Текст книги "ИЗГОИ (часть 1)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

В зону приехали ночью. Этап состоял из 20-ти человек. Встречала его колонийская СДиП (секция дисциплины и порядка), здоровые мордовороты с железными брусьями в руках. Было их ни много ни мало 30 человек. Во главе их был Аксен, здоровяк из Владивостока, вес – 130 кг, пузо как бочка, у него даже был специальный приём: удар животом, им он сбивал людей с ног. Был он и старшиной МСЧ, и старшиной этапа, кем он только не был (в том числе и наркоманом).

Арбалет первый раз в своей жизни увидел наркомана. Абсолютно ничего не знал он тогда об этом явлении… Резко прозвучал первый вопрос: «Блатные есть?» – в ответ: тишина. Арбалет посмотрел на стоявших рядом этапников: тех трясло от страха при виде брусьев и таких устрашающих рож. Арбалет развеселился от увиденного, заулыбался и не оставил это без насмешливой реплики: «А в «Столыпине» вы были похрабрей». Арбалет сразу вспомнил малолетку: ничего не изменилось даже на взросляке. Люди те же самые – со своими пороками и со своими достоинствами. Арбалету стало как-то неприятно находиться среди них. Он вышел вперёд и слегка приподнял левую руку, готовясь на неё принять первый град ударов.

Но Аксен, видимо, сразу расположился к бесстрашному Арбалету и забрал его с этапа: «Пошли, молодой. Я тебя сам в этапку уведу». А СДПешникам своим приказал: «А этим дайте всем по седлу, чтобы не расслаблялись и жизнь сладкой не казалась». Весь этап упал, и никто не оказал сопротивления. Их просто тихо били, а они тихо молчали, хотя в «Столыпине» горячились как кони, что они не только зону, но и горы свернут. А оказалось всё иначе (а ведь 20 мужиков – сила немалая). Арбалет сразу вспомнил своих друзей. Да если кто-нибудь только посмел ударить или оскорбить его близких, он разорвал бы любого в клочья. И так поступили бы все его верные друзья, проверенные во всяких передрягах. Где-то вы теперь, молодые, но уже настоящие джигиты?

Но пока друзей не было и надо было присматриваться к окружающему миру, «адаптироваться». Спасибо малолетке, хоть и тяжело там было, но много полезных уроков извлёк для себя Арбалет в этом «воспитательном учреждении».

На следующий день вечером, перед отбоем Аксен позвал Арбалета в каптёрку. Там было много народу, все что-то вразнобой говорили, весело смеялись, забивали в папиросы «Приморский план». Арбалет тогда вообще был далёк от наркотиков. Закрыли его в 15 лет. До этого серьезно интересовался только спортом. А тут, вроде взрослые дяди, весело сидят, что-то забивают… Ну и Арбалет попробовал, первый раз в жизни. (Позабыл Арбалет одну из пословиц своей бабушки: «За компанию и жид удавился». А тут весёлые, «добрые» дяди протягивают тебе уже намыленную петлю… Ну как тут отказаться?).

У Арбалета как бы открылся люк в иное информационное поле, ему казалось, что работа мозга улучшилась в несколько раз. Полнота новых чувств радовала и вдохновляла его. Всё как-то сразу встало на свои места. Казалось, что этот «план» как-то объединил людей, создав иллюзорную эйфорию счастья, все стали братьями. Другие человеческие ценности рухнули как придуманные и искусственно навязанные. Единая человеческая масса дружно хохотала над самыми ничтожными пустяками… А потом от проснувшегося волчьего аппетита съели все аксеновские запасы. Весело смеялись над его пузом, над его огромным весом. А потом и Аксен рассказал о причине своего такого веса: «Я очень люблю сухой мак, то есть опиум», – говорил он, – «Каждый день съедаю по 4-5 ложек сухого мака. Вот он и завязывает мне желудок. Никак не могу сходить в туалет. Хожу с чайной ложечкой и выковыриваю…» – и Аксен плакал над своей, как оказалось, не очень-то счастливой судьбой. Арбалет тогда ещё не понимал такой странной пагубной любви – этой зависимости от наркотиков. «Не можешь просраться, не жри тогда свой мак, скотина ты ненасытная». – не очень-то любезно подумал о хозяине подпольного застолья Арбалет. Вот такой была его первая встреча с наркоманами.

