Текст книги "Роман с Пельменем"
Автор книги: Евгения Чуприна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Хорошо, подумал А.П.– в аду бы их давно переловили и съели. Такой там народ ненасытный.
Рассвело окончательно. Пейзаж изменился – стало больше кустов и дома приобрели вид корпусов. Так незаметненько Аркадий Павлович вошел во двор своей душевной больницы. Там стояло несколько машин и болтали две старушки в халатах.
– О, как раз к обходу поспел! – Сказали они про А.П. И он поспешил влезть в свое окно, боясь дисциплинарного взыскания. В палате как раз был обход.
– Ага. Вот этот выходил, я вижу!
– Да, да, он выходил, – Поспешно согласились соседи, – Может, с него и начнем?
– Нет, я знаю, с кого мы начнем, – Возразил дежурный и достав жуткого вида проводки, подошел к живым мощам. Раздался печальный крик. Следующим должен был стать А.П., но будучи существом изворотливым, он вовремя проснулся.
* * *
Таня увидела Джокера. Он сидел на краешке дивана и нежно гладил ее по руке. Она смотрела на него и понимала, что если уснет, ей, пожалуй, приснится продолжение.
– Ну и что ты тут забыл? Чего ты хочешь?
– Вау! – Возмутился Джокер, – А как ты думаешь?
– Это подло. Мне из-за тебя снились всякие гадости.
– Эротические, надеюсь?
– Садомазохические. Я была в аду.
– В своем или чужом?
Этот вопрос заставил Таню серьезно задуматься. Она легла на спину. Законный супруг просунул руку под одеяло и принялся делать ей массаж. Это ее сперва возбудило, но потом успокоило. Она уснула сном праведницы и, конечно, увидела продолжение...
Глава 8. В БОЛЬНИЦЕ
Пельмень, между тем, полеживал в больнице и прекрасно себя чувствовал. Осколок вражеского зуба хранился у него в спичечной коробке среди нескольких замусоленных спичек. Нога болела, наполняя гордостью. В тумбочке еще оставалось много всяческих вкусностей, которые не смогли съесть в один заход ни он, ни соседи по палате. Кроме того, им приносили вино.
О Татьяне он думал с тихой мстительной радостью, представляя себе, как она нервничает и клянет себя и беспокоится. И это было очень для него характерно, потому что свое самоедство он имел склонность переносить на окружающих. Вроде бы недостаток, но какой выразительный!
Кстати, выползшая непонятно из каких глубин страсть к Татьяне очень мешала ему и спутывала многие планы, которые у него, человека целеустремленного, были. Но из-за той же целеустремленности он не мог бы позволить себе такой роскоши, как отказаться от борьбы. Он собирался жениться на Наташе Раздобурдиной, невесте очень выгодной, но не для того, чтобы сесть на шею, а из убеждения, что это достойная пара. Как и всякий истинный романтик, Пельмень себя таковым не считал и сильно обольщался насчет своего здравомыслия и цинизма.
Находясь в том возрасте, когда так нравится выражение: "Жизнь – бардак, бабы – ..., солнце – ...., а счастье – в труде", он утверждал, что в любовь не верит. За последние несколько лет он дважды испытывал сильное болезненное чувство по отношению к женщине, но всегда находил, что себе соврать. И я думаю, для него психологически было бы легче жить с женщиной, которую он презирает и которая не слишком обожает его. Но помечтать иногда о том, как было бы славно выставить Джокера и занять его место, он себе разрешал. Эти мечты размещались в нем, обживали все внутренности от пяток до кишечника, потом размножались и ударяли в голову. Тогда он становился невыносим, хотя именно это состояние пыталась в нем вызвать Татьяна Дмитриевна своими капризами.
Вечером он даже позволил себе сходить позвонить. Обзвонил всех, кого знал (так как выпил), но свербила Таня. Не мог он понять, как это можно весь вечер трепаться, когда любимый мужчина попал в беду. Если бы он оказался полным неврастеником и в бреду нафантазировал, что у нее ночует Джокер, который тихонечко, двумя босыми пальцами ноги, залез под ковровую дорожку и вынул из розетки телефон, он бы узнал правду. Потому что именно так все и было. К ночи его блаженное настроение, отчасти вызванное наркозом, сменилось таким исступлением, которому мог бы позавидовать жрец вуду. Он лежал на своей кровати, и глаза его светились в темноте, как у барса. Так продолжалось до четырех, когда силы зла утратили власть над его nervus vagus. А в шесть утра сильные женские руки развернули его задницей кверху, отчего он взвыл, и, залепив пощечину левой ягодице, всадили туда иглу.
