Текст книги "Ошибки Г. К. Жукова (год 1942)"

Автор книги: Федор Свердлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Сколько же было радости, когда все прибыли в деревушку, где уже был «партизанский район». Теперь можно было отдохнуть и хотя бы немного подкрепить свои силы. Радость на время прогнала усталость, и после переправы многие из тех, кто не мог до сих пор двигаться самостоятельно, теперь бодро шагал к деревушке, стараясь скорее уйти прочь от реки. Правда, такая прыть еще объяснялась и тем, что на переправе уже разгорелась довольно оживленная перестрелка.

Вот, что было записано в дневнике генерала Белова: «22 июня 1942 года переправившись у д. Снопоть, прошли километра три и прибыли в деревню Марьинка». И далее: «Я расстелил бурку на полу, лег спать в избе. Через несколько часов верхом прибыл Галюга…». Он обещал принять все меры для того, чтобы в самый короткий срок всех накормить и привезти целую корову.

Но у всех наступила какая-то страшная апатия ко всему на свете. Опасность миновала, сильное нервное напряжение сменила страшная, всепобеждающая усталость. Она оказалась сильнее голода и беспощадно валила всех с ног. Через 20-30 минут после прибытия в Марьинку все люди, упав, засыпали тяжелым беспробудным сном. Под деревьями, под стенами изб и заборами, в амбарах, у скирд сена и соломы – везде лежали бойцы

И вот, превозмогая усталость, Кононенко приходится долго искать, а найдя – мучительно долго будить командиров, а с ними и необходимых людей. Все ругаются и злятся, но когда он спрашивал у разбушевавшегося – видел ли он его за последние четверо суток спящим, тот успокаивался, опускал злые глаза и голову и, извинившись, умолкал, а затем молча принимался выполнять полученное задание или работу.

Через несколько часов нашелся огромный котел. Под ним установили примитивный очаг, поднесли воду, накололи дров. Вот котел уже полон воды, под ним, весело потрескивая, горят напиленные и поколотые поленья.

Выставляется охранение, назначаются дежурные подразделения, устанавливаются посты. Все уже готово для приготовления пищи, нет лишь того, из чего ее готовят. Но вот, наконец, медленно двигаясь, на дороге показывается одноконная повозка, на ней мешки с хлебом и еще с чем-то, а сзади повозки -корова весьма внушительных размеров. Мяса и хлеба хватило на всех.

Кононенко пришел с докладом к Белову. Вместе с ним в избе были комиссар Щелаковский, временно исполняющий должность начальника политотдела Лобашевский, начальник связи Давыденко. Белов пригласил всех к столу. Здесь тоже дары партизан – яичница с мясом и фляга спирта. Кононенко пишет, что за всю свою жизнь ему не приходилось кушать что-либо вкуснее и с большим аппетитом, да и присутствовать на более торжественном обеде. Во время обеда Павел Алексеевич Белов сказал, что он отправил во фронт донесение с докладом о нашем местонахождении и просьбу дать возможность людям немного отдохнуть и привести себя в порядок, кроме того он просил Командующего фронтом помочь эвакуировать раненых и больных.

Вскоре, разбудив Кононенко, Белов сказал ему: «Получен ответ Командующего фронтом. Мне приказано сегодня же ночью вылетать на «Большую Землю». Сюда на партизанский аэродром, прибудут самолеты У-2. Вместе со мной полетят Щелаковский, прокурор Радкевич, председатель трибунала Мельниченко, начальник «Смерш» Кобернюк, начальник тыла Грибов, раненый командир десантной бригады Ануфриев и комиссар 4-го воздушно-десантного корпуса Алейников. Кроме того, отправим всех тяжелораненых и больных, список на которых приготовит наш начальник медицинской службы Морозов. Тяжелораненых у нас около 20 человек».

Далее Белов сказал: «Вы останетесь за меня. Выводить всех на «Большую Землю» я поручаю Вам. Думаю, что Вы справитесь. Долго здесь оставаться Командующий фронтом не разрешает. Но два дня Вам, очевидно, все же буду необходимы. Уж слишком устали наши люди. Вопросы ко мне есть?»