Ещё на свободе Арбалет где-то вычитал, что ключ к бессознательному можно получить через трансовые техники с помощью наркотических средств и лучше понять сущность Бога. Вот поэтому, может быть, он и не испугался первого опыта. Куда только не заводит праздное любопытство наивных, с несформировавшейся психикой, безнадзорных подростков! Арбалет тогда был в полном неведении о нависшей над ним угрозе. Пройдёт время, и он много раз пожалеет об этом своём первом «опыте».

( – А откуда в зоне наркотики? – недоумённо спросит въедливый читатель. – А откуда они по всей стране? – На каждом углу идёт бесшумная торговля… «и тишина, только мёртвые с косами стоят». А это значит, что корявые ядовитые корни наркоторговли висят где-то высоко-высоко, а чтобы обрубить их, надо сперва до них добраться… но на пути подвешена увесистая многомиллиардная денежная масса… и немногие сейчас, говоря откровенно, способны устоять перед блеском золотого тельца).

Распределили Арбалета на 4-й отряд. На отряде оказался один знакомы      й – Бондик. Земляк, жили рядом, нормальный парень, прямой, а главное, воспитан в своей рабоче-заводской среде, из той же группировки, что и Арбалет. Они как-то быстро сошлись в общих взглядах и мнениях. Бондик сразу накидал Арбалету за всё происходящее в лагере. Местных, кого привезли без наркоманской 62 статьи, было уже человек 200, но они, оказывается, были не на одном отряде, а их раскидали по всей зоне. (Ну какой гад придумал эту подлую дурь: мешать здоровых людей с наркоманами? Сколько людей загубили! И почему эти гады по тайге не ходят? – Ноги привязать к сосне и мордой в муравьиную кучу…)

Этот лагерь, Всесоюзная здравница, как называли его зэки, собирал всех отщепенцев со всей страны. Чуть позже, когда волна наркомании захлестнула всю Россию, ещё один лагерь, подобный бакальскому, был открыт в Андриаполе. А пока самые первые приезжали на Бакал. Вся мутная грязь стекалась туда.

Арбалет сразу возненавидел наркоманов за их ущербный образ жизни. Были среди них и редкие исключения, кто как-то хотел изменить свою жизнь, но большинство из них были какими-то неопрятными, за собой не следили.

Чтобы изменить свою жизнь, нужно, в первую очередь, изменить себя, свои мысли. Это очень трудно. Но меняться надо полностью. Наркомания – изначально грех, а уже как следствие – болезнь. Это уже потом понял Арбалет, когда окунулся во всё это сам. 15 лет мучился он с тяжёлым наследием Бакала… А пока он не знал ничего. Он был уверен в себе: злой, дерзкий, настоящий хищник, у которого наркоманы вызывали только презрение. За это высокомерное презрение, за полное невежество своё и пришлось ему позднее горько расплачиваться. Не знал он ещё, что такое зависимость, что такое ломка, когда смотришь в зеркало, а видишь – смерть. Это чудовищное испытание, когда падаешь в бездну, ищешь свет, пытаешься найти выход… но всё напрасно. Хромой на ногу ещё доковыляет куда-нибудь, а хромой душевно всегда будет топтаться на месте. Если наркомания – грех, то держаться необходимо за веру. Может быть, для того и нужны эти падения, чтобы на глубине, в грязной тине этого греха, осознать своё полное ничтожество. И вернуться из гнетущего мрака в Отчий дом, вернуться к Богу. Для этого нужно в мыслях своих совершить полных разворот на 180 градусов и увидеть, как далеко от Бога увело тебя твоё любопытство. На неведомой земле, чем дальше, тем страшней. В конце 90-х все хотели освободиться от «красных» оков, но расплатой за свободу оказалось ещё худшее рабство. Бог и свобода неразделимы, только Бог даёт истинную свободу. Семьдесят лет жили без Бога, строя новую жизнь, пошли за идолом «Ильича». А в Библии сказано: «Не сотвори себе кумира и не поклоняйся идолам». (И когда только этот всеядный Арбалет, отдававший всё свободное время занятиям спортом, успевал ещё и религиозно подковываться?)

