Текст книги "Частная жизнь короля Джона Сноу (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Перебрав в голове все, что он знал и помнил о Сансе, Джон по-прежнему не нашел ответа на вопрос, почему она держала свою связь с Клиганом в тайне и до сих пор не вышла за него замуж. Вряд ли дело было в страхе перед Дейенерис – королева была слишком поглощена своими заботами, да и Джон в любом случае поддержал бы сестру. Разница в происхождении между ними была теперь не так заметна. Возможно, кто-то из них был связан тайными клятвами, о которых ему ничего не известно? Или есть еще какие-то препятствия, мешающие им соединиться? В любом случае, он намерен был это выяснить.

========== Глава 8. Не упустить ни дня ==========

Тем же вечером Джон позвал Сансу в свою комнату после ужина, и сразу взял быка за рога:

– Сегодня я видел тебя в лесу с Сандором Клиганом.

– Ох. Джон, это…

– Санса, ради всех богов, неужели ты думаешь, что я буду тебя осуждать? Мне кажется странным твой выбор, но если ты любишь этого человека, а он любит тебя – то я только могу пожелать вам обоим счастья.

– Джон, да послушай же меня. Это не то, о чем ты думаешь.

– Тогда расскажи мне, сестра. Когда-то ты помогла мне поступить как должно, а теперь моя очередь отплатить тебе за это добром.

– Если бы это было так легко объяснить, брат. Особенно тебе, ведь ты мужчина – а я никогда не говорила об этом даже с женщиной.

– Я мужчина, с которым ты выросла вместе, и которому ты когда-то давала советы, как обращаться с девушками – помнишь?

– Помню – Санса криво улыбнулась, и судорожно вздохнула, будто собираясь с разбега прыгнуть в холодную воду, а потом в ней будто прорвало внутреннюю плотину:

– Боюсь, я не смогу быть его женой. Ни его, ни любого другого мужчины.

– Почему?

– В том-то и дело, братец – женщина сразу бы все поняла, а тебе нужно объяснять. Что ж, слушай, раз спросил. Когда я была женой, а точнее, узницей Рамси Болтона, то, что он делал со мной… о подобном не говорят вслух. Я даже не знала, что такое можно проделывать с живым человеком. Я прошла через это и выжила, но после всего мое тело казалось мне грязным, мерзким, оскверненным, а отмщение принесло только краткое облегчение, и я все равно чувствовала в себе его грязь и мерзость, снаружи и изнутри, она была как яд в моей крови. Рамси был прав, когда перед смертью сказал, что теперь он часть меня, и эти слова еще долго жгли меня как раскаленное железо. После такого я даже думать не могла о мужчинах. Мой… мой муж был достаточно добр, чтобы не принуждать меня, и я хотела – правда хотела! – исполнить свой долг и родить ему детей, но стоило ему тронуть меня хотя бы пальцем…

Санса опустила взгляд на руки и продолжала через силу:

– Это было похоже на приступы безумия – я не помнила, что со мной было, что я делала, но на лице и теле Тириона потом были следы царапин и даже укусов, а после этого меня трясло как в лихорадке, я могла рыдать по многу часов подряд или скребла свою кожу чуть ли не до крови – голос Сансы опустился почти до шепота, а Джон сидел, стиснув кулаки, раздираемый болью и гневом. – Какое-то время спустя нам обоим стало ясно, что ничего не получится, и мы не сможем быть мужем и женой. Веришь ли, я никогда не испытывала к твоему Деснице более теплых чувств, чем в тот день, когда перестала носить его имя.

– Санса, если бы я только знал… – Джон не находил слов.

– Вот поэтому я и молчала, брат. Видишь, даже сейчас мои слова причиняют тебе боль, а чем бы ты мог мне помочь? Может быть, я зря вообще заговорила об этом.

– Нет-нет Санса, не зря. Нельзя все носить в себе – особенно такое. Лучше уж рассказать все до конца.

– Как прикажете, ваша милость – невесело усмехнулась она и продолжила: – После возвращения в Винтерфелл я радовалась только одному – своей свободе. Что я – ничья и никогда не буду никому принадлежать. Долгое время я не выносила ничьих прикосновений – ни служанок, ни подруг, ни Рикона. Потом, постепенно это начало проходить, мне с каждым годом становилось все легче. А потом появился он.

– Сандор Клиган?

– Да. Я испугалась тогда – сама не знаю, чего. Должно быть, воспоминаний. А может быть, я уже тогда предчувствовала перемены, к которым не была готова.

– О чем ты говоришь, Санса?

– О моей жизни в Королевской гавани много лет назад, когда Сандор служил королю Джоффри.

– Но он был всего лишь телохранителем, а ты ребенком. Что у вас могло быть общего?

– Больше, чем ты можешь предположить. Он доверял мне, а я ему. Я знала о нем то, чего по сей день не знает никто, а он дважды спасал мне жизнь. Сандор бывал добр ко мне, пусть даже его доброта порой была похожа на жестокость. А еще он предлагал мне бежать из города – это было в ту ночь, когда войска Станниса Баратеона осадили Королевскую гавань. Я не пошла с ним тогда, а теперь жалею – возможно, мы бы оба погибли, но я тогда не досталась бы Бейлишу и Болтону – с ожесточением в голосе добавила Санса.

– Я этого не знал. – пораженно пробормотал Джон.

– Разумеется – откуда ты мог бы узнать? А еще я многого не понимала тогда – в том числе и того, как он ко мне относился.

– Ты хочешь сказать, что он влюбился в тебя, когда тебе было двенадцать лет?

– «Влюбился» – слишком громкое слово, Джон. Его влекло ко мне, это верно, но любовью тогда это вряд ли можно было назвать. Так или иначе, когда я увидела его в Винтерфелле, во мне все будто застыло. В то время Север еще не был так безопасен, как сейчас, и Рикон сделал его моим телохранителем – а я будто онемела и не смогла ему возразить. Только потом мы оба поняли, какую шутку сыграли с нами боги – уж не знаю, какие именно. Сандор просто продолжил делать то, что начал когда-то в Красном замке – охранять меня и беречь мой покой. Сначала мне было невыносимо тяжело в его присутствии – я не знала, о чем говорить, и надо ли вообще с ним разговаривать, как себя вести, кто я для него теперь, в конце концов. Я видела, что он изменился с тех пор, как мы расстались много лет назад, и все, что было в нем хорошего, только стало еще лучше. Постепенно, маленькими шажками мы подходили все ближе друг ко другу, пока не стали друзьями, но я никогда не думала о большем.

– Тогда как получилось, что ты полюбила его?

– Все началось с прикосновений. Сандор повсюду следовал за мной точно тень, и я не сразу поняла, что, когда он подает мне руку или помогает сесть на коня, это не повергает меня в ужас. Возможно, так было потому, что в Красном замке он ни разу не причинил мне боли и никогда не переходил границ дозволенного – кроме одного случая, который я давно уже простила. Я знала, что в его присутствии никто меня не обидит – в первую очередь, сам он. Также я стала замечать, что меня злит, если кто-то из женщин – неважно, знатных или простых – обращает на него внимание. Но окончательно я осознала, что влюблена, когда Рикон отдал ему Хорнвуд, и Сандор уехал в свой новый дом. Мне стало без него так холодно и пусто, так тоскливо, так одиноко, что я едва дождалась подходящего времени, чтобы поехать к нему самой и там мы, наконец, объяснились.

– История как будто из рыцарской баллады – Джон улыбнулся.

– Так и есть, брат. Сандор лучше многих рыцарей из книг, пусть он и презирает рыцарство и его обеты.

– И все же, Санса, я не понимаю, что мешает вам соединиться?

– Джон – Санса вздохнула – неужели ты еще не понял? Я люблю Сандора, люблю всем сердцем и душой, и именно поэтому не выйду за него замуж. Я не смогу дать ему того, чего он хочет – чего хочет любой мужчина от своей жены и того, чего обычная женщина сама хотела бы в браке. Жизнь с Бастардом не прошла для меня бесследно. Да, я теперь могу выносить прикосновения, объятия и поцелуи, со временем я научилась даже наслаждаться ими, но это все. При одной мысли о том, чтобы снова разделить ложе с мужчиной – даже с любимым и желанным мужчиной! – внутри меня все скручивается от страха и боли. Я не могу обречь Сандора на такую жизнь, и себя тоже – это будет мучение для нас обоих и только. Хуже того – я не знаю даже, способна ли я рожать детей.

