Текст книги "Роман с Пельменем"

Автор книги: Евгения Чуприна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Нет, конечно, это не значит, что о любви надо забыть вовсе. Но если человек пережил душевную драму, как лирический герой стихотворения Александра Блока:

Но час настал, и ты ушла из дому.

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Ты отдала свою судьбу другому,

И я забыл прекрасное лицо

это еще не значит, что жизнь закончилась. Если он так подумает, то он просто недостоин жить. Существуют и другие сферы, которые помогут наполнить существование смыслом. Надо попытаться что-то изменить в себе и в своей жизни, чтобы не оказаться просто-напросто обыкновенным неудачником.

Сейчас все ругают деньги. Можно подумать, будто они действительно не нужны. Но ведь это реальная ценность, а не такая иллюзорная, как, например, любовь к женщине. Если тебе платят деньги, значит, ты делаешь что-то полезное людям. И я, например, не вижу никакой другой возможности достичь какого-то успеха и состояться как личность. Можно сказать, в нынешних условиях зарабатывать на жизнь – это и есть постоянный подвиг. Во всяком случае, это лучший способ удержать возле себя женщину, чем пытаться тронуть ее сердце мольбами: "Я звал тебя, но ты не оглянулась, я слезы лил, но ты не снизошла". Так бы оно и было. Эти вещи годятся для поэзии, но не в реальной жизни. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. И если ты об этом забудешь, то женщина тебе быстро напомнит. И сам же будешь виноват. Потому что надеяться на любовь, даже если она действительно есть, просто глупо. Никто никогда не видел, чтобы этот сперва может и приятный для тела самообман заканчивался чем-нибудь, кроме обид и унижений. Уж лучше обходиться собственными силами, но сохранить свободу и присутствие духа. Поэтому лирический герой правильно сделал, когда все-таки убрал со стола портрет лирической героини:

Уж не мечтать о нежности, о славе,

Все миновалось, молодость прошла!

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола."

Быстро пробежав глазами сочинение (а оно было написано не самым ровным почерком, черным обильным шариком), Татьяна Дмитриевна вернулась и перечла все медленно, с зеленой ручкой в руке. Подчеркнула волнистой линией некоторые обороты, убрала пару запятых, а две поставила, украсила поля надлежащими птичками, вопросительными и восклицательными знаками. А в качестве резолюции написала: "5:4. Спасибо за собственные мысли, но разве стихотворение об этом?". Сложила тетради в специально принесенный кулек и отправилась в следующий класс. Но все время думала, на что намекал Евгений своим сочинением, на нее, или на свою неудачу с Наташей. И ей пришло в голову, что он все же пропускал чужие занятия, раз умудрялся ходить на уроки в 11А. Наверное, другие преподаватели не отмечали его отсутствия, чтобы не объясняться потом с директором.

На одной из перемен Татьяна увидела в коридоре Пельменя в обнимку с Наташей, как ни в чем не бывало. И ей пришлось беседовать с Игорем Сергеевичем, молодым, приятным, но начинающим уже лысеть, преподавателем физики. Как и все физики, начиная с того же Джокера, который полтора курса проучился на физфаке, он питал к Тане большую симпатию и всеми правдами и неправдами стремился оказаться рядом. Так они и ушли вместе.

* * *

Но как только Татьяна вошла в квартиру, зазвонил телефон.

– Привет, ты одна?

– Да...

– Я сейчас приду.

– Но, Женя, у меня ведь гора тетрадей.

– Значит, ты совсем не хочешь меня увидеть?

– Если мне память не изменяет, я тебя сегодня видела в школе.

– И что, тебе этого достаточно? Мне, например, – нет.

– Незаметно было.

– Если ты намекаешь на Наташку, то это же формальности. Она мне ничего не говорит, я – ей. Тебе надо, чтобы все знали правду о моих личных делах?

– Нет, я только сама хочу знать эту правду.

– Так я сейчас приду.

– Зачем?

– Не задавай дурных вопросов. – И он повесил трубку. Но тут же телефон зазвонил опять.

– Алло, Танюшечка, солнце мое, ты сильно занята сейчас?

– Ко мне должен прийти один человек. -Надо думать, Маричка опять поссорилась со своими родителями.

