Текст книги "Стечкин"
Автор книги: Феликс Чуев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
В сентябре 1929 года его вызвал начальник Управления Военно-Воздушных Сил Красной Армии Петр Ионович Баранов:
– Борис Сергеевич, нам с вами предстоит съездить в Америку. Создана правительственная комиссия, которая начнет переговоры с американскими авиационными фирмами о предоставлении нашей промышленности технической помощи. Меня назначили руководителем этой комиссии. Поедете вы, Туполев, Харламов, Урмин – их вы знаете. Секретарем комиссии будет начальник иностранного отдела нашего управления Фельдман.
Да, этих людей Стечкин знал. Андрей Николаевич Туполев продолжал командовать в ЦАГИ отделом опытного самолетостроения, стал известным конструктором, совсем недавно его имя прогремело на весь мир: экипаж летчика Шестакова на туполевской машине «Страна Советов» совершил успешный перелет в США – просто потряс Америку! Знал Стечкин и председателя научно-технического комитета Управления ВВС Николая Михайловича Харламова (потом он станет начальником ЦАГИ) и способного инженера-конструктора Научного автомоторного института Евгения Васильевича Урмина – оба были его слушателями в «Жуковке», только Харламов учился во втором выпуске, а Урмин закончил академию недавно, в 1928 году, с четвертым выпуском. Туполев и Харламов – самолетчики, Стечкин и Урмин – мотористы. Ну а Баранова Стечкин знал и по службе, и по аэросанным пробегам – там всегда можно было увидеть начальника Управления ВВС. Баранов любил Стечкина и бывал у него в Кривоникольском.
Петр Ионович был сыном петербургского ломового извозчика, в 1912 году стал большевиком, на каторге был, служил солдатом в царской армии. В гражданскую стал комиссаром, членом Реввоенсовета. Не имея специального образования, он полюбил и изучил авиацию, стал хорошо разбираться в ее тонкостях и пользовался большим авторитетом у специалистов. В 1921 году в Николаеве на 1-м авиационном совещании армейских командиров, где он присутствовал, была принята такая резолюция:
«Ни для кого не секрет, что наш родной Красный воздушный флот стоит на краю гибели. Новых самолетов почти не поступает, а немногие трофейные, захваченные у контрреволюционеров, также скоро выйдут из строя».
С этого дня комиссар Красной Армии Баранов занимается авиацией, становится ее руководителем в масштабе страны. Погибнет Петр Ионович в авиационной катастрофе в 1933 году. Именем его назван ЦИАМ – Центральный институт авиационного моторостроения.
... Они вшестером собрались у Баранова. Петр Ионович сказал, что правительство поставило перед комиссией задачу: из числа лучших, ведущих американских авиационных фирм выбрать такие, у которых есть смысл приобрести лицензии на моторы, самолеты, агрегаты, а если удастся, попытаться добиться и кредитов.
В эти годы американская промышленность переживала жестокий экономический кризис, ей нужны были рынки сбыта, и ненависть к коммунистам вынуждена была уступить место разумному для капитализма бизнесу. У Страны Советов еще не было дипломатических отношений с Северо-Американскими Соединенными Штатами, но многие фирмы этой страны были не прочь договориться о продаже своей продукции.
28 января 1929 года в беседе с известным американским сельскохозяйственным деятелем Кэмпбеллом Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) И. В. Сталин сказал: «Для меня ясно, что САСШ имеют больше оснований для обширных деловых связей с СССР, чем любая другая страна. И это не только потому, что САСШ богаты и техникой и капиталами, но и потому, что ни в одной стране не принимают наших деловых людей так радушно и гостеприимно, как в САСШ».
Комиссии предстояла очень важная поездка. Каждому из ее участников пришлось на время отложить все срочные текущие дела: Стечкину – работу над проектами турбовинтового двигателя и поршневого генератора газа для турбин (в 1929 году – турбовинтового!), Туполеву – создание нового, актуального военного самолета. Урмина тревожила судьба одноцилиндрового экспериментального двигателя.
– Недавно в Америке закончила работу комиссия под председательством В. И. Межлаука, – сказал Баранов. – Она заключила договор с Фордом, и теперь у нас в Нижнем Новгороде строится автомобильный завод с американской технологией производства. Успешный опыт этой комиссии будет полезен и для нас.
