Текст книги "Досье внеземных цивилизаций"

Автор книги: Ф Биро

Соавторы: Ж Риб
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Часто научную фантастику путают с просто фантастикой. Но это совершенно разные жанры, стоящие, как замечает Роже Кайуа, "на разных культурных уровнях... Гномы, эльфы, домовые и людоеды принадлежат к некоему

могенному миру, который противостоит реальному, но не смешивается с ним". В старой фантастической литературе люди играют с необычным и невозможным, нередко даже боятся его. Научная же фантастика всегда старается исходить из данных науки. Это попытка человека уничтожить время как таковое, переселиться в далекое настоящее или прошлое, притом никогда не утрачивать логики.

Мотивировка научной фантастики – в вековечном стремлении человека подчинить себе непокорные силы природы и завоевать неизведанные пространства, в неустанном поиске места, которое он занимает во Вселенной, и желании знать свое будущее. В этом она приближается к философии, и, может быть, поэтому одна из школ американских фантастов заменила термин "научная фанатастика" термином "спекулятивная литература" (speculative fiction).

Ведь наука для писателя – это способ расширить рамки своей мысли. Не удовлетворяясь чистым вымыслом, который делает персонажей совершенно нереальными и непохожими на людей, литератор может очертить свой круг тем, пойти дальше в психологическом анализе. В "Машине времени" Уэллс отправляет своего героя в 80 000 год. Это очень далекое расстояние, и трудно знать, какими средствами сообщения будет располагать человек. Но каково же должно быть усилие нашего воображения, чтобы, отправившись так далеко во времени, изучить возможное поведение людей! Некоторые, конечно, скажут, что невероятные и удивительные планеты, которые мы открываем, менее невероятны и удивительны, чем простая орхидея или девичье сердце. Но, быть может, дальние путешествия как раз и нужны для того, чтобы заново открыть эти близкие вещи?..

Научная фантастика по определению не может расходиться с данными науки. Ее главный интерес в том, что она заставляет нас задуматься о близких и отдаленных последствиях научного прогресса. Ведь прогресс науки и техники – а некоторые доходят до того, что отрицают за ним всякие достоинства, – порождает страх, во многом характеризующий нашу эпоху. Один мир умирает, другой рождается. Устройство и возможности нового мира нам еще не ясны. Наш век – это переходный период, век неуверенности в себе, эпоха глубоких потрясений, тревожащих и беспокоящих нас. Он стоит перед Неизвестностью, и хорошо, что все больше людей этим озабочены.

Биологические и хирургические открытия совершаются настолько быстро, что человек уже может претерпевать глубокие физические изменения, влияние которых на психику пока неизвестно. Питание наглядным образом меняет морфолгию человека; осуществляется пересадка важнейших органов, даже сердца, замораживание уже теперь может замедлить течение жизни. Все это вызывает беспокойство. Что произойдет с человеком – таким, как мы его себе представляем, – если ему пересадят чужой мозг? Останется ли он прежним, просуществовав некоторое время в законсервированном состоянии? Как будет себя вести, когда усовершенствуют методы "промывки мозгов" – внушение и зомбирование? Тут встает проблема личности, вплотную зависящая от физической и моральной структуры человека. Современные методы воспитания и образования ведут к нивелировке интеллектуального уровня. Кто в таком случае может утверждать, что знает нашу цель или хотя бы то, каким путем мы идем?

Страх перед помрачением рассудка, вызванный развитием науки, – первые симптомы его:

анонимность, обезличивание человека и образа его жизни, – может уступить место надежде. И это немаловажная цель, на которой сосредоточивается научная фантастика, – она предлагает нам средства исцеления и "защиты от дураков". Очевидно, что угрожающих нам опасностей мы сможем избежать, не отказываясь от прогресса (это, впрочем, всегда оказывалось невозможным) и не цепляясь за безнадежно устаревшие взгляды. Огромной заслугой научной фантастики всегда было то, что она побуждала к размышлению, а иногда предлагала и решения. Предвидеть, что случится завтра, – одна из благороднейших способностей человека. Поэтому, что бы ни говорили те, кто видит в научной фантастике лишь побочный продукт литературы, она заслуживает уважения и признательности.

