Текст книги "По следам призрака"

Автор книги: Фаниль Галеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

С наступлением темноты оперативный отряд разделился на три группы: две расположились в засаде на концах деревни, а сам Салихов с инспектором уголовного розыска Хисматовым засел в заброшенном доме неподалеку от той самой дороги, которая шла из леса.

Вот уже один за другим исчезли в темноте чуть светившиеся окна. Захлебнулся и как бы застыл в тишине лай встревоженной собаки. Невнятно напевая себе под нос, вернулся из гостей и захлопнул дверь своей избы последний деревенский гуляка.

А его все не было…

Из-за раскинувшегося на горе леса выплыла луна, медным светом облила верхушки елей, уронила свой неяркий, лампадный отблеск на влажный от ночной росы луг, осветила дорогу. Какие-то непонятные чувства, чуть грустные и чуть лирические, тревожили душу, но мертвый холодок пистолетов, что лежали в карманах, напоминал о долге.

Сквозь выбитое окно Салихов все смотрел и смотрел на дорогу, а сомнение коварной змеей уже начинало заползать в сердце. А что если неизвестный – лишь чье-то заблуждение? Если он уже успел пронюхать что-нибудь? Если просто не решится сегодня выйти из леса?

И тут откуда-то из темноты на дорогу выплыл темный силуэт. Несомненно, это человек, и идет он прямо к ним, идет в деревню. Мускулы напряглись, точно сплелись воедино. Он дал условный сигнал Хисматову, и тот осторожно направился к выходу.

Человек остановился метрах в пяти от дома, чиркнул спичкой. На миг пламя осветило его худое смуглое лицо, длинные темные волосы. Он прикурил и пошел дальше. Как только незнакомец поравнялся с домом, Салихов и Хисматов с криком «Стой!» выскочили ему навстречу. Человек метнулся в сторону, но Хисматов быстро нагнал его, применил «подсечку» – и беглец, кувыркнувшись, уткнулся в мокрую траву.

Подойдя к лежавшему, Салихов похлопал его рукой по спине и сказал тихо:

– Вставай, сынок! Поехали разбираться…

Всякий преступник, если только он не схвачен за руку, сразу же после совершения злодеяния перестает быть самим собой. По существу, он превращается в жалкого актера, вынужденного играть одну-единственную роль, – роль спасателя собственной шкуры. И все дальнейшее его поведение будет целиком зависеть от того, какие мотивы привели его на путь преступления. Если это вор, корыстолюбец, то он обязательно попытается изображать из себя этакого великодушного добряка, всеобщего благодетеля. Возмутитель спокойствия начнет непременно перевоплощаться в смиренную овцу. А убийца, конечно же, будет «бояться» даже обычного перочинного ножика. И это подчас тоже выдает с головою преступника! Ведь перевоплощение не может быть мгновенным, и даже профессиональный актер, прежде чем войти в роль, вынужден неделями, а то и месяцами разучивать ее. Преступник же вольно-невольно оказывается между двух огней. Не играть своей роли он вроде бы не может, в то же время страх перед возмездием давит ему на сердце, душит его денно и нощно. А «игра», сколько бы он ни старался, «признания» не принесет, выдаст его, как сеятеля зла.

Об этом и многом другом думал и размышлял Мустафин, пока автомобиль, в котором он ехал, не остановился у расположенного во дворе райбольницы небольшого одноэтажного здания, где размещалось межрайонное отделение судебно-медицинской экспертизы.

Приехать сюда Мустафин должен был еще к началу экспертизы. Но перед самым выездом к нему срочно доставили одного подозрительного водителя, который, по словам двух женщин, как бешеный, гонялся за ними по полю на своем исковерканном мотоцикле. Мотоциклист оказался самым заурядным пьяным дебоширом, и после допросов следователь немедленно передал его соответствующим службам милиции, но на разбор дела ушло почти полдня. Предвидя заранее эти издержки, Мустафин, правда, заблаговременно связался с помощником прокурора, предупредив его, чтобы он в случае чего был рядом с судмедэкспертом во время его исследований. И помощник прокурора сейчас должен был находиться здесь, в морге.

