Текст книги "Очерки времён и событий из истории российских евреев том 6"

Автор книги: Феликс Кандель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

***

А. Рубин, из воспоминаний (1958 год):

"На одном из допросов мне предъявили обвинение в том, что у меня найдена рукопись, проникнутая буржуазным национализмом, в которой я злобно клеветал на русский народ… Я им говорю: "Позвольте, какая же это моя рукопись? Ведь это брошюра Максима Горького, которую я просто переписал". Они возмутились: "Как ты смеешь клеветать на великого русского писателя!"

Я им указал точно, где достал эту брошюру – в Центральной библиотеке имени Ленина, в читальном зале. На дом ее не давали и поэтому пришлось переписать. Два дня они не упоминали о ней, а на третий день следователь говорит: "С брошюрой-то ты был прав. Ее действительно написал Горький. Ну и загнул же наш пролетарский писатель"…"

***

Изготовлением и распространением "самиздата" занимались в Москве Т. Бродецкая, М. Гельфонд, Ш. Гоберман, Д. Драбкин, Ш. Жидовецкий, Э. Левина, К. Малкин, М. и Н. Маргулис, М. Ревзин, Б. и С. Резниковы, В. Свечинский, А. и Б. Фингарет, Д. Хавкин…

В Ленинграде – Б. Азерников, В. Богуславский, Г. Бутман, С. Дрейзнер, Н. и Ф. Иоффе, Л. Каминский, Л. Коренблит, В. Могилевер, Л. Ягман. В Риге – Р. Александрович, А. Альтман, М. Блюм, Д. и М. Гарбер, И. Залмансон, С. Залмансон, П. Каплан, Б. Мафцер, И. Менделевич, Э. Русинек, Б. и Л. Словины, Д. Таубин, Г. Фейгин, М. Шепшелович, Д. Шперлинг, А. Шпильберг, Ш. Цейтлин...

В Киеве – Е. Бухина, А. Геренрот, Н. Гутина; в Ростове-на-Дону – А. и Р. Рабиновичи; в Одессе – И. Авербух, А. и М. Мерхер, Г. Шапиро; в Минске – Л. Гринблат, А. Каплан, Г. Орвуцкий; в Омске – В. Цукерман; в Вильнюсе, Харькове, Томске, Тбилиси, Баку, Свердловске, Новосибирске… – всех упомянуть невозможно.

***

В конце 1950-х годов Марк Блюм пытался нелегально уйти через границу, но это ему не удалось. Жил в Риге, участвовал в сионистском движении, в 1965 году был осужден на 3 года. После освобождения уехал в Израиль, поменял имя и фамилию на Мордехай Лапид, жил в поселении Кирьят-Арба возле Хеврона. В 1993 году М. Лапид и его сын Шалом погибли от рук террористов.

ЧАСТЬ ДВАДЦАТАЯ

Еврейская культура 1960-х годов. Евреи в русской культуре. Эхо Катастрофы

ОЧЕРК ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТЫЙ

Еврейская культура 1960-х годов

1

В первые послевоенные годы можно было увидеть в газетах рекламные объявления: "Э. Каминка – рассказы Шолом-Алейхема", "Вечер еврейской песни – Зиновий Шульман", "Вечер еврейской песни и рассказа – Р. Плоткина, И. Ракитин", "Гастроли еврейского театрализованного ансамбля при участии Сиди Таль", "Вечера еврейской оперетты и эстрады с участием Анны Гузик", "Гастроли Заслуженного артиста РСФСР Михаила Осиповича Эпельбаума".

Затем арестовали деятелей Еврейского антифашистского комитета, началась борьба с "безродными космополитами", и концертов на языке идиш становилось всё меньше и меньше. Последнее выступление А. Гузик состоялось в Грузии в сентябре 1950 года, а через несколько месяцев появилось объявление в газете Ташкента: "Сиди Таль. Прощальные вечера еврейской песни, слова и юмора".