– Ага! – Подумал он в этот момент, – Вот тут-то я ее и поймаю. В его воображении пронеслось, как он ковыляет к автомату, звонит, Таня сперва не берет трубку, потом сонным голосом говорит:
– Алло.
– Здравствуй, я тебя разбудил?
– Не...а...– Долгий смачный зевок.
– Ну, как дела?
Она что-то ответила, потом они оказались в каком-то селе, пошли в поле, стало темнеть, они зарылись в стог, причем, Евгений только знал, что она Таня, а внешне это была другая женщина, которую он, на беду, слишком хорошо помнил, причем, там была ванна, а в ванне сидела Наташа Раздобурдина...
– Завтрак! Все идут на завтрак! Кто тут не ходячий?
– А сколько времени? – Спросонку Пельмень повел себя несколько простовато.
– Десять, милый... Даже начало одиннадцатого.
Нет, Евгений Пельменников не из таких, которые в больницах ходят на завтрак. Он из тех, которые просыпают обед и отсутствуют во время ужина. Старая санитарка это просекла и была крайне удивлена, когда он с трудом поднялся и пошкандыбал в коридор.
– Приятного аппетита, милый. Сегодня манная каша. А потом – на перевязку!
Пельмень поплелся к телефону, соображая, у кого на первом уроке может быть русская литература. Разумеется, трубку опять никто не взял, но, по крайней мере, уже не было частых гудков – этого идиотизма, чуждого его пассионарной натуре. Посидел покурил возле корпуса, положил глаз на молоденькую в белом халатике, действительно, весьма сексапильную брюнетку с чуть косящими зелеными глазами. Они покурили вместе, оказалось, что именно она и будет делать ему перевязку, но сегодня – после двух. Опять отправился звонить, странно, но дозвонился.
* * *
– Привет. Это я.
– Здравствуй, Женя! Я все знаю, мне вчера звонила Наташенька Раздобурдина. Ну как ты? Как нога?
– Ты вчера с голубцом своим виделась?
– Называй его лучше Джокером, а синонимы слова "гомосексуалист" принеси отдельным списком. Этим ты заложишь основы своей будущей курсовой по языкознанию.
– У Наташки щенок тоже Джокер.
– Колли, я надеюсь?
– Афган.
– Похоже.
– Так ты... это... собираешься меня навещать?
– Женечка, но ведь это опасно... Нас попалить могут. – Таня хихикнула, насмешив себя словом "попалить". Но собеседник не почувствовал стилистической шпильки. Правильно, "попалить", иначе ведь не скажешь. Приличные люди, которые употребляют нормативную лексику, просто не позволяют себя "попалить" или "застукать". У них просто все "схвачено". А учительницу, гулящий муж которой укусил ее малолетнего любовника, приличным человеком назвать уже нельзя. Так что нечего "выделываться".
– Все очень просто. Мама у меня на работе, да и ей нет никакого дела, кто ко мне приходит. А Наташка будет приходить уже после занятий, раньше она никак не может. Так что приезжай прямо сейчас.
– Хорошо. Может быть, тебе что-нибудь надо?
– Если тебе некуда деньги девать, лучше поймай машину.
Так она и поступила. Ровно через полчаса она озарила собой полупустую палату, где у стены спал похожий на Диогена пожилой крестьянин, и небритый Пельмень зачем-то благоухал "Кашарелем".
Запах лавра единовластно царил здесь, пропитав даже стариковы зловонные бинты и облагородив реалистическую смесь каши, лука и легкого сивушного перегара. Но вместе с Татьяной сюда проникли стойкие "Кензо", они подползли к "Кашарелю" и спросили: "Ты кто такой?", он не нашелся, что ответить и отступил в углы, будучи всего лишь дезодорантом.