На площадке перед отделением экспертизы толпились люди, стояли машины. Выйдя из кабины, Мустафин направился к зданию, но на полпути его остановил бледный, изнуренного вида мужчина. Мустафин узнал в нем Портнова. Как же он изменился за это короткое время! Впавшие щеки, сухие, словно обескровленные губы. В глазах – беспомощное отчаяние.

– Извините, – произнес Портнов теперь уже без излишней паники, но с виновато-горестной улыбкой. – Я хотел… я просто хотел узнать, нет ли у вас новостей для меня. Ну, вы сами понимаете, что я имею в виду…

О чем спрашивал Портнов, было ясно, и Мустафин даже растерялся на какой-то миг, не зная, что и отвечать, – ведь ничего существенного пока что следствием не добыто, и все же решил не уклоняться от ответа, хоть как-нибудь утешить убитого горем родителя.

– Новости ожидаются, Владимир Николаевич, – сочувственно тронул он Портнова за локоть. – Работа идет полным ходом. Люди не спят ночами. Не торопитесь: преступник будет найден, я уверяю. Будьте только тверды, прошу вас.

– Спасибо, – почти прошептал Портнов. – Я надеюсь…

Он не ушел сразу, видимо, намеревался еще кое о чем расспросить следователя, но в это время к ним подошли двое. Один небольшого роста, щуплый, с черными, как смоль, бровями. Худобу его еще более подчеркивали помятый, обвисший костюм, глубоко нахлобученная старая шляпа. Другой – помоложе, высокий, широкоплечий, с крупным прямым носом, светлыми водянистыми глазами и шрамом над верхней губой. Выглядел он намного приличнее первого. На нем были модный в серую клетку пиджак, чистая сорочка.

Высокий учтиво поздоровался, а щуплый, словно не замечая следователя, кивнул на здание и сказал, обращаясь к Портнову:

– Там заканчивают, Володька. Пора, наверное, подгонять машину?

Только после этого он покосился на Мустафина и, переведя взгляд на Портнова, спросил бесцеремонно, почти нагло:

– А это кто такой?

– Да тише ты, это следователь, – с укором посмотрел на него Портнов, чувствуя, видно, неловкость из-за несдержанности своего знакомого.

– А-а, гражданин следователь! – теперь уже с иронической усмешкой произнес щуплый. – Что же это вы так мешкаете? С улицы-то всяких пьяных-рьяных ловко хватаете да укладываете на нары, а как глухое дело, так и волынку тянете. Нехорошо, начальник!

– Да хватит, Костя, – вмешался высокий. – Что тут трепаться понапрасну. Раз взялась за дело милиция, значит будет все на мази. А ты бузить сразу.

– На мази. Где уж там? – махнул рукой щуплый и, зло хмыкнув, зашагал к машине.

– Вы уж не обижайтесь на него, – сказал высокий, провожая осуждающим взглядом своего приятеля. – У него тоже, знаете ли, свое горе. Дочь умерла, пока он там… срок тянул. – Он как-то снисходительно улыбнулся, отчего шрам над губой растянулся, исказив лицо, и спросил тихонько, наклонившись к следователю: – Как вы думаете, за что все-таки убили девочку-то, товарищ следователь?

– Пока не знаю, – сухо ответил Мустафин, почувствовав исходящий от собеседника легкий запашок спиртного. – Но скоро, думаю, все прояснится.

– Конечно. А его, наверное, расстреляют?

– Кого?

– Да душегуба этого.

– Наверное…

– Да… – мрачно произнес высокий. – Задал он вам задачку. И о чем только думал зверюга, когда пошел на такое дело!

Он постоял немного и сказал, повернувшись к Портнову:

– Ну, я пойду, пожалуй, Володя. Надо предупредить шоферов…

– Кто такие? – поинтересовался Мустафин, оставшись наедине с Портновым.

– Тот, щуплый – Макаров. Работаем вместе. А высокий – наш сосед, Лачугин, – пояснил Портнов и после некоторого раздумья добавил: – Успели хватить где-то… Зачем только пришли. Ведь и так на душе одна горечь…

Попрощавшись с Портновым, Мустафин зашел в отделение экспертизы.

В небольшом светлом кабинете, склонившись над бумагами, переговаривались помпрокурора и судебно-медицинский эксперт Каримова. Поздоровавшись, следователь подсел к ним. Оправдываться за свое опоздание не имело смысла, и Мустафин решил сразу же говорить о деле.