И всё на этом закончилось. Не было еврейской речи на сцене, еврейских песен по радио, еврейских танцев на эстраде, словно исчезли евреи в Советском Союзе, вымерли, вымерзли, волшебным образом превратились в неевреев. Одни артисты сидели за решеткой, другие затаились до лучших времен; за месяц до смерти Сталина И. Эренбург получил письмо из Симферополя:

"Почему мы каждый день с утра до ночи слушаем песни всех народов, населяющих нашу великую Родину, неутомимо передаваемые по радио, за исключением только еврейских?

Почему в Москве существует до сих пор (и это хорошо) цыганский театр, хотя вряд ли цыганское население столицы превосходит по численности состав артистов этого театра, а еврейского театра нет, хотя евреев в Москве значительно больше?

Почему еврейская артистка Анна Гузик, приехав в Симферополь на гастроли, в зале, заполненном почти сплошь евреями, позволила себе спеть лишь одну еврейскую песенку, да и ту на русском языке?

Или мы уже не народ и не имеем своего языка, своих песен, танцев и так далее?.."

2

В мае 1941 года киевский поэт В. Редько написал стихотворение на идиш:

Не поется, в горле ком,

Ничего, дружище,

Мы еще с тобой споем

Всех иных почище.

Протрубят беде отбой –

Вспомним все мотивы.

Как мы станем петь с тобой,

Если будем живы!..

Через месяц началась война, Редько ушел добровольцем на фронт, погиб во время атаки – было ему 23 года, и лишь в начале 21 века увидела свет книжечка его стихов в переводе на русский язык.

Многим молодым поэтам не удалось опубликовать до войны хотя бы одно стихотворение на идиш. А когда они вернулись домой, выжившие и победившие, залечили раны, вжились в мирную жизнь, не было уже еврейских журналов и газет, где они могли бы напечатать свои стихотворения; не оказалось такой возможности и у именитых поэтов и прозаиков, которым посчастливилось остаться на свободе.

В марте 1953 года, вскоре после похорон Сталина, руководители Союза писателей СССР А. Фадеев, А. Сурков и К. Симонов направили письмо Н. Хрущеву о мерах "по освобождению писательских организаций от баласта". Авторы письма насчитали в Москве 150 "бездействующих" литераторов; "значительную часть этого баласта составляют лица еврейской национальности", многие из которых попали в Союз писателей "не по их литературным заслугам, а в результате сниженных требований, приятельских отношений, а в ряде случаев и в результате замаскированных проявлений националистической семейственности…"

Фадеев, Сурков и Симонов забыли или не пожелали сообщить, что у "бездействующих" еврейских писателей и поэтов не было возможности публиковать свои произведения, потому что не существовало газет и журналов на идиш, не было в стране и еврейского издательства. Как пример "баласта", авторы письма назвали известного поэта О. Дриза, который работал гранильщиков на стройке, а в завершение своего послания они сообщили, что исключили уже 11 человек и обещали "последовательно и неуклонно освобождать Союз писателей от балласта".

Это было последнее заявление руководителей писательской организации, выдержанное в духе сталинских репрессий, а затем начались малозаметные изменения. В 1954 году, впервые после разгрома еврейской культуры, напечатали первую книгу на еврейскую тему – повесть Шолом-Алейхема "Мальчик Мотл" на русском языке. Создали комиссии по литературному наследию расстрелянных Д. Бергельсона, Л. Квитко, П. Маркиша. Группа писателей представила в ЦК партии план возрождения еврейской культуры: вновь открыть в Москве театр и издательство, начать выпуск еврейской газеты и литературного журнала, созвать конференцию писателей.

Но благие пожелания оставались невыполненными. Еврейских школ не было, не было профессиональных театров, книг и журналов на идиш – выходила лишь три раза в неделю небольшая газета "Биробиджанер Штерн" тиражом 1000 экземпляров. К тому времени в СССР было около 500 оперных, драматических и детских театров на языках разных народов – и ни одного еврейского театра.

"Железный занавес" уже приоткрылся, журналисты, туристы, политические деятели посещали СССР и сообщали на Западе об отсутствии еврейской культуры в Советском Союзе. Начались протесты в разных странах, к ним подключились коммунистические и социалистические партии с одним и тем же вопросом: "Почему не восстанавливается культурная деятельность евреев СССР?", "Какие принимаются меры по возрождению еврейских газет, театра, школы и литературы на идиш?.."