Провели несколько подготовительных совещаний, наметили материалы, которые нужно изучить и взять с собой. Стечкин и Урмин, сравнивая продукцию двух основных американских авиационных моторных фирм «Кертисс-Райт» и «Пратт-Витней», пришли к выводу, что, видимо, лучше иметь дело с первой из них, объединяющей производство самолетов и моторов. Кроме того, с этой фирмой уже имеется договоренность, по которой «Кертисс-Райт» будет содействовать приезду советских технических представителей.
8 декабря 1929 года Стечкин на своем маленьком «фиате» подъехал к Белорусскому вокзалу. Старый добрый Белорусский вокзал... Все в сборе. В восемнадцать сорок поезд отходит от перрона. Международный вагон. Двухместные купе. Страшная духота – перетопили.
Придется ехать через Германию и там получать визы – в Америке пока есть только торговое наше представительство Амторг.
На следующий день подъехали к польской границе, к станции Негорелое. Пограничники, таможня, досмотр багажа. Путешественники переходят в маленькие вагончики – это Запад, поезд пойдет по узкой колее. За окнами польская равнина, а места похожи на наши – такой же нечищеный лес, бедные крестьянские хаты. Только города меняются быстрее. Вечером была Варшава, наутро Берлин. На вокзале встречают работники советского торгпредства и везут в пансионат на Гайсбергштрассе, 39. Нужно оформлять документы, а Урмин забыл дома фотографии – пришлось срочно фотографироваться в Берлине. Стечкин на снимке сидит непривычно прилизанный, при галстуке, в пиджаке с авторучкой в нагрудном кармашке, чуть улыбаясь глазами и уголками губ, резкая складка между бровями над переносицей, Так он смотрел в круглое стеклянное окошко деревянной коробки на треноге. «Дочери Верке, самой умной, от отца. В. Стечкин. 8. XII.29». В день отъезда он подарил желе и детям по фотографии из тех, что остались после оформления выездного дела. «Жене Ирине, самой любимой, от мужа», «Сыну Сергею, самомустаршему, от отца».
В тот же день комиссия побывала в американском консульстве.
Консул беседовал с каждым отдельно, но вопросы и ответы были примерно одинаковыми:
– Кто вы?
– Инженер.
– Были ли на военной службе?
– Нет, гражданский инженер.
– Состоите ли в Коммунистической партии?
– Нет.
Дольше всех – полчаса – консул продержал Баранова: Петр Ионович ехал под другой фамилией, чтобы миссия не сорвалась в самом начале, а консул, как бы почуяв что-то неладное, все не хотел отпускать его. Наконец сказал, что ответ насчет виз даст через два-три дня.
Члены комиссии не теряли времени даром. 11 и 12 декабря они провели на фирме «Сименс», с которой ранее было заключено торговое соглашение на поставку моторов. Руководителем нашей приемки на «Сименсе» работал Сердюков, однокурсник Урмина по академии, это и помогло всем попасть на фирму. «Сименс» в тисках кризиса. Безлюдные мастерские, мертво-молчаливые станки... Стечкин осматривает готовые моторы, интересуется их испытанием. Оказалось, оно ведется на винте, который тарируют в другом месте.
– Нарушается идентичность показаний, – замечает Стечкин. – У нас в ЦАГИ это дело поставлено лучше.
Нужно ничего не упустить, а полезное взять на вооружение.
Вечером в пансионате он встретился со своим заместителем по винтомоторному отделу Николаем Ивановичем Ворогушиным, который был ранее командирован в Германию знакомиться с производством дизелей. А на другой день получили визы в США. 13 декабря выехали к пароходу в Бремен, старинный немецкий город. Длинные узкие улицы покрыты плотно подогнанной каменной плиткой, тротуары залиты асфальтом. «Где тут быть грязи? – думает Стечкин. – Сотни лет, изо дня в день, она вылизывается щетками». Ночевали в роскошных номерах. Истинный немец не заплатил бы 24 марки за ночевку! «Говорят, у них даже министры ездят во втором классе, – запишет в своем путевом дневнике Ев. В. Урмин, – а мы вчера сюда ехали в первом, боясь показаться недостаточно респектабельными».