– Надеюсь, не Джокер?

– Нет.

– Ну ты даешь! Симпатичный? А Джокера – в отставку? Правильно. Так я вам, наверное, помешаю...А что же мне делать?

– А что у тебя, опять дома проблемы?

– Ой, и не говори. Творят со мной что хотят. Все вокруг них аж лётает, как полтергейст. Вот письмо опять, красавцы мои, распечатали, а потом стали нотацию читать. Дескать, почему ты нам не сообщила, что тебя изнасиловали? Ну я, конечно, тоже не сдержалась, сказала все, что о них думаю и об их методах воспитания...сами торчат в Василькове, и сами же удивляются моему нравственному облику. А мне, чтобы из дому выйти, надо контрацептивы принимать.

– Ну тогда, наверное, приходи, только...

– Ой ты, смешная! Об чем разговор? С кухни и носа не покажу. Жди часа через полтора. Чао бамбино.

– Чао.

Таня медленно повесила трубку и застыла на одной ноге, не то, чтобы как курица, но как птица очень на нее похожая. И вновь раздался звонок. Но Таня, наверное конспирации ради, стала говорить по-французски, временами переходя на английский. У нее при этом был вполне осмысленный вид, она даже временами издавала довольные и недовольные восклицания, а то и заливалась смехом. Она явно кокетничала, и если бы эту сцену увидел Пельмень, ему бы опять захотелось ее убить за эти сияющие глаза, капризные лепечущие губки и быстрый розовый язычок, бойко отсчитывающий непонятные слова.

Глава 12. ТИХО, МАХА, Я – ДУБРОВСКИЙ

Еще бесстыжий румянец не сошел с ее щек, как явился Евгений. Он вынул из-за спины розу, видимо, засунутую до этого за пояс вроде хвоста. Поздоровавшись, он схватил Таню на руки и потащил в спальню, так что она, с цветком в руках, в самой беззащитной позе оказалась распростертой на незастеленной кровати, но когда Пельмень возжелал плюхнуться сверху, между ними успела затесаться Эмма, которая отрывисто мяукнула и укусила юного любовника за палец. Он взял ее за заднюю лапу, потом за шкирки и понес в ванную. Таня встала, перевязала пояс на халате, взяла вазу, сунула туда розу и отправилась на кухню. Воды не было. Обиженная кошка вскочила на кухонный подоконник и принялась вылизываться, не пострадав, но натерпевшись страху. Украсив розой стол, хозяйка все же решила поставить чайник, но он оказался совсем пустым. Она достала из щели между плитой и стенкой пластмассовую бутылку, налила воды в вазу, в чайник. И услышала, что в дверь звонят. Кинулась к двери, удивленная, что по дороге ей нигде не встретился Пельмень, и впустила в прихожую чем-то весьма довольную Маричку, которая тут же смачно ее поцеловала.

– Ну что, он уже здесь?

Таня с отсутствующим видом кивнула. Маричка с кульком проследовала на кухню:

– Он там?

– У нас воды нет.

Маричка открыла холодильник, поставила туда продукты, зажгла огонь под чайником и накрыла его крышкой.

– А твой...знакомый будет чай или кофе? У тебя кофе не кончилось? Маричка двинулась в комнату, Татьяна – за ней.

– Нет, Джокер, правда, недавно полбанки выкушал за три дня, но кроме него ведь... – Девушки увидели, что в комнате никого нет. Это их несколько смутило, но оставалась надежда, что Пельмень как раз в туалете. Правда, если так, то он несколько там задержался, что характеризует его не с лучшей стороны. Действительно, где ж видано, чтобы романтический любовник столько торчал в этом месте! Прошло несколько времени, чайник вскипел и "самообслужился". Маричка стала проявлять признаки нетерпения.

– Да что ж он, через балкон, что ли, выскочил? Я ему лью чай, а он пусть как хочет.

– В принципе, мог. Сначала – к соседям, а там сейчас никого нет, а потом – через их квартиру...

– Вот странный. Зачем? Съем я его, что ли?

– Он же не знал, кто это. А вдруг – Джокер.

– Он что его, боится, что ли?

– А если не Джокера, так других наших общих знакомых. Мало ли кто мог прийти.

– Так он, значит, мог и в квартире спрятаться. В шкафу, например, или под диваном.

– Но это же детский сад!

– А что он у тебя, сильно старый?

– Я бы не сказала. Скорее, наоборот... Ну, идем его поищем, что ли.

– Сама ищи. А я тут посижу. Что ж я, чужого человека, неизвестно кого...

Татьяна Дмитриевна нерешительно вошла в комнату. Заглянула в шкаф, под диван, вышла на балкон, хотя он отлично просматривался из комнаты.

– Женя, выходи.

Квартира безмолвствовала. Одна комнатка, маленький коридор, туалет и ванная, – где ж тут прятаться? Глянула в коридорный шкаф, в тумбу для грязного белья, в кладовку, куда не то, что человека, пылесос трудно было засунуть, столько там было Джокерского художнического мотлоха; в туалетные антресоли, встала на четвереньки и сунула голову под ванну. Напрасно. Его там не было, а других укромных мест Татьяна и представить себе не могла.

– Нету. – Сообщила она Маричке.

– Вот же... а какой он хоть был, а? Как зовут? Где вы познакомились?

– Ну, зовут его Евгением.

– Совсем неплохо...Фамилия не Онегин, случайно? После Вяземского как раз то, что надо.

– Нет, другая.

– И кто же он по гороскопу?

– Мутант. Девьи Весы. И обезьянка, как Джокер.

– Тянет тебя на них, видно, на этих обезьян-мутантов. А как Весы с Козерогом, дружат?

– Если он Дева, то все нормально, а вот насчет Весов мнения расходятся. Но пишут, что у Весов...ну... хорошие возможности в сексе. Причем, одну женщину они платонически любят, а другую цинично используют. А совместить не получается.

– Ха! Это сто пудов. По крайней мере, насчет секса...

Но мы на этом месте прервемся, потому что таким образом они трепались часа два, и разговор их все труднее корректировать. В общих чертах, Маричка рассказала несколько пикантных историй, так или иначе связанных со знаком Весов. Татьяна имела, что им противопоставить, но продолжала молчать, потому что, в отличие от меня и своей собеседницы, она вовсе не была Львицей. А известно, что именно Львы, единственные во всем зодиаке, считают своим долгом информировать окружающих обо всех перипетиях своей и чужой сексуальности. Лев с удовольствием станет говорить о сексе даже в том случае, если он вовсе отказывается вести половую жизнь. И уж во всяком случае, он подробно отчитается о причинах, побудивших его принять столь непопулярное решение. Пока я знаю лишь один случай, чтобы Лев скрывал от общественности кое-какие интимные факты... то есть, чтобы он попытался это сделать... Все уже поняли, что я имею в виду Клинтона. И обратите внимание, как возмутилась общественность! Лев! Под присягой! Отпирается! Не признается в связи с собственной секретаршей! Не горит желанием поделиться впечатлениями!!! Как он ее тайно от всех в овальном кабинете! Ужас! Позор!!! Во что после этого можно верить??? Верить, конечно, нам уже не во что, но выводы сделать можно. Львы правильно делают, что живут всю жизнь, как под присягой. Потому что на каждого Льва найдется своя Левински.

Через два часа Тане и Маричке надоело торчать на кухне. Они перебрались в комнату, где на постели лежал Пельмень и безмятежно спал, очень мило подложив руки под щеку.

– Он? – Спросила Маричка, почтительно глядя на спящего.

– Уж слава Богу.

– Что он врет, его же тут не было!

– Женя, слышал, о тебе говорят. – Спящий издевательски захрапел.

– И не храпи в моей постели, не для того ты сюда пришел! – Пельмень повернулся на спину и мечтательно уставился на желтую матерчатую люстру:

– А зачем я сюда пришел? Во-первых, дамочки, это моя квартира, у меня ключ подошел. А во-вторых, я не Ипполит.

– Он что у тебя, ненормальный? – Шепотом поинтересовалась Маричка. Таня отрицательно мотнула головой. И сказала:

– Я оценила твою шутку. А теперь вставай. Ну что такое, в штанах, на постель...

– Ох, извини, в штанах больше не буду! – Он поднялся и подошел к Маричке, та попятилась. – Ладно, что юмора не понимаешь? Я Евгений.