3

В 1956 году в областной библиотеке Биробиджана проходил вечер еврейской поэзии, который сурово осудили в обкоме партии: "На вечере выступила нигде не работающая поэтесса Вассерман, недавно вернувшаяся из мест заключения в связи с реабилитацией… Стихотворения ее носили упадочнический и злобный характер". И далее: "Почему некоторые наши литераторы не считают нужным посоветоваться с партийными организациями о своих… стихах? Очевидно, нам нужно сделать серьезные выводы из этих фактов".

Вышли из лагерей узники ГУЛАГа, изможденные, больные, травмированные пережитыми страданиями. Вышли на свободу еврейские поэты и писатели – не каждый из них был способен освободиться от прежнего страха, писать свободно, открыто, не подвергая себя самоцензуре. Они откликались на разрешенные темы – о победе над Гитлером и борьбе за мир, о дружбе и счастливой жизни народов Советского Союза, и лишь порой в их работах прорывалась скорбь о погибших в годы Катастрофы, тоска по утраченной еврейской жизни.

Моисей Тейф вспоминал еврейские местечки прошлого: "О, братья замученные, скрипки разбитые! Пусть ваша мелодия сохранится в сердце моем. Здесь, в этих местечках, под дощатыми мшистыми крышами ваша песня звенела и пела…"

Гирш Ошерович оплакивал разрушенное кладбище в Вильнюсе: "На старом кладбище ветер не нашел вдруг надгробных камней, которых он прежде касался; кладбище стоит без ограды и без ворот – они не дали бы земле поглотить евреев, всех и сразу…"

Шмуэль Галкин оглядывался на годы заключения: "И эти острые, изламывающие тело камни, которые встали на моем пути, не принудили меня свернуть с него, не оттолкнули и не отгородили…" И он же, в обращении к еврейскому поэту: "Ты видишь, родник мой вновь становится прозрачным, а ты невольно отдалился от него, на одну пядь больше, чем имеешь на то право. Душа твоя в оковах, хотя тело и свободно".

Меир Харац призывал: "Не лгать ради хлеба, жизнь – это исповедь до самой смерти. Не лгать ради личного счастья, жизнь – это исповедь от колыбели. Не лгать ради ложной радости, жизнь – это исповедь, но в пляске, в веселье…"

Рахель Баумволь признавала, что в Советском Союзе она много писала по-русски и еще больше молчала на идиш. Поэтесса обращалась к читателю после вынужденного расставания:

"Давно не разговаривала с тобой, мой читатель… Я не онемела, как рыба. Не была безмолвной подобно змее. Как горная речка, прозрачная, свежая, пробивалась песня моя, но дорогу закрыл камень, и он был не один!..

Так кто же так сделал, кто нас разлучил, кто сделал седыми меня и тебя, мой читатель?!..

Там, глубоко во мне, умерщвленные песни висят на виселицах, воздвигнутых равнодушием, лежат в могилах, сомнением вырытых, слезы клюют их, как черные вороны…

Не пускайте меня на порог, братья и сестры, я – убийца стихов моих!.."

Поэт Зяма Телесин: "Славянские слова в еврейском языке – они пришли, как постоянные поселенцы. С ними мой дед сеял и молотил, замешивал глину и известь гасил. Он не брал их в долг – он взял их, кровавым потом платя, за наличные".

Овсей (Шике) Дриз сочинял стихи для детей, которые переводили на русский язык и неоднократно печатали большими тиражами – "Веселый пекарь", "Зеленые портные", "Разноцветный мальчик" и другие. Однако у поэта уже не было маленьких читателей на идиш, и он возглашал с наигранным весельем, за которым скрывалась тоска:

"Топ-топ, купите железную бочку, садитесь в нее – и прямо ко мне, я кое-что вам покажу: на белых стенах жилья моего будут плавать лебеди, запрыгают белочки на высоких елях, на потолке расцветут цветы, и пара козочек заиграет на флейтах.

Запляшет мартышка на спине у слона, шут с колокольчиками появится перед вами, и вы воскликните: браво, браво-бис… мне, чародею, шуту Шике Дризу.

