Текст книги "Трава на бетоне (СИ)"
Автор книги: Евгения Белякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Евгения Вадимовна Белякова
Трава на бетоне
Повесть: Киберпанк
Часть 1
Разбудил Арина утренний холод, забравшийся под кожаный плащ и заледенивший затянутое в черную синтетику водолазки тело. Он открыл глаза, потянулся, тут же грохнувшись головой о ржавую крышу покосившегося остова автомобиля, в котором ночевал последнее время, взвыл, прижав ладонь к затылку, другой рукой привычно нащупывая висящий на шее небольшой датчик.
Теплый зеленый свет рассеял дымный полумрак, замелькали перед глазами быстро сменяющиеся цифры, отсчитывающие терции, переломилась квадратная восьмерка, превратившись в семерку.
Твою мать, – пробормотал Арин, убирая датчик под одежду, – какой идиот это придумал?..
Он вылез из остатков машины, поежившись от порыва ледяного ветра, прикрыл рукой трепетный огонек зажигалки, прикурил, жадно вдохнув дым, поднял воротник плаща и побрел между рваными кусками железа, пиная попадавшиеся на пути ржавые банки.
Город встретил его обычной, сосредоточенной тишиной: узкие, бледные лица, озабоченные взгляды, предельно экономные движения.
Все, как и прежде, – все по накатанным рельсам. То там, то тут вспыхивают зеленые огоньки датчиков – взглянув на них, люди становятся еще серьезней, сжимают губы, ускоряют шаги.
Арин остановился возле глухого бетонного забора, протиснулся в щель между плитой и стеной, зацепившись за осколки кирпичей многочисленными стальными цепочками, пристегнутыми к бедру, выругался и вывалился в маленький, захламленный дворик, по сути – колодец между домами, закрытый наглухо со всех сторон.
Но в этом уголке находят приют те, кому больше некуда идти. Здесь, под крышей маленького, наполненного дымом и болезненными огнями игровых автоматов бара, встречаются те, кто не бежит по своим делам, подгоняемый безжалостным светом датчика. Те, которые смотрят на него лишь по привычке и негласно объявлены вне закона.
В баре его встретили дружескими возгласами и смехом:
Привет, малыш! Плохо, небось, после вчерашнего?
Заткнись, – огрызнулся Арин, сминая пустую пачку из-под сигарет и откидывая ее в угол.
Ладно тебе, – ответил кто-то с другого угла. – Иди сюда – вылечим твою голову.
Вновь грянул общий хохот:
Зря вы так, – задыхаясь от смеха, проговорил бармен, утирая рукой выступившие слезы, – не напоминайте ему… про больные головы…
Ты до сих пор ходишь к своему психу? – пропела официантка, толкая горячим бедром Арина, тесня его с прохода.
Арин с разворота наградил ее пинком, сплюнул:
Вот на хрена я вам рассказал…
Пить надо меньше, – прошипел одноглазый старик, дергающий ручку покосившегося игрового автомата. – Что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Вот и растрепал.
Черт с вами, – решительно ответил Арин, – кто там предлагал меня подлечить?
Иди сюда, – поднял руку незнакомый ему парень в синей вычищенной куртке, из кармана которой виднелся кожаный шнурок, вероятно, от датчика. – Расскажи мне про психа.
Я тебе не шут, – отрезал подросток, – кому попало ничего не рассказываю. Тем более, про него.
Под одобрительный смех он прошел между рядами игровых автоматов, перевернул ближайший стул, сел на него, опираясь локтями на спинку, хмуро оглядел сидящих за столом: рыжего, с иссеченным густой сеткой шрамов лицом, угловатого, с покатыми рабочими плечами, человека неопределенных лет и с веселым любопытством смотрящую на него девушку, зеленоволосую, прикусывающую то и дело толстое витое колечко, продетое через губу.
Рыжего Арин знал – это был знаменитый в Тупиках фармацевт, давно уже переквалифицировавшийся в наркодилера, а в прошлом – довольно успешный аптекарь, продающий разную чепуху, вроде обезболивающего, но попавшийся на подделке кеторазамина. Неизвестно, как ему удалось выжить после разоблачения, но с тех времен его превратившееся в сплошное месиво глубоких, вялых рубцов лицо больше не походило на человеческое, напоминая, скорее, жеваную кукурузу, в месиве которой по странной прихоти природы плавали вытаращенные, водянистые глаза. В Тупиках его называли Меченым.
А вот девушку Арин видел впервые и поэтому присмотрелся внимательней, сжав виски руками в обрезанных перчатках. Девушка смахивает на обычную шлюху, которых здесь полно: плоскогрудая, выцветшая, блеклое лицо под зеленью волос, а вот глаза живые, смешливые, и нашитые оранжевые оборки на облепленном черным латексом тощем торсе тоже наводят на мысль, что ей не чужд юмор и она не из крикливых, грубых, жадных шалав. Придя к такому выводу, Арин улыбнулся, протянул руку к ее стаканчику, положил голову на стол, помедлил, глядя лукаво, искоса на ее залитую сиреневыми блестками обнаженную шею, поднялся взглядом выше, встретил ее смеющийся взгляд. Девушка подтолкнула ему стаканчик и подняла худую кисть, махнув официантке:
Давай еще!
Спасибо, – поблагодарил Арин, глотнув обжигающую, пахнущую синтетическим яблоком жидкость, – неплохо ты с датчиком…
Девушка улыбнулась, качнула плечом, показывая вплавленный в оловянный резной широкий браслет, светящийся зелеными огоньками приборчик:
Тебе нравится? Я тоже думаю, что красиво получилось.
Арин посмотрел на свой датчик, болтающийся на тяжелой цепочке:
Зажигалка, – задумчиво сказал он, придвигая к себе второй стакан, – я бы из него сделал зажигалку.
Девушка рассмеялась:
Шейла, – представилась она, – Шейла. До смерти ровно пять лет, тринадцать дней и…
Семнадцать часов, – закончил за нее Арин, взглянув на ее датчик.
Меченый зашевелился:
Если ты такой глазастый, – прохрипел он, – то лучше бы обратил внимание на того парня, что таращится сюда уже полчаса.
Очередной педофил, – скривился Арин, – нашел, о чем предупреждать.
Шейла с любопытством заглянула за его плечо:
Он старше тебя от силы на три года. При чем здесь педофилия?
Не знаю, – утомленно ответил подросток, чувствуя, как поплыло по телу привычное тепло алкогольного опьянения, – за мной обычно гоняются одни педофилы.
Исключения редки.
И как? – пригнувшись к столу, звенящим шепотом спросила Шейла, обдав его запахом сладких малиновых духов, – успешно?
Арин поднял голову, посмотрел в ее дымчатые, густо накрашенные глаза:
Что за мания у пьяных баб спрашивать всякий бред? Я же не спрашиваю у тебя, что ты делаешь с Меченым. Все знают, что после махинаций с кеторазамином ему отшибли все, что можно, и он теперь безнадежный импотент, маньяк с сумасшедшими фантазиями, а платит за их воплощение только дешевой наркотой. А давай спрошу?
Что скажешь?
Меченый довольно закудахтал, разевая рванину кожи над провалом беззубого рта:
Неплохо, малыш!
Девушка тоже рассмеялась:
А я еще не спрашивала тебя, почему ты закрываешь шею, а, хорошенький мой?
Забудь о моей шее и закрой рот, – посоветовал Арин, дотронувшись рукой до плотной ткани водолазки, плотно прилегающей к коже, стянутой тонкими кожаными ремнями. – И вообще… – он поднялся, залпом выпил последний стакан, поморщился, оттолкнул ногой стул, дернул вверх молнию плаща, – спасибо, конечно, но хреновое вы на меня впечатление производите, ребята. Пока.
Он развернулся, столкнувшись в проходе с крутобедрой официанткой, отпихнул ее обеими руками и, закуривая на ходу, вышел из бара.
Странный какой-то, – пожала плечами Шейла, – мог бы просто отшутиться.
Ты просто, сама не зная, попала в точку, – проворчал Меченый, сгребая веснушчатой лапой ее тонкое тело, – Арин – недешевая игрушка, но не любит об этом распространяться.
Недешевая игрушка, говоришь, – раздался рядом незнакомый голос, и из желтых отсветов вынырнула стройная фигура молодого парня – высокого, с коротким стальным ежиком волос и серыми, непроницаемыми, спокойными глазами.
А вот и педофил, – хихикнула Шейла. – Привет, педофил.
Она залилась смехом, но внезапно умолкла, увидев, как выложил он на стол небольшой прозрачный пакетик с россыпью разноцветных таблеток, вытянулась вся, поджав задрожавшие губы:
Ты только посмотри… – задохнувшись, прошептала она, – нет, ты только посмотри на это…
Бесплатно, – сказал парень, садясь на свободный стул. – Продадите втридорога или жрите сами – это не мое дело.
Руки девушки, усыпанные крупными блестками, сами потянулись к пакетику, но Меченый отвел ее ладони:
Тебе что нужно? – сонно спросил он, зашторивая выпуклые глаза мокро-красными, вывернутыми веками.
Вместо ответа парень вслед за таблетками выложил на стол свой датчик:
Глянь на это. Когда видишь такие цифры – понимаешь, что пришла пора воплотить в жизнь кое-какие фантазии, как ты думаешь?
В Тупиках полно смазливых малолеток, которые за такой пакетик будут валяться перед тобой с раздвинутыми ногами круглые сутки, пока ты не сдохнешь, – ответил Меченый.
Ты видишь разницу между "смазливым малолеткой" и "недешевой игрушкой"? – спросил парень. – Я – вижу. Но, если тебе есть, что о нем рассказать такого, что могло бы меня переубедить, я выслушаю. И, может, добавлю еще немного. С чего это он так высоко себя ценит?
Кеторазамин, – после недолгого раздумья, ответил Меченый, – у Арина очень активен процесс самоликвидации. Для детей с такими же показателями и сроками жизни создана специальная государственная программа: ускоренное обучение в училище и неплохая работа, плюс три положенных дозы кеторазамина за счет бюджета. Его два раза отправляли в училище, но он сбегал и возвращался назад.
Если его поймают еще раз, ему светит колония для бездействующих. Там кеторазамин не положен. Не знаю, почему он не хочет пойти простым путем, но знаю, что ценит он себя дорого не просто так. Черт знает, откуда он вообще взялся и где жил раньше, но характер у него еще тот – он разборчив и, можно сказать, выбирает сам… Получает деньги, конечно. Судя по тому, что он вечно на мели, ему просто хочется жить, и деньги он скидывает на счета очередников на инъекцию. Ему делали одну – это мне известно. И явно не за государственный счет, уж не знаю, кто и за что его так оценил.
Я знаю! – вдруг сказала Шейла, – я знаю, почему он может брать большие суммы. У него шея закрыта. Знаешь, что это значит?
Заткнись, – оборвал ее Меченый, – я все уже рассказал.
Да ну? – проговорил парень, – все ли? Я, например, не пойму, почему его нельзя просто прижать к стенке и трахнуть без всяких денег.
Попробуй, – качнул головой Меченый, взвешивая на ладони пакетик с таблетками, – не ты один такой умный. Говорю же, парнишка с характером.
А что там было про психа сказано?
Про психа… Было пару раз – рассказывал он байки о каком-то сумасшедшем.
Перепивал. Не может быть, чтобы кто-то из людей сдвинулся: слишком уж хорошо нас обрабатывают, когда выдают датчики. А это тебе зачем?
Удивительно просто.
Да, удивительно… Такого не бывает. Все? Больше нет вопросов?
Есть, – сказал парень, задумчиво водя кончиками пальцев по вытатуированному на виске скорпиону, – где его искать?
Везде, – помолчав ответил Меченый, – но, вероятней всего, он в аэропорте. В ангарах. Хозяин ангаров, хоть и сутенер еще тот, но с Арином в дружеских отношениях, и никогда не пытался наложить на него лапу. Не знаю, почему.
Ага, – парень поднялся, кивнул коротко стриженой головой, кинул на стол еще один пакетик и остановился, услышав сказанные ему вслед слова:
Если бы не кеторазамин и не его датчик, я бы тебе хрен что рассказал, несмотря на эту наркоту. Но пацану нужны деньги. Ему осталось совсем мало.
* * *
Макс, он не будет летать, – пиная шнурованным ботинком мятый стальной бок самолета, сказал Арин. – Ты его даже на шасси поставить не можешь.
Будет, – ответил Макс, – отойди от него, придурок.
Действительно, – согласился Арин, отходя, – а то еще развалится.
Заткнись.
Макс, невысокий, неприметный из-за расписанной татуировками под камуфляж кожи, широкоплечий, напоминал бравых солдат с довоенных агитационных плакатов – тех солдат, из которых домой не вернулся ни один, но зато благодаря которым, в сексбизнесе небывало возрос спрос на этот типаж.
Арин присел на корточки, достал из кармана плаща смятую пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.
Ты в своем уме? – зашипел Макс, – тут везде керосин.
Я курить хочу, – ответил Арин. – Два раза все равно не сдохнешь.
Не хочу я так дохнуть.
А я ждать не хочу.
Макс внимательно посмотрел в безразличные карие глаза, отложил в сторону ключ, вытер руки куском старой тряпки:
Пошли лучше на улицу.
Пошли.
Они вышли из ангара наружу: под серое, расколотое пополам лопнувшим куполом, бумажное небо, на раскрошившийся бетон, залитый густыми, полустертыми пятнами битума.
Арин присел на корточки, отвел рукой качнувшийся датчик, поднес сигарету к губам, глядя на бескрайние ровные полотнища взлетно-посадочных полос бывшего аэродрома:
Ты все деньги на это тратишь?
С деньгами у меня проблем нет, – откликнулся Макс, – ты же знаешь, насколько это прибыльно. Бывают, конечно, неприятности. У меня недавно парнишка сдох – так я так и не понял, то ли его убили, то ли ему датчик последнее отщелкал.
Ты что, не знаешь, у кого сколько времени осталось? – спросил Арин, туша окурок о металлическую вставку на ботинке. – Дурак совсем? Если так дело дальше пойдет, если кто узнает, что ты за этим не следишь, твоих пацанов целенаправленно будут убивать, а ты размышлять: сам он помер или ему помогли? Да и вообще… Я бы на твоем месте брал бы им кеторазамин. Жалко же.
Слушай, – рассердился Макс, – ты когда последний раз видел стоимость инъекции? Я похож на благотворительное общество? Да и никто из них никогда это не окупит.
Да уж, – сказал Арин, – окупить это сложно.
Извини, – помолчав произнес Макс.
Мудак ты, – ответил Арин. – Ладно… Я пошел.
Слушай, какого черта ты спишь непонятно где? Ладно, я понимаю, почему ты не идешь ко мне, но оставаться в ангаре ты же можешь.
Под крышей – ни за что, – не оборачиваясь, отозвался подросток и пошел сквозь мутный сырой туман в сторону города, горящего вдали мутными, больными желтыми огнями.
Макс пожал плечами и прислонился к рифленому железу стены, глядя на удаляющуюся фигуру друга – одинокую фигуру под лопнувшим куполом, размазанную по серой рамке узкого мира грязным туманом.
Часть 2
Арин не сразу пошел в город, свернул к запасным впп и побрел по растрескавшемуся бетону, слушая эхо своих шагов – приглушенный, одинокий, тревожный звук. Он остановился, когда сквозь рванину купола пробился сырой, промозглый серый ветер, взметнув пылевые вихри, остановился и вскинул голову, закрыв глаза.
Ветер ударил в лицо, лишил дыхания, откинул с глаз пряди густо-сиреневой, обрезанной наискосок челки, заледенил приоткрытые губы. Арин улыбнулся чему-то, раскинул руки, потянулся, повернулся к ветру спиной, спрятал в ладонях трепещущий огонек зажигалки, закурил, прислушался, поднял голову.
Скай нашел его почти сразу – помог профессиональный нюх, безошибочно выводящий на нужных людей. Без этого интуитивного нюха он не смог бы быть тем, кем был: лучшим поисковиком, бравшимся за так называемые "сторонние" дела. Дела, относящиеся к другой, скрытой стороне жизни людей – той, о которой обычно не говорят, но которая приносит в год многомиллионные прибыли, перекрывающие иногда даже доходы от продажи кеторазамина. Заказ на поиск этого парнишки был получен им недавно, и теперь оставалось лишь проверить, убедиться, что это действительно тот, кого он искал. Ошибка свела бы на нет идеальную репутацию поисковика, поэтому он не спешил сообщать о находке. Тем более, что разница между предоставленным фото и стоящим сейчас перед ним подростком была огромной.
Мальчик на фото – мягкая улыбка, очаровательные, доброжелательные глаза, пушистые прядки осветленных волос, а этот – смотрит вызывающе, прищурившись, дерзко, зашторив глаза растрепавшейся сиреневой челкой, прикусив зубами фильтр сигареты. Похож, но… Но не вяжется как-то его образ с тем льнувшим к хозяину ребенком-котенком, каким он, по идее, был раньше. Сейчас это уличный бродяга, затянутый в черную кожу, расчерченную бесчисленным количеством тяжелых цепей, на штанах, на бедре – широкая стальная вставка из спаянных между собой пластин.
Такие же вставки на высоких шнурованных ботинках. Блестящие латексные ремни охватывают открытый под расстегнутым плащом торс, ремни поуже плотно прижимают высокий ворот водолазки к шее, такие же ремни – и на обрезанных перчатках, и весь он – сплав металла и черной синтетики, весь, кроме ярких, небрежно подрезанных лохматых прядей сиреневых волос и выделяющейся на белой коже, такого же сиреневого цвета татуировки: хитросплетения угловатых узоров, пересекающих скулу.
А лицо красивое, даже слишком – открытое, с привлекающей внимание чуть заметной ассиметрией, необычное, слишком запоминающееся. Похож… Определить, он ли это, можно только одним способом.
Скай шагнул вперед, наклонил голову:
Привет, малыш.
Какая сука меня сдала? – задумчиво произнес Арин, выкидывая окурок, засовывая руки в карманы, – Ладно, к черту это. Чего тебе надо?
Скай подумал немного, сформулировал кратко:
Поиграть.
Не знаю, о чем ты, – качнул головой Арин и развернулся, – пока.
Слушай, не прикидывайся идиотом, – резко сказал Скай, – если тебе, как и всякой шлюхе, для того, чтобы заработали мозги, нужно показать деньги, то они у меня есть. Больше, чем ты себе представляешь.
Арин остановился, глянул через плечо на плотно уложенные в стопку пластиковые карты свободной передачи, улыбнулся:
Пришло время попрощаться с накоплениями?
Я не шучу, и мне некогда с тобой это обсуждать, – нетерпеливо ответил Скай. – Здесь более, чем достаточно, притом в картах – так ты сможешь сразу перевести их на счет очередников. Дошло?
Нет, я тупой, – отозвался Арин, – Притом настолько, что до сих пор не понимаю, о чем ты. Пошел на хер со своим бредом!
Да что с ним такое? Уходит спокойно, по-прежнему держа руки в карманах, уходит – и вместе с ним уходит надежда сегодня же закрыть это дело и передать его хозяину, получив свои деньги. А за сегодняшний день затраты на поиски превысили допустимый уровень – так просто это оставлять нельзя, а этот пацан, вместо того, чтобы согласиться, как сделал бы любой на его месте, уходит без тени сомнения.
Что ж, придется пойти другим путем.
Скай привычным движением вытащил из скрытой под курткой кобуры пистолет, окликнул:
Сюда иди, иначе буду стрелять: мне таких, как ты, не жалко.
Арин остановился, повернул голову, поймал взглядом черный зрачок дула, помедлил, но все же пошел назад, кусая губы, пряча под ресницами засверкавшие тщательно скрываемым бешенством карие глаза.
Скай обхватил его свободной рукой, развернул спиной, вжал ствол оружия в исчерченный татуировкой висок.
Скользнул ладонью по плотно обтянутой синтетикой груди, остановившись пальцами на соске, прислонился губами к уху подростка:
Сам виноват. Решено?
Арин откинул назад голову, положив ее на плечо Ская, улыбнулся, зажав зубами кончик языка, прикрыл глаза:
Было бы идиотизмом ответить "нет". Хрен с тобой, пошли. Куда?
Так-то лучше, – кивнул Скай, отводя пистолет от его головы, расслабив руку, – куда скажу, туда и пойдешь. И нечего было…
Он не смог закончить фразу, оглушенный неожиданной болью, вспыхнувшей в колене, успел увидеть, как разрывая джинсы, выскальзывает из разорванной выше сустава ноги, узкий стальной стилет, окрашенный в дымящийся ярко-алый цвет. Инстинкт заставил его отпустить Арина, согнуться, схватившись ладонями за пробитое почти насквозь колено, выронив пистолет.
Твою мать!
Да-да, – кивнул Арин, отбегая на безопасное расстояние, вкладывая складной клинок обратно в гнезда стальных пластин, нашитых на штаны, – в жизни бывают разочарования – неприятно, но все же. Пока!
Скай, сжав зубы, потянулся было к оружию, но острая боль согнула его пополам, а из-под пальцев поплыли густые подтеки, заливая одежду. Мелкая тварь! – успел не только ударить, вогнав стилет почти до упора, но еще и провернуть, разворотив мышцы.
Парнишка с характером? Да просто идиот! Отказался от денег, взялся отбиваться, стоя под дулом пистолета… Кретин просто, а не парнишка с характером… Сука, как же больно… И неожиданно: достал же. Вот уж никогда не думал, что упущу какую-то шлюху, да еще и вооруженный… Не может это быть он: не совпадает по характеристикам, но, если все же он, сдав его обратно, я получу не только свои деньги, но и личное удовлетворение. А еще лучше, перед тем, как сдать, трахнуть его, прибив к какой-нибудь стенке этим же стилетом…
Скай выпрямился, наконец, отряхнул залитые кровью руки. Ни хрена себе игрушка…
Что-то здесь все-таки не так… Ладно, на сегодня приключений хватит, нужно повнимательней прочитать досье, поискать слабые места, сравнить запомнившееся лицо с фото. Красивый… Когда положил мне на плечо голову, заулыбался, меня вообще всего свело от желания – такая смесь опытности и детскости, с ума сойти можно… Ничем не напоминает легкодоступную малолетку, которых в Тупиках полно.
Но все же, видно, что опыта ему не занимать, притом опыта не примитивного, не уличного… А ведь на деньги все-таки внимание обратил…
* * *
Второй этап розыгрыша, компания «КетоМир» представляет вашему вниманию рекламную акцию. Стоимость лотерейного билета снижена вдвое! Выигрышных билетов стало больше!
Арин поднял голову, глядя на укрепленный на стене небоскреба огромный монитор, с которого улыбалась полногрудая девушка. Девушка наклонила голову, призывно облизнула губы, понизила голос:
Попробуй… Выиграй… Продли свою жизнь, и кто знает, может, ты встретишь меня…
Под рекламным экраном останавливались люди, прислушивались, и, взглянув на датчики, спешили дальше, но Арин точно знал, что, как минимум, половина из них сегодня купит лотерейный билет в надежде увидеть под лаковой пленкой волшебное слово "кеторазамин".
Ближе к торговому центру количество рекламы возрастало, шквал неоновых огней: синих, желтых, красных – пятнал болезненные, серьезные лица, покрывая их разноцветными лишаями. Отовсюду липли улыбки мониторов, блестки на полных губах, татуировки на обнаженных плечах и шепот динамиков, настойчивый, навязчивый:
Новая государственная программа: ускоренное обучение и трудоустройство…
Зная время, знаешь цель…
Мы зависим только от самих себя…
Страна поддержит…
Новая рекламная акция! Оплата инъекций вне очереди…
Время бесполезных людей прошло…
Выиграй!
И, может, ты встретишь меня…
Арин остановился возле небольшого магазина, вошел внутрь, оперся руками на прилавок, обвел взглядом ряд поблескивающих янтарными цветами высоких бутылок:
Давайте, как обычно, – сказал он продавцу, – или нет. Больше. У меня сегодня день не задался.
Меньше бегай, где ни попадя, – сурово отозвался грузный мужчина, снимая с полки квадратную, тяжелую бутыль. – Дождешься… Сколько можно шататься? Знаешь же, сколько тебе осталось, распланировал бы все, как нормальные люди, отучился, отработал…
И подох, – закончил Арин, выкладывая на прилавок деньги, – нет, спасибо.
Премного благодарен.
Дурак ты, – сказал продавец, отсчитывая сдачу, – эту систему придумали люди поумней тебя. Теперь никто времени зря не теряет – живем, как должны! Трудимся, отдыхаем, сколько положено, а не жрем по подворотням. Жизнь, пацан, слишком ценная вещь, чтобы тратить ее на всякую ерунду.
Вот именно, – пробормотал Арин, пряча бутылку под плащ. – Счастливо.
Вали.
Арин вышел наружу, поднял глаза на рекламный монитор, с которого улыбалась очередная красотка, выставляя напоказ залитые желтым латексным кружевом груди, потом повернулся и увидел менее привлекательную картину. У обочины, рядом с покосившимся фонарем, держась за него обеими руками, согнув костлявые плечи, стояла Шейла, тяжело и прерывисто дыша. Короткая голубая юбчонка, обнажавшая бледные ноги, расписанные крупной сеткой салатовых чулков, была залита неизвестного происхождения красно-оранжевой жидкостью. Та же жидкость стекала с ее всклокоченных волос, в которых запутались осколки стекла.
Арин подошел поближе, наклонил голову, пытаясь заглянуть в склоненное, густо замазанное косметикой лицо.
Ты чего тут делаешь?
Шейла качнулась, хватаясь за его руку, рассмеялась весело, беззаботно:
Нет, ты представляешь… Вот урод. Как же можно даму… бутылкой по голове?
Арин не выдержал и тоже рассмеялся:
Дура, – сказал он, – чем это ты так довела?
Не знаю, – ответила Шейла, выпрямляясь, кусая колечко, продетое сквозь губу, улыбаясь, – как-то не так рассказала про свою жизнь.
Ты что, не знаешь, что надо рассказывать? – Арин согнул руку в кисти, отставил ногу, томными и печальными стали вдруг карие глаза, – я должна жить ради своего ребенка… У него процесс самоликвидации идет медленно, а я уже умираю… Я так хочу жить ради него… Поэтому я и стала проституткой… Вот так вот, твою мать.
Не мне тебя учить.
Шейла согнулась пополам от смеха:
Или вот – мой любимый умирает… Я должна его спасти!
С любимым херовей прокатывает. Слушай… У меня литр отличного пойла и уйма времени. Составишь компанию?
Пошли, – легко согласилась девушка, отряхивая волосы от стекла. – Посмотри сзади, у меня чулки не порваны?
Арин заглянул ей за спину, скользнул взглядом по высоко обнаженным худым ногам.
Нет.
Какое счастье, а. Все-таки, есть в жизни приятные моменты. Пойдем, хорошенький мой.
Арин привел ее на кладбище автомашин, помог перебраться через завалы ржавых остовов, распахнул покосившуюся дверцу более-менее сохранившегося пикапа:
Залазь, дама.
Шейла наклонилась, полезла внутрь, не заботясь о том, что задравшаяся юбчонка обнажила худые ягодицы с тонкой полоской латекса между ними, уселась на сиденье, протянула руку, забирая бутылку. Арин влез следом, сел, закинув ноги на разбитую приборную панель, откинулся на спинку сидения, заложил руки за голову:
Я здесь ночую в последнее время.
Уютное местечко, – кивнула Шейла, откручивая зубами пробку и делая большой глоток, – но без удобств.
Если ты имеешь ввиду душ, то к моим услугам лучшие бассейны и сауны одного заведения под громким названием "Блиндаж".
Это бордель возле аэродрома?
Он самый.
Ты там работаешь?
Я там не работаю, – сказал Арин, забирая у нее бутылку, – я там просто свой. Это самое нормальное место из всех такого типа.
Чего это вдруг? – спросила Шейла, мельком взглянув на свой датчик, – там так же убивают ради прихоти, насколько я знаю. И так же калечат.
Зато туда не берут детей-отбраковок. Знаешь, что это?
Девушка отрицательно качнула головой.
Арин устроился поудобней, вытащил из кармана пачку сигарет, закурил, прикрыв глаза:
Когда новорожденному устанавливают степень интенсивности процесса самоликвидации и выдают датчик, бывают такие случаи, что родители отказываются от них, если процесс слишком активен. Не хотят привязываться, понимаешь? Вроде бы как в интернат. Но на государственное обеспечение их не берут: нет смысла и кеторазамин на них тоже бессмысленно тратить.
И что?
Ну, их или разбирают на части или продают в бордели. Правда, такие заведения, где детям три – четыре, максимум, пять лет, обычным людям неизвестны.
Ты-то откуда такое знаешь? – шепотом спросила Шейла, заломив нервно хрустнувшие тонкие пальцы.
Арин не ответил, прикуривая от окурка следующую сигарету, отставил бутылку, дернул пальцами ремни на груди, расслабляя тугие застежки.
Девушка печально посмотрела на него сквозь редкие, густо накрашенные ресницы, потянулась вперед, обхватила руками скрытые под прохладной кожей плаща плечи, увидела, как опустил он глаза, глядя непонимающе, опустилась ниже, прижалась на мгновение щекой к сильному плоскому животу, потянула зубами молнию штанов.
Что, блин, за манера, – проговорил Арин, приподнимая ее, застегивая ширинку обратно, – что за хрень? Во-первых, жалеть меня нечего, я к этому никакого отношения не имею, а во-вторых, так жалость не проявляют. Сиди и пей.
Шейла утерла рукой тонкие губы, улыбнулась растерянно:
Да ты не так понял… Это просто я много выпила.
Мало ты еще выпила, – отозвался Арин, выкидывая окурок. – Пей, Шейла… Пей.
Девушка глотнула обжигающую жидкость, закашлялась, постучала ладошкой по узкой груди, прикрытой оранжевыми оборками:
Значит, ты все-таки педик?
Нет, – помедлив, ответил Арин, – то, чем являюсь я, называется по-другому.
* * *
Скай внимательно смотрел на фото, сравнивая запомнившиеся черты с изображением.
Татуировки нет, а вот эта притягательная ассиметрия… Присутствует. Хотя, точно сказать нельзя: мальчик снят вполоборота. Держится руками за плечо хозяина, в темных глазах – немое обожание и щенячья преданность, хрупкое детское тело стянуто кольцами стальной колючей проволоки, исчерчено струйками свежей крови.
От такого неминуемо должны остаться шрамы. Раздеть бы этого пацана, посмотреть, что там у него. Далее идет досье, выученное наизусть, но все же…
Скай крутнул колесико мышки, проматывая текст:
"Кличка: Тейсо
Статус: Разумный питомец (обучен речи) Передан на дрессировку в "Меньше слов" в трехлетнем возрасте.
Активность процесса самоликвидации: 23677453,897564 % на 60 минут жизни.
Инъекции: кеторазамин (1).
Спонсоры: "Меньше слов", "КетоМир", личные вклады.
Выписан из питомника как предмет проведения акции "Подарок на день рождения".
Личные характеристики на момент передачи хозяину: ласковый, спокойный, обучаемый, привязчивый, послушный".
Скай откинулся на спинку кресла, потер рукой лоб. Вот тут-то и не сходится ни черта. Ни хрена себе "ласковый"! Он глянул на колено, затянутое уже успевшими намокнуть в крови бинтами. Если верить досье, питомец сбежал сам. Но, черт побери, как бы он выжил на улицах? Обучен речи. Этого мало, чтобы справиться с большим городом. Логичней предположить, что этот "подарок" подох где-нибудь на помойке давным-давно, а Арин просто похож внешне. Слишком он дерзок для бывшего питомца, слишком уверенно держится. Основная задача дрессировки – вбить ребенку в голову, что он любимый строгим хозяином зверек, поставить его в полную зависимость, убить все зарождающиеся зачатки личности. А тут, как ни крути, личность есть. Дурная, конечно, личность. Подростковый максимализм во всей красе, но все-таки, чтобы приобрести даже такую, нужно прожить жизнь вменяемым человеком, а не клянчить у хозяйского кресла кусочки пирожных и не визжать от радости, когда он приходит, чтобы натрахаться вдоволь.
И еще… история с этим психом. Что-то очень знакомое. Было у меня одно дело, за которое я так и не решился взяться, пораженный его абсурдностью – найти сумасшедшего паренька. Какие, к черту, сумасшедшие? Нам промывают мозги с самого начала, сойти с ума – нонсенс… Но, все-таки, архивы стоит поднять. Посмотреть, что там к чему. Может, если Арин и не питомец, то хоть даст зацепку на то, старое дело.
Ладно, за двумя зайцами гоняться не стоит. Вернемся к Арину. Его надо заставить лечь под меня, тогда уж доказательств будет выше крыши.
Скай щелкнул мышкой, потянулся за телефоном, набрал номер, в ответ на короткое "слушаю" сказал, не раздумывая:
