Круги на песке
Текст книги "Круги на песке"
Автор книги: Феликс Кривин
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Лепил Пигмалион
Красотку Галатею.
Извлек из глины он
Прекрасную идею:
Идею рук и ног,
Кудрей, густых и длинных…
А может, не извлек —
Вложил идею в глину?
Ведь глина – прах, балласт,
Бездушная порода.
Но ты хотя бы раз
Вложить в нее попробуй
Все то, о чем тужил,
Одним резцом владея…
Но, может быть, вложил
Он вовсе не идею?
Над глиною корпя,
Не думая о чуде,
Вложил всего себя
В несбыточные груди.
Лепил Пигмалион…
От дел земных отринув,
Извлек из глины он
(А может, не из глины?)
Творение свое —
Красотку Галатею…
А может, не ее?
Ну, что ж, тогда бог с нею!
Но что-то он лепил —
Творец, художник, мастер —
И так себя влюбил
В несбыточное счастье
Что было все – как сон,
Томлением и бредом…
«Наверно, спятил он», —
Сосед шепнул соседу.
Лепил Пигмалион.
Я пусть иной ваятель —
Ну не пигмей ли он? —
Осклабится некстати,
Пусть горе-знатоки
Хулят его творенье.
Творенье – пустяки,
А главное – горенье.
СИЛА СЛОВА
Поэтом был Наполеон, поэтом,
И так умел он мысли выражать,
Что каждый, кто присутствовал при этом,
Уже не мог себе принадлежать.
И не страшны потери и утраты,
И стерта грань между добром и злом,
Поскольку было сказано:
– Солдаты
Владеют – каждый – маршальским жезлом.
И быть не может армии на свете,
Которая дорогу преградит,
Поскольку было сказано:
– Столетья
Глядят на нас с вершины пирамид.
Поэтом был Наполеон, поэтом,
Он так искусно подбирал слова,
Что армия его прошла полсвета,
Поправ чужие земли и права.
И думалось, что слава не затмится,
И слышался уже победы гром,
Когда сказал он:
– Солнце Аустерлица
Взойдет и ныне – под Бородином!
Сказал весьма удачно. Но при этом
Не избежал печального конца.
Поэтом был Наполеон, поэтом…
Поэты, бойтесь красного словца!
СТИХИ О КРАТКОСТИ, ОБРАЩЕННЫЕ К НЕЙ ЖЕ
О краткость мудрая, прости
Соображенье дилетанта!
Я знаю, ты у нас в чести:
Ведь ты у нас – сестра таланта.
И мне известно, что стократ
Выигрывает тот, кто краток…
Но все же, краткость: где твой брат?
Куда ты подевала брата?
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ТРАВМА
Да, и за письменным столом
Случаются порою травмы,
Когда стремглав обходишь правду
И сам с собой столкнешься лбом.
ПРАВДЫ ПОДОБИЕ
И в красоте своей, и в простоте,
В своей любви (и ненависти тоже)
От правды ложь порой отлична тем,
Что слишком явно на нее похожа.
СЕКРЕТ СТИЛЯ
Его романы длинноваты,
А в телеграммах без труда
Он выражается всегда
И содержательно, и сжато.
Какой загадочный писатель!
Но здесь, однако, есть резон:
Ведь там ему за слово платят,
А здесь за слово платит он.
СЕКРЕТ УСПЕХА
Было сказано давно,
Дескать, надлежит
Брать везде свое добро,
Где оно лежит.
Ваши ж методы, мадам,
Тоже не новы:
Вы добро берете там,
Где лежите вы.
О ПЕРЕВОДАХ, СЛЫВУЩИХ ОРИГИНАЛАМИ
Поэт включил в свой сборник юбилейный
Стихи «Из Байрона», «Из Шиллера», «Из Гейне».
А как украсили бы книжку эту
Стихи из Пушкина, из Тютчева, из Фета!
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Ваш слог и бледен, и недужен,
За робкой мыслью не спешит.
Вам тяжело. Излейте душу.
Скажите что-то от души.
Пусть смело вырвется наружу
Все то, что думалось в тиши.
Там, где лишают слова душу,
Там слово лишено души.
О ФОРМЕ И СОДЕРЖАНИИ
Ты не падай, поэзия, низко!
Чтоб избегнуть участи жалкой,
Опасайся стать формалисткой,
Но при этом не будь содержанкой.
О ВРЕМЕНИ И О ТЕБЕ
Спроси у времени совета,
Оно тебя не подведет.
