Текст книги "Таинственная бутылка"
Автор книги: Фабиан Гарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!
Молчал лес. Над ним плыло солнце, пронизывая золотой паутиной лучей листву деревьев, тропки, лужайки. Но чем дальше – тем глуше лес, гуще ветви деревьев. Что-то синеет в чащобе, может озеро лесное, может туман, может дымок партизанского костра.
На поваленном бурей дереве с опаленной кроной сидел человек. В зубах у него незажженная трубка. Неподалеку от поваленного дерева – вход в землянку, откуда доносится приглушенный разговор. Тихо в лесу, редко заскрипит ветка под ногой часового.
Человек с трубкой посмотрел на синеющее между деревьями небо и вспомнил такие же дни до войны. Работал он тогда на селекционной станции в городке Западная Двина. Недалеко от затона на берегу реки стоял его маленький дом, а за ним опытное поле.
Хорошо было расхаживать между грядками и наблюдать, как раскрываются голубые лепестки льна, как вызревают огурцы, маленькие и хрустящие, как краснеют на кустах щечки помидоров, круглых и сладких, как яблоки.
В просторной комнате его домика всегда пахло молодой зеленью: на подоконниках, на столах – всюду стояли плошки, банки, ящики с прорастающими семенами.
Был он веселый, общительный, внимательный к людям, и люди его любили. Еще издали увидя его высокую, Широкоплечую фигуру, с трубкой в зубах, люди радостно улыбались.
Так спокойно шла жизнь. Утром он ежедневно брился в парикмахерской, недалеко от своего дома.
Там его тоже встречали с улыбкой. Брея его, парикмахер Семен Онуфриевич шутил:
– Ну как, Кузьма Акимович, не вырастили еще огурца величиной с дом?
– А вы изобрели бритву, чтоб брила на год вперед?
Однажды Кузьма Акимович не пришел бриться. Это было в конце июня 1941 года.
– Знать заболел Акимович, надо сходить к нему проведать, – сокрушались мастера.
Вечером, когда парикмахерскую закрыли, Семен Онуфриевич направился к агроному. На дверях висел замок. Парикмахер решил: «Значит, здоров. Зайду завтра до работы».
Он сошел с крылечка и тихонько побрел вдоль забора опытного поля, откуда пахло укропом, разозгретой солнцем землей и еще чем-то сладким и терпким, не то тмином, не то резедой.
* *
*
В этот час Кузьма Акимович сидел в кабинете у секретаря районного партийного комитета. Окна были тщательно завешаны одеялами. Электрическая лампа под зеленым стеклянным абажуром освещала небольшой круг на столе: чернильный резной, из вишневого дерева, прибор, высокий стакан, из которого торчали ручки и остро отточенные карандаши, аккуратно уложенные в плоскую плетеную корзиночку газеты, лист бумаги, на котором время от времени секретарь делал пометки.
– Двадцать человек на первое время хватит, – медленно говорил Кузьма Акимович, – двадцать человек – это сила, но этой силе надо дать оружие. С палкой, Степан Степанович, не пойдешь на фашиста.
Степан Степанович, плотный, в синей гимнастерке, с воспаленными от бессонных ночей глазами, откинулся назад и пристально посмотрел на агронома из-под густых, лохматых бровей.
– Вот что, Кузьма Акимович, из винтовки стрелять– наука не мудреная. Ты сам найди винтовки и вооружи ими отряд.
– Легко сказать, – возразил Кузьма Акимович, – иголку в сене и то легче найти. Да и времени мало, враг у ворот.
– Это не серьезно, – ответил секретарь райкома и выпил глоток остывшего чая. – Конечно, винтовки – не цветы, в городском парке они не цветут. Несколько винтовок я дам, а остальные достань…
И так как растерянное выражение не сходило с лица у Кузьмы Акимовича, секретарь добавил уже без улыбки, коротко, как отрезал:
– У фашистов. Вот где! Понял?
Кузьма Акимович задумался, потер рукой лоб и медленно произнес:
– Раз другого выхода нет…
– Нет другого выхода, – повторил Степан Степанович, – винтовки ты должен достать. Теперь о людях – список я просмотрел, народ подходящий, ценный. Основное задание тебе известно. В остальном жизнь сама подскажет, научит. Список партизан останется в делах райкома. Ты же запомни их на память. А сейчас обойди всех и предупреди – завтра в восемь ко мне на совещание. Как будто все! – потирая переносицу сказал Степан Степанович и, прищурив глаза, задумался. – Вот еще, Кузьма Акимович, включи в список двадцать первого… Некрасова Алексея, что на строительстве моста работал. Его отец со мной в гражданскую войну в одном полку служил… Погиб он. Ты возьми Алексея, он хороший комсомолец, я за него ручаюсь.
