Текст книги "Леди Искусительница"
Автор книги: Эйлин Драйер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Он подал ей руку:
– Выходите.
Кейт не шелохнулась. Ей не нравилось, что его волосы были цвета потускневшего золота, а глаза даже в полумраке – небесно-синими. Гарри превратился в сильного, зрелого мужчину, сурового мужчину, который вышел из войн с меньшим количеством шрамов, чем большинство. Он больше не был мальчиком, которого она когда-то знала, и это было заметно не только по морщинкам, веером расходившимся из уголков его глаз. Это было заметно по непоколебимости его позы, по нетерпеливой резкости его поступков.
Но может быть, он вел себя так только по отношению к ней.
– Мне что-то не хочется, – сказала она ему. – Не раньше, чем вы объяснитесь. Вы что, стали работать на Эдвина? Я надеюсь, он заплатит вам за мое похищение не меньше, чем мой отец заплатил вам за то, чтобы вы отступились от меня.
Его лицо стало холоднее, насколько это было возможно.
– Вы здесь не для того, чтобы задавать вопросы, ваша светлость. Вам придется отвечать на них. А теперь выходите, пока я не выволок вас отсюда.
– Идите к черту, Гарри.
Он промолчал. С быстротой, на которую она не успела среагировать, он сунулся в карету и выдернул ее из салона. Когда она пронзительно закричала и стала сопротивляться, Гарри перекинул ее через плечо и повернул к зданию, которое темным силуэтом возвышалось в темноте. Кейт подняла руку, намереваясь вонзить булавку ему в спину. Не удалось. С совершенно невозмутимым лицом он развернул ее, но не дал встать на ноги, крепко обхватил ее сжатые пальцы своими, отчего булавки впились ей в ладонь. Она инстинктивно разжала пальцы.
– Негодяй, – взвизгнула она, ее ладонь кровоточила и болела. – Отпустите меня!
Гарри не посчитал нужным отвечать, просто снова перекинул ее через плечо, издав натужный звук, словно она весила невероятно много, и зашагал по ступеням в дом.
Кейт задыхалась от ярости.
– Остановитесь! Не будьте посмешищем!
Он даже не замедлил шаг.
– Помолчите, Кейт.
Она хотела ответить, но в том положении, в котором она оказалась, ей было трудно дышать. Она сопротивлялась, но без всякого успеха. Гарри втащил ее в дом, поднялся по мрачным, грязноватым лестницам прямо в еще более мрачную спальню и плюхнул на кровать. Она вскочила с нее, словно матрас полыхал в огне.
Это не был Мурхейвен. Это было совсем незнакомое место; комната выглядела так, словно никто не жил здесь целую вечность. Внезапно она испугалась.
– Гарри, когда это вы начали выполнять приказы Эдвина? – требовательно спросила она, оправляя платье здоровой рукой. – Вы попали в беду или хотите продвинуться выше?
– Я не работаю на Эдвина, – произнес он голосом, холодным как лед. – Я работаю на правительство. И мне предстоит сомнительное удовольствие удерживать вас здесь, пока вы не ответите на некоторые вопросы. Где он, Кейт?
Ее руки безвольно повисли. Она, как ребенок, заморгала глазами.
– На правительство? Наше правительство? – Она засмеялась и рассердилась на себя за то, что смех прозвучал визгливо. – Не морочьте мне голову, Гарри.
Он угрожающе шагнул ближе, его суровое лицо, словно вырезанное из гранита, его зеленый мундир стрелка обескураживали.
– О, думаю, вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Прежде чем умереть, Хирург сказал нам. Вы связаны со «львами». Это так, Кейт? Этот стишок при вас? Потому что, если это так, мы найдем его.
– Стишок? – повторила она, неловко пытаясь отодвинуться от него, в результате чего колени у нее подогнулись, и она упала спиной на кровать. – Вы имеете в виду те стихи, в поисках которых мы обыскали все, что могли? Я правильно вас поняла?
Гарри только наклонил голову.
– У меня нет вашего чертового стишка, – выпалила Кейт, чувствуя себя совершенно измученной. На нее обрушилось второе предательство. – Вы поверили Хирургу? Человеку, чьим любимым занятием было вырезать стихотворные строчки на лбу своих жертв? Вы сумасшедший?