Встретившись наконец, Татьяна и Евгений не нашли ничего лучшего, как начать целоваться, что они и делали до тех пор, пока не вошел на костылях абсолютно круглый потомок шекспировского Фальстафа. В связи с этим хочу поделиться смешным стишком Марциала:
Да, ты чреват, но в чреве плещет пиво,
А это, брат, не доблесть и не диво.
Вот был бы ты от женщины чреват,
Героем большим стал бы во сто крат.
Фальстаф, производя очень много шума, возлег, водрузил костыли у себя в ногах, достал радиоприемник и принялся извлекать из него смесь рэпа с рейвом, перемежающуюся отрывками оперных арий. Пельмень попытался ничего не заметить, но Таня возмущенно отпрянула, сбросила шкодливую руку и села у него в ногах красить губы.
– Целуйтесь, целуйтесь, не обращайте внимания.
Спящий Диоген, заслышав душераздирающие звуки радио, явил свой лик и устроился полулежать, подперев рукой грязную голову.
– Шо слышно? – Спросил он у Фальстафа. Не получив ответа, кроме мычания, и не обнаружив на тумбочке телевизора, он уставился на Татьяну.
– О, ця дивчына у нас у автобуси высыть у купальнику. Уся стара та жовта-жовта. Та мабуть вона, якщо не оця... як там, Барбара Брыльска.
Привыкшая ко всему уже Татьяна молча продолжала красить губы. Диоген неторопливо спустил трудовые ноги с кровати и погрузил их в тапочки а ля "кизяк".
– Орэл. – Сказал он про Пельменя. – Тут до нього багато прыходыло. Може, уси з конкурсу, га? Ота маленька руденька, така смишна, як кукла.
– Ну, мне пора, – Таня взглянула на часы, спрятала пудреницу и встала. – А то еще столкнусь с кем-нибудь.
– Да я не про тебе, сиди ... – Попытался возразить Диоген, которому хотелось культурного общения.
– Я провожу. – Пельмень тоже приподнялся.
– Не надо.
– Нет, я провожу. – И он поковылял за ней. Они добрались до укромной скамейки во дворе и там опять целовались, пока не обнаружили, что уже начало четвертого. Слегка поохали, потом поспешно попрощались, боясь опять втянуться в болото ласк, Таня перелезла через забор и порвала колготки, Пельмень с похотливыми глазами и перебинтованным коленом двинулся в корпус, идти ему было очень трудно. На лестнице его перехватила озабоченная Наташа (она собралась было уходить) и сообщила, что его разыскивает врач, чтобы сделать перевязку. На вопрос, где шлялся, он ответил, что курил во дворе.
– А что тут еще делать? Хоть бы кто книжку принес.
А возле ворот больницы стоял в это время "Рено" цвета мокрого асфальта. В нем сидел томный, надувшийся Джокер. Он ждал своего часа. Сзади на сидениях плоско развалился продолговатый щенок с обезьяньим хвостом, тоже Джокер, и вонял псиной. На лобовом стекле машины, на красном шнурке, прикрепленном к присоске, висела небольшая табличка. На ней стандартным готическим шрифтом было начертано:
МОЛИТВА СВЯТОГО ФРАНЦИСКА.
Господи, удостой меня быть орудием мира Твоего!
Чтобы я любил, где ненавидят,
Прощал, где обижают,
Вносил истину туда, где заблуждаются,
Веру, где осмневаются,
Надежду, где отчаиваются,
Радость, где горюют,
Свет – во тьму.
Господи, удостой!
Утешать, а не ждать утешения,
Понимать, а не ждать понимания,
Любить, а не ждать любви.
Ибо тот, кто дает, тот получает,
Кто забывает себя, тот обретает,
Кто прощает, тому простится,
Кто умирает, тот проснется
К жизни вечной.
Аминь.
Глава 9. БУЛЬДОГИ ПОД КОВРОМ
В последнее время Таня стала замечать за Наташей Раздобурдиной какое-то болезненное внимание к своей персоне. Ей стало казаться, что Наташа хочет что-то спросить, но не решается или не надеется на честный ответ. Это началось, по ее наблюдениям, именно 23 сентября, еще до посещения Таней больницы, еще на первой паре в 11-А. Может быть, она что-то заподозрила?