Тепло. Дождь. Серый камень. Декабрь. Все ходят без пальто.
Огромный океанский пароход «Колумбус» в дожде и тумане, закрывающем порт, отчаливает от пристани. Наши пассажиры утопают в глубоких коврах коридоров, холлов, роскошных кают почти пустынного первого класса. По каютам распределились так: в двухместных – Стечкин и Туполев, Харламов и Фельдман, в одноместных – Урмин и Баранов.
Семь дней мерно и мощно ухают корабельные машины. Небо серое, пасмурное, но спокойное. Волны в океане необыкновенной длины и тоже серые, как небо. На палубе сильный ветер заставляет держаться за поручни. Но тепло, и все по-прежнему без пальто. «Гольфштрем», – доверительно сообщает Стечкин Туполеву, и оба смеются.
Пассажиры первого класса в основном люди солидные и по кошелькам и по годам. Молодежи почти нет, только у одного толстого седого американца молодая красивая жена. Стечкин мечтает вечером пригласить ее на танцы, а пока наши путешественники беседуют с ее мужем, которого меж собой прозвали «директором». «Директор» рассказывает, что недавно в океане был сильный шторм, погибло много судов.
– А нам Атлантику нечем и вспомнить будет, – говорит Стечкин.
И зря сказал. 18 декабря «Колумбус» так раскачало, что большинство пассажиров на другой день отказались от завтрака. Пусто на палубах, игровых площадках, в бильярдной и кинозале. Пассажиры страдают в гамаках. Первым из нашей делегации слег Борис Сергеевич, потом Фельдман – ему досталась львиная доля океанских мучений. Как всегда, бодр и весел Туполев.
– Брюки-то испортил, платить придется, подшучивает он над хмурым Фельдманом.
– Ничего, друзья мои, мы все расписаны по спасательным лодкам, – утешает Стечкин.
– Качка уже уменьшается, – говорит стойкий, даже аппетита не теряющий Баранов, – пойдем на палубу, подышим воздухом!
– Где там уменьшается – вы сами еле на ногах стоите! – отвечает Фельдман. – Наш «Колумбус» еще посредине океана, как бутылка! Только бутылку сначала заливают, а потом закупоривают, а тут все наоборот!
На третий день качка ослабла, и пароход, во время шторма сбавивший скорость на пять миль в час, стал нагонять упущенное. Вечером 22 декабря на черном горизонте появилась ниточка желтых огней. Ночью Стечкин проснулся. Чуткий к работе двигателей, он прислушался к стуку корабельной машины: что-то не то.
Утром пассажиры узнали, что им крупно повезло: было бы куда неприятней, если бы машина «Колумбуса» отказала в шторм в открытом океане. А сейчас с полдюжины небольших пароходиков окружили «Колумбус», помогая ему маневрировать.
Подошли к острову Эллис – его еще называют «островом слез». Здесь проходят карантин эмигранты из других стран, а попросту это тюрьма для бедных: нет пятидесяти долларов, и путь в США для тебя закрыт. Можно на всю жизнь остаться на этом острове, и никто тебе не поможет – такие случаи бывали. Пассажиры первого класса минуют карантин, их в первую очередь спускают с корабля и высаживают на нью-йоркский берег. Однако нашу делегацию американские власти в виде исключения собираются задержать на острове.
Баранов возмутился:
– В чем дело? Если нас сейчас же не выпустят на берег, мы первым же пароходом возвращаемся обратно!
Карантинный чиновник выясняет причину приезда в США Баранова и его коллег.
– Мы будем покупать машины у ваших фирм, – спокойно ответил Петр Ионович.
– На какую сумму?
Ответ Баранова ошеломил американца, и тот стал рассыпаться в извинениях. К тому же в дело успели вмешаться заинтересованные фирмы, позвонили в Вашингтон, и через час делегация, сопровождаемая сотрудниками Амторга, на омнибусе ехала по Нью-Йорку к гостинице «Лппкольн». Стечкин покупает американские открытки и отправляет домой детям. Одна из них – снимок надоевшего «Колумбуса».
