Текст книги "Божественные истории"
Автор книги: Феликс Кривин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
ОСЛИНАЯ ЧЕЛЮСТЬ
Осел сказал:
– Вот я тебя сейчас челюстью!
– Это как? – растерялся лев.
– Ты что ж, не читал святого писания? Там ясно сказано, что Самсон побил ослиной челюстью тысячу филистимлян.
– Ишь ты! Целую тысячу?!
– Ни больше, ни меньше. Ослиная челюсть – страшное оружие, если она в надежных руках!
– Покажи! – попросил лев. – Разреши, пожалуйста, я потрогаю!
Потом лев стоял над мертвым ослом, прижимая к груди его челюсть. «Да, думал лев, – покойник был прав: в надежных руках ослиная челюсть – страшное оружие!»
ЛИСИЦЫ САМСОНА
Собрал Самсон триста лисиц и говорит:
– Вот какое дело: надо отомстить филистимлянам. Сейчас я подожгу вам хвосты, а вы побежите и выжжете все их поля.
Лисицам понравилась такая идея. Подставили хвосты, побежали.
– Ну и хитер наш Самсон!
– Шутка сказать – до такого додуматься!
Бегут лисицы – ног под собой не чуют:
– О, это будет месть!
– Страшная месть!
Бегут лисицы, объятые пламенем:
– Ох и достанется филистимлянам!
– Представляете, какой у них будет вид?
– Да, не хотелось бы быть на их месте!
ВАЛААМОВА ОСЛИЦА
И заговорила ослица человеческим голосом:
– Со слов Валаама…
Разинули рты святые угодники: шутка сказать – со слов Валаама!
– Тише, тише! – шикают друг на Друга. – Дайте уловить, дайте запомнить!
– Со слов Валаама… – говорит ослица.
– Со слов Валаама, – млеют угодники, – действительно, лучше не скажешь.
И никто не знает, кто такой Валаам. Но, наверно, кто-то такой, раз на него ссылаются. Может, из Библии, может, еще откуда…
Слушают святые угодники.
На ус мотают.
Пример берут.
С ослов Валаама.
СТАДО МОИСЕЕВО
– Не сотвори себе кумира. Я, например, не сотворяю. У меня, например, к этому не лежит душа.
Зашумело стадо Моисеево.
– Вы слышали, что сказал Моисей?
– …как это правильно!
– …как верно!
– …не сотвори кумира!
– …не сотвори!
– …о Моисей!
– …мудрый Моисей!
– …великий Моисей!
ГОГ И МАГОГ
Плохи дела у бога. Люди живут убого.
Попробуй всем угоди: их много, а он один.
Позвал бог Гога. «Иди, – говорит, – на подмогу.
Ну как мне справиться – сам посуди: вас много, а я один».
Пошел, поднатужился Гог, взмолился: «Помилуй, бог!
Раба своего не вини: их много, а мы одни!»
Позвал Гог Магога: «А ну-ка, поможем богу!
Пусть увидит всевидящий бог, что значат Гог и Магог!»
Трудился, крутился Магог, но богу никак не помог.
И, видя, что плохи делишки, на помощь позвал людишку.
Людишка встал, подтянулся, к народу лицом повернулся (позиция этого рода имеет успех у народа).
«Эй, – крикнул людишка, – люди! На бога роптать не будем!
Чем меньше, тем больше, чем хуже, тем лучше, – на небе сполна получим!»
Поверили люди людишке, собрали свои вещички:
что было, всего понемногу, последнее отдали богу.
Бог удивился: «Смотрите-ка! Хотя б тебе слово критики!
Там, где бессильны Гог и Магог, нужен один демагог».
ПРОРОК ИОНА
Иону бросили в море.
– Человек за бортом! Человек за бортом! – вопил пророк, дрожа от страха и холода.
Усердно жестикулируя, он кое-как держался на воде. Потом его проглотил кит.
– Ну вот и слава богу, – сказал Иона, когда они остались вдвоем. – Куда мы теперь поплывем? Надеюсь, к берегу?
Кит очень удивился.