Но помни, что часы поэта
Должны идти на век вперед.
ПЕРЕКЛИЧКА
(Для двух голосов – женского и мужского)
Из далека,
Из нелегка
Кричит любовь осиротелая,
Кричат пространства и века:
«Мой милый, что тебе я сделала?»[1]1
Слова Марины Цветаевой.
[Закрыть]
В ответ лишь прохлада,
В ответ лишь досада,
В ответ лишь бравада
Короткого дня:
«Ну что тебе надо?
Ну что тебе надо?
Ну что тебе надо
Еще от меня?»[2]2
Слова Андрея Вознесенского.
[Закрыть]
АЗБУКА ТАЛАНТА
Не знает легкой участи ТАЛАНТ.
Когда ТАЛАНТ в работе, он – АТЛАНТ.
Когда ж спадает
Творческий накал,
Он мучится, страдает,
Он – ТАНТАЛ.
Из тех же букв,
Из тех же самых букв
Он создан для работы и для мук.
НАСЛЕДНИКИ ТАЛАНТА
Чем увенчались труды многолетние,
Цели большие и малые средства?
Он-то пытался оставить наследие,
А от него ожидали – наследства.
ГЕНИИ
Известно, что гений – это терпение,
Об этом написано много книг.
Не потому ли в истории гении
Всегда терпели больше других?
ПРОЗА ЖИЗНИ
Пусть иные становятся в позу,
Это тяжкое бремя неся, —
Проза жизни – прекрасная проза,
От нее оторваться нельзя.
Хоть приносит она огорчения
И исход ее предрешен, —
Лишь в бездарном произведении
Все кончается хорошо.
X. Ультрабелые стихи
СМЕХ И СЛЕЗЫ
Мы рождаемся, смеясь и плача,
Пробуя себя на чувство юмора и на сочувствие чужой беде.
Хватит ли нам на всю жизнь слез и смеха?
Хватит, если их не расходовать по пустякам.
СУД ЖИЗНИ
На суде, который над нами идет,
Родители наши —
свидетели защиты,
А дети наши —
свидетели обвинения.
НЕБО
Стены устремляются в небо,
Но доходят только до крыши.
Никак они не могут без крыши над головой.
ВРЕМЯ СПЕШАЩЕЕ
Один сказал: «Как быстро летит время!
Не успеешь оглянуться – кончился рабочий день!»
Другой сказал: «Как быстро летит время!
Не успеешь оглянуться – опять на работу!»
Оба не успевали оглядываться,
Только каждый на свое.
ВРЕМЯ ОТСТАЮЩЕЕ
Когда часы отстают, время выглядит моложе.
И тогда непременно куда-нибудь опоздаешь:
Не заглядывайся на молодых!
ВРЕМЯ РАБОТАЮЩЕЕ
Время работает на нас,
Не замечая ни нас, ни того, что оно работает.
Так работают в сфере обслуживания:
Не замечая того, что работают, и никого вокруг не замечая.
ПРАВИЛО ПЕРЕХОДА
Количество!
Переходя в качество, оглянись по сторонам,
Чтобы знать, в какое качество ты переходишь.
ЦЕЛЬ И СРЕДСТВО
Добро, которое служит злу, становится злом.
Но зло, которое служит добру, добром не становится.
ЦВЕТЫ
Разные цветы
Плохо уживаются в общем сосуде.
Они ненавидят друг друга за форму листьев, за цвет лепестков.
Даже в общей своей беде
Они не прощают друг другу различия.
ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА
Природа не устает зеленеть,
Открывая нам с вами зеленый свет.
Но мы почему-то упорно идем на красный.
МОЛЧАНИЕ
Оптимисты считают, что молчание – знак согласия.
Нет!
Молчание – золото.
Обычный денежный знак.
КНИГИ
Книги любят, когда на них обращают внимание.
Пусть ее только раскрыли и тут же закрыли,
Но книга уже вобрала мимолетный взгляд
И долго будет потом вспоминать,
Как ее раскрывали.
ЧИНОВНИК И ПОЭТ
Один сказал: «Поговорим в другом месте».
Другой сказал: «Поговорим в другом времени».
ПУТЬ К СЛАВЕ
Герой былинный, он попал в былину,
Минуя быль.
ГЕРОИ ДЖЕРОМА
Трое в одной лодке, не считая собаки, раскачивают
лодку, пытаясь друг друга убедить, что нужно плыть
спокойно, плавно, не раскачиваясь.
Мысль, очевидная для всех, пока ее не возьмешься доказывать.