– Но так ты заставляешь его жить надеждой, которую сама считаешь бесплодной.

– Да, я знаю, и каждый день собираюсь прекратить это, отослать его от себя, но… не могу. Он единственное счастье, которое у меня есть и которое когда-либо будет. С чем я останусь, если Сандор исчезнет из моей жизни? Одинокая, никому не нужная, нелюбимая, бездетная. Пустоцвет.

– И ты так уверена в том, что у вас ничего не получится, сестра? Что твоей и его любви не хватит на то, чтобы исцелить нанесенные тебе раны? – король пытливо вглядывался в лицо Сансы.

– Почему ты спрашиваешь Джон?

– Потому что, как мне кажется, ты обманываешь сама себя.

– С каких пор ты стал так хорошо понимать женщин, братец?

– Я король уже десять лет, а до этого был лордом-командующим Ночного дозора. Думаешь, я бы смог столько править, если бы не научился понимать людей – и мужчин, и женщин?

– И что же ты понял обо мне?

– Я полагаю, что на самом деле ты боишься не того, о чем говоришь. А еще в твоих словах мне слышится надежда на то, что он все-таки сможет победить все твои страхи и дать тебе то, что ты хочешь. Это значит, для вас обоих не все потеряно. Но тебе надо решиться, Санса. Иногда промедление не помогает нам собраться с силами, а наоборот, отнимает их. Порой надо просто закрыть глаза и сделать шаг вперед.

– Хотела бы я поверить в твои слова, Джон…, но не выходит. – Санса сидела склонившись и запустив пальцы в волосы, в голосе ее звучало страдание.

– Санса, послушай меня. В своей жизни я совершил немало ошибок, и порой они стоили другим жизни. Но если я что-то и понял за эти годы, так это то, что счастье – это хрупкий и недолговечный дар. Оно как стеклянный бокал, стоящий на краю стола: одно неловкое случайное движение – и он разобьется на сотню осколков, которые уже нельзя будет собрать воедино. Жизнь так коротка, что мы не должны упускать ни дня из того, что нам отпущено. Как я жалею сейчас, что мы с Дени тратили время на бесконечные ссоры, обиды, злость, недовольство вместо того, чтобы просто наслаждаться друг другом. Ни ты, ни я, ни мейстеры, ни септоны – никто не знает, сколько нам всем отпущено. Ты хочешь отравить оставшиеся тебе годы жизни страхом, лишить счастья себя и человека, которого ты любишь?

Голос Джона почти дрожал на последних словах, в горле был ком. Он уже не мог разобрать, что причиняет ему большую боль – потеря жены, несчастье сестры или горькое сожаление о самом себе. Санса молчала, долго, кусала губы, бросая быстрые взгляды на брата-короля. Наконец, она встала и, наклонившись, поцеловала его в лоб, а затем вдруг обняла и прижала в себе – и эта простая, почти материнская ласка было то, в чем так нуждалась его изголодавшаяся душа. Джон крепко обнял ее в ответ, а когда они не сразу разомкнули объятия, оба ощутили, что им стало легче.

– Я должна подумать, брат. Доброй ночи – хрипло сказала Санса, и оставила его одного.

========== Глава 9. Пес, Волчица и Дракон ==========

Следующие несколько дней Джон и Санса вели себя друг с другом как обычно, и никто из них не упоминал об этом разговоре. В замок один за другим стали съезжаться знаменосцы Старков – засвидетельствовать свое почтение королю. Джон отчасти снова чувствовал себя так, как будто уже вернулся в Королевскую гавань, но все же не настолько, чтобы это его стесняло. Здесь он был дома – плоть от плоти этой земли, как и местные лорды. С ними надо было меньше лгать и притворяться, а они, в свою очередь, проявляли к нему искреннее уважение, не связанное с желанием что-то от него непременно получить.

