Текст книги "После России"
Автор книги: Фёдор Крашенинников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Он достал свою походную записную книжку, куда по старой привычке, записывал всякие приходящие в голову мысли и просто рисовал чёртиков, когда приходилось скучать на бесконечных заседаниях.
Что-то вроде он записал и тогда, со слов этого эксцентричного филолога. Просто, чтоб показать ему заинтересованность. Действенный метод, всегда работает! Ага, вот… Слава богу, записал самое важное… Значит так, районы распространения: Башкирия, часть Удмуртии, Пермский край, Свердловская область. Забытые названия… Челябинская область, Оренбуржье… Неважно. В чём там суть-то? Так, ага… «Наличие долгих гласных». Таак… «Редукция начальных гласных»… Отлично! И что-то про падежи ещё… Ага, вот «деградация падежной системы. Замена родительного падежа в управлении именительным, по существу нулевым падежом». Мудрёно, и для целого отдельного языка маловато. «Возможные источники влияния – восточные финно-угорские языки для которых характерно сочетание гласных типа: "уа", "уы" и т.д. (при отсутствии настоящих дифтонгов), самостоятельно развитие языка (2 случай)». Какой, интересно, случай? Ладно, разберёмся…
План учреждения нового языка вдруг привиделся ему во всей грандиозности, красе и выгодности. Надо будет поработать с диалектами, кодифицировать все эти «чё» и прочие «робить», ну всякие там окончания колхозанские… писать как слышится. Если писать фонетическими знаками, то получится почти белорусский! Кстати, создать Институт уральского языка… Гранты стопудово дадут под такое! Оканье как-то выделить… Или аканье? Да какая разница… присыпать это бажовской экзотикой и хантами-мансями… ну там татарского капнуть… украинского малость! Там большие наработки… В конце концов, в своё время евреи выучили иврит, так что можно заставить, если с детства учить. Взять украинский к примеру… Времени нет, но зато техника уже какая! Перевести на уральский коммуникации – и всё, выучат тихонечко! И писать латынью, вот! Это первым пунктом! Михаил Сергеевич нервно забегал по кабинету, потом снова сел в кресло и, открыв новый документ, включил клавиатуру и, по-старинке, тыкая пальцами на клавиши, напечатал заголовок: «К вопросу об уральском языке». Потом подумал и набил ниже «K vooprosu op uralskom jazyke». «Или jezyke?», – подумал он. Полюбовавшись графическим видом нового языка, он снова забегал пальцами по клавиатуре: Institut Uralskovo Jezyka imni Pavla P. Baszova. Чёрт побери, какая гениальная идея! А выглядит вполне самобытно, не хуже чешского или польского! Ну продумать, как писать шипящие – сочетаниями или всякие чёрточки на буквах рисовать. Разберёмся. Теперь главное, чтоб быстрее закончилась вся эта хрень с Пироговым. После такой бучи уральская самобытность будет на вес золота… если будет.
Он вздохнул и вновь принялся упражняться в употреблении изобретённого языка, написав самые важные для него слова: Akademih Uralskoj Okodemei Nauh Mihail S. Szabreev. Определённо, это имя будет вписано в новейшую историю Урала! «Вот такая у меня будет теория с практикой!», – победоносно заключил он и решил отправиться спать, рассудив, что утро вечера мудренее.
…Утром, очнувшись от сумбурного сна и прополоскав рот, Михаил Сергеевич соединился с Водянкиным и в нескольких фразах описал ему свой проект. К удивлению Михаила Сергеевича, которому самому его ночные идеи уже казались началом шизофренией, Водянкин внимательно выслушал его, а потом перезвонил и даже задал множество вопросов. «Знаете, этим надо заниматься срочно! Писать прокламации у нас есть кому, а вот эту тонкую работу можно поручить только вам. Значит, подумайте, сколько вам нужно людей, каких. Я подумаю, где будете работать.»
15. Отходы «Политзавода»
Осмысление всего произошедшего в последние дни наступило для Михайлова случайно и навалилось как-то разом. Случилось это после мучительного и тяжёлого допроса нескольких офицеров генштаба и полиции. Все вели себя по разному – кто-то матерился и призывал на голову «изменников» кары и проклятья, кто-то просто молчал, кто-то пытался превратить всё в шутку, возможно, не понимая, какими серьёзными для их будущей судьбы имеют эти тягучие моменты допросов.
Самым умным оказался бывший начальник полиции Челябинска Шевкунов. Уже допрошенный челябинским управлением КОКУРа, он сразу повёл двойную игру – с одной стороны, демонстрировал готовность к сотрудничеству, с другой стороны – ничего конкретно не говорил. Было очевидно, что он просто тянет время, ожидая развития событий. «Дурак какой!», – Михайлов был измотан и потому совершенно потерял интерес к психологическим играм с задержанными – «Может, прямо в лоб ему сказать, что про их говенный Русский Уральский Союз Офицеров всё мы знаем? Сказать, мол, если всё будет плохо… Ну для нас, в смысле, по-любому, не доживёт он до Пирогова. Тут же все продумано до деталей – один сигнал и все заключённые через секунду потравят газом как щенков».
Михайлов уже собрался ему это сказать, но потом решил отдохнуть и оборвав вялый разговор на середине, велел отвести Шевкунова в камеру. Почему-то вспомнился тот глупый студентик, который пытался устроить теракт в «Порто-Франко» и мерзкий осадок, оставшийся от разговора, снова всплыл.
Для разгрузки мозга Михайлов обычно ездил в казино. Жихов был осведомлён об этой привычке своего зама, но не сильно за неё ругал – знал, что Василий играет без фанатизма. Впрочем, это был неплохой компромат на всякий случай, оба это понимали и Михайлов даже внутренне радовался тому, что точно знает, что ему могут предъявить в случае чего. Обычно он играл в круглосуточном «Казино Руайяль». Это было проверенное место в стиле одного из старых фильмов про Бонда, с подслушивающей аппаратурой и множеством укромных мест для деликатных разговоров. Между прочим, и доход от него шел в секретный фонд КОКУР, о чём мало кто знал.
Василий сел за покерный стол и кивнул крупье. Потом вызвал официанта и, закурив, вскрыл карты…
Играл он «на автомате», почти всё время проигрывал, но сама игра его не занимала. Он продолжал прокручивать в голове комбинации, распутыванием которых он занимался по работе. И вот, после того как тарелки из-под закусок унесли, а очередная раздача принесла убогую пару шестёрок, он вдруг увидел себя со стороны.
«Как я вообще до всего этого докатился-то? В чине подполковника, ещё и госбезопасности! Еще и какой-то Уральской республики! Сижу в казино. Целыми днями мучаю нормальных русских мужиков, допрашиваю их и спокойно размышляю, что их всех, между прочим, разом могут кончить. Потравить газом только потому, что они хотели жить в великой России а не в придурочной Уральской республике? А ведь когда-то действительно сам был русским националистом! И вот тебе на… И всё-таки, как же так? Почему?».
Михайлов встал из-за стола и, автоматически собрав в кулак немногие оставшиеся фишки, неспешной походкой отправился к лифту. «Ну да, всё ведь было так чисто и невинно. Я её любил, а она меня нет. Я любил Россию, а ей не до меня было… Я хотел ей служить, а она предпочитала мерзких толстожопых мужиков с заспанными свиными рожами. Таких же, как Юркевич, Полухин и прочие нынешние вожди…», – в зеркальной стене лифта он видел себя: слегка расплывшегося тридцатилетнего мужчину в хорошем костюме и не очень свежей рубашке. В его мозгу неспешно поплыли воспоминания о последних годах перед Кризисом, долгое время хранившиеся под спудом.
Был он тогда, значит, политически-активным студентом. Писал статьи, ходил на какие-то потешные дебаты-политклубы. Хотелось ему Родине служить. Ну и как раз подоспел расцвет «Единой России», которая вдруг объявила, что будет привлекать к партийной работе энергичную молодёжь. «Как-то эта бодяга вся называлась ещё глупо… Политфирма? Политзаказ? Политзавод, точно!», – Михайлов вышел из лифта на верхнем этаже небоскреба и, сделав успокоительный жест встрепенувшемуся официанту, сел за столик рядом с панорамным, во всю стену, окном.
…С пресловутого «Политзавода» всё, пожалуй, и началось. Изучив рекламную листовку, Михайлов пришёл в офис «Единой России». Хоть сама партия ему и не нравилась, но тогда он решил, что надо использовать все возможности для служения своей стране.
Сначала Васю немного помусолили в коридоре, а потом выдали стопку бумажек. Дальше всё закрутилось. Несколько недель Михайлов и ещё несколько десятков парней и девчонок, в основном студентов и молодых офисных работников, ходили на всякие семинары и дискуссионные клубы. Один раз их даже вывели на улицу, да… «Антипикет», стыдно вспомнить! Было чрезвычайно весело, и вопреки своему скепсису и непроходящему недоумению относительно бессодержательности обсуждаемых тем и лубочному убожеству проигрываемых в «деловых играх» ситуациях, в какой-то момент ему показалось, что у него есть шанс. Большой шанс попасть во власть и попытаться что-то сделать для России. У него возникло чувство причастности к происходящему в стране, несколько недель он ощущал себя в одном строю со всеми этими ребятами из телевизора, с утра до вечера спасавшими Россию от «оранжевой революции» и созидавших «энергетическую империю». Да, вот так вот пафосно мыслил Вася Михайлов в те далекие годы. «Политзавод», как уже говорилось, затевался с целью выискать талантливую молодёжь. А самым талантливым предполагалось выделить проходные места в партийных списках. Меж тем, скоро в области как раз должны были состояться выборы Думы и участникам «Политзавода» ещё раз клятвенно пообещали, что самые лучшие из них действительно получат места в партийном списке «единороссов» и станут депутатами. Это был солидный куш, поэтому Михайлов твёрдо решил стать лучшим. И ему это почти удалось: его хвалили все – и заезжие московские политологи, пугавшие молодёжь каким-то беглым олигархом и разоблачавших происки другого, сидевшего в тюрьме (Михайлов уже не мог вспомнить, кто там был беглым, а кто сидел – за прошедшие годы все эти фамилии перестали что-либо значить. Вроде, совершенно точно это были какие-то еврейские фамилии, толи на -ич, толи на -ский, толи на -ман), и местные кураторы, которые несли уж совсем невозможную чушь. Но он терпеливо конспектировал, осваивал нехитрый тогдашний дискурс, все эти «национальные проекты», «суверенные демократии» и легендарную «вертикаль власти». Сейчас, по прошествии многих лет, Михайлов уже не мог вспомнить, какое содержание вкладывалось в эти громкие словеса. Но тогда он был, конечно, на коне, все эти проекты знал наизусть, да ещё и с цитатами! На этом месте воспоминаний подполковнику Михайлову стало стыдно и он, несколькими отточенными знаками отправил официанта за коньяком.
…С местными кураторами, короче говоря, у Михайлова вообще был полный шоколад. Постоянно курировала всю эту политзаводчину руководительница региональной организации «Молодой гвардии», дамочка лет сорока с пышной гривой каштановых волос и расплывшейся фигурой, впрочем, со следами былой роскоши. Она была из последнего комсомольского актива, как кто-то цинично заметил – «успела побухать напоследок в комсомольских саунах». Говорили, что именно комсомольско-интимные отношения с кем-то из руководителей областной «Единой России» привели её на командные высоты. Она как-то сразу выделила Михайлова, а под конец проекта и прямо начала его опекать. Неприятным моментом стал визит к ним какого-то московского телеведущего с птичьей фамилией («Грачев? Дятлов? Воробьев?», – память ослабела, наверное из-за перенапряжения последних дней). Тот вёл себя совершенным барином, откровенно и цинично заигрывал с девушками, и сквозь зубы, разговаривая с парнями. Ничего умного или нового он не поведал, просто пересказал с нескрываемой скукой бродячие штампы телепропаганды, им же озвучиваемые в своих «аналитических» программах. Видно было, что и сама телезвезда не особо во всё это верует: он быстро проговаривал нужные лозунги, потом начал откровенно кокетничать с присутствующими дамами, и, отмахиваясь от умных вопросов, развлекал хихикающих девиц байками из московской гламурной жизни. Василий тогда был шокирован этой прямо-таки баснословной московской спесью и колоссальной пустотой одного из виднейших рупоров режима.
Тем не менее, Василий был практически убежден, что одним из победителей будет именно он. Но матушка-Россия уже приготовила наивному юноше щедрый ушат ледяной воды. На итоговое мероприятие, которое проходило в каком-то крутом ночном клубе, посещать который просто так Василий никак не мог себе позволить в силу финансовой несостоятельности, Михайлов явился в отличном расположении духа, в своем лучшем костюме.
Тут в очередной раз подал признаки жизни коммуникатор. По запасному каналу в очередной раз названивала Ирка…Ирина была его многолетней любовницей. Познакомились они на одном глупом банкете и там же, в шикарном туалете ресторана «У Лорана», всё и случилось. Муж её был дельцом, близким к казахам, постоянно мотался без неё в Астану и Алматы, так что периодически они встречались и встречи эти приятно оттеняли редкие радости семейного секса.