– Вы, я вижу, уже закончили. Что ж, отлично! И каковы выводы, Равия Мансуровна?

Каримова, маленькая хрупкая женщина с живыми, черными, как две смородинки, глазами, ответила не сразу. Педантичная, взыскательная, она никогда не позволяла себе делать поспешных выводов, тем более когда они касались серьезных преступлений. И на этот раз заговорила, лишь все тщательно взвесив:

– Предварительно могу сказать: смерть девочки последовала от травм черепа. Все травмы одинакового характера. Орудием преступления могла служить обнаруженная на месте происшествия коряга. Более подробное заключение будет дано после лабораторных исследований. И еще…

Каримова как-то многозначительно посмотрела на следователя, медленными движениями пальцев поправила волосы на седеющих висках.

– Осмотр трупа на месте происшествия был несколько затруднен. Не та обстановка, вы сами видели. Лес, люди, внезапно поднявшийся ветер… Еще там я обратила внимание на то, что правая рука девочки сжата в кулак. И знаете, что мы сегодня нашли в этом кулачке? Четыре волоска!

– Четыре волоска? – почти воскликнул Мустафин и с недоверием посмотрел на помощника прокурора. Тот кивком головы подтвердил слова эксперта.

– Да, представьте себе, четыре коротких волоска, – спокойно повторила Каримова. – Судя по всему, девочка сопротивлялась, хватала преступника за волосы…

– Вы полагаете, что в руке у нее остались волосы убийцы?

– Похоже, да.

– Где же они, эти волоски? Могу я взглянуть на них? – Мустафин даже привстал от нетерпения.

Помощник прокурора лишь сочувственно улыбнулся и безнадежно развел руками:

– Сожалею, но волоски уже упакованы и лежат у меня в портфеле. Распаковывать их, я думаю…

– Хорошо, хорошо, – поднял ладони Мустафин. – Я не настаиваю. Скажите только, какого они цвета? Черные, каштановые, русые, рыжие, наконец, черт возьми?

– Русые, – видя волнение следователя, чуть улыбаясь, сказала Каримова.

– Точно, русые, – подтвердил помощник прокурора.

Мустафин, не говоря ни слова, поднял телефонную трубку и поспешно набрал номер. Ему ответил начальник милиции.

– Нагим Сибгатович? Говорит Мустафин. Только что закончилась экспертиза. В руке у убитой обнаружены четыре волоска. Да, четыре коротких волоска. Судя по ним, у преступника русые волосы и короткая стрижка. Так что имейте в виду… Ну, а у вас что? Привезли лесного бродягу? Хорошо, я скоро приеду.

Следователь положил трубку и задумался.

– Так… Что еще… Да, что вы собираетесь делать с трупом собаки?

– Скоро должен приехать врач-ветеринар, – пояснила Каримова. – Мы будем вместе вскрывать труп.

– Хорошо. Но пригласите еще и дантиста и обязательно возьмите слепки с челюстей собаки. Они нам могут пригодиться…

На ногах у него были рваные домашние тапочки. А все остальное – ничего. И рубаха, и брюки еще годились для лесной жизни.

Предложив задержанному сесть и внимательно вглядевшись в него, Мустафин поймал себя на мысли: он уже встречал этого человека. Смуглое угристое лицо, чуть скосившийся набок нос, черные, затравленные глаза, толстые слюнявые губы. Да, несомненно, он видел его, но где и когда – не помнил.

– Ваша фамилия? – начал следователь.

– Мухаметов. Мансур Мухаметов, – ответил хриплым простуженным голосом задержанный, тоже внимательно рассматривая следователя и, видимо, узнавая его по какой-то прошлой встрече.

– Где и кем работаете?

– Не работаю. Три месяца будет, как уволился. А раньше шоферил на грузовике.

– Судимости имеете?

– Судился. Три года назад. Да вы же знаете…

«Ах, вон оно что!» Теперь следователь узнал его. Да, именно три года назад он занимался делом группы подростков, совершавших грабежи и кражи. Одним из участников и был этот молодой человек. Тогда Мухаметов получил условное наказание – ввиду молодости. Так что же заставило его опять пойти по скользкой дорожке?