– Откуда ты знаешь? Я как раз туда собирался…
– Чудак ты, – сказал Иона. – Чудо-юдо… Ведь я же пророк, мне все известно заранее.
Кит не нашел что ответить.
– Тебя как зовут? – спросил он, помолчав.
– Иона.
– А чего это ты, Иона, там колотишься?
– Богу молюсь.
– Странно, – сказал кит. – Я думал, одного проглотил, а вас, оказывается, там двое?
– Вот чудо-юдо, – засмеялся Иона. – Бог не здесь, он на небе, а я отсюда ему молюсь.
– Небось, не услышит? – усомнился кит.
– Услышит, он все услышит!
– А у меня с этим делом беда, – пожаловался кит. – Глохнуть чего-то стал. Рыба мимо проплывет – и то не слышу. Кабы не ты – хоть с голоду пропадай!
Иона пуще заколотился.
– Научи меня молиться, Иона, – попросил кит.
– Плыви к берегу, там увидим.
Когда подплыли к берегу, Иона стал учить кита:
– Скажи: «Господи, помилуй!»
– Господи, помилуй!
– Громче!
– Господи, помилуй!
– Да не так, не сквозь зубы – пошире рот разевай!
– Господи, помилуй! – рявкнул кит во всю пасть, и Иона выскочил на берег.
– Постой, куда же ты? – растерялся кит. – А как же я? С голоду пропадать, что ли?
– Ты богу молись, – посоветовал Иона. – Попроси у него, он подаст.
Но кит уже разуверился в боге.
– «Молись», «молись»! Тут не то что дадут – отнимут последнее! Тьфу на тебя! – И кит пустил на пророка струю.
Но Иона уже твердо стоял на земле.
– Заткни фонтан, – презрительно бросил Иона.
ИОВ
– Любит!
– Не любит!
– Любит!
– А вот и не любит! – сказал сатана и показал богу язык.
– Ну почему же? – запротестовал господь. – Почему ты думаешь, что Иов меня не любит? Живет он как положено, соблюдая заповеди, не ропщет…
Сатана рассмеялся:
– А чего ему роптать? У него одних овец семь тысяч, да верблюдов тыщи три, да волов, да ослов… Ну ты, батя, сам посуди: разве можно роптать при таком состоянии?
Аргументы бога были исчерпаны.
– Отыди от меня, сатана! – крикнул он и перекрестился.
– Не отыду! Ты сам знаешь, что я прав.
– Ну хорошо же! – сказал господь. – Тогда смотри!
И он сжег все имущество Иова. Но не возроптал праведный человек.
– Бог дал, бог и взял, – сказал он, как было написано в Библии.
Сатана смутился.
– Твоя, батя, взяла. С меня причитается.
– Нет, ты еще посмотри! – ликовал господь.
И он уничтожил семью Иова.
– Бог дал, бог и взял, – твердил несчастный праведник.
– Еще смотри!
И бог поразил Иова всеми болезнями, какие оказались у него под рукой.
– Хватит! – возопил сатана, и слезы потекли по его нечестивой роже. Любит он тебя, любит, потому что дурак! Разве можно так измываться над человеком?!
СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО
И взял Давид Авигею, жену Навала, и сделал ее своей женой, И еще взял Мелхолу, жену Фалтия, и сделал ее своей женой.
И еще взял Вирсавию, жену Урии Хатеянина, и сделал ее своей женой.
И говорили Давиду:
– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто твоя жена.
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
– Возлюбленный мой бел и румян, краше десяти тысяч других. Не видали ли вы того, которого любит душа моя?
– Проходи, проходи, некогда тут с тобой!
– Голова его – чистое золото, кудри его волнистые, черные, как ворон. Глаза его – голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве. Щеки его – цветник ароматный, гряды благовонных растений. Уста его – сладость, и сам он – любезность. Не видали ли вы того, которого любит душа моя?
– Сказано – проходи! У нас таких, как ты, целый гарем.
Суламифь не уходила. Она стояла перед служителями гарема и говорила им о своей любви.
– Что яблонь между лесными орехами, то возлюбленный мой между юношами. В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей. Он взял меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь.
