Текст книги "Божественные истории"

Автор книги: Феликс Кривин

Феликс Кривин
Божественные истории

ДРЕВНЕЙШЕЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

– Господа олимпийцы, сохраняйте спокойствие: про нас уже начинают сочинять сказки. Нет, это не те сказки, в которых возносили нас до небес, это, в сущности, атеистическая литература…

Так говорит:

ЗЕВС – древнегреческий бог, самый главный бог на Олимпе.

– Сказки? Ах, как интересно! Господа, мне хочется сказок! Ну расскажите же мне что-нибудь, господа!

Это – АФРОДИТА Все считают ее богиней красоты – роль, на которую претендует каждая женщина.

ГЕРА – супруга Зевса – и АФИНА – богиня мудрости – буквально потеряли голову, соревнуясь с Афродитой в красоте. И они затеяли спор, который предстояло решить простому парню Парису.

ПАРИС – недалекий человек, но весьма далекий от мысли, чтобы действовать бескорыстно, – сначала получил яблоко. А потом… Потом началась война. Обычно войны начинаются из-за пустяков, и греко-троянская война не была исключением.

Впрочем, и она выдвинула своих героев:

ГРЕК АХИЛЛЕС прославился безрассудным геройством, ТРОЯНЕЦ ЛАОКООН прославился героической рассудительностью.

Впоследствии, когда войны постепенно вошли в привычку, подобными качествами стало трудно кого-нибудь удивить, о чем свидетельствуют:

АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ И ПИРР – известные полководцы.

– Так где же сказки? Когда уж будут сказки?

Афродита – вся нетерпение, и сейчас она особенно прекрасна. Именно такой ее изваяли ПИГМАЛИОН и ДЕДАЛ – великие скульпторы.

На Олимпе появляются гости:

ОСИРИС, ВААЛ, ТАММУЗ, МАРДУК – боги египетские и вавилонские.

– Тысяча крокодилов! – кричат они каждый на своем языке. – Не хватало, чтоб про нас сочиняли сказки!

– Вот именно, – соглашаются все.

– Надо что-то придумать, – решают все.

Потом все садятся и усиленно думают.

– Вавилонский плач уже был, – вздыхает Мардук.

– Были и казни египетские, – вздыхает Осирис.

Что и говорить, у богов опыт порядочный:

был СИЗИФ, осужденный на сизифов труд, был ТАНТАЛ, осужденный на танталовы муки, был РАЗБОЙНИК ПРОКРУСТ со своим прокрустовым ложем, была МЕДУЗА ГОРГОНА – ужасная женщина, при взгляде на которую все превращалось в камень.

Было… Многое было, но теперь это все в прошлом…

– Может, кого-нибудь приковать к скале? Как Прометея?

Это опять Афродита. Она всегда что-нибудь придумает.

Осирис вспоминает, что у него дома есть ХЕОПС – фараон, каких мало.

– Нет, – возражает Зевс, – фараонами тут не обойдешься. Тут нужны:

МИНОТАВР, ЕХИДНА, ЦЕРБЕР, НЕМЕЙСКИЙ ЛЕВ, ЛЕРНЕЙСКАЯ ГИДРА – настоящие чудовища Но чудовищ тоже нет. Их победили ГЕРАКЛ, ТЕСЕЙ, ПЕРСЕЙ – всем известные герои.

Да, сейчас не прежние времена. Видно, самим богам ничего не придумать.

ПАН – козлоногий и козлорогий пастуший бог – советует позвать людей.

– Люди, говорит Пан, – специалисты по части сказок.

– Правильно, – соглашается Зевс. – Надо посоветоваться с народом.

На Олимп приводят людей. Среди них ПИТЕКАНТРОПЫ – первобытные старики, ХАЛДЕИ – старики помоложе, АВГИЙ, ДИОНИСИЙ, МИДАС – цари средних лет, а также совсем зеленая молодежь НАРЦИСС, влюбленный в себя, ИО, влюбленная в Зевса, и ДАМОКЛ, влюбленный в чужое имущество.

– Что вы думаете о сказках? – вопрошает их владыка Олимпа.

– Мы халдеи, у нас свои дела!

– Мы питекантропы, мы еще ничего не думаем!