– Не настолько сумасшедший, чтобы снова поверить вашим словам.
Гарри пошел к двери, и Кейт с большим трудом удержалась от того, чтобы не броситься к нему и умолять не запирать ее здесь. В этой комнате она едва могла дышать. Стоит только убрать свечу, как в углах начнут сгущаться тени, а потом наступит мрак.
– Не надо.
Все, что она смогла сказать.
Гарри остановился, его бровь презрительно поползла вверх, но она больше не сказала ни слова.
– Что? – спросил он. – И никаких цитат? Ничего на латыни, греческом, немецком, Кейт? Что случилось? Здесь нет невежественных сельских мальчиков, на которых можно произвести впечатление?
Кейт снова заморгала. Разве та игра не нравилась ему так же, как и ей? Однажды они провели несколько часов, поддразнивая друг друга малоизвестными цитатами и замысловатыми проклятиями на стольких языках, сколько к тому времени смогли выучить.
Она покачала головой:
– Я не вижу здесь никого, на кого мне хотелось бы произвести впечатление.
Она больше не узнавала Гарри. Она знала его когда-то как открытого, беззаботного сына земли с мозгами, слишком хорошо устроенными, чтобы заниматься возделыванием полей. Когда-то она любила его со всей страстью, свойственной первой любви. Она видела в нем героя, который спасет ее от судьбы, уготованной ей ее отцом.
Но Гарри не спас ее. Он ее предал. И за последние десять лет превратился в безжалостного, лишенного чувства юмора, уязвленного человека.
– А теперь, ваша светлость, – сказал он, как будто подтверждая ее мысли, голосом резким, как лезвие бритвы, – вы можете облегчить себе жизнь или затруднить ее. Ваш багаж обыщут. Если мы не найдем в нем то, что нам нужно, тогда подвергнут обыску вас. Вы можете пойти нам навстречу или не делать этого. – Он пожал плечами. – А до тех пор считайте себя моей пленницей.
– Я вам уже все сказала, – повторила она, поднимаясь на ноги с видом страдающей Марии, королевы шотландцев. – А теперь не будьте глупцом и отпустите меня. Мне надо вернуться к Би.
Кейт разозлилась на себя, услышав в своем голосе нотки мольбы. Во всяком случае, это помогло ей собраться с духом и спустить ноги на пол, чтобы оказаться лицом к лицу с разъяренным чужим человеком, которого когда-то она так хорошо знала или думала, что знает.
Гарри пожал плечами и повернулся к двери:
– Нет.
– Вы не понимаете, – сказала она, делая шаг к нему. – Би нельзя оставлять одну. Она слабая женщина. Она изведется от беспокойства обо мне.
– Обойдемся без мелодрамы, Кейт. Она осталась с вашими людьми. Ничего с ней не случится.
– Жестокость бывает не только физической, майор.
– Вы не покинете этот дом, пока я не получу то, что мне нужно. У вас на руке кровь, герцогиня. Вам не мешало бы заняться рукой. И подумать о последствиях вашей собственной жестокости.
Кейт сцепила руки.
– Диккан убьет вас.
Он остановился, его взгляд остался непреклонным.
– Это Диккан попросил меня действовать.
– Не говорите глупостей.
Диккан никогда бы не пошел на это. Он никогда бы не стал угрожать ей заточением. Он знал… нет, поняла она, нет. Только Би знала. Но Би здесь не было.
Кейт вернулась к действительности как раз в тот момент, когда Гарри уже стоял в дверях. Она схватила его за рукав.
– Черт с вами, по крайней мере, сообщите Би.
– Я сказал вам, – произнес он голосом холодным, как молчание. – Отдайте мне те стишки, и мы посмотрим.
Ее снова охватила безнадежность.
– Вы будете мучить пожилую женщину, чтобы наказать меня?
На этот раз он, похоже, не смог сдержаться. Гарри развернулся и пошел на нее, пока она не оказалась прижата спиной к выцветшей, облезлой стене. Он теснил ее своим телом, наваливался на нее с бешенством в глазах.
– Не я несу ответственность за разные делишки, – рявкнул он. – Я определенно не предавал интересы своей страны.
– А вы сразу же решили, что предательница я?
Кейт дрожала, холод полз по ее спине. Ей инстинктивно хотелось сжаться, обхватить себя руками. Но она знала, что от этого будет только хуже. И она держалась.
– Да, – зло прорычал он, стоя слишком близко. – Именно так.
Кейт не могла двинуться с места. Он нависал над ней, нагревая воздух между ними. Ей хотелось плюнуть в него, рассмеяться и уйти. Но пусть она была загнана в угол, как дикое животное, и ее тело вдруг заявило о себе. Оно не хотело двигаться, не хотело бороться. Оно начало размягчаться, раскрываться, оно хотело – чувство, давно забытое ею.
Даже если она не хотела Гарри, ее тело хотело. Оно помнило, как она жаждала окунуться в его запах – смесь запахов лошадей, кожи и мыла. Кейт вспомнила, как он прикасался к ней с неприкрытым восторгом первооткрывателя. Как она доверилась бесхитростным синим глазам настолько, что предложила ему свою девственность.
Только мгновение длилось это ощущение эйфории, затем Кейт тут же вспомнила, чем это все закончилось, и ей пришлось бороться с желанием свернуться в клубочек и спрятаться. От этого она еще больше рассердилась.
Должно быть, она обнаружила свою мимолетную слабость, потому что Гарри вдруг как-то по-волчьи оскалился.
– Хотя, – пробормотал он, склоняясь ниже, слишком низко, – может быть, вы хотите, чтобы я сам нашел его? Мне поискать? Может быть, мне стоит раздевать вас, пока я не увижу каждый дюйм вашей кожи, которую вы обнажали для той картины? Может быть, мне обыскать вас, убедиться, что там внутри, где тепло и влажно, ничего не спрятано?
Кейт лишилась возможности соображать. Она не смогла бы сказать, было ли это бешенство, страх или возбуждение, потому что соски ее затвердели от его слов, а по животу разлилось тепло. Она не могла дышать – придвинувшись, Гарри лишил ее остатков воздуха.
– Я могу это сделать, – шептал он, почти дотрагиваясь губами до ее уха. – Все, что мне нужно сделать, – поцеловать вас, как раз вот здесь, за ушком. И тогда вы позволите мне все. Разве не так, Кейт?
Он вынул шпильку из ее волос, высвободив тяжелые пряди. Кейт вздрогнула, на нее обрушились воспоминания. Ей снова пятнадцать лет, она на пороге превращения из ребенка в женщину. Трепещущая от любопытства, ожидания чуда, от желания. В первый раз за десять лет к ней вернулось то чувство предвкушения, лишившее ее самообладания.
– Или вам больше понравится, если не смотреть? – шептал он на ухо. – Уверен, это не будет трудно. Из того, что я слышал, вам это нравится больше всего.
Тут Гарри совершил ошибку. Он повел себя так, словно имел на это право, словно она никогда и не думала защищать себя.
Он одной рукой обхватил ее горло. Не сжимал, просто держал ее так. Это было уже слишком. Кейт почувствовала где-то у ребер знакомое биение крыльев ужаса. Она не могла бежать.
Она сделала единственное, что могла: с силой вогнала колено точно туда, куда метила.
Глава 2
Гарри промчался по трем лестничным пролетам, прежде чем его совсем скрутило. Убедившись, что его никто не видит, он прислонился к стене, согнулся, закрыв глаза, обхватив руками колени, и издал долгий низкий стон.
У него не было права так вести себя с Кейт. Если бы он смог отдохнуть, он не сделал бы такой ошибки. Надо было предоставить Фрэнку заниматься ею, а самому держаться на расстоянии, таковы и были его первоначальные намерения. Это уберегло бы его не только от душевных страданий, но и от нестерпимой боли в паху.
Валяясь на изрытом снарядами поле в Бельгии среди стонущих людей и жутко всхрапывающих лошадей, Гарри обещал себе больше не участвовать в событиях мирового значения. Больше никаких стрелковых полков, никаких особых заданий, которые он выполнял в течение последних десяти лет.
Однако он снова очутился не там, где хотел. И все из-за Кейт.
При этом Гарри оправдывал ее поведение. Он никогда не обходился с женщиной так скверно. Он хотел только немного нажать на нее, заставить потерять осмотрительность. Но стоило ему подойти к ней ближе, как все его с трудом обретенное самообладание улетучилось. Одного ее благоухания оказалось достаточно для этого.