Пока же Арбалет только ненавидел этих душевно больных людей. Через три дня он вышел в пром.зону. Она на многое отрыла ему глаза.

Пром. зона выполняла ответственный военный заказ: делали ящики для снарядов. Контролёры О.Т.К. постоянно проверяли качество работы. Деньги платили там небольшие, но на магазин хватало. Была там среди зэков особая масть. Это «погонялы», помощники бригадиров, два-три, а порой и по четыре человека в бригаде. Тех, кто плохо работал, они били брусом, молотками. Главное – лишь бы выполнить с высоким качеством план. Если за смену не справлялись с поставленной задачей, выходили во вторую смену, а порой и в третью. Главное – план, а человеческий фактор никого не беспокоил. Это ведь зэки, а зэки сами – некачественный материал, которого всегда у нас было с переизбытком.

Бригадир «Бухой», высокий, сухощавый, взрослый мужик со Ставрополья, сразу пообещал Арбалету всякие поблажки. Просил о помощи, что на жаргоне означало: предлагал Арбалету стать «погонялой». Хоть и была даже сама мысль об этом противна Арбалету, он не стал показывать своё отношение к этому полицейскому занятию, пообещав подумать. Надо, мол, присмотреться, обжиться.

В цехе бригада работала конвейерным методом. Так что производительность труда и план зависели от всех, и все зависели друг от друга. Если кто-то не хотел усердно трудиться, то тут же появлялись «погонялы», которые, как правило, сидели в биндеге у бригадира. Все их ненавидели, да и было за что. Били, пользуясь своим здоровьем, себе подобных зэков, чтобы самим не работать. Суки, короче говоря.

Пока Арбалет обдумывал предложение «Бухого», его поставили колотить рейки для ящиков. Обучал его настоящий мастер этого дела. За немалый срок свой он хорошо освоил все операции и заботливо инструктировал Арбалета: «Молоток делаешь специальный, ручка длиной сантиметров 50, ударная платформа сбита об круглый напильник, вся в заусенцах, чтобы, когда бьешь по гвоздю, а бьёшь быстро, с любого положения забиваешь гвоздь, их у тебя штук 20 в руке. Один выполняет одну операцию, другой – другую. Все работают быстро, и главное – качественно. Москва нас не забывает, даёт работу».

Арбалет потихоньку осваивал азы производства, рядом трудился Бондик. Вся зона работала в три смены. В жилке (жилой зоне) оставались считанные единицы, остальные пахали на матушку-Москву. Трудотерапия лечила наркоманию.

Арбалет надеялся уйти с головой в работу, хоть как-то забыться и отвлечься. Думал, что может быть, удастся и пораньше освободиться, тем более он хотел расписаться со своей подругой, с которой у них была уже дочь. Арбалет работал и строил далеко идущие планы, но … мы не властны над своим будущим.

Прошло всего пять дней, как Арбалет вышел в зону из карантина. Погода в ту зиму была щедра на холода, а в тот день стоял особенно свирепый, трескучий мороз. Когда работяги пришли с пром.зоны, никого не пустили в отряд, по причине якобы проходившей уборки. Арбалет для приличия, постоял немного со всеми, но стужа поджимала. Он пошёл в отряд один. Бондик плёлся где-то сзади. Сняв обувь с сушилке, он пошёл в секцию, к своему спальному месту. Его окрикнул дневальный Христофор, дагестанец. (За глаза его называли Горбоносый, его боялись, но не уважали за постоянные пакости). Не зная ещё Арбалета, он повёл себя крайне вызывающе. «Э-э-э, ты, рожа этапная» – с презрением начал дневальный, – «Ты куда прёшь? Ты чё, не видишь, уборка? Сюда даже блатные не заходят!» Арбалет попытался смягчить эту ситуацию: «Но я же не блатной, я просто замёрз. Понял?» Христофор был взбешён таким ответом и такой дерзостью.

