Текст книги "142 страуса"

Автор книги: Эйприл Давила

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Не могу же я вкалывать на заводе, – сказала я и замерла, услышав отвращение в своем голосе: я была окружена заводскими рабочими. Разговоры вокруг нас затихли.

– А что в этом плохого?

– Я имела в виду, что не могу сидеть в офисе. Ты знаешь меня – я люблю быть под открытым небом.

Парни вокруг нас, по-видимому удовлетворенные ответом, вернулись к своим беседам.

– Тогда зачем ты продаешь ранчо?

– Потому что… – Но я не могла ответить. Не могла заявить, что хочу только одного: принимать решения, делать свой выбор, а не просто хватать то, что ближе лежит. Я не выбирала себе судьбу фермера-птицевода, но предполагалось, что я продолжу семейный бизнес. Так же как от меня ожидали, что я выйду замуж за Девона, поскольку по воле обстоятельств мы были вместе.

Мы с Девоном познакомились через пару недель после его переезда в наш город. В течение полутора лет он жил в цокольном этаже родительского дома в Викторвилле и катался на работу на цементный завод за шестьдесят километров, и за это время мы ни разу не встречались. Но как только Девон перебрался в съемную квартиру над прачечной в Сомбре, он присоединился к местным парням и пошел после смены выпить пива. В тот же вечер мы заметили друг друга. У него было доброе лицо и искренняя улыбка. Месяц мы флиртовали за дешевым пивом, а потом однажды он проводил меня до моей машины и поцеловал. И мы поехали к нему.

Ребята в баре, сотрудники Девона, любили шутить, что наш роман был неизбежен, поскольку мы остались единственными во всем городе несемейными людьми моложе пятидесяти; но у нас на первый взгляд было много общего. Нам обоим нравились пиво «Пабст Блю Риббон» и острые куриные крылышки, мы вместе играли в бильярд и смотрели бейсбол, так что наше сближение не казалось вынужденным.

Быстро пролетели три года, и я невольно задумывалась, что, возможно, товарищи Девона не так уж и ошибались. Проводить вместе время было приятно, но, знай я, что мой партнер настроен на серьезные отношения, возможно, воздержалась бы от этой связи. Потому что «приятно» – подходящее слово, однако не более того. Девон не имел никаких стремлений увлечений. Как любовнику ему недоставало спонтанности или фантазии. Он так долго возился с застежкой моего бюстгальтера, что я в конце концов стала сама расстегивать его.

Он всегда выбирал путь наименьшего сопротивления. Я часто шутила, что, если кто-то положит на табурет рядом с ним сто долларов, а в другом конце бара – тысячу, он возьмет сотню и будет счастлив. Он отвечал, что сто баксов тоже на дороге не валяются и почему бы не забрать деньги, когда они сами плывут в руки. Таков был Девон. В его обществе я отчетливо поняла, что мне таких отношений мало. Мне нужны большая страсть, большая уверенность в партнере, больше, чем просто барный табурет, на котором я так и просижу до самой старости. Я никогда не собиралась связывать с Девоном всю жизнь.

В работе в пожарной команде меня привлекла, кроме прочего, возможность находиться подальше от бойфренда. Сообщая ему об отъезде, я смягчила удар, заверив, что между командировками буду приезжать в город и мы сможем поддерживать отношения, даже если станем видеться лишь время от времени. Но если честно, то уже тогда я надеялась, что мы постепенно расстанемся и окончательный разрыв окажется менее болезненным. Или один из нас найдет другого партнера, и все закончится быстро, словно с раны сорвали пластырь. Не исключено, что без слез не обойдется, зато потом я начну жизнь заново где-нибудь в Монтане. Может, я продавала ранчо, чтобы порвать с Девоном? Он сидел на барном табурете, глядя на меня своими большими голубыми глазами, и ждал ответа.

– Мне надо ехать, – сказала я и, одним длинным глотком осушив стакан, со стуком опустила его на прилавок и поспешила к выходу.

Девон, однако, не оставил меня в покое. Я выскочила из бара, преследуемая им по пятам. Луна еще не была полной, но так ярко освещала вечернее небо, что только несколько самых крупных звезд сияли над головой. Я резко повернулась к нему, теряя равновесие на гравии:

– Чего ты добиваешься, Девон?

– Тебя, – ответил он без колебаний. – Почему тебе так трудно принять мое предложение?

– Ой, ну я не знаю, – саркастически произнесла я. – Может, потому, что я не та девушка, с которой ты сидишь после работы в баре. Не заметь я твою машину, я бы вообще тебя сегодня не увидела, да?

Он опустил плечи и сказал:

– Извини. Я собирался заехать на ранчо, просто… Наверно, мне нужно было отдохнуть. У тебя дома жуткий напряг.

– Да, Девон! – закричала я, в ожесточении вскидывая руки. – Именно напряг! А тебе не приходило в голову, что мне тоже требуется отдых? Может быть, я хочу сидеть с тобой рядом в баре и… – Я презирала свой истеричный тон: не хотелось выглядеть ревнивицей, которая устраивает бойфренду сцену на парковке у бара.

– Не злись, – сказал он, – и не уезжай в Монтану.

– Я должна ехать, – ответила я, шаря в кармане в поисках ключей от машины.

– Почему? – поинтересовался он. – Ты устроена лучше всех, кого я знаю, Таллула. У тебя есть все необходимое – работа, люди, которые о тебе заботятся. Что такого особенного ты хочешь найти в Монтане?

– Тебе не понять, – отмахнулась я.

– Так объясни мне.

Объяснить Девону, что он скучный любовник? Что отсутствие устремлений делает его дружелюбным, но туповатым собутыльником? Что я хочу от жизни большего, чем он способен предложить? Нет. Правда слишком жестока. Я просто развернулась и убежала. Слезы застилали мне глаза, когда я села в пикап и рванула по шоссе, оставив Девона около бара.

В пути я кипела от злости. Если он так сильно меня любит, то почему сидит в баре со Стеллой? Я была обижена и растеряна, но больше всего по дороге в темный дом, где никто меня не ждал, страдала от одиночества и пожалела, что перед отъездом не включила на крыльце свет. Хотя в последние годы мы с бабушкой отдалились друг от друга и разговаривали все меньше и меньше, однако, когда я возвращалась домой, свет на крыльце горел всегда. Вечерами, когда мы ругались, лампочка сияла, как маленький белый флаг. Меня всегда ждали на ранчо, и на следующее утро разногласия предыдущего вечера не упоминались. Мы просто жили дальше. Такой была моя бабушка – столь же надежная и далекая, как пустынное солнце.

Я подумала о последних годах, когда мы работали вместе. Решив не подавать документы в колледж и остаться с ней в пустыне, я предполагала, что она сделает меня партнером. Бабушка всегда проявляла большой интерес к моим школьным занятиям, и я почему-то ожидала, что он распространится и на мою роль на ранчо. Я надеялась, что она научит меня вести бухгалтерию, может быть, доверит мне нескольких клиентов – как минимум будет рада иметь помощницу. Но повернулось все иначе.

Вместо этого я брала на себя все больше и больше обязанностей в загоне, в то время как бабушка оставалась в доме и выходила только помочь мне с тяжелой работой. Она утверждала, что ведет счета и платит налоги, но чаще всего, когда я возвращалась со двора в конце дня, то находила ее сидящей за столом, в заботе в основном не о документах, на которые бабушка лишь бессмысленно смотрела, а о стакане виски. Я спрашивала, что случилось, она отвечала: все в порядке, – но бизнес шел как обычно, так что делами она, видимо, все-таки занималась.

За несколько месяцев до смерти бабушка Хелен стала рано ложиться спать и поздно просыпаться. Когда тетя Кристина с девочками приезжали на ужин, бабушка аккуратно причесывалась и садилась со всеми за стол, но всегда витала мыслями в облаках, отрешенно потягивала свой виски и, несмотря на веселый переполох, который устраивали мои двоюродные сестры, находилась с нами только телом.

В тот период бабушка выглядела довольной, только когда выходила по утрам здороваться с птицами. При ее появлении Леди Лил высоко вскидывала свои огромные крылья и торопилась поприветствовать хозяйку, и бабушка Хелен, улыбаясь, подходила к загону, чтобы повидаться со старой подругой.

Эта искра давала мне надежду. Я думала, что мой отъезд заставит ее снова работать в загоне с птицами, поможет ей выйти из состояния апатии, но возможности осуществить мое намерение так и не представилось.

Я все еще думала о бабушке Хелен, когда пикап накренился. Раздался громкий хлопок, и передний бампер справа внезапно рухнул на землю. Уши резанул ужасный скрежет металла по дороге, и в боковое стекло я увидела фонтан искр. Схватившись за руль обеими руками, я сильно дернула его, вывернув машину на обочину. Она затормозила и остановилась.

Я сидела, застыв, за рулем, глядя, как в свете фар вокруг пикапа поднимается пыль. В голове снова всплыло слово «авария». Автомобили на дороге ломаются сплошь и рядом.

Живот свело, я почувствовала желчь во рту и открыла дверцу, ожидая, что меня вырвет, но тошнота отступила. Пошатываясь, я вылезла из пикапа и положила руки на капот, чтобы унять головокружение и сориентироваться. Метрах в четырехстах впереди светился в темноте, как маяк, белый знак с надписью «Ранчо „Уишбон“». По крайней мере, я застряла недалеко от дома.

Я достала из бардачка маленький фонарик и, направив луч на колесо, увидела, что колесо с лысой покрышкой сорвало с оси и вмяло в колесную арку. Со спущенной шиной я бы справилась, но это повреждение было мне не по зубам. Огладывая горизонт, я вздохнула. Совсем близко от меня, сверкнув бледными крыльями, с неба упал филин, схватил с земли какое-то маленькое несчастное существо и улетел прочь.

Мне не очень хотелось оставлять пикап на шоссе на ночь. Угона я не боялась, но недавно у нескольких сотрудников Девона украли с припаркованных у завода машин задние борта кузовов, и еще я знала, что некоторые запчасти автомобиля представляют для воров ценность.

Мне требовался буксир. К счастью, у Рубена Мартинеса имелся эвакуатор. К тому же сосед настаивал, чтобы я ему позвонила, если понадобится помощь. Обрадованная этой мыслью, я достала телефон, но приема не было: я находилась далеко от города. Придется звонить с фермы.

Заперев машину, я помедлила, подумав о мешках с витаминными добавками в кузове. На каждом было изображено по три яйца, напомнившие мне о цели моей сегодняшней вылазки. Досадно, что я застряла так близко к дому.

Не желая провалить свою миссию, я попыталась поднять сразу три мешка, но не смогла их удержать, и они выскользнули из моих ладоней. Решив сменить тактику, я стиснула жесткий пластик в кулаках и потянула мешки. Мышцы свело от непосильного веса, и я бросила груз, не успев даже вытащить его из кузова. Тогда я подняла один мешок на руки, как носила своих сестер, и попыталась взять другой точно так же, но тут первый мешок выскользнул из рук, а за ним упал и второй. От злости я пнула тот, что лежал ближе ко мне. Некоторое время я смотрела на мешки, стараясь изобрести способ доставить их на ранчо, но ничего не придумала. В расстройстве я затащила их на прежнее место и захлопнула борт кузова. Придется все-таки оставить биодобавки здесь.

Я двинулась по обочине дороги, где темный асфальт встречался с бледным песком. Днем в июле даже короткая прогулка по пустыне без воды грозит тепловым ударом, но ночная прохлада милосерднее к человеку, чем полуденное солнце. Я выключила фонарик и сунула его в карман, любуясь освещенным луной пейзажем.

Было уже поздно. Добравшись до ранчо, первым делом надо накормить птиц, пусть даже и без добавления витаминов, иначе они начнут бесноваться. До приезда проверяющего от Джо Джареда оставалось три дня. Я надеялась, что, если отложить подкормку страусов до утра, это особой роли не сыграет: главное, чтобы во вторник в инкубаторе оказались свежие яйца. Нужно потерпеть еще совсем немного: мне предстоит самостоятельно управлять фермой всего пару недель, а в конце месяца, завершив сделку, я отправлюсь в путь.

Звезды мерцали, их сияние размывалось оставшимся от дневной жары маревом, словно посылая лучи обратно в космос. Вдалеке уже виднелся силуэт амбара. Я проверила почтовый ящик. Металлические петли скрипнули. Среди обычной рекламы и счетов в пачке писем обнаружились конверты чуть большего размера с соболезнованиями. Очевидно, весть о смерти бабушки Хелен достигла ее родного города Элк-Гроув – четыре открытки, пришедшие за последние несколько дней, были проштампованы почтовым отделением этого небольшого населенного пункта, расположенного севернее, в Калифорнийской долине.

Читать на дороге под луной было темно, а потому я сунула пачку писем под мышку и двинулась к дому по узкой полоске земли между подъездной дорогой и ограждением загона. Бдительный Тео подбежал со своей стороны забора и пошел рядом, но я шагала так медленно, что он потерял ко мне интерес и вернулся к своему гнезду.

Самцы, имеющие темную окраску, заботились о яйцах по ночам, подсовывая белые кончики крыльев под свои тела, так что оперенье сливалось с ландшафтом и птицы становились почти незаметными; с рассветом их сменяли самки, маскируя гнезда своими перьями цвета песка. Такое распределение обязанностей поровну всегда меня восхищало.

Я подлезла под перекладины забора, подошла к элеватору и открыла заслонку. Зерно зашуршало по желобу. Самки повернули головы и медленно, даже грациозно направились к кормушке. Самцы словно соткались из воздуха, поднявшись с гнезд и обнаружив белые кончики крыльев.

Я воспользовалась возможностью потихоньку обследовать лунки, не особенно рассчитывая найти там яйца, но все равно была разочарована их отсутствием.

– Зачем вы сидите на пустых гнездах? – спросила я у одного страуса, когда он приблизился, притянула его к себе за клюв и прижалась лбом к его голове. – Это не имеет никакого смысла. – Он высвободил клюв и, обогнув меня, отправился ужинать.

После смерти бабушки Хелен все на ранчо пошло вкривь и вкось. Самостоятельно я не справлялась. Мне не нравилось жить одной в пустыне, а теперь я еще и поссорилась с Девоном, единственным человеком, который хотел быть здесь вместе со мной.

Одна из самок последовала за мной к воротам, с любопытством ткнувшись мне сначала в правое, а потом в левое плечо. Ее внимание ко мне привлекло других птиц. В этом смысле страусы как дети. Даже во время приема пищи они легко отвлекаются, и как только один чем-то заинтересуется, остальные тут же присоединяются к нему.

Когда я дошла до угла загона, примыкающего к ореховому дереву и находящемуся за ним дому, меня сопровождали уже не меньше пятнадцати самок. Шугнув их, я приоткрыла калитку настолько, чтобы протиснуться в щель. Остановленные забором, птицы продолжали качать головами и соперничали за место, дающее хороший обзор, создавая впечатление многоголового чудовища.

Поскребывание когтей о песок, казавшееся таким громким, когда они преследовали меня по загону, стихло. По пустыне разнесся шорох крыльев, поднимающихся и ищущих удобное положение. Я протянула руку, и одна самка, с необычным кольцом темной кожи посередине шеи, перегнулась через забор. Бабушка Хелен звала ее Упанова в честь героини мультфильма «Фантазия» – страуса-балерины, носившей галстук-бабочку. Упанова обнюхала мою ладонь, и короткие пушистые волоски пощекотали мне запястье.

Бабушка и дедушка стали давать страусам имена после того, как перешли с производства мяса на продажу яиц, – тогда они начали понимать, что у каждой птицы есть свои индивидуальные особенности. Я знала только некоторые из имен.

– Спокойной ночи, Упанова, – прошептала я, дружески пожав клюв страусихи, и пошла в дом.

Вспыхнувший на кухне яркий свет резанул мне глаза. Я бросила почту на разделочный стол и разложила веером по плитке, сунув туда же коричневый конверт, который Джо Джаред оставил в день поминок. Две буквы «Д», напечатанные в углу изысканным курсивом, намекали на респектабельность фирмы. Джо Джаред продавал большую часть мяса и кожи в помпезные казино, позиционируя свой продукт как экзотический, дорогой и эксклюзивный товар. «Эффективный брендинг», – называла это бабушка Хелен. Логотип ранчо «Уишбон» не был столь претенциозным – простое «У» внутри круга соответствовало бабушкиным идеалам – безопасности и добротности, лежавшим в основе нашей маркетинговой политики, а сбывали мы товар на рынках органической продукции и в кооперативах.

Давным-давно, когда конкуренция за клиентов затрагивала оба ранчо, бабушка с дедушкой рассматривали возможность стать партнерами Джо Джареда, но визит на его ферму положил конец этим замыслам. Кормил Джо свою стаю хорошо, чтобы птицы быстро росли, но загон был переполненным и грязным. Птицы стояли крыло к крылу по щиколотку в помете, никогда полностью не высыхавшем. Поскольку в природе страусы живут в засушливых районах, постоянная влажность вызывала кожные заболевания и инфекции, которые лечили интенсивными курсами антибиотиков, приводившими, в свою очередь, к нарушению пищеварения, что только усугубляло проблему. Входя в загон, Джо прокладывал себе дорогу шваброй, разгоняя птиц.

Я села за стол, открыла конверт и вытащила бумаги, на которых потенциальный покупатель изложил свои условия. Размышляя, как скоро после продажи наше безмятежное ранчо превратится в такой же, как у него в Юме, конвейер по производству мяса, я стала читать написанные аккуратным квадратным почерком комментарии на полях.

Урна с прахом бабушки Хелен все еще стояла на кухонном столе рядом с лилиями. Потемневшие, увядшие цветы засыхали, бросая на стол густую пыльцу, и урна рядом с ними выглядела сиротливо. Я отложила документы и выкинула лилии в мусорное ведро.

Вытерев урну подолом рубашки, я поставила ее на книжную полку в гостиной. Потом начисто вытерла стол, где она стояла, стараясь не думать о том, как бы ужаснулась бабушка, узнай она о моей сделке с Джо Джаредом. Она всегда с такой добротой относилась к птицам.

Наверно, это выглядело как предательство, но других покупателей не предвиделось: в наших краях было немного страусиных ферм. Если бы бабушка дала себе труд задуматься о последствиях своих действий, она бы поняла, что я продам ранчо, и, учитывая обстоятельства, немудрено догадаться, кому именно. Ей следовало остаться здесь, чтобы ухаживать за птицами самой.

Голодная как волк, я съела остатки лазаньи перед телевизором. Шла передача о том, как приемные дети ищут своих настоящих родителей, – довольно скучная, однако я продолжала смотреть один выпуск за другим. Через несколько часов я было собралась ложиться спать, но тревога приковала меня к креслу. По вечерам бабушка Хелен часто оставляла меня одну в гостиной, но, даже когда мы находились в разных комнатах, я чувствовала ее присутствие в доме и не испытывала такого одиночества.

Теперь я по привычке ждала, что услышу ее шаги наверху или журчание воды в трубах, когда она умывается. Мой слух напряженно пытался различить звуки, а их все не было.

Я не могла собраться с силами и подняться наверх, пройти мимо ее комнаты. Гриффит свернулся калачиком на диване, положив серую голову на переднюю лапу.

– Мы с тобой вдвоем, котик, – произнесла я, беря его на руки. Он взглянул на меня скептически. – Давай посидим здесь немножко, – сказала я, чувствуя себя дурочкой из-за того, что разговариваю с животным, но, с другой стороны, хорошо еще, что не сама с собой.

Тепло его тела меня немного успокоило. Я почесала ему за ухом, и кот заурчал. Он положил переднюю лапу мне на подбородок, и, почувствовав прикосновение крошечных подушечек, я крепче прижала к себе Гриффита коленями и стала гладить ему макушку.

На экране девочка-подросток впервые набирала номер телефона родной матери. Она отвернулась от камеры и сгорбилась, волнистые каштановые волосы закрыли ее лицо. Потом она заговорила таким тихим голосом, что авторы программы добавили субтитры: «Я ищу свою маму» – и ответ: «К сожалению, она умерла в прошлом году. Рак груди». После чего бедная девочка одиноко опустилась на стул с телефоном в руке и заплакала.

ГЛАВА 8

Я проснулась, когда рассвет едва забрезжил сквозь занавески, а по телевизору шло утреннее ток-шоу. Спала я крепко и не сразу поняла, что нахожусь в огромном кресле в гостиной. Шея ныла, и, когда в голове прояснилось, у меня возникло свербящее чувство, что я о чем-то забыла.

– Черт. – Я выпрямилась. Мой пикап до сих пор стоял на шоссе.

Гриффит взглянул на меня через щелочки глаз. Я столкнула его на пол и посмотрела на часы – половина шестого. Выскочив на крыльцо, я стала напряженно смотреть в сторону шоссе. Солнце еще не встало, но на горизонте уже занялась заря, и я смогла различить свою машину – далекую точку в пустыне. Я подумывала обратиться к Рубену прямо сейчас, чтобы он помог отбуксировать мой пикап домой, но мне показалось невежливым звонить в столь ранний час с просьбой об услуге. Кроме того, раз уже занимался рассвет, то риск кражи, скорее всего, миновал.

Леди Лил вскинула крылья в изящном приветствии, как всегда делала по утрам при появлении бабушки Хелен, и бросилась ко мне через загон, высоко подняв голову.

– Это всего лишь я, – пробормотала я, садясь и кладя подбородок на руки.

Радость Леди Лил погасла, и страусиха перешла на шаг. Крапчатые перья ровно легли вдоль тела, создавая впечатление, что она разочарована. Сверкнув проплешиной, птица важно удалилась от дома и постепенно превратилась в силуэт на фоне забора.

Утренний воздух был приятно теплым. Аметистовое небо тянулось на сотни километров над бесконечным пространством пустыни. Высокие дымчатые облака походили на стаю голубей, летящих на север, оставляя позади след из бледных перьев.

Абигейл медленно прихромала из-за дома и села у моих ног. Рассвет озарил долину и окрасил оранжевым вершины гор на западе. Краски дня ленивым каскадом стали спускаться в пустыню. Верхние листья орехового дерева улавливали маленькие рыжеватые пятна света. Где-то совсем рядом защебетала птичка. В отдалении дважды прозвучал такой же призыв, и над кустами на фоне бледного неба невысоко вспорхнул вьюрок. Послышалось еще больше птичьих голосов. Четкие тени протянулись по песку, и показалась бледная зелень пустынного кустарника, составляющего безбрежный дневной ландшафт.

Наконец под лучами солнца горизонт прояснился, и все вокруг заиграло своими самыми яркими красками. В Монтане таких рассветов не будет. Я не могла представить, что где-то еще в мире есть такие же захватывающие восходы, как в Мохаве. Тепло омывало мне лицо и руки. Я вдыхала запах полыни и креозотовых кустов. Скоро жара станет невыносимой, но эти первые минуты нового дня были настоящим подарком.

Из амбара вышел пес и сел между Абигейл и мной. Как только свет пролился на загон, самцы и самки страусов начали сменять друг друга на посту. Мне не терпелось увидеть, не появились ли в гнездах яйца. Они пропали так внезапно, что я не теряла надежды на столь же неожиданное, как по волшебству, возобновление кладки. Уже примерно в тысячный раз я пожалела, что не могу спросить мнения бабушки Хелен по этому поводу. Она-то знала ответы на все вопросы, связанные с уходом за птицами.

Я пошла вдоль ограды загона. Земля к востоку была покрыта гладкой коркой песка, разглаженного потоком ливневой воды в день, когда мы прощались с бабушкой, но мои отчетливые следы быстро затаптывал пес, который прыгал рядом, кидался в кусты полыни за ящерицами, потом бежал назад, что-то вынюхивая. Абигейл хромала в нескольких шагах позади нас. Невдалеке от ограды загона самец страуса поерзал в гнезде, и я остановилась, чтобы заглянуть в лунку. Выпрямляя ноги, он наклонился влево, затем вправо, медленно поднялся… Ничего.

– Черт возьми, – пробормотала я.

Я увидела еще одну птицу, собирающуюся вставать, и с любопытством вытянула шею. Самец поднялся и отошел. Пусто. То есть за двое суток я не собрала ни одного яйца.

Я обходила загон, проверяя гнезда одно за другим и не находя ничего, а жара усиливалась. С каждой минутой моя досада росла. Вчера нужно было все-таки не поддаваться усталости и жалости к себе, а постараться притащить добавки на ранчо и найти способ насыпать витамины в корм. Я взглянула на часы, но было еще только полседьмого. К тому же сегодня суббота. Совершенно ни к чему злить Рубена ранним звонком в выходной день, но я не могла накормить птиц завтраком, пока не подмешаю им в корм витамины. Время идет, и мне нужно заполнить инкубатор яйцами до приезда инспектора от Джо Джареда.

Если бы Девон поехал после работы на ранчо, как обещал, я бы не увидела его машину у бара, не остановилась бы, и мой пикап благополучно довез бы меня до дома. Я представила, как они со Стеллой, словно два голубка, сидели вдвоем за стойкой, как рука наглой девицы лежала на его плече, пока они не заметили, что я наблюдаю за ними.

В эту минуту в конце подъездной дорожки появилось облако пыли. При мысли, что явился проверяющий от Джо, я запаниковала, но быстро отмела такое предположение, вспомнив, что сегодня выходной, и стала вглядываться. Знойное марево искажало вид даже столь ранним утром. Вскоре я рассмотрела, что это не легковая машина, а грузовик. Я даже машинально подумала, что бабушка Хелен везет прицеп с клеткой для птиц, но быстро вернулась в реальность.

Абигейл тоже заметила приближение гостя. Все ранчо застыло, заинтригованное, кто бы это мог быть, – обычно посетителей у нас негусто. От стаи, сгорая от любопытства, отделился Тео. Он находился метрах в тридцати, когда я узнала эвакуатор Рубена Мартинеса, который тащил мой пикап, и вышла на подъездную дорожку. Абигейл последовала за мной.

Земля вылетала из-под колес тяжелой машины, заехавшей в длинную тень орехового дерева. Окно со стороны водительского сиденья было опущено. Увидев меня, Рубен слабо кивнул и опустил подбородок, приняв столь характерный для него настороженный вид. Темные волосы, как всегда, были зачесаны со лба. Он сощурился от утреннего солнца, отчего шрамы на лице изменили форму, блестящая кожа собралась складками к переносице и морщины вокруг глаз углубились. Рубен поставил машину на ручной тормоз и открыл дверцу. Он был в том же выцветшем комбинезоне с вышитым именем, что и накануне.

– Откуда вы узнали, что мне нужен буксир? – изумилась я, с облегчением увидев, что задний борт моего пикапа цел.

Но у Рубена было кислое лицо.

– Почему не позвонила? – спросил он, отодвинул большой металлический засов и нажал на маленький рычаг. Что-то загудело, и буксировочный кронштейн опустился. Я осмотрела арку переднего колеса справа. Колесо отвалилось полностью и лежало в кузове в полном одиночестве.

– Твою мать, – выругалась я, ударив по борту пикапа. – Там было три мешка с витаминами для страусов, – объяснила я удивленно поднявшему голову Рубену.

Я представила ворюгу, поднявшегося ни свет ни заря, и недоумевала, на кой черт ему могло понадобиться столько подкормки для птиц.

– Конвертер тоже украли. – Сосед низко наклонился и помахал мне, чтобы я посмотрела.

Я тоже наклонилась и увидела зияющий конец металлической трубы, висящий под дном пикапа. Что там было раньше, я не знала, но, без сомнения, какая-то деталь отсутствовала.

– Вот черт.