Таково оказалось действие ее духов, странно будоражащей смеси жасмина и ванили, и запаха свежести, исходящего от ее волос. Его тело помнило эти запахи, как будто он держал ее в своих руках только неделю назад, словно все измены и ложь, годы, проведенные врозь, никогда не существовали. Его тело знать ничего не хотело об измене. Оно хотело ее так же, как всегда. Лежащей на кровати с раздвинутыми ногами, с устремленными на него глазами, увлажненными желанием. Дочь герцога, предлагающая себя обыкновенному мистеру Гарри Лиджу.
Он больше не был обыкновенным мистером Лиджем. Теперь он майор, сэр Гарри Лидж, возведенный в рыцарское достоинство за храбрость, друг Веллингтона и Ротшильда. Сын сквайра, посмевший полюбить дочь герцога, пошел далеко. Но Кейт все еще оставалась дочерью герцога. А он утратил вкус к дочерям герцогов десять лет тому назад.
Хотя, по-видимому, это не так. Даже мучаясь от боли, Гарри не переставал желать ее. Даже лишившись иллюзий, донельзя разъяренный, он не мог выкинуть из памяти, как удивленно она вздыхала, когда он трогал ее, какой бархатно-мягкой была ее кожа, когда они прижимались друг к другу, бедро к бедру, живот к животу, какими округлыми были соблазнительные груди, прижатые к его груди.
И ее глаза. Зеленые, как трава, с маленькими желтыми крапинками, которые загорались, когда она возбуждалась, и туманились, когда они целовались и отдыхали. Глаза были в ней самым прекрасным, они менялись, в них все время жили эмоции, напоминая ему о вересковых пустошах с бегущими над ними облаками. Хватит с него этих глаз, которые по желанию могли пробуждать в нем и гнев, и ликование.
Когда-то он был таким простодушным.
Кейт и поля сражений изменили его. Теперь единственное, во что верил Гарри, – это надежность хорошо продуманного фундамента, удобство удачно встроенных лестниц и правильно размещенных окон и прочность крыши. В красоту архитектуры.
Он криво улыбнулся. Еще он верил в вожделение. Разве он сам не пример тому? Он мог бы поклясться, что Кейт тоже возбудилась. Он чувствовал это; ее тело притягивалось к его телу, как металл к магниту. Не важно, что было раньше, что могло случиться позже, в этот момент она хотела его так же сильно, как он – ее. По крайней мере, это не изменилось.
Гарри вздохнул и распрямился. Ему нужно быть осторожнее. Хладнокровнее. Если не хочет, чтобы «львы» ускользнули от него.
Он просто очень устал. А Кейт оставалась все той же Кейт. Эти дни покажутся ему очень долгими.
– Не хотите ли ненадолго прилечь, майор? – услышал он рядом.
Гарри поднял глаза и с удивлением увидел своего вестового, стоявшего в каких-нибудь четырех футах от него со свечой в руках, явно на пути в библиотеку.
– Спасибо, Мадж. Боюсь, сейчас не время.
– Я присмотрю вместо вас, сэр, – настаивал мальчик.
Однажды во время походов на континенте Гарри пришлось видеть картину Боттичелли, на которой был изображен ангел. Если бы он не знал, что это не так, он мог бы поклясться, что тот самый ангел сейчас стоял перед ним: юный, гибкий прекрасный мальчик с вьющимися каштановыми волосами и влажными карими глазами, невинными, как у младенца. Слишком красивый, чтобы бросить его без всякой защиты в стрелковый полк.
Выпрямившись, насколько это было возможно, Гарри прошел в комнату, которую его люди окрестили штабом.
– У нас много дел, Мадж. Давай займемся ими.
– Пожалуйста, сэр, – произнес Мадж, следуя за ним. – Скажите мне, что мы не останемся здесь надолго.
Мадж явно уже побывал в этой комнате. Ставни были открыты, так что внутрь проникал слабый лунный свет. Однако он не мог скрыть царивших в ней запустения и убогости.
– Прости, Мадж, – сказал Гарри, расстегивая пряжку седельного вьюка, лежавшего на дубовом столе. – Нам придется на какое-то время здесь задержаться. Мистер Хиллиард уверил меня, что в этом доме давно никто не живет, так что никому не придет в голову искать нас здесь.
Мадж осмотрел помещение своими огромными глазами, как если бы он был христианским мучеником, обозревающим Колизей.
– Ну что же, тем лучше, сэр…
Гарри не винил мальчика. Библиотека была такой же запущенной и мрачной, как и все остальное в доме. Комната, когда-то обитая дубовыми панелями, с кессонным потолком и стрельчатыми окнами, лишилась книг, превратилась в темное, пропахшее плесенью помещение с облезлыми стенами, на которых виднелись следы от потеков воды. Гарри не мог поверить, что дядя Диккана жил здесь еще четыре года назад. Понадобились бы десятилетия, чтобы довести дом до такого плачевного состояния.
Он только мельком видел дом снаружи и не нашел ничего заслуживающего внимания: плохо сочетающиеся крылья были кое-как объединены в некое средневековое аббатство. Желтоватый котсуолдский камень и красный кирпич, непонятный серый булыжник – все с пятнами, как на одежде нищего. Однако при всем при том костяк был надежным. Гарри сожалел, что все это оставили разрушаться.
Усадьба скорее всего никогда не была хороша, но с некоторыми усилиями ее можно было бы привести в приличное состояние. Ему не повредило бы занять свой ум чем-нибудь помимо пленницы.
Гарри подумал о фурии, запертой в спальне, и вздохнул. Он чувствовал, что все свое время ему придется проводить в попытках перехитрить маленькую герцогиню.
– Сколько здесь спален, которые не протекают? – спросил он и, взяв у Маджа свечу, прошел к камину.
Мадж вздохнул.
– Одна.
Которая была отдана Кейт.
– Ладно, тогда отнеси несколько скаток в любую сухую комнату на первом этаже. Есть здесь какие-нибудь припасы и кто-нибудь из слуг?
– Нет, сэр, – уныло ответил Мадж. – В кладовой только мыши и пыль. Филлипс пошел посмотреть, что в конюшне.
Гарри опустился на колени и поднес свечу к зиявшему отверстию под каминной полкой.
– Нам приходилось ночевать и в худших местах. – Однако и там в трубах была тяга. В отличие от этого.
Свеча замигала и погасла.
– То было на войне, – сказал мальчик. – Сэр.
– У Шредер есть деньги, – напомнил Гарри мальчику. – Прикиньте, где ближайший город, и закупите провизии. Если спросят, отвечайте, что мы подумываем купить эту усадьбу, чтобы приспособить ее под охотничий домик.
Маджа уже не было видно.
– Шредер здесь, – донесся из темноты женский голос, жестко, как в немецком, произносивший согласные.
Гарри поднял голову и увидел входившую в комнату полногрудую блондинку.
Красотка, одетая во что-то серо-коричневое, заулыбалась.
– Должна признать, предыдущее место мне нравилось больше.
Гарри зажег свечу.
– Вы будете горничной при герцогине.
– Учитывая, кто эта герцогиня, я бы предпочла скрести котлы в Челси.
– Вы осмотрели ее багаж?
Вынув носовой платок, Шредер вытерла шаткий стул, стоявший напротив письменного стола, за которым сидел Гарри, и уселась на него с таким видом, словно находилась в гостиной.
– Ничего… ну, если не считать множества возмутительных предметов туалета, перьев, которых хватило бы набить матрас, и нескольких руководств по выращиванию тюльпанов… Не могу предположить, что дьявольский план, в котором она принимает участие, заключается в захвате рынка тюльпанов.
– Тюльпаны? – спросил Гарри, как если бы это могло прояснить дело.
Барбара только плечами пожала.
– И еще вот что, – сказала она, бросая на стол чистый белый носовой платок. – Обратите внимание, на нем вышита эмблема Наполеона.
На миг его сердце учащенно забилось. Но когда он поднял платок, то понял, что Барбара ошибается.
– У него золотые пчелы, – сказал он, дотрагиваясь до платка. – Эти же черные с желтым.
Шредер пожала плечами.
– Так сказала и герцогиня. Ее компаньонка любит вышивать этих насекомых везде, где только можно, на дамском белье и любом полотне. Имя ее компаньонки – леди Би Ситон, она золовка герцогини, если этому можно верить.
– Нам нужно обыскать ее саму, – сказал Гарри, на миг отдавшись ощущению скользящей мягкости батиста под своими пальцами.
Шредер подняла бровь:
– Эту миссию вы оставляете старшему по званию?
Гарри уронил платок.
– А Диккан уверил меня, что у вас хорошие манеры и вы послушны.
Она рассмеялась приятным горловым смехом.
– Он, должно быть, думал о своей лошади… – Когда Гарри промолчал, Барбара вздохнула: – Неужели вы хотите посягнуть на неприкосновенность герцогини?
– У нас нет выбора. Вы одна работаете на Диккана. Как вы думаете, он мог бы обвинить свою кузину в предательстве, если бы не был уверен?
– Насколько я слышала, обвинять ее стали со слов Хирурга, а Диккан просто боится за нее. Не ее. Звучит несколько менее… зловеще.
Гарри посмотрел в открытое окно.
– Поверьте мне, герцогиня способна на все. Она аморальна, эгоистична и имеет обыкновение манипулировать людьми. Вы сбережете уйму времени и сил, если сразу приступите к делу. Теперь, пожалуйста, предложите ей переодеться и наблюдайте за ней, пока она будет это делать.
– Вы хотите, чтобы я обыскала ее?
– Я бы хотел, чтобы вы нашли этот стишок. Ничего больше.
С долгим страдальческим вздохом Барбара заставила себя встать.
– Не очень-то мне это нравится.
Гарри ответил ей усталой улыбкой.
– Если бы это было легко, зачем бы я посылал за вами?
В первый раз в своей жизни Кейт жаждала полной темноты. Может быть, в полной тьме она смогла бы избежать узнавания. Но у нее была свеча. Она давала достаточно света, чтобы разглядеть темные углы.
Это был Уоррен-Холл. Развалившийся монстр, уродовавший сельский пейзаж в окрестностях Мальборо, служил домом некоему Филберту Амброзиусу Хиллиарду Уоррену, пока он не скончался четыре года тому назад. Кейт сидела на стуле с прямой спинкой посередине хозяйской спальни, мрачной комнаты, со стены которой смотрел на нее еще более мрачный Филберт, изможденный старик в плохо подогнанном парике. Она узнала его, потому что после смерти старого джентльмена приезжала сюда вместе с человеком, кому это все было завещано. С кузеном Дикканом.
Гарри не лгал. Диккан знает, где она. На самом деле это он отдал ее в руки Гарри.
Никто не спешит спасти ее из этого мрака. Никто не спешит сюда, чтобы спасти ее от Гарри. Кейт придвинула к себе ветхий старый столик и вернула свечу на грязное щербатое блюдце.
Где-то краешком мозга Кейт, услышав поворот ключа в двери, осознала, что прошло не более двух часов. Одновременно ей казалось, будто она целую вечность сидит здесь и смотрит на мигающую свечу.
Когда от нового источника света в комнате посветлело, она была близка к тому, чтобы зарыдать в голос.
– Ваша светлость. – В дверях стояла женщина. – Я пришла, чтобы помочь вам переодеться.
Прежде чем взглянуть на вошедшую, Кейт медленно набрала в грудь воздуха. Не было смысла предаваться отчаянию. Она узнала вошедшую – высокую, хорошо сложенную женщину с синими глазами и белокурыми волосами, которые непостижимым образом блестели в свете, обрисовывавшем ее силуэт.
– Шредер, это вы? – улыбнулась Кейт. Пламя свечи заметалось от притока свежего воздуха. Кейт бросила на свечу быстрый взгляд – убедиться, что с ней все в порядке, и снова повернулась к посетительнице. – Вы работаете на моего кузена Диккана. Шпионите для него.
Кейт услышала шуршание юбок – Шредер опустилась в поклоне.
– Я помогаю ему в его изысканиях, – согласилась женщина. – Кроме того, я прекрасная горничная. Сэр Гарри попросил меня послужить вам, пока вы его гостья.
Отвернувшись к своей свече, Кейт чуть не рассмеялась.
– Пожалуйста, Шредер. Если вы хотите изображать горничную, постарайтесь не прибегать к таким абсурдным эвфемизмам. Я не гостья, и мы обе знаем это.
– Да, мэм.
– Если вы здесь, значит, это правда. Диккан замешан в этой комедии.