Но только мать моя будет молчать, моя слабая голубка, и золотой нитью заштопает сердце мое…"

Овсей Дриз написал в конце нелегкого пути: "Пока живу, я верю, надеюсь, что мой "пуримшпиль" доведу до конца".

4

Осенью 1958 года вышла книга "Израиль, его положение и политика", написанная по заказу ЦК партии. Основной смысл этого сочинения был таков: руководители Израиля взяли на вооружение реакционную сионистскую идеологию, это государство не имеет будущего, а потому у евреев СССР нет иного выхода, кроме окончательной асссимиляции.

Вновь разразился мировой скандал. Эту книгу называли современным вариантом "Протоколов сионских мудрецов"; в ответ на обвинения кремлевские руководители предприняли срочные меры и в 1959 году разрешили отметить столетие со дня рождения Шолом-Алейхема. Об этом писали в центральных газетах, устраивали юбилейные вечера, отпечатали марку с изображением писателя, объявили о выпуске шеститомного собрания его сочинений тиражом 225 000 экземпляров.

Торжественное заседание в Москве проходило в Колонном зале Дома Союзов. В президиуме сидели официальные лица и несколько еврейских писателей, переживших сталинские репрессии. Среди прочих выступал знаменитый негритянский певец Поль Робсон, прилетевший из США. Он говорил о Шолом-Алейхеме, о "великом актере" Михоэлсе – речь Робсона переводили на русский язык, и зрители встречали его слова бурными аплодисментами.

З. Телесин (из воспоминаний):

"– Еврейский народ, – сказал Робсон, – может гордиться языком идиш. Он не беднее английского, певуч не менее французского, ему нечего стыдиться в сравнении с русским языком…

Робсон запел негритянскую народную песню – публика приняла ее долгими аплодисментами. Исполнил русскую песню "Дубинушка" – снова аплодисменты. Но вот он объявляет: "Еврейский партизанский гимн "Зог ништ кейн мол"…" – аплодисменты перешли в овацию.

Когда овация стихла, члены президиума стали заказывать иные песни, чтобы удержать его от исполнения. Но Робсон не обращал на это внимания. Он снова объявил: "Зог ништ кейн мол…", однако его снова прервали, попросив спеть что-то другое. Тогда он повернулся к президиуму, взгляд его стал гневным. В напряженной тишине загремел голос Робсона: "Зог ништ кейн мол…" ("Никогда не говори, что ты идешь в последний путь")…"

Зал Дома Союзов был заполнен еврейской публикой, и израильский дипломат вспоминал: когда Робсон закончил выступление, "наступила долгая тишина… а затем зал взорвался бурными аплодисментами, еще и еще, без конца. Все страдания, боль, унижения, вся тоска и страстные желания вылились в ритмичное хлопанье сотен рук… Эти аплодисменты давали понять каждому, что сохраняли зрители в сердцах и мыслях".

5

В 1946–1948 годах выпустили в СССР 114 книг на языке идиш, а затем в течение десяти лет не опубликовали ни одной. В 1959 году вышла первая книга на идиш – "Рассказы" И. Л. Переца. Затем издали на идиш рассказы М. М. Сфорима, "Избранные сочинения" Шолом-Алейхема, книги Д. Бергельсона, Э. Шехтмана, М. Тейфа, П. Маркиша, Ш. Галкина, Л. Квитко и других писателей – 19 книг на еврейском языке к концу 1967 года. (Для сравнения: лишь в 1962 году в СССР выпустили 34 книги на удмуртском, 49 – на марийском, 116 – на башкирском языке.)

В октябре 1961 года поступил в продажу первый номер журнала на идиш "Советиш Геймланд" ("Советская родина"). В его редакционной статье было сказано: "Мы начинаем свою работу в то время, когда вся советская литература окрылена идеями…", когда "на бесконечных просторах нашей страны происходят события огромной важности…", а потому главная задача журнала – "показать, как коммунистические идеи становятся достоянием широких народных масс".