А станешь доказывать – и она уже не так очевидна,
и все горячатся (не считая собаки), взывают
к благоразумию (не считая собаки) и так
раскачивают лодку, что она того и гляди перевернется.
И собака, которую не считают, угодливо виляет хвостом и заглядывает в глаза тем, троим.
Конечно, ее не считают, и правильно, что ее не считают…
Но если все потонут, пойдет ко дну и она.
Независимо от того, считают ее или не считают.
НАДОЛБА
С тех пор как надолба,
Означавшая приворотный столбик,
Простой деревянный столбик у ворот,
Стала означать противотанковое заграждение,
К ней не подступись.
Даже на танке не подступись.
Теперь она каменная,
Железная,
Противотанковая.
Но она помнит свое первое значение,
То, ради которого родилась на свет.
То, ради которого мы все родились на свет.
И хотелось бы ей стать опять прежней надолбой,
Приворотной, а не противотанковой,
Чтобы приворачивать к себе,
А не отворачивать от себя.
Мы все этого хотим.
Но как это сделать?
ЛОШАДИНЫЕ СИЛЫ
Лошадей на земле почти уже нет, остались только лошадиные силы.
Лошадиных сил все больше и больше, и чем их больше, тем меньше на земле лошадей.
Могла ли думать лошадь,
Что она станет жертвой собственной силы?
Не могла.
Ведь человек намного умней,
Но и он об этом тоже не думает.
ВЗРОСЛЫЕ ИГРЫ
Что бы нам построить из кубиков? Башню? Дом? Танк?
Давайте построим поезд, уходящий в тихую даль,
когда самого поезда уже не видно, а остались только
чуть слышный стук колес и даль, и грусть по тем,
кто уехал…
Как построить это из кубиков?
Кубики слишком плотные, угловатые, но разве в их
жизни не было расставаний?
А разве, когда мы от них ушли в другие годы, в другие
игры, они совсем ничего не почувствовали?
Мы ушли, не оглянувшись, а теперь мы все чаще
оглядываемся.
Будто мы что-то там не достроили – башню? Дом?
Танк?
Мы не достроили поезд, который нас оттуда увез,
а теперь уже давно скрылся за горизонтом.
И мы, уехавшие на поезде, где-то там остались
и смотрим себе вслед…
Прислушайтесь…
В тишине, где-то в самой глубине тишины, стучат
колеса.
Это мы уезжаем…
Это мы себя провожаем…
Забираемся на кубики и машем себе рукой…
XI. Круги на песке
РЕФОРМА КАЛЕНДАРЯ
Два человека
Условились встретиться в один из дней
С 5-го по 14-е октября 1582 года.
Быть может, это пятидесятилетний Монтень
Хотел передать восемнадцатилетнему Шекспиру
Кое-что из своих «Опытов».
Возможно, сорокалетний Эль-Греко
Хотел нарисовать портрет двадцатилетнего Бэкона,
Чтобы молодость великого мыслителя не ускользнула от грядущих поколений.
Не исключено, что зрелый Джордано Бруно
Собирался поговорить с юным Галилеем о кострах,
Которые нередко освещают пути человечества,
Или о дон-кихотах, восходящих на эти костры,
Поговорить со своим ровесником – Мигелем Сервантесом Сааведрой.
Два человека
Не встретились в этот день —
Ни Бэкон с Эль-Греко,
Ни с Шекспиром Монтень.
Потому что все эти дни – с 5-го по 14-е —
Были вычеркнуты календарной реформой.
Цена времени не всегда одинакова.
Особенно она высока в эпоху человеческих взлетов, человеческих гениев.
Поэтому гении не тратят времени зря.
Потому они и гении, что не тратят времени зря.
И время у них отнять можно только самым невероятным способом.
Например – реформой календаря.
ХАЛДЕИ
Жили два бедных халдея,
Один другого беднее:
Два крокодила у одного,
А у другого – четыре.
Бедность, конечно.
И оттого
Трудно ужиться в мире.
Взмолился богу один халдей,
Тот, который другого бедней:
«Ваал! Яви свою милость!
Установи справедливость!»
Послушал Ваал,
Головой закивал:
«Ну что ж, если так прикрутило,
Возьми у него крокодила.
Но за того,
Что возьмешь у него,
Мне, Ваалу, отдашь своего».
Взмолился богу другой халдей:
«Смотри, что делает этот злодей!
Ведь он, нечистая сила,
Украл у меня крокодила!»
