Текст книги "Ошибки Г. К. Жукова (год 1942)"

Автор книги: Федор Свердлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Вместе с 75-й кавдивизией, 329-я стр. дивизия заняла оборону южнее Вязьмы.

Пока кавалеристы дрались у Семлево, а затем у Издешково и железнодорожных мостов через Днепр, немцы, пользуясь сильной метелью, отсутствием разведки, наблюдения и надежного обеспечения флангов, уже 19 февраля атаковали боевые порядки 329-й стр. дивизии, заняли и сожгли село Стогово, которое оборонялось 250-м воздушно-десантным полком, а затем, обошли с флангов боевые порядки дивизии и оказались в ее тылу. С 22 февраля Белов потерял всякую связь с дивизией. Ее радиостанция не отвечала на его позывные. Участь дивизии, пока была не известна.

2 марта противник атаковал из района Семлево боевые порядки 75-й кавдивизии. Танки и пехота немцев стали теснить ее на юго-восток. К 4 марта 75-я кавдивизия вела сдерживающие бои за удержание Путьково, Бол. Староселье, и враг стал угрожать основному аэродрому Белова в Коптево. Пришлось для приема грузов и отправки раненых, 5 марта переводить аэродром в Сенную. В тот же день, 5 марта, Белов, сняв все силы, действовавшие на Издешково и к железнодорожным мостам на реке Днепр, срочно направил их в район Дебрево, Княжное, Хватов Завод на выручку и помощь 329-й стрелковой и 75-й кавалерийской дивизиям. Наступление здесь началось в ночь на 7 марта. Ночью 6 марта, младший лейтенант 75-й кавдивизии Бабичев с разведчиками пробрался к окруженной 329-й дивизии и установил с нею связь, говорил с командиром дивизии. В течение двух дней шли упорные бои, и вот в ночь на 9 марта два батальона десантников 8-й бригады прорвались к окруженной дивизии.

10 марта начали выходить из окружения группы бойцов и командиров 329-й дивизии. Днем 10 марта вышли: командир полка майор Н.Л. Солдатов с лыжниками, командир 1112-го стрелкового полка капитан Астанин с разведчиками и другие. Стало известно, что штаб 329-й дивизии находится в лесу севернее Переходы и, что командир дивизии вместе со штабом решил пробиваться из окружения ночью. Его ждали всю ночь. Были подготовлены специальные подразделения для оказания им помощи. Но ночью 11 марта вышли лишь одиночки. А перед рассветом вырвался весь 250-й воздушно-десантный полк – всего 200 человек. Командир 1112-го полка со специальной группой разведчиков пошел в лес севернее Переходы искать штаб дивизии и ее командира. Но разведчики двое суток рыскали по лесу в поисках расположения штаба, но штаб и командир дивизии как в воду канули, их нигде не было. В ночь на 12 марта, никто из 329-й дивизии не вышел. На поиски штаба и командира были посланы еще четыре группы разведчиков.

Люди совершенно выбились из сил, так как вот уже более полутора месяцев они – в непрерывных боях, кровопролитных и ожесточенных, голодные, изнуренные и уставшие, они все же находят в себе силы и дерутся как звери. В ночь на 13 марта, вышли из окружения еще несколько групп общей численностью не более 30 человек. Среди вышедших – политрук 1112-го стр. полка Чернов. Он доложил, что командование дивизии, почувствовав у себя в тылу немцев, растерялось, потеряло управление. Части, подразделения и просто отдельные бойцы, сами, по своей инициативе, бросали позиции и выходили из окружения. Стало известно, что командир дивизии решил выходить со штабом не к кавалеристам, а пробиваться к 33-й армии. Именно поэтому его не могли найти в лесу на прежнем месте севернее Переходы. Утверждают, что он умышленно прекратил с Беловым радиосвязь, но поддерживал ее с Ефремовым. Однако попытка пробиться к 33-й армии не удалась, там боевые порядки противника оказались еще плотнее. Все выходящие из окружения подтверждают вину командира дивизии. Положение усложнялось с каждым днем. Наконец, в ночь на 14 марта, из окружения выходит командование дивизии, а с ним группа примерно в 200 человек. Начальник штаба дивизии, начальник особого отдела и почти все раненые остались еще в окружении, и Белов опять посылает большую группу разведчиков на выручку несчастным, голодным, выбившимся из сил и потерявшим надежду на спасение людям. Ночью 16 марта прибыл командующий артиллерией дивизии и с ним группа бойцов и командиров. Данные о том, что командование дивизии растерялось и полностью бросило управление дивизией подтвердились. В результате, – дивизия понесла огромные потери, многие, особенно раненые, попали в плен к врагу. Началось официальное расследование. Фронт санкционировал арест – и 23 марта командира и комиссара дивизии арестовывают и заключают под стражу. Председатель военного трибунала кавкорпуса военюрист 1 ранга Мельниченко Федор Андреевич запрашивает фронт, где будет производиться судебное разбирательство – в группе войск Белова или при штабе фронта? Фронт дает указание: судить командира и комиссара дивизии в группе. Командиром 329-й стрелковой дивизии назначается бывший командир 250-го воздушно-десантного полка майор Н.Л.Солдатов. Комиссаром дивизии – бывший начподив 75-й кавдивизии батальонный комиссар А.И. Юхнов. Начальником политотдела – бывший начподив 57-й кавдивизии батальонный комиссар И.И. Причкин. К этому времени – 16 марта, все три легкие кавдивизии: 31-я, 57-я и 75-я, были расформированы и переданы на пополнение 1-й и 2-й гв. кавдивизии. 114-й и 117-й лыжные батальоны выведены в резерв группы.