– Зевс, я Ио, твоя любимая! Я думала, ты меня забыл, но теперь я думаю иначе!

Зевс выходит из себя и превращает Ио в корову. Он требует, чтоб к нему были приведены:

СОКРАТ, ПЛАТОН, ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ – умные люди.

– Цезарь родится позже, так что он пока не живет, – докладывают владыке Олимпа. – А Сократ уже не живет… за то, что он не верил в богов и сочинял про них разные сказки…

– Так это он сочинял? – облегченно вздыхает Зевс. – Ну, тогда все в порядке.

Господа олимпийцы, сохраняйте спокойствие!

Олимпийцы сохраняют спокойствие. Одна Афродита никак не придет в себя:

– Послушайте, Зевс, а что такое атеистическая литература?

ПИТЕКАНТРОПЫ

– Питекантропы! В наших жилах течет древняя кровь, это ложь, что мы происходим от обезьяны!

Услыхав, что они происходят не от обезьяны, питекантропы почувствовали себя сиротами. Они стали на четвереньки и ткнулись носами в траву.

– Выше головы, питекантропы!

Питекантропы доверчиво подняли головы.

– Кто происходит от обезьяны, тот не питекантроп!

Ах вот оно что! Тогда действительно… Если б питекантропам сказали об этом раньше…

– Пусть встанут те, кто происходит от обезьяны!

Питекантропы смотрели друг на друга. Интересно все-таки – кто? Неужели есть и такие? Никто не вставал. Все стояли на четвереньках. Каждый твердо верил в свое происхождение.

УЛЫБКА ИДОЛА

Идол вопросительно улыбнулся.

– Я потерял надежду, – сказал человек. – Сам не знаю, как я ее потерял. Вчера еще была, а сегодня встал – нет никакой надежды.

Идол осуждающе улыбнулся.

– Я знаю, что это нехорошо. Человек не должен терять надежду. Я старался, как мог, но так получилось… Понимаешь?

Идол понимающе улыбнулся.

– Я знал, что ты меня поймешь. Когда теряешь надежду, так важно, чтобы тебя кто-нибудь понял. Понял и ободрил. Но кто может меня ободрить?

Идол ободряюще улыбнулся.

– Ты ободряешь меня? Ты даешь мне новую надежду? О, спасибо, спасибо тебе!

Теперь мне легче жить на свете!

Идол улыбался. Понимающе, многообещающе.

ХАЛДЕИ

Жили два бедных халдея, один другого беднее: два крокодила у одного, а у другого – вдвое того.

Взмолился богу один халдей – тот, который другого бедней:

– Ваал, яви свою милость! Установи справедливость!

Послушал Ваал, головой закивал:

– Ну что ж, если так прикрутило, возьми у него крокодила. Но за того, что возьмешь у него, в пользу бога снесешь своего.

Взмолился богу другой халдей:

– Смотри, что делает этот злодей! Ведь он, нечистая сила, украл у меня крокодила!

Послушал Ваал, головой закивал:

– Все правильно, все понятно. Возьми крокодила обратно. Но за того, что возьмешь у него, в пользу бога снесешь своего.

Живут два бедных халдея, один другого беднее.

У одного один крокодил, а у другого – трижды один.

Взмолился богу один халдей – тот, который другого бедней; – Таммуз, яви свою милость! Установи справедливость!

Послушал Таммуз, помотал на ус:

– Ну что ж, если так прикрутило, возьми у него крокодила. Но за того, что возьмешь у него, в пользу бога снесешь своего.

Взмолился богу другой халдей:

– Смотри, что делает этот злодей! Ведь он, нечистая сила, украл у меня крокодила!

Послушал Таммуз, помотал на ус:

– Все правильно, все понятно. Возьми крокодила обратно. Но за того, что возьмешь у него, в пользу бога снесешь своего.

Живут два бедных халдея, один другого беднее.

Два халдея, один крокодил.

Просят бога, чтоб он рассудил:

– Мардук, яви свою милость! Установи справедливость!

Послушал Мардук, подставил сундук:

– Чтоб лучше обоим было, кладите сюда крокодила!

Живут на свете халдеи, никто никого не беднее…

ПИРАМИДА ХЕОПСА

– О Осирис, я не хочу умирать!

