Текст книги "Том 2. Пламенный круг. Лазурные горы"

Автор книги: Федор Сологуб

 
Ты печально мерцала
Между ярких подруг,
И одна не вступала
В их пленительный круг.
 
 
Незаметная людям,
Ты открылась лишь мне,
И встречаться мы будем
В голубой тишине,
 
 
И молчание ночи
Навсегда полюбя,
Я бессонные очи
Устремлю на тебя.
 
 
Ты без слов мне расскажешь,
Чем и как ты живёшь,
И тоску мою свяжешь,
И печали сожжёшь.
 

 
Надо мною, как облако
Над вершиной горы,
Ты пройдёшь, словно облако
Над вершиной горы,
 
 
В многоцветном сиянии,
В обаяньи святом,
Ты промчишься в сиянии,
В обаяньи святом.
 
 
Стану долго, безрадостный,
За тобою глядеть, –
Утомлённый, безрадостный,
За тобою глядеть,
 
 
Тосковать и печалиться,
Безнадёжно грустить,
О далёком печалиться,
О бесследном грустить.
 

 
Вот минута прощальная
До последнего дня…
Для того ли, печальная,
Ты любила меня?
 
 
Для того ли украдкою,
При холодной луне,
Ты походкою шаткою
Приходила ко мне?
 
 
Для того ли скиталася
Ты повсюду за мной,
И ночей дожидалася
С их немой тишиной?
 
 
И опять, светлоокая,
Ты бледна и грустна,
Как луна одинокая,
Как больная луна.
 

 
Есть тропа неизбежная
На крутом берегу, –
Там волшебница нежная
Запыхалась в бегу,
 
 
Улыбается сладкая,
И бежит далеко.
Юность сладкая, краткая,
Только с нею легко.
 
 
Пробежит, – зарумянится,
Улыбаясь, лицо,
И кому-то достанется
Золотое кольцо…
 
 
Рокового, заклятого
Не хотеть бы кольца,
Отойти б от крылатого,
Огневого гонца.
 

 
Ночь настанет, и опять
Ты придёшь ко мне тайком,
Чтоб со мною помечтать
О нездешнем, о святом.
 
 
И опять я буду знать,
Что со мной ты, потому,
Что ты станешь колыхать
Предо мною свет и тьму.
 
 
Буду спать или не спать,
Буду помнить или нет, –
Станет радостно сиять
Для меня нездешний свет.
 

 
Поклонюсь тебе я платой многою, –
Я хочу забвенья да веселия, –
Ты поди некошною дорогою,
Ты нарви мне ересного зелия.
 
 
Белый саван брошен над болотами,
Мёртвый месяц поднят над дубравою, –
Ты пройди заклятыми воротами,
Ты приди ко мне с шальной пошавою.
 
 
Страшен навий след, но в нём забвение,
Горек омег твой, но в нём веселие,
Мёртвых уст отрадно дуновение, –
Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.
 

 
  Громадный живот,
Искажённое злобой лицо,
  Окровавленный рот,
А в носу – золотое кольцо.
 
 
  Уродлив и наг,
И вся кожа на теле черна, –
  Он – кудесник и враг,
И свирепость его голодна.
 
 
  На широком столбе
Он сидит, глядит на меня,
  И твердит о судьбе,
Золотое копьё наклоня.
 
 
  «Сразить не могу,–
Говорит, – не пришёл ещё срок.
  Я тебя стерегу,
Не уйдёшь от меня: я жесток.
 
 
  Копьё подыму,
Поражу тебя быстрым копьём,
  И добычу возьму
В мой костьми изукрашенный дом».
 

 
Где безбрежный океан,
Где одни лишь плещут волны,
Где не ходят чёлны, –
Там есть фея Кисиман.
 
 
На волнах она лежит,
Нежась и качаясь,
Плещет, блещет, говорит, –
С нею фея Атимаис.
 
 
Атимаис, Кисиман –
Две лазоревые феи.
Их ласкает океан.
Эти феи – ворожеи.
 