Наконец расследование и следствие закончены. Все обвинения командира и комиссара дивизии были подтверждены. 6 апреля состоялось судебное заседание Военного трибунала группы войск Белова. Председательствовал Ф.А. Мельниченко, члены суда: заместитель начальник разведки группы майор П.Н. Пох, военюрист 3 ранга И.М. Рабинович, секретарь-переводчик разведотдела A.M. Дорфман. Судили: командира 329-й стрелковой дивизии полковника К.М.Андрусенко, 1899 года рождения, украинца, члена ВКП(б), ранее судимого, в армии с 1918 года и комисара стрелковой дивизии старшего батальонного комиссара Д.П. Сизова, 1901 года рождения, украинца, члена ВКП(б), в Красной Армии с 1922 года. Трибунал присудил обоих к высшей мере наказания – расстрелу, без конфискации имущества. Оба осужденных, тут же подали просьбу в Верховный Совет о помиловании и сохранении им жизни. Вскоре оба, командир и комиссар, были помилованы. Их эвакуировали на «Большую землю». За несколько дней ожидания решения о помиловании, полковник К.М. Андрусенко стал почти совсем седой. Впоследствии он весьма успешно командовал стрелковой дивизией и показал себя достойным командиром. Кононенко встречался с ним под Калинковичами и Пинском, где его дивизия некоторое время входила в состав 61-й армии генерала Белова. Комиссар дивизии Д.П. Сизов через год после помилования погиб на фронте.

После выхода из окружения, дивизия была быстро приведена в порядок и пополнена за счет партизанских отрядов «Северный медведь» и Петрухина. 20 февраля она заняла оборону на широком фронте севернее станции Угра. В последующих боях, 329-я стр. дивизия выдержала не одну упорную схватку с врагом и показала себя хорошей боевой единицей, овладевшей искусством ведения боя в сложных и тяжелых условиях в тылу врага.

ПИСЬМО ПРОКУРОРА

Те задачи, которые ставились перед группой войск Белова Г.К. Жуковым, заместитель которого генерал Захаров с пистолетом в руках «проталкивал» ее в тыл врага, были ошибочны, оперативно неграмотны, а действия самого Захарова -просто преступными. Он не сумел надежно закрепить участок прорыва на Варшавском шоссе, не расширил его, не обеспечил продвижения вслед за гвардейцами вторых эшелонов, артиллерии, зенитных средств, тылов и всего, что необходимо было для боя, не обеспечил надежного прикрытия с воздуха. Его бездарные действия, являлись скорее действиями человека, в котором тесно переплелись трусость, злоба, ханжество, ненависть к людям, карьеризм и прочие плохие качества. Человек, который по ошибке стал военноначальником, природой предназначался на роль палача или пациента нервно-психиатрической клиники. Окружить Вяземскую группировку немцев группа войск Белова не могла, а уничтожить ее и подавно. Поэтому и не будем говорить об оперативном несоответствии ее действий с поставленными перед ней задачами.

Жуков и его штаб лишь в марте месяце поняли свои ошибки и несколько изменили свои взгляды на действия группы. Поняли они и то, что успехи боевых операций в тылу врага, были успешными только потому, что Белов действовал совершенно не так, как ему определялось и усиленно навязывалось Жуковым. Такие главные и основные задачи как захват города Вязьмы, соединение с войсками Калининского фронта, окружение и уничтожение Вяземско-Гжатской группировки войск группы армий «Центр» и другие подобные задачи, связанные с «разгромом» и «уничтожением» огромных сил врага малыми и ничем не обеспеченными силами, были непродуманны, авантюристичны, ставились без учета сил врага и наших возможностей и, в самом начале обрекались на провал, необоснованные жертвы, кровопролитие и неимоверные трудности.

Действия группы войск Белова в тылу врага всколыхнули, оживили и весьма активизировали действия многочисленных партизанских отрядов, о которых Командующий фронтом не знал, не думал, да и не хотел знать, но группа своими действиями освободила не только огромную территорию, равную по площади целой Бельгии, но и советских людей, проживающих на ней. Здесь была восстановлена Советская власть, и в течение пяти месяцев группа не позволяла врагу надеть на них ярмо. Все это время она сковывала крупные силы группы армий «Центр». И враг не мог использовать их на других участках фронта. Наконец, своими действиями, группа войск Белова умножила славу нашего оружия и, безусловно, обогатила военное искусство умением вести бой в самых трудных условиях боевой обстановки в тылу врага. Безусловно, группа Белова нанесла врагу большие потери в живой силе, технике, и, особенно, в моральном отношении. В течение долгих пяти месяцев, она была тяжелым грузом на ногах врага, грузом, не позволявшим ему активизировать свои действия на фронте и закрепить свои успехи в тылу. Даже после ее выхода из рейда, противник так и не смог освоить оставленную ею территорию. Земля горела у него под ногами и, в конце концов, он отошел на заранее подготовленные позиции в глубоком тылу за рекой Днепр, оставив весь занимаемый район без боя.

Но не все видели успехи группы войск Белова, как их видел Белов, его помощники, штаб и командиры частей и соединений. Не совсем правильно их понимал прокурор кавкорпуса, военюрист 1-го ранга Мусабаев. И не потому, что он был трусом или плохим солдатом. Нет, скорее наоборот, он был смелым и решительным бойцом и неплохим человеком, но его военная подготовка, вернее – оперативный кругозор, не позволял ему «видеть» далеко вокруг себя и находить главное, среди большого количества слишком сложных вопросов. И вот, он берется за перо, за решение вопросов оперативного и стратегического порядка. Так сказать, дополняет военную науку своими гипотезами, открытиями и даже настоятельными предложениями. Сочиненный им документ заслуживает внимания и, потому, приводится здесь полностью, без каких-либо изменений и добавлений.

Вот текст составленного Мусабаевым документа: «Прокурору Западного фронта диввоенюристу Румянцеву. Доношу, что после разгрома Каширской, Виневской и Сталиногорской группировок, а впоследствии после занятия Мосальска, не получив должного пополнения, 1 Гв. КК вел бой за овладение Варшавским шоссе с сильно укрепленным противником, где корпус понес большие потери людского, конского состава и материальной части. В январе месяце корпус получил новую задачу – выйти в рейд, в тыл противника и занять г. Вязьма, прорвав линию обороны противника у Варшавского шоссе, что и было выполнено. Необходимо отметить, что почти вся материальная часть, в том числе и автоматические пушки, были оставлены за Варшавским шоссе в г. Мосальске, – за отсутствием дорог. Таким образом, корпус в рейд вышел технически не оснащенным, не вооруженным и не пополненным как людским так и конским составом. Авиадесантные части, во взаимодействии с которыми должен был действовать 1 Гв. КК, выбрасывались из самолетов, беспланово, в беспорядке, приходилось их собирать по несколько дней, а некоторые группы прямо сбрасывались на занятую противником территорию и уничтожались им. Безусловно понятно, что при большой технической насыщенности врага, корпус выполнять задачу по овладению Вязьма не мог, ибо вести борьбу с сильно укрепленным противником в ДЗОТах, имеющим артиллерию, минометы и танки, было бесполезно. Поэтому корпус, несмотря на ряд проведенных им ожесточенных боев и энергичных боевых действий, успеха не имел и г. Вязьма не овладел. Находясь в рейде в течение 2-х месяцев корпус имеет большие потери людского и конского состава, потери среднего начсостава выражаются в 80%, а младшего начсостава – 90%. Эскадронами командуют мл. командиры. Дивизии настолько потрепались, что почти все они не представляют собой полноценного полка. Например, 2-я гв. кд сведена в полк и то неполноценный. 57-я кд в своем составе насчитывает 70 человек активных сабель, 75-я кд сведена в эскадрон, такое же положение с 41-й кд, и весь корпус в настоящее время не представляет собой полноценного кав. полка. Конский состав истрепан, истощен, а к тому же в районе действий корпуса ощущается острый недостаток фуража и продовольствия. Людской состав утомлен беспрерывными боями и бессонными ночами за время рейда и требует отдьгха. Корпус за время Отечественной войны ни одного дня отдыха не имел, за исключением 7 дней стоянки за получением обмундирования после прибытия под Москву осенью 1941 года. В настоящее время в ходе действия, части корпуса пополняются за счет «окруженцев», которые в политико-моральном отношении неустойчивы. В целях сохранения оставшегося боеспособного кадра, прошу Вас возбудить ходатайство перед Военным Советом о выводе корпуса из рейда, дать ему возможность полного укомплектования. Военный прокурор 1 Гв. КК Военный юрист 1 ранга Мусабаев. 13 марта 1942 г.»