Наконец, разве не важно для нас – людей земной цивилизации попытаться определить, кто же мы собственно такие по отношению к другим цивилизациям, населяющим, как мы убеждены, Вселенную? Ведь несмотря ни на что людям всегда хочется оставаться антропоцентристами. Мы даже упрекнем современную научную фантастику в том, что она остается слишком очеловеченной, то есть человеческими глазами глядит на Вселенную. Разве в космосе существуют только цивилизации нашего типа? Или только галактические цивилизации, происходящие от земных людей, как это изобразил Азимов в "Основании"?

Научной фантастике нужно пойти дальше и проникнуть в тайны цивилизаций, достигших более высокого уровня, чтобы землянин осознал свое место по отношению к ним и стал смиреннее...

То, что будущее человечества волнует нас больше, чем гипотезы о цивилизациях, не имеющих к нам никакого отношения, вполне нормально. Этим

оправдывается тот факт, что фантастика обычно ограничивается антропоцентристским аспектом проблемы. Мы лишь позволим себе подчеркуть, что в этом отношении она не строго научна.

ФОРМЫ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ

Самая легковесная ветвь фантастики – приключенческие романы, действие которых происходит в космосе: современная версия вестернов или захватывающих романов об Африке и Гвиане, которыми зачитывались наши отцы. Эти сочинения обычно предназначены для детей и основаны на малонаучных предпосылках. Но некоторые из них по живости своей настоящие шедевры. Таковы десять романов серии "Марс" Эдгара Раиса Берроуза, больше известного как создателя Тарзана, или "Звездные короли" Эдмунда Гамильто. В этих произведениях нет глубоких идей, но есть чудные образы.

Наиболее классическая форма научной фантастики – романы научного или, точнее, технического предвидения. В них описаны потрясающие изобретения. И хотя в ближайшее время их создать невозможно, тем не менее зачастую техни-, ческие описания имеют практическое следствие.

– Я Земля, я Земля! До разворота осталось три минуты. – Понял, вас понял.

(Комментарий Профессора: "Ах да, я еще -ле объяснил вам, что это за маневр. Ну-с, итак: как не разбиться при посадке на Луну? Надо просто' развернуть ракету хвостом вниз. А для этого достаточно остановить главный двигатель и включить боковой. Когда ракета развернется, струя из главного атомного двигателя будет направлена к Луне

и затормозит посадку. Тогда, если все пойдет хорошо, мы сможем мягко прилуниться. Вы меня поняли?").

– Я Земля, я Земля! Внимание! Приготовиться к включению бокового двигателя. Десять... девять... восемь... семь... шесть... четыре... три... два... один... ноль!

– Внимание! Приготовиться к отключению бокового двигателя! Десять... девять...

– Приготовится к включению главного двигателя! Десять... девять...

Это не Центр управления полетами в Хьюстоне отдает команды американским астронавтам и не Армстронг с Олдрином готовятся к посадке на Луну, наблюдая за приборами корабля. Это не Альбер Дюкрок комментирует посадку для слушателей радиостанции "Европа-1". Действие происходит не в 1969, а в 1954 году в романе Эрже "Мы едем на Луну". Корабль ведет симпатичный герой Тентен, профессор Турнесоль объясняет капитану Хэддоку, как производится разворот корабля, а командуют маневром из Сбродского центра атомных исследований в Сильдавии.

Годом раньше в романе "Цель – Луна" тот же Эрже нарисовал схему ракеты, на которой должны были отправиться его герои. Она состояла из четырех "этажей": собственно ракеты, шлюзовой камеры, кабины пилота и жилого помещения. Автор предусмотрел двадцать девять отсеков, в том числе топливные баки для вспомогательного двигателя, противорадиационную броню, амортизаторы для прилунения, отсек контроля за шлюзовой камерой, кондиционеры воздуха. Эрже поселил своих космонавтов в спальнях с регулируемыми температурой и давлением. Когда в 1969 году миллионы телезрителей увидели, как американец Олдрин мягко и медленно, словно в замедленной киносъемке, совершает "гигантские шаги" по Луне, перед их глазами словно предстали

сунки, изображающие так же скакавших по ней капитана Хэддока и двоих Дюпонов. Все было, как на этих картинках: скафандры, антенны, движения космонавтов – даже тени от них.

Сюжет "Космических островов" Артура С. Кларка лишь предлог для настоящего документального предсказания. Автор пытается представить себе будущую реальность, исходя из решения насущных научных проблем. Такая попытка требует глубоких познаний.