Наконец, спустя почти десять дней, Санса позвала брата в свою горницу, где их уже ждал Клиган – хмурый и сосредоточенный. Там она нетвердым от волнения голосом объявила, что они собираются пожениться и просят короля благословить этот союз. Но, не успел Джон расплыться в радостной улыбке, как Клиган добавил:

– Но никаких провожаний. Я не позволю, чтобы мою жену лапали другие мужики.

– Сандор, мы ведь уже все решили. Это очень старый обычай, а на Севере верность им ценят особенно.

– Нет, Пташка, это ты все решила, не спросив меня. А я не стану молчать, и если уж не могу уговорить тебя отказаться от этой хрени, то пусть твой брат-король тебе запретит.

– И правда, Санса – почему тебе это так важно? – Джон был удивлен ее решением не меньше жениха.

– Потому что… не могу объяснить, но я должна это сделать.

– А на то, что этого не хочу я – тебе насрать?

– Сандор, прошу тебя! Если не можешь понять меня – просто уступи. Один раз. Пожалуйста.

Клиган стоял, стиснув зубы и медленно закипая от гнева, а потом рявкнул:

– А катись оно все в пекло!.. – и быстро вышел, только дверь шваркнула.

Джон стоял в растерянности – не так он представлял себе этот разговор. Санса отошла в угол и закрыла лицо руками в беззвучном плаче. Наконец, Джон прервал это тяжелое молчание.

– Сестра, если ты не можешь быть откровенна с будущим мужем… что он вообще знает о тебе, о Болтоне?

– Достаточно много, чтобы понять, каково мне пришлось, и достаточно мало, чтобы невозможность отомстить за меня не стала для него мучением. А что касается провожания – я и сама не могу внятно объяснить это, только чувствую, что это необходимо – последнее испытание. Я должна доказать себе, что освободилась от ужасов прошлого, что Бастарду не удалось сломить меня. Именно поэтому я не хочу прятаться и скрываться. Я дома, и хочу выйти замуж по всем правилам.

– Так скажи ему это – он поймет.

– Я пробовала, но он не хочет меня слушать! Джон, мне нужна твоя помощь, снова – видишь, как невесело начинается моя помолвка.

Джон только вздохнул и отправился на поиски будущего зятя. С помощью слуг он довольно быстро нашел Клигана в богороще. Тот сидел на стволе поваленного дерева и жадно, торопливо глотал вино из кожаного меха.

– Не составите ли мне компанию, милорд?

– А, это вы… ваша милость – голос Клигана отдавал издевкой, и Джону подумалось, что служба королям Роберту и Джоффри была, пожалуй, не самой веселой страницей жизни Клигана – что ж, я так понимаю, ответ «нет» здесь не принимается?

Джон подошел, сел рядом, отпил из поданного бурдюка, затем вытер губы рукой и заговорил:

– Я пришел поговорить о своей сестре.

В ответ мужчина неразборчиво хрюкнул и снова сделал большой глоток.

– Санса любит вас – это ясно как день. И своим желанием устроить свадьбу как полагается она вовсе не хочет вас оскорбить, унизить или высмеять. Это нужно ей самой – зачем, я и сам не понимаю до конца, но если и вы ее любите – то выполните ее просьбу.

– Любовь – хрипло ответил Клиган. – Все думают, что любовь – это песенки, цветочки и поцелуйчики. Что они знают? Любовь – это пытка, привязь, кабала. Как вы думаете, для чего я тут торчу столько лет? Ради милостей и земель? Хрена с два. Наемником я уже был бы втрое богаче, имел бы дом, любовницу и погребок с вином. Все ради нее – ради Пташки – по его голосу было заметно, что он изрядно набрался, а Джон, слушая его, вдруг с горечью подумал, что все изливают ему душу, но нет никого, кому бы мог открыться он сам.

– Но теперь-то вы дождались.

– Угу. А ей почему-то хочется, чтобы по пути в мою постель ее облапала толпа мужиков.

– Это знаменосцы ее брата, Клиган. Многие из них знали Сансу еще ребенком. То, что они будут участвовать в провожании, говорит об их верности старым обычаям, не о неуважении к ней или к вам.