Сергей Яковлевич Стечкин, отец Б. С. Стечкина.
Мария Егоровна Панова, мать Б. С. Стечкина.
Александра, Борис и Яков Стечкины. 1896 г.
Борис Стечкин – воспитанник кадетского корпуса. 1901 г.
Б. С. Стечкин. 1908 г.
Б. Стечкин – студент Высшего технического училища (слева),
за столом—Мария Егоровна, справа – Я. Стечкин. Суходол. 1913 г.
H. E. Жуковский со своими учениками и сотрудниками.
Пятый справа – Б. Стечкин, на мотоцикле справа – А. Микулин, крайний справа – сын H. Ев. Жуковского Сергей.
Члены «Компаса».
Первый слева – А. А. Архангельский, третий слева – Б. С. Стечкин, рядом с ним H. Р. Брилинг, крайний справа – Ев. А. Чудаков, слева внизу – А. А. Микулин, Двор ЦАГИ. 1920 г.
Ирине Николаевна Шилова, жена Б. С. Стечкина.
1915 г.
H. A. Шилов с женой (справа) и дочерью Ириной (вторая слева).
Б. С. Стечкин и С. А. Чаплыгин.
Б. С. Стечкин на аэросанях собственной конструкции.
A. H. Туполев, В. П. Ветчинкин, Б. С. Стечкин и В. А. Архангельский.
Конец 20-х годов.
Б. С. Стечкин. 1929 г
М. В. Носов
Б. С. Стечкин среди слушателей академии имени H. Ев. Жуковского.
Декабрь 1934 г.
В. В. Уваров. 1933 г.
Стечкин в США (второй слева, далее в первом ряду – Урмин, Фельдман, Туполев, Баранов).
Декабрь 1929 г.
Б. С. Стечкин. 1929 г
Л. В. Курчевский (крайний слева) у своей первой динамореактивной пушки.
Начало 30-х годов.
Б. С. Стечкин.
Май 1933 г.
На рыбалке.
Май 1933 г.
Мария Егоровна Стечкина.
Конец 30-х годов.
Б. С. Стечкин у своего автомобиля во дворе дома в Кривоникольском переулке.
Сентябрь 1937 г.
H. М. Шверник вручает Б. С. Стечкину орден Ленина.
Б. С. Стечкин. 1946 г.
A. A. Микулин, H. P, Брилинг, Б. C. Стечкин в Институте двигателей.
В ущельях улиц темно от небоскребов. Амторг находится па Пятой авеню, самой богатой улице Манхеттэна. Авиационный отдел нашего Торгового представительства возглавляет А. В. Петров, плотный, молчаливый мужчина с большими рыжими усами. На покупку новинок моторостроения он выделил Стечкину и Урмину немного. Борис Сергеевич хочет все использовать для ЦАГИ, Урмин – для НАМИ.
Сразу же начали осматривать предприятия фирм и их продукцию. 26 декабря побывали в Гарден-сити на заводе «Кертисс», знакомились с опытным самолетостроением, на другой день ездили в Нью-Джерси па моторный завод, в Лайк-Хорсте смотрели дирижабли.
Петров говорит:
– Раньше нам ничего не показывали, теперь любезно открывают цехи.
1929–1930 годы были нелегкими для американской промышленности, и советских представителей на всех заводах, больших и малых, встречали с распростертыми объятиями. Хозяева радушны и внимательны, интересуются нашей страной, просят рассказать армянские анекдоты, которые уже тогда были популярны. По Америке распространился слух, что едет самый главный авиационный начальник Советской России и будет заключать большие договоры с фирмами. В газетах появились сообщения о пашей делегации, фотографии. Правда, Стечкин назван Стелькиным, а Урмин – Урлиным. На одном из снимков наши делегаты стоят с американцами у здания фирмы «Райт». Заложив руки в карманы нового костюма, в жилете, при галстуке, в пенсне задорно смотрит Стечкин. Рядом с ним с недоверчивым выражением на лице Урмин. Повеселел отошедший от пароходных мук Фельдман, которого товарищи прозвали «фершидепо гемюзе» за пристрастие к винегрету: на пароходе он ежедневно по-немецки заказывал официанту винегрет, ибо качка отняла окончательно у него интерес к другим, более питательным блюдам. Глава комиссии, деятельный, строгий Баранов. Хлопотливый, энергичный Харламов. Туполев получился не совсем удачно. «Он всегда такой вертлявый!» – говорит Ев. В. Урмин.
