Текст книги "Роман с Пельменем"
Автор книги: Евгения Чуприна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Типично женская логика – если нет сопротивления, то можно показывать характер.
– В чем же, по-вашему, состоит мужская логика?
– В чем? Да хотя бы в том, что это нормальный объективный ход мысли...
– Объективный с точки зрения кого? – Поди ж найди философа, у которого не было бы точки зрения и который бы при этом не желал быть объективным. Ох, уж эта хваленая мужская логика! Объективные вы наши! А по-моему, объективность – это когда перед тобой сексуальный объект, а субъективность когда ты видишь в собеседнице личность.
– Объективность, – Голос его сделался уменьшительно-ласкательным, – Это объективность. Она, видите ли, существует вне наших представлений. А женщины, простите за каламбур, все видят сквозь розовые очки.
– Хорошо. А мужчины, значит, ходят с голыми глазами? И взгляд их, вопреки законам оптики, способен загибаться за угол?
– Не втягивайте меня, пожалуйста, в ученый диспут. Я боюсь в вас разочароваться.
– Однако, вы возитесь со своими чувствами больше, чем со мной. Простите, но мне холодно, и я бы хотела переодеться.
– Пожалуйста. – И Таня побежала в комнату. Вернулась в лосинах и домашнем свитере, демонстративно не желая никого соблазнять. Валик стоял и варил кофе.
– Ну, смотрите, если я почувствую, что вы мне стали нравиться, сразу пойму, что меня чем-то опоили. – Валик скривил страдальческую рожицу:
– Неужели, я вам настолько не нравлюсь?
– А с чего бы вы мне нравились? Меня за коробку конфет не купишь.
– Сколько же коробок принес мой разлюбезный братец?
– Сколько принес – все сам съел. Угощайтесь. – В дверь позвонили. Таня вспомнила, что договаривалась с Даниленко поговорить о его стихах.
– Вот. Это Даниленко... Ну, тот, с которым вы сегодня делили одну парту.
– Тоже ваш поклонник?
– Нет, он метит выше. Но лучше бы вы спрятались в шкаф. А потом тихонечко выйдете, ладно?
– Конспирация! – Он скрылся и до конца главы больше не появлялся. Таня отвела Даниленко на кухню.
– А я тут как раз кофе варю. Хотите?
– Можно выпить... – Даниленко, как божество, изо всех слов предпочитал глаголы в инфинитиве.
– Берите конфеты. – Таня разлила по чашкам кофе и присела на табуретку. Даниленко воинственно ждал рецензии. Таня сделала глоток, откусила конфету, прожевала ее и начала:
– Сережа, я прочла ваши стихи. – Он замер. – В них есть свой взгляд на мир, есть динамика... Но ведь нельзя подходить к поэзии так потребительски! Вы просто выражаете чувства в том виде, в котором они возникают и не пытаетесь их преобразовать.
– Зачем выдумывать?
– Я не призываю вас выдумывать. Хорошо, что вы этого не делаете. А то бы ваши стихи вовсе состояли из одних штампов. Когда люди выдумывают, они всегда норовят взять чужое. Но содержание все же не должно для вас самого заслонять форму. Вы когда-нибудь наслаждались поэзией?
– Есенин хорошо пишет... – В каждой фразе Даниленко чувствовался какой-то крестьянский снобизм. – И насчет того, что Пушкин циник, а Лермонтов дурак, я, вообще-то с ним согласен.
– Сходство с Есениным чувствуется. Вот в этом стихотворении:
Мама, мама, я хороший,
Ты не верь, что я плохой.
Ты понять меня не можешь.
Вот умру – потом не вой!
Но поскольку мы живем в городе, мы оторваны от природы, и есенинские красоты нам недоступны. Даже окрестные села имеют непрезентабельный вид, от которого Есенина бы стошнило. Да он и сам писал, что село с его традициями умирает. Ну, а что касается городских маргиналов, трудно изобрести что-то новое. В лучшем случае, вы попадете в имидж этих слезных мальчиков из "Ласкового мая"... Тогда у вас хотя бы появятся поклонницы.
– Попса! – Его тон был непререкаем. – Поклонницы не проблема. Да только незачем это. У них глаза безумные, лезут везде. Звонят все время, несут всякую ересь про тетрадки. Знаем мы их уже, дуры набитые.