Во главе журнала стоял А. Вергелис, определявший его направление с партийных позиций. Это он заявил: "Евреи Советского Союза не нуждаются в помощи из-за рубежа для удовлетворения своих культурных потребностей. Наши достижения в области культуры говорят сами за себя, а потому эта проблема нас не волнует". Из стихотворений на идиш в первых номерах журнала: "Они выстроились в ряд, все наши Октябри… и кажется мне, они говорят: вы хорошо шагали!.." – "Если в груди еще тлеет печаль, Октябрь ей прикажет: умри!.."

Первое время в журнале появлялось немного материалов о Катастрофе; основной мотив был: "Не береди раны! Перестань рыдать!.. " В 1963 году "Советиш Геймланд", единственный еврейский журнал в мире, обошел молчанием тридцатилетие со дня восстания в Варшавском гетто; ситуация была скандальной, и с этого момента – очевидно, по требованию властей – "Советиш Геймланд" заговорил об уничтоженных шести миллионах.

В журнале печатали произведения писателей и поэтов на идиш, знакомили читателей с творчеством литераторов, погибших в годы репрессий, публиковали исследования по фольклору и истории еврейской культуры. Это был журнал, подчинявшийся общим идеологическим установкам, а потому в нем публиковали также материалы о дружбе народов СССР и отсутствии антисемитизма в стране, о действиях американских агрессоров во Вьетнаме, статьи с критикой капиталистического Израиля.

Количество читателей на идиш уменьшалось, уменьшался и тираж журнала: в 1961 году – 25 000 экземпляров, в 1966 году – 16 000, в 1971 году – 10 000. Последний номер “Советиш Геймланд" вышел в конце 1991 года – тираж 4000 экземпляров.

На прилавках книжных магазинов появились в переводе на русский язык книги А. Абчука, З. Аксельрода, И. Харика, расстрелянных до войны. Опубликовали на русском языке книги Д. Бергельсона, Д. Гофштейна, Л. Квитко, П. Маркиша, С. Персова, М. Пинчевского, И. Фефера, казненных и погибших в лагерях в послевоенные годы. Издавали произведения писателей и поэтов, прошедших через лагеря; это – Р. Балясная, З. Вендров, С. Галкин, А. Гонтарь, С. Гордон, М. Грубиян, Н. Забара, И. Керлер, И. Кипнис, Г. Ошерович, А. Платнер, Г. Полянкер, М. Тейф, Я. Штернберг.

Печатали произведения Р. Баумволь, А. Вергелиса, О. Дриза, А. Кушнирова, З. Телесина, И. Фаликмана, Э. Фининбера, М. Штурмана и других. Киевский писатель Н. Забара писал исторический роман на идиш "Галгаль га-хозейр" ("Всё повторяется") – о жизни евреев Франции и Испании в Средние века; героями его романа были еврейские философы и поэты Рамбам, Ибн Габироль, Ибн Эзра, Иегуда Галеви.

6

Весной 1954 года выступали в Москве певицы А. Гузик, С. Таль и И. Яунзем; в программы своих концертов они включали по две-три еврейские песни. В августе следующего года состоялся в столице первый публичный концерт еврейской песни – пел С. Любимов, незадолго до этого вышедший на свободу. Вслед за этим, в том же месяце, прошел концерт И. Ракитина и С. Таль, которые читали на идиш рассказы Шолом-Алейхема.

Так это началось, а затем еврейские артисты и певцы поехали на гастроли по городам страны; понимали идиш, в основном, пожилые люди, но на концерты еврейской песни приходила и молодежь. Песни на идиш исполняли А. Гузик, Н. Лифшиц, М. Александрович, Л. Левин, С. Любимов, З. Шульман, М. Эпельбаум, Б. Хайтовский. С. Таль руководила в Черновцах ансамблем "Слова и песни", исполняла песни и монологи в программах писателя М. Сакциера "В добрый час", "Врагам назло", "Красные апельсины". Э. Горовец выступал в моноспектакле "Фрейлехс" и в эстрадной программе "Песни народов мира", где пел также песни на идиш.

Авраам Кауфман (Караганда, 1950-е годы):

"Концерты еврейских песен – это большое событие в жизни евреев, большое переживание. Певцы привозят с собой афиши, напечатанные заранее… и на каждой афише по диагонали – крупными буквами, красным шрифтом – еврейские слова: "В добрый час! Здравствуйте! Рады встретиться". И евреи стоят у афиши, подолгу стоят и смотрят… Где еще увидишь еврейскую букву, где прочитаешь еврейское слово!..