– Мариша...гы-гы. – Он поцеловал ей руку и Маричка слегка приободрилась.

– Ну так что вы там, девчонки, чай пить собирались? Или, может, пора покушать плотно?

– Мы, вообще-то, только что перекусили, но если вы хотите... – Маричка старалась выглядеть очень культурной.

– Не надо было исчезать неизвестно куда. Я как последняя дура искала тебя по всей квартире. Где ты был? – Таня не церемонилась, Пельмень – тоже. Он двинулся на кухню.

– Подожди, пока я на тебе женюсь, а потом уже спрашивай, где я был. Он подмигнул Маричке, мол, вот видите, и такие сцены я выдерживаю каждый день.

– А пока что, не забывай, ты хозяйничаешь в квартире моего мужа. Евгений, тем временем, достал из кухонного пенала свой так и не выпитый коньяк.

– Девочки, предлагаю выпить за знакомство. – Не успела Таня отреагировать, как Маричка оказалась с налитой рюмкой в руках и глядела с надеждой. Они выпили.

– А почему вы бутерброды не режете? – Маричка кинулась к своему кульку, Татьяна продолжала стоять в позе напрасно ждущего Наполеона. Пельмень вышел в коридор и вскоре вернулся оттуда с килограммом яблок.

– И ты хочешь сказать, что это одногодок Джокера?

– Нет.

– А что ж ты насчет обезьяны?

– Да не та обезьяна, другая... – Тут как раз появился из коридора Евгений, и Маричка сделала непринужденный вид. Тане пришлось заняться принесенными фруктами. Пельмень пристально поглядел на работающих девушек и спросил:

– Марина, надеюсь, вы не собираетесь быстро уходить?

– Нет, она сегодня у меня ночует.

– Это правда?

– Да, – Ответила Маричка, раскладывая хлеб на блюде.

– Но у Танюхи ведь всего один диван. Где же вы будете спать? – Эта мысль до сих по еще никому не приходила в голову и в ней девушкам почудилось что-то опасное.

– Да уж как-нибудь разместимся. Раскладушка есть.

– А... раскладушка – это хорошо. Ну, мне пора...– И он повернулся, чтобы уйти.

– Куда же вы, а бутерброды? Ну, артисты!

– Ладно, съем бутерброд и пойду. – Все сели за стол, причем тронное место оказалось занято, и Пельменю пришлось пристроиться сбоку на табуреточке. Он выглядел довольно хмуро и кидал на Татьяну Дмитриевну голодные взоры. Маричка поняла неловкость ситуации и со свойственным ей тактом попыталась разрядить атмосферу.

– Евгений, а вы давно знакомы с Таней?

– Достаточно.

– А вы заметили, как она похожа на Татьяну Ларину?

– Да я сам, в общем, Евгений. Мне стесняться нечего.

– А мне показалось – Вставила Татьяна, – Что ты похож скорее не на Онегина, а на Германа из "Пиковой дамы".

– В картишки перекинуться любите? – Участливо спросила Маричка.

– Да нет, от старушек прусь. – Ответил Пельмень, как всегда, с достоинством. Таня под столом его лягнула. Разговор совсем не клеился. "Джокера бы сюда!" – Думали девушки. Незапно Евгений вытащил из кармана замусоленный спичечный коробок и радостно спросил:

– Как вы думаете, что здесь?

– Спички, наверное... – Предположила Маричка.

– Неправильно. Вторая попытка.

– Уж точно какая-нибудь глупость. – Раздраженно сказала Таня.

– Теплее. Третья попытка.

– Здесь, наверно... здесь, наверно... если таракан, то не показывай, я их страх как боюсь!

– Нет, недогадливые вы мои. У меня тут... вы знаете Джокера?

– Конечно, – Обрадовалась Маричка, – Кто ж его не знает!

– Так вот, это его зуб! – И он показал свой трофей. Это произвело не совсем хорошее впечатление. Опять повисла тягостная пауза.

– Ну, уж если вам и это не интересно, то я, пожалуй, пойду. – Его особенно никто не удерживал. Таня пошла его проводить, отсутствовала полчаса, вернулась с беспорядком в прическе.

– Ну что, проводила? – Укоризненное постукивание сигареткой по краю баночки. – Сколько ему лет?