Послушал Ваал,
Головой закивал:
«Все правильно, все понятно.
Возьми крокодила обратно.
Но за того,
Что возьмешь у него,
Мне, Ваалу, отдашь своего».
Живут два бедных халдея,
Один другого беднее:
У одного один крокодил,
А у двоих – четыре.
Соотношение три и один —
Как тут ужиться в мире?
Взмолился богу один халдей,
Тот, который другого бедней:
«Таммуз, яви свою милость!
Установи справедливость!»
Послушал Таммуз,
Помотал на ус:
«Ну что ж, если так прикрутило,
Возьми у него крокодила.
Но за того,
Что возьмешь у него,
Мне, Таммузу, отдашь своего».
Взмолился богу другой халдей;
«Смотри, что делает этот злодей!
Ведь он, нечистая сила,
Украл у меня крокодила!»
Послушал Таммуз,
Помотал на ус:
«Все правильно, все понятно.
Возьми крокодила обратно.
А чтоб по совести было вполне,
Двух крокодилов доставишь мне».
Живут два бедных халдея,
Один другого беднее.
Два халдея, один крокодил.
Просят бога, чтоб он рассудил:
«Мардук, яви свою милость!
Установи справедливость!»
Послушал Мардук,
Подставил сундук:
«Чтоб легче обоим было,
Кладите сюда крокодила!»
Живут на свете халдеи,
Никто никого не беднее…
РЯДОМ С МУДРОСТЬЮ
Верная, примерная Ксантиппа,
Как ты любишь своего Сократа!
Охраняешь ты его от гриппа,
От друзей,
От водки,
От разврата,
От больших и малых огорчений,
От порывов, низких и высоких,
От волнений,
Лишних впечатлений,
От весьма опасных философий,
От суждений,
Слишком справедливых,
Изречений,
Чересчур крылатых…
Хочешь ты, чтоб был твой муж счастливым.
Но тогда не быть ему Сократом.
СОКРАТ
– В споре рождается истина!
– Что ты, Сократ, не надо!
Спорить с богами бессмысленно,
Выпей-ка лучше яду!
– Пей! Говорят по-гречески!
– Просят как человека!
Так осудило жречество
Самого мудрого грека.
Праведность – дело верное.
Правда карается строго.
Но не боялись смертные
Выступить против бога.
Против его бессмысленных,
Бесчеловечных догматов.
В спорах рождались истины.
И умирали сократы.
ГЕРОСТРАТ
А Герострат не верил в чудеса,
Он их считал опасною причудой.
Великий храм сгорел за полчаса,
И от него осталась пепла груда.
Храм Артемиды. Небывалый храм
По совершенству линий соразмерных.
Его воздвигли смертные богам
И этим чудом превзошли бессмертных.
Но Герострат не верил в чудеса,
Он знал всему действительную цену.
Он верил в то, что мог бы сделать сам.
А что он мог? Поджечь вот эти стены.
Его ругают уж который век
И называют извергом и зверем,
А он был заурядный человек,
Который просто в чудеса не верил.
БОЧКА
Диоген получил квартиру.
После тесной и душной бочки
Стал он барином и жуиром,
Перестал скучать в одиночку.
Всем доволен, всем обеспечен,
Он усваивал новый опыт.
Иногда у него под вечер
Собирались отцы Синопа, —
Те, что прежде его корили,
Те, что прежде смотрели косо…
Но все чаще в своей квартире
Тосковал Диоген-философ.
И тогда, заперев квартиру,
Не додумав мысли до точки,
Шел к соседнему он трактиру…
Диогена тянуло к бочке.
КРУГИ НА ПЕСКЕ
Не троньте, не троньте его кругов,
Не троньте кругов Архимеда!
– Кругов? —
Улыбнулся один из врагов.
Он мудрости этой не ведал.
Быть может, нужна эта мудрость другим,
Солдату ж она – обуза.
Ему приказал благородный Рим,
И он пришел в Сиракузы.
Он шел, пожиная плоды побед,
На зависть сынам и внукам.
И вдруг – незнакомый ему Архимед
С какой-то своей наукой.
– К чему говорить о таком пустяке? —
Спросил победитель с улыбкой. —
Ты строишь расчеты свои на песке,
На почве особенно зыбкой. —
Сказал – и услышал ответ старика:
– Солдат, вы меня извините,
Но мудрость жива и в зыбучих песках,
А глупость мертва и в граните. —
Солдат был к дискуссии не готов,
И он завершил беседу:
– Старик, я не трону твоих кругов. —
Сказал – и убил Архимеда.
И прочь пошагал – покорять города,
Себе пожелав удачи.
Кто жив, а кто мертв – он решил без труда,
Но время решило иначе.
Оно с недостойных срывает венец,
Другим присуждая победу.
И троям, и римам приходит конец,
Но живы круги Архимеда.
18 ФЕВРАЛЯ 1564 ГОДА
Не может жить земля без гения
Ни год, ни день, ни полчаса,
Его высокие стремления —
Ее земные небеса.
Без гения темно и страшно ей,
Вокруг такая пустота…
Когда скончался Микеланджело,
Увяли краски и цвета.
И солнце в небе, еле тлея,
Жалело для земли огня…
Но Галилео Галилею
Уже исполнилось три дня.
ГОДЫ ЖИЗНИ ЛЕРМОНТОВА
(1814–1841)
Стал Четырнадцатый Сорок первым,
Посолиднел, вошел в лета.
И не стало поэта Лермонтова,
Там, где Лермонтов был, – пустота.
Незначительное перемещение:
Цифра задняя вышла вперед…
Может, смерть – это то же рождение,
Но прочитанное наоборот?
Одноглазо в живое тычется
Пистолет, начиненный свинцом.
Сорок первый,
Бывший Четырнадцатый,
Был началом,
А стал концом.
Был рассветом,
А стал затмением.
Цифры те же, а сам – не тот,
Из счастливого года рождения
Перекроенный смертный год.
А какой еще болью вырвется,
Горем выльется
Век спустя,
В Сорок первом,
Как и в Четырнадцатом:
– Там, где жизнь была,
Пустота!
ОТБОР
Все немощное отмирает,
Едва вступает с жизнью в спор.
Природа лучших отбирает —
Таков естественный отбор.
И хоть один бы выпал случай,
Когда б, всесильная, сама
Она уничтожала лучших, —
Природа не сошла с ума.
Но есть отбор иного рода,
Ей непонятного.
Увы!
Свои примеры у природы,
У человечества – свои.
ДАТЫ
О человечество, ты жизни прожигало,
Не прогорая в мотовстве своем.
В тот самый год,
Когда горела Жанна,
Родился твой неистовый Вийон.
И ты все новых гениев рождало,
Владеющих и шпагой, и пером:
В тот самый год,
Когда горел Джордано,
Родился твой беспечный Кальдерон.
И он-то смог дойти до самой сути
В комическом творении своем:
«С любовью, —
Кальдерон сказал, —
Не шутят».
Не шутят ни с любовью,
Ни с огнем.
* * *
Нетрудно быть Сократом в век Сенеки.
Сенекой – в бурный век Джордано Бруно.
Чужому веку угодить нетрудно.
Все трудности – от собственного века.
О СМЫСЛЕ МЫСЛИ
Нас безрассудство часто тянет вглубь,
А здравый смысл привязывает к берегу:
– Не открывай Америку, Колумб!
Ну посуди: зачем тебе Америка?
О здравый смысл, испытанный стократ,
Он все понять и объяснить умеет:
– Не слишком философствуй, брат Сократ,
Ты умный человек, но будь умнее.
И как ни бейся, сердцем ни болей,
Но здравый смысл всегда прикажет сердцу:
– Побереги здоровье, Галилей,
Не нам судить, чему и как вертеться.
…На сладкое мы ели виноград.
И, от еды и мыслей тяжелея,
Какой-то захмелевший Несократ
За пуговицу брал Негалилея.
Рассказывал Негоголь анекдот,
И, без труда переходя на прозу,
Небайрон или даже Небальмонт
Вбивал какой-то тезис в Неспинозу.
Но, как всегда, великолепно груб,
Нецицерона хлопнув по затылку,
Всех заглушил бывалый Неколумб:
– Отставить споры! – И открыл бутылку.
XII. Прогулка со Свифтом
ПАМЯТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Память человечества – огромная страна,
Населенная людьми и жившими, и не жившими.
Чтобы жить в памяти, необязательно жить на самом деле
Печорин и Гамлет не жили, а в памяти вон как живут!
А другой и жил, и долго жил, а в памяти его не отыщешь.
Чтобы жить в памяти, нужно иметь свое собственное,
запоминающееся лицо, которое ни с каким другим
лицом спутать невозможно.
Память человечества перенаселена, и она не потерпит стандартных лиц.
Нестандартность,
Которая живущим укорачивает жизнь,
Живущим в памяти ее удлиняет.
СУД ПАРИСА
Войдите в положение Париса:
Он выбирает все же из богинь.
У них и стан стройнее кипариса,
И воспитанье – не в пример другим.
Ну, словом, все богини в лучшем виде.
Парис не хочет никого обидеть,
Он очень мягкий человек, Парис.
И, пользуясь своей судейской властью,
Он разрезает яблоко на части
И всем троим вручает первый приз.
«Ну, вы видали этого кретина? —
Вскричала возмущенная Афина. —
Он у меня отрезал два куска!»
«Нет, у меня… Ну, парень, погоди ты!» —
Сердито пригрозила Афродита,
На остальных взирая свысока.
А Гера, настоящая мегера,
Металась, как пантера по вольеру,
Грозя сослать Париса на галеры,
Суля ему холеру и чуму.
А он не знал, за что такая участь.
И он стоял, казня себя и мучась
И вопрошая небо:
«Почему?»
В ЗАЩИТУ ЯНУСА
Не беда, что Янус был двулик,
В общем-то он жизнь достойно прожил.
Пусть он был одним лицом ничтожен,
Но зато другим лицом – велик.
Пусть в одном лице он был пройдоха,
Но в другом бесхитростно правдив.
Пусть с людьми бывал несправедлив,
Но с начальством вел себя неплохо.
Можно заявить авторитетно:
Не беда, что Янус был двулик.
Для того, кто к Янусу привык,
Это было даже незаметно.
Разве что порой случится грех,
И сдержаться Янус не сумеет:
Побледнеет, глядя снизу вверх,
Глядя сверху вниз – побагровеет.
Был он тих, зато бывал и лих,
Если ж то и это подытожить, —
Не беда, что Янус был двулик,
В среднем он считается хорошим.
КОМЕДИЯ МАСОК
Простак, Убийца и Король,
Играя без подсказки,
Со временем входили в роль
И привыкали к маске.
И даже кончив свой спектакль
И сняв колпак бумажный,
Держался простаком Простак,
Убийца крови жаждал.
Скупец копил, транжирил Мот,
Обжора плотно ужинал,
Любовник все никак не мог
Вернуться к роли мужа.
И не поймешь в конце концов:
Где правда, а где сказка.
Где настоящее лицо,
А где всего лишь маска.
СКАЗКИ
Даже в самом что ни есть
Необычном
Совершается обычный
Процесс:
Был когда-то Мальчик-с-Пальчик
С-Мизинчик,
Ну а нынче —
С-Указательный Перст.
Хорошо это?
А может быть, плохо?
Понапрасну кличет рыбку рыбак..
Царь Горох,
Что был когда-то с горохом,
Основательно сидит на бобах.
ПРОГУЛКА СО СВИФТОМ
Не так-то просто, проходя по городу,
Увидеть человека в полный рост:
Где великаны опускают голову,
Там лилипуты задирают нос.
ФАУСТ
Над землей повисло небо —
Просто воздух;
И зажглись на небе звезды —
Миф и небыль,
След вселенского пожара,
Свет летучий…
Но закрыли звезды тучи —
Сгустки пара.
Слышишь чей-то стон и шепот?
Это ветер.
Что осталось нам на свете?
Только опыт.
Нам осталась непокорность
Заблужденью,
Нам остался вечный поиск —
Дух сомненья.
А еще осталась вера
В миф и небыль.
В то, что наша атмосфера —
Это небо,
Что космические искры —
Это звезды…
Нам остались наши мысли —
Свет и воздух.
– Доктор Фауст, хватит философий
И давайте говорить всерьез! —
Мефистофель повернулся в профиль,
Чтобы резче обозначить хвост.
Все темнее становилась темень,
За окном неслышно притаясь.
За окном невидимое время
Уносило жизнь – за часом час.
И в старинном кресле, неподвижен
Близоруко щурился на свет
Доктор Фауст, маг и чернокнижник,
Утомленный старый человек.
– Все проходит и пройдет бесследно,
И на время нечего пенять.
Доктор Фауст, люди слишком смертны,
Чтоб законы вечности понять.
Не берите лишнего разбега,
Пожалейте ваше естество!
Что такое наша жизнь, коллега?
Химия – и больше ничего! —
Что он хочет, этот бес нечистый,
Этот полудемон, полушут?
– Не ищите, Фауст, вечных истин,
Истины к добру не приведут.
Лучше отдыхайте, пейте кофе… —
Исчерпав словесный свой запас,
Мефистофель передвинул профиль,
Чтоб яснее обозначить фас.