Билеты на концерт распродаются буквально за два часа… А что творится на самом концерте!.. Приставной ряд впереди, приставные стулья во всех рядах и на балконе. Евреи, евреи, евреи… Из-за раздвижного занавеса выходит молодая девушка и произносит на идиш: "Добрый вечер, товарищи, друзья!.." Эти слова покрываются бурными аплодисментами. Аплодируют без конца…

Каждая песенка принимается с редким восторгом, певцу устраивают бурную овацию… Вот конферансье объявляет, что сейчас будет исполнена песня "Тоска по дому, домой хочу". Боже, что творится! Не менее пяти минут аплодируют, кричат "браво", вскакивают с мест, повторяют на идиш: "Домой хочу!" Невообразимый успех имеет эта песенка…"

В 1956 году Б. Ландау и Г. Лев организовали в Ташкенте еврейский театральный ансамбль, который гастролировал по городам; актеры исполняли сцены из спектаклей и эстрадные миниатюры на идиш.

В годы правления Хрущева издали "Песни на стихи еврейских поэтов" композитора Р. Боярской, "Пять песен на слова еврейских советских поэтов" композитора З. Компанейца, "Две еврейские песни" Д. Нисневича, книгу М. Береговского "Еврейские народные песни". Увидели свет литографии А. Каплана на темы еврейских народных песен, иллюстрации к произведениям Шолом-Алейхема, Менделе Мойхер Сфорима, И. Л. Переца. Выставки работ Каплана неоднократно демонстрировали в других странах – доказательством развития еврейской культуры в Советском Союзе.

В 1962 году был создан Московский еврейский драматический ансамбль; его основателем и художественным руководителем стал Б. Шварцер. В ансамбле было шесть актеров; к первому представлению они подготовили первый акт спектакля "Тевье-молочник" по Шолом-Алейхему, отрывки из произведений еврейских писателей и поэтов. Затем в их репертуаре появились спектакли "Колдунья" А. Гольдфадена, "Испанцы" М. Лермонтова в переводе на идиш, "200 тысяч" и "Три изюминки" – по произведениям Шолом-Алейхема.

7

Жил в Киеве Барух Вайсман, еврейский писатель. С 1952 года он вел на иврите дневниковые записи и сумел переправить в Израиль более 1000 рукописных страниц. Отрывки из дневников публиковали в израильской газете за подписью "Неизвестный советский еврей", их передавали по радио, и Вайсман сообщал в Иерусалим: "Я наслаждался, слушая по израильскому радио свои послания… Действительность стократно превзошла мои самые дерзкие мечты".

В 1957 году семидесятилетнего Вайсмана арестовали. Следователи не догадывались, что перед ними находился "неизвестный советский еврей", чьи статьи публиковали в Израиле, а потому его судили за распространение нелегальной сионистской литературы. Вайсмана отправили в лагерь на 5 лет, и один из заключенных вспоминал:

"Барух Вайсман – наш первый учитель – обучал нас еврейской азбуке, был живой энциклопедией… Этот больной старик составил краткий ивритский словарик и календарь еврейских праздников, чтобы мы могли их отмечать. Опасаясь обысков и наказаний, календарь приходилось уничтожать, но Вайсман сразу же готовил новый. Из лагерной больницы он вышел очень слабым и не мог ходить самостоятельно…"

Вайсмана освободили по старости через три года заключения. В Киеве ему не разрешили жить; он поселился за городом в местечке Боярка, старый, больной, и умер через несколько лет. Перед смертью Барух Вайсман передал в Израиль свою последнюю просьбу – в память о нем высадить в лесу несколько деревьев. После его смерти имя автора публикаций стало известно в Израиле; там же напечатали книгу Б. Вайсмана "Подпольный дневник на иврите".