Ценность этих историй состоит в описании практических и гуманитарных следствий некстторых физических свойств космоса. Например, Роберт Хейнлейн в "Перелетной птице" изображает любимое развлечение лунных поселенцев: они летают по большой зале, служащей городским резервуаром воздуха. И в самом деле, слабое лунное притяжение позволит, наконец, людям осуществить древнюю мечту Икара: летать без моторов, с помощью только собственных мышц – "на собственных крыльях".

Другие писатели-фантасты занимаются исследованиями иного рода, устремляясь дальше в будущее и давая полную волю своему воображению. Они описывают путешествия со скоростями, которые значительно больше скорости света, пишут о галактических империях, о телепатической связи, "телепортации". Они упраздняют обычное представление о времени, не задумываясь над тем, осуществимы ли обозначенные ими условия. Это и неважно: ведь глупо и самонадеянно было бы утверждать, что они всегда будут невозможны.

Хорошие писатели-фантасты не стесняются весьма подробных технических описаний, отдавая себе отчет в том, что это лишь выдумка. Но они изучают, как в таких условиях поведет себя человек или группа людей. Основную идею

ной фантастики этого рода можно сформулировать так: "Как исходная, допустима любая гипотеза, даже самая фантастическая и неправдоподобная. Далее следствия из нее выводятся при помощи строгой логики".

Хороший образец применения этого принципа дает нам Артур С. Кларк в "Детях Икара". Описывая первое появление инопланетянина, которого он называет "сюзереном", писатель лишь указывает на необычные детали, не вдаваясь в подробности. Космический корабль сел "бесшумно, как снежинка. Из отверстия появился длинный блестящий трап и моментально опустился до земли. Это был большой лист металла с перилами по бокам, без ступенек. Он был совершенно гладкий, как детская горка. Казалось, что по нему нельзя ни подниматься, ни нормально спускаться".

Голос из корабля попросил двух детей из толпы зайти к нему. Мальчик и девочка подошли к трапу. "Радуясь предстоящему приключению, ребята вспрыгнули на наклонную плоскость трапа. И случилось первое чудо...

Дети радостно махали руками толпе и перепуганным родителям, быстро поднимаясь вверх, по трапу. Но их ноги были неподвижны, а держались они под прямым углом к удивительному трапу. Он словно бы обладал собственным притяжением, уравновешивавшим земную тяжесть. Дети наслаждались новым ощущением и не могли понять, что это так тянет их к небу. Наконец, они исчезли в корабле".

Автор ничего не пытается объяснять. Но "сюзерены" приносят на Землю золотой век, и тут Кларк становится обстоятелен:

"Человеческий род продолжал с наслаждением греться на теплом солнце безоблачного лета мира и процветания. Эра Разума, которую за два

9 Досье внеземных цивилизаций ^ 1 1

с половиной века до того преждевременно возвестили вожди Французской револлюции, наступила.

Пропали кризисы, а с ними и кричащие газетные заголовки. Не стало загадочных убийств, ставивших в тупик полицию и возбуждавших в миллионах сердец нравственное возмущение, которое часто было на деле скрытой завистью. Изредка убийства еще случались, но загадок в них не было: достаточно было нажать кнопку, и картина преступления вставала перед глазами.

Рабочая неделя сократилась до двадцати часов, да и то рабочим было нечего делать. Работали заводы, на которые годами не заглядывал ни один человек. Дело людей состояло лишь в том, чтобы устранять случайные неполадки, принимать решения и основывать новые предприятия. Всем остальным занимались роботы".

Продолжается описание этой цивилизации – вероятно, достигшей наивысшего уровня развития. Появилось множество свободного времени, но это не ставит сложных проблем – воспитание их в основном решило. Большинство людей имеет много жилищ и соответственно времени года выбирает наиболее благоприятный климат. Не стало войск, что сразу вдвое увеличило полезное богатство земного шара. Исчезли профессиональные спортсмены: вместо них появилось множество любителей высочайшего класса. Как видим, этот жанр фантастики дает много новых идей и позволяет рассмотреть благие и дурные последствия человеческого прогресса.