– Я помню вас, Мухаметов… – сказал следователь тоном, не выражающим удовлетворения от встречи. – Где вы живете сейчас?

Услышав вопрос, Мухаметов едва заметно вздрогнул, нетерпеливо заерзал на стуле, показывая тем самым, что вопрос пришелся не по душе.

– Я жду ответа, – поторопил следователь.

– Как сказать? – прервал молчание Мухаметов, облизнув губы. – Раньше я жил с матерью, если помните. Потом поехал в Клиновку, женился там, но прожил с женой недолго. Не поладили мы, уехал я от нее. Теперь вот один…

– И не нашли ничего лучшего, как бродить по лесу?

Мухаметов долго молчал, потом махнул рукой и сказал, тихонько всхлипнув:

– Да чего уж там. Арестуйте сразу, и весь сказ!

– Арестовать? – припал к столу Мустафин. – За что?

– Преступник я. Ребенка убил…

Следователь почувствовал, как у него холодеет спина. Что это? Ниточка к клубку? Полная удача? Случайное совпадение?

Усилием воли он взял себя в руки и спокойно, не выдавая волнения, спросил:

– О каком ребенке вы говорите? Не путайтесь, пожалуйста, расскажите все по порядку.

– Плохо, плохо мы жили с женой, – утирая слезы, проговорил Мухаметов; в его голосе звучали и страх, и жалость. Жалость к самому себе. – Не проходило дня, чтобы не скандалили. Выпьешь рюмку – жена волком на тебя кидается. И она, и ее мать – заодно… Два месяца назад это случилось. Не стерпел я, сильно избил жену. А она беременна как раз была, ребенка ждала. И из-за того, что я избил ее, он раньше времени родился. Мертвый, значит. Испугался я. Убежал из дома и больше не приходил. Жил на кордоне у лесника Сафаргалея. Шалаш у меня там. А когда дождь или что, ночевал в сарае у Сафаргалея. Он и кормил немного. А иногда я в деревню ходил, воровал малость… Виноват я, гражданин следователь, чего уж там… – Мухаметов сморщился весь и, согнувшись, отчаянно покачал головой: – Зачем, зачем я это сделал?

– Как фамилия и имя вашей жены? – спросил следователь, испытывая то внутреннее разочарование, какое бывает у человека, не сумевшего стать свидетелем ожидаемого чуда.

– Мухаметова Луиза, – еле слышно прозвучало в ответ.

Мустафин искоса взглянул на задержанного и нажал кнопку селектора.

– Дежурный? Свяжитесь с участковой больницей и узнайте, не обращалась ли к ним в этом году Мухаметова Луиза, если обращалась, когда и по какому поводу.

– Хорошо, – отозвался дежурный. – Все будет сделано.

Следователь отодвинулся от селектора и вопрошающе посмотрел на задержанного.

– На кордоне вы жили все время или бывали еще где-нибудь?

– У лесника жил, у лесника, у кого же еще, – поднял голову Мухаметов, с какой-то подозрительностью поглядев на следователя. – Никуда от него не уходил. – И опять сник.

– А вы слышали об убийстве в лесу?

– Убийстве? – вскочил со стула Мухаметов, тараща глаза на следователя. – Что вы говорите? Я был у лесника Сафаргалея, разве вы не слышали? Ни про какое убийство не знаю! Избил жену, было дело, ребенка загубил, воровал… Судите меня, арестуйте за это, если хотите. А про убийство и знать не знаю!

– Хорошо, хорошо, – успокоил его следователь, показывая на стул. – Садитесь. Я думал, может, Сафаргалей рассказал что-нибудь, раз сами не слыхали…

– Не знаю, клянусь вам, и Сафаргалей ничего не говорил, – несколько раз ударил себя в грудь Мухаметов и сел, не зная, куда девать свои дрожащие руки.

– Успокойтесь, – сказал следователь, пытаясь привести допрашиваемого в равновесие. – Вас никто и ни в чем пока не обвиняет. За свои преступления вы ответите. Что касается убийства, то разобраться тут поручено мне, и на все вопросы, которые я буду задавать, вы должны давать прямые, ясные ответы.

– Но ведь я уже… – начал было снова Мухаметов, но осекся и покорно опустил глаза.

Следователь уловил момент.