Разумеется, Евгений поступил неосмотрительно, поручив своей невесте позвонить своей любовнице. Взрослые мальчики так не поступают. И хоть это ему же первому было невыгодно, Таня не могла прогнать ощущение, что ее специально стравили с соперницей, например, из любви к приключениям. Впрочем, как говорил д"Артаньян, болезнь ослабляет умственные способности. Тане казалось, что она довольно ловко дала понять, чем вызвана лишняя забота со стороны Евгения, который, только восстав из обморока, ослабевшими губами прошелестел склонившейся над ним любимой девушке: "Позвони по такому-то телефону Татьяне Дмитриевне". Хорошо, если у него хватило ума не выдать номер по памяти. Хотя в принципе, он мог беспокоиться, если ему угрожала плохая оценка...
В отсутствие Пельменя, Наташа сидела с Леночкой Самойловой, девочкой, на взгляд бывшей манекенщицы, гораздо более опасной в качестве конкурентки и уж точно более пригодной на роль первой красавицы, как по внешним данным, так и по велению натуры. Эта Леночка, видимо, взялась быть наставницей Наташи в амурных похождениях, поэтому она была, судя по всему, в курсе происходящего. Они шептались на уроках безостановочно, на переменках – тоже. И взоры их не сходили с учительницы, как будто они ее обсуждали. Это продолжалось, пока однажды Леночка Самойлова не подошла на переменке к Татьяне и не спросила весьма елейно:
– Татьяна Дмитриевна, мы все очень интересуемся, откуда у вас такая красивая фамилия. Может быть, вы родственница того самого Вяземского?
Ага, она, должно быть, хочет знать, девичья ли это фамилия и сделать вывод, опасна ли Татьяна Дмитриевна для Пельменя. Хорошо, мы ее успокоим.
– Нет, но мой муж – да. Если хотите, я могу принести пару вещей, принадлежавших роду Вяземских еще в девятнадцатом веке. Правда, Егор их не получил по наследству, а где-то приобрел за большие деньги.
– Ах, как это интересно! У вас, наверное, сохранились семейные предания...
– Да, мой муж любит рассказывать, но это не всегда совпадает с документами... и вообще у него своеобразное чувство юмора.
– Может быть, его можно попросить прийти на урок?
Еще чего не хватало! Вести Джокера к этим размалеванным девицам! Он им много чего расскажет. Он их научит...
– Он очень занятой человек.
– Чем же он занимается? Неужели бизнесом?
– Да, он продает алмазы и красную ртуть.
– Да что вы говорите! Он, наверное, состоятельный мужчина?
– Леночка, скоро звонок, а я хотела бы еще забежать в учительскую.
– Да, конечно, извините. – И Самойлова кинулась к подружке, томящейся возле окна.
Но дальнейшие события показали, что Наташа Раздобурдина не успокоилась и не смирилась. Как маленький хищный зверек, она блестела глазками из всех укромных норок, в которые забивалась до поры до времени. Таня была вынуждена удвоить осторожность в посещениях Пельменя и отказалась бы от них вовсе, если бы больной согласился на такую меру.
– Ну вот еще. – Говорил он. – Я тут пролежу еще недели две, а ты за это время забудешь, как меня зовут и споешься с физкультурником. Вообще, сколько у нас есть преподов, всем только подмигни.
– Но если Наташа узнает, это же будет скандал на всю школу! – Таня с ужасом вспоминала блестящие глазки и ей в эти моменты было не до ревности. Стыдно, стыдно отбивать у девочки жениха!
– Да что будет? Ну, поревет ночь, другую, а потом обломается. Сильно ей надо рассказывать всем, как ее пробросили.
– Женя, ну как ты можешь, она ведь тебя любит!
– Единственный, кто пострадает, буду я. Потому что меня просто выгонят с работы, а после школы институт накроется. Ну и слава Богу, зато я буду сам себе хозяин. Будем бедные, но гордые. – И они опять начинали целоваться.
А Наташа завела себе еще одну странную моду. После уроков она не шла домой, а оставалась сидеть во дворе на скамейке, так что Татьяна возвращалась с работы под обстрелом.
– Наташа, а вы что домой не идете? – Один раз спросила ее учительница.
– Жду, когда за мной приедет мой мужчина! – С вызовом ответила Наташа, смерив собеседницу просто тошнотворным взором. "Хорошо, если так..."-мечтала Татьяна, но всерьез этих демонстраций не принимала.