«Горячий кавказский парень» подбежал к Арбалету, схватил его за грудки и начал трясти. Арбалет не потерял, однако, самообладания и старался мило улыбаться. Спокойно, глядя в хищное, искаженное яростной злобой, лицо, как можно мягче попросил этого грубияна убрать руки. Тот прорычал: «Э-э-э, ты што, боксёр, што ли, наглый такой?» Арбалет ничего не сказал, но подумал, что догадался кавказский блюститель порядка верно. И как только тот отпустил руки, резко ударил его по шее, в сонную артерию. Христофор ещё стоя захрапел, а потом рухнул как обмолоченный сноп.

(Вот так-то, дорогие сограждане, а вы всей страной только охаете и ахаете, и не знаете, как управиться с наглостью этих базарных паразитов и бездельников).

Услышав кипишь, из каптёрки выбежал старшина «Большой» и давай орать на всех. Арбалет не знал его, и не знал чего от него ожидать. Поэтому, на всякий случай, двушкой ударов усыпил и его. Тут уже кипишь поднялся основательный. Начали собираться зэки. Дневальный зашевелился, попытался встать, но Бондик, накрыв его голову одеялом и держа рукой, пригрозил: «Даже не рыпайся!» Вскоре, сбежались и легавые. (Одно интересное наблюдение: когда активисты бьют простых зэков, сотрудники где-то отдыхают, а как только зэки обидят Актив, сотрудники тут как тут. И как им это удаётся?)

Бондик и Арбалет уехали в КИЧу. В КИЧе стоял невыносимый холод, робы оказались вшивыми. Пришлось устраивать кипиши, голодовки, чтобы прожарили эти проклятые робы. Бондик раньше приехал в лагерь, и у него уже были знакомые и друзья. Вот они и грели. Загоняли в ШИЗО чай, сигареты, спирали, провода… Холода стояли зверские. Ночью в углу камеры вешали спираль, один провод в лампочку, другой на массу. Вот так и грелись. За ночь камера прогревалась.

Утром по подъёму заходили легавые. Первым делом заботливо так ощупывали стены (о здоровьи своих подопечных пеклись, конечно). Если стены были тёплыми – немедленно обыск. Шмон по полной. Чаще они не находили ничего, потому что, опытные зэки не теряли бдительности.

За время совместной отсидки, Бондик подробно рассказал Арбалету, что творится в зоне. Закона нет. Все отморозки живут, в основном, группами и землячествами, существование которых, почему-то приветствовалось администрацией (поддержка и заигрывание с землячествами и национальными диаспорами – верный путь к разрыву государства: это уже для безмозглых сановников наших). В зоне идёт постоянная борьба (она же мышиная возня) за тёплые места. Каждая группа, у которой хватало ума и настойчивости, распихивала своих людей на вакантные сытые должности: в столовую, нарядную, пекарку и т.д. Кормёжка в общей столовой, надо прямо сказать, была плохая. Те, кто себя уважал, туда не ходили. Кто как мог договаривались на взаимовыгодных условиях со старшиной столовой, брали продукты в сухом виде, платили деньги, чтобы кушать получше. Изворачивались, кто во что горазд. Кушать все любят. Когда мало продуктов и еды, аппетит всегда хороший. Пекарня также постоянно снабжала хлебом и булочками «блатной мир». Всё было взаимосвязано.

Тогда неплохо в зоне стояли Приморские, Магнитогорские, Иркутские, Златоустовские. Все прижились славно, только не Челябинские. Местные только начали прибывать в зону. Арбалет и Бондик долго беседовали на эти темы. Они договорились, что нужно вылезать наверх по-любому, и занять своё место под коротким лагерным солнцем. Постоянно находясь среди наркоманов, Арбалет потихоньку узнавал и постигал их психологию. Практика общения с такими людьми была весьма обширная, тем более, что в лагере наркотики были доступнее водопроводной воды. Администрация только забубённое пьянство не поощряла, наркотики ей были по барабану.