Наконец, еще один вид научной фантастики, который тесно смыкается с научно-популярной литературой. Самое знаменитое произведение в этом роде "Мистер Томпкинс в стране чудес" Георгия Гамова, напоминающее волшебную или философскую сказку. Автор изображает, как

скромный банковский служащий по фамилии Томпкинс побывал на лекциях по физике. Они произвели на него глубочайшее впечатление, хотя он ни словечка не понял. Но под этим впечатлением он после каждой лекции (всего шесть раз) видит сон. В первом сновидении мистер Томпкинс попадает в мир, где скорость света в десять миллионов раз меньше, чем в действительности, а ускорение свободного падения в миллион миллионов раз больше. В другой раз он оказывается в "палате квантов", и автор пользуется случаем, чтобы на простых примерах объяснить квантовую теорию. Каждое новое невероятное приключение банковского клерка позволяет нам понять загадки относительности пространства и времени, искривления пространства и гравитации.

НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА И ПРОГРЕСС

Термин "научная фантастика" для обозначения произведений, связывающих науку и литературу, возможно, не вполне соответствует своему предмету: он несколько извращает суть этого рода литературы, превращая ее в специальную. В нем не хватает понятия "разум". Ведь речь идет о состоянии разума, которое всегда существовало и будет существовать. В самом деле, наша эпоха характеризуется не столько верой в прогресс или в человечество (пессимистов в этом отношении очень много!), сколько верой в перемены.

Утописты существовали всегда, но до недавнего времени больширство людей жили в убеждении, что они окончат свои дни примерно в том же мире, в каком родились. И опыт подтверждал это убеждение. Теперь все сходятся во мнении, что пятьдесят лет спустя мир станет совершенно иным, во многих областях мало похожим на тот,

который мы знаем. Вот почему научная фантастика – наиболее приспособленный к современности литературный жанр.

Между прочим, ее уровень в разных странах тесно связан с заинтересованностью того или иного народа в прогрессе и степенью его развития. Поразителен факт, что наиболее блестящих успехов она достигла в той стране, где куется наше будущее, где люди наиболее предприимчивы, и1 стоят в авангарде технологической цивилизации, – в Соединенных Штатах Америки. И во Франции она знала время расцвета – в прошлом столетии и перед мировыми войнами. Ее упадок соответствует общей анемии и упадку народа, укрывшегося в собственном прошлом...

Русское воображение, не скованное картезианским панцирем, могло бы породить хорошую фантастику. Но, к сожалению, политический режим в России неблагоприятен для "эскейпистской" литературы: он хорошо совместим с наукой, но очень плохо с фантастикой. В результате немногие фантастические произведения – Казанцева или Ефремова удручающе реалистичны.

Вообще признанные мастера научно-фантастического жанра – англосаксы. Вклад всех остальных народов по сравнению с ними невелик. Боязнь идей, внушаемая ученым – особенно французским, в которых воспитывают культ чистых цифр, – порождает и пренебрежение фантастикой. Если попросить ученого объяснить какое-нибудь физическое явление, в девяти случаях из десяти он схватит мел и начнет писать формулы. Никаких идей у него нет. Один наш товарищ по Политехнической школе как-то сказал: "Я все понял – я это посчитал". Мы совсем не думаем, что расчеты не нужны. Но их надо ставить на службу идее. Если придавать им самостоятельную ценность, это приведет к интеллектуальному истощению. А

244

кая тенденция, к сожалению, существует. Что же удивительного, что научная фантастика кажется ученым какими-то бессмысленными мечтаниями?

Астрономы, увы, уже не смотрят на небо: многие вообще не отрываются от Земли ни взором, ни помыслами. Один коллега очень удивился, узнав, что Марс можно видеть невооруженным глазом, – а ведь это одна из ярчайших звезд на небе! Как может такое нелюбопытство не сказаться на французской фантастике? Она вся чересчур литературна, обычно пессимистична и больше обращена в прошлое, чем в будущее. За редкими исключениями (например, Франсуа Карсак), французским фантастам не хватает "двейной культуры", которой могут похвастаться великие англосаксы.

– Азимов, Хейнлейн, Кларк – ученые, думающие люди и умеющие писать. Французы в который раз уступили англосаксам инициативу. Очень жаль...