– Да насрать. – Клиган развязно махнул рукой и протянул королю мех. – Кому какое дело, чего я хочу, а чего нет – собаку на привязи не спрашивают о ее желаниях. – Глубокая обида, которую Джон расслышал в его голосе, объясняла многое. О боги, ну почему он должен быть нянькой для двух великовозрастных глупцов, которые не умеют разговаривать друг с другом?

– Скажите ей об этом, Клиган. Не молчите. Молчание – это яд, который отравляет собой все.

– Много ваша милость знает о ядах.

– Я был женат, в отличие от вас, и говорю из собственного опыта. Поговорите с Сансой, объясните ей все, и добейтесь правды от нее. Не начинайте свою жизнь с ней со лжи и умолчаний. – Джон протянул руку и похлопал Клигана по плечу. Тот дернул головой, но промолчал и вроде бы кивнул – в темноте было не разобрать. Джон поднялся с бревна, и, глядя на собеседника сверху вниз, добавил, уже совсем другим тоном:

– И еще, Клиган. Я вас не знаю, зато слышал о вас много разного. Вы любите мою сестру, а она вас – поэтому я не стал препятствовать этому браку. Но если вы обидите ее или сделаете несчастной – то вы мертвец. Я об этом позабочусь.

========== Глава 10. Сапожник без сапог ==========

По всей видимости, горе-любовники все-таки послушали его совета, потому что Санса вскоре снова начала сиять от счастья, а в глазах Клигана, когда Джон встречал его взгляд, теперь проскальзывало что-то, похожее на уважение. И уже спустя десять дней в Винтерфелле играли свадьбу – обрученные не хотели откладывать ее ни на день дольше того, чем это было необходимо. Мягким теплым весенним вечером под кроной чардрева жених и невеста обменялись плащами, Джон соединил их руки, а затем Сансу из дома Старков и Сандора из дома Клиганов объявили одной плотью, одним сердцем и одной душой.

Брачный пир, как и всякий праздник на Севере, был шумным, веселым и чуточку развязным. Вино и эль лилось рекой, гости ели, хохотали, шутили, поднимали чаши за короля, за жениха с невестой, за лорда Винтерфелла, и чем дальше, тем более непристойными становились шутки и намеки. Лорд и леди Хорнвуд, казалось, совершенно этого не замечали, будучи полностью поглощены друг другом. Они ели с одной тарелки, Санса улыбалась и благодарила за поздравления от лица их обоих, но было заметно, как им обоим хочется поскорее оказаться наедине, вдали от всех.

Наконец, настало время провожания: музыканты заиграли песню «Снял король корону, королева – башмачок», и, как по сигналу, мужчины и женщины поднялись со скамей и резво устремились к высокому месту, где сидели новобрачные. Клиган, хоть и поморщился, но позволил толпе раскрасневшихся и захмелевших женщин отделить себя от жены, а мужчины, во главе с Сигорном Тенном, окружили Сансу. Джон не стал принимать участия в церемонии, но держался рядом, и, когда гомонящая веселая толпа достигла коридора, который вел к спальне жениха и невесты, то растолкал мужчин и, закрыв собой Сансу, повернулся к ним и спокойно, но твердо сказал:

– Благодарю вас, добрые лорды. Я сам провожу мою сестру в опочивальню, а вы возвращайтесь к пиру и как следует выпейте за счастье молодых.

Никто не посмел спорить с королем, хотя Джон отметил, что не все остались довольны этим приказом, что только подтвердило его необходимость. Нестройной гурьбой мужчины двинулись прочь. Джон обернулся к уже полностью обнаженной Сансе, а затем легко подхватил ее на руки, заметив, что рука, которой она обхватила его шею, холодна как лед.

– Джон, мне страшно – прошептала она, пока они шли по опустевшему коридору.

– Поэтому я и подумал, что лучше будет, если в спальню тебя все-таки провожу я. И зачем ты только это затеяла?

– Мне нужно было испытать себя. Я надеялась, что если спокойно вынесу провожание, то и там, когда я окажусь с Сандором наедине, то буду чуть больше уверена в том, что все будет хорошо.