Какие могли быть вопросы? Надо было выполнять приказ.

Павел Алексеевич продолжал: «Так вот, Вас я назначил сам, а в отношении комиссара, мы с Щелаковским предоставляем Вам полное право на выбор, допускаем, в данном случае -полную демократию». Кононенко не долго думал над ответом и тут же ответил: «Прошу моим комиссаром назначить Василия Тимофеевича Лобашевского». Это была замечательная кандидатура. Любой командир мог позавидовать такому комиссару. Хороший и душевный человек, очень энергичный и подвижный, Лобашевский умел легко найти общий язык с людьми в самой трудной обстановке. Прибыл он в штаб группы из 2-й гвардейской кавдивизии на должность заместителя начальника штаба по политической части. Это было в феврале 1942 года, после гибели старшего политрука Резника. Все быстро привыкли к нему и полюбили. Казалось, что он очень давно работает в штабе. И все же, выбрав Лобашевского в комиссары Кононенко сделал ошибку, потому что Лобавшевский был тяжело болен и нуждался в эвакуации. Но никто об этом не знал, а сам Лобашевский и вида не подал о своем недуге. Он собрал все силы и волю, но сумел скрыть от других свою болезнь. Таков был этот комиссар.

Вскоре Белов, Щелаковский, Кононенко и ряд других командиров выехали в штаб партизанского соединения Галюги, где и провели вторую часть дня. Майор Галюга, бывший войсковой разведчик одной из армий Западного фронта и его начальник штаба уже знали, что ночью на их аэродром прибудут самолеты за генералом Беловым, командованием группы и тяжелоранеными. Военный Совет фронта, которому подчинялся Галюга, сообщил ему, что в течение ночи, около 20 самолетов У-2 должны будут сделать по два рейса. Партизанам приказывали подготовить аэродром, обеспечить посадку и взлет самолетов. Галюга отдал распоряжение ротам партизан занять оборону вокруг аэродрома и не допустить его захвата немцами. Кроме всего самолеты должны были доставить группе Белова продовольствие.

Когда все вопросы были решены Кононенко с Галюгой договорились, что завтра рано утром они встретятся в его штабе и решат, когда лучше будет колоннам группы выступать на «Большую Землю». Одновременно решат вопросы о маршруте движения и о высылке для его разведки специальных партизанских разведывательных групп. До наступления темноты все. оставались у Галюги. Здесь чувствовалась военная дисциплина и хороший порядок, что так редко встречалось у партизан.

Вечерело, когда генерал Белов и командиры, которым предстояло с ним улететь уехали на аэродром. Прощание было трогательным.

Аэродром партизан находился недалеко от штаба Галюги. Немного проводив Белова, Кононенко вернулся в свой штаб. Вокруг района, занятого войсками группы, все время взлетали и падали ракеты. Это значило, что враг окружил их плотным кольцом, что было не очень приятно.

И вдруг ожил аэродром – ракеты с земли, ракеты с самолетов. Вспыхивает свет сильных фар, самолеты один за другим идут на посадку. В воздухе непрерывный шум моторов. И, вдруг, далеко на востоке в небе светлым пунктиром движутся быстрые трассы пулеметные очередей. Их все больше и больше. Это маленькие самолеты взбудоражили немцев. Все заволновались. Ведь лишь одного попадания зажигательной пули достаточно, чтобы У-2 запылал как факел. Но этого не случилось, и первая партия самолетов вылетает. Развернувшись над аэродромом, они по одиночке направляются курсом на восток.

Становится ясно, что Белов с частью командиров и раненых благополучно улетели.

В 4 часа утра Кононенко выехал на повозке в штаб Галюги. Вскоре в районе аэродрома начинается стрельба. Слышен шум моторов танков. Именно, в основном, танки и ведут огонь. Бой разгорается. Через некоторое время слышен артиллерийский огонь и стрельба, уже в деревне, где располагается штаб партизан, там тоже шумят танки. Обстановка была совершенно ясна – немцы напали на партизанский район с двух сторон, они атаковали аэродром и партизанский штаб. Навстречу Кононенко несутся несколько повозок, они мчатся, что есть духу. На повозках партизаны. Он останавливается, на передней повозке узнает Галюгу, его начальника штаба и радистку. Галюга машет рукой и кричит: «Быстрее разворачивайся и гони за мной!». Когда остановились, Галюга достает из полевой сумки карту и, показывая, говорит: «Вот отсюда и отсюда немецкие танки неожиданно напали. Аэродром они захватили сразу, а в деревне, где располагался штаб, у нас была пушечка, и мы один или два танка подбили. Но все равно пришлось срочно сматываться, хотя немцы сейчас еще в деревню не ворвались. Мы уходим в запасный район», и показал на карте большой лесной массив. Он был не так уж далеко от той деревни, где расположились бойцы группы Белова. Галюга показывает Кононенко дом лесника и говорит, что здесь будет ждать его сегодня ровно в 16 часов. Он сообщил также печальную новость – все продукты (сухари, консервы и прочее), доставленные ночью самолетами, попали в немецкие руки. Немцы захватили и партизанскую продовольственную базу. Новости были одна другой хуже.

Когда Кононенко вернулся в свою деревню, там все уже были подняты по тревоге. Со стороны переправы слышалась сильная пальба. Там тоже шумели танки. Давыденко, назначенный накануне заместителем Кононенко, дал указание о подготовке к выступлению в лес. Именно в тот лес, в который указал Галюга. На ходу были поставлены задачи командирам каждой колонны, указаны маршрут и район сосредоточения. Вскоре колонны догнали отошедшие от реки бойцы охранения. Они доложили, что противник, прикрываясь огнем танков, начал переправу пехоты.

Через три часа все три колонны были уже в лесу далеко от того места, где располагались еще утром. При отходе разведчики заминировали дороги в лес неизвлекаемыми минами. Конечно, немцы пока в лес не полезут, но меры предосторожности не лишние. Было решено сегодня же с наступлением темноты уходить к линии фронта. Все командиры жалуются – численность колонн продолжает расти, а вместе с этим растут и трудности. Прибывающее «пополнение», в основном, было без оружия. Много местных жителей, бывших окруженцев, раненых и просто отставших и затерявшихся бойцов из ушедших ранее вперед частей. У этих людей одно чувство – уйти от фашистских деспотов к своим, на «Большую Землю». Договаривались, что командиры предупредят всех, кто присоединился, о тех трудностях, опасности и обязанностях, которые каждому из них придется пережить и выполнить за время перехода. Они должны знать, что следует соблюдать дисциплину, правила маскировки, подчиняться всем приказам и распоряжениям командиров. Никто из них не имеет права отставать или уходить из колонны при движении в тылу врага. Конечно все, кому указанные условия сообщили, с готовностью приняли их.

После короткого отдыха Кононенко отправился в домик лесника в штаб к Галюге. С ним пошли Давыденко и Лобашевский, три командира колонн, связные и три автоматчика из разведывательного дивизиона. Среди автоматчиков находился боец по гражданской специальности геодезист. Он отлично знал каждый клочок земли в этом районе. Кроме того, автоматчики переходили месяц тому назад фронт обороны врага в районе города Кирова, как раз там, где собирались выходить колонны. Их осведомленность о состоянии обороны противника, расположении его огневых средств и резервов, а также знание местности облегчат работу по определению маршрутов движения и места перехода переднего края обороны врага. Преодолев несколько линий партизанского охранения, к указанному сроку Кононенко и его группа прибыли к домику лесника. Галюга вызвал своих разведчиков, и они доложили, что проходящий за восточной опушкой леса большак занят немцами. В населенных пунктах на нем расположено до двух батальонов мотопехоты с танками. Но именно через указанный большак колоннам Кононенко предстояло пройти сегодня, как только начнет темнеть, иначе они не успеют добраться до переднего края противника. Надо было за короткую ночь преодолеть 30 километров, а любой, даже самый маленький бой с врагом, отнимал бы драгоценное время, предназначенное для движения. Вдобавок ко всему выяснилось, что за большаком проходит хорошо оборудованная оборонительная полоса. Она была создана нашими войсками еще в начале войны в 1941 году. Теперь, если немцы догадаются и займут эту полосу им не так уж трудно будет отбить любую попытку прорваться через большак. Галюга сказал, что при прорыве колонн через большак, он блокирует выходы немцев из обоих населенных пунктов своими ротами.

Кононенко еще раз уточнил маршрут, время выступления, место встречи с партизанскими ротами и время перехода через большак, после чего попрощался с Галюгой.

Еще не совсем стемнело, когда колонны уже подошли к восточной опушке леса. Впереди в 1,5-2 километрах – большак, справа, в 3 километрах – Ветмица, там до батальона мотопехоты и около 10 танков. Слева в 3 километрах – Зловодское, там тоже пехота и танки. На большаке патрулируют автоматчики и бронетранспортеры. Все, что находилось на большаке и за ним, было хорошо видно и не нравилось, но что можно было сделать? По полученным данным Кононенко уточняет командирам колонн азимуты предстоящего движения, намечает ориентиры на местности и… на небе. Да, да! С наступлением темноты на небе точно в створе движения колонн светит яркая звезда. Все знали, что, выйдя из леса нужно строго идти, а вернее – бежать по азимуту на звезду до пункта сбора, который находился в 4,5 километрах от опушки леса. Его пока не видно, он в долине, в 3 километрах от большака. По расчетам в район сбора колонны должны выйти к 24 часам до того, как взойдет луна.

Боевой порядок движения был следующий: в центре -главная колонна, состоящая из управления и штаба группы войск. В голове этой колонны двигались около ста человек автоматчиков. Слева на удалении 400 метров двигалась колонна десантников под командой подполковника Карнаухова. Справа на таком же удалении двигалась колонна под командой командира полка подполковника Белых. (В дальнейшем – Герой Советского Союза). В ее составе было большое число невооруженных, легкораненых, бежавших из плена и бойцов отставших от своих частей. Каждая колонна насчитывала до 300 человек. На флангах колонн на удалении до 200 метров двигались роты партизан Галюги.

Затяжку во времени почти на 40 минут принесли с самого начала движения разведчики. Они должны были без шума «снять» на большаке немецких автоматчиков. Задачу разведчики выполнили, автоматчиков «сняли», но шум все же подняли и время просрочили. Начавшийся ночной бой на большаке принес с собой путаницу и неразбериху. Сильный пулеметный огонь противника слева прижал левую колонну – десантников к центральной и сразу же перемешал боевые порядки. К «счастью» противник вел огонь трассирующими пулями, они помогали ориентироваться не только вражеским пулеметчикам, но и колоннам. Но яркая звезда на небе не помогла. Многие сбились с правильного направления движения, шарахнулись в сторону противоположную той, откуда противник вел огонь. Центральная колонна, сметая врага огнем из автоматов, двигалась правильно и довольно быстро. Но, с появлением в ней раненых и здесь произошло некоторое замешательство. Кононенко бежал впереди вместе с автоматчиками, с ним были три разведчика из разведдивизиона, за ними бежала уже не колонна, а толпа. Когда колонна достигла сборного пункта в долине, оказалось, что она по численности раза в четыре меньше, чем должна была быть. Так обстояло дело и с двумя остальными колоннами. Пришлось долго ждать отставших. К сборному пункту подошли только в час ночи, опаздывая на целый час. Командиры колонн и взводов подсчитывали потери, принимали меры к оказанию помощи раненым.

Довольно тяжело был ранен и переводчик разведывательного отдела Дорфман A.M. (В настоящее время Дорфман Абрам Моисеевич проживает в Саратове). Но ему тоже «повезло» – разрывная пуля, попав то ли в козырек, то ли в звездочку на его фуражке, разорвалась и развернула ему кожу на лбу, повредив кость. Рана глубокая. Не будь разрывной, пуля прошла бы через череп без всякой задержки. Начальник медицинской службы полковник Морозов (после войны генерал-майор медицинской службы) сам с несколькими санитарами перевязывал раненых, делая «на ходу» необходимые весьма примитивные операции. Люди непрерывно подходили, но многих, очень многих еще не было. Между тем бой на большаке все возрастал. Там уже действовали танки немцев, рвались мины и снаряды. Прибывавшие бойцы левой и правой колонн жаловались, что партизанские роты не вышли на большак, а отошли назад в лес и, что именно поэтому мотопехота и танки противника действуют на большаке. Основной состав всех трех колонн находился в долине, где все было заполнено холодным, густым туманом. Противник не мог их видеть, хотя обильно освещал всю местность ракетами. Его танки вышли на возвышенность и вели беспорядочный огонь из пулеметов и пушек.

Опоздай колонны еще немного с переходом через большак, уже не прошли бы через него. Большак заняли бы мотопехота и танки противника.

Кононенко обошел вновь прибывших, заслушал доклады командиров. В составе одной из групп заметил женщину со слепым мужем и грудным ребенком, все они живы и невредимы. Он очень обрадовался увидев их и сказал, что все, кто струсил сегодня в бою, должны брать пример с бесстрашной русской женщины – матери и жены.

Больше ждать отставших Кононенко уже не мог. Просто не имел права. Впереди был путь в 8-10 километров по совершенно открытой местности. Ночного же времени почти не осталось, было уже около двух часов ночи. Для того, чтобы пройти такой путь до рассвета и попасть в лесной массив, колонны должны были не идти, а бежать. О переходе же в эту ночь через линию фронта, как было запланировано, вообще не могло быть и речи. Ждать же тех, кто отстал, значило погубить всех.

Переправившись в брод через ручей, колонны быстро, местами бегом, двинулись вперед. Останавливаться ни в коем случае было нельзя. Вперед, вперед и как можно быстрее!

К счастью бегущих рассвет наступал медленно. Ему мешал густой туман. Колонны идут еще быстрее. Вдали темная полоса, кажется лес – их спасение. Расстояние к нему все меньше и меньше. Наконец, колонны втянулись в него.

Так закончился день и ночь 23-го и наступило утро 24 июня 1942 года. Прошло уже более суток без генерала Белова. Кононенко не знал, жив ли он? Как долетели все до «Большой Земли»? Не знал и того, что уже вчера днем генерал-лейтенанта Белова и бригадного комиссара Щелаковского принимал Военный Совет фронта. Не знал, между прочим, и того, что, принимая Белова, командующий Западным фронтом генерал армии Г.К. Жуков назвал Белова «окружением». Если это была «шутка», то она была грубой и неуместной. Белов был глубоко обижен. Он вытащил из левого кармана гимнастерки партийный билет, затем показал на ордена, которые были у него на гимнастерке и сказал: «Я и вверенные мне войска были не в окружении, а рейдировали в тылу противника по Вашему приказу в течение пяти месяцев и по приказу же организовано вышли из рейда». Этот ответ Кононенко взял из личных воспоминаний Белова.

– Да, – пишет Кононенко, – мы ничего не знали и не могли тогда знать. Мы не могли знать, что тысячи людей, отдавших свою жизнь в нашем историческом рейде, могут быть легко забыты и превращены в «окруженцев» и злую шутку человека, которому Родина доверила сотни тысяч жизней.

Из района сосредоточения Кононенко организует разведку. Он намечает по карте азимут ее движения. В разведку отправляется весь разведдивизион. Он высылается к железной дороге. Сосредоточившись там, должен установить наличие и расположение немецкой охраны, наметить места для перехода железнодорожного полотна колоннами и оставаться там до их прибытия. По достижении железной дороги и получения данных о противнике, командир разведдивизиона Скиба должен выслать отделение разведчиков назад к колоннам с тем, чтобы они были проводниками. Расстояние до железной дороги составляло 4,5 километра, но необходимо было учитывать усталость и состояние людей. Ведь разведчики тоже люди, более выносливые, более натренированные, но – люди. Кроме того, ведь вокруг противник.

Разведчики ушли, а Кононенко с Лобавшевским и Давыденко решили отправить по радиостанции донесение во фронт. Сообщили свои координаты и попросили подготовить встречу колонн на переднем крае сегодня ночью. Точно указали место, где будут прорываться через немецкую оборону к своим. Этот участок находился в 1-1,5 километрах севернее железной дороги Рославль – Киров.

Солнце поднялось. Лес не давал ни прохлады, ни надежной тени. Люди начали просыпаться, их мучила жажда и, конечно, голод. Безусловно, жажда сильнее голода, и страдающий от жажды человек теряет силы и волю скорее, чем от голода. Ни ручья, ни колодца или какого-либо другого источника влаги поблизости не было.

Вода есть лишь в деревушке, что в 2,5-3 километрах от колонн, но там немцы. Вскоре из охранения прибегает связной и передает, что по большаку на опушке леса началось оживленное движение подвод, машин и даже прошли два тяжелых танка. Шум их моторов хорошо слышен в лесу. Примерно в середине дня над расположением колонн появляется пара истребителей, они делают несколько кругов.

По звуку моторов, а затем и по опознавательным знакам -наши ястребки! Высказывается предположение, что появление истребителей – результат донесения во фронт.

Кононенко с командирами взводов, рот и колонн сидит над составлением азимутов и расчетов движения ночью. Надо было сделать все, что возможно, но завтра к утру выйти на «Большую Землю». Подсчитываются боеприпасы. Их мало. Почти закончились все гранаты и, главное – ни одной противотанковой. Их тяжело носить уставшему бойцу, и он стремится их «потерять» или швырнуть при первой встрече с немцами. Неутомимый доктор Морозов перевязывает раненых. После сегодняшнего ночного боя их человек 35.

Но вот, возвращаются разведчики с железной дороги. Они приносят две фляги воды, которые немедленно передаются начмеду Морозову, и он делит драгоценную жидкость между ранеными, выдавая каждому маленькую мензурочку, в которой воды меньше детского глотка. Разведчики докладывают, что по железной дороге во время прибытия туда разведотряда прошел паровоз, толкая впереди себя платформу, груженую рельсами. На платформе и на тендере паровоза, располагались тяжелые пулеметы на турелях. Это старая история. Немцы утром в порядке профилактики всегда проверяют, не заминировано ли за прошедшую ночь полотно железной дороги. Разведчики рассказали, что в 3-х километрах севернее в лесу они обнаружили, что-то вроде ключа, из которого небольшой струйкой бьет вкусная и холодная вода. Желающих идти к ручью очень много, и их, отправляют по частям.

С наступлением темноты началось движение к железной дороге за разведчиками-проводниками. Идут все три колонны, которые растянулись почти на километр. К железной дороге вышли своевременно.

Разведчики, шедшие впереди, докладывают, что за последние два часа здесь дважды прошел бронепоезд. Медленно, как бы двигаясь ощупью, он периодически обстреливал лес из пулеметов. Похоже, немцы пронюхали о том, что в лесу колонна и ждут ее именно здесь. Слева в одном километре -железнодорожная будка, в ней до десятка немецких автоматчиков. Справа на расстоянии 1,5 километра тоже немцы.

Разведчики высказывают предположение, что бронепоезд может появиться минут через 45, а патрули-автоматчики через 20-25 минут. Пока докладывают разведчики, командиры быстро подтягивают и выдвигают людей прямо к опушке просеки, по которой проходит железная дорога. Медлить нельзя, необходимо сейчас же начинать переходить железную дорогу. Наконец ее быстро преодолевают все три колонны. Люди смыкаются и двигаются по три человека в ряд. Кононенко решает двигаться так до самого переднего края врага, а затем правая и левая колонны должны разомкнуться в стороны, удаляясь от центральной на 300-400 метров. Такой боевой порядок должен рассредоточить внимание противника и уменьшить его огневое воздействие. Кроме того, при таком построении значительно ускоряется движение, а значит и сокращается время воздействия на колонны огня противника при переходе через его оборону.

Через железную дорогу прошли хорошо и довольно быстро. Противник колонны не обнаружил, все обошлось тихо. Но сразу же после перехода железнодорожного полотна колонны попали в болото. Вода, а вернее – жидкая грязь доходила до колен, а иногда и до пояса. Двигались все медленнее и медленнее. С людьми творится что-то страшное. Они совершенно выбились из сил, еле передвигаются. А время летит. Кононенко и Давыденко пропускают всех мимо себя, подгоняют, грозят, уговаривают, затем бегом, обгоняя колонну, выходят в ее голову.

Наступающий рассвет застигает колонну в 6-7 километрах от переднего края врага. Они оказались в самой плотной зоне обороны. Идти дальше под солнечными лучами, подставлять людей под прицельный огонь врага – верная и неизбежная гибель. Остановиться здесь на дневку – абсурд. Вернуться назад и завтра ночью повторить с еще более ослабевшими людьми то, что не смогли сделать сегодня – глупо и вообще невозможно. Что же делать?

Делать было нечего, и Кононенко принял решение располагаться на дневку здесь в лесу, в самом центре обороны врага. Пусть сверхнахальство и даже – авантюра, но другого выхода нет. Разговоры и любой шум, а также разведение костров в лагере запрещено под страхом смерти. Иначе нельзя. Люди мокрые и жаждут тепла. Утро сырое, холодное. Выставляется охранение, все остальные немедленно засыпают. Так закончились вторые сутки без генерала Белова.

Наступил день 25 июня 1942 года. Что он принесет?

Только Кононенко, завернувшись в бурку, прилег, к нему подбежал делопроизводитель разведотдела Чикин и взволнованно сказал: «Противник нас видел, что делать?» Оказывается, три немца шли по просеке, идущей в сторону переднего края. Они увидели наших людей в охранении и, ускорив шаг, быстро удалились, что-то между собой говоря и оглядываясь. Бойцы охранения хотели открыть огонь и уничтожить немцев, но Чикин им не разрешил.

Кононенко хлопнув Чикина по спине, сказал: «Вот и отлично, что не разрешил открывать огонь, а теперь иди и проверяй несение службы охранением, мне же дай возможность поспать».

Как рассказывал потом Чикин, уходя от Кононенко, он думал: «Подполковник не полностью проснулся, он меня не понял, не разобрался в том, что же действительно произошло. Необходимо вернуться и разбудив его, повторить свой доклад сначала». А между тем Кононенко лежал и думал, что же делать? Какие предпринять меры? Поднять в лагере тревогу? Усилить охранение? А если усилить, то с какой стороны? А может поднять людей и уходить, бежать? Куда бежать? Поднимать панику? Нет, нет и нет. Главное спокойствие, выдержка и еще раз – спокойствие. Его спокойствие внушит подчиненным уверенность в том, что раз начальник спокоен, то ничего страшного не произойдет.

Кононенко спокойно лежал, и украдкой взглянув на свой хронометр, прикидывал: сейчас десять утра, если видевшие нас немцы доложили начальству, то враг не сразу бросится, очертя голову к нам, под наши пули. Он сначала уточнит, сколько нас и где точно мы располагаемся. Будут отданы распоряжения о выделении сил для нападения на наш лагерь. Будет также принято решение, как провести окружение нашего района и как вести бой по уничтожению нас. Совершенно очевидно, что в таком бою примут участие артиллеристы, а для артиллерии и минометов тоже необходимо время на подготовку огня, разведку целей, увязку вопросов взаимодействия с пехотой. Далее может быть привлечена и авиация. Немцы любят использовать ее в таких случаях. Значит раньше, чем в 15 часов нападения ждать не следует, разве что отдельных разведывательных групп. Но поскольку у немцев в 15 часов обед, то начало боевых действий, очевидно, будет перенесено на 16 часов. Полная же темнота наступит в 23 часа. Сможем ли выдержать бой в течение 7-8 часов? Конечно, нет! Но если действовать активно и прорываться из одной части леса в другую, нападать на врага первыми, то можно и бой затянуть и боеприпасы достать. Словом, обстановка подскажет, что делать, но можно придти к выводу, что немцы на нас вообще не нападут. Почему? Да потому, что увидевшие нас три немца ничего, никому не скажут. Доложишь, и тебя пошлют вместе с разведкой показать, где ты видел русских. А пойдешь показывать – получишь первую пулю. А кому хочется получать пулю? Пусть даже и не первую? Так Кононенко пришел к окончательному выводу – три немца будут молчать. Полностью успокоившись и закутавшись поплотнее в бурку, он начал засыпать.

