Текст книги "Не место для якоря (СИ)"

Автор книги: Евгения Петроченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

6

Мири

И снова флаер. В этот раз он был совсем маленький, четырехместный, и вместе со мной летела лишь одна пожилая женщина, которую мы подобрали в Байконуре. Пилот отгородился от нас звуконепроницаемой панелью и, кажется, совершенно расслабился. Полет над Сибирью предстоял в режиме полуавтоматики. Почти все пилоты включают его, выходя в четвертый сектор, где не нужно быть предельно осторожным, ведь шансы столкнуться с кем-то на такой высоте чрезвычайно малы, а приборы всегда подстрахуют.

  Наш путь пролегал к городу Айхал в Якутии. Именно здесь располагался летний лагерь для исследователей, он же Центр тренировок и повышения квалификации космических работников преимущественно из Российской Федерации. Когда-то там была зона вечной мерзлоты, и именно это привлекло в этот район сотрудников космофлота. Людей в округе почти нет, зато река присутствует и ландшафт практически нетронутый. Здесь и построили этот уединенный центр. Он считался частью города, хотя и располагался в пятнадцати километрах от него. Центр жил совершенно изолированно, местные в него не допускались, а прогресс в свою очередь не доходил до местных. Когда поставили климатические вышки, чтобы в Центре можно было спокойно поработать и комфортно существовать, местные, всё ещё игнорируя технологию трехмерной печати, начали активно развивать земледельчество. Поэтому получилась в итоге дикая смесь культур: по одну сторону реки Сохсолоох якуты да эвены возделывали почву в духе двадцатого века, а по другую работники космической отрасли строили планы по покорению межзвездного пространства.

  Вскоре это многообразие предстало и перед моими глазами. Я увидела тонкую ленту реки и даже не город, а поселок со множеством частных домов с красными крышами из пластиковой черепицы и редкими вкраплениями высоток не больше тридцати этажей. По другую сторону Сохсолооха раскинулся лагерь. Он занимал квадратное пространство и был около двух километров в длину и в ширину. Его огораживал высокий прозрачный забор с каким-то магнитным полем, которое слегка переливалось голубоватыми отсветами. А внутри была явно регулируемая климатическая зона со множеством газонов, выстриженных кустарников, прудиков, небольших жилых домиков и зданий покрупнее с лабораториями, учебными комнатами и инженерными отсеками. Отдельно выделялся большой крытый ангар, а в целом вид не вызывал опасений, и я даже не могла применить к этому мирному пейзажу слово "испытания", а именно они меня и ждали. Правда, когда уже мы стали спускаться на площадку на крыше ангара, я решила поглядеть по сторонам и увидела километрах в двадцати отсюда серебристые очертания огромного замкнутого сооружения, которое, по-видимому, было одним из полигонов.

  Флаер высадил меня на крыше и сразу улетел, видимо, женщине нужно было в сам Айхал. Я подошла к информационной панели и привычно приложила палец, а затем терпеливо подождала, пока просканируют сетчатку. После завершения этого действия место подо мