Текст книги "142 страуса"

Автор книги: Эйприл Давила

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Я заставила себя дождаться, пока он совсем скроется из виду, и только тогда ринулась в загон. Птицы к этому времени уже пришли в себя, и я не могла понять, кто из них пару минут назад нетвердо стоял на ногах. Я искала страусов с неустойчивой походкой или в необычных позах, но все они выглядели одинаково обалдевшими. Честно говоря, это было их нормальное состояние, но что-то все же настораживало.

Я быстро пересчитала своих питомцев по головам, чтобы убедиться, что дядя Стив не совершил очередной набег на птичник, пока я сидела в тюрьме. Насчитала сто сорок два страуса, включая Абигейл, которая что-то клевала около куста полыни позади амбара. Значит, все страусы имелись в наличии, но что-то все-таки определенно было не так. Продолжая осматривать загон, я нажала на рычаг элеватора, и зерно с характерным шелестом посыпалось в кормушку. Страусы пришли в движение.

Я равнодушно оглядела землю, уже не удивляясь отсутствию яиц. Это больше не имеет значения. Инспектор сбросил со счетов чертовы яйца одним росчерком ручки, и потому они уже не представляли проблемы. Сделка состоится, и пусть Джо Джаред сам разбирается, почему птицы не несутся.

Но одну починку надо было сделать немедленно. Я схватила в амбаре моток изоленты и принялась заматывать разрыв в трубе, на который обратил мое внимание инспектор. Получилось неаккуратно, и вода все-таки сочилась из-под ленты, но достаточное ее количество побежало в поилку. Несколько стоявших поблизости птиц опустили головы и стали пить.

Я выключила кран, и вдруг в нескольких метрах справа от меня один самец споткнулся и упал. Не сел, согнув ноги, как обычно делают страусы, а просто рухнул как подкошенный, подняв вокруг своего темного тела облако пыли. Я подбежала и присела рядом. Голова его на длинной шее завалилась на сторону. Он сонно моргал, и я заметила, что белки местами окрасились красным цветом. Он положил голову мне на колени и издал скорбный крик. Я подумала, что надо бежать в дом и звонить ветеринару, но у меня на глазах бедная птица прерывисто задышала и обмякла, и все ее пушистое тело застыло.

– Нет, – произнесла я.

У восточного края загона упала самка. Я вскочила и побежала к ней, и умирающий страус снова зашевелился, слабо крича мне вслед. Самка страдала от тех же симптомов.

– Нет-нет-нет-нет-нет, – повторяла я, беря ее голову в руки, но она не открывала глаз. Я осмотрела ее тело от клюва до хвоста, однако не нашла никаких травм или следов нападения.

Тогда я стала лихорадочно обыскивать загон, пытаясь найти объяснение тому, что сразу две птицы одновременно заболели таким странным недугом. Чутье подсказывало мне, что к этому как-то причастен дядя Стив, но в то же время мне хотелось надеяться, что я ошибаюсь и причина в чем-то другом.

Однако когда я обнаружила знакомые отпечатки ковбойских сапог гигантского размера, мои подозрения подтвердились. Двинувшись по следу в сторону небольшой дюны, я раздумывала, не прихватить ли с собой из амбара ружье. В ложбине между двумя песчаными холмами, довольно мелкой, чтобы человек мог включить здесь фонарь и остался незамеченным из дома, неизвестный потоптался около кучки мусора и направился к шоссе. Я оглядела пустыню, убедилась, что никого нет, и подошла ближе, чтобы изучить мусор.

Пять окурков, две раздавленные банки пива, наволочка и пустая банка из-под яда против грызунов. Я вывернула наволочку, и несколько гранул из люцерны полетели по ветру. Он отравил корм.

– Только не это!

Я бросилась к загону и протолкалась мимо птиц, собравшихся вокруг кормушки. Одной рукой защищаясь от страусов, которые норовили меня клюнуть, я присела рядом с большой емкостью и свободной рукой стала просеивать зерна между пальцами, избегая сердитых голодных клювов и высматривая маленькие зеленые гранулы, но ничего не находилось. Одна самка, возмущенная тем, что я мешаю ей завтракать, толкнула меня. Я пошатнулась и встала, чтобы не упасть. Птицы начали теснить меня, я бочком протиснулась сквозь толпу и оставила их насыщаться.

Стараясь успокоиться и мыслить логически, я заключила, что одной банки яда недостаточно, чтобы отравить всю стаю. Дядя Стив, видимо, накормил часть моих питомцев отдельно. Они любят люцерну. Он мог просто высыпать содержимое наволочки через забор и таким образом преподнести нескольким страусам отравленное угощение.

Я обошла стаю. Большинство птиц клевали зерна, но один самец и одна самка стояли как ошарашенные. Я подошла ближе и внимательно их рассмотрела. Когда закончилась еда, остальные страусы разошлись, но эти двое шатались, с трудом держась на ногах. Я приблизилась к самке и погладила ее по шее.

– Как ты себя чувствуешь, девочка?

Она заморгала, глядя на меня.

В этот миг самец тяжело рухнул на землю. Я подбежала к нему, подняла его голову с песка и положила себе на колени.

– Прости меня, – рыдая, произнесла я, страдая от своей беспомощности.

Самка, приросшая к месту около элеватора, не отрывала глаз от горизонта. Я сидела на земле рядом с упавшим самцом и наблюдала за ней.

– Нельзя было оставлять вас без присмотра, – сказала я. – Простите меня.

Наконец заторможенная самка повела крыльями и направилась к поилке. Она двигалась медленно, но крепко держалась на ногах. Когда она присоединилась к группе своих товарок около забора, из груди у меня вырвался вздох облегчения, но к этому времени самец рядом со мной уже испустил дух.

ГЛАВА 15

Я упала на землю, оплакивая погибших птиц, ненавидя дядю Стива и чувствуя свою безмерную вину. Обратись я к шерифу раньше, Стива бы арестовали и он бы не смог вернуться на ранчо. В смерти страусов виноват не кто иной, как я.

Я задержала руку на теле бездыханного самца. Он был все еще теплый, но напрасно я ждала, чтобы его грудная клетка стала вновь подниматься и опускаться. Он умер.

Тут мое внимание привлекло облако пыли в конце подъездной дороги. Я вскочила, испугавшись, что инспектор по какой-то причине вернулся, но это был белый седан Мэтта. Я рванулась к воротам загона. Если он знает, где дядя Стив, пусть скажет мне. На сей раз я обязательно позвоню шерифу и добавлю к списку обвинений еще одно, и преступника наконец арестуют.

Я со злостью толкнула засов, он легко подался, соскочил с петель и с глухим звуком упал на землю. Движимая силой инерции, я споткнулась и перенесла ногу через проем ворот, и в это время калитка повалилась. Поймав согнутой рукой одну перекладину, я попыталась восстановить равновесие, и изо рта у меня вырвалось трехэтажное ругательство. Привлеченные суматохой страусы приближались ко мне со всех сторон.

Мне удалось худо-бедно пристроить ворота на место, но их нечем было подпереть, чтобы они стояли прямо. В этот миг одна из птиц толкнула меня в спину, и я снова пошатнулась.

– Мэтт! – закричала я, услышав, как заглох мотор. – Твою мать!

Птицы клевали мне руки, теснили меня, и я не могла крепко встать на ноги. Там, где калитка была прикреплена к забору, образовалась брешь.

Мэтт поспешил помочь мне. Мы поставили ворота на место, но не смогли найти шурупы, чтобы приладить петли.

– Можешь подержать? – спросила я.

Мэтт навалился всем весом на металлическую раму:

– Только недолго.

Я пролезла через забор и побежала к амбару. В качестве временного решения подойдет проволока. Схватив моток, я помчалась туда, где Мэтт с трудом удерживал ворота. Один страус клевал его шипастый ремень, другой зажал в клюве пучок волос. Мэтт отмахивался от них, и ворота заваливались на сторону.

Я пропустила проволоку через петли, закрутила ее и закрыла засов, наконец освобождая Мэтта. Темные пряди волос висели у него по сторонам лица, пучок съехал к уху.

– Таллула…

Я в ярости толкнула его.

– Это все дядя Стив! – Мэтт не сопротивлялся, и я снова толкнула его, на этот раз сильнее. – Он убил моих птиц!

– Знаю, – ответил Мэтт, стоически выдерживая мой гнев.

– Знаешь? И ты не остановил его?

– Я только… – Он поймал мою руку, замахнувшуюся на него. – Я сразу приехал сюда.

– Отпусти! – крикнула я, вырываясь. – Он убил моих птиц! – От мысли, что Мэтт увидит навернувшиеся мне на глаза слезы, я злилась еще больше.

– Извини, что не смог остановить его. Я искал Стива всю ночь. – Он снял резинку с растрепанных волос и надел ее на запястье, приглаживая пышную гриву. – Нашел его только утром около Медоубрук. Он стоял у ручья и произносил какую-то тираду. Я никогда его таким не видел. Он сказал…

Мэтт быстро пошел к моему пикапу; я последовала за ним, думая, что он упомянет о ремонте, который так и не сделал, но у него на уме было что-то другое.

– Открой капот, – попросил Мэтт, нетерпеливо постучав по металлу.

О шариковом шарнире, который обещал починить, он, видимо, забыл. Спасибо Рубену, а то мой автомобиль так и стоял бы на домкрате.

Я просунула руку в кабину, потянула за рычаг, и Мэтт поднял крышку капота. Я ожидала, что он спросит, закончил ли его отец работу, но он склонился над мотором.

– Стив сказал, что перерезал тормозные шланги, но они целы.

– Ночью меня здесь не было. Мой пикап стоял у дома Девона.

Мэтт поспешил к минивэну тети. Тормозные шланги были совершенно очевидно перерезаны, концы их болтались. Я представила, как тетя Кристина и мои двоюродные сестры утром садятся в машину, чтобы ехать в суд, как тетя Кристина жмет на тормоза в конце подъездной дороги, но автомобиль не слушается. Они могли пропахать шоссе поперек и приземлиться в пустыне с другой стороны с ушибами и переломами, а могли столкнуться с грузовиком, пролетающим по шоссе со скоростью сто километров в час. Я лишилась дара речи.

Мэтт потянул за какие-то провода.

– Я отсоединил аккумуляторные кабели, чтобы машина не заводилась. – Он вытер руки о джинсы. – Клянусь, я все починю.

– Зачем он это сделал? – Меня потрясло, что дядя Стив оказался таким злодеем.

– Наверняка он не понимал, что это машина Кристины.

– Это его не оправдывает, – заметила я.

– Черт возьми, Таллула, ты стреляла в него! – Мэтт оперся о минивэн, щурясь от солнца.

– Он сам виноват, я защищалась. Я понимаю, что дядя Стив взбеленился из-за наследства, но это не я писала завещание, а бабушка. Почему он ополчился на меня?

Мэтт вздохнул и глянул на дом.

– Если честно, я думаю, что ты вообще ни при чем. Подозреваю, что Стива бесят птицы.

Я сдержала злые слезы.

– О чем ты?

– Ну, не знаю, просто… Ладно, слушай, это может показаться безумием, но, по-моему, он завидует птицам.

– Ты прав, это действительно безумие.

– Не то чтобы он хочет жить в загоне. Просто им уделяется столько внимания, сколько Стиву никогда не перепадало, – объяснил Мэтт.

– Он так сказал? – Как бы дико это ни звучало, в душе я понимала, что разумное зерно тут есть.

– Не именно так, но мы дружим уже давно и много дерьма вместе съели. У меня возникло впечатление, что, говоря о твоей бабушке, Стив с трудом сдерживает гнев. А уж когда ты объявила, что продаешь ранчо, он совсем сорвался с катушек.

– Ты так думаешь?

– А метамфетамин только усугубил его состояние. Мне не надо было упускать его из виду после поминок. Он был не в себе.

Я подумала, что дядя Стив совсем неслучайно хотел убить именно Леди Лил. Она всегда была бабушкиной любимицей и каждое утро радостно приветствовала хозяйку. Меня она так не встречала. С тех пор как я получила водительские права и стала сама ездить в школу, бабушка выходила в загон еще до моего пробуждения. Вероятно, дядя Стив ревновал ее к птицам. Бабушка Хелен добрее относилась к страусам, чем к близким.

– Что еще он рассказал о прошлой ночи, когда ты нашел его?

– Какую-то невнятицу. Твердил что-то про водопровод, про электрощит. Не знаю. Он бредил.

Ну конечно, это дядя Стив выключил автомат. Однако это открытие ничуть не утешало. Без высоких оград ранчо казалось слишком уязвимым. Трупы трех умерших птиц лежали в загоне как предостережение.

– Где он сейчас?

– Говорил про Фресно, у него там подруга, что ли.

Ну и скатертью дорога. Я повернулась лицом к Мэтту и заметила его беспокойство. Они с дядей Стивом были лучшими друзьями почти два года.

– Должна сообщить тебе, что собираюсь выдвинуть против него обвинения. – Нехорошо, конечно, натравливать власти на родного дядю, но, по трезвом размышлении, для него, может, и к лучшему, если полиция запрет его в камере, пока он не совершил новых преступлений. – Я не хочу, чтобы его сажали в тюрьму, но…

– Неважно, – ответил Мэтт. – Он, видимо, уже на полпути во Фресно и здесь покажется не скоро.

Нас обоих не радовал такой поворот событий, и мы были одинаково расстроены невозможностью на них повлиять.

Я вздохнула, подавленная необходимостью похоронить трех гигантских птиц. Я думала подождать до захода солнца, чтобы не работать в самое жаркое время дня, но опасалась, что другие страусы будут клевать умерших, а я не вынесу этого зрелища.

– Что такое? – поинтересовался Мэтт.

Я объяснила.

– Давай я помогу.

– Не надо.

– Почему? – Он выудил из своей машины шляпу с широкими полями и натянул ее поверх пучка. Такие парусиновые шляпы часто носят фермеры, но на Мэтте, с его татуировками и шипастым ремнем, она смотрелась неуместно – он выглядел как хипстер, прикидывающийся наемным рабочим на ранчо. – Что ты так смотришь?

– Ничего, – ответила я.

– Думаешь, я белоручка? Пойдем, мне нужно немного отвлечься.

Я привыкла работать одна, и мне совсем не хотелось поддерживать разговор или беспокоиться о том, как напарник переносит жару, но отказываться от помощи было глупо.

– Ладно, – сказала я и повела Мэтта в амбар, где мы оба взяли по лопате.

Снова выйдя на улицу, я замялась. Мне еще не приходилось хоронить страусов. Не возникало такой необходимости. К нам подошла Абигейл, словно тоже размышляла над предстоящей задачей. Мэтт взглянул на нее, она рассматривала его. Наши тени сливались воедино у ног, как лужи. Вдалеке появился шар перекати-поля, и Абигейл направилась туда, чтобы изучить новый предмет.

Я выбрала для захоронения северный конец ранчо. Мэтт молча пошел за мной. Могилы должны быть недлинные, но глубокие, чтобы их не раскопали падальщики. Я нарисовала на песке квадрат со стороной около метра, и мы приступили к работе. Грунт был сыпучим и тяжелым, но поддавался легко, и звон наших лопат приобрел определенный ритм. Я поймала себя на том, что проигрываю в уме события предыдущей ночи – как дядя Стив откручивает гайку с трубы для подачи воды в поилку и ослабляет шурупы на петлях, держащих ворота загона. Он, видимо, заранее подготовился и чем-то заглушил стук, иначе его бы услышали в доме.

Больше всего меня расстраивало, что он наперед обдумал свои намерения, особенно в отношении птиц. У нас на ранчо даже нет гранул из люцерны, а значит, дядя Стив специально поехал в магазин, чтобы купить их. И пиво захватил, как будто отправлялся на пикник. Чем больше я об этом размышляла, тем больше злилась, и наконец внутри у меня все закипело.

Пока я работала лопатой, пот высыхал на моем теле, щекотал сгибы локтей и натягивал кожу на лице. Вырыв яму глубиной сантиметров сорок, мы оба спустились в нее, но быстро стало ясно, что так ничего не получится: наши локти постоянно стучали друг о друга.

– Я начну следующую, – сказал Мэтт. Он прошел около полутора метров к востоку и вонзил лопату в верхний слой песка.

Яма постепенно углублялась, и влажная прохлада земли показалась мне освежающей. Из могилы уже высовывалась только моя макушка, а мне не хотелось выбираться на жаркую поверхность. Спрятаться бы здесь от мира навсегда. Зной там не ощущался, а когда я присела, свет солнца, высоко стоящего над горизонтом, вообще не достигал меня.

Вдруг надо мной на краю могилы возникла тень.

– Перерыв, – объявил Мэтт. Он протянул руку и вытащил меня наверх.

Мы долго пили из шланга около амбара, а потом некоторое время посидели в тени.

– Почему ты дружишь с моим дядей? – спросила я.

Мэтт подергал высохший куст полыни.

– Странный вопрос.

– Нисколько. – Я чувствовала запах пропитавшего мою футболку пота и ощущала на губах вкус соли.

– Почему люди вообще дружат? – Он вытащил сухой куст из земли и ударил его о стенку амбара, глядя, как осыпается с корней земля. – Мы хорошо ладим. Стив меня веселит.

Я попыталась вспомнить, когда последний раз смеялась вместе с дядей Стивом. К сожалению, много лет мои отношения с ним сводились к догадкам, врет он или нет, и ожиданию его нового срыва.

– Трудно, наверно, дружить с таким… непредсказуемым человеком?

– Я был на его месте, и не мне его судить.

Сложно было представить Мэтта в наркотическом дурмане, разъяренным и не сознающим своих действий, как дядя Стив. Я снова вспомнила искаженное от боли лицо.

– Когда увидишь его, даже если я отсюда уеду и он меня возненавидит, можешь сказать ему, что я жалею о случившемся?

Мэтт кивнул:

– Конечно.

Мы сидели, глядя на дюны и погрузившись каждый в свои мысли. Я была рада, что он приехал. Я еще злилась, но разговор с Мэттом помог мне лучше понять причины произошедшего. Дядя Стив страдал, и, похоже, довольно долгое время.

Вставая, Мэтт застонал. Он снова включил кран, приложился к нему губами, потом окатил голову и передал шланг мне. Я ополоснула лицо и позволила струям стечь по шее. Затем мы вернулись к рытью могил. Я начала копать третью яму, а Мэтт закончил вторую и взялся помогать мне, но, как и раньше, места на дне для двоих было мало, а потому я вылезла из ямы и села на краю, подставив солнцу спину.

Одна самка в загоне не отрываясь смотрела на меня, и я встретила ее отчаянный взгляд. Я не смогла защитить страусов, к тому же собиралась передать их Джо Джареду, который одного за другим пошлет всех на убой. Исходя из этого, смерти трех птиц не стоило придавать значения. В сердце мне закралась глубокая скорбь. Как бы я хотела, чтобы был другой путь, чтобы нашелся фермер, который сможет принять ранчо и вести хозяйство с той же любовью и жалостью к птицам, что и бабушка Хелен. Но таких, увы, не наблюдалось.

– Простите меня, – прошептала я, надеясь, что ветер отнесет мои слова к питомцам, и обратилась к напарнику: – Мэтт! Моя очередь.

Он выбрался из ямы, и я заняла его место, скрывшись с птичьих глаз.

Закончив рыть могилы, мы с Мэттом вытащили убитых птиц из загона. Это оказалась мудреная задача. Поднять тяжелые тела было невозможно, а когда мы волочили их за ноги, крылья расправлялись и сгребали по пути песок, отчего перемещать мертвых страусов становилось еще труднее. Если же мы брали их за плечи, шеи волочились по песку, стучали о камни, и сердце у меня просто разрывалось. Я проклинала дядю Стива на каждом шагу.

Хорошо, что заполнять могилы землей оказалось легче, чем копать их, и здесь дело пошло быстро. Солнце уже опускалось. Из дома доносился сладкий запах перца чили.

Когда могилы превратились в три клочка перекопанной земли, мы с Мэттом немного постояли рядом.

– Не нужно как-то отметить эти места? – спросил он.

– Нет, – ответила я, подумав, что скажет Джо Джаред, увидев на территории ранчо свежие могилы. – Лучше не надо.

Мы отнесли лопаты в амбар.

– Зайди в дом. Я хотя бы покормлю тебя в благодарность за помощь.

– Нет, спасибо, – отказался он, направляясь к своей машине. – Надо ехать домой.

Садящееся солнце окрасило высокие облака на горизонте в оранжевый цвет, но жара не отступала.

– Я всю ночь не спал, пытаясь найти Стива, и буквально валюсь с ног. Но я приеду завтра, чтобы починить минивэн Кристины.

– Обещаешь? – недоверчиво спросила я.

– Обещаю. Завтра. – Он старомодным жестом попрощался, приложив пальцы к краям шляпы, сел в машину и уехал.

В доме мама и кузины сидели за столом и ели мексиканские лепешки с начинкой. Это запах острого соуса я почувствовала на улице. Тетя Кристина готовила вкуснейшие энчилада. Все уставились на меня.

– Садись поешь, – пригласила тетя Кристина. – Ты, наверно, помираешь с голоду. Целый день на такой жаре.

Я без слов села на свободный стул. Интересно, они и до моего прихода ели молча или дружно закрыли рты при моем появлении? Несомненно, все думали о дяде Стиве. Они еще только вникали в суть произошедшего, но мои мысли были сосредоточены на продаже ранчо.

Инспектора не встревожили непродуктивные яйца. В этом смысле диверсия дяди Стива сработала в мою пользу, предоставив оправдание, которое не могло даже прийти мне в голову. Наличие яиц в инкубаторе убедило проверяющего, что птицы несутся, а отсутствие нескольких десятков мало что значит в общей картине.

Мне было любопытно, что покажут анализы, которые инспектор взял у птиц с признаками заболевания. Обнаружится ли яд для грызунов в крови страусов? Если да, то Джо Джаред, скорее всего, решит, что я беспечно отношусь к хранению зерна в амбаре. Ну и что с того? Если он сочтет это незначительной проблемой, то сделка состоится.

– Как там в тюрьме?

– Паркер, замолчи! – прикрикнула тетя на свою вторую дочь.

Так вот почему все разом примолкли – за столом кипело любопытство, я видела это на лицах сестер. Даже у мамы и тети на языке явно крутились вопросы, которые они не решались задать.

– Там тихо, – сказала я, откусывая лепешку.

– Тебе придется вернуться туда? – спросила Габби.

– Не знаю, – честно ответила я. – Надеюсь, что нет. На следующей неделе я расскажу судье, как все было, и он примет решение. – Я не знала, что можно, а чего нельзя говорить сестренкам о дяде Стиве.

– Отстаньте от нее, девочки, – строго велела тетя.

Мои кузины вернулись к еде, но время от времени украдкой поглядывали на меня.

Моя кожа чесалась от высохшего пота, одежда задубела от грязи, и, без сомнения, от меня отвратительно воняло. Мне хотелось только принять душ и остаться одной. Я умяла лепешку и, извинившись, встала из-за стола, провожаемая взглядами сотрапезников.

Я не могла выбросить из головы, как та птица смотрела на меня, когда мы с Мэттом копали могилы, словно знала, что и ее смерть скоро придет. Даже когда я вымылась и расчесала спутанные волосы, этот образ так и стоял перед глазами. Я не хотела, чтобы все страусы умерли.

Завернутая в полотенце, я прошлепала по коридору к своей комнате. Там меня ждала мама, утонув в угловом кресле и глядя в окно справа. Лампа у кровати горела, и ее свет отражался в оконном стекле. Мама не услышала, как я вошла, и я исподтишка рассматривала ее. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен куда-то вдаль. Заметно, что в молодости она была красива, но возраст не только прорезал ей лицо морщинами, а погнал ее по течению жизни, сделал неприкаянной. Интересно, о чем она думает.

Она увидела меня в стекле и оживилась.

– Таллула. – Оторвавшись от окна, мама схватила бутылку «Джеймсона», стоявшую между двумя стаканами на ковре. – Давай тяпнем.

– Мама, я устала. С ног валюсь. – Я влезла в ночную рубашку и сбросила полотенце.

Она не обратила внимания на мой отказ, налила два стакана виски и поставила бутылку на подоконник, нарушив цепочку из камней, которую я так тщательно составляла от самого светлого к самому темному. Несколько штук упали на пол, и я кинулась поднимать их.

– Черт подери, мама! – воскликнула я, отодвигая бутылку и снова раскладывая камни по порядку. В самый конец я положила черный обсидиан, но от усталости не смогла правильно выстроить всю линию. Ничего, это может подождать. Оставшуюся кучку я высыпала на комод.

– Ты слишком чувствительна, девочка моя. – Мама сгорбилась в кресле.

– Я не твоя девочка, – огрызнулась я.

– Как бы не так. – Она сунула мне в руку стакан с виски, чокнулась со мной своим и залпом осушила его.

Потом, пошатываясь, нагнулась за бутылкой и налила себе еще. Только повернувшись ко мне, чтобы добавить виски и в мой стакан, она заметила, что я не сделала ни глотка.

– В чем дело?

– Я не хочу пить. – Я пихнула стакан ей в руки, и она с трудом удержала два напитка и бутылку. – Мне надо поспать. – Я подняла с пола полотенце и повесила его на дверную ручку.

– Но я собираюсь рассказать тебе о теории стакана виски, – настаивала мама, а если ты не выпьешь, то ничего не получится. – Она снова протянула мне стакан.

Я его не взяла, и мама понизила голос до шепота:

– Знаю, ты страдаешь. И я плохая мать, но если я и могу дать тебе совет, то вот он: выбрось все из головы и живи дальше. – Она еще приблизила ко мне стеклянную емкость. – Возьми, пожалуйста.

Я закатила глаза, показывая, что она меня бесит, но взяла стакан и села на край кровати.

С довольной улыбкой мама расположилась на стуле напротив меня, достала из кармана сигареты и вынула одну из пачки.

– Здесь нельзя курить.

– Я здесь курила еще до твоего рождения, – ответила она.

– Это не твоя комната. Говори, что хотела, и уходи. Я смертельно устала.

– Ладно. – Она со вздохом убрала сигарету и покрутила стакан так, чтобы виски расплескался по стенкам внутри. – Короче, понимаешь, жизнь иногда кажется сумасшедшей, верно?

Я с раздражением и нетерпением смотрела на нее.

– Верно, – продолжала она, нарочито наклонившись. – Но если сконцентрироваться только на одном предмете, скажем на стакане с виски, – она подняла свой, – ты обнаружишь единственное, что необходимо, чтобы преодолеть все превратности судьбы.

– И что же это?

– Доверие.

– Доверие к виски? Господи, мама.

– Погоди, дай мне объяснить, – сказала она заплетающимся языком, так что последнее слово прозвучало как «обесить». – Смотри. Представь, что ты инопланетянка и тебе нужно узнать как можно больше о роде человеческом и о планете Земля, а единственный способ сделать это – стакан виски. Начни с самого стакана. Откуда он взялся? Из чего сделан? Как сделан? Сколько человек понадобилось, чтобы изготовить его к данному времени и доставить в данное место, и зачем они вообще этим занимаются? Что значит – иметь работу? А потом спроси себя: почему я использую стеклянный стакан, а не пластиковый? Конкретно этот я нашла в серванте в доме в пустыне. Как был построен дом? Какие животные живут в пустыне? Почему там так адски жарко? Понимаешь, к чему я клоню?

Мама произносила все это с большим выражением, и я не перебивала ее.

– Теперь виски. Как он был произведен? Когда люди узнали, как его приготовить? Кто был тот счастливый сукин сын, который первым обнаружил, что человеку от него кайфово? Как алкоголь влияет на наши отношения? На общество? И даже не проси меня начинать про лед.

– И как же страусы связаны с твоим стаканом виски? – спросила я, пытаясь нарушить ее логику упоминанием о совершенно постороннем предмете, но мама не попалась на удочку. Она села на самый край потертого стула и наклонилась вперед.

– Откуда взялись деньги, чтобы купить эту конкретную бутылку? Страусовая ферма. И что такое вообще деньги?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что неважно, где ты находишься, – нет такого места, куда ты не могла бы отправиться. Это теория стакана виски. Нужно просто быть уверенной в том, что одно вытекает из другого и, стало быть, ты туда непременно попадешь. Тебе только нужна следующая цель, по направлению к которой двигаться.

Мама прочитала на моем лице сомнение.

– Это не обязательно должен быть виски, – сказала она. – Можно использовать праздничный торт, или кроссовки, или панду – все равно что. Все взаимосвязано. Тебе нужно обрести веру, особенно в тяжелый период.

– Веру во что? У меня такое впечатление, что я слушаю тетю Кристину.

– Вот этого не надо. – Мама нахмурилась.

– Чего?

– Я не говорю о слепой вере – когда ты веришь во что-то, потому что тебе так сказали. Я имею в виду уверенность – когда ты не сомневаешься в чем-либо, поскольку уже испытала это раньше и логика подсказывает, что это произойдет снова. – Мама подняла стакан и коснулась им моего. – И когда все остальное тебя подвело, выпей.

В ее словах я услышала логику бабушки Хелен. Вера тети Кристины в Бога бабушке никогда не подходила, но доверие к жизни – совсем другое дело. Вот что она имела в виду, когда говорила, что ее религия – цикличность природных процессов. Она знала, что за солнечной погодой придет дождь, что козы не дадут сорнякам разрастись и что раз в месяц на небо выйдет полная луна. Она была уверена в неизменности этих явлений, поскольку доверяла природе.

– Знаешь, сейчас у тебя все хреново, – продолжала мама, – и мне жаль, что я не приехала раньше поддержать тебя. Серьезно. Но ты сильная, ты с детства такой была. И у тебя есть следующая цель. Ты продашь ранчо и продолжишь свою жизнь, оставив все это позади. Пусть все идет как идет. Одно цепляется за другое, и рано или поздно ты оказываешься там, где все хорошо.

Я отхлебнула из стакана и поморщилась – виски обжег мне язык. Мне хотелось ей верить, что можно просто взять и укатить от всех проблем. Это был бы самый легкий путь.

– Ты потому столько раз переезжала, когда я была маленькой?

Мама снова подняла стакан.

– Именно. Если ни хрена не выходит, надо двигаться дальше. И не оглядываться. Найти очередную цель, которая приведет тебя к следующей, и не успеешь оглянуться, как настоящее становится прошлым и больше не приносит тебе боли.

– И когда же ты нашла то место, в котором все хорошо? – Я подумала о проведенных вместе с ней тринадцати годах. У меня никогда не возникало впечатления, что мы меняем жизнь к лучшему. Мы всегда бежали от чего-то плохого. – Не тогда ли, когда мы жили в машине, потому что тот парень украл у нас деньги на аренду квартиры? Как там его звали? Или нет, наверно, это когда жена одного мужика засандалила нам в окно камень, я поранила ногу и залила весь ковер кровью, а мы не могли получить деньги со счета. Это и было то самое место, где все хорошо?

– Так нечестно. – Она опустила голову, как надувшийся ребенок.

– Да неужели? Что нечестно, так это притворяться, будто наша жизнь не была сплошным кошмаром, мама. Теория стакана виски, офигеть. Ты просто оправдываешь свою беспутную жизнь. Бросаешь работу, переезжаешь из города в город, меняешь мужчин. И еще меня таскала с собой.

– А что же ты сегодня утром отшила Девона? – По лицу ее пробежала злорадная усмешка. – Хороший парень, хотел жить с тобой.

– Это другое, – ответила я.

– Ну конечно! Думаешь, ты лучше меня? – Мама в возбуждении встала с места и прошлась по комнате. – Думаешь, ты умеешь решать свои проблемы? Поэтому торопишься спихнуть ранчо первому попавшемуся покупателю, даже зная, что твоя бабушка в гробу перевернется! Ты моя дочь и поступаешь точно так же, как я. Только я чуть постарше и пытаюсь поделиться опытом, чтобы ты хотя бы понимала, что делаешь. У меня ушло много времени, чтобы примириться с порядком вещей.

– Ага, блин, – усмехнулась я, – Будда ты наш.

Мама насупилась, рассеянно вынула из кармана сигареты, покрутила в руках пачку и снова убрала.

– Зачем ты вообще приехала?

– У меня умерла мать, – ответила она, откидывая за спину дреды.

– Но ты пропустила и траурную службу в церкви, и поминки. Ты вообще все пропустила. Даже мое взросление. Так зачем ты здесь?