Документ 2 ВЕЛИКАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

ЗАЧЕМ НАМ ЛЕТАТЬ В КОСМОС

Воскресенье, 20 июля 1969 года, 21 час. Американский лунный спускаемый аппарат "Игл" летит, как ядро, к своей цели – Луне. На его борту два человека: командир экспедиции Нейл А. Армстронг и пилот корабля Эдвин Э. Олдрин. Их сердца бьются учащенно. В Техасе, в Хьюстонском космическом центре, сотни ученых, инженеров и, техников следят за приборами. Космонавтов соединяют с Землей лишь невидимые радионити. 21.15. Хьюстон ведет разговор:

"Продолжайте спуск. Все нормально. Нам кажется, все хорошо. Две минуты двадцать секунд, все нормально. "Игл". Мы немного опаздываем. Хьюстон. Продолжайте спуск, продолжайте спуск. Все нормально.

"Игл". Земля в правом иллюминаторе спереди. Хьюстон. Хорошо, приступайте к посадке. Высота три тысячи футов... Две тысячи... 0'кей, все нормально. У нас отличные данные. Молодцы, за 8 минут... "Игл", вы молодцы, так держать.

"Игл". Высота 540 футов... 400 футов... Хорошо садимся! 200... 100... 75... Все идет хорошо. Немного отклонились вправо, 0'кей. Двигатели остановлены. Хьюстон. Мы следим за вами, "Игл".

"Игл". Хьюстон, я база "Море Спокойствия". Посадка завершена.

Время – 21 час 17 минут. Пульс Армстронга – 156 ударов в минуту. Нет, наблюдатели слышат сердце не Армстронга, а миллионов жителей Земли, следящих за этим невероятным событием по телевизору*.

Самый скромный и нерешительный человек на нашей планете носит в себе скрытую пружину, толкающую его за пределы повседневного бытия. Нет человека, которым не владела бы страсть к приключениям. Даже ученые, хотя в их жизни не происходит ничего необычайного, охвачены жаждой дальних странствий, подобно путешественникам и альпинистам. Они всегда стремились преодолеть установленные пределы. Долго поле их исследования на Земле ограничивалось тем, что нас непосредственно окружает, а на небе – светилами, видимыми невооруженным глазом. Но благодаря усовершенствованию инструментов и научных методов оно постоянно расширяется.

История человечества доказывает, что с врожденной жаждой странствий у человека сосуществует происходящая из того же источника страсть к завоеваниям. Завоевания могут быть как материальными, IBK и духовными, причем одно не исключает другого. Когда фон Брауна, создателя американской ракеты "Сатурн", спросили о целях космических исследований, он объявил, что ему "чужда всякая мысль о территориальных завоеваниях или господстве", полеты должны лишь "обогатить наши. научные познания и расширить технический опыт". -Но можно задуматься: а разве такая цель сама по себе – не завоевание?

* Благодаря спутниковой связи более 500 миллионов телезрителей могли наблюдать за запуском "Аполлона-II" и пребыванием первых людей на Луне.

День, когда Нейл Армстронг впервые ступил на Луну, бесспорно, стал рубежным в истории человечества. Нужно не знать или игнорировать самые основы человеческой природы – как отдельного человека, так и целого общества, – чтобы верить, будто экспедиции на другие планеты могут быть полностью лишены жажды территориальных завоеваний. А предлогом для таких завоеваний может стать желание спастись от перенаселения, "гибель Солнца" или иной космической катастрофы.

Такова соблазнительная теория, изложенная итальянской журналисткой Орианой Фаллачи в книге "Если Солнце погибнет". Автор, целый год прожив в обществе американских астронавтов и техников НАСА, вынесла убеждение, что именно в этом заключается бессознательный импульс, подвигший астронавтов и фон Брауна на фантастическое предприятие: покорение космоса.

На самом деле, Солнце проживет еще долго – гораздо больше, чем человеческий род. Конечно, для выживания цивилизации крайне важно освоить другие планеты. Но гипотеза о возможной массовой эмиграции с целью избежать катастрофы кажется не заслуживающей внимания.

Технический прогресс, который многие считают одной из главных целей космических и астрономических исследований, представляется не целью, а неизбежным следствием наших успехов.

Желание человека заниматься космическими исследованиями может иметь разные корни: и дух приключений, и жажда завоеваний, и озабоченность проблемой голода, которая с каждым днем становится все острее, и технический прогресс.

Мы думаем, что в основе человеческого стремления к дальним мирам лежит более простой, но в то же время более важный мотив: инстинкт познавателя, исследователя, "страсть к новизнам"...