 
К берегам несёт волну,
Колыхаясь, забавляясь,
Ворожащая луну
Злая фея Атимаис.
 
 
Пенит гневный океан,
Кораблям ломая донья,
Злая фея Кисиман,
Ворожащая спросонья.
 
 
Злые феи – две сестры –
Притворяться не умеют.
Бойся в море злой поры,
Если обе чары деют.
 

 
Не трогай в темноте
Того, что незнакомо,–
Быть может, это – те,
Кому привольно дома.
 
 
Кто с ними был хоть раз,
Тот их не станет трогать.
Сверкнёт зелёный глаз,
Царапнет быстрый ноготь,–
 
 
Прокинется котом
Испуганная нежить.
А что она потом
Затеет? Мучить? нежить?
 
 
Куда ты ни пойдёшь,
Возникнут пусторосли.
Измаешься, заснёшь.
Но что же будет после?
 
 
Прозрачною щекой
Прильнёт к тебе сожитель.
Он серою тоской
Твою затмит обитель.
 
 
И будет жуткий страх,–
Так близко, так знакомо,
Стоять во всех углах
Тоскующего дома.
 

 
Злая ведьма чашу яда
Подаёт, – и шепчет мне:
«Есть великая отрада
В затаённом там огне.
 
 
Если ты боишься боли,
Чашу дивную разлей, –
Не боишься? так по воле
Пей её или не пей.
 
 
Будут боли, вопли, корчи,
Но не бойся, не умрёшь,
Не оставит даже порчи
Изнурительная дрожь.
 
 
Встанешь с пола худ и зелен
Под конец другого дня.
В путь пойдёшь, который велен
Духом скрытого огня.
 
 
Кое-что умрёт, конечно,
У тебя внутри, – так что ж?
Что имеешь, ты навечно
Всё равно не сбережёшь.
 
 
Но зато смертельным ядом
Весь пропитан, будешь ты
Поражать змеиным взглядом
Неразумные цветы.
 
 
Будешь мёртвыми устами
Ты метать потоки стрел,
И широкими путями
Умертвлять ничтожность дел».
 
 
Так, смеясь над чашей яда,
Злая ведьма шепчет мне,
Что бессмертная отрада
Есть в отравленном огне
 

 
В тихий вечер, на распутьи двух дорог
Я колдунью молодую подстерёг,
И во имя всех проклятых вражьих сил
У колдуньи талисмана я просил.
Предо мной она стояла, чуть жива,
И шептала чародейные слова,
И искала талисмана в тихой мгле,
И нашла багряный камень на земле,
И сказала: «Этот камень ты возьмёшь,–
С ним не бойся, – не захочешь, не умрёшь.
Этот камень всё на шее ты носи,
И другого талисмана не проси.
Не для счастья, иль удачи, иль венца, –
Только жить, всё жить ты будешь без конца.
Станет скучно, – ты верёвку оборвёшь,
Бросишь камень, станешь волен, и умрёшь».
 

 
Я подарю тебе рубин, –
В нём кровь горит в моём огне.
Когда останешься один,
Рубин напомнит обо мне.
 
 
В нём кристаллический огонь
И металлическая кровь, –
Он тихо ляжет на ладонь
И обо мне напомнит вновь.
 
 
Весь окровавленный кристалл
Горит неведомым огнём.
Я сам его зачаровал
Безмолвным, неподвижным сном.
 
 
Нe говорит он о любви,
И не любовь в его огне, –
В его пылающей крови
Ты вспомнишь, вспомнишь обо Мне.
 

 
Зелёный изумруд в твоём бездонном взоре,
    Что зеленело на просторе,
    Замкнулось в тесный круг.
 Мерцает взор зелёный, изумрудный, –
    Мне кажется, что феей чудной
    Прокинешься ты вдруг.
 
 
 Уже не дева ты, – Зелёная царица,
    И смех твой – звон ручья,
И взор зелёный твой – лукавая зарница,
      Но ты – опять моя.
 
 
 И как бы ты в траве ни затаилась,
    И чем бы ты ни притворилась,
      Сверкая и звеня, –
 Везде найду тебя, везде тебя открою,
    Зеленоглазая! Ты всё со мною,
      Ты вечно для меня.
 

 
Иду в лесу. Медлительно и странно
Вокруг меня колеблется листва.
Моя мечта, бесцельна и туманна,
   Едва слагается в слова.
И знаю я, что ей слова ненужны, –
   Она – дыхания нежней,
   Её вещания жемчужны,
   Улыбки розовы у ней.
      Она – краса лесная,
      И всё поёт в лесу,
   Хвалою радостной венчая
      Её красу.
 

 
«Зачем возрастаю? –
Снегурка спросила меня. –
Я знаю, что скоро растаю,
Лишь только увижу весёлую стаю,
Растаю, по камням звеня.
И ты позабудешь меня».
 
 
Снегурка, узнаешь ты скоро,
Что таять легко;
Растаешь, узнаешь, умрёшь без укора,
Уснёшь глубоко.
 

 
В чародейном, тёмном круге,
  всё простив, что было днём,
Дал Я знак Моей подруге
  тихо вспыхнувшим огнём.
 
 
И она пришла, как прежде,
  под покровом темноты.
Позабыл Я все вопросы,
  и спросил Я: «Кто же ты?»
 
 
И она с укором кротким
  посмотрела на Меня.
Лик её был странно бледен
  в свете тайного огня.
 
 
Вкруг неё витали чары
  нас обнявшего кольца, –
И внезапно стал Мне внятен
  очерк близкого лица.
 

 
Наивно верю временам,
Покорно предаюсь пространствам, –
Земным изменчивым убранствам
И беспредельным небесам.
 
 
Хочу конца, ищу начала,
Предвижу роковой предел, –
Противоречий я хотел,
Мечта владычицею стала.
 
 
В жемчуги, злато и виссон,
Прелестница безумно-злая,
Она рядит, не уставая,
Земной таинственный мой сон.
 

 
Ты не бойся, что темно.
Слушай, я тебе открою, –
Всё невинно, всё смешно,
Всё Божественной игрою
Рождено и суждено.
 
 
Для торжественной забавы
Я порою к вам схожу,
Собираю ваши травы,
И над ними ворожу,
И варю для вас отравы.
 
 
Мой напиток пей до дна.
В нём забвенье всех томлений;
Глубина его ясна,
Но великих утолений
Преисполнена она.
 
 
Вспомни, как тебя блаженно
Забавляли в жизни сны.
Всё иное – неизменно,
Нет спасенья, нет вины,
Всё легко и всё забвенно.
 

VII
Тихая долина

 
В весенний день мальчишка злой
Пронзил ножом кору берёзы, –
И капли сока, точно слёзы,
Текли прозрачною струёй.
 
 
Но созидающая сила
Ещё изникнуть не спешила
Из зеленеющих ветвей, –
Они, как прежде, колыхались,
И так же нежно улыбались
Привету солнечных лучей.
 

 
Я дорогой невинной и смелою
Прохожу, ничего не тая.
Что хочу, то могу, то и делаю, –
  Вот свобода моя.
 
 
Научитесь хотенью упорному,
Наберитесь ликующих сил,
Чтоб зовущий к пристанищу чёрному
  Вас косой не скосил, –
 
 
И поверьте великим вещаниям,
Что свобода не ведает зла,
Что она только ясным желаниям
  Силу жизни дала.
 

 
Надо мной голубая печаль,
И глядит она в страхе высоком
Полуночным таинственным оком
На земную туманную даль.
 
 
Бездыханно-холодные травы
Околдованы тихой луной,
И смущён я моей тишиной,
Но стези мои тайные правы.
 
 
Не об этом ли шепчут ручьи,
Что в моих неподвижных туманах
Беспорочно в томительных странах
Пронесу помышленья мои?
 

 
Есть соответствия во всём, –
Не тщетно простираем руки:
В ответ на счастье и на муки
И смех и слёзы мы найдем,
 
 
И если жаждем утешенья,
Бежим далёко от людей.
Среди лесов, среди полей
Покой, безмыслие, забвенье.
 
 
Ветвями ветер шелестит,
Трава травою так и пахнет.
Никто в изгнании не чахнет,
Не презирает и не мстит.
 
 
Так, доверяяся природе,
Наперекор судьбе, во всём
Мы соответствия найдём
Своей душе, своей свободе.
 

 
  Час ночной отраден
Для бесстрашного душой.
Воздух нежен и прохладен,
  Тёмен мрак ночной.
 
 
  Только звёзд узоры,
Да вдали кой-где огни
Различают смутно взоры.
  Грусть моя, усни!
 
 
  Вся обычность скрыта,
Тьмою скрыты все черты.
Ночь – безмолвная защита
  Мне от суеты.
 
 
  Кто-то близко ходит,
Кто-то нежно стережёт,
Чутких глаз с меня не сводит,
  Но не подойдёт.
 

 
Чернеет лес по берегам.
Один сижу я в челноке,
И к неизвестным берегам
Я устремляюсь по реке.
 
 
На небе ясная луна,
А на реке туман встаёт.
Сияет ясная луна,
И кто-то за лесом поёт.
 
 
О, ночь, единственная ночь!
Успокоительная сень!
Как пережить мне эту ночь?
К чему мне свет? К чему мне день?
 

 
Затаился в траве и лежу, –
И усталость мою позабыл, –
У меня ль недостаточно сил?
Я глубоко и долго гляжу.
 
 
Солнцем на небе сердце горит,
И расширилась небом душа,
И мечта моя ветром летит,
В запредельные страны спеша.
 
 
И на небе моём облака
То растают, то катятся вновь.
Позабыл, где нога, где рука,
Только в жилах торопится кровь.
 

 
Ты ко мне приходила не раз
То в вечерний, то в утренний час,
И всегда утешала меня.
Ты мою отгоняла печаль,
И вела меня в ясную даль,
Тишиной и мечтой осеня.
 
 
И мы шли по широким полям,
И цветы улыбалися нам,
И, смеясь, лепетала волна,
Что вокруг нас – потерянный рай,
Что я светлый и радостный май,
И что ты – молодая весна.
 

 
Камыш качается,
И шелестит,
И улыбается,
И говорит
Молвой незвонкою,
Глухой, сухой,
С дрёмою тонкою
В полдневный зной.
 
 
Едва колышется
В реке волна,
И сладко дышится,
И тишина,
И кто-то радостный
Несёт мне весть,
Что подвиг сладостный
И светлый есть.
 
 
На небе чистая
Моя звезда
Зажглась лучистая,
Горит всегда,
И сны чудесные
На той звезде,–
И сны небесные
Со мной везде.
 

 
Ты ничего не говорила, –
Но уж и то мне был укор.
К смиренным травам ты склонила
Твоё лицо и кроткий взор,
 
 
И от меня ушла неспешно,
Вдыхая слабый запах трав.
Твоя печаль была безгрешна,
И тихий путь твой не лукав.
 

 
  Своеволием рока
Мы на разных путях бытия,–
  Я – печальное око,
Ты – весёлая резвость ручья;
 
 
  Я – томление злое,
Ты – прохладная влага в полях,
  Мы воистину двое,
Мы на разных, далеких путях.
 
 
  Но в безмолвии ночи,
К единению думы склоня,
  Ты закрой свои очи,
Позабудь наваждения дня,–
 
 
  И в блаженном молчаньи
Ты постигнешь закон бытия,–
  Всё едино в созданьи,
Где сознанью возникнуть, там Я.
 

 
Опять заря смеяться стала,
Про ночь забыли небеса,
И переливно задрожала
На свежей зелени роса.
 
 
Ты гордый стыд преодолела,
Ты победила сонм тревог,
И пышных платьев не надела,
И не обула нежных ног.
 
 
Конец исканиям мятежным.
Один лишь путь, смиренный – прав.
К твоим ногам, в лобзаньи нежном,
Приникли стебли тихих трав.
 
 
И свежесть утренней прохлады
Тебя лаская обняла.
Цветы душисты, птицы рады,
Душа свободна и смела.
 

 
Ты не заснула до утра,
  Грустя, благоухая,
О, непорочная сестра
  Смеющегося мая!
 
 
Среди полей внимала ты
  Полночному молчанью,
Полёту радостной мечты,
  И звёздному сиянью.
 
 
И ночь, склонившись над тобой,
  Сквозь ясные светила
Благословляющей росой
  Окрест тебя кропила.
 

 
Вдали от скованных дорог,
  В сиянии заката,
Прикосновеньем нежным ног
  Трава едва примята.
 
 
Прохлада веет от реки
  На знойные ланиты, –
И обе стройные руки
  Бестрепетно открыты.
 
 
И разве есть в полях цветы,
  И на небе сиянье?
Улыбки, шёпот, и мечты,
  И тихое лобзанье.
 

 
Прозрачный сок смолистый,
Застывший на коре.
Пронизан воздух мглистый
Мечтаньем о заре.
 
 
Скамейка у забора,
Далёкий плеск реки.
Расстаться надо скоро…
Пожатие руки…
 
 
Ты скрылась в тень густую
В замолкнувшем саду.
Гляжу во мглу ночную,
Один в полях иду.
 
 
Застенчивой весною,
Стыдяся белых ног,
Не ходишь ты со мною
Просторами дорог.
 
 
Но только ноги тронет
Едва-едва загар,
Твой легкий стыд утонет
В дыханьи вешних чар,
 
 
И в поле ты, босая, –
В платочке голова, –
Пойдёшь, цветкам бросая
Весёлые слова.
 

 
Любовью лёгкою играя,
Мы обрели блаженный край.
Вкусили мы веселье рая,
Сладчайшего, чем Божий рай.
 
 
Лаская тоненькие руки
И ноги милые твои,
Я изнывал от сладкой муки,
Какой не знали соловьи.
 
 
С тобою на лугу несмятом
Целуяся в тени берёз,
Я упивался ароматом,
Благоуханней алых роз.
 
 
Резвей весёлого ребенка,
С невинной нежностью очей,
Ты лепетала звонко, звонко,
Как не лепечет и ручей.
 
 
Любовью лёгкою играя,
Вошли мы только в первый рай:
То не вино текло играя,
То пена била через край,
 
 
И два глубокие бокала
Из тонко-звонкого стекла
Ты к светлой чаше подставляла
И пену сладкую лила,
 
 
Лила, лила, лила, качала
Два тельно-алые стекла.
Белей лилей, алее лала
Бела была ты и ала.
 
 
И в звонах ласково-кристальных
Отраву сладкую тая,
Была милее дев лобзальных
Ты, смерть отрадная моя!
 

 
Близ одинокой избушки
Молча глядим в небеса.
Глупые стонут лягушки,
Мочит нам платье роса.
 
 
Все отсырели дороги, –
Ты не боишься ничуть,
И загорелые ноги
Так и не хочешь обуть.
 
 
Сердце торопится биться, –
Твой ожидающий взгляд
Рад бы ко мне обратиться, –
Я ожиданию рад.
 

 
Прохладная забава, –
Скамейка челнока,
Зелёная дубрава,
Весёлая река.
 
 
В простой наряд одета,
Сидишь ты у руля,
Ликующее лето
Улыбкою хваля.
 
 
Я тихо подымаю
Два лёгкие весла.
Твои мечты я знаю, –
Душа твоя светла.
 
 
Ты слышишь в лепетаньи
Прозрачных, тихих струй
Безгрешное мечтанье,
Невинный поцелуй.
 

 
  Тропинка вьётся,
  Река близка,
И чья-то песня раздаётся
  Издалека.
 