– Слушаюсь, Степан Степанович.
– Знаешь, где Некрасов живет? – спросил секретарь райкома и, не дожидаясь ответа, добавил, – возле клуба, третий дом по левой стороне. Ну, будь здоров!
Пожимая крепкую руку Кузьмы Акимовича, секретарь всмотрелся в его сумрачное лицо и спросил:
– Есть личные неприятности?
– Душа горит от обиды, Степан Степанович. Пока не дорвусь до боя с фашистами – не успокоюсь. – Кузьма Акимович передохнул, будто ему не хватало воздуха, махнул рукой и вышел из комнаты.
* *
*
Поздней ночью, когда городок спал, и только дежурные у домов проверяли, не пробивается ли где через щелку свет, да патрули ходили по улицам, к окраине приблизился небольшой отряд. Люди шли молча, у каждого за спиной был вещевой мешок, у некоторых винтовки.
– Стой! Кто идет? – окликнул в темноте голос патрульного.
Высокий широкоплечий мужчина с трубкой в зубах протянул бумагу. Мелькнул глазок электрического фонарика.
– Проходите!
Отряд двинулся дальше. Патрульный долго смотрел ему вслед.
Вышли на высокий берег. Пахнуло свежестью. Внизу чернела река, за ней темный лес. Розовые вспышки окрашивали небо на горизонте и перекатывался рокоча гром. Там шел бой.
Последняя проверка документов на мосту, последнее вслед «счастливого пути, товарищи», и отряд ступил на другой берег реки.
За спиной остался затемненный, настороженный город, родные, близкие.
Прошли луг. У опушки леса остановились, построились цепочкой. Высокий с трубкой обошел строй, близко наклоняясь и всматриваясь в лицо каждого, затем ряды сдвоили и стали входить в лес. Последним шел Кузьма Акимович. Он вынул изо рта потухшую трубку и глубоко вздохнул.
«Приготовим встречу гостям непрошеным», – подумал он.
Густые ветви сомкнулись за отрядом. Лес принял их под свой покров.
Разомкнулась высокая осока на лугу, примятая ногами, и не стало видно дорожки, что протоптали партизаны от реки к лесу.
Лес молчал. Спокойно текла река, отражая бледные предрассветные звезды.
* *
*
Текла река. Много утекло воды. Шло время. И шла молва о калининских партизанах. Много славных дел они свершили за год, много урона нанесли врагу. Любили в отряде Кузьмы Акимовича вспоминать первые боевые эпизоды, особенно как раздобыл себе автомат Леша Некрасов.
Однажды Таня Крупина возвратилась из разведки и доложила Кузьме Акимовичу, что в деревне Мухино фашистов нет, но мост они охраняют.
До войны Таня работала в швейной мастерской. Ее считали аккуратной, прилежной, но ребята посмеивались над ней, когда, возвращаясь поздно вечером из клуба, она обращалась то к одному, то к другому:
– Проводи меня домой.
– Ну и трусиха, – шутили ребята.
Очутившись в отряде, Таня совершенно преобразилась. Страху – как не бывало. В разведку вызывалась первой и точно выполняла все задания.
Выслушав Таню, Кузьма Акимович позвал Некрасова:
– Ставлю тебе задачу, – сказал он, – проберись в Мухино, Таня дорогу расскажет, поговори с народом, разузнай место переправы. Вот и все!
Леша любил получать задания – хотелось оправдать рекомендацию Степана Степановича. Ведь Степан Степанович, прощаясь с Лешей, рассказал, как воевали они с отцом на Дальнем Востоке против беляков, и Леше хотелось быть достойным отца.
Получив задание разведать переправу, он пошел к начальнику хозяйственной части Прохору Терентьевичу и шутливо сказал:
– Надо будет надеть костюм Леля из «Снегурочки». Сейчас мой выход.
Леша до вступления в партизанский отряд работал на строительстве моста, был комсоргом, выступал в оперном кружке. Очень ему нравилась роль Леля.
Переодевшись в крестьянского паренька, Леша ушел в Мухино.
Перед уходом Таня разъяснила:
– Из леска выйдешь, увидишь дорогу. Ты по ней не ходи, а возьми влево по тропе, она выведет тебя на другую дорогу, по ней за осиной с обломанной верхушкой поворот на Мухино.
По дороге Леша повстречался со старухой.
– Бабуся, – спросил Леша, – в деревне фашисты есть?