– А вы хотите заниматься именно высокой поэзией?
– Хотелось бы писать профессионально.
– Тогда я вам могу посоветовать... чтобы уравновесить Есенина, что ли, с его любовью к буколике, был такой поэт Михаил Кузмин...
– Который с Пугачевой?
– Нет, это поэт серебряного века, мне кажется, он в чем-то вам может быть близок. По сути, тот же Есенин, но в очень куртуазном варианте. И он, представляете, симпатизировал футуристам. Но самое лучшее у него – духовные стихи. Такие трогательные... Если Ахматова, например, металась от будуара к молельне, то у этого молельня была прямо в будуаре, и он, таким образом, жил безвылазно во храме. Разумеется, в школе такого не проходят. Еще его называли русским Уайльдом. Ну, вы знаете, "портрет Дориана Грея" . То же абсолютное эстетство, но Кузмин как-то нежнее, душевнее. Он все время порывался завязать с греховной жизнью, даже хотел постричься в монахи, но в женский монастырь его бы просто не взяли, а в мужской – опять-таки, море соблазнов. И оставалось менять жилеты. Их было 62, кажется.
– Тогда бы я хотел почитать.
– Я вам дам его, только поймите меня правильно.
– Не маленькие. Разберемся. -По хитрому лицу Даниленко можно было заметить, что он кое-что знает. Таня сходила в комнату, принесла тетрадку и сборник в черном переплете, с вертикальной золотой полоской и лаконичной надписью М. Кузмин.
– А вы знаете... – Сообщил Даниленко, – У физика тридцатого День рождения. Вы бы поздравили...
– Хорошо. А почему вы мне это говорите?
– Ну... Так что, стоит мне заниматься этим?
– Стихами? – Он кивнул. – Я дам вам один совет: не слушайте ничьих советов. Зачем думать, что скажут люди? Им угодить нельзя, да и сам себе мало кто нравится. Пишите, если пишется. Это болезнь, ее волевым решением не остановишь. Но только не пишите в стол, это омерзительно. Пытайтесь заявить о себе, боритесь за место под солнцем, трудитесь душой. Тогда, может быть, чего-то добьетесь. По крайней мере, из классиков, кто сидел, сложа руки, тот эти руки на себя потом и накладывал. А в основном они все с ума сходили. Станет нормальный человек заниматься таким пустым делом, как писать для себя? Подобные стремления – уже признак патологии. Даже если это убеждения. У сумасшедших, впрочем, убеждений нет, у них есть только невротические действия и мании. Кстати, почему вы пишете по-русски? Это что, невроз?
– Потому, что мои мама с папой – настоящие жлобы. Надоело. "Сэргунэчку, я тилькы-но унитаз помила, а ти вже його загвэдзав. Хиба так можна, ридну маты у труну пхаты? Думала, будэ в мэнэ нормальна дытына, а воно тилькы зна у холодыльнык лазыть, та пид себе робить. За що мэни на старисть такэ лыхо!".
– Можно подумать, Есенин не был жлобом. Сознайтесь себе, ведь и вы тоже – не принц Уэльский. "Когда б вы знали, из какого сора..."
– Знаю. Ахматова.
– Но смысл-то какой в том, чтоб пыжиться стать тем, кем вы по крови и по воспитанию быть никогда не сможете? Пишите по-украински, у вас сразу же появятся единомышленники. У вас будет великая цель – принять участие в ренессансе украинской культуры. Я преподаю вам русскую литературу. Это некролог, если хотите знать. А вы пытаетесь еще что-то добавить. Дайте мне украинскую литературу! Причем, литературу самодостаточную, самоценную, не вросшую цепкими корнями в соседние культуры и чужие языки. Такую, чтоб ее можно было читать с задумчивой улыбкой, а не с гримасой боли и кровавыми слезами. Нельзя человека заставить делать по доброй воле то, что мучительно. Литература может состояться лишь тогда, когда ее будет хотеться читать. И тогда, как преподаватель, я смогу найти себе здесь применение. А так, меня скоро выгонят из школы, я чувствую. И поделом.
– Не выгонят. – Даниленко снисходительно улыбнулся.
– Разве, что вы за меня словечко замолвите. После всего того, что я вам тут наговорила.
– А мне нравится, что вы не врете. А то все кругом врут. Думают, не заметно. – И он ушел с видом человека, который еще вернется.
Тетрадка с его стихами осталась лежать на столе рядом с нетронутым кофе. Татьяна раскрыла ее и в который уж раз прочла:
"Мама, мама, я хороший.
Ты не верь, что я плохой.
Ты понять меня не можешь.
Вот умру – потом не вой.
Не расспрашивай про тайну
Я ответить не могу.
А проведаешь случайно,
Так из дома убегу.
Никому меня не жалко.
И учиться нету сил.
Ты зачем меня рожала,
Мама, кто тебя просил?"
– Действительно, зачем? – Подумала Таня, – Зачем рожать человека, если не можешь его по-человечески воспитать. Какое животное получится в результате, если не заботиться обо всех трех желудках: желудке, уме и сердце? Неизвестно, куда он потянется за пищей. А потом ходят всякие – с поносами ума, с гастритами сердца... Чуть зазеваешься – и оттяпают!
Глава 16. КОСЯЩИЕ ЗАЙЦЫ
Стало уже нормой, что Женя демонстративно не ходит в школу. Кажется, он даже запил, но не в ущерб службе под "Белой ласточкой". Татьяна Дмитриевна попыталось было призвать его к порядку, позвонила и как встарь посулила пару единиц. Но в ответ услышала: "Давай я в могилу лягу, а ты сверху землей присыпешь", с намеком на то, что грешно добивать человека, которому без того плохо. Таня, заливаясь бесшумными слезами, предложила помириться и не морочить друг-другу голову, потому что "Это невыносимо!". И получила решительный отказ. "Сейчас ты бесишься," – объяснил Пельмень: "А потом всю жизнь будешь благодарить". Тогда она "потеряла управление" и сказала, что если его через полчаса не будет, она вскроет себе вены. И повесила трубку. Через полчаса прибежал Джокер с ключами:
– Ну, все в порядке? Все живы? – Кинулся он к Тане и объяснил: Позвонил на работу твой питомец, как он, интересно, достал телефон, неужели у Наташи?, сказал, что ты хочешь вскрыть вены. Это правда?
– Ну... ему так показалось.
– Я так и знал, что показалось, но я бы себе не простил... Что не из-за меня...
– У меня крови столько нет, чтобы ее выпустить в твою честь. Это была бы унизительная капля в море женщин, где ваша светлость изволит по-свински барахтаться.
– Вижу, с чувством юмора у тебя все в порядке, но ты так больше не шути.
– Да это не я, это он, должно быть, пошутил.
– Не думаю.
– А почему тогда, он сам не прибежал?
– Да мне как бы не до того было, чтобы об этом спрашивать! Мне твоя жизнь как бы важнее, чем его сложная подростковая психология!
– Шит!
– Что такое?
– Ты два раза сказал "как бы".
Тут Джокер почему-то стал кричать и размахивать руками, разбил об пол собственный плеер и пообещав: "Вскроешь вены -убью", убежал.
Таню, склонную больше к шантажу, чем к смертоубийству, такая реакция удивила и поразила, потому что несмотря на все его постельные таланты, она до сих пор не замечала у мужа проявлений темперамента. "Ну, уж если он Джокера до этого довел, то каково мне?" – подумала Татьяна про Пельменя. И решила, что надо бы пойти куда-нибудь развеяться.
Она позвонила Рено, но его не оказалось в городе. Шотландец Дейв, снимавший с ним пополам квартиру, предложил Тане пойти вечером выпить пива с ним и его знакомой Леной (ибо он принципиально уже четыре года любил только Лен, оставаясь холодным по отношению к остальной женской части человечества). Так и не выяснив, какая именно из причастных к Дейву Лен имеется в виду, Таня согласилась, решив, что все равно они одинаковые. Однако, к вечеру собралась компания не в три, а в пять человек. Потому, что примкнула супружеская чета – та самая Женя-спаниель и ее муж, который показался Татьяне весьма приятным. Как и положено примерному спаниелю, Женя, как ни в чем не бывало, жалась к его ноге, устремив на него обожающий взор со всегда расширенными зрачками. Вот, у кого действительно голые глаза. И это диковинное уродство дает обычной пигалице право спокойно выбирать, кого поселить в своем доме, кого прогнать, а кого использовать в "научных целях". И как она заносчиво себя держит! Она упивается своим семейным счастьем, но с таким мужем не надо быть семи пядей во лбу, чтобы постоянно оказываться на высоте. Ты поди замуж за Джокера, и тогда посмотрим, во что превратится твоя чопорная спальня. Ха! Обрывки золотых цепочек, подушка в разноцветных следах помады, унитаз забит чужими тампаксами. Чуть прыщик на подбородке выскочил, – все, думаешь, сифилис! Вон оно как – быть замужем за смесью рыбы с водолеем. Но с этим Алексеем тоже все не безоблачно. Во-первых, от жены ни на шаг не отходит, зануда, а, во-вторых, такие мужья бывают только в романах. И то лишь в роли пострадавших. Как дипломированный литературовед и поклонница реалистической школы, Таня поверяла жизнь канонами реализма. И если жизнь выбивалась из этих стоических канонов, то она знала, что где-то притаился огромный, страшный изъян. Поэтому на принцев Таня не клевала. Ну, иногда только кокетничала, чтобы доказать себе: "Все они, кобеля, одинаковые.". Достаточно вспомнить того же князя Мышкина, который при виде первой встречной Настасьи Филипповны совершенно сошел с винта, завилял хвостом и пустил слюни, забыв обо всех сразу возвышенных идеалах и даже на время перестав быть идиотом. Уж нет, не обманете! Станиславский сказал: "Не верю!". Человек, связанный с литературой, рано или поздно становится похожим на персонаж русской классики. И своим долгом он считает существовать по правилам развития сюжета. Это, собственно, и значит "жить не для радости, а для правды". В Джокере есть эта самая правда жизни. И в Пельмене – тоже просматривается эдакая неоднозначная гнильца. Значит, они живые, настоящие. Из плоти и крови. С плюсами и минусами. А этот самый Алексей, вцепился в свою супругу, как утопающий в соломинку. Будто в ее компании не так страшно быть художественно неубедительным, а именно – подозрительно лишенным недостатков и нечестно (по блату, что ли?) одаренный свыше. Рядом с таким мужчиной, как-то постоянно чувствуешь все свои вопиющие несовершенства. Пришлось бы все время притворяться. Но это если бы он на тебя обратил внимание, а он делает вид, что ничего не заметил...
Ну, и не очень хотелось. Подумаешь! Пусть ищет себе дурочку с широко распахнутыми глазами, которая не понимает, что все это только фасад, потемкинские деревни. И живет в этих потемкинских деревнях всю жизнь, не замечая, что вокруг – один только обман. И то, что кофе в постель приносят не правда. И то, что они целуют вас, ничего не значит. Кажется, все тихо, спокойно. Но тем ужаснее, тлетворнее это пожизненное, наглое притворство. Эта всеразлагающая душевная лень. Правильно сказал Толстой: "спокойствие это душевная подлость".
Конечно, им, кобелям, не нравится, когда их выводят на чистую воду. Сразу тушуются, прячутся. Норовят уйти на дно и переждать волнение. Зачем лишний раз беспокоиться? И поэтому врожденное уродство – расширенные зрачки, ценится выше изящного ума, страстного темперамента и идеальных пропорций. И поэтому модные дамы закапывали себе в былые времена в глаза беладонну, чтобы зрачки были – как колеса, а собеседник походил на отвлеченное понятие. Только при этом условии возможно ничем не омрачаемое счастье. И Таня чуть ли не нарочно сузила зрачки.
Компания, разбившись приблизительно на пары, двинулась на Подол, надеясь посетить кафе, недавно открытое широко известным в Киеве Эриком. Но кафе оказалось уже закрыто. Не желая отказываться от идеи выпить пива, побрели куда-то наугад. Какой-то пьяный спросил, как добраться до автобуса номер 72 . Никто не знал, кроме Дейва. Дейв – исследователь по натуре. Он в принципе хорошо изучил города земного шара. Однажды мы с мужем в воскресенье взяли его с собой за город, в Боярку. Дейв внимательно слушал, как Лешка рассказывает ему тоном экскурсовода о жизни в украинской глубинке, с интересом осматривал местные достопримечательности, а потом остановился под деревом и сказал: "О! Здесь я когда-то упал, я тогда сильно выпил".
А когда-то Дейв сбросил нам по мейлу следующее сообщение (по-английски, конечно): "Спасибо за поздравления. Вчера в семь часов вечера видел вашу собаку в Шевченковском сквере. Я был с пивом. Примерно через час видел вашу собаку в Голосеевском парке. Я был с девушкой и тоже с пивом. Учитывая то, что ваша собака, наверное, сидела дома, вы можете понять, как я отпраздновал свой День Рождения."
В общем, местные забулдыги получили в его лице гуманитарную интеллектуальную помощь. Вот и в данном случае, пьяный и Дейв моментально столковались. Они долго о чем-то болтали, так что Таня стала опасаться, как бы он к ним не примкнул, зная, насколько Дейв бывает демократичен. Пронесло, слава Богу. Наткнулись на недавно застекленный бар с красными шторами, откуда доносилось "бум-ца-ца, бум-ца-ца".
– Я был тут раньше, здесь очень некультурно, то есть, мне здесь нравится. – Сказал Дейв, и они вошли внутрь.
Общество, собравшееся в баре, являло собой компромисс между ночным клубом и сельской дискотекой. Два араба, два солдата в "хб" и безо всякой выправки, два студента и несколько "крутых". Из женщин бросались в глаза две соперничающие друг с другом в пышности подруги (они танцевали в паре) и дама, сидящая за отдельным столиком с Антоном Павлюченко.
Вы спросите, кто такой Антон Павлюченко? Это отдельная история. Начнем с того, что он – единоутробный брат Джокера. Но Антон – человек серьезный. Таня с ним познакомилась незадолго до своей победы на конкурсе, а был он той самой мохнатой лапой, которая позволила спокойно победить, оставшись при всех идеалах. "Крутые" – вовсе не такие бездушные люди. В их, допустим, слегка отупевших головах бродит тяжеловатая романтика. Зато самоотверженность и красивые жесты свойственны им в большей мере, чем бедным художникам. (Тот, про которого поется в песне "Миллион алых роз", – либо не художник, либо художник, но воспитанный на Кавказе). Именно бизнесмен, с его высокой удельной плотностью и материальными ценностными установками, когда хочет понравится, то таскает тебя на руках и бессмысленно сорит деньгами. Уж если "крутой" действительно полюбил, то ухаживать будет по полной программе. И вряд ли для него так важен чисто физический аспект – потому что жизнь у крутых тяжелая. Потому, что "Виагра" уже не берет. Потому, что не всегда вовремя разберешь, что пора к венерологу. Потому, что от продажных женских прелестей уже на душе смутно. И хочется, давно хочется, чего-нибудь хрупкого, эксклюзивного. Какой-то чисто душевной близости. Чтоб можно было поверить, расслабиться и замурчать по-кошачьи.
Антон повсюду ходил за Татьяной (точнее, ездил), регулярно бил морды буйным васильковским наркоманам, охапками таскал цветы и заваливал дорогущими подарками. Потом конкурсы, разъезды и приключения закончились. Красавице предстояло погрузиться в жизнь родного городка, что казалось ей уже несовместимым с королевским достоинством. Тем более – родители и Маричка возопили, что лучшей партии просто желать нельзя! Короче, хоть Таня не испытывала особой любви к нему, она решилась все же выйти замуж за Антона и сменить девичью фамилию Ставрович на Павлюченко.
Жених очень долго скрывал от невесты, что у него есть брат. Но перед самой свадьбой он все-таки предъявил Егора, взяв с Тани слово, что она будет относиться к нему осторожно. После этого знакомства она долго возмущалась: "Да как ты мог подумать! Да с чего ты взял! А он мне вовсе и не понравился! Это не мой сексотип! Да и вообще..." Джокеру Татьяна, наоборот, очень понравилась, и он стал это весьма недвусмысленно показывать. Точнее, просто лип и прижимался, и его нельзя было от нее оттащить. Например, когда он заставал ее, сидящей на пуфике, он садился рядом на корточки и клал голову на колени, как белый единорог. Она его прогоняла. Он опять приходил.
А в день свадьбы произошел конфуз. Представьте себе полный ЗАГС приглашенных, взволнованные родители, невеста – красавица, розы снопами лежат и удушливо пахнут, а жениха нет. Еще с утра звонили его друзья, организовавшие накануне небольшой "мальчишник" и обещали, что сейчас они придут в норму и приедут. Но не приехали. Наконец, за Антоном отправилась машина. По дороге его, видимо, растрясло, он расклеился окончательно и мог только валиться на бок и мычать. Вот тут-то Джокер проявил себя: он встал на одно колено и во всеуслышание предложил невесте руку и сердце. Невеста взяла его руку и пошла... А Антон, говорят, потом спился и "пошел по рукам".
И сегодня Татьяна увидела его впервые после описанных событий. Она скромно села в угол, возле музыканта, спрятавшись за высокого худого Дейва как за швабру. Женя оказалась рядом.
– Простите, что мы с вашим Женей тогда ушли. – Сказала она. – Но он вас так ревновал, что я подумала, что лучше его увести, пока он дров не наломал. А я, честно говоря, тоже обиделась на Эдуарда Станиславовича, потому что он все время со всеми кокетничает. Ну, вы же меня понимаете. Я даже не совсем соображала, что делаю, просто в глазах потемнело от ревности. У меня, видите ли, доминирует правое полушарие мозга (как у Клинтона) и как только меня охватывает маломальская эмоция, я становлюсь совершенно невменяемой. Этот Эдуард Станиславович пристрастился мной манипулировать. Мне надо было тогда срочно уйти, понимаете?
– Я-то вас понимаю, – Таня попыталась сохранить приличие и не вцепиться в волосы немедленно, – Но что вы такое сказали Жене, ведь он теперь даже не хочет меня выслушать!
– Боже мой! Женя... этот мальчик. Так у вас с ним серьезные отношения?! Ай-яй-яй, а я думала, он путается под ногами. Я хотела, как лучше... Но я, наверное, могу исправить положение. Ведь страшного-то ничего не случилось. Если он вам действительно нужен, то мы, конечно, сможем его вернуть.
В это время Антон встал и направился к музыканту. Таня пригнулась и спрятала лицо. Женя с неуместным усердием стала заслонять ее своим пестрым платком: "Ой, здесь ваш старый поклонник! Это некстати?".
– Антон дарит Ирчику вместе со своей любовью свою любимую песню. провозгласил музыкант и опустил руки на клавиши синтезатора, и сам же запел: "Ночь яблоком стучит в окно..." Антон, не заметив ничего, весь на своей волне, вернулся за столик.
– Ничего не случилось? – Возмутилась Таня, резко выпрямившись. – Он мне сказал, что вы ему гадали, а потом еще спрашивал про иностранца. Нет у меня никакого иностранца! Я, честно говоря, не люблю всяких там ворожей и самозванных магов. Особенно, когда они лезут в мои дела и при этом так нагло врут.
При слове "иностранец", Дейв вышел из анабиоза и стал заинтересованно прислушиваться, понимая, как он уверял, ровно половину слов, а на самом деле – гораздо больше.
– Ну как же это нет? А Рено? – Уточнила Женя.
– Мои отношения с Рено – это мое дело, и я не вижу надобности их афишировать. Если мне понадобится приворотное зелье, я непременно дам знать. А пока что, прошу, отстаньте. Я сама разберусь со своими мужчинами.
– Рено может жениться на Тане. – Наконец, вмешался Дейв. – У него скоро будут некоторые дела, и скорее всего, он хочет вернутся в Париж и жениться на ней.
Доселе молчавший женин муж Алексей оторвался от кружки с пивом и глубокомысленно спросил:
– А Ситроен на ней жениться не может? – После чего опять погрузился в молчание.
– Это он шутит. – Объяснила Женя. – Он считает, что мы ведем с вами глупый разговор. И предлагает сменить тему. Вообще-то, он всегда оказывается прав. Поэтому все думают, что он Бальзак. Но если бы он был Бальзак, то я бы его на порог к себе не пустила. Представляете, я бы разделась, а он бы нудным голосом стал мне объяснять, как у меня обвиснет грудь через несколько лет, если все будет происходить в том же ритме. Нет, вы представляете, что бы я тогда ему ответила, если допустить, что я действительно Гамлет?
– Я представляю. – Сказал несостоявшийся Бальзак и снова замолчал.
Музыка закончилась. Антон снова встал и с зеленой бумажкой в руке отправился наводить порядок. Татьяна опять пригнулась, это заметили уже все, кроме него. Но Алексей, несмотря на то, что Таня ему не понравилась (вернее, от нее исходила смутная опасность, его не слишком привлекавшая), сориентировался и заслонил обеих дам, неожиданно поднявшись между ними во весь огромный рост (Какая глыба! Какой матерый человечище!). Поэтому Антон опять ничего не увидел.
– Антон снова передает очаровательному Ирчику свою любовь и песню! Зазвучало что-то из сюткинского репертуара. Все пошли танцевать. Только танина компания осталась сидеть. Арабы вышли из зала, обдав Татьяну кипящими взглядами. Солдатики маршировали с какой-то пьяной миссис, лихие подруги выплясывали канкан в четыре сардельки, Антон и Ирчик танцевали томно, закатывая глаза и поглаживая друг-друга по приятным выпуклостям – он ее по бедру, она его – по кошельку.
– Ну, вы можете точно вспомнить, что вы сказали Жене? Я, кажется, имею полное право это знать.
– Да я уже и не помню. Столько времени прошло. Ну, сказала что-то... Если бы у меня хотя бы была какая-то задняя мысль, я бы могла воспроизвести дословно. Но так... мало ли что могла ляпнуть. Я же гений, з мэнэ спросу, як з гусака.
– Ничего себе! Что-то! Просто так ляпнуть что-то и разбить два сердца!
– Или две головы. – Вставил Алексей. – Или два желудка.
– Ну, все. Моему мужу точно этот разговор не нравится! Вот что, позвоните-ка завтра вашему Жене в районе обеда, и я вам обещаю, что вы совершенно точно помиритесь. Вот, возьмите золотую цепочку. А вот мой телефон. Если не помиритесь – можете не отдавать.
– А я-то думал, куда вечно деваются украшения. – И Алексей взял цепочку из Таниных рук. – Обещай сколько угодно, но хорошие вещи кому попало не раздавай. На всех золотых цепочек не напасешься. Сначала допиши свой роман, получи за него гонорар, а уж потом можешь буйствовать.
– Не знаю, может быть, у вас и сложилось представление, что он Бальзак, но ведет он себя иногда просто как Санчо Панса. – Объяснила Женя, опять надевая цепочку. – На самом деле, его легко подбить на что угодно. На бой с ветряными мельницами, например. А если на него в порядке эксперимента надеть юбку, то получится Дульсинея Тобосская. Все лучше, чем Мэри Поппинс. Ха. Последнюю реплику она произнесла с интонацией Эдуарда Станиславовича.
– Не надо на меня юбку! Тоже придумала. – Пробормотал Алексей, впрочем, не особенно возмутившись. – Я же не шотландец.
– Юбку? – Уточнил Дэйв. – Это было бы интересно. Но не потому, что я шотландец. Я как раз вовсе не шотландец. Но все говорят, что я шотландец. И я тоже стал так говорить, так даже лучше. Но шотландцы сейчас юбок не носят. Только гомосексуалисты и ... чтобы... эпатовать.
– Эпатировать. – Поправила Таня.
– Эпа-ти-ро-вать. Я один раз носил юбку. Вообще-то... мне нравится. Это было в Америке, так что даже ноги брить не надо. Там женщины тоже не бреют. И под мышками не бреют. И плохо пахнут, особенно на Юге. Но я тоже иногда плохо пахну. Утром, конечно, потом я сразу моюсь.
– Дейв – иностранный шпион. Но не сознается, откуда его заслали. Объяснила Женя. – Наверное, из ЦРУ, потому что он слишком ругает Америку. Правда, тогда не совсем понятно, почему его так интересует Чернобыль. Где США а где – Чернобыль!
– Это, наверно, смешная шутка. – Отозвался Дейв, – Но она мне сильно надоела.
– Дейв – Дон Кихот. У нас отношения ревизии, поэтому он с трудом меня терпит. Если все-таки предположить, что я не Гамлет, а уникальный случай Достоевского. Ну, действительно, какой из меня экстраверт? Это же курам на смех! Впрочем, мне, как интроверту, на куриный смех, конечно, наплевать. Можете даже считать меня экстравертом сколько угодно, у меня все равно будет ощущение, будто все вы существуете лишь у меня в мозгу. Так чего стесняться? О чем спорить?