 
  Из-за тумана
  Струясь, горя,
Восходит медленно и рано
  Моя заря.
 
 
  И над рекою
  Проходишь ты.
Цветут над мутной глубиною
  Твои мечты.
 
 
  И нет печали,
  И злых тревог, –
Росинки смехом задрожали
  У милых ног.
 

 
  Я печален, я грешен, –
Только ты не отвергни меня.
Я твоей красотою утешен
В озареньи ночного огня.
 
 
  Не украшены стены,
Жёлтым воском мой пол не натёрт,
Я твоей не боюся измены,
Я великою верою твёрд.
 
 
  И на шаткой скамейке
Ты, босая, сидела со мной,
И в тебе, роковой чародейке,
Зажигался пленительный зной.
 
 
  Есть у бедности сила, –
И печалью измученный взор
Зажигает святые светила,
Озаряет великий простор.
 

VIII
Единая воля

 
О, жалобы на множество лучей,
И на неслитность их!
И не искать бы мне во тьме ключей
От кладезей моих!
Ключи нашёл я, и вошёл в чертог,
И слил я все лучи.
Во мне лучи. Я – весь. Я – только Бог.
Слова мои – мечи.
Я только Бог. Но я и мал, и слаб.
Причины создал я.
В путях моих причин я вечный раб,
И пленник бытия.
 

 
Иду в смятеньи чрезвычайном,
И, созерцая даль мою,
Я в неожиданном, в случайном
Свои порывы узнаю.
 
 
Я снова слит с моей природой,
Хотя доселе не решил,
Стремлюсь ли я своей свободой,
Или игрой мне чуждых сил.
 
 
Но что за гранью жизни краткой
Меня ни встретит, – жизнь моя
Горит одной молитвой сладкой,
Одним дыханьем бытия.
 

 
Околдовал я всю природу,
И оковал я каждый миг.
Какую страшную свободу
Я, чародействуя, постиг!
 
 
И развернулась без предела
Моя предвечная вина,
И далеко простёрлось тело,
И так разверзлась глубина!
 
 
Воззвав к первоначальной силе,
Я бросил вызов небесам,
Но мне светила возвестили,
Что я природу создал сам.
 

 
День сгорал, недужно бледный
  И безумно чуждый мне.
Я томился и метался
  В безнадёжной тишине.
 
 
Я не знал иного счастья, –
  Стать недвижным, лечь в гробу.
За метанья жизни пленной
  Клял я злобную судьбу.
 
 
Жизнь меня дразнила тупо,
  Возвещая тайну зла:
Вся она, в гореньи трупа,
  Мной замышлена была.
 
 
Это я из бездны мрачной
  Вихри знойные воззвал,
И себя цепями жизни
  Для чего-то оковал.
 
 
И среди немых раздолий,
  Где царил седой Хаос,
Это Я своею волей
  Жизнь к сознанию вознёс.
 

 
В долгих муках разлученья
Отвергаешь ты меня,
Забываешь час творенья,
Злою карою забвенья
День мечтательный казня.
 
 
Что же, злое, злое чадо,
Ты ко мне не подойдёшь?
Или жизни ты не радо?
Или множества не надо,
И отдельность – только ложь?
 
 
Не для прихоти мгновенной
Я извёл тебя из тьмы,
Чтобы в день, теперь забвенный,
Но когда-то столь блаженный,
Насладились жизнью мы.
 
 
В беспредельности стремленья
Воплотить мои мечты,
Не ушёл я от творенья,
Поднял бремя воплощенья,
Стал таким же, как и ты.
 

 
Опьянение печали, озаренье тихих, тусклых свеч, –
Мы не ждали, не гадали, не искали на земле и в небе встреч.
 
 
Обагряя землю кровью, мы любовью возрастили те цветы,
Где сверкало, угрожая, злое жало безнадёжной красоты.
 