– Прошли те времена, когда можно было оставлять машину на обочине. – Рубен подошел сзади к площадке своего эвакуатора и нажал на рычаг. Мотор заурчал, и буксировочная цепь ослабла. – Нынче люди тащат все, что можно продать за пару баксов. – Мне показалось, что он хотел сказать «А я тебя предупреждал», но, по доброте своей, промолчал.

Абигейл подошла к машине полюбопытствовать, заинтересованная рычагами и кнопками на приборной панели. Рубен мягко отпугнул ее, но страусиха все равно топталась поблизости, ожидая, когда он отойдет и оставит кабину без внимания.

– Вот черт, – снова сказала я. – А я ведь хотела позвонить вам вчера вечером.

Сосед выключил лебедку и смотал лязгающую тяжелую цепь.

Я дико разозлилась на себя за то, что не позвонила Рубену накануне. И что, спрашивается, я буду теперь делать с бесплодными птицами? Я даже не могла снова поехать в магазин, пока не отремонтируют мой пикап. Металлический бампер был весь разодран от трения о шоссе. При свете дня казалось чудом, что машина не перевернулась.

– Вы можете починить пикап?

– Могу, – ответил Рубен, – но это обойдется недешево. Один только шариковый шарнир будет стоить тебе около четырехсот долларов вместе с работой. И еще примерно пятьсот конвертер. – Я, видимо, сморщилась, поскольку он поспешил добавить: – Я вообще удивлен, что шарнир протянул так долго. Разве ты не замечала, что машина трясется во время езды?

Замечала. Она громыхала как черт знает что каждый раз, когда я тормозила, но в моем списке приоритетов этот вопрос стоял далеко не на первом месте. Если честно, я ждала, когда бабушке Хелен надоест ее «Такома-2014». Обычно она меняла машину каждые пять лет, и я надеялась, что она передаст старую мне. К сожалению, в аварии ее пикапу повезло не больше, чем самой бабушке.

Рубен провел ногтем большого пальца под ногтем указательного пальца другой руки.

– Позаботься ты о техосмотре при первых тревожных признаках, ремонт вышел бы гораздо дешевле. А теперь нужно менять весь механизм.

– Вы можете сделать это прямо сейчас?

– Я могу начать работу сегодня, – ответил он, раздраженный моим нетерпением, – но мне нужны запчасти. Давай я подниму машину, оценю масштаб бедствия и тогда смотаюсь в магазин.

Рубен подвел стальную платформу под передний бампер и закрепил домкрат. Свет, струившийся сквозь крону орехового дерева, бросал пятна на его комбинезон. Я не знала, чем заняться, а потому стала бесцельно расхаживать по подъездной дорожке. Яиц страусы не снесли, никуда поехать без машины я не могла, чистить орехи тоже было не нужно. Конечно, на ранчо всегда что-то требовало ремонта, но мы с Джо Джаредом уже договорились о цене, и я не собиралась избавлять его от лишних забот.

Рубен накачивал домкрат, и машина стала медленно подниматься. Мне пришло в голову спросить его, что он думает о смерти бабушки Хелен, ведь они дружили не один десяток лет. Вообще бабушка не заводила слишком близких друзей, но сосед знал ее достаточно хорошо и мог иметь собственное мнение о происшедшем. А больше всего мне хотелось сказать – хоть кому-нибудь – о своих сомнениях в том, что это был несчастный случай, только бы найти человека, который меня успокоит. Может быть, если я произнесу свои подозрения вслух, они прозвучат смехотворно и я сразу пойму, что ошибаюсь. А может, и нет.

Рубен почувствовал, что я хочу что-то спросить, и поднял на меня глаза:

– Что?

Но когда я попыталась ответить, слова застряли у меня в горле. «Самоубийство» – такое страшное слово. Вероятно, мне и не надо знать правду. Наверно, лучше согласиться с тем, что это была случайная авария, и позволить подозрениям со временем рассеяться. Потому что, если мои опасения все-таки окажутся справедливыми, я буду вечно прокручивать в памяти разговор на повышенных тонах, состоявшийся у нас накануне бабушкиной гибели, обвиняя себя в том, что стала причиной ее сознательного ухода.