Вторая фотография – в прежнем составе перед поездкой по стране. Купили два «бьюика», снимок сделан возле одной из машин.
Пройдет несколько лет, и другие наши товарищи, вернувшись из командировки в США, будут рассказывать, что принимать стали попрохладнее, а порой и совсем недружелюбно – мало мы стали покупать у них. Сами научились строить. Брали только необходимое, чего еще не умели делать. Старались заключать ключевые договоры. Туполев, например, в самом начале поездки заявил:
– Я здесь ничего не вижу, чего бы мы не смогли сделать сами.
И действительно, Америка тогда занималась в основном гражданской авиацией, и Туполеву здесь учиться было нечему. Американцы же восхищались его машиной «Страна Советов». В ином положении были мотористы Стечкин и Урмин. Отечественное двигателестроение только зарождалось и развивалось медленно – техническую отсталость не сразу преодолеешь. Стечкин считал, что нужно купить моторы, причем приобрести полную лицензию и на конструкцию, и на технологию, включая связи со всеми поставщиками. Система производства моторов в США дифференцирована: поковки идут с одного завода, литье – с другого, электрооборудование – с третьего, поршневые кольца – с четвертого. Даже клапаны делала отдельная фирма «Томпсон». А окончательную технологическую обработку проводила фирма «Райт». И конструкторскую, исследовательскую работу тоже. Нужно было иметь в виду все эти связи, поэтому документация комиссии включала и дополнительные соглашения с поставщиками фирмы «Райт».
Уточняются детали основного договора. Непростая задача – перевести проект в европейский: на американском размеры даются в дюймах, своя система допусков.
Американцы попросили два-три месяца для ответа. Наши решили не сидеть на месте, а, купив два «бьюика», проехать почти всю Америку, совершив круг вдоль побережий.
25 января в 13 часов группа заняла место в только что полученных 90-сильных автомобилях. В первой машине едут Баранов, Туполев и Фельдман. За рулем переводчик Амторга Гершевич. Во второй машине – Харламов, Урмин и Петров. За рулем – Стечкин. Перед автомобильным турне он записался в члены нью-йоркского автоклуба, заплатил 15 долларов и получил «лайценз» на право езды. Очень сожалел потом Урмин, что сам не додумался стать обладателем такой важной в Америке бумажки. А Стечкин выдал ему карту пути: «Изучай маршрут, будешь нашим навигатором».
Борис Сергеевич ведет машину сперва осторожно, привыкая и к ней и к Америке. Движение большое, и «бьюик» – не малютка «фиат», да и стоит дороговато. Правда, машины застраховали, и очень кстати. Обе к концу путешествия будут разбиты: одна Барановым, другая Туполевым – им тоже захотелось посидеть за рулем.
На многих заводах побывали наши инженеры, тысячи миль по американским дорогам исколесили два «бьюика». Дороги эти тогда еще не были сплошь заполнены движением – в первый день Фельдман насчитал только 250 встречных автомашин, что по тем временам путешественникам казалось много. Каких только приключений не было в пути! Чаще, чем с другими, они случались с Туполевым – очень уж беспокойный у него характер.
– Вы все время занимаете левую сторону, – делает ему замечание Гершевич, – совершенно не пускаете обгоняющих.
– Ничего, пусть Америка привыкает за нами тянуться! – отвечает Андрей Николаевич.
– Смотрите, сейчас железнодорожный переезд, нас раздавит поезд!
– Надо же развеять монотонную жизнь машиниста, – отшучивается Туполев.
Пролетает паровоз – пригнул голову-трубу и изо всех сил старается, помогая себе согнутыми в локтях руками-кривошипами... На одном из этапов Туполев все-таки съехал в канаву так, что нос машины оказался глубоко внизу. Пассажиры не пострадали, но у «бьюика» лопнул картер. Страховая фирма быстро и бесплатно выполнила ремонт стоимостью в 300 долларов. За страховку было уплачено 350. На следующем этапе Андрей Николаевич пересел в стечкинскую машину:
– А то меня там совсем заклевали!