– Тебе следует больше полагаться на своего мужа, чем на посторонних мужчин, сестра. Впрочем, теперь это уже не важно.

Не спуская ее с рук, Джон пинком отворил дверь в комнату, предназначенную для первой брачной ночи молодых. Там было пусто – похоже, женщины повели Клигана другой дорогой. Джон аккуратно опустил Сансу на постель – она тут же до подбородка завернулась в тяжелое покрывало – поцеловал сестру в щеку и тихо сказал:

– Будь счастлива Санса – в эту ночь и во все последующие дни и ночи вашей жизни. И цени, то, что у тебя есть. – Джон уже повернулся, чтобы уйти, но Санса схватила его за руку, заставив обернуться:

– Ты говоришь, как человек, который познал любовь… и потерял ее.

– Так и есть.

– Я от всего сердца желаю, чтобы ты тоже был счастлив, Джон, снова.

В ответ король только грустно улыбнулся и вышел. Прямо за дверью он столкнулся с Клиганом – тот, совершенно голый, смущенный и злой, увидев Джона, отпрянул и неразборчиво выругался.

– А, это вы, ваша милость. Моя жена там?

– Да, и она ждет вас.

– В таком случае, я хотел бы пройти.

– Конечно – серьезно ответил Джон, и протянул ему руку. Тот, помедлив немного, протянул свою, и мужчины обменялись крепким рукопожатием, которое было лучше всяких слов.

Затем Клиган коротко кивнул ему и скрылся за дверью.

Чуть позже, лежа в своей постели в ожидании сна, Джон разглядывал потолок и думал о тех счастливых парах, что он повстречал за время своего путешествия. Тормунд, сумевший растопить сердце своей жены и добиться от нее ответного чувства, его сестра, которая, после всего того, что выпало на ее долю, этой ночью наконец-то познает радость и счастье в объятиях любимого – на судьбы всех их так или иначе повлиял он, Джон Таргариен. «Мне следовало бы стать свахой» – не без иронии подумал о себе король Семи королевств. К сожалению, единственный человек, которому он хотел бы помочь, но не мог, был он сам.

Если задуматься, всякий раз он вступал отношения с женщинами не по своей воле, а под давлением обстоятельств и своего долга. Да, он влюбился в Игритт – но не стал бы спать с ней, если бы не необходимость стать своим среди одичалых. Он любил Дейенерис – но женился на ней ради блага королевства. Джон ни на миг не сомневался в том, что, как только он вернется в столицу, различные придворные партии начнут продвигать ту или иную знатную девицу на роль новой королевы Вестероса, вот только король не собирался оправдывать их ожидания. Ему нужна женщина, которая будет предана ему, а не клану, который ее возвысил. Теперь он впервые в жизни может сам выбирать, кого любить и с кем соединять свою судьбу – и эта свобода одновременно радовала его и повергала в растерянность. Пора было честно признаться самому себе, что, прожив на свете целых тридцать лет, Джон Сноу по-прежнему так ничего и не знал.

========== Часть 2. Глава 1. Похороны и свадьбы ==========

Наутро лорды разъехались по домам, молодожены тоже покинули Винтерфелл, и жизнь замка снова вошла в свою колею, а Джон начал подумывать о возвращении в Королевскую гавань. Необходимости в этом не было: лорд Тирион аккуратно слал ему доклады, и, судя по ним, как в самом Вестеросе, так и за его пределами пока не происходило ничего такого, что требовало бы присутствия короля. Но безделье постепенно утрачивало для Джона свою сладость: он не привык сидеть сложа руки и теперь, когда печаль и тоска уже перестали сдавливать его грудь, он снова хотел ощущать себя нужным своей стране, своим подданным и своей малышке-дочери. Пожалуй, он еще побудет немного в Винтерфелле, возможно, навестит Мандерли в Белой гавани, а оттуда полетит на юг.

