда. Положение беглецов было незавидным – у них было много раненых, а все окрестности были заняты армектанцами.

Старец замолчал. Байлей поднял голову и внимательно присмотрелся к нему, словно увидел в первый раз. Он и в самом деле не видел Старика таким. Его величавость и авторитетность уже не бросались в глаза, он неторопливо рассказывал о делах давно минувших дней, и в голосе его звучало некое странное вдохновение. Видно было, что он вспоминает о событиях, далеко ему не безразличных, словно он лично имел к ним отношение. Этот человек любил прошлое, историю; а времена, что давно миновали, казались ему столь же существенными и важными, как те, в которых он жил. Чувствовалось, что он не говорит всего, о чем мог бы рассказать, что умалчивает о множестве неизвестных им подробностей; но не потому, что роется в памяти в поисках фактов, а чтобы сократить повествование. Байлей, сам не зная почему, был уверен, что Старец знает имена командиров тех отрядов, что он наверняка мог бы сообщить точное число раненых… если бы только захотел или счел необходимым.

– И что дальше? – спросила Каренира.

Байлей посмотрел на девушку, вдруг вспомнив о ее существовании; рассказ, необычный и красочный, поглотил его без остатка. Но девушка слушала с не меньшим трепетом.

Старик обратил к ним глубокий, несколько отсутствующий взгляд.

– Дальше… – сказал он. – Их догнали у Бахгахара. Это вершина в восточной части Гор, – пояснил он Байлею. Разбойники не хотели сложить оружие, предпочитая умереть, но не сдаться в плен. Это не пустое геройство. Легионеры относились к пойманным разбойникам не как к солдатам, а как к обычным бандитам – впрочем, может быть, и справедливо. В общем, лучше было погибнуть в бою, чем гнить в застенках до конца своих дней.

– Все свелось к резне, – помолчав, продолжил он, – перевес армектанцев был весьма значителен, и казалось, исход событий предрешен, если бы не чудо. Едва легионеры двинулись в атаку, дорогу им преградили каменные глыбы и осыпь мелких камней. Камни медленно скатывались, угрожая смести ряды воинов. Солдаты в ужасе разбегались, бросая оружие. Но, видно, Тяжелые Горы разгневались не на шутку, и не было спасения от их гнева. Пропасть разверзлась под ногами бегущих, поглотив всех до единого, а расщелина так и осталась доныне. Она все еще служит убежищем горным разбойникам. Мы сейчас находимся на ее дне.

– Разрез! – ошеломленно воскликнул Байлей.

– Да. Добавлю еще, что подобных случаев история знает множество. Может, они не так подробно описаны, но хроники насчитывают их десятками.

Они сидели молча, задумавшись над удивительным рассказом Старца. Каренира посмотрела вверх, словно что-то искала среди туч, укрывших ночное небо, и спросила с загадочной улыбкой:

– Это правда, отец, что в осаде Громба принимали участие полторы сотни лучниц?

Старик удивленно вскинул брови:

– А тебе-то откуда известно?

– Иногда, когда я гостила у тебя, отец, бывало, заглядывала в твои записи. Ты ведь не сердишься, правда?

Старик даже растрогался.

– Я и не знал, что тебя интересует история Шерера, – сказал он. – Почему ты никогда мне об этом не говорила? Я мог бы рассказать тебе о многих очень интересных событиях! Как много я мог бы тебе поведать, дочка!

– Не может быть, – заметил Байлей, – чтобы в тогдашней армектанской армии было столько женщин.

Старик рассмеялся:

– Почему бы и нет? Восемь лет назад я без остатка посвятил себя истории. Восемь лет я привожу в порядок материал, который собирал в течение всей своей жизни. Легенды, предания, песни, десятки хроник и летописей, тысячи страниц. В конце концов, я тоже кое-что знаю о Книге Всего и содержащихся в ней Законах… хм. Я знаю историю Шерера, исследовав ее вдоль и поперек. Если я утверждаю, что нечто имело место в действительности, – то этому стоит верить. Мне можно верить. – Старец ухмыльнулся чуть насмешливо.

– Значит, это все правда, а не мифы?

Улыбка не сходила с лица Старика.

– Да, друг мой. Но поскольку это тебя так заинтересовало, я поведаю тебе еще кое-что. Ты знаешь, что в завоевании Дартана принимали участие женщины? Их было много.