– Меня интересует, где вы были и чем занимались последние три дня?

– Болел я, – угрюмо ответил Мухаметов, ощупывая свои впавшие небритые щеки. – Четыре дня назад чистил колодец леснику Сафаргалею, там, видимо, и прихватило. Два дня лежал у него в сарае, а потом перешел в шалаш. Никуда не выходил. Только один раз ночью побывал в деревне. Лесник Сафаргалей подтвердит…

– Подтвердит… – тихо повторил Мустафин. – Ну, ладно…

Он уже чувствовал усталость, какая приходит обычно после спада сильного напряжения. А теперь, когда допрос практически зашел в тупик, эта усталость возросла вдвойне.

Вызвав конвоиров и велев увести задержанного, он распорядился освидетельствовать его и изъять одежду. Сам, посидев немного, припал к селектору.

– Дежурный, как с моей просьбой? Выполнили?

– Да, Марат Сагитович. Мухаметова Луиза обращалась в больницу два месяца назад. Побои и вынужденное прерывание беременности. Копию амбулаторной карты обещали выслать… Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Подготовьте, пожалуйста, машину. Выезжаем на кордон, к леснику.

С кордона Мустафин возвратился полностью убежденный в непричастности Мухаметова к совершенному убийству и сразу же выехал в райцентр.

Сегодня он поторапливался. Дочери исполнилось семь лет, и следователь решил провести вечер в кругу семьи. По пути зашел в детский магазин, купил подарки – платье, туфли, гольфики и, довольный, направился домой по знакомой с детства улице, казавшейся ему на этот раз особенно милой и приветливой.

На перекрестке догнал высокую стройную женщину в милицейской форме.

– Разрешите вас проводить? – с притворной развязностью подошел к ней сбоку и потянул за руку.

– Ой! – вздрогнула та и повернула к нему испуганное лицо.

– И это так реагирует на действия «хулигана» инспектор по делам несовершеннолетних, два года изучавшая приемы самозащиты? – разочарованно сказал Мустафин, глядя с улыбкой на свою растерянную жену.

– Да ты и впрямь настоящий хулиган! – рассмеялась Ильсия, беря его под руку и передавая на ходу сумку с покупками. – Ну, как у тебя дела? – осведомилась она.

– Настроение бодрое, идем ко дну! – отшутился Мустафин и потряс сумкой. – Тяжелая… Что у тебя там?

– Подарки для нашей именинницы. Ну, и еще кое-что… для стола.

– Сама именинница-то, надеюсь, дома?

– Дома. Они там с Санией и Розой пекут перемячи. Молодцы у нас соседи. Как пришли с работы, сразу взялись за дело. Скоро должны и мужья явиться…

В квартире было жарко и пахло печеным. Мустафин сразу заметил: в прихожей на столике две вазы с яркими живыми цветами. В зале стоял убранный по-праздничному стол, а в углу, возле телевизора, – маленький столик для дочери и ее подружек.

Через полчаса гости были в сборе и начали чествовать именинницу…

Шел своего рода импровизированный детский концерт, когда в квартиру позвонили.

– Наверное, Сабир с женой, – поднялась с места Ильсия и направилась в прихожую. Вскоре она вернулась: – Марат, это к тебе… – сказала несколько растерянно и с виноватой улыбкой посмотрела на гостей.

Мустафин извинился и вышел.

В прихожей ожидала женщина, опрятно одетая, красивая, но только очень бледная и усталая, словно перенесшая болезнь. Глаза большие, редкой голубизны смотрели на следователя с болью и страданием. Мустафин не узнал, а скорее догадался, кто это…

Женщина несмело поздоровалась.

– Простите меня, – сказала она тихим, ослабшим голосом. – Я без предупреждения и, кажется, не вовремя…

– Что вы, что вы, – поспешил успокоить ее Мустафин и открыл дверь комнаты, используемой им в качестве рабочего кабинета. – Проходите, прошу вас. Садитесь!.. Если не ошибаюсь, вы – Портнова Евдокия Ивановна. Я собирался встретиться с вами, но вы были заняты…

– Да, я была занята эти дни, – все тем же тихим, ослабшим голосом произнесла она, пытаясь изобразить на лице нечто похожее на улыбку, – а теперь вот свободна, как видите…

Казалось, еще миг и из глаз ее хлынут слезы, но она прикусила губу, сжалась в комок и, посидев так немного, проговорила с дрожью в голосе:

– Мы похоронили ее и, не знаю почему, меня потянуло сюда…

Из зала послышались звуки пианино – и нестройные детские голоса, перебивая друг друга, запели:

 
Пусть бегут неуклюже
пешеходы по лужам,
а вода по асфальту – рекой…
 

Мустафин встал и быстро прикрыл дверь.