– Уже восемнадцать. А что?

– Зря я на Джокера наехала. Он еще нормальный чемодан. Ляпнуть может, но хотя бы не прячется.

– Что ж ты хочешь. Женя ведь совсем маленький, он играется.

– А как он на тебя смотрит! Аж страшно! Он же тебя хочет!

– Конечно. А что плохого?

– Ну, я не знаю. Ты, конечно, родная, как хочешь, может, тебе такие нравятся, но я тебе говорю, что ты с ним натерпишься неприятностей. Где он взял этот зуб?

– У Джокера, а где еще?

– Как, он что, дрался с ним?

– Просто Егор укусил его за колено... И зуб там остался. Потом, наверное, хирург...

– Я так понимаю, что нормальные люди тебя просто не прикалывают. Зачем Джокеру надо было кусать его за колено? Он что, совсем, что ли?

– Да он нечаянно...

– В общем, так. Джокеру своему сделай прививку от бешенства. Этому щенку породистому – тоже. А сама иди за Рено, номальный ведь чувак, не кусается, штаны только ему погладить – и все.

– Я подумаю.

– И не думай даже! Нет, как вспомню, Джокер-то на свадьбе: "Пушкин", видите ли: "это же Майкл Джексон русской литературы". Маман чуть со стула не брякнулась. "Так выпьем за то, чтобы у каждого в душе зацвел старый кактус!" .

– Но Рено ведь тоже, ты вспомни: "Почему-то когда я говорю, что живу с шотландцем, все думают, что я гомосексуалист".

– Родная, я всегда говорила. Мужики как понапиваются – все голубые. Без разбора национальностей. Выпьют – и давай по углам зажиматься. Думаешь, им бабы нужны? Ничего подобного. Зенки зальют – и вперед... Когда хоть он звонил?

– Сегодня. – И Татьяна загадочно улыбнулась.

– Видишь, значит, не шотландцы ему нужны.

Глава 13. ТЕАТР В ТЕАТРЕ

Наступили каникулы. Пельмень всерьез отнесся к своей роли обольстителя. Боясь конкуренции более искушенного в куртуазностях мужа, он выбивался из сил. На всякий случай, даже сводил свою даму в оперный на "Евгения Онегина". Идея посещать театры пришлась Тане по душе, и она решила поддержать полезное начинание. В ту пору в Киеве гостил театр Виктюка и давал спектакли в Украинской драме. Билеты, разумеется, стоили достаточно дорого, но у Татьяны Дмитриевны Вяземской, в девичестве мисс Ставрович, была возможность пройти бесплатно, что она и вознамерилась сделать. Они с Пельменем условились, что он в шесть часов подойдет ко входу и будет ждать, пока его позовут.

В назначенное время слегка взволнованный Евгений пересек скверик, где томились первые ласточки околокультурного бомонда и робко заглянул в холл. Там стояла шикарная Таня в мохнатом коротком платье и на высоких толстых каблуках, а рядом с ней – самый настоящий сатир, оживленно взмахивающий руками и щурящий узенькие очки. У него была лаковая лысина, черная с проседью борода и сзади – японский хвостик. Но самое замечательное – длинные узкие обвислые сверху ушки, которые придавали его внешности особый колорит. К тому же был он невероятно худ и дьявольски подвижен. Пельмень долго наблюдал, как они стоят и разговаривают, здороваясь с редко проходящими людьми, потом ему показалось, что этот незнакомец слишком близко стоит и слишком рьяно хватает Татьяну то за руку, то за талию. Он стал видимым образом томиться, и бабушка на входе спросила его, кого он ждет. Он объяснил, указав пальцем. Тут его заметила и Таня, она подбежала вместе со спутником, и билетерша без разговоров пропустила Пельменя в святая святых.

– Это, собственно, и есть Женя. – Сказала она сатиру.

– Очень, очень рад видеть! – Чарующе прошептал сатир и нежно пожал ему руку.

– А это – Жорж Простиня, продюссер и очень известная личность.

– Я бы даже сказал, печально известная. Дурень, который хочет, чтобы в этой стране был театр. Вы знаете, что нас обокрали? – Пельмень ошалело мотнул головой.

– Вынесли все, компьютер, факс, пишущую машинку. Сломали дверь... У меня теперь общий долг перевалил за сто тысяч баксов. В метро приходится проскакивать без жетона, я придерживаю рычаги, чтобы не били... в общем, у меня есть две новости – хорошая и плохая. Плохая: денег нет, остался только "Гиннес" ... Зато его много. – В этот момент раздался капризный голос:

– Жорж, можно тебя на минутку? – И печально известную личность сдуло западным ветром.

Татьяна и Евгений поднялись на второй этаж и направились к пустынному буфету. Он только что открылся, но буфетчица еще не вписалась в образ и слонялась с потерянным видом. Пельмень принялся разглядывать бутерброды и пирожные, действительно похожие на музейные экспонаты, а буфетчица стала есть глазами подошедших. Наконец, были заказаны две маленьких шоколадки и две бутылки пепси-колы. Но тут Татьяна углядела вдали приближающуюся странную пару: чуть впереди вразвалочку двигался Олександр Мыколаевич, а за ним, как Пятачок, семенил Даниленко.

– Женя, атас! – Тот сразу оценил ситуацию и зашел за колонну, а учительница, опустив глазки в стакан, продолжала стоять с отрешенным видом. Ее сердце колотилось. Директор, естественно, тоже оценил ситуацию, поэтому он, узнав свою подчиненную, сделал пируэт и зашагал в другом направлении. Даниленко – за ним.

– Ну что, засекли меня? – Спросил Женя, вернувшись к столику.

– Нет, вроде бы... Но если он заметил, что я их видела, он меня выгонит. Такое люди не прощают.

– Все-таки повод нужен, чтобы так сразу выгнать.

– Вот за аморалку и выгонит. Очень удобно.

– Да брось, не в постели же он нас застукал.

– Еще чего не хватало! Мне остается разве что его шантажировать... впрочем, я так понимаю, это уже не тайна, а " скелет в шкафу " . Даже недавно Мясоедов, он в седьмом В классе, ну, я тебе про него рассказывала, позволил себе заявление, что у него от этой школы задница болит. Класс прямо грохнул.

– Самое главное, не нарваться на них еще раз. Надо поменьше шататься по этажам, а лучше всего, стоять здесь, они сюда больше не придут. Если не идиоты. Кстати, если Раздобурдин узнает про наш альянс, то хорошо не будет никому, и Мыколаевичу тоже достанется по-крупному.

– Я так понимаю, что я, вдобавок, – его протеже. Он же – новый начальник Джокера. Я хотела найти работу. Джокер взялся мне помочь. Сказал, что у него новый начальник – очень влиятельный человек, с большими связями. Этот начальник сказал, что как раз в той школе, где учится его дочка, недавно уволилась учительница-русистка. Потом Джокер сказал, что у него роман с дочкой его начальника. Это оказалась твоя Наташа. Стало быть, его начальник – это и есть Раздобурдин. Значит, именно Раздобурдин меня порекомендовал. Значит, обижаться ему надо на себя.

– Ну да, конечно. Станет он хлопотать за бывшую жену какого-то Джокера. – Пельмень прищурился. – Разве только, если он действовал в моих интересах. Да! Точно! Наташка же с Джокером! Все сходится. Наташку он наказать не может, он ее избаловал до предела. Что там с Джокером, я не знаю. Может, замешана какая-то " секта " ... масоны, что ли. . я давно замечал... Так на тебя, значит, последняя надежда. То есть, не что ты будешь со мной встречаться, а что ты хоть в школе за Наташкой присмотришь. Кто б мог подумать, что такая приличная, такая гордая женщина сразу же прямо с разгону прыгнет в гречку?

– В принципе, мне кажется, мы могли бы сделать вид, что нечаянно встретились. Надо разыскать Жоржа и держаться возле него, так будет приличнее выглядеть... . .

– Ну и целуйся со своим Жоржем! Я, кстати, уйду, если мешаю. – И они бы поссорились, но Таня устремилась навстречу странной паре. Это были мужчина и инфантильная особа женского пола, оба одеты весьма небогато, но с достоинством, он являл собой предельную степень снобизма, она – шокировала полным отсутствием. Татьяна узнала в вошедшем своего бывшего преподавателя Эдуарда Станиславовича, человека с ядовитым зубом, один укус которого равносилен двум гуманитарным дипломам. Этот Эдуард Станиславович умудрялся из года в год влюблять в себя всех учеников, девочек и мальчиков, а сам оставался холоден. Таня давно подозревала, что он умрет не иначе, как возле зеркала, любуясь на свою неказистую курносую персону. Его спутница была ей незнакома.

– Эдуард Станиславович! Как я рада!

– Танечка! Решительно, сегодня просто день встреч! Сперва встретил Женечку, теперь вас... Познакомьтесь, Женечка, это Таня, тоже моя ученица. Танечка, это Женя, она пишет стихи.

– Очень приятно. – Большим ртом улыбнулась Женечка.

– Очень приятно. – Хотя на самом деле ей было вовсе не приятно, что у ее любимого преподавателя появилась новая ученица. "И что он в ней нашел?" Думала она: "Неужели у нее лучше почерк или она больше, чем я, любит Пушкина и Толстого?! Ничего подобного, просто она новее, – вот и все ее достоинства!" (Прим. автора: вовсе не новее! Просто встретились в толпе. А так как он был один и я тоже одна, мы волей-неволей оказались вдвоем).

– Она действительно пишет стихи, и там даже иногда попадаются перлы, достойные внимания. И хотя идейно я далеко не со всем согласен, с точки зрения формы, вынужден признать, она очень выросла: " Тоска, тоска меня берет в который раз за горло пылко, лишь вспомню ядовитый рот и лоб высокий до затылка. Вы джина буйного внутри в себе таите, как бутылка. " . Как она мою скромную проплешину-то воспела. Хоть прямо иди и на ней же золотом это и гравируй. Благо, поместится. Ха! А ядовитый рот чего стоит! И это еще что! Женечка, скажите, пожалуйста, как вы меня назвали вчера по телефону?

– Чистейшей прелести чистейший образец. – Покорно отвечала Женечка с видом ученого скворца.

– Вот видите. Ха. Чего только от этих детей не наслушаешься.

– А это мой ученик, – Таня указала на Пельменя и подвела его к собеседнику. – Конечно, стихов не пишет, да и уроки прогуливает.

– Евгений. – Сказал он и протянул руку.

– Эдуард. Рад познакомиться. – Пожал и отвернулся.

– Евгений. – Прошептал Женя и опять протянул руку, но бережно, ладонью вверх.

– Женя. – Пельмень посмотрел на девушку взглядом, означающим интерес, и поцеловал тонкие пальчики с громадным кольцом. – Вы действительно так думаете, что "чистейшей прелести образец" именно так выглядит?

– Кому и кобыла – невеста...

– Не понял.

– Какая разница, у меня все равно взгляд выразительный. И светится в нем, я знаю, обожание. Поэтому обычно, что думаю, то и говорю. Поэту позволено все, бояться мне нечего, а если кто и навернется мордой в грязь с пьедестала, так это его проблемы. Пусть он сам этого и боится. Подумаешь, образец какой выискался... Если хотите, я и вам скажу... ну что-нибудь, например... я вас как увидела, меня поразил ваш прямой открытый взгляд. И подбородок Александра Македонского. Точно! Один в один! Я могу вам показать фотографию бюста.

– Давай на "ты". – Сказал Пельмень, явно изучая собеседницу.

– Понятно, "нэ кажыть на мэнэ, як на двох." . В общем, сразу видно, что ты идешь по пути мужчины-воина. У тебя ясный ум и очень четкие цели. Ты полностью сформировавшаяся личность. Даже удивительно, я думала, что в Киеве таких уже не осталось. У тебя психология победителя... даже не беря в расчет, что ты просто очень красивый парень... . чувство собственного достоинства... ... ... порядочность... ... ... можешь мне верить... ... ... ... ... ... . представится тысяча возможностей... ... ... ... ... ... ... . . редкость... ... ... ... ... . . мужчина в высшем понимании слова... . Александр Македонский... ... ... ... . чувственные руки... . губы... . . ... ... ... ... ... прогнется под нас... ... ... ... ... ... надо верить. . ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...

– Ну, рассказывайте, Танечка, что у вас нового, где преподаете?

– Вот в этом году устроилась в школу, слава Богу, русская литература.