Надеемся, что немногие разделяют средневековые мнения г-на Франсуа Мориака:

"Нет, мое безразличное и даже враждебное отношение к тому, что Луну лишили девственности, – не христианское. Оно идет из глубины веков. Уже миф о Прометее содержит мысль о том, что не надо идти наперекор судьбе, – а у меня есть чувство, что мы пошли ей наперекор. Это ощущение я не могу подкрепить никакими доказательствами.

Признаюсь, меня все это мало волнует. Я не хвастаюсь этим, а просто констатирую факт. Я всегда полагал, что истинный прогресс человечества находится в другой плоскости, на другом уровне, а тот прогресс, который открывает перед нами мир планет, едва ли ведет к жизни, а ведет, скорей всего, к смерти".

Подобный пессимизм всегда был неконструктивен. У Мэллори, который погиб вместе с Ирвином в 1924 году при попытке покорить Эверест, спросили: "Почему вы хотите забраться на эту гору?" – "Потому что она существует", – был ответ.

Теперь, после высадки на Луне, первый этап межпланетных странствий завершен. Людей ожидают новые приключения, и несомненно когданибудь они встретятся с существами, одаренными разумом.

Всегда ли в нас будет жить завоевательский дух? Пока что юристы ограничились определением, что пространство за пределами стратосферы не принадлежит никакому государству и никто не имеет на него преимущественных прав. Всемирный комитет космических исследований (КОСПАР) пошел дальше, заявив о космическом праве не только людей, но и "морально применимом для существ, более или менее одушевленных". По-видимому, члены Комитета весьма серьезно рассматривают возможность йрисутствия

инопланетян и контактов в космосе между представителями разных цивилизаций, а кроме того, уже сейчас заботятся о нейтрализации пагубных последствий свойственного землянам

ского духа.

Но если мы способны отправиться на завоевание иных миров, то и другие цивилизации тоже. Возможно, мы когда-нибудь увидим, как эти существа высаживаются у нас на Земле.

ПЕРВАЯ РЕАКЦИЯ: ИСПУГ И ДАЖЕ ПАНИКА

Неподготовленный, внезапный контакт с разумными внеземными существами полностью перевернет сознание человека – он неожиданно увидит, как разрушилась большая часть традиционных ценностей.

Люди давно предчувствовали, что жители иных планет существуют, но, как только предчувствие станет реальностью, научные соображения отойдут на второй план, уступив место проблемам преимущественно психологического порядка.

В мире лишь очень немногие ученые считают гипотезу об инопланетянах заслуживающей внимания. Но эти немногие любознательные так верят в существование братьев по разуму, что не очень бы и удивились, встретившись с ними. Иное дело – обычный, неподготовленный человек. Появление инопланетян шокирует его, и тем сильнее, чем больше он поверит в его реальность.

К счастью, мы лучше подготовлены к такому событию, чем кажется. Об этом можно судить по результатам опроса, проведенного Французским институтом общественного мнения, опубликованным 6 сентября 1969 года в еженедельнике "Пари-Матч".

На вопрос: "Думаете ли вы, что жители Земли посетят когда-нибудь планету, населенную разумными существами?" – очень многие – 42 процента опрошенных – ответили "да". Ровно столько же думает, что разумные существа с других планет могут когда-либо посетить Землю.

Итак, можно утверждать: большинство землян не слишком удивятся встрече или иному контакту с инопланетянами.

Но мы можем испугаться того, что не знаем "их" – их силы, образа действий, интеллектуальных и материальных средств, которыми они располагают. Друзья они или враги? Не покажется ли им странным наш образ жизни, не будет ли он их раздражать? Не перейдет ли это раздражение в гнев и не пойдут ли они на нас войной? Нет ли у них таких мощных средств, которые, если они того захотят, могут нас полностью уничтожить? Предположение вполне вероятное, потому что у нас такие средства уже есть...

Может возникнуть боязнь инфекции. Уже сейчас те, кто отвечает за межпланетные полеты. сознают важность этой проблемы и принимают меры чрезвычайной предосторожности. Весь мир узн,ал об этом, когда вернулись на Землю космонавты, побывавшие на Луне. В Хьюстоне и они сами, и все, кто приближался к ним по возвращении, сорок дней принудительно оставались в "Лунном приемнике".

Страх или, по крайней мере, беспокойство кажется тем более оправданным при встрече с живыми инопланетными существами: ведь их биологических свойств мы не знаем.