Более того, она имела подлость спросить у Жени: – Женя, как ты думаешь, что за мужчина мог бы забирать твою Наташу из школы?
– Папаша. – Лаконично ответил ей Пельмень. Забегая вперед, скажу, что его самоуверенность дорого ему обошлась. Это был не совсем папаша.
* * *
Последние дни болезни Пельменя ознаменовались тем, что Наташа Раздобурдина проникла к Татьяне в квартиру. Предлогом послужила неважно какая книжка, принесенная Таней на урок в качестве ликбеза. Наташа проявила неожиданный интерес, подбежала, попросила почитать, сказала, что надолго ее не задержит, а отдать захотела не иначе, как с доставкой на дом. Причем, за чаем она стала задавать разные вопросики о том и о сем, поведала, как пламенно она любит Цветаеву и Асадова, а потом неотвратимо достала тетрадь собственных сочинений и стала их читать, требуя рецензии. Это были не совсем стихи, а нечто медузистое с многоточиями и восклицательными знаками. Так пишут сейчас красивые девочки, привыкшие к тому, что каждый их чих воспринимается всерьез. Но Таня, которая была не глупее ее и гораздо опытнее, ясно видела, что ей заговаривают зубы. По тому, как девушка томилась и поглядывала на часы, можно было смело предположить, что она кого-то ждет.
– Странно, – Удивлялась Таня про себя, – Неужели она не знает, что Женю выписывают только завтра? – Но ей ничего не оставалось, кроме как выжидать.
– Татьяна Дмитриевна, – Наконец не выдержала гостья, – Вы что, одна живете в этой квартире? И вам не страшно?
(Понятно, она интересуется, где же муж).
– Да нет, я думаю, скоро придет супруг. Но мы заболтались, а не мешало бы ужин приготовить. -(Получи, фашист, гранату!)
– Я могу вам помочь. Может, картошки начистить?
– Спасибо, я сама. – (Иди в баню!)
– Здорово, что вы так спокойно воспринимаете, когда мужчины долго нет. Я бы подумала, что у него другая женщина.
– А вот я бы на месте ваших родителей уже по моргам звонила. В самом деле, мы с вами засиделись, подумайте и об уроках на завтра.
– Ну тогда я, наверное, пойду.
– До свидания.
Глава 10. ВЛАСТЕЛИН КОЛЬЦА
– Звонить мы все умеем! Кнопка есть, – отчего не позвонить. Ходят тут табунами, пальцы суют, куда не надо. Я думаю, так: сломал звонок – почини. Нет! Куда там! Все привыкли на дармовщинку ...к тому же она ведь не знала, что ты сразу побежишь ко мне, не заходя домой. Поэтому я не понимаю, чего она ждала.
Пельмень с удвоенным усердием впился отверткой в винтик на чинимом звонке. Медленно и основательно закрутил, отстранился, что-то там себе проверил, слез с табуретки, пошел за дверь и позвонил. Таня ему открыла.
– Здравствуйте, я ваша тетя. Я к вам приехала из Бразилии, где ...это...
– ...в лесах живет много диких обеззя-ян.
– Короче, должен пахать. – Он прошествовал в туалет и захлопнул за собой дверь. Таня дождалась его в коридоре и все-таки еще раз спросила:
– Женя, но я хотела бы знать, как ты думаешь, чего ждала Наташа вчера у меня дома?
– Ну чего пристала, я тебе не Дельфийский оракул. – И сразу понял, что это получилось грубо. – На самом деле...– Его речь стала отрывистой и бесцветной, – она...Наташка, не очень-то в последнее время за мной бегает. Заскакивала через день на пять минут, выставляла свои баночки и поминай как звали.
– Так чего же тогда...
– А не знаю! И если она к тебе зачем-то прицепилась, скорее всего, я тут ни при чем.
– Даже так? И в чем же дело?
Все это время Пельмень нервно бродил руками по широким карманам штанов. Там он нащупал кольцо, повертел его в пальцах и надел на мизинец. Вынул руки и стал ими жестикулировать.
– Да ни в чем. Этим и должно было кончиться. Нашелся кто-то покруче меня. И я даже знаю, кто именно.