 
И в пустынях терпеливых нами созданной земли
В напряжении мечтанья и желанья вдруг друг друга мы нашли,
 
 
Для печали и для боли, для безумия, для гроз…
Торжество безмерной Воли, это Я тебя вознёс.
 

 
На гибельной дороге
Последним злом греша,
В томительной тревоге
Горит Моя душа.
 
 
Святое озаренье
Унылых этих мест,
Сияло утешенье,
Яснейшая из звёзд.
 
 
Но, чары расторгая
Кругом обставших сил,
Тебя, надежда рая,
Я дерзко погасил.
 
 
И вот – подъемлю стоны,
Но подвиг Мой свершу:
Бессмертные законы
Бесстрастно напишу.
 
 
Творенья не покину,
Но, всё ко Мне склоня,
Дам заповедь едину:
Люби, люби Меня.
 
 
Венчан венцом терновым,
Несметные пути
Воздвигну словом новым,
Но всё – ко Мне идти.
 
 
Настал конец утехам,
Страдать и Мне пора,–
Гремят безумным смехом
Долина и гора.
 
 
Но заповедь едину
Бесстрастно Я простёр
На темную долину,
На выси гордых гор.
 

 
Он не знает, но хочет, –
Оттого возрастает, цветёт,
Ароматные сладости точит,
И покорно умрёт.
Он не знает, но хочет.
 
 
Непреклонная воля
Родилася во тьме.
Только выбрана доля –
Та иль эта – в уме,
Но темна непреклонная воля.
 
 
Умереть или жить,
Расцвести ль, зазвенеть ли,
Завязать ли жемчужную нить,
Разорвать ли лазурные петли,
Всё равно – умереть или жить.
 

 
Мой ландыш белый вянет,
Но его смерть не больная.
Его ничто не обманет,
Потому что он хочет не зная,
 
 
И чего хочет, то будет,
Чего не будет, не надо.
Ничто его не принудит,
И увяданье ему отрада.
 
 
Единая Воля повсюду,
И к чему мои размышленья?
Надо поверить чуду
Единого в мире хотенья.
 

 
В последнем свете злого дня,
В паденьи сил, в затменьи Бога,
Перед тобой Моя дорога.
Приди ко Мне, люби Меня.
 
 
В мирах всё призрачно и тленно,
Но вот Я заповедь даю,
Она вовеки неизменна:
Люби Меня и жизнь Мою.
 
 
Я – всё во всём, и нет Иного.
Во Мне родник живого дня.
Во тьме томления земного
Я – верный путь. Люби Меня.
 

 
То не слёзы, – только росы, только дождь,
Нe раздумье, – только тени тёмных рощ,
И не радость, – только блещет яркий змей, –
Всё же плакать и смеяться ты умей!
Плоть и в свете неподвижна и темна,
Над огнями бездыханна, холодна.
В тёмном мире неживого бытия
Жизнь живая, солнце мира – только Я.
 

IX
Последнее утешение

 
Маленькие кусочки счастья, не взял ли я вас от жизни?
 
 
Дивные и мудрые книги,
таинственные очарования музыки,
умилительные молитвы,
невинные, милые детские лица,
сладостные благоухания,
и звёзды, – недоступные, ясные звёзды!
 
 
О, фрагменты счастья, не взял ли я вас от жизни!
 
 
Что же ты плачешь, мое сердце, что же ты ропщешь?
 
 
Ты жалуешься:
«Кратким,
и более горьким, чем сладким,
обманом промчалась жизнь,
и её нет».
 
 
Успокойся, сердце мое, замолчи.
Твои биения меня утомили.
И уже воля моя отходит от меня.
 

 
Белый мой цветок, таинственно-прекрасный,
Из моей земли, из чёрной ты возник,
На меня глядишь ты, нежный и безгласный,
И понятен мне безмолвный твой язык.
 
 
Ты возник из тьмы, моей мечте навстречу,
Ты зовёшь туда, откуда вышел ты, –
Я твоим вещаньям не противоречу,
К твоему дыханью наклонив мечты.