Вот, например, Саша Немировский говорит, что ваш муж – Юлий Цезарь. Но ведь он же Гюго! Это что-то! Причем, у него над кроватью висит Че Гевара, и он тоже Гюго. И Арамис – Гюго. Я уже не говорю, что и сам Гюго – тоже Гюго. Жемчужины любого зоопарка! У меня вообще нездоровая страсть к невонючим маргианалам. Но, конечно, в качестве мужа – это стихийное бедствие. Не понимаю, как это вас угораздило пойти за него замуж. 23 февраля! Да еще и родился в пятницу (день Венеры) и что ж ему, бедному, остается, как не зубрить со всеми "Камасутру". Вот, недавно его чуть СПИДом не заразили. У него была депрессия.
– Чувствую, я зря тебя туда отпускаю. – Сказал Алексей, поймав жену в охапку и тихонько дернув ее за пышный рыжий хвост. – Он хоть чашки нормально моет?
– Так и ходил бы со мной. Думаешь, весело, когда с тебя рисуют портрет Сальвадора Дали. Эти усы перед глазами торчат, попробуй лишний раз пошевелись.
– Не знаю, не пробовал, я не похож.
– А разве я похожа? Разве, что на Гале... Ха. – Последнюю реплику она произнесла с интонацией Эдуарда Станиславовича. – Да и к тому же он, с тех пор, как обломался, молчит все время, будто рыба млявая. То ли дело, когда девица какая-нибудь забежит! Откуда что берется! Даже обидно бывает, вроде они все ж-ж-женщины, а я погулять вышла. Ничего, я ведь и не претендую. Сижу себе, усами шевелю...
– Знаем мы этих обломавшихся. Толпами ходят, сигнала ждут. Поганой метлой их гонять надо, а этого Джокера – в первую голову.
– Нет же, он уже сам верит, что я – Сальвадор Дали! Он воспринимает меня, как мужчину. А когда я прочла ему эпиграмму на свое несходство с Дали:
Ни куча экскрементов, ни Гала
Не вызывают у меня энтузиазма,
Как эта куча ни мала
И как Гала ни безобразна,
то он пожал плечами и сказал: "Она вам просто надоела.".
– Притворяется.
– Да что вы понимаете! – Вскричала Таня, вскочив. И показавшийся откуда-то студент повел ее на танец. Она покорно пошла. Вдруг музыка стихла. И в наступившей тишине, Антон по синусоиде продефилировал к певцу и опять сунул бумажку.
– Антон передает песню для очаровательной Татьяны. – Раздался голос исполнителя, и все присутствующие стали вертеть головами, чтобы увидеть, кто отбил Антона у Ирчика. Зазвучала песня: "Ты с высоты красоты своей меня не замечаешь". И Таня не успела даже испугаться, как оказалась танцующей в паре со своим несостоявшимся мужем. От него пахло разнообразными спиртными напитками и гордой, но оскорбленной страстью. Молча исполнив танец, Антон поклонился, поцеловал руку, сказал: "спасибо" и отвернулся. Бедняжка, не чуя под собой своих длинных ног, упорхнула за стол и забилась в угол. На площадке остались лишь Антон и Ирчик. Все из-за столиков наблюдали, чем закончится сцена. Ирчик подошел к Антону, залепил ему пощечину, а он сгреб Ирчика и стал целовать.
– А сейчас прозвучит песня, которую Ирчик посвящает Антону. – Произнес ликующий от происходящего безобразия певец и начал:
– В темно-синем лесу, где трепещут осины, где с дубов-колдунов облетает листва... – Вышло несколько пар. Антон с Ирчиком сидели и целовались. Таня наблюдала за ними со сложным чувством. Даже Антон нашел свою любовь, и она сидит рядом с ним, глядит на него и закатывает ему сцены, Татьяна же, красивая, умная, дипломатичная, так и не смогла устроить свою жизнь. Этот дурацкий Джокер, совсем уже с тормозов сошел. Уже весь Киев судачит о его похождениях. Надо скорее разводиться, и уж в следующий раз найти приличного человека, вроде этого самого Алексея. Который не напивается перед свадьбой и в то же время (если это возможно!), сохраняет хоть видимость верности. За целый вечер даже ни разу не взглянул! Вот это воля! Все таки рядом сидит бывшая Мисс Украина, можно было хотя бы из вежливости немного вспетушиться! А ему просто наплевать и все... Надо, надо помириться с Женей. Но как быть, если он никак не идет навстречу?