Евнухи переглянулись.
– Ты, девчонка, что знаешь ты о любви?
– Любовь – это песня. Любовь – это песнь песней.
– Песня, говоришь?
– Большие воды не могут погасить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением.
– Ладно, насчет этого ты нас не учи – мы при этом деле приставлены. Давай проходи!
Суламифь прошла.
Евнухи умостились на мягких подушках и настроились на лирический лад:
– Любовь… оно, конечно… любовь… Давай говорить как мужчина с мужчиной…
ПРИТЧИ ЦАРЯ СОЛОМОНА
– Лучше открытое обличение, нежели тайная любовь!
Прежде подданные тайно любили царя, но, услышав такую притчу, перешли к открытому обличению:
– И это называется царь!
– Подумаешь – Соломон Мудрый!
– Считает себя мудрым, а на самом деле дурак дураком!
Подданные обличали вовсю. Они не щадили ни Соломона, ни его жен, ни его роскошных хрромов. Они перемывали косточки царя, как перемывают грязную посуду.
И тогда Соломон сказал еще одну притчу.
Он сказал:
– Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою, а кто широко растворяет рот, тому беда!
И подданные захлопнули рты.
Подданные замолчали.
Подданные по-прежнему тайно любили царя.
НОВОЗАВЕТНОЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Синедрион – это было такое учреждение.
Фарисеи – это была такая иудейская секта.
И вот вызывают в учреждение одного фарисея, – Говори, – говорят, – что знаешь.
За столом сидят иудейские первосвященники, на почетных местах:
(ИРОД и ПОНТИЙ ПИЛАТ) – римские наместники Иудеи Испугался фарисей.
– Я, – говорит, – ничего не знаю.
– Знаешь, знаешь, – убеждают его судьи синедрионские. – Это касается дела Иисуса Христа. Помнишь, было такое громкое дело?
(ИИСУС ХРИСТОС…) Ну что о нем можно сказать?
Мнется фарисеи, не знает, как уйти от ответа.
– Да ты не бойся, – улыбается Понтий Пилат. – Ты-то здесь ни при чем, твоя хата с краю.
Ну, если с краю, тут уж стесняться нечего.
– Дело было так, – говорит фарисей. – Сначала появился Предтеча. Этот, Иоанн, которого потом называли Крестителем, Когда началось избиение младенцев, он удалился в пустыню…
(ПРЕДТЕЧА) – это был крестный Иисуса Христа.
(МЛАДЕНЦЫ) – это были такие преступники.
– И вот, значит, удалился этот Иоанн в пустыню и стал вопить гласом вопиющего:
«Идущий сзади меня идет впереди меня!» Народ, конечно, был озадачен: как это – сзади и вдруг впереди? А он, Иоанн, воспользовался замешательством – и давай всех крестить направо и налево. Попался ему Иисус– он и его окрестил.
Фарисей быстренько перевел дух и продолжал с увлечением:
– Потом появились еще апостолы. Ну, эти всё ссорились между собой, особенно Фома и Иуда. Иуда поцеловал Христа, а Фома не хотел, и его за это называли Неверным… Мария Магдалина тоже с ними была.
Слушают судьи синедрионские, на бумажки записывают:
(ФОМА и ИУДА) – христовы апостолы, (МАГДАЛИНА) – христова невеста…
– Так и ходили они, – продолжает фарисей. – Впереди – он, учитель, а за ним – они, ученики. Никто на них не обращал внимания… Но когда они стали отделять овец от козлищ…
(ОВЦЫ) – это были такие праведники.
(КОЗЛИЩА) – это были такие грешники.
– …так вот, когда они стали отделять, тут наш брат фарисей не выдержал.
«Братцы! – крикнул фарисей Савл – тот, который впоследствии стал апостолом Павлом. – Пошли побивать камнями христиан!» Ну, мы и пошли…
– Хватит!
Председатель разбил графин и замер в зловещей позе. Фарисей посмотрел на него и обмер: перед ним стоял АПОСТОЛ ПАВЕЛ.