Кононенко отмечает, что описанная прокурором история боевых действий кавкорпуса, состояние его с людским, да и с конным составом к моменту написания настоящего документа, не грешат какой-либо неточностью или умышленным преувеличением. Милостью Командующего фронтом, кавкорпус понес жуткие потери в ненужных боях за Вязьму. Не искажены факты и в полном отсутствии каких-либо признаков организованности в десантировании частей и даже целых соединений с воздуха. Да, действительно, людей «выбрасывали» в полном смысле слова. «Выбрасывали» куда попало и как попало. Об их судьбах никто не беспокоился. Главное -«выбросить» и доложить, а там, будь что будет! Виноватого в плохом десантировании, и плохих действиях десанта всегда можно найти – война!

Ну, а о впечатлении, которое произвело послание прокурора во фронте, можно судить хотя бы по тому, что уже утром в 7 часов 14 марта был получен ответ. Сам текст ответа тоже многое говорит. Жуков уже ничего не говорил о Вязьме и прочих прежних задачах. Теперь он смотрел «в корень». Вот каким был ответ:

«Тов-ам Белову, Щелаковскому.

Мусабаев прислал на имя Румянцева телеграмму с просьбой ходатайствовать перед В/С фронта о выводе 1 Гв. КК из рейда.

В/С фронта приказал:

1) Вам со Щелаковским провести решительную борьбу с подобными упадническими настроениями среди руководящих работников управления корпуса и крепко по ним ударить (нужно понимать – по настроениям!);

2) Им надлежит разъяснить, что благодаря прорыву корпуса в тыл противнику в районах Вязьма, Дорогобуж, Ельня и других поднялось и расширяется партизанское движение; его воздействие на противника в этих районах с каждым днем усиливается. Нахождение 1 Гв. КК на тылах противника заставляет его оттягивать с фронта части, расходовать резервы. Вывод корпуса из рейда обречет на разгром противником партизан и сильно ухудшит положение Соколова, Ефремова, Жабо и Казанкина (командир 4-го Возд.-дес. корпуса).

3) Корпусу быть готовым к длительному пребыванию в тылу противника и всемерно усилить свою активность, лучше и энергичнее организовывать и активизировать партизан. Верховным Главнокомандующим приказано всеми средствами удерживать Дорогобуж в Ваших руках.

4) Запрещать передачу в штаб фронта донесений оперативного характера от лиц, не имеющих прав их посылать. Донесение оперативного характера могут посылаться только Вами и нач. штаба корпуса.

5) Исполнение донести. Жуков, Булганин, Сколовский».

– Нет слов, -пишет Кононенко, – что с получением такого документа, с нами, работниками штаба была проведена соответствующая работа и «решающая борьба с упадническими настроениями». Но мы были обрадованы тем, что командующий фронтом спустился с небес на землю и увидел действительную реальность, увидел то, что полезно и что вредно, а то, что он видел до этого, было вредно и нереально. Видимо, руководящие работники штаба кавкорпуса не так уж и плохо разбирались в обстановке и не витали в облаках теоретических мечтаний. Конечно, ударять по их настроениям никто не собирался, так как Белов и Щелаковский отличались и высокой культурой, и большой зрелостью ума. Они были настоящими военноначальниками и не имели привычек «ударять», унижать, ругать или «превращать в труху» человека и его достоинство. Именно поэтому им было достаточно только сказать – и все немедленно подчинялись, ибо их не только уважали, но и верили в них. А уважение, вера и любовь к начальнику, всегда крепче и сильнее страха.

Уже через три часа во фронт ушло донесение генерала Белова и Щелаковского, в котором говорилось: «Я и комиссар корпуса не разделяем взглядов прокурора. Ваша оценка значения действий корпуса в тылу противника предают нам еще большую твердость и силу ориентировки. Все необходимые меры будут приняты».