– Нет, сынок, они в нашу деревню только за продуктами наведываются. А ты чей будешь?
– Хожу по селам, столярничаю.
– Оконные рамы умеешь делать?
– Умею.
– Вот и хорошо! – обрадовалась старуха и, показав рукой, добавила: – Вон за теми деревьями изба. В ней моя дочка живет, Настя Первухина. Рамы в избе перекосились, наладить некому. Зайди, сынок, скажи, что я тебя послала.
Леша направился к избе, на которую указала старуха. В просторной кухне женщина с пестрым платком на голове, наклонившись над квашней, месила тесто.
– Здравствуйте, – сказал он, переступив порог, – я столяр. Ваша мамаша меня послала, говорит, рамы перекосились.
Женщина подняла голову и пытливо посмотрела на Лешу.
– Нечего меня дурачить. Говори чего хочешь?
Леша не успел ответить. В комнату вбежала девочка лет десяти с испуганными глазами.
– Что с тобой, Верочка? – спросила мать.
– Фашисты в село пришли.
Леша выглянул в окно. Уйти не удастся. Что сказать фашистам, если они его задержат? Как поведет себя Настя Первухина? «Неужели задание сорвется?» – подумал он и почувствовал, как заныло сердце.
– Верочка, – сказала мать, – садись обедать. И ты, парень, садись! Знай, Верочка, что это твой брат. Его зовут Ваней. Повтори, кто это?
– Братик Ваня, – вытирая кулачками слезы, ответила Верочка.
– Садись, Ваня, к столу и ешь! Теперь уже поздно отступать, – наставительно сказала женщина и украдкой взглянула из-за занавески на улицу.
Леша ел горячие щи, обжигая губы, и посматривал исподлобья на дверь. И вот она отворилась. В комнату ворвались чужие голоса, незнакомая речь. Вошел унтер, держа в руках кружку. Мундир нескладно сидел на его худых плечах. Он пытливо взглянул на Верочку и Лешу и спросил на ломаном русском языке:
– Партизаны?
Женщина подняла на него спокойные голубые глаза. Впервые в ее дом вошел враг, и ей показалось, что в чистую горенку вползла гадюка. Но она не выдала своих чувств. Певучим грудным голосом она ответила:
– В деревнях партизан не бывает. Это мои дети, – и, уже не глядя на пришельца, добавила: – Ешьте, дети!
– Масла и молока! – требовательно произнес унтер и Поставил кружку на стол.
Хозяйка поспешно налила в кружку молока.
– Масло, бутер, – повторил унтер.
– Нету, – ответила хозяйка.
Унтер отпил немного молока, пошарил взглядом по кухне и молча вышел. После его ухода женщина обессиленно села на лавку и долго молчала.
В чугунке стыли щи. После пережитого волнения есть никто не хотел. Верочка встала из-за стола, забралась на печь и притаилась, как мышь. Хозяйка присела к окну чинить детское платьице. Она долго возилась с иглой – в сумерках трудно было вдеть нитку. Леша молча сидел, смотрел на ее лицо.
– Откуда ты? – спросила как ни в чем не бывало хозяйка.
– Из Западной Двины.
– Зачем пришел?
Леша помолчал, потом спросил:
– Как дойти до моста?
– После второго прогона – направо. Но только фашисты его охраняют.
– С какой стороны?
– Со стороны Мухина.
– Брод есть где-нибудь? – спросил Леша.
– Пониже моста, но место там открытое. Если же идти от моста против течения, – тоже есть брод, но туда два километра. Река там неширокая, зато течение быстрое. Вода тебе по плечи будет. На берегу кусточки.
Стемнело. Хозяйка вышла на улицу, но вскоре возвратилась.
– На улице тихо, можешь идти, – сказала она. – Хлеба возьми с собой.
– Я не голодный. Спасибо за обед и за ваше материнское сердце, чуть вас под беду не подвел. Верочку за меня поцелуйте. Прощайте!
Над деревней плыла черная туча и края ее застилали горизонт. В темноте трудно было уже различить очертания домов. Леша бесшумно шел по улице. Из какой-то избы выбежали две девушки и скрылись. Он переждал, пока шаги затихли. Вот, наконец, и прогон. Крадучись вдоль плетня, он дошел до конца прогона. Дальше лежала дорога в поле. Леша подумал о том, как хорошо здесь в солнечный день, когда цветут травы, поют коноплянки. Сейчас все было безмолвно и черно, таинственные шорохи проплывали из края в край, изредка пролетала пустельга, издавая истошный крик.