Цви (Григорий) Плоткин вернулся из Карагандинских лагерей тяжело больным, но продолжал писать на иврите. В 1959 году – под псевдонимом Ш. Рон – опубликовал в Иерусалиме книгу "Оттуда" с подзаголовком "Очерки и размышления узника концлагерей по ту сторону железного занавеса" (Плоткин умер в Москве в 1968 году; через 10 лет после этого в Иерусалиме вышли главы его романа на иврите "Ло ва-хен" – "Нет и да" под псевдонимом М. Хьёг).

После ареста Цви Прейгерзона его жена собрала рукописи мужа, завернула в клеенку, обсыпала крысиным ядом, уложила в чемодан и отвезла к подруге под Москву. Чемодан запрятали на дачном чердаке, и он пролежал там семь лет до возвращения писателя. Выйдя на свободу‚ Прейгерзон написал: "Еще в тюрьме я поклялся не забывать иврит… Если даже меня арестуют второй и третий раз‚ иврит будет всё время со мной... будет жить во мне до последнего моего дыхания".

Он пересылал в Израиль рассказы‚ воспоминания‚ роман "Когда угасает светильник" – об уничтожении евреев города Гадяч, после чего погасла свеча, "вечный огонь" на могиле великого цадика. Этот роман напечатали в 1966 году в Израиле под названием "Эш га-тамид" ("Вечный огонь"), с псевдонимом – А. Цфони ("Северный"). Израильские писатели называли автора "своим человеком в доме иврита": "Это чудо! Как мог сохранить он дыхание? Как разыскать розу посреди заснеженного поля?.."

Прейгерзон умер в 1969 году; на похоронах один из друзей сказал: "Цви‚ ты обогащал не только уголь‚ ты обогащал наши души!" Остался неоконченным его роман – о событиях в стране во время "дела врачей". В 1970 году урну с прахом Ц. Прейгерзона‚ согласно его завещанию‚ привезли в Израиль; на памятнике написано: "Здесь похоронен ивритский писатель, ученый, сын своего народа". Одну из улиц Тель-Авива назвали улица А. Цфони.

В то время иврит изучали лишь будущие специалисты по Ближнему Востоку – в Институте восточных языков, Институте международных отношений, Военном институте иностранных языков, в Высшей дипломатической школе и Академии КГБ, однако евреев в эти учебные заведения не принимали.

В 1963 году на прилавках книжных магазинов появился отпечатанный в Москве "Иврит-русский словарь" – 28 000 слов, тираж 25 000 экземпляров, составитель Файтель (Феликс) Шапиро, который умер за два года до этого. Это стало исключительным событием – выпуск словаря десятилетиями гонимого языка; его сразу же раскупили, разыскивали в букинистических магазинах, размножали различными способами. Словарь стал единственным легальным пособием, которое не прятали от посторонних глаз; он был снабжен грамматическим очерком Б. Гранде, а потому позволял самостоятельно изучать иврит.

К концу 1960-х годов появились новые учителя иврита и новые ученики – для них словарь Шапиро стал незаменимым пособием. Зеев Шахновский, один из учителей, вспоминал: "Совершенно удивительно, что власти разрешили издать словарь; он вышел в свет вовремя, ему пришлось ждать нас совсем немного. Словарь Шапиро был островом уверенности в море разнообразной литературы на иврите. По нему мы учились и проверяли свои знания… До сих пор мы сверяемся по нему, встретив какое-нибудь "заковыристое" слово".

Не случайно последующие поколения учеников и учителей говорили о нем: "Словарь-символ", "Надежный источник", "Мой первый словарь", "Все мы вышли из словаря Ф. Шапиро", "Книга, вернувшая нам язык". Ф. Шапиро подготовил также учебник языка иврит, подал заявку в издательство и через два года получил отказ – "в связи с тем, что спроса на учебник иврит ни на внутреннем, ни на внешнем рынке нет".

Борис (Дов) Гапонов жил в Кутаиси, работал в заводской газете, а в свободное время переводил на иврит грузинский национальный эпос – поэму Ш. Руставели "Витязь в тигровой шкуре". В 1969 году поэма увидела свет в Израиле, вызвав десятки рецензий и восторженных статей. Гапонов получил израильскую премию имени Ш. Черняховского, присуждаемую за перевод художественной литературы; его пригласили в Израиль для получения этой премии, но власти не выпустили Гапонова из СССР.