– Вася, привет! Что не отвечаешь? – плаксиво спросила Ирина и тут же перешла к делу: – Васенька, ты же у меня умный, ты же всё знаешь… Скажи мне, чем тут всё кончится?! Муж мечется, и оставаться страшно, но и ехать боится, типа, страшно тут всё бросить… Что будет-то? А?
Михайлов поморщился. Ирка была хваткой женщиной, в модельной молодости явно слегка проститутничала, что, в некоторых аспектах, даже было своего рода достоинством. Но вот в данный момент её практичность раздражала. Сейчас бы тупо потрахаться, без разговоров и соплей, как она это умела иногда. Наверное, затем ей и нужен был любовник, чтоб хоть с ним быть в своём агрегатном состоянии – похотливой и развратной сучкой, без тормозов и сантиментов. И она ему тоже нужна была такой. Но уж никак не хлопочущей о мужниных капиталах жёнушкой. Тем не менее, жизнь кончается не завтра, дай бог, всё наладиться, успокоится, муж её отвалит в свой сраный Казахстан, и тогда…
– Ирусь, да всё нормально будет… Я тут весь в делах, шпионов ловим…
– Так ты думаешь, не прорвутся? А? Точно? – Ирина была сверхсерьёзной и проигнорировала шутливый тон любовника.
– Нет, не должны… Может, выкроишь часик? А? – с глупой надеждой спросил Василий и сам показался себе дураком.
– Котик, ну ты что? Муж же тут… Давай как всё кончится? Ну честно, как только – так вот сразу! – пообещала она и любовники распрощались.
Михайлов отхлебнул из принесённого бокала изрядный глоток коньяка и, вздохнув, снова вернулся к табуированным воспоминаниям, краем сознания удивившись, что столько лет не вспоминал историю своего падения…Итоговое шоу «Политзавода» вёл приехавший из Москвы моложавый дядька, оказавшийся одним из лидеров путинской молодёжи. Название организации, в которой этот пупсообразный дядечка числился вождём стерлось в памяти, как и многое другое. Что-то звонкое и пафосное, как тогда любили – толи «Наша Гвардия», толи «Молодая Россия». Местное партийное начальство вечеринку почему-то проигнорировало, хотя в вип-ложе кто-то явно сидел. После долгой прелюдии и повторения всех идеологических заклинаний московский гость зачитал список победителей, безбожно коверкая фамилии.
Сказать, что Михайлов был шокирован – значит не сказать ничего. Выяснилось, что по итогам всего «Политзавода» тремя лучшими оказались самые никчемные и незаметные участники: какой-то тусклый клерк, длинноногая дурында, обладавшая прыщавой мордочкой и собственным кабриолетом «Порше», а также тихий блондин, которого никто из активистов вообще не мог вспомнить по семинарам и диспутам. Василий впал в ступор и не заметил, как к нему подошла та самая постаревшая комсомолка (он вдруг вспомнил её имя – Ангелина!) и, виновата взяв его за руку, увела в тихий закуток.
Он посмотрел на неё и, пытаясь изобразить ироническое спокойствие, выдавил из себя мучавший его вопрос: «Почему они?».
Ангелина молча разлила по стаканам виски (с тех пор Михайлов не пил виски больше никогда), закурила тонкую сигаретку и устало посмотрев на него, заговорила.
– Я тебе скажу, почему. Все гораздо проще и печальнее. Клерк – он работает в офисе Маврина (это был один из региональных олигархов, щедро финансировавших «партию власти»). Девка – дочка Гузеева (это был начальник ОБЭПа). Окончила юридический, сейчас числится аспирантом…
– А этот красавчик? – упавшим голосом спросил Василий.
– А он…, – Ангелина отпила большой глоток из стакана и, смешно оглянувшись, нагнулась через стол и прошептала, – он любовник Андрея Петровича…
Это был полный шок. Василий тупо уставился на обширные груди Ангелины, отлично просматривавшиеся в смелом декольте, медленно осознавая горькую правду.
– И зачем всё это вот было устраивать? Ты знала? – спросил он совсем тихо.
– Не знала, но догадывалась. Честно сказать, думала, что тебя пропихнём… Москва прислала указивку – провести такую вот хренотень. Мы и провели. Всё чин-чинарем, согласно присланным методичкам, все довольны…ну в Москве и у нас. Да и сам подумай, неужели бы люди, которые готовы башлять сотни тысяч евро за место в грёбаном списке, согласятся просто так отдать мандаты каким-то талантливым соплякам?