Но вскоре туполевское «достижение» повторил и Баранов, загнав автомобиль в кювет.
Гершевич шутил по этому поводу:
– Страховой фирме даже сейчас, после уплаты за ремонт 300 долларов, выгодней дать нам еще 500 отступных и отказаться от страховки!
– А вы зря смеетесь, голубчик, – пугает его Стечкин. – Вы страховщик обеих машин, все аварии записываются на ваше имя, и к концу путешествия у вас просто отберут «лайценз»!
– С начальством лучше не ездить, – говорит Туполев. – Только и слышу от Баранова: «Опять этот Туполев опаздывает! Вечно его нет вовремя!» Хотел с Сикорским встретиться – говорит, нет времени.
– На вас Баранов может только злиться, – говорит ему Урмин, – а что бы он сделал со мной, опоздай я хоть раз на пять минут!
– Теперь он приутих после того, как в кювет свалился. У них там сейчас Харламов ведет машину, – говорит Туполев.
В это время их лихо обгоняет женщина на красивом «форде». Этого Стечкин перенести не может. Выжимая всю мощь из своей машины, он настигает американку, но та тоже вошла в азарт и вновь обгоняет «бьюик», Туполев засекает ее фотоаппаратом и длиннофокусной авиационной кинокамерой, купленной в одной из фирм. Тут, как назло, раскрылся багажник. Остановились и обнаружили, что выпал чемодан Урмина, злополучный, купленный после «проборки» Барановым за старый московский саквояж с оторванной ручкой. Вернулись, сигналит встречная машина. Со смехом вручают чемодан.
– Да, теперь нам уже будет трудно догнать эту красавицу, – сожалеет Стечкин.
– Тебе, конечно, трудно, стар ты для нее, – соглашается Туполев. – Вон у нас на кого все женщины оборачиваются, – кивает он на Петрова, – на всю Америку одни такие усы!
– Верно, тут никуда не попрешь, – соглашается Стечкин. – Он в Лос-Анджелесе все движение остановил. Вел машину, и на самом людном перекрестке мотор у него заглох. Пытается запустить – никак. Обычно слова из него не выдавишь, а тут изрек: «Кажется, влопались». А полисмен смотрит-смотрит на него, верней на его рыжие усы, да как расхохочется! Запустили мы кое-как машину, но в Лос-Анджелесе, наверно, до сих пор говорят о нашем усатом... У нас уже все шоферами были, – продолжает Борис Сергеевич, – даже «безлайцензовому» штурману, – кивает на Урмина, – я давал за руль подержаться. А то ему надоело со своей картой возиться – все равно каждый раз не туда нас заводит!
– Давай я сяду за руль, стар ты, Стечкин! – говорит Туполев, хотя сам на три года старше Бориса Сергеевича.
– Ладно, разбил один «бьюик», берись за наш, – говорит Стечкин, уступая ему место за рулем.
Туполев сразу же обгоняет какую-то машину. Оказалось – полицейскую. Тут же сбавляет газ и чуть снова не съезжает в кювет. Мрачно замечает:
– Автомобиль породил шофера, он его и убьет! А нам в Союзе надо строить маленькие машины, типа «фордовских».
Увлекающийся, подвижный, Андрей Николаевич чуть что увидит, зовет всех: «Давайте пойдем смотреть!» Стечкин ходил меньше, больше на машине ездить любил. У одного миллионера впервые увидели газовое отопление с регулировкой температуры на заданном уровне – сейчас-то ничего особенного, но тогда Туполев всех потащил поглядеть. По вечерам ходили смотреть еще одну диковинку – звуковое кино, к тому же цветное. Фильмы в основном пустенькие, но поражала синхронность движений и звука в сочетании с цветом. А так – какая-нибудь мелодрама из старых времен: возлюбленная выбрасывается из окна к своему герою.