Затем он начал переводить на иврит стихотворения и прозу М. Лермонтова. У Гапонова развивалась опасная болезнь, он не владел уже правой рукой, и пальцами левой руки с трудом печатал на пишущей машинке перевод "Героя нашего времени". В 1971 году Гапонов приехал в Израиль и вскоре умер – было ему 38 лет.

Израильская Академия языка иврит присвоила Б. Гапонову звание почетного члена; ему присудили премию по литературе президента страны. В 1989 году Гапонов стал посмертно лауреатом грузинской государственной премии имени Ш. Руставели.

8

В 1956 году в Вильнюсе появились еврейские коллективы художественной самодеятельности – хоровой, драматический, танцевальный и народных инструментов. Театральная труппа поставил спектакль на идиш по пьесе Шолом-Алейхема "200 000" и получила звание лауреата на фестивале самодеятельности. Театр гастролировал по разным городам, в его репертуаре были спектакли "Фрейлехс", "Тевье-молочник", "Гершеле Острополер", однако судьба других коллективов оказалась менее удачной.

В Вильнюсе создали детский хор, который подготовил программу песен на русском, литовском языках и на идиш. Первый концерт прошел с успехом, но вскоре местные власти распустили детский хор, так как сочли, что изучение языка идиш и исполнение песен на этом языке ведет к изоляции евреев и мешает их ассимиляции.

В 1957 году в Риге объявили набор в еврейский хор, куда записалось более ста человек. Выступления проходили с большим успехом, на каждый концерт собирались сотни зрителей Риги и других городов Латвии, куда хор выезжал на гастроли. В его программе были не только традиционные еврейские песни, но и песни на идиш современных композиторов – "Бабий Яр" Р. Боярской, "Баллада о восстании в Варшавском гетто" С. Фейгиной, "Песня еврейских партизан" Г. Глика.

Бурные аплодисменты зрителей, повторение на "бис" любимых песен обеспокоили начальство, и оно предъявило условия: хор не должен называться еврейским, ведущему запретили объявлять номера на идиш, в репертуаре допускалось не более половины песен на этом языке, а каждое выступление следовало начинать и заканчивать песней на русском или латвийском языках. И хотя хор исполнил на правительственном концерте песню на идиш "Ленин, наш отец…", его участь была решена; подобная судьба постигла в Риге театральную студию, кружок еврейского народного танца, джазовый оркестр студентов-евреев.

Самодеятельные драматические, хоровые или танцевальные труппы существовали в разное время в Каунасе, Ленинграде, Львове, Ташкенте, Таллине, Даугавпилсе, Кишиневе; хоровой ансамбль горских евреев выступал в городах Кавказа, исполняя песни на татском языке. Эти коллективы не только пробуждали интерес к еврейской культуре, но позволяли их участникам встречаться, обсуждать еврейские проблемы после многих лет опасений и страхов. В 1965 году появился Биробиджанский еврейский народный театр, который выступал со спектаклями "Мазлтов!", "Гершеле Острополер" и стал лауреатом Всероссийского смотра самодеятельности.

В начале 1966 года председатель КГБ докладывал в ЦК партии:

"Некоторая часть еврейской интеллигенции… использовала вечера памяти Переца Маркиша и Льва Квитко для демагогических и идеологически незрелых выступлений… В большинстве из них говорилось о трагической гибели "талантливых еврейских поэтов, о невозместимой утрате, которую понесла наша литература в лице Маркиша и Квитко…"

Поэт и переводчик Арсений Тарковский… заявил, что "во все времена убивали мыслящих поэтов…" Сын Переца Маркиша – поэт и переводчик Давид Маркиш прочитал стихи, посвященные памяти отца… о том, что в нашей действительности "ученые и поэты не умирают в своих постелях…"

На этом вечере была зачитана телеграмма писателя Ильи Эренбурга, в которой говорилось, что "нельзя убивать певчих птиц и поэтов". Текст телеграммы был встречен бурными аплодисментами… Председательствовавший Лев Кассиль закончил свое выступление словами: "Пока есть люди, песню убить нельзя…"