Сначала Таня не обратила внимания на кольцо. У нее было ощущение, что все правильно, потому что к этому предмету она слишком привыкла, чтобы застревать на нем взором. Но потом ей показалось, будто все это выглядит как-то двусмысленно, она сосредоточилась и обнаружила: мама родная! Что делает кольцо Джокера на руке у Пельменя? От последнего не укрылось ее замешательство.
– Ага. Тебе эта штука, кажется, знакома. Я так и знал.
– Но каким образом...
– Малая дала поносить. Подарочек на День рождения. Сокровище, прелесть. Сказала в школе не надевать. Думала, меня так легко провести. А меня провести нельзя, я сызмальства смышлен был. Я это кольцо уже месяц пасу. Оно мне очень подходит, правда, на пальцы не налазит.
– Ты хочешь сказать, что твоя Наташа встречается с моим мужем?
– С твоим пидором Джокером.
– Боже мой, мне говорили, что манекенщицы – дуры, но быть такой идиоткой, как я! Это она под моим носом, зная, что он мой муж...– Татьяна горестно пошла на кухню и уставилась в окно. Пельмень сел на тронное место.
– Ну чего ты бесишься. Ведь у тебя с ним уже вроде все в прошлом? – Она продолжала сочувственно наблюдать, как женщина бальзаковских лет зверски избивает на улице собственный коврик. Насладившись экзекуцией, она безучастно спросила:
– Женя, ты мог допустить, чтобы твоя невеста спуталась с моим мужем?
– А что она, особенная? Ты не знала что ли, что он гуляет направо и налево?
– Знала. Я понимаю, Наташенька хорошая девочка, умная, симпатичная, но...неужели он во всем Киеве, Питере, Москве, Львове, Минске и прочее, не смог найти никого получше?!! – И она, как раненная горлица, метнулась в комнату, чтобы там разрыдаться. Пельмень пошел следом, похожий на молнию в бутылке шампанского. Он с тихим бешенством смотрел, как она плачет, а потом сведенными в судороге губами спросил:
– А ты знаешь, что я тебя сейчас убью? – И двинулся на нее.
Она его встретила в национальной позе – руки в боки.
– А кто ты, собственно, такой, чтобы мне угрожать?
– Я твой мужчина.
– С какой это стати?
– Потому что ты со мной спишь. Только не говори, что для тебя это – раз плюнуть. Определись, с кем ты хочешь быть, со мной или с этим...
– Сам определись сначала.
– За меня можешь не волноваться. А ты подумай и скажи. Если со мной, то чтобы я твоего Джокера здесь не видел, а если с ним, то я все равно добьюсь своей цели.
– И что же за цель?
– Непонятно?
– Не представляю себе.
– Так зачем же тогда все это? – Драматично воскликнул он и стал трясти ее за плечи.
– Не знаю.
– А кто знает?
– Отпусти меня. Уходи, и чтоб я тебя больше тут не видела!
– Ты уверена?
– Я так хочу.
– Хорошо. – Он повернулся спиной и очень медленно, нарочно хромая, пошел к двери. Она осталась сидеть на диване. Пельмень громко стал надевать туфли. Танины слезы потекли быстрее. Он взгромоздил на плечи звякающий рюкзак, открыл дверь и вышел, громко ее захлопнув. Татьяна метнулась за ним, с намерением его догнать и вернуть, но тут в дверь позвонили. Она молча открыла.
– Дубль второй. Здравствуйте, я ваша тетя. Я к вам приехала из Бразилии. А почему ты плачешь? Кто тебя обидел? Скажи, я ему пасть порву, моргала выколю, уши на затылке завяжу!
– Был тут такой. Пельменников. Страшно невоспитанный тип.
– Ага! Сейчас я его поймаю! – И не успела она понять, что происходит, как Пельмень опять хлопнул дверью . Она ждала, ждала, а он не вернулся. К вечеру у нее чуть мозги не расплавились. Не выдержав пытки, она позвонила Джокеру и спросила, как же так, ты, гад такой, хотел отрешиться от мира, бросил меня и стал бегать за этой фитюлечкой.
– Мир -это нуль. – Ответил мудрый Джокер. – Я оставил тебя. Ты нашла другого. Он оставил ее. Ты оставила меня. Она нашла меня. И что же я, должен был упереться лбом и оставить всю эту систему неуравновешенной? Тогда никакой монастырь не поможет мне избавиться от этой кармы, хотя я все еще туда собираюсь.
– Подумай хорошенько. Может, именно эта фитюлечка и есть твоя судьба.
– Если без иронии, мне самому так кажется. Не то, чтобы я хотел связать с ней всю жизнь, но как-то косвенно... ах, ну что объяснять! Сами скоро увидим.
– Так надо, наверное, поторопиться с разводом.
– Это была твоя мысль. Я вообще не хочу разводиться. Просветленный должен иметь жену и общаться с ней как с сестрою.
– Тьфу на тебя!
– Вот видишь. А она мне в рот смотрит.
– Понятно. И что она по поводу зуба, не спрашивает?
– Смешно, но кажется, она ничего не заметила.
– Не заметила, что у тебя зуба нет? Да как же вы тогда целовались, извини за подробности?
– Я вовсе не так виноват, как ты думаешь...
– Ну, тогда я вообще ничего не понимаю в ваших отношениях.
– Куда тебе.
– Ах, так...пик! пик! пик! пик!
А Пельмень пришел домой и очень плотно поел. Мама сидела напротив него, подперев щеку ладошкой, а потом вставала и накладывала, накладывала, накладывала...
Пельмени по-киевски.
В книге " Приятного аппетита" , написанной некогда Гюгтером Линде и Хайцем Кноблохом, речь идет о сибирских пельменях. Но за ними следует рецепт котлет по-киевски. Это дает мне право предположить, что пельмени в Киеве явление инородное, хотя распространенное повсеместно. Сравнивая пельмени с котлетами по-киевски, понимаешь: в современном мире легче устроиться пельменям. Конечно, у них есть своя технология приготовления. Кто-то удосуживается смешать муку, яйцо, воду и все это посолить. Потом из этого теста вырезать кружочки, положить туда начинку и даже слепить края. Кто-то пропускает через мясорубку сырое мясо и лук, чтобы сделать эту самую начинку. Но эта технология нас мало интересует. Потому что, как справедливо указано в "Книге о вкусной и здоровой пище", в продаже всегда имеются готовые пельмени, приготовленные из самых лучших продуктов. Бездушные машины каждый день с упорством слонодятлов, штампуют пельмень за пельменем, пельмень за пельменем. А мы – неумелые, ленивые, равнодушные хозяйки радостно покупаем эти пельмени, с размаху бултыхаем их в пересоленный кипяток и варим 5-6 минут. Вернее, время мы засечь, как правило, забываем и ориентируемся на внешние факторы: кипение, всплывание, разваривание и расклеивание. Понятное дело, внешность бывает обманчива. Пельмени могут вовсе не всплыть, потому, что они слиплись и приклеились ко дну кастрюли. Пельмени могут расклеиться не потому, что они уже готовы, а потому, что их не заклеили или просто из-за нюансов своей физиологии. Но все это не так страшно. Недоварившиеся пельмени можно сунуть в СВЧ-печь или пожарить на сковородке с луком и томатной пастой.
Хозяйка вправе собой гордиться, если пельмени у нее выглядят молодцами и не нуждаются в косметическом ремонте. Она гордо выставляет их на стол в глубокой тарелке, полив горчицей, смешанной с уксусом (лучше виноградным). Иногда она варит бульон с пельменями, что еще проще, но по-моему, совсем уж несъедобно.
Но мы, киевляне, похожи на наши одноименные котлеты. Поэтому иногда создается впечатление, что киевлянин состоит из: 160 г куриного филе, 80 г сливочного масла, 1 яйца, 50 г панировочных сухарей, некоторого количества смальца, 300 г картофеля и одного стакана зеленого горошка, соль по вкусу. И что тебе самой придется удалять кожу с куриной грудки, вырезать филейные части с косточками, удалять сухожилия, делить каждый кусок мяса на два. Потом внешний кусок отбивать колотушкой, в середину класть кусок сливочного масла, все заворачивать в меньшую филейную часть и скреплять края. Мясо солить, обмакивать в единственное яйцо, валять в сухарях, снова макать в яйцо и снова валять в сухарях. Несколько минут жарить в сильно разогретом жире и затем на пару минут – совать в духовку. Все это нужно проделать не иначе, как прямо перед подачей к столу на поджаренной гренке, вместе с картофелем фри и зеленым горошком. И вот, когда вы все это проделаете, и ваша Великая Мистерия увенчается успехом, вы поймете: а) что это гораздо вкуснее пельменей и б) что надо искать спонсора и ужинать в ресторане.