Зэки тянули их в зону разными способами: кто через вольных, кто через солдат охраны, или за разный высокохудожественный ширпотреб, такой, как кухонные наборы, шкатулки, ножи, ювелирные изделия. Можно было и в робе пронести хоть что: надо только правильно двигаться, чтобы не сдали, и знать, с кем имеешь дело. А ещё СДП на вышке следило за всем происходящим. Но на 5-м отряде, например, все зэки прямо в отряде резали красивейшие шкатулки (эх, и талантливый же народец у нас по зонам попрятан!). Но далеко не каждый мог пойти на вышку и продать эти шкатулки. Надо знать надёжных солдат. Вообще-то в зоне надо много что знать. Были и специальные люди: мастера на все руки. Когда через 15 суток Арбалет и Бондик вышли, их встретили челябинские земляки, которые уже имели в лагере некоторый вес и авторитет. Все были в курсе за избиение актива 4-го отряда Арбалетом, все обсуждали это и были… весьма довольны.

Они пошли в кочегарку, в баню, отмыться от накопившейся за 15 суток грязи. Там была и парилка. Встречали их человек 6-7: Азим-бригадир кочегарки, Пецик – её старшина, Латыш – учётчик, Бабай – бригадир в промке. У всех – должности, все при делах. После бани дали им новое бельё, специально приготовленное к выходу. А потом: торты, печенье, шоколад. Ребята постарались встретить их на должном уровне. Низкий поклон им за это. Посидели, поговорили, что да как. Арбалета знала уже вся зона. Слава постепенно обретала Арбалета, и он с удовлетворением примерял её ветхую, залатанную мантию. Вот так, потихоньку, молодые парни начали зарабатывать авторитет в том крохотном мире, где им суждено было быть.

Утром пошли в пром.зону. Так как почти всю ночь просидели за общением, то взялись не за работу, а легли спать в раздевалке под зэковскими фуфайками. Но поспать им долго не пришлось. Неизвестно, какая в тот день ядовитая муха укусила бригадира. Он забежал в раздевалку, давай орать и всячески оскорблять молодых злодеев. В их родном городе во время Великой отечественной войны делали танки, двигатели, снаряды, катюши и многое другое. Весь район, где жил Арбалет, всегда гордился этим. Их деды и прадеды внесли огромный вклад в победу над фашизмом, и молодое поколение уральцев тоже как-то подсознательно гордилось этим. А Бухой совершил непростительную для взрослого человека ошибку, не с той ноты начал, оскорбил уральскую гордость: «Вы все там, на ЧТЗ, броненосцы, у вас броня» – показывал он на свой лоб, – «в четыре пачки маргарина. Я вам его растоплю! Бегом работать!» – Это было уже крайней точкой. Одного удара Бондика хватило для того, чтобы Бухой потерял весь верхний ряд своих зубов. Он начал убегать, а Арбалет провожал его пинками под зад. Теперь он долго будет знать, что бывает за ущемлённую Тракторозаводскую гордость. Вот так, даже там, на Бакале, молодые земляки наши отстаивали честь своего трудового района.

Бухой рванул в опер.часть доносить и жаловаться на Арбалета и Бондика. Через 10 минут они уже опять сидели в КИЧе – 15 суток. А вся зона гудела, как встревоженный улей, обсуждая это событие. Иркутские земляки Бухого, хотели забить стрелку за своего человека, но потом передумали. Им тоже не особо нравился Бухой, хоть и был их земляком. Они подумали-подумали и решили: лучше дружить с Арбалетом, чем с Бухим.

После КИЧи у Арбалета состоялось знакомство с начальником отряда. Еремеев Евгений Ильич, в простонародье просто «Чапа», – легендарная личность. Когда он был начальником шахты, во время проведения в шахте какой-то сложной работы, ему на голову упала балка. И стал он с тех пор крайне неуравновешен, то есть психически болен. Чапа интенсивно лечился барбитурой, таблетками этого направления, был сильно зависим от барбитуратов, в общем, тот же наркоман. Сам по себе он был здоровым мужиком, любителем лыжного спорта. Всегда после приёма таблеток, будучи навеселе, с сарказмом смотрел на весь мир и на подвластных ему зэков. Постоянно их лупил, если не слушались, но не сильно, а так, больше для проформы, короче говоря, наркоман воспитывал наркоманов. Но как он обожал высокоумную шахматную игру! И только когда он проигрывал, хотя это происходило в редчайших случаях, сразу было видно, что с головой у него не всё в порядке. Все сотрудники, кого он приглашал разыграть партию, дружно ему проигрывали. Может, и вправду Чапа хорошо играл, а может быть, а может быть, сотрудники просто берегли его настроение и здоровье, да и своё заодно.

Однажды, Арбалет крепко повздорил с Фроном, начальником цеха. Тоже не последняя язва, хоть кому под шкуру залезет, вот и Арбалету залез. Из-за категорического отказа подметать полы в цехе, с Арбалета взяли бумагу – объяснительную. А это, как правило, гарантированные 15 суток.

Чапа придумал оригинальный выход, предложив Арбалету сыграть партию в шахматы, проще говоря, разыграть бумагу. «Если выиграешь, то не поедешь в КИЧу» – и снисходительно, кичась своим мастерством, дал Арбалету фору: убрал ладью. Но не знал бакальский гроссмейстер Чапа, что в детстве, когда у Арбалета мамы не было дома, и они оставались вдвоём с папой, они разыгрывали в шахматы буквально всё: уборку, поход в магазин, мытьё посуды и т.д. Много посуды пришлось перемыть юному Арбалету, пока папа полёживал на диване и книжечки да газетки спокойно почитывал. Но зато научился Арбалет неплохо двигать фигурами.

Итак, они сели за шахматный стол (Ну, примерно как Карпов и Каспаров). Началась битва двух шахматных гигантов, и Чапа… проиграл. Как раз пожертвованной ладьи и не хватило бакальскому чемпиону. Вот тут-то и смог Арбалет понаблюдать начинающийся приступ сумасшествия. Глаза Чапы мгновенно налились кровью, он стал явно неадекватен. «Не считается! Не считается! Давай новую» – не мог успокоиться Чапа после поставленного ему мата и напирал на Арбалета со сжатыми кулаками. «Пора ретироваться» – подумал Арбалет и выбежал из отряда.

Чапа был благородным человеком, и слово своё сдержал. Бумагу – объяснительную порвал, в КИЧу Арбалета не закрыли. Арбалета он уважал, на многое закрывал глаза, разрешил даже мешки боксёрские вешать по вечерам, когда все сотрудники уходили домой, а утром прятал их в своём кабинете. И вообще, как отец родной опекал Арбалета. Бывало даже в школу за ручку водил, передавая своего подшефного директору школы прямо в руки. (Явную промашку допускало государство в этом вопросе, обязывая недоучившихся зеков посещать школу: образованные бандиты всегда больше безграмотных стырят (в смысле, реквизируют), в том числе и у того же государства.

Директор школы Пан – кореец, бывший разведчик. По каким-то неизвестным тёмным политическим мотивам он был сослан в бакальскую дыру из вечно процветающей Москвы. Пан был ярым коммунистом. Арбалет знал его больное место и, когда хотел сорвать урок, заводил с Паном спор на эти темы. У Директора не хватало аргументов, чтобы убедить Арбалета в том, что «Коммунизм – это сила!» – это и не мудрено, так как здание коммунизма начинало в ту пору сильно потрескивать. И так как Пан был преданным делу партии коммунистом, то при одном только виде Арбалета ему становилось плохо. Но Пан не мог отказать начальнику отряда и прямо прекратить образовательный процесс его подопечного и шахматного соперника – Арбалета. Наконец, в тайне от Чапы, они договорились и быстро пришли к благоразумному консенсусу. Пан пообещал, что не будет ставить прогулы, лишь бы Арбалет не приходил в школу. А тому как раз это и было в долгожданную школярскую радость. Увидеться они договорились уже на экзаменах.

Чану боялись все: и оперативники, и режимники, и даже, поговаривали, начальник колонии старался поменьше с ним пересекаться. Именно Чапа был свидетелем у Арбалета на свадьбе, на регистрации его давних отношений. Очень беспокоился, переживал и радовался за своего подопечного. Познакомился и долго изучал будущую, можно сказать, супругу Арбалета. Наконец, дал своё согласие, подойдя ко всему этому с особой щепетильностью. Но пригрозил ей: «Только попробуй ему изменить, сам лично приеду в Челябу и ноги тебе вырву!» – как в воду глядел прозорливый Чапа (недаром всё-таки ему в шахте балка на голову упала)! Это потом и вышло. За 8 дней до конца срока «супруга» привезла Арбалету развод, изменив с его ранее освободившимся другом. (Посмейтесь и вы, обладающие спасительным чувством юмора читатели, над зеками, вступающими в брак за колючей проволокой).