– Простите, – сказал он растерянно, – у дочери день рождения…

– А-а, – привстала Портнова. – Ну, тогда мне лучше уйти. Я приду завтра…

– Ни в коем случае! – он решительно остановил ее. – Вы поступили совершенно правильно, придя сюда. Садитесь, пожалуйста, и расскажите, что вас тревожит. Я уверен, вы пришли не случайно.

– Видите ли, – чуть ободрилась она, доверчиво посмотрев на следователя полными слез глазами, – в жизни иногда на многое не обращаешь внимания, многое пропускаешь мимо ушей и глаз, многое просто забываешь… Горе же заставляет вспомнить все, и не просто вспомнить, а пережить заново, оценить по-иному. Вот и я тоже вспомнила одну странную историю. Да, странную, даже похожую на сказку. Я видела его всего один раз…

– Кого? – сразу же насторожился следователь.

– Призрака… – нахмурилась она и опустила глаза. – Да, да, призрака. Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума. Нет, хотя в моем положении и не мудрено… Так слушайте. Этот случай произошел больше года назад, как раз после новогоднего праздника. Было около десяти часов вечера. Я возвращалась с работы – в то время мы составляли годовой отчет и приходилось засиживаться допоздна. Когда проходила через лесопарк, то увидела впереди темную фигуру. Она стояла на дороге. Сначала я подумала, что это какой-нибудь ряженый, но фигура продолжала стоять прямо на моем пути, и я невольно приостановилась. Фигура сделала несколько шагов мне навстречу. Освещения в том месте не было, но я сумела кое-что разглядеть. Человек этот был в темном полушубке и темной меховой шапке. Шея и голова до самого носа замотаны шарфом. Я стояла и смотрела на него, как загипнотизированная. Внутри у меня все сжималось от страха.

Портнова тяжело задышала, приумолкла и, посидев так с полминуты, вновь вернулась к своему рассказу. Голос ее все дрожал:

– Не знаю, как я выдержала. Хотелось бежать, но ноги не слушались меня. Человек в темном словно пытал меня своим молчанием. Я уже хотела кричать, как он наконец заговорил, прямо через шарф. Чувствовалось: говорил каким-то не своим, глухим голосом. Помню, сказал: «Я не желаю тебе зла. Не стану ни убивать, ни грабить. Но за твоим муженьком числится должок. И ты должна заплатить его мне…»

«Кто вы? Какой должок? Что он такого сделал?» – пыталась выяснить я, но человек в полушубке был непреклонен и продолжал твердить свое. За ним, мол, числится должок и если ты хочешь, чтобы я оставил тебя и его в покое, то должна сейчас же пойти за мной и сделать то, что я скажу…

Вы знаете, я не верила в происходившее. Думала, может, это просто сон или видение какое. Но это все было наяву. Я прямо заявила незнакомцу, что никуда с ним не пойду, если даже он будет бить меня. Но он бить не стал, а сказал просто: «Хорошо, возвращайся домой и подумай еще раз. Если надумаешь, то приходи завтра сюда в это же время. Не придешь – жди беды…»

Я не помню, как добралась домой, как вбежала в комнату и упала на кровать. Хорошо еще, муж был в командировке, а дети спали, не видели ничего… Всю ночь я бредила, а утром немного успокоилась и пошла на работу. Я никому ничего не рассказывала. Даже мужу. Ни на какое свидание с незнакомцем, конечно, не пошла. Старалась все скорее забыть, но такое, оказывается, не забывается…

Следователь придвинул стул ближе к креслу, в котором сидела Портнова:

– Евдокия Ивановна, а вы не угадывали в «призраке» кого-либо из своих знакомых? Может быть, он был похож на кого-то. Может быть, одежда…

– Да что одежда! – беспомощно вздохнула она. – У нас в таких полушубках и шапках полпоселка ходит. Буровики все же… Нет, нет, я не узнала его ни по одежде, ни по голосу…

– И все же, почему вы не решились рассказать о происшедшем мужу?

– Видите ли… – она облокотилась на боковину кресла, подпирая рукой голову. – Все, что случилось, выглядело слишком странным и необъяснимым… А потом как-то улеглось, забылось… О происшедшем я рассказала мужу только сегодня, после похорон. Не знаю, какое оно может иметь отношение к нашему несчастью… Может, и никакого. Это уже, наверное, вам решать. Я рассказала все, ничего от вас не утаила.

– Не сомневаюсь, – кивнул следователь, – но позвольте задать вам еще один вопрос. – Этот намек на должок… Что может служить поводом для подобного разговора?

– Не знаю, – вздохнула Портнова. – Ведь незнакомец не стал ничего объяснять. Если он имел в виду деньги, то никаких долгов за нами не числится – я это могу сказать уверенно. На работе у мужа тоже, кажется, порядок. Ну, а если… если говорить о женщинах, то все в поселке считают его однолюбом. И я верна ему – этого никто опровергать не осмелится.

– Ну, что ж, спасибо, – встал с места следователь. – И вот что. Если у вас еще осталось хоть немного сил, то нам следует продолжить разговор в более официальной обстановке… В прокуратуре. Ваши показания я должен занести в протокол.

– А как же ваша дочь, гости?

– Ничего, – обронил следователь. – Как говорят, торжественная часть прошла, а попеть и потанцевать всегда успеется. – Он спохватился: – А муж случаем не с вами?

– Да, он ждет в машине.

– Тогда идемте. Заодно и с ним побеседую еще раз…

Из протокола допроса потерпевшего Портнова Владимира Николаевича

«…Сегодняшний рассказ жены о каком-то человеке в темном полушубке, пытавшемся шантажировать ее, намекая на «должок», поставил меня в крайнее недоумение. Кто этот человек и чего он хотел от нас, неизвестно. Я могу лишь повторить, что никакого вреда никому не причинял и повода для мести, зависти или ревности не подавал. Рябова, с которым у нас вышел конфликт по работе, я с тех пор, как его судили, больше не встречал, каких-либо писем, записок не получал…»

Из сообщения начальника исправительно-трудового учреждения

«…Осужденный за злостное хулиганство Рябов Петр Егорович назначенное ему наказание полностью не отбыл, умер в межобластной больнице от рака легких…»

Оперативно-розыскная группа во главе с майором Салиховым обобщала полученную за день информацию, когда в поселковое отделение милиции вбежала, запыхавшись, взволнованная до крайности женщина и закричала, простирая руки к сидевшему за барьером дежурному:

– Скорее! Скорее! Да что же вы сидите!

– В чем дело? Что случилось? – словно по команде повскакивали с мест оперативники.

– Спокойно, товарищи, – поднялся Салихов. И, подойдя к барьеру, сдержанно спросил, обращаясь к женщине:

– Ваша фамилия?

– Бондарева.

– Где вы работаете?

– В жилищно-коммунальной конторе.

– Хорошо. А теперь расскажите, что произошло.

На мгновение воцарилась тишина, все вернулись на свои места. Возле барьера остался стоять лишь Салихов.

– Вы знаете, шла я сейчас лесом, по дороге, что невдалеке от поляны, где убийство совершилось… Иду, значит, себе спокойно, слушаю, как птицы щебечут. И вдруг из кустов выбегает на дорогу человек, дышит тяжело, стонет будто. Я – сразу в крик, испугалась больно, а он – руками за голову, прыг через дорогу – и снова в кусты. Только я его видела. Ох, и страшным показался мне этот человек! Не то черт, не то леший какой. Не помню даже, как выбралась из леса. Лишь на опушке и опомнилась от страха. А как пришла в себя да успокоилась немного, то грешным делом подумала: что делал там этот человек, на поляне-то? От кого и зачем бежал? Подумалось мне, прости меня господи, уж не он ли загубил девочку-то…

– Вы разглядели этого человека? – Салихов придвинулся к женщине, словно боялся пропустить что-то важное, глаза насторожились.