Но чем ублажать тупого самодовольного спонсора и чем каждый раз перед ужином совершать тринадцатый подвиг Геракла, лучше пожарить галушки на сале. Когда же наконец наш отечественный производитель додумается наладить производство галушек, чтоб уж ничто больше нам не могло напомнить о перспективе совершить невольный вояж в Сибирь?
Глава 11. О ДОБЛЕСТИ, О ПОДВИГАХ, О СЛАВЕ...
– Сегодня, как и было обещано, мы будем писать классное сочинение на одну из следующих тем. – Татьяна Дмитриевна расправила крылья доски и указала на заранее написанные ею темы.
– Времени мало, советую сперва продумать план и не лезть в дебри. Минимальный объем – полторы страницы. Помните о грамотности, ее я тоже буду оценивать. И еще, не впадайте в сталинскую патетику, это никому уже не надо. С вопросами тихонько подходите ко мне. – Она села и принялась листать журнал. Ученики, во главе с Пельменем, раскрыли тетради и стали разглядывать потолок.
"Ага", – думала учительница, листая журнал: "С начала года, похоже, Пельменников больше всего пропустил именно моих уроков. Кроме суббот, у него до болезни нет больше ни одной "н", а сейчас я единственный преподаватель, который не наставил ему пятерок. Неужели он такой умный?". И она с уважением и нежностью поглядела на Женю, но увидела только гладковолосую макушку и нос, почти уткнувшийся в тетрадь. Но тут незапно (прошу разрешения и далее употреблять это слово по-пушкински, уж очень большое удовольствие мне это доставляет) с места поднялся Даниленко и, подойдя к столу, тихонько спросил:
– А в стихах можно?
– Как, вы пишете стихи?
– Да.
– Если вам действительно легче писать в стихах, то, конечно, пишите. Но лучше бы стихи отдельно, а классную работу – отдельно. Зачем усложнять себе задачу?
– Мне все равно. Могу и прозой. Я думал, в стихах будет лучше... Не все ведь могут ...
– Вот что. Давайте вашими стихами позанимаемся в частном порядке. Если вам интересно, принесите что-нибудь, и мы побеседуем. Не могу же я оценивать поэзию по пятибалльной шкале.
– Разумно. – И он отправился на место.
Так пролетел урок. Звонок всуе пронесся над страшно занятыми людьми. Лишь пятеро, сдавшие работы заблаговременно и успевшие даже упаковаться, встали и двинулись к выходу. Остальные писали, причем непрерывно и со страшной скоростью. Через пару минут стали врываться ученики из другого класса и подгонять неуемных "писателей". Одному Пельмень дал по шее. Тот взял у его соседки (совершенно бесцветной девочки с математическим уклоном) пластмассовый пенал с линейкой и смачно стукнул его по лбу. Разъяренный Пельмень дописал предложение, встал и схватил наглеца за ворот. Соседка Оля забрала свою собственность и стала ею дубасить чужака куда попало. Тогда Евгений разжал руки и враг отступил, ругаясь со всем юношеским пылом: громко, грязно и монотонно. Напоследок он даже плюнул. Пельмень опять вспылил и погнался за хамом, но стукнулся больным коленом об парту и выругался сам, весьма талантливо. Вернулся на место, собрал вещи, с тетрадкой в руке подошел к Татьяне, пронзительно поглядел, сдал работу, кивнул головой и ушел. Так она завладела его сочинением.
"О доблести, о подвигах, о славе..." (А.Блок)
классное сочинение
Каждый человек мечтает совершить в жизни героический поступок. И с юных лет он ищет возможности, как бы проявить себя и доказать свое достоинство. Поэтому не напрасно поэт Александр Блок так начал свое стихотворение о любви к женщине. Если мужчина не стремится к подвигам, а только ноет, то чего он может достигнуть? Такой он никому просто не будет нужен. Поэтому нужно стараться сделать что-то выдающееся и думать в первую очередь об этом, а потом уже о чувствах к прекрасному полу.