– Он предоставил дом.
Кейт кивнула, как если бы поняла.
Шредер колебалась.
– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? Вы кажетесь несколько…
– Раздраженной? Не обращайте внимания. Похоже, похищения вынуждают меня раздражаться.
– Такое случалось и раньше?
– Нет, но когда мой брат Эдвин услышит об успехе Диккана, я уверена, он воспользуется его идеей.
Шредер сделала шаг к ней. Кейт не шевельнулась.
– Могу я помочь вам переодеться? Мужчины принесут ваш багаж.
Кейт заговорила чарующим тоном:
– Ничего личного, Шредер. Но если вы дотронетесь до меня, вы месяц будете хромать. Что вы можете сделать для меня, так это принести свечей. Эта уже догорает. Или скажите Гарри, чтобы открыли окно.
В следующие десять минут Шредер пыталась убедить Кейт, что она совершает ошибку. Кейт ее не слушала, она смотрела, как догорает свеча. По доносившимся извне звукам она поняла, что по лестнице тащат ее багаж. Шаги раздались уже наверху, а потом стало тихо. Шредер стояла у дверей, как воительница.
– Мне жаль, – сказала она, и в ее голосе слышалось искреннее сожаление, – но я ничего не смогу для вас сделать, если вы не согласитесь сотрудничать.
Кейт следовало бы знать, что Гарри придумает какое-нибудь утонченное мучительство. Ей казалось, что на голове у нее крысиное гнездо. Хотелось почистить зубы. Но она не собиралась обнажаться перед кем бы то ни было, особенно если об этом просил Гарри.
Отвернувшись к свече, Кейт кивнула:
– Понимаю. Вашей вины в этом нет. Скажите Гарри, что если он хочет видеть меня обнаженной, ему надо заслужить это, как любому другому.
Вздохнув, Шредер повернулась, чтобы уйти.
– Шредер, – вдруг спросила Кейт, – у вас есть имя?
Шредер остановилась.
– Барбара, ваша светлость.
Кейт кивнула.
– Вы не будете возражать, если я стану называть вас так? Ненавижу формальности.
Шредер ответила не сразу.
– Почту за честь, ваша светлость.
– Кейт, – сказала Кейт, на миг отрывая глаза от свечи, чтобы встретиться с растерянным взглядом горничной. – Или леди Кейт. И никогда ваша светлость.
Смутившись, Шредер быстро присела в поклоне и открыла дверь.
– Я буду вам очень признательна за свечи, пожалуйста, Барбара, – только и сказала Кейт. Она была недовольна, что ее голос снова стал жалобным, а ее руки, Лежащие на коленях, дрожали. – Который сейчас час?
Шредер обернулась.
– Немного за полночь.
Кейт чуть не застонала. Предстояло продержаться еще по крайней мере пять часов.
– Спасибо. – Что еще она могла сказать? Барбара ничего не могла поделать с темнотой.
– Все идет не так, – с ходу заявила Шредер, найдя Гарри в кухне, где он кипятил чай.
– Многое идет не так, – согласился Гарри, не подняв головы. – Вы обыскали ее?
– Она не шелохнулась. Ни разу. Она с трудом отрывала взгляд от свечи, чтобы взглянуть на меня, как если бы свеча была единственным, что она могла видеть. Возможно, она боится быть запертой или оставаться в темноте?
Держа в одной руке котелок, кружку в другой, Гарри поднял на нее глаза.
– Откуда мне знать?
Шредер достала чашку для себя и обтерла ее юбкой.
– Говорю вам. С ней что-то не так. Нельзя ли по крайней мере открыть окно?
– И дать ей бежать?
– Это третий этаж, майор. Она не птица.
Он налил Шредер чаю.
– Она ведьма. Мы проснемся – а она исчезла вместе со своим багажом и нашими лошадьми. Нет.
– Тогда снабдите ее свечами.
– Она может получить свечи. Даже канделябры. После того, как разденется.
– Вы хотите сказать – после того, как я обыщу ее одежду.
Гарри дернул головой.
– Когда мы найдем те стихи.
– А если нет?
Гарри грохнул котелком о стол, пролив воду.
– Шредер, не делайте из меня героя мелодрамы. Она герцогиня, но не сказочная принцесса. Пожалуйста. Обыщите ее.