Но вот и вечер. Загадка из области немецкой психологии решена правильно. Фрицы сговорились и никому ничего не сказали.

Сегодня ночь – решающая для всех. Завтра – или живыми на «Большой Земле» или мертвыми здесь у немцев.

Кононенко решил выступать из района расположения сразу, как только начнет темнеть. По его расчетам это позволяло начать переход переднего края противника с часа до двух часов ночи. Как и раньше движение и переход переднего края совершить тремя колоннами. Командиры получили приказ и последние указания. Приняты все меры, чтобы во время движения ничто не издавало ни единого звука. Все лишнее брошено. Люди начинают строиться тихо и спокойно. Затем быстро начинают двигаться, но шума шагов почти не слышно.

Лес заметно редеет. Скоро опушка. Люди идут быстро и дружно. Вот и опушка. Колонны останавливаются, чтобы командиры измерили азимут на компасах и наметили ориентиры на новом пути движения.

Но вот из ближайших кустов раздается один, совершенно безобидный выстрел и, вдруг, все вокруг загрохотало, заклокотало. «Дверь» распахнулось! Сотни, тысячи выстрелов, винтовочных, автоматных, из легких и тяжелых пулеметов, а затем минометных и артиллерийских – оттеснили тишину прочь. Стало ясно, что медлить нельзя, необходимо быстро двигаться вперед, сметая врага автоматным огнем. Но роты колонн, вышедшие на опушку леса, остановились и начали пятиться назад. Задние же продолжая двигаться, напирают на передних. Куда делся строй? Все перемешалось и перепуталось. Нет автоматчиков, предназначенных выполнять роль «свиного рыла» и расчищать путь массированным огнем.

Тогда во всю силу легких Кононенко кричит: «За Родину, за мной, гвардейцы! Неужели вы испугались паршивого фрица?! Вперед на «Большую Землю»! Ур-а-а-а!» Раздается общее «Ур-а-а-а-а!» Что есть мочи Кононенко бежит вперед. «Ура» заглушает стрельбу врага и, как гром, гремит в ночи.

Колонн уже нет. Бежит толпа. Она лавиной бросается вперед. «Ур-р-а-а-а!!» раздается далеко справа, там пошла в атаку третья колонна под командованием Белых. Люди рвались вперед, сметая все преграды на своем пути. Огонь наших автоматов заставляет умолкнуть ряд ближайших огневых точек врага. Немцы выскакивают из своих окопов и прячутся в кустах. Из одного – длинная автоматная очередь. Ею Кононенко был ранен, сразу двумя пулями в правую ногу. Бежать все труднее, каждый шаг – туманящая сознание резкая боль. И все же он пробегает почти километр, пока совершенно не потерял силы. Падает в полном изнеможении. Сапог полон крови, она брызжет через проделанные пулями отверстия и просачивается даже поверх голенища. Кононенко достал перочинный ножик, и с трудом разрезав сапог, вынул ногу. На ней намотаны две портянки, обе они напитались кровью и липнут к рукам. У него был индивидуальный пакет. Его положила в карман жена утром 22 июня 1941 года. Быстро перевязывает рану. Туго забинтовывает, сверху наматывает обе окровавленные портянки и закрепляет булавкой, находившейся в индивидуальном пакете. Хватает какую-то палку, и снова в путь. Пробегает еще километр. Разрывов снарядов и мин становится все меньше и, наконец, их вообще уже нет.