О том же, что Белов и Щелаковский совсем не разделяли взглядов прокурора, было не совсем точно. Точнее было так: они не полностью разделяли его взгляды. В противном случае отправка телеграммы прокурора не была бы санкционирована. А на ее оригинале сохранилась виза Белова от 13.03.42 г., дающая право на отправку составленного Мусабаевым послания.

Дело заключалось в том, что когда Мусабаев писал свою телеграмму, Жуков все еще продолжал «рычать» на Белова за то, что его группа войск неспособна овладеть Вязьмой. Командующий фронтом во всех своих документах проявлял какую-то злобу, жестокость и несправедливую беспощадность, а так же полное презрение к людям, к их жизням и судьбам. Между ним и людьми ему подчиненными, была высокая стена. Имя стене было – страх.

Мусабаеву была адресована дополнительная телеграмма -ответ прокурора фронта диввоенюриста Румянцева. 18 марта он писал:

«Донесение Ваше не свидетельствует о понимании Вами опер, значения рейда Белова. Прорыв Белова на тылы противника поднял партизанское движение, привел к захвату партизанами Дорогобужа, заставил противника оттянуть с фронта и из резерва войска. Ваша просьба политически безграмотна. Белов не нуждается в посредниках, имея возможность непосредственно сноситься с Военным Советом фронта по любому вопросу. Неправильно возбуждать такие вопросы через меня, тем более без указаний соображений Белова и комиссара. Занимайтесь своим делом. Будьте тверды. Не поддавайтесь настроениям усталости и паники. Ваша задача всемерно содействовать пополнению войск Белова. Сурово расправляйтесь с предательскими элементами, укрепляя дисциплину, боевую спайку, добивайтесь успешного выполнения задач, поставленных перед войсками. Румянцев».

После всего перечисленного, Мусабаеву ничего больше не оставалось, как выполнять указания своего шефа или, в крайнем случае, постараться как-то самому «выйти из рейда». Такое разрешение было получено, и 10 мая, Мусабаев вылетел на «Большую землю». На его место в ночь на 11 мая в штаб группы войск Белова прибыл военюрист 2-го ранга Радкевич. Этот прокурор мало интересовался стратегией и оперативным искусством, а работы у него было не меньше чем у предшественника.

Работая над своими мемуарами, Кононенко обратился к полковнику в запасе Лобашевскому, который проживал в Одессе, с просьбой дать свое мнение о документах фронта, которые проходили через его руки и об отношении с командующим фронтом. Вот, что он ответил: «Я был комиссаром штаба Группы войск Белова с начала февраля месяца, после гибели комиссара штаба бат. комиссара т. Резника. Приказ о назначении подписан 8 февраля. 25 февраля заболел тифом наш начальник политотдела Группы, и 11 мая, по просьбе Щелаковского, я был назначен нач. политотдела Группы. Через мои руки проходили все документы штаба фронта. По долгу службы мне поневоле приходилось все их читать и докладывать. Я не собираюсь вникать в их оперативный смысл или ошибочность, дело, пожалуй, не в этом. Все важные документы, как правило, подписывались Жуковыми и Булганиным. Честно скажу, что почти во всех документах, красной нитью проходило беспощадие Жукова, оно было направленно, в первую очередь, на ограничение прав и инициативы Белова. Именно сковывание инициативы Белова, жестокость, грубость Жукова, доходящая до оскорбления личности, вот в чем его главная ошибка. Ошибка, которая не могла не отразиться на боевых действиях нашей Группы, хотя даже в таких случаях, Белов находил в себе силы, терпение, мужество и умение вести дело так, чтобы приказ был выполнен. Так было по поводу Семлево, по вопросам взаимодействия с Ефремовым, по поводу смены КП, по делу Андрусенко и Сизова и т.д. Вспоминаю такой случай: когда мы, уходя прямо из-под огня немцев, перебазировали 28 мая штаб в Бол. Хатунь, на телеграмму Белова во фронт о смене командного пункта, Жуков ответил: «Кто вам дал право принимать самостоятельные решения?». Долго мне не хотелось показывать этот документ Белову, но долг службы обязывал. Белов, читая принесенную ему телеграмму, почесал за ухом, покрутил усы и устало сказал: «До чего же жестокий и бездушный человек!» Затем вызвал коменданта и приказал всем людям, которых валила с ног усталость, – отдыхать. Белову было виднее, чем Жукову, какие решения принимать, и ему нужно было давать полную инициативу и все права, а не унижать, дергать и оскорблять. Такое мое мнение».