НОВЫЕ БОЖЕСТВА

Это случилось в 1509 году. В Мексике в то время правил могущественный царь Монтесума. Это

был разумный государь, заботившийся о благе народа. Как подобает хранителю мексиканских преданий и обрядов, рассказывает Сальвадор де Мадриага, Монтесума знал, что больше всего на свете надо бояться возвращения в мир одного из могущественных богов, управлявших Мексикой, – Пернатого Змея Кетцалькоатля, бога' ветра. Мексиканцы представляли себе Кетцалькоатля как человека "красивого облика, важного поведения, с белой кожей и бородой". Он безуспешно проповедовал добродетель, после чего отбыл на Запад, но пообещал впоследствии вернуться. Император страшился за свой народ.

Однажды к нему явился вестник и объявил: "Прости мне дерзость мою, о царь и господин наш! Я пришел из Миктланкуатлы. Я стоял там на берегу и вдруг увидел, как посреди моря, вдали от берегов, плывет некая гора или большой холм. Никогда мы такого не видали, и с тех пор мы в постоянной тревоге, ибо служба наша – охранять берег".

"Оставь это, – сказал Монтесума, – и ступай прочь".

Император велел отрубить вестнику уши и пальцы ног, а затем бросить в темницу. Но он не на шутку встревожился и повелел тайно проверить сообщение. К несчастью, оно подтвердилось.

"Царь и господин наш, – доложили посланцы. -Правда, что на берегу великого моря появились неизвестные нам люди, удили рыбу удочками, а иные бросили в море сеть и ловили так рыбу до позднего вечера, и, наловив, сели в лодки, поплыли к большой башне в море, и вскарабкались на нее. На них надето нечто вроде мешков – на иных красные, на других же синие, зеленые и коричневые, на иных же грязного цвета, безобразного, как наш ихтилматль, на иных же малиновые; на голове одни носили красные

ки, иные же большие уборы, подобные кастрюлям, чтобы, думаем, защититься от солнца; и плоть их весьма бела, белее нашей, но многие из них носят длинные бороды и волосы длиннее, чем до ушей".

При этих словах отчаяние охватило императора Монтесуму. Великая беда посетила страну: вернулся бог Кетцалькоатль! Монтесума не знал, что это был не бог, а такой же человек, как он сам, – испанец Эрнан Кортес. Конкистадоры быстро поняли, что страх, который они внушают мексиканцам, сверхъестественного порядка. А уж хитрый Кортес не преминул этим воспользоваться...

Вспомним, что пережили африканские племена, встретившись с первыми благодеяниями белых "колдунов". Не станем забывать, какое вообще впечатление на нас производят непонятные нам явления.

Один фильм, снятый на Новой Гвинее, ярко показывает, как велика еще и сегодня пропасть между разными земными цивилизациями. Действие происходит в первобытном племени, которое из религиозных соображений строит в джунглях аэродромы и ухаживает за ними. Разумеется, никакие самолеты на этих аэродромах не приземляются. Но у племени новый культ – "самолетизм". Они ждут, что вернутся приходившие с неба боги на больших серебряных птицах и принесут еды, которой у племени всегда не хватает. Они ждут уже двадцать лет – с тех пор как на вершине холма совершил вынужденную посадку один американский самолет. Из него вышли большие белые существа в странных одеждах, раздали людям племени шоколад и сгущенку... Странная "религия", странная для XX века история! Мы несколько смущаемся, наблюдая ее, как и всегда при виде людей, надеющихся на чудо,

нако нам порой представляется, что между дикарями, ждущими больших белых птиц, и многими культурными людьми, думающими, что их жизнь целиком подчинена влиянию светил (известно, сколь много среди нас верящих в гороскопы), разница меньше, чем обычно думают.

Уже существуют "религии", утверждающие, что над Землей властвует инопланетный разум, дающий откровения лишь немногим избранным. Центр самой крупной из таких конфессий находится в США. Она весьма активна и всеми способами старается распространить свои идеи. Эта секта разработала очень сложную теологическую космогонию, изложенную в трех толстых томах. Ее французский перевод издан под названием "Космогония Урантии". Урантией там называется наша планета. Ее посещают божественные советники, живущие в космосе. Бегло пролистав это сочинение, убеждаешься, что иные люди готовы обожествить инопланетян, даже не убедившись в их существовании...

Есть в мире и другие секты, члены которых по ночам или на рассвете собираются в особо избранных местах – главным образом пустынях – и слушают телепатические сигналы из иных населенных миров.