Тут же в зловещих позах сидели АПОСТОЛ ПЕТР, ИОАНН БОГОСЛОВ, НИКОЛАЙ УГОДНИК – все до одного – честные христиане.
– Господа, – пробормотал фарисей, – куда я попал? Разве здесь не синедрион?
– Нет, – сказал Павел, – здесь не синедрион. Здесь совсем другое учреждение.
– А почему здесь Ирод? И Понтий Пилат?
Ирод и Понтий вскочили со своих мест:
– Во имя отца и сына и святого духа!
(ОТЕЦ, СЫН и СВЯТОЙ ДУХ) – это была такая святая троица.
– Господа фарисеи! – сказал фарисей и тут же поправился:– Господа христиане!
Все, что я тут сказал, прошу считать недействительным!
Тогда поднялся Иоанн Богослов:
– Ну зачем же недействительным? Документ есть документ. Я откровенно скажу, – Иоанн заглянул в свое Откровение, – у нас мало материалов об Иисусе Христе. Нам пригодится то, что вы рассказали. Только признайтесь: от кого слышали?
– Кажется, от Матвея.
– Так и запишем: «От Матфея».
– И еще от Луки, – сказал фарисей, поспешно называя своих знакомых.
– Так и запишем: «От Луки».
– А куда меня? – спросил фарисей, дрожа от страха и раскаяния.
– Тебя-то? Тебя никуда. Можешь идти.
Фарисей перекрестился.
ДАРЫ ВОЛХВОВ
Добрые волхвы шли с самого востока и по пути объявляли каждому встречному:
– А мы видели звезду! Только, пожалуйста, пусть это останется между нами…
И они поясняли, что это – звезда будущего иудейского царя, к которому они сейчас и направляются, чтобы вручить ему свои дары. Правда, пока что он просто младенец Иисус, но у него, говорили волхвы, все в будущем.
Встречные встречали других встречных и, между прочим, делились свежей новостью:
– Вы слыхали?
– Да, да, уже все говорят…
– Будущий царь!
– А как же наш Ирод?
Ирод – царь настоящий и в силу этого настроенный против всякого будущего – отнесся к сообщению с должным вниманием.
– Приведите ко мне этого самозванца! – приказал он своим людям. – Откуда? Я не знаю, откуда! Идите за этими… они покажут дорогу.
Добрые волхвы шли к царственному младенцу, а за спиной у них были дары, а также люди, приставленные к ним Иродом, – А мы видели звезду! – объявляли волхвы.
– А мы видели звезду! – ликовали волхвы. И шли за своей путеводной звездой – путеводные звезды царя Ирода…
ЕВАНГЕЛИСТЫ
– Врачу, исцелися сам!
Вот с какими словами обратился сатана к богу.
Но впоследствии эти мудрые слова были у него украдены и попали в евангелие «От Луки», приобретя таким образом совершенно другого автора.
Сатана возмутился. Он метался между небом и землей, обращался и в низшие, и в высшие инстанции и всюду требовал, чтобы евангелие «От Луки» впредь именовали евангелием «От Лукавого».
– Потому что это несправедливо, – говорил сатана. – Потому что эти апостолы жнут, где не сеяли.
Жнут, где не сеяли… Золотые слова! Но не успел сатана их сказать, как они попали в евангелие «От Матфея».
ИЗБИЕНИЕ МЛАДЕНЦЕВ
Палач тяжело дышал.
– Сил моих нету? Прямо детский сад, а не серьезное заведение!
– Чтобы рубить головы, надо свою сохранить на плечах, – мягко улыбнулся царь Ирод.
– Трудно с ними, – всхлипнул палач. – Сущие ведь младенцы!
– Младенцы? – Ирод встал из-за стола. – Младенцы? – Ирод вышел на середину кабинета. – Запомни, палач: если думать о будущем, младенцы – это самый опасный возраст. Сегодня младенец, а завтра Иисус Христос!
ИОАНН ПРЕДТЕЧА
– Идущий сзади меня идет впереди меня! – загадочно вопил Иоанн Предтеча.
Он шел и вопил, шел и вопил, не пытаясь вникнуть в смысл этой таинственной фразы.