– А я, как апостол Петр, три раза отрекшись. Вел на подготовительном отделении украинский язык и литературу, а теперь ушел в КПИ, учу иностранцев.

– Вы сегодня без Виталика?

– К нам неожиданно приехала драгоценная тетушка... Кстати, смешной случай. У нас в КПИ турки отказались учить украинский язык. Потому что они ходили по магазинам за продуктами и говорили фразу: "Выбачаюсь, що погано розмовляю, бо я турок". Представляете? Продавцы смеялись, а турки – народ гордый. Но куда запропастились наши Жени?

Жени действительно запропастились. Их не оказалось за колонной, не было и на лестнице. Под руку с Эдуардом Станиславовичем она обошла два этажа. Напрасно. Заглянули в зал, но там еще было сравнительно пусто, потому что пришедшие толпились в гардеробе и на первом этаже, где Жорж продавал какие-то буклеты. Таня заметила в последнем ряду партера скучающего Даниленко.

– Решительно не могу себе представить, куда они могли исчезнуть. Говорил на ходу Станиславович. – Я хорошо знаю Женечку и решительно не могу себе представить, чтобы она, извините, позарилась на вашего Женю.

– Почему же она не могла на него позариться? – С некоторой обидой спросила взволнованная Таня.

– Потому что он, простите, олигофренчик, рот полуоткрыт и слюнка сбоку стекает. Неужели вы его сами не раскусили.

– Вовсе он не олигофрен и девочкам в классе очень нравится.

– Ну, девочки в классе – это, конечно, серьезный авторитет. И все-таки, я настаиваю, для вашего уровня развития он решительно не подходит. – Татьяна отлично понимала, что эта не очень старая, но хитрая, лиса отвлекает ее внимание и, ругая Пельменя, вынуждает ее оправдывать его в своих глазах. Она была очень признательна за это, но... какие человеколюбивые бредни. Эдуард Станиславович просто привык в доме повешенного говорить о веревке, чтобы таким образом быть в центре внимания.

... Весьма добросовестно обшарили каждый закоулок, куда могла бы забрести праздная или влюбленная пара, но Жени исчезли. Пельменя не видел Жорж, окруженный уже толпой гениев, ни еще один попавшийся знакомый. И разумеется, это должно было случиться, – они налетели на Олександра Мыколаевича.

– О! Тетянку! Так ви, я бачу, культурна людына! Эдик, давно не виделись! – Они обнялись, причем Эдуард Станиславович по-кошачьи отворачивал лицо и морщился.

– Саша, уж не у вас ли под начальством работает Татьяна? Я преподавал ей в свое время литературу. – Когда Станиславович вступает в общение, иногда это только подчеркивает его нежелание общаться. Впрочем, возможно, так кажется лишь некоторым мнительным людям, которые видят все в черном свете.

– Да, есть такой грешок. Видишь, какие кадры ко мне приходят? До речи, Тэтянку, бачыв я тут двох вашых учнив з одынадцятого Б. – Неужели? Неужели этот мерзавец все-таки нашелся?!

– Ну, Пельменникова с дамой и я видела... Такая, худая, рыжеволосая в синей сетчатой шали... обвешана украшениями, кажется, из хризолита.

– Така уся в чорному... за гардеропом сыдять як горобци...

– А второй кто?

– Даниленко.

– Тоже с дамою?

– Сам. – И хмуро попрощавшись, Олександр Мыколаевич отбыл.

– Что же они могут делать за гардеробом? – Воскликнула Татьяна и устремилась туда. Эдуард Станиславович легко и быстро шел за ней своей "батерфляистой" походкой. Они спустились по лестнице, миновали предвиктюковское столпотворение и увидели беглецов. Те сидели на какой-то старой тумбе. Евгений плакал, Женя его утешала и гладила по голове.

– Женя, ради бога, что это значит??? – Он вскочил, быстро вытер мгновенно просохшие глаза и встал в боевую позицию.

– Женечка, вы решительно кого угодно доведете до слез! – Укоризненно сказал Станиславович своей ученице. – Настоящая сирена. Сперва подманит сладчайшим пением, а потом кровушки напьется. Надо быть таким отпетым циником, как я, чтобы общаться с ней без последствий. Что вы сказали бедному мальчику?