– Да где уж там разглядеть, – махнула рукой Бондарева. – Он как выскочил из кустов, так у меня свет белый в глазах померк. Тут мгновенье какое-то прошло, не больше, как он прошмыгнул. Прошмыгнул и пропал. Во что был одет, обут, заметить не успела!

– Ну, а место, где встретили его, сможете нам показать?

– Место, пожалуйста. Оно приметное. Я по этой дороге весь век свой хаживала.

– Хорошо, – Салихов повернулся к оперативникам: – Все в машину! Каждому иметь оружие! А вы, – обратился он к дежурному, – оповестите кинолога. Пусть ждут нас с Пальмирой. Заберем их по пути.

Сначала хотели начать преследование с того места, где Бондарева наскочила на незнакомца, но Салихов настоял: начинать надо с поляны, а Бондарева с милиционером пусть дожидаются на дороге. И не ошибся. Покружив по поляне, Пальмира взяла след и сразу же потащила кинолога в чащу. За ними устремились Салихов и остальные оперативники. Прошла минута – и они выскочили на дорогу. Салихов успел лишь крикнуть Бондаревой: «Идите к машине и ждите нас!» – как собака с кинологом, перебежав дорогу, уже скрылись в чаще. Майор решил не отставать.

От мелькавших стволов деревьев – белых, серых, коричневатых – рябило в глазах, ветки хлестали по лицу и груди. Но вот лес поредел, все подошли к краю оврага. Пальмира сделала несколько пробежек взад-вперед, принюхалась и бросилась вниз. Преследователи буквально покатились по крутому склону на дно оврага. Тут оказался колодец. Собака обнюхала сруб, покружила возле него и, пробежав немного по оврагу, устремилась вверх по противоположному склону.

И снова бег, но теперь уже не такой трудный: лес все редел и редел. Наконец – поле. Теперь бежать совсем легко, хотя и силы на исходе.

Вот автомобильная дорога, перекресток, где она смыкается с другой полевой дорогой, что ведет прямо в поселок нефтяников. Поселок недалеко, за пригорком.

Собака забегала, закружилась, будто занервничала из-за чего, и вдруг остановилась, вытянув морду в сторону поселка.

– Потеряла след… – вздохнул кинолог, снимая фуражку и смахивая рукавом стекавшие по лицу капли пота.

– Ничего, – тяжело дыша, сказал Салихов. – Она сделала свое дело… Дороги здесь две, а путь один – поселок…

В овраге было сыро и пахло прелой травой. Высившиеся по его краям деревья почти закрывали солнце, и лишь там, где сходились их верхушки, светилась голубизной узенькая полоска неба.

Мустафин только что закончил осмотр, составил протокол и теперь стоял, наблюдая за тем, как эксперт-криминалист с осторожностью отделял от земли гипсовые слепки, изготовленные со следов обуви – обуви человека, побывавшего здесь недавно и убежавшего в сторону поселка.

Эти следы следователь заметил сразу, как только спустился на дно оврага. Они отчетливо отпечатались на влажной земле возле родника, превращенного чьей-то заботливой рукой в лесной колодец.

Обувь, как видно, сорок второго размера, подошва с рисунком в виде мелких поперечных полос, каблуки сзади чуть стерты…

Стоявший рядом с экспертом майор Салихов подошел к следователю и сказал, зябко оглядев склоны оврага:

– Интересно… Что он делал в этой яме?

– Похоже, здесь была настоящая драма… – задумчиво произнес следователь. – Сначала потоптался возле родника, потом присел на сруб, наследил изрядно. А там, – он указал на небольшую лужайку, – и вовсе трава помята, будто кто-то катался по ней с воем…

– Почему с воем?

– Завоешь, пожалуй. Один – в такой яме. Кругом чудятся люди, засада… Представь себе: ходит он по дну этого глухого оврага и накручивает на ус, как вынесут ему приговор, как придут за ним конвоиры, поведут по узкому коридору, и как будет он идти, отсчитывая последние шаги. Да, да, идти и считать про себя: раз, два, три… И вдруг откуда-то сверху с хрустом падает под ноги вот эта сухая ветка… – Следователь наклонился и подобрал с земли березовую ветку, посмотрел на свежий излом и отбросил в сторону. – Тут есть отчего выть и кататься по траве…