Над его головой проносились века. Возникали и рушились города, рождались и умирали мессии. А он все шел и вопил, шел и вопил.
Наконец он обернулся. Позади него было много людей, и все они были впереди, намного, намного впереди.
Так вот оно, значит, что! Святой Иоанн шел попросту не в ту сторону…
СВЯТАЯ ТРОИЦА
– Итак, голосуется первое предложение, – сказал бог-отец. – Кто за? Кто против?
Кто воздержался?
– Я воздержался, – поднял руку бог-сын.
– Опомнись, сынок! На кого ты поднимаешь руку?
– Я ни на кого, – замялся бог-сын. – Я просто так… голосую…
Старый бог рвал на груди балахон и метал громы и молнии.
– На меня? На самого? Не выйдет! Я себя породил, я себя и убью… когда сочту нужным…
– Простите, я хотел сказать…
– Нет, мальчик, шалишь!
– Я не шалю, – пробормотал мальчик и вдруг почувствовал себя мужчиной. Но мне надоело… распинаться…
– Ах, ты не хочешь распинаться! Ну что ж, тогда мы сами тебя распнем!
И бог-отец отдал соответствующее распоряжение.
– А как же быть с обязанностями бога-сына? – спросил святой дух, который до сего времени сидел тихо.
– Ну, это я беру на себя, – успокоил его старый бог. – Тем более, что я сам себя породил– так что мне это и по штату положено. – И он заговорил громче, выступая одновременно от имени отца и сына:– Итак, голосуется первое предложение. Кто за?
Кто против? Кто воздержался?
– Я воздержался, – сказал осмелевший дух.
– И ты, брат? – покачал головой бог-отец и сын. – Как же это? От кого, от кого, а от тебя я не ждал.
Говоря это, бог лихорадочно соображал, как бы разделаться со святым духом.
Попробуй его ухватить, когда он бестелесный!
Святой дух сидел тихо, но руки не опускал.
– Ладно, – нахмурился бог, принимая решение. – Сдашь мне дела, и чтоб духа твоего не было!
Духа не было. Бог остался один. Один в трех лицах.
– Итак, голосуется первое предложение. Кто за? Кто против? Кто воздержался? – Бог посмотрел вокруг и облегченно вздохнул: – Принято единогласно!
ИМЕЮЩИЙ УШИ
– Имеющий уши да слышит: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царство небесное.
Но ведь верблюд тоже имеет уши!
«Ох, – думает верблюд, – после этих степей и пустынь, после всей этой жизни каторжной мне только игольного ушка недоставало!»
«Нет, – думает верблюд, – может быть, у богатых не райская жизнь, может быть, и у них есть свои неприятности, но – имеющий уши да слышит: верблюду тоже приходится нелегко!»
ГРЕХ
Отпустили душу на покаяние. Идет душа, радуется:
– Эх, и покаюсь я сейчас! Так покаюсь!
Встретили ее как положено: окружили со всех сторон, спрашивают, что душе угодно.
Так и так, говорит душа.
– Ладно, отвечай по порядку: что взяла на душу, что затаила в душе?
– Ничего я не взяла, ничего не затаила.
– Посмотрим, посмотрим, – говорят. И – лезут в душу.
Не вынесла душа.
– Каюсь, – говорит. – Все скажу, что прикажете!
Ну, тут уже отвели душу. А потом, когда отвели, выяснили, что за душой ничего нет. Зря она грех на себя взяла.
А раз взяла грех, значит, опять-таки надо каяться.
АПОСТОЛ ПЕТР
Апостол Петр громко бил себя в грудь.
– Не стучи, пожалуйста, – попросил Иисус. – Я уже сказал и опять повторяю: не успеет пропеть петух, трижды отречешься от меня.
Апостол Петр продолжал стучать:
– Господи, ты меня не знаешь!
– Знаю, всех вас знаю!
– Меня не знаешь, господи!
Петр заплакал. Потом встал, пошел и зарезал петуха.
Петух пропеть не успел. Иисус Христос знал своего апостола.