Сначала, Арбалет расстроился, а потом понял, как ему повезло. Да это же сама судьба так о нём заботится, оберегая его свободу!

Потихоньку обживаясь и каждый день присматриваясь к окружающей действительности, Арбалет всё больше познавал психологию наркоманов. Все они разные.

Эфедринщики – дёрганые, постоянно на измене. Этот наркотик сильно влияет на чувственность, короче, женский кайф. Употребляя эфедрин, человек делает первый шаг к педерастии. Постепенно у них происходит стирание полов: ни женщин, ни мужчин. Просто тела и голая чувственность. Эти персонажи за эфедру готовы были на всё, а в зоне даже на гомосексуализм. Зэки прикалывались над одним типом, приехавшим с МПБ (Магнитогорской психической больницы), показывая ему бутылёк «Сулутана», из которого вываривают эфедру. Тот готов был на всё, только просил никому не рассказывать. Конечно, не все были такие, но все сильно, и заметно, деградировали.

Те, кто курил шмаль или план, также были со своими отклонениями. Все какие-то заторможенные и ограниченные. Некоторые говорят, что шмаль безобидна. Это – ложь. Под действием любого наркотика искажается реальность, в кайфе человек привыкает смотреть на мир иначе, через розовые очки. Потом реальная жизнь на трезвую голову уже не воспринимается.

Все барбитурщики, опиушники с разрушенной психикой и перевёрнутыми ценностями. По… на всё. Они думают только о кайфе, о своём теле. Необходимо расслабиться, а зачем – неизвестно. А потом расслабленное тело начинает болеть.

Никогда даже не пробуйте!

Один раз – и ваша и психика мгновенно перестраивается, вы смотрите уже в другом направлении, думаете только о теле. Дьявол изощрён в своих хитроумных изобретениях. А Дьявол и Бог обитают не где-то на небе, они живут внутри вас. Господь, по своей любви к человеку, наделил его свободой выбора, вот вы и выбираете каждую секунду: Чёрное или Белое. Кто-то даже не думает об этом, его просто используют. Кто-то сознательно выбирает Зло и сам питается от этого, разрушая свою жизнь и жизнь близких.

Арбалет не мог понять этих несчастных людей. А раз он не понимал их, то начал презирать.

Каждый день – спорт. Арбалет думал, что занимаясь и владея этим, он становится сильней и неуязвимей.

В зоне приходилось постоянно общаться и разговаривать с наркоманами. Любопытный и неутомимый исследователь жизни Арбалет не мог не задать им самый естественный вопрос: «Почему? Если вы понимали, что это плохо, почему не бросили, не отказались?» Зачумлённые на воле и немного очухавшиеся в условиях временной изоляции наркоманы объяснили: «Если ты не сопротивляешься тёмным явлениям жизни, то это встречное течение уносит тебя далеко назад, в животное состояние. Вроде видишь где-то впереди свет, но добраться до него у тебя просто уже нет сил. Ты в отчаяньи и просто беспомощно барахтаешься как утопающий в болоте… Вот только арест и зона временно останавливают этот кошмар. Дают временную передышку на осознание своих пороков, своей слабости, дают время всё проанализировать. Искать силы приходится не где-то на стороне, а только в себе. Тебя никто не спасёт, кроме самого себя. На воле все мысли, все силы направлены только на одно… А здесь начинаешь думать. Наркомана всё время томит какой-то внутренний раздрай, столкновение мира духовного с миром животным… Но сначала всё было хорошо. А потом начинаются всякие болезни, страдания. Постепенно ты опустошаешь себя и становишься рабом своего тела, просто телом. Доза растёт, а удовлетворения нет. И так каждый день, месяцы, годы… Ты корчишься от боли во мгле, и, ещё при жизни, попадаешь в ад.»