– А кто хочет? – пожал плечами Осирис.

– Но я… я же все-таки фараон!.. Послушай, – зашептал Хеопс, – я принесу тебе в жертву сто тысяч рабов. Только разреши мне мою, одну мою жизнь увековечить!

– Сто тысяч? И ты уверен, что все они погибнут на строительстве?

– Можешь не сомневаться. Такую пирамиду, как задумал я…

– Ну, если так… Увековечивай, не возражаю.

Никто не помнит Хеопса живым. Все его помнят только мертвым. Он был мертвым и сто, и тысячу, и три тысячи лет назад и всегда, всегда будет мертвым.

Пирамида Хеопса увековечила его смерть.

АВГИЕВЫ КОНЮШНИ

К длинному списку исторических событий и лиц подошел маленький человек.

– Я Авгий. Поищите на «А».

– А кто вы такой, чтобы вас искать? – строго спросил секретарь Истории.

– Известно кто – царь! Сын бога Солнца.

– Царей много, да не все попадают в Историю. Вы конкретно скажите, каковы ваши дела.

В разговор вмешался помощник секретаря:

– Поищите на «Г». Это тот Авгий, у которого работал Геракл. Помните Авгиевы конюшни?

Секретарь покачал головой:

– Опять этот Геракл! Столько мелюзги потащить за собой в Историю!..

ЛАОКООН

Высший совет богов постановил разрушить Трою.

– Подкиньте им троянского коня, – сказал Зевс. – Да не забудьте посадить в него побольше греков.

Воля Зевса была исполнена.

– Ну как Троя? Разрушена?

– Пока нет, громовержец. Там у них нашелся какой-то Лаокоон…

– Что еще за Лаокоон?

– Личность пока не установлена. Но этот Лаокоон не советует ввозить в город троянского коня, он говорит, что надо бояться данайцев, даже если они приносят дары.

– Уберите Лаокоона. Личность установим потом.

Воля Зевса была исполнена. Два огромных змея задушили Лаокоона, а заодно и его сыновей.

Смелый троянец умирал как герой. Он не просил богов о помиловании, он только просил своих земляков:

– Бойтесь данайцев, дары приносящих!

– Сильная личность! – похвалил его Зевс, наблюдая с Олимпа за этой сценой. – Такому не жалко поставить памятник.

Воля Зевса была исполнена. И, учитывая последнюю просьбу Лаокоона – не ввозить в город троянского коня, – ему воздвигли красивый памятник: Лаокоон въезжает в город на троянском коне.

ПИГМАЛИОН

Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил рассказывать.

Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение.

– Это моя самая красивая, – сказал Пигмалион, и статуя вдруг ожила.

От таких слов ожить – дело вполне естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо.

– О боги! – взывал он. – Как мне вас отблагодарить?

Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность.

Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел:

– Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, – сказал он ожившей статуе. А ты тут пока займи гостя.

Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе.

Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в прихожей неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.

Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.

– Какая безвкусица! – сказала ожившая статуя, глядя на скульптора, превращенного в камень. – Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного!

Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем…

ОЛИМПИЙСКОЕ СПОКОЙСТВИЕ

Ах, каких детей породила Ехидна! Старший – настоящий лев. Младший настоящий орел. Средние – Цербер и Гидра – умницы, каких мало: на двоих двенадцать голов.

Выросли дети, и каждый нашел для себя занятие. Цербер трудился под землей – сторожил подземное царство Аида. Орел действовал с воздуха клевал печень Прометея, прикованного к скале. А лев и Гидра работали на земле – опустошали окрестности Немей и Лерны.

Все дети пристроены, все при деле, Ехидне бы жить да радоваться. Но тут подвернулся Геракл со своими подвигами. Он задушил Немейского льва, отрубил головы Лернейской гидре, застрелил из лука орла, а Цербера связал и бросил в темницу. Хорош герой – убивать чужих детей! Да его б за такие подвиги…

– Господа олимпийцы, перед вами несчастная мать! Она породила детей, которые стали ее единственной радостью и надеждой. И вот приходит какой-то Геракл, давно известный своими подвигами, и убивает этих детей. Он убивает их на наших глазах, а мы храним олимпийское спокойствие. Господа олимпийцы, до каких пор наши гераклы будут уничтожать наших гидр, которые опустошают наши города? До каких пор наши гераклы будут уничтожать наших орлов, которые клюют наших прометеев?..