Неожиданно налетел ветер и принес запах речной воды. Леша лег на землю и пополз по направлению к мосту, всматриваясь в темноту. Он часто останавливался и прислушивался. Заморосил мелкий дождь. Ползти стало трудно. И вдруг перед Лешей выросла человеческая фигура.
Она стояла неподвижно, будто прислушиваясь к чему-то.
Леша застыл. Вражеский солдат поднял воротник, защищаясь от дождевых капель, ветер развевал полы шинели.
Потом он потоптался на месте и пошел по направлению к Леше. Оставалось шага три. Минуты тянулись медленно. Только бы ветер не утих, а то Леше казалось, что часовой услышит, как колотится его сердце. Часовой повернул обратно. Тогда Леша уперся ладонями в землю, приподнялся, напряг мускулы и прыгнул ему на спину. Солдат не успел даже вскрикнуть. Через несколько минут течение реки унесло его.
Сжимая в руках автомат, Леша быстро перебежал мост, остановился и прислушался, но мешали дождь и ветер. Он стал соображать, как идти обратно. Оставаться здесь до рассвета было опасно – каждую минуту могла явиться смена, и он решил двинуться напрямик через лес.
Не успел Леша отсчитать и ста шагов, как его внезапно схватили, отняли автомат, связали руки и повели. Все это было сделано с такой быстротой, что он растерялся и даже не крикнул. Леша знал, что будут пытать, но твердо решил молчать.
Шли они лесом, шли долго. С ветвей падали дождевые капли и от этого по спине пробегали мурашки.
– Давай его сразу к командиру, – заговорил, наконец, один из тех, кто вел Лешу, и на душе у Леши сразу стало легко от того, что услышал родную речь.
Они спустились по вырубленным в земле ступенькам и очутились в землянке. Слабый свет каганца освещал незнакомых людей, сидевших на скамье. Леше развязали руки, и он, почувствовав свободу, стал растирать их.
– Кого привели? – спросил сидевший ближе к огню бородатый мужчина в телогрейке, подпоясанный толстым ремнем.
– У моста захватили, – ответил один из разведчиков, – с немецким автоматом шел.
– Обыскали?
– Кроме перочинного ножа ничего не нашли.
Человек в телогрейке встал, посмотрел Леше в лицо и спросил:
– Кто ты, парень?
– Такой, как и вы, – не растерялся Леша.
– А мы кто?
– Такие, как я.
Бородатый усмехнулся и сказал:
– Не выкручивайся. Говори, что делал ночью у моста?
Леша молчал.
– Товарищ командир, – предложил тот, что отнял у него автомат, – позвольте мне с ним заняться. Расколется, как орешек.
При этих словах Леша радостно улыбнулся: слово «товарищ» подтвердило, что он попал к своим.
– Я партизан и комсомолец, – сказал он.
– Чем докажешь?
– Неужели я похож на изменника Родины? – обиделся Леша.
– Ладно, парень, – спокойно сказал бородатый, – не надо убиваться. Обижать не собираемся. Ты скажи, кто командир твоего отряда?
– Кузьма Акимович.
Командир пытливо посмотрел на Лешу и сморщил лоб, стараясь вспомнить, кто Кузьма Акимович.
– Не знаю, – сказал он решительно, – про такого не слышал. Ты не отпирайся, скажи, что ты у моста делал?
Леша рассказал партизанам, зачем ходил на мост, как убил часового и завладел его автоматом.
Так, благодаря Леше, наладилась связь между отрядами Кузьмы Акимовича Ревина и старшего лейтенанта Боркова. Старший лейтенант рассказал Кузьме Акимовичу, что он получил приказ перейти в другой район, и посоветовал:
– Тебе, Кузьма Акимович, сейчас бы в Раёк пробраться. Там ты найдешь подполковника Криворученко.
С ним главную связь держи: когда живую, а когда по рации. А рацию тебе твой парень достанет у фашистов, как и автомат.
* *
*
На поваленном грозой дереве с опаленной кроной сидел Кузьма Акимович. За завтраком Леша сказал ему, что у него возник какой-то план.
– Что ж, если дело хорошее, мы тебя послушаем. Вот только чайку попьем.
После чая Кузьма Акимович сказал:
– Товарищи, дело, которое мы задумали, известно вам. Важность его – знаете. Собрал я вас для того, чтобы еще раз обсудить детали и предусмотреть, все ли подготовлено. К подполковнику пойдет Петрович. Он постарается перейти линию обороны, но сейчас это стало трудно.
Вот почему хотелось бы и другим путем дать знать на Большую землю. У Алексея Некрасова возник какой-то план. Послушаем его!