– Армектанки завоевали Дартан? – Во взгляде молодого человека появилось недоверие и явная неприязнь.

– Вот именно. «Завоевали» – слишком сильно сказано. Но одно бесспорно – именно они стали причиной войны, в которой сами и приняли участие. Я не хочу задеть твои чувства, сын мой, но вы, дартанцы, никогда не умели воевать. Хорошо это или плохо – дело другое… Но вас били все подряд: разбойничьи банды на границе с Громбелардом, пираты с Прибрежных островов на юге, наконец, армектанцы. Завоевание Дартана… Собственно, никакого завоевания не было. В Дартан попросту вошли и взяли тепленькими. Тому, правда, предшествовала битва, когда тяжелая конница дартанских магнатов угробила весь передовой отряд войск Армекта. Первая и последняя победа дартанцев, впрочем, и она стала бесславной, так как дартанские рыцари тут же разъехались по домам, чтобы отпраздновать свой триумф, а те, кто остался, мгновенно были уничтожены решающим ударом главных сил армектанских корпусов. Дальше пошло как по маслу. Одного армектанца было достаточно для взятия деревни, а пять лучниц легко могли занять целый город. Ворота Роллайны открылись через день осады, задолго до прихода пехоты. Курсирующие у городских стен конные лучники пустили горящие стрелы. Они-то и вызвали смертельную панику среди горожан. Вот такая война. Тебе, сын мой, нечего стыдиться. Твоей вины в том нет. Напротив, я бы даже сказал: если бы каждый дартанец владел мечом, как ты, история Империи вовсе не стала бы сплошной полосой армектанских побед. Каренира рассказала мне о вашем «турнире»…

Слова Старца приятно порадовали Байлея, но он все еще был в замешательстве.

– А что странного в том, что женщины служили тогда в армектанском войске? – спросил Старец. – Сейчас тоже нередко можно встретить женщину-солдата, особенно в легких подразделениях. – Он оглянулся на воспитанницу. – Разве не так, Кара?

– Но не в Дартане… – заикнулся Байлей.

– Причиной тому – Великая Эпидемия в Армекте, – сказал старик. – Любой миф основан на реальности. Я, правда, сомневаюсь, что на самом деле сразу же стало рождаться меньше мальчиков; и, полагаю, что, скорее всего, возросла их смертность по неизвестной причине. Но тогда-то считали иначе. Будто бы Дартан завоеван ради потомства из-за здоровых мужчин. Что-то в этом есть.

Байлей и Каренира ошеломленно смотрели на него.

– Эпидемия распространялась со скоростью ветра, особенно жестоко в Армекте. Затронула она и многие округа Дартана, хотя и в значительно меньших масштабах. Странные настали времена. Жизнь женщины практически потеряла ценность. Девочки росли без надзора, мальчиков же холили и лелеяли. Как это ни покажется вам странным, но катастрофа не принесла колоссального ущерба именно армектанцам. В силу традиций и вековых обычаев мужчины сохранили свою мужественность, а их женщины переняли многие, возможно, чуждые их натуре занятия и профессии. Все по-иному обстояло в Дартане. Там начал развиваться культ женщины, женской натуры, женского тела, а мужчина забыл о собственных достоинствах, выбрав роль «слабого пола», уступая женщине почти в любой области. Сегодня это трудно понять… все-таки должно быть наоборот.

Повисла тяжелая тишина.

Байлей и Каренира сидели рядом, вглядываясь в догорающий костер. Девушка прислонилась к дартанцу, который, заслушавшись, обнял ее за плечи, даже не отдавая себе в этом отчета. Они удивленно и чуть пристыженно посмотрели друг на друга. Байлей сделал движение, словно пытаясь убрать руку, но девушка не отодвинулась.

– История… – снова задумчиво произнес Старец. – Изучив ее досконально, я повсеместно видел одно и то же: за тысячу с лишним лет мир не сдвинулся с места… Появились коты, потом стервятники. Но что это изменило?

Он поднял короткую палочку и бросил ее в огонь.

– Ничего.

– А войны… завоевания? А как же Кошачье Восстание? – спросил Байлей.

– Это лишь сдвиги, мой мальчик. Сдвиги, не перемены. Словно ты мешаешь суп в котле, ничего к нему не добавляя. Вкус, сколько бы ты ни перемешивал, не изменится.