Отвечайте, господа олимпийцы!

СИЗИФ

Он катил на гору свой камень.

Он поднимал его до самой вершины, но камень опять скатывался вниз, и все начиналось снова.

Тогда он пошел на хитрость.

Он взял щепочку, подложил ее под камень, и камень остался лежать на вершине.

Впервые за много веков он свободно вздохнул. Он вытер пот со лба и сел а стороне, глядя на дело своих рук.

Камень лежал на вершине горы, а он сидел и думал, что труд его был не напрасен, и был очень доволен собой.

Один за другим проходили века, и все так же стояла гора и лежал камень, и он сидел, погруженный в мысли о том, что труд его был не напрасен. Ничто не менялось вокруг. Сегодня было то, что вчера. Завтра будет то, что сегодня.

У него отекли ноги и онемела спина. Ему стало казаться, что если он еще немного так посидит, то и сам превратится в камень.

Он встал и полез на гору. Он вытащил щепочку, и камень с шумом покатился вниз, а он бежал за ним, прыгая с уступа на уступ и чувствуя прилив новых сил.

У подножия горы он догнал камень и остановил его. Потом поплевал на руки и покатил камень вверх, к вершине горы…

ЯБЛОКО РАЗДОРА

Богини спорят о красоте.

– Ну-ка, Парис, кому ты отдашь яблоко?

Медлит Парис: Гера предлагает ему власть, Афина – славу, Афродита самую красивую женщину.

Медлит Парис: он любит и власть, и славу, и женщин… Но больше всего Парис любит яблоки.

СУД ПАРИСА

Войдите в положение Париса: он выбирает все же из богинь.

У них и стан стройнее кипариса, и воспитанье не в пример другим…

Ну, словом, все богини в лучшем виде.

Парис не хочет никого обидеть, он очень мягкий человек, Парис.

И, пользуясь своей судейской властью, он разрезает яблоко на части и всем троим вручает первый приз.

– Ну, вы видали этого кретина? – вскричала возмущенная Афина. – Он у меня отрезал два куска!

– Нет, у меня! – не менее сердито воскликнула богиня Афродита, на остальных взирая свысока.

А Гера, настоящая мегера, металась, как пантера по вольеру, грозя сослать Париса на галеры, суля ему холеру и чуму.

А он не знал, за что такая участь.

И он стоял, казня себя и мучась и вопрошая небо:

– Почему?!

МИРМИДОНЯНЕ

Мор уничтожил народ Эгины, и когда Зевс спохватился, на острове остались одни муравьи. Они были маленькие, совсем незаметные и потому уцелели во время бедствия.

Но для такого бога, как Зевс, муравьи тоже кое-что значат. Он подал знак, и муравьи превратились в людей – в настоящих людей, высоких, стройных и сильных. И назвал Зевс людей мирмидонянами, потому что они произошли от муравьев.

Это были честные люди, исполнительные и трудолюбивые. Но по старой муравьиной привычке они ходили согнувшись, низко опустив голову, так, как будто над ними висел сапог.

Зевсу было стыдно за них, и он гремел:

– Люди, будьте людьми! Люди, будьте людьми!

Но от этого окрика они пригибались к земле еще ниже.

А Зевс все гремел и гремел в небесах. Старый, наивный бог, он не понимал простой истины: можно превратить муравьев в людей, но сделать людей людьми – это богам не под силу.

ДАМОКЛОВ МЕЧ

Дамокл поднял голову и увидел над собой меч.

– Хорошая штука, – сказал он. – Другого такого не найдешь в Сиракузах.

– Обрати внимание, что он висит на конском волосе, – растолковывал ему тиран Дионисий. – Это имеет аллегорический смысл. Ты всегда завидовал моему счастью, и этот меч должен тебе объяснить, что всякое счастье висит на волоске.

Дамокл сидел на пиру, а над его головой висел меч. Прекрасный меч, какого не найдешь в Сиракузах.

– Да, счастье… – вздохнул Дамокл и с завистью посмотрел на меч.

СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА

Зевс полюбил прекрасную Ио.

– Этого еще не хватало! – возмущалась его жена. – Объясните мне хоть, кто она такая!

– «Ио» значит «исполняющая обязанности», – объяснил Гере всезнающий Гименей.

– Ну, знаете! Мне ничья помощь не нужна, я могу сама исполнять свои обязанности!

Услыхав, что ее помощь не нужна, Ио ударилась в слезы. Зевс стал ее утешать:

– Ладно, будет реветь, как корова!

Что значит в устах бога даже простое сравнение! Ио тут же превратилась в корову.

И Зевсу ничего не оставалось, как помириться с женой.

– Забудем прошлое, – сказал он. – Хочешь, я подарю тебе корову?

ПРОКРУСТОВО ЛОЖЕ

Тесей уже занес свой меч, чтобы поразить великана Прокруста, но вдруг опустил его:

– Нет, не могу я так, без суда. Судите его, люди!

И вот начался суд.

Говорили о том, сколько людей загубил Прокруст, калеча их на своем прокрустовом ложе. Вспоминали маленьких, которых он вытягивал, и больших, которым обрубал ноги.

– Ты, разбойник, что ты можешь сказать?

Великан встал. Лицо его было печально, печальны были его глаза.

– Я виновен… Виновен в том, что слишком любил людей…

Его засыпали градом насмешек.

– Да, я любил людей, – убежденно сказал Прокруст. – Я любил их, хотя понимал, как они далеки от идеала. Человек – мера всех вещей, но какой мерой мерить самого человека? Где эта мера, где?.. Вот она! – И Прокруст показал на свое ложе.

– Я все измерил, все подсчитал. Идеальный человек должен быть таким только таким, ни больше, ни меньше. Так судите же меня, люди, за то, что я сделал для вас, за то, что я пытался приблизить вас к идеалу!

Прокруст помолчал, внимая гулу толпы, которая не слушала ничего, кроме своего возмущения. И он продолжал, все больше загораясь:

– Судите меня, люди, за мои трудные дни, за мои бессонные ночи. За то, что в то время, когда вы тешились жизнью, я мучительно искал ту единственную меру, которой достоин человек. Судите меня за мою к вам любовь, за то, что я постоянно думал о вас и хотел, чтобы вы стали лучше. Все, что я делал, знал и умел, – все это было для вас… И ложе это – оно тоже для вас!

– Для нас? – зашумела толпа. – Нет, с нас довольно! Эй, Тесей, положи-ка его самого!

И тут случилось невероятное; великан, еще недавно наводивший страх на всю округу, вдруг стал уменьшаться. И когда его подвели к ложу, он уже был самый простой человек, ниже среднего роста.

Так стоял он, небольшой человек Прокруст, перед своим прокрустовым ложем, которое было явно ему велико, так стоял он и бормотал:

– Люди, не судите меня… Просто я ошибся в расчетах…

МИДАСОВ СУД

 
– Ерунда-с! – отметил Мидас, игру Аполлона прослушав.
За это ему, согласно уму, достались ослиные уши.
Отличные уши, роскошные уши, сокровище для меломана!
Теперь-то Мидас уж спуску не даст ни Аполлону, ни Пану.
Старается Пан, заливается Пан, леса и долины радуя. Но…
– Ерунда-с! – роняет Мидас, лениво ушами прядая.
Гремит Аполлон, забирая в полон все сущие в мире души. Но…
– Ерунда-с! – роняет Мидас, развесив ослиные уши.
 

ПЛАТОН

Платон был общительный человек, и у него было много друзей. Но все они говорили ему:

– Платон, ты друг, но истина дороже.

Никто из них в глаза не видел истины, и это особенно обижало Платона. «Почему они ею так дорожат?» – с горечью думал он.

В полном отчаянии Платон стал искать истину. Он искал ее долго, всю жизнь, а когда нашел, сразу потащил к друзьям.

Друзья сидели за большим столом, пили и пели древнегреческие песни. И сюда, прямо на стол, уставленный всякими яствами, Платон вывалил им свою истину.

Зазвенела посуда, посыпались черепки.