Так он думал, спускаясь вниз из своих комнат свежим солнечным утром. По дороге его перехватил мейстер Винтерфелла и сообщил печальную весть о том, что старый лорд Виман скончался. Это огорчило Джона – смерть очередного старого друга и соратника его приемного отца словно забирала с собой в небытие частицу его детства, его прошлого. Но теперь ему в любом случае следовало вместе с Риконом прибыть на похороны и отдать последнюю дань старику.

Путь до Белой гавани показался Джону долгим – привыкнув путешествовать на дальние расстояния на драконе, он забыл, как медленно по сравнению с ним движется процессия из всадников и повозок. Визериона он решил не брать – вряд ли наследники лорда Вимана, которых и так ждут расходы на прокорм многочисленных гостей со слугами и лошадьми, обрадуются соседству огромного страшного прожорливого зверя. Когда, наконец, король и лорд Старк добрались до Гавани, он уже был рад сменить седло и походную палатку на мягкую постель и чистые простыни.

Мандерли, когда-то изгнанные из Простора, осели на Севере, и привезли с собой южные нравы: рыцарство и веру Семерых. В Белой гавани была большая богатая септа, построенная и украшенная иждивением многих поколений лордов и леди, и в последний путь Виман Мандерли должен был отправиться по обычаям своей веры. Джон и Рикон успели приехать как раз к окончанию семидневного бдения над телом покойного, и уже на следующий день после их прибытия септа наполнилась людьми – на почетных местах стояли две внучки лорда Вимана с мужьями и детьми – уже зрелые женщины, а впереди всех – лорд Виллис, нынешний глава дома и наследник лорда Вимана, с молодой женой и сыном – мальчиком лет десяти. По правую руку от нового лорда Мандерли сидел в кресле старик сир Марлон, кузен покойного, а вот юношу рядом с ним, похожего на них, но одетого более скромно, Джон не знал – возможно, дальний родственник?

Септон, как положено, произносил слова молитв, три септы пели, дым из кадильниц с ароматными смолами и травами возносился к потолку. Скоро в набитой битком септе стало душно, и Джон время от времени оттягивал пальцами слишком тугой ворот дублета. Наконец, все закончилось, и люди ручейком потекли из белых дверей навстречу свежему воздуху и морскому бризу.

На поминальной трапезе по Виману Мандерли Джону отвели почетное место рядом с лордом Вилисом. Сначала все шло как полагается – гости ели и пили молча, лишь изредка переговариваясь вполголоса. Время от времени кто-то вставал и поднимал чашу за упокой души умершего, перечисляя его достоинства или вспоминая прошлое. Но постепенно настроение собравшихся менялось – то тут, то там начали раздаваться смешки, зазвучали здравицы новому господину Белой гавани, и, по мере того, как слуги вкатывали в пиршественный зал новые бочки вина и эля, происходящее становилось все больше похожим на обычный пир. Что ж, меланхолично размышлял Джон, отдавая должное бесконечным переменам блюд из рыбы и морских животных, жизнь всегда восторжествует над смертью – возможно, покойный лорд Виман, весельчак и любитель поесть, не был бы в обиде за такие проводы.

Но все приходит к концу – закончился и этот длинный день. В завершение пира к столу, где сидел Джон, начали по очереди подходить домашние рыцари и гости дома Мандерли, чтобы представиться ему. Джон, думая о своем, кивал, улыбался, подавал руку для поцелуя, и их лица и имена почти сразу выветривались у него из памяти, стоило очередному мужчине или женщине отойти в сторону. Но тут к креслу подошел тот самый неизвестный родственник, которого король заметил в септе.

– сир Мертон Мандерли, ваша милость.

– Я не знал, что у лорда Вилиса есть еще дети.

– О нет, ваша милость. Я сын сира Вендела Мандерли – Джон не подал вида, что удивлен – насколько ему было известно, сир Вендел никогда не был женат.

– Ваш отец был храбрым воином, и я верю, что, будь он жив, у него было бы немало поводов гордиться таким сыном, как вы.

Сконив голову, юноша поцеловал Джону руку, встал и поманил кого-то рукой:

– Я также хотел бы представить вам мою невесту – леди Лианну Мормонт.