Кейт не знала, сколько прошло времени, свеча догорала, растекалась лужицей, и она всерьез подумывала о том, чтобы попробовать ногтями открыть ставни. Ей нужен был свет. Стены сжимались вокруг нее, темнота сгущалась. Ее ждали кошмары.
Она так сосредоточилась на созерцании крошечного огонька, что не услышала, как в замке повернулся ключ. Внезапно она поняла, что вокруг посветлело.
– Я не монстр, – произнес Гарри от дверей.
Кейт не понимала, каких слов он ждет от нее. Она вообще не знала, в состоянии ли говорить. Пот скопился у нее под мышками и между грудями, отчего кожа зудела еще больше.
Он вошел в комнату, его сапоги громко стучали по полу.
– В какую игру вы играете, Кейт?
– Это вы, Гарри, играете в какую-то игру. Почему бы вам не сказать мне в какую?
Она понимала, что лучше его не дразнить, но не могла удержаться. Когда-то давно они, словно дуэлянты, сражались, обмениваясь словесными ударами при обсуждении всего на свете, от астрологии до архитектуры, и смеялись, наслаждаясь игрой ума. С тех пор вот уже долгое время колкости, которыми они обменивались, не содержали ничего, кроме яда.
– Пожалуйста, Кейт, – сказал он, как ей показалось, почти искренне, – у меня нет выбора.
Гарри подошел так близко, что она ощутила исходивший от него запах свежего воздуха и кожи. Она чуть не закрыла глаза от наслаждения – это были запахи свободы, лета и надежды. Оторвавшись от свечи, она вгляделась в его лицо.
И впервые осознала, что он выглядит ужасно: суровые линии прорезали утомленное, озабоченное лицо, словно его что-то тяготило.
– Каждый делает свой выбор, Гарри, – напомнила она ему. – Вы могли бы поверить мне, а не гнусному убийце.
– А вы могли бы помочь нам узнать, почему он выдвинул такое обвинение.
– Я была бы счастлива, если бы вам требовалось именно это. На самом деле вам хочется видеть меня униженной, а я не в настроении доставлять вам такое удовольствие.
– Хирург признался перед смертью, – обвинял Гарри. – Он сказал, что стихи у вас. Что вы замешаны в этом. Диккан передал это мне.
Кейт пожала плечами и перевела глаза на свечу.
– Хирург солгал.
Гарри не двинулся с места. Он молчал. Но Кейт могла бы поклясться, что ощущает его недоверие.
Прекрасно. Пусть думает что хочет. Он всегда был таким.
– Раз вам так нравится эта комната, – произнес Гарри, – вы останетесь в ней, пока не захотите помочь нам.
Кейт надеялась, что он не заметил, как по ней пробежала дрожь.
– Чем дольше вы продержите меня здесь, тем больше вероятность, что я захочу рассказать про это всему Лондону.
– Вы окажетесь в центре скандала.
Кейт засмеялась, радуясь, что смех вышел холодным и резким.
– Полноте, Гарри! Я и есть скандал. Я – та женщина, на которую мамаши показывают пальцами, когда хотят дать знать своим цыпляткам, как не надо себя вести.
– Не пытайтесь уверить меня, что с вами обошлись несправедливо. Вы сами решили жить так, как вы живете.
– Разумеется. Только к вашей жизни моя больше не имеет никакого отношения.
Теперь засмеялся Гарри.
– Как будто я хотел бы иного. Я намереваюсь продать патент и уехать домой. Я десять лет ждал этого. Десять лет я жил с одной лишь мыслью – продержаться достаточно долго, чтобы выбраться из всего этого, взять лишь то, что уместится в походном мешке, и отправиться странствовать по свету. Одному. Чтобы не было ни командиров, ни врагов, ни лживых и властных женщин, которые стали бы препятствовать моему желанию делать то, что я хочу, – для разнообразия. Вы заставляете меня ждать, Кейт. Это не очень умно.
И снова, как если бы он ничего не мог поделать с собой, Гарри приблизился к ней, подошел так близко, что она почувствовала исходившее от него тепло; его дыхание едва не обжигало ей кожу. Он стоял так долго, не касаясь ее, не двигаясь, не говоря ни слова. И ее захлестнули ощущения, воспоминания, напрасные надежды юности.