– Вот вам истина, – сказал Платон. – Вы много о ней говорили, и вот – я ее принес.

Теперь скажите – что вам дороже: истина или друг?

Друзья притихли и перестали петь древнегреческие песни. Они сидели и смотрели на истину, которая неуклюже и совсем некстати громоздилась у них на столе. Потом они сказали:

– Уходи, Платон, ты нам больше не друг!

РАЗДОР БЕЗ ЯБЛОКА

И опять богини спорят о красоте.

На сей раз – никаких яблок, никаких парисов! Пусть решит жюри, компетентное в данном вопросе!

И опять богини разочарованы:

– Непонятно, что они в ней нашли!

– Посмотрите на нее!

– Нет, вы только на нее посмотрите! На последнем конкурсе красоты победила Медуза Горгона, которой жюри, не глядя, присудило первое место.

БОЖЕСКИЙ РАЗГОВОР

Титаны восстали против богов-олимпийцев.

– Что это вы, ребята? – журил их Зевс. – Ай-ай, нехорошо! Давайте говорить по-божески. Только не все сразу, подходите поодиночке!

Подошел первый титан-одиночка. Смотрит Зевс – здоровенный титан! Где с таким говорить по-божески!

Пришлось поставить его на колени.

Стоит на коленях титан – и все равно выше Зевса на целую голову.

Пришлось отрубить ему голову.

– Ну вот, – сказал Зевс, – с этим как будто договорились. Давайте дальше – поодиночке!

ПАН

Стоило козлоногому Пану жениться, как тотчас все заметили его рога, на которые прежде не обращали внимания. Приятели советовали ему их спилить, чтобы они не так бросались в глаза окружающим, а досужие нимфы, завидуя его жене, называли их рогами изобилия.

Но сам Пан был спокоен. Пан твердо верил в то, что он не рогат. Это так естественно для женатого человека.

ЗЕВС И ДЕДАЛ

1.

– Как дела, Дедал?

– Так себе, громовержец.

– Почему, Дедал? Ты же преуспеваешь. На последней выставке тебе опять присуждена первая премия.

– Вся беда, что это не последняя выставка.

– Но ведь у тебя вроде бы нет соперников?

– У меня есть племянник. Я его учил, я ему отдал все знания… И вот в благодарность…

– Пустяки, – сказал Зевс. – У меня тоже был такой – не помню, племянник или сын…

Звали его Тантал. А теперь – поминай, как звали!

– Спасибо, громовержец! Теперь я знаю, как поступить с племянником. Ты свидетель, что я хлопочу не о себе, – я делаю это во имя искусства.

– В добрый час, Дедал! Такие дела делают без свидетелей.

2.

– Как дела, Дедал?

– Так себе, громовержец.

– Почему, Дедал? Ты ведь разделался со своим племянником?

– Я-то разделался, но они хотят разделаться со мной. Меня будут судить за убийство.

– Чего ж ты ждешь, Дедал? Ты должен срочно покинуть Афины.

– Я думал об этом. Но знаешь – покидать родину…

– Родину? – рассмеялся Зевс. – Дедал, откуда эти красивые слова? Я, например, родился на Крите, но, как видишь, бросил его и взошел на Олимп. Где хорошо, Дедал, там и родина.

– Спасибо, громовержец, ты меня убедил. Пойми, я хлопочу не о себе, я делаю это во имя искусства.

3.

– Как дела, Дедал?

– Так себе, громовержец.

– Почему, Дедал? Разве тебя плохо приняли на острове? Я слышал, что царь Минос отнесся к тебе, как друг.

– Это правда, я ему очень обязан. Но ведь я не люблю быть обязанным. Это мешает моему искусству.

– В таком случае, Дедал, почему бы тебе не покинуть Миноса? Для такого мастера, как ты, сделать пару крыльев – пара пустяков.

– Две пары, громовержец: у меня ведь еще сын.

– Ну так две пары пустяков.

– А что скажет Минос? Он мне друг, выходит, что я предаю друга.

– Глупости, Дедал. У меня много друзей, а сколько я их предаю!.. Приходится – в интересах дела.

– Ты знаешь – я хлопочу не о себе…

– Лети, лети! Только осторожно с крыльями – у тебя ведь никогда не было крыльев!