Все обернулись к Леше. В лесу было тихо, пахло хвоей, где-то стучал по коре дятел.
– Ну так вот, – начал Леша и откашлялся, – мне хочется сначала рассказать вам вкратце историю, которая произошла лет восемьдесят назад. Пришлось мне как-то прочитать книгу про полярные экспедиции. Издавна люда стремились проникнуть к полюсу, изведать его тайны и обогатить человечество новыми знаниями. Северного полюса достигли только советские люди – все мы этому свидетели. Помогли партия, правительство, весь народ. А вот экспедиции, которые раньше туда отправлялись, были обречены на провал. Ими никто не интересовался, никто о них не заботился. Я потому рассказываю, что случай с одной из полярных экспедиций навел меня на одну мысль. Восемьдесят лет назад американец Голл на пароходе «Полярис», пройдя залив Смита, проник чуть ли не до 82 градуса северной широты. Здесь судно встретило большую массу дрейфующих льдов. Что это за льды, вы все знаете об этом много писали, когда папанинцы летели на полюс на самолете и остались жить на льдине. Так вот, экспедиция Голла встретила льды. С обеих сторон поднимались огромные торосы, грозя раздавить судно. Путешественники снесли провиант на берег. Голл решил предпринять санные экспедиции. Со своими спутниками он не ладил и между ними происходили ссоры. Причину этих ссор я не помню. В одной из поездок Голл таинственно умер. Командование перешло к его помощнику – китолову Бадингтону. Тот не сумел удержать дисциплину. Пошли перебранки, драки. Так длилось много месяцев. Неожиданно «Полярису» удалось вырваться из объятий льда. Корабль без людей вышел в море, был унесен течением во мрак ночи, а люди остались на льдине. Тогда Бадингтон достал несколько пустых бутылок из-под вина, вложил в каждую записку с просьбой о спасении, тщательно закупорил их и бросил в воду. Экспедиция погибла, но спустя много лет какой-то русский рыбак выловил в море одну, бутылку.
Партизаны внимательно слушали Лешу, и хотя никто не догадывался, в связи с чем он рассказал трагическую историю одной из полярных экспедиций, никто не перебил его. Таня Крупина даже мечтательно произнесла:
– И до чего интересно!
– Вот вы, Кузьма Акимович, – продолжал Леша, – все тревожитесь насчет донесения подполковнику Криворученко. Петрович пусть идет своей дорогой, а одновременно мы можем испытать и тот способ, о котором я вам рассказал. Течение реки, возле которого мы стоим, идет к Большой земле. Если бутылка попадет в руки советского человека – он откупорит ее, найдет записку и сделает то, о чем мы просим. Попасть же она должна непременно.
– Вот что, хлопцы, – перебил Кузьма Акимович, – чтение книг пошло Некрасову впрок. Его предложение заслуживает похвалы, но только меня смущает одно…
– Вдруг фашисты перехватят бутылку, – подсказал Бутяев, бывший директор совхоза.
– Вот это я и хотел сказать, Николай Михайлович, – поддержал его Кузьма Акимович. – Не продумал ты, Леша, до конца это дело.
– Зачем же? – возразил Некрасов. – Я все продумал. К реке я выйду в полночь и спущу бутылку в воду. Течение реки я измерил. За минуту бутылка проплывет пятнадцать метров, значит, за час девятьсот. К пяти утра она пройдет свыше пяти километров, а за сутки двадцать. Это то расстояние, которое отделяет нас от Большой земли. Бутылку я подберу темного цвета, чтобы малоприметной была. Пока она попадет в руки подполковника, пройдет по меньшей мере неделя. Противник ее никак не перехватит, а за неделю он свои склады еще больше пополнит боеприпасами.
– Расчет у тебя, впрочем, правильный, – согласился Кузьма Акимович. – Как думаете, хлопцы?
– Как будто все верно, – раздались голоса и звонче всех Тани Крупиной.
В полночь Леша вышел к реке. В левом кармане его штанов лежала бутылка, в правом на всякий случай «лимонка». Таня мечтала о том, чтобы Леша ее позвал с собой, но Кузьма Акимович с вечера сказал: «Пойдешь один». Леша не смел нарушить приказа командира партизанского отряда.
У реки Леша остановился, осмотрелся и присел на корточки. Тихая, безлунная ночь, как будто и нет войны, и пушки не стреляют, и все живут мирно и спокойно.
После знойного дня вода манила своей прохладой. Леша достал из кармана бутылку, погладил ее и швырнул на середину реки. Раздался плеск. И снова все замерло. – Счастливого пути! – произнес шепотом Леша и быстро пошел обратной дорогой.