Увидели в кино модель катера «опель» с ракетным двигателем: включается двигатель, и катер сразу же зарывается носом в воду и опрокидывается в фонтан брызг. Второй запуск – то же самое. Неубедительно, но Стечкин смотрит не шелохнувшись. «Скорей надо нам строить реактивные двигатели. Будущее за ними!» Здесь интересуются новой техникой и знают статью Стечкина. Его и Туполева тепло встретили в Колумбийском университете и приняли в члены инженерно-механического союза. Он узнает, что на одном заводе строится реактивный двигатель, и срочно едет туда. Напрасно: двигатель не реактивный, а двухтактный с ускоренной продувкой. Заинтересовал Стечкина и двигатель на самолете-амфибии фирмы «Локхид». Мотор со всех сторон закрыт капотом, лишь впереди узкая щель. Стечкин внимательно ощупывал двигатель, а Урмин даже взобрался на самолет «для знакомства»...
... Ночевали в маленьких дорожных гостиницах и мотелях. В феврале Стечкин простудился и два дня проболел. Сидит, ругает Туполева:
– Открыл ночью окно и простудил.
В гостиницах топят сильно, к тому же пуховые одеяла и перины – жара несносная для россиян. Туполев старается загладить свою вину перед Стечкиным. «Андрей Николаевич знал его всесторонне, – вспоминает Ев. В. Урмин. – Даже в этой поездке я был свидетелем, с каким вниманием он к нему относился. Стечкин для него всегда был огромным авторитетом – ведь он не только двигателист, но и аэродинамик, аэромеханик. Туполев по сугубо теоретическим вопросам всегда обращался к Стечкину». Сам Борис Сергеевич не раз говорил: «Меня Жуковский просто изнасиловал, я ведь не моторист, я ведь аэродинамик. Но он всех нас собрал и сказал: «Тебе, Борис, надо заниматься двигателями, двигателистов у нас в России никого нет. А самое главное в самолете – мотор».
Каждый день вставали в пять утра, в пять сорок пять уже в пути. Каждый день – посещение фирм, заводов, аэродромов. В Лос-Анджелесе Стечкину разрешили «подлетнуть» на самолете с мотором «киннер». Летал он самостоятельно и на учебном аэродроме фирмы «Кертисс» и заслужил похвалу американцев. А Баранов в это время договорился об обучении на фирме трех-пяти наших летчиков за три тысячи долларов.
... Больше месяца на колесах. 27 февраля – снова Нью-Йорк, отель «Линкольн», оформление договора в Амторге. Намечен список вопросов для включения в договор. Основные разделы: 1. Мотор, его чертежи. 2. Моторостроительный завод, механическая обработка, термообработка, сборка. 3. Алюминиевое литье. 4. Поковки. 5. Группа специальных деталей. 6. Вспомогательные приспособления.
Урмин предлагает в одном из пунктов договора предусмотреть технические условия не только на алюминий, но и на сталь. Баранову хочется обойтись покупкой одного двигателя, объединяющего в себе все достоинства. И хоть такой двигатель подобрать невозможно, придется покупать один – мы не настолько еще богаты. Сошлись на двигателе фирмы «Райт». Но кредитов американцы не дали. Однако договор с фирмой «Райт» комиссия заключила удачный, хотя фирма денег в наши заводы не вкладывает, будет только техническая помощь и продажа за валюту. А хотелось бы получить и кредиты.
Видимо, Петру Ионовичу придется здесь остаться еще месяца на два-три, – говорит Фельдман.
Так и решили: самолетчики во главе с Барановым остаются, а Стечкин и Урмин 16 марта отбывают на Родину.
– Давай поменяемся, – говорит Стечкину Туполев, которому давно осточертело за рубежом, – ты останешься, а я поеду.
– Нет, еще месяц здесь, и мне придется помирать, – отвечает Стечкин.