Столько прыжков и ужимок – и всё это в пустую? Для отвода глаз? Для массовки? Михайлов конфузливо вспомнил, как он задорно нападал на затравленных «лимоновцев» во время уличного антипикета: по заданию партии, политзаводчики под охраной милиции толпой окружили пикетирующих ФСБ «лимоновцев», старательно оскорбляя их и провоцируя на драку. Кстати, никого из победителей на антипикете совершенно точно не было.
– Тебе не противно? – Василий как-то особенно ярко представил себе как блондинистый победитель «политзавода» обслуживает своего патрона, председателя областного правительства.
– Мне? Нет. Это же политика, здесь всегда так. Было, есть и будет. Только так и никак иначе. Да не волнуйся ты, на выборах можно будет заработать, всякие митинги-пикеты, акции-хуякции… Хочешь, сейчас поедем ко мне? – игриво предложила Ангелина и улыбнулась, показав некрасивые маленькие зубы.
– Нет, я пожалуй пойду…
Он быстро оделся и ушёл из клуба. Вместе с другим неудачливым участником этого невесёлого балагана – долговязым и молчаливым Пашей Водянкиным. Они жестоко напились в ближайшем круглосуточном заведении, много и подробно ругаясь на «Политзавод», «Единую Россию», Путина и вообще Россию. Коронной шуткой вечера стало словосочетание «отходы политического производства». Так они себя и определили тогда: отходы «Политзавода». С того самого вечера всё и началось – какое-то цинично-равнодушное отношение к судьбе России и дружба с Водянкиным. Из всей пьяной ночи теперь, по прошествии многих лет, ему вспомнилась одна фраза нового друга: «Короче, надо забить на красивые идеи и при случае не упустить свой шанс. А что будет с Россией – да посрать! Она про нас не шибко думает». Тем не менее, сам Михайлов выработал для себя непробиваемую (как казалось до недавнего времени) доктрину. Она вкратце выглядела так: раз Россией правят всякие идиоты и её это устраивает, то честный парень Вася Михайлов будет ждать пока в его стране не появится нормальная власть. А уж как появится – тут уж он покажет пример бескорыстного служения Родине! Увы, реальность в считанные месяцы уничтожила эту конструкцию, обнажив циничную необходимость лично участвовать в добивании России.
…Итак, с политикой было покончено, и оба товарища занялись зарабатыванием денег. Водянкин пристроился в крупную юридическую фирму, а сам Михайлов, поменяв несколько экзотических профессий, по случайной протекции попал на службу к мутному и оборотистому коммерсанту Жихову. Какой уж коммерцией занимался этот странный человек тогда – было не ясно. Начинал он с легендарной «красной ртути», потом последовательно были металлы, трубы, лекарства, финансовые схемы и даже недолгое депутатство. Под самый Кризис, когда Михайлов уже показал свою полную лояльность и фактически стал у Жихова замом, тот вдруг в несколько дней исчез из города. И вовремя, потому что, как выяснилось, его должны были арестовать – что-то он там мутил с каким-то опальным олигархом, или может просто не со всеми поделился. Короче говоря, до и во время Кризиса Михайлов был поверенным Жихова в его запутанных бизнесах, постоянно мотался в Дубай, где скрывался патрон. Когда в Москву вошли миротворцы, самолёты летать перестали и связь на несколько дней прервалась. Заскучавший Михайлов уже было совсем собрался тоже улизнуть в тёплые страны через близкую казахскую границу, но Жихов неожиданно объявился в городе: прилетел на военно-транспортном самолёте без опознавательных знаков, вместе с какими-то иностранцами. И уж как мутный уральский коммерсант получил удивительные полномочия заняться созданием секретной службы нового государства – было решительно непонятно. Впрочем, в нём сочетались черты, явно оцененные кураторами: талант к построению работающих и незаметных структур, незаурядный ум и кипучая ненависть к старым, федеральным, силовым службам, а также категорическая нелюбовь к публичности и готовность забросить бизнес ради должности «серого кардинала». В общем, КОКУР он создал с минимальным привлечением старых специалистов и, как показали события, был он прав: КОКУР оказался самой действенной и стойкой к московской пропаганде службой Уральской республики.
Включился коммуникатор и появившийся на экране Водянкин приветливо помахал рукой:
– Ну что, стражи республики? Как там наши шпионы?
Михайлов вымучено улыбнулся и жестом показал официанту, что уходит.