На бакальской зоне постоянный контингент составлял около 2000 человек. Кто-то уезжал, кто-то приезжал. Со всей страны ехали туда «отдохнуть» страдальцы, временно освобождённые от мертвящей хватки наркотического дурмана. Но об истоках и причинах этого бедствия мало кто задумывался. Арбалет всё-таки думал об этом явлении, но понять его не мог до тех пор, пока сам не прошёл через этот ад.

А пока он больше думал о другом – о своём месте под солнцем. Он не хотел быть исполнителем чьей-то воли. Он жаждал власти (И вот на этом-то пунктике люди тоже частенько крепко спотыкаются, глядя на других, подражая им).

Все империи создаются постепенно. Главное – постоянный прирост населения и непрерывное расширение территории влияния. Сначала приехал Димыч, земляк, с детства знали друг друга, их группировки дружили, порой вместе вступали в войну с остальным районом. Он, так же, как и Арбалет, приехал с малолетки. Димыч вообще был первым несовершеннолетним, получившим статью и срок за марихуану. Он ездил в Казахстан к знакомым и занимался контрабандой. Хотелось ему быстро разбогатеть. Не получилось: взяли. Малолетних лагерей для осуждённых по таким статьям не было. Его возили по всему Союзу до 18 лет, а потом препроводили на Бакал.

Всё своё детство он тоже провёл в спортивной школе по боксу и имел неплохие результаты. Но, эта разлагающая род человеческий, алчность – истинный Дьявол в позолоченных одеждах. Многие миллионы наивных туземцев сбивает она с истинного пути, пути служения Отечеству и народу, и толкает в объятия ненасытной и коварной Мамоны.

Арбалет был рад снова встретить Димыча. Он убедил, уговорил Чану (нач. отряда), чтобы тот на распределении забрал его на свой отряд. Чапа, увидев Димыча и его спортивное телосложение, остался доволен. Чапа сам был заядлым спортсменом, а сложилась жизнь так, что пришлось перевоспитывать наркоманов. Димыч был такой огромный, что еле-еле сумели найти ему подходящие шапку и сапоги.

Итак, их стало уже трое. Все «свои» пацаны собирались в кочегарке. Местоположение кочегарки было очень удобным: на краю зоны, возле вышки. Попасть туда никто «левый» никак не мог. Через эту вышку Пецик осуществлял всю контрабанду, перекиды и т.д. Вообще Пецик был изобретательным деятелем бакальского масштаба. Зная все тонкости системы отопления, наделал везде тайных задвижек и перекрытий. Администрация полностью зависела от его трудовой деятельности, так как не могла без него там разобраться. Даже если его, пьяного, закрывали в ШИЗО, то утром всегда выпускали, потому что кочегарка не топила. Он сидел в ШИЗО с выводом, то есть ночью ходил туда спать, а утром на работу – разгонять тепло по зоне и за зону, в роту, к солдатским казармам.

В кочегарке, где все собирались вечером, был маленький спортзал, баня с парилкой, хорошая комната отдыха для чаепитий. В общем, классное местечко: постоянно висели угольная пыль и газ, а вокруг печей бегали чёрные, как черти, кочегары.

Вскоре Димыч стал старшиной отряда. Выдвинувший его на эту должность Чапа никогда не пожалел об этом.

Потом приехал и Вихура. Набирающая влияние челябинская группировка сумела устроить его старшиной строившегося спортзала. Вихура спокойно ходил по всей зоне, создавая видимость бурной деятельности. Хороший понт – те же деньги.

Наконец привезли на Бакал и «Сокола» – это был вообще такой – своеобразный – тип. Они с Арбалетом сразу сдружились. Единомышленники по внутренней сути они были земляками, из одного славного города. Сокол был небольшого роста, на лице – экзема, из-за которой он не брился и постоянно ходил со щетиной, да он и весь был волосатый как чудовище: на левой руке татуировка – свастика. Не мог и дня прожить без спорта. Имел личный вес 110 кг, свободно садился на шпагат. Но самое главное то, что у него мамуля в городе была какой-то большой шишкой на каких-то пищевых складах. Администрация сразу принялась перед ним заискивать: поставили его старшиной в столовую. И он там отлично справлялся.