Прежде, чем Джон успел что-то подумать или осознать, она быстрым шагом приблизилась, стремительно опустилась на одно колено, быстро прикоснулась губами к тыльной стороне его правой руки – и Джон, казалось бы, давно привыкший к этим церемониальным поцелуям, вздрогнул едва не отдернул руку. Все заняло едва ли несколько мгновений, но он совершенно смешался, и, когда она встала и с приветливой улыбкой посмотрела на Джона, он только и нашелся, что сказать:

– Вы так выросли, миледи.

– Благодарю вас, ваша милость. – глуховатым грудным голосом ответила Лианна.

– Поздравляю вас с такой невестой, сир Мертон.

– А я благодарю за нее Отца и Матерь, ваша милость. И также молю вас почтить нашу скромную свадьбу своим присутствием.

– Мне нужно возвращаться в столицу, и я не хочу смущать ваших гостей своим присутствием.

– Прошу вас – вдруг сказала Лианна – в знак нашей старой дружбы, ваша милость.

Джон почувствовал, как его губы растягивает невольная улыбка и кивком выразил свое согласие, но, когда пара отошла, покинул зал, в кои-то веки радуясь тому, что король не обязан ничего объяснять.

Необходимости возвращаться в Винтерфелл больше не было, и потому на следующий день снова сидел на почетном месте в большом чертоге Нового замка и снова ел и пил, воздавая должное искусству повара. Кажется, он начал понимать, почему лорд Виман был так толст, да и его сын со временем обещает стать таким же – еда была такой вкусной, что невозможно было пропустить хотя бы одно блюдо из многих.

На этом пиру уже не оплакивали усопшего, а праздновали обручение. И те же гости, что и вчера сидели за столами и провозглашали здравицы в честь жениха и невесты, пили за их родителей, дедов, бабок и предков чуть ли не до десятого колена. Музыканты в углу мешали веселые танцевальные наигрыши и медленные баллады. Лианна, с убранными волосами и в нарядном платье, рядом с Мертоном смотрелась на диво хорошо, и только сейчас Джон понял, что находит ее красивой. Ее красота была не похожа на красоту Дейенерис – яркую, будто из другого мира, поражающую с первого взгляда. Нет, красота Лианны была как негромкое мерцание, чтобы заметить которое, нужно было приглядеться, но, если уж ты его увидел, то с каждым мигом оно все сильнее удерживало внимание. И Джон, словно подчиняясь этому сиянию, встал со своего места и, подойдя к обрученной, протянул ей руку, приглашая на танец. Лианна весело улыбнулась, поднялась со скамьи, бросив взгляд на жениха – тот не замедлил склонить голову, – Джона слегка кольнула угодливая поспешность этого жеста – и, вложив пальцы в руку короля, вышла с ним на середину зала.

Лианна действительно оказалась выше него – совсем чуть-чуть, но танцевать им это не мешало. Ее полудетская угловатость ушла в прошлое, и теперь она двигалась ровно и грациозно, но это была грация скорее охотницы и воина, чем изнеженной леди, чьи руки не касаются ничего тяжелее пялец с вышивкой. Джон вел в танце, вслушивался в музыку, любовался своей спутницей и всем своим существом наслаждался происходящим. На краткий миг он отбросил все то, что всегда довлело над ним – долг, обязанности, клятвы – и был сейчас просто мужчиной, который танцует с красивой женщиной. Невинное и благопристойное развлечение – разве он не может себе этого позволить? Но все прекрасное когда-нибудь кончается, и когда бард перестал играть, Джон вдруг понял, что танец закончился раньше, чем ему бы хотелось. Поклоном поблагодарив леди за танец, Джон проводил ее обратно за стол. Отпуская его руку, Лианна улыбнулась, и, хотя эта улыбка была точно такой же, как все предыдущие – вдруг сердце Джона на миг застыло, а потом рухнуло куда-то в живот, и бешено забилось, от чего у него резко задрожали колени. Сохраняя остатки самообладания, он сел на свое место и, будто прячась ото всех, сделал большой глоток из своего кубка, закашлялся – лорд Мандерли обеспокоенно подался к королю, но тот только махнул рукой – и тщательно вытер лицо салфеткой, пытаясь привести мысли в порядок.