Обратный путь – на пароходе «Бремен», во втором классе, каюта № 752. Не верится, что скоро дом, позади Америка. Не верится, что ты там был. Долго еще по ночам Стечкину не будут давать покоя грохот американских улиц и шоссе, потоки машин, ревущие, как Ниагарский водопад. Водопад он видел в зимнем наряде, со скалами в белой фате сосулек. Брызги, туман, снежная крупа летят вниз по реке впереди лифта, на котором спускаются экскурсанты. Выйдешь на воздух – сразу пронизывает крупный колючий дождь. Туполев и Харламов пытались подбежать к воде, но вернулись мокрые и обледенелые... Многое поразило в Америке: и люминесцентные электрические лампы, и нет деревень вдоль дорог, только фермы; и маленькие городки без тротуаров, потому что некому по ним ходить – все в машинах; и многоцелевое использование этих машин – от перевозок скота до свиданий с задвинутыми занавесками на стоянках; и диваны в спальных вагонах, раскладываемые на ночь проводниками-неграми в двухъярусные постели с продольными шторами сверху донизу. Утром из-за занавесок вдоль всего коридора, как мыши, высовываются пассажиры. Билеты американцы закладывают за ленту шляпы или просто за ухо. Кондуктор берет билет, прокалывает и, ни слова не говоря, возвращает на прежнее место. В гостиничном номере в диковинку была и занавеска в ванной, чтобы вода не выплескивалась на белый кафельный пол. Техника вошла в плоть и кровь, и американец не мыслит себя без нее. Один миллионер поделился планами на случай катастрофической войны. Выдавая свою дочь замуж, он собрался купить остров в океане, устроить там надежное подземное убежище для молодых, уложив в холодильники 20 тысяч жареных кур.
– Но ведь после мировой катастрофы не станет и электричества, – сказали ему. Миллионер был ошарашен, Это ему и в голову не могло прийти...
Новый, 1930 год встречали в компании соотечественников. Наталья Кончаловская пишет, как к ней в Нью-Йорке пришли Туполев и Стечкин, попросили по-московски зажарить гуся и русским спиртом нарушили американский сухой закон.
Вспоминался праздничный Бродвей в новогоднюю ночь 1 января 1930 года. Электричество, шумные толпы, ряженые дудят в какие-то длинные тонкие трубы, свистят, бьют в барабаны... На углу сидит негритенок, чистильщик сапог. Крахмальная рубашка, галстук, наглаженные брюки в клеточку, кепка – маленький джентльмен. И реклама, реклама... Один колотит доской по ребру расчески, другой изо всех сил старается изорвать на себе рубашку и не может. Юркий человечек предлагает часы за 50 центов. Озирается, делает вид, что боится полисмена. Показывает часы, не выпуская из рук, пока не получит свои центы. Кто-то попадется на удочку – ведь часы без механизма, только коробка и стрелки.
Здесь постепенно привыкаешь к особым единицам счета—на время и деньги. Автомобиль покупают на два-три года, затем фирма берет его назад и за доплату продает новую модель. Непривычная мера измерений – счет на бутылки. Туполев острил: «Еще несколько лет сухого закона, они метры, дюймы и галлоны забудут и все будут мерить на бутылки: вес – одна бутылка, объем – три бутылки».
Но главная единица измерения – доллар. Сенатор должен уметь говорить, как актер, певица – иметь красивые ноги, слуга – носиться как угорелый, тогда им и платят соответственно. Доллар – один из самых неприятных атрибутов Америки.
Тяжко на чужбине тому, кто приехал сюда из страны, строящей совсем непохожую на здешнюю жизнь, новые отношения, в идеале которых не будет – ни рублей, ни долларов. Привык, а надоело так же, как на пароходе немецкое «данке шон» и по утрам занудливо-протяжное «мооген!». Здесь въелось американское «о’кэй!» – веселый и сухо-деловой знак согласия. Существует легенда, что один популярный, но малограмотный президент США, желая сокращенно написать резолюцию «All correct» («все правильно»), вывел на бумаге две первые, как он думал, буквы этих слов: «О. К.». А это произносится по-иному – «о’кэй». Американцам понравилось и привилось...
«В теории-то мы им не уступим, – думает Стечкин, – во многом и сто очков дадим, а вот такой индустрии у нас пока нет – оборудования, станков, деталей». Делегация объехала все американские авиационные фирмы. Потом это очень поможет нашим самолетостроителям и мотористам. Все-таки удачен договор с фирмой «Райт»: свыше 250 двигателей для наших самолетов, к тому же фирма обязуется безвозмездно предоставлять все последующие модификации этих моторов. Вслед за комиссией Баранова в Америку приедут инженеры одного из наших моторостроительных заводов, ученики Стечкина. Они непосредственно примут лицензию от фирмы.