АПОСТОЛ ПАВЕЛ
Апостол Павел прошел сложный, тернистый путь, были и у него свои шатания. Но и тогда, когда он с фарисеями искоренял христиан, как и позже, когда он с христианами искоренял фарисеев, Павел оставался верен главному и никогда не уставал повторять:
– Всякая душа властям предержащим да повинуется!
Вот потому он как был, так и остался апостолом.
ФОМА НЕВЕРНЫЙ
– Вот сейчас я пройду по морю, как по суху, – сказал Иисус.
Апостолы дружно выразили свое одобрение. Только Фома усомнился:
– Не нужно, господи, еще утонешь!
– Ты что ж, сомневаешься? Не веришь в божественные возможности?покосился на него Иуда Искариот.
Иуду поддержали другие апостолы:
– Он всегда сомневается! Он ни во что не верит! Валяй, господи, иди! Если чтомы поддержим!
Иисус встал и пошел. По морю, как по суху.
– Встретимся на том берегу! – крикнул он восхищенным апостолам.
– Теперь я поднимусь по воздуху, как по лестнице, – сказал Иисус на том берегу.
– Не нужно, господи, еще расшибешься! – взмолился Фома, верный своему неверию.
Христос взмахнул руками и оторвался от земли.
– Браво, браво! – кричали апостолы, пока Иисус набирал высоту. – Мы так и знали, мы так и верили!
– А теперь, – сказал Иисус, опускаясь с неба на землю, – меня распнут на кресте.
– Господь с тобой! – перекрестился Фома. – Как можно говорить такое?
На него зашикали.
– Меня распнут на кресте, – продолжал Иисус. – Вобьют в меня гвозди…
– Слушайте! Слушайте! – ликовали апостолы.
– …из моих ран потечет кровь, мне будет очень больно…
– Слушайте! Слушайте!
– …потом я умру. А потом – воскресну.
Апостолы затаили дыхание, В тишине раздался тревожный голос Фомы:
– А вдруг не воскреснешь?
Иисус промолчал. Он только посмотрел на Фому взглядом, в котором не было прежней безмятежности, и продолжал:
– Но для того, чтобы меня распяли, меня нужно сначала предать. Кто хочет меня предать?
– Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
Ровно одиннадцать Я. Один Фома воздержался.
– Не все сразу, не все сразу! – замахал руками Иисус. – Для того чтобы предать, одного вполне достаточно. Пусть это будет… – Иисус обвел взглядом своих апостолов:– Ты, Фома!
Апостол рухнул на колени:
– Господи, пощади! Я люблю тебя, господи, я не могу тебя предать!
– Не гневи господа, Фома, – сказал Иуда Искариот. – Тебе сказано предай значит, предай, не вдаваясь в рассуждения. А не хочешь… Господи, позволь мне! Я сумею тебя предать, можешь на меня положиться!
– Спасибо, Иуда, ты верный человек!
Для того чтоб стать богом, человек должен сначала умереть, потому что церкви ни к чему живые боги. Неверный Фома этого не понимал – и он упирался, тянул всех назад, когда остальные ученики дружной гурьбой провожали учителя на Голгофу.
ПОНТИЙ ПИЛАТ
– Историю делают чистыми руками, – любил повторять Понтий Пилат, которому по роду службы приходилось вплотную заниматься вопросами истории. Поэтому он не одобрял той возни, которую затеяли вокруг Иисуса Христа местные служители культа. Ну, подумаешь, немножко зазнался человек, возомнил себя мессией – так уж сразу его распинать? Можно ж было разъяснить, указать, подправить.
Римский наместник Иудеи изучал в юности римское право, и ему было хорошо известно, в каких случаях применяется высшая мера наказания. Но служители культа…
Ох уж эти служители культа! Сегодня распнут, а завтра будут целовать распятие, да еще, пожалуй, распинать тех, кто не захочет его целовать. Сколько народу переведут – подумать страшно!
…Иисус висел на кресте, а в стороне стоял Понтий Пилат, римский наместник. Он даже отступил еще на шаг, чтобы все видели, что он стоит в стороне.
– Историю делают чистыми руками, – приговаривал Понтий Пилат. – Что касается меня, то я умываю руки!