Он снова замолчал.

– Когда я говорю «перемены», – продолжил Старик, – я имею в виду перемены двоякого рода: к лучшему… или к худшему. Заметьте, сущность их не изменилась ни на йоту. Мир… это судьбы отдельных людей. Каждый кует свою собственную жизнь, но, выковывая ее из твердого железа, мы часто делаем это плохо. Мы словно кузнечные молоты с треснувшими рукоятками, а таким орудием никогда не выкуешь доброго меча. Если даже один и удастся выковать – то все остальные останутся так себе.

– Что ты имеешь в виду под «треснувшей рукояткой»?

– Совесть.

Мысли смешались в голове Байлея, он пытался найти в них рациональное зерно, и вдруг слабая догадка будто обожгла его изнутри: меч… его меч, вот причина, по которой он учился держать его в руке… Илара.

К нему пришло ощущение, что будто бы он потерял ее из виду. А ведь здесь, в Тяжелых Горах, он оказался только из-за нее. И надо же! – почти забыл об этом. Как такое могло случиться? Ему тут же показалось, что он обязан думать об Иларе постоянно, должен непрерывно представлять ее образ. Странное ощущение вины коснулось его.

Он поднял взгляд. На него внимательно смотрел старик.

– Тяжело у тебя на душе, сын мой, – сказал он. – Неужто мои слова что-то в ней пробудили? Если так, то я скажу тебе еще кое-что; ты сам должен выковать свой меч. Тут я тебе ничем не могу помочь. Ты должен сам выковать свой меч. Ибо если другие выкуют его за тебя – он не станет добротным.

Слова Старика не прибавили Байлею радости.

– А если даже я и кузнец, разве это значит, что – хороший? – с внезапной горечью спросил он.

– Своими руками всегда лучше.

Байлей горько кивнул.

– А ты не считаешь, господин, что мы куем плохо именно потому, что делаем это сами?

– Плохо, потому что куем, вместо того чтобы починить треснувшую рукоятку.

– Но как ее починить?

Старик глубоко вздохнул.

– Если бы я знал, то чинил бы…

– Значит, если мы не умеем чинить, – внезапно сказала Каренира, – нам приходится ковать, а раз уж приходится, то лучше все-таки… вместе.

Она посмотрела на Байлея. Дартанец ответил ей тем же.

«Похоже, я знаю, что вы выкуете, – подумал Старец. – И очень этого боюсь».

Костер догорал.

Байлей чувствовал себя совершенно разбитым и невыспавшимся, когда утром его разбудила Кара. Он громко зевнул, протирая глаза.

– Поешь чего-нибудь по-быстрому и идем, – сказала она. – Уже поздно.

Он начал надевать доспехи.

– Не снимай их больше. Здесь горы, а не гостиница в Роллайне.

Он раздраженно оглянулся на нее, но она уже пошла собирать вещи.

Появился Старик. Подойдя к дартанцу, он, не говоря ни слова, помог ему застегнуть ремни.

– Нужно спешить, – буркнул он и с улыбкой добавил, как бы в шутку: – Кара проспала и потому злится на нас.

Они двинулись в путь. Впереди опять шел Старец, не любивший много говорить во время ходьбы. Молчали и молодые люди.

Старик все еще оставался для Байлея загадкой. Он не понимал его, но восхищался его обширными познаниями, мудростью. Но, кроме того, была в нем какая-то мощь, сила, природы которой Байлей не понимал и не знал. Она будто дремала в этом человеке. Байлей смотрел, как старик продвигается по крутой горной тропинке, и удивлялся: как это внешне немощное тело укрывает такую могучую энергию внутренней силы!

Он обернулся и встретился взглядом с армектанкой. Еще одна тайна. Что связывает эту девушку со Старцем? Словно незримая, но прочная нить, как тень из прошлого, соединяет судьбы этих столь непохожих людей.

Байлей споткнулся, соскальзывая в пропасть. В последний момент Каренира схватила его за руку. Некоторое время они напряженно смотрели друг другу в глаза, потом без слов двинулись дальше, не понимая, что происходит.

Наконец спустились на дно огромной каменной котловины. Дартанец напрасно искал взглядом дорогу, которая позволила бы выбраться из этой гигантской дыры.

– Отсюда есть иной выход, кроме дороги, по которой мы пришли?

– Есть, но не легкий, а скалы мокрые. Придется быть особенно осторожными и основательно помучиться.

Он взглядом показал на старика. Она не сразу поняла, что он хочет сказать, потом покачала головой.

– Лучше за себя побеспокойся, – коротко отрезала она.

Шероховатость в ее голосе Байлею не понравилась. Он вдруг почувствовал себя мальчишкой, сморозившим глупость.

Старик, не оборачиваясь, произнес насмешливым тоном:

– Я знаю эти горы. И я еще достаточно силен для того, чтобы пройти их вдоль и поперек. Разве иначе я отправился бы в это путешествие? Но я рад, что ты помнишь обо мне, мой юный друг.

Вдруг Каренира без всякого предупреждения кинулась на дартанца и сбила его с ног. Он упал, больно ударившись бедром. Падая, он заметил, что старик сам бросился на землю с удивительной для него быстротой. Все трое лежали не шевелясь.

– Что случилось? – Байлей невольно понизил голос до шепота.

– Какие-то люди, – спокойно ответила она. – Надеюсь, нас они не видели. Ждите здесь.

– Я пойду с тобой.

Она посмотрела на него с таким изумлением, что он в замешательстве отвел взгляд.

– Лежи тихо, недотепа, и смотри, чтобы задница не торчала наружу, как мишень, – бросила она. – Когда ты понадобишься Охотнице, то первым об этом узнаешь.

Она стянула со спины колчан и положила его на землю, затем внимательно осмотрела клинок острого, хотя и короткого ножа.

– Возьми мой, – сказал Старец, доставая оружие из-под накидки.

Байлей не поверил собственным глазам. В Громбеларде это оружие называли полумечом – рукоять, как на оружии имперских легионеров, но клинок был коротким, очень широким внизу, с зазубринами на тыльной стороне. Они были нужны, чтобы зацепить оружие противника и, при некоторой сноровке, выбить или сломать его. Однако Байлей знал, что такими мечами традиционно пользовались пираты Лонда. Тот факт, что Старец обладал подобным оружием, свидетельствовал о том, что этот человек умел доказывать свою правоту не только словами.

Каренира усмехнулась.

– Нет, отец, – тихо сказала она. – Ты же знаешь, что я им не умею пользоваться.

Байлей понял, что старик достал свое оружие только затем, чтобы показать его: мол, за него, старика, можно не беспокоиться. В любой ситуации он за себя сумеет постоять. Байлей перевел взгляд на свое оружие, и ему пришло в голову: вряд ли он долго бы им размахивал, если бы Старец захотел его выбить из рук…

– Ждите здесь, – кинула лучница и юркнула за каменную гряду.

Они видели, как она ловко пробирается среди скал. Вскоре она исчезла, словно глыбы поглотили ее.

Старик улегся поудобнее.

– Тебя шокирует ее резкость? – спросил он. – Представь на минуту: она много лет путешествует по горам одна. Будь ты даже мастером по захвату врага врасплох, и то она бы тебя с собой не взяла. Она просто привыкла действовать самостоятельно, а любое общество только отвлекало бы и сбивало с толку.

Байлей что-то неразборчиво проворчал в ответ.

Они продолжали молча лежать. Подступал холод. Морось превратилась в мелкий, раздражающий дождь. Байлей чувствовал, что плащ превращается в мокрую тяжелую тряпку.

Прошло немало времени, прежде чем они снова увидели лучницу. Она шла свободно, не таясь. Байлей восхищался сильной грацией ее движений. Прекрасную фигуру украшал широкий кожаный пояс на талии, подчеркивая округлость бедер, к которым прилипла мокрая темно-зеленая юбка. Тяжелые от воды, связанные в две толстые косы волосы падали на плечи и грудь.

Старик первым поднялся с земли.

– Они ушли, – заявила Каренира, высоко подняв свой лук.

– Кто это был? – спросил Байлей.

– Мне-то какое дело, раз они ушли? – Она передернула плечами, стряхивая воду с мохнатой куртки.

Сейчас она выглядела, как в ту ночь, когда он впервые ее встретил, – неразговорчивая и суровая. Его снова начала раздражать легкая хрипотца в ее голосе.

– Я думал, что в горах лучше знать все до конца, – сказал он, помня слова Гольда.

– В Горах не стоит предаваться чрезмерному любопытству, – отрезала она. – И чересчур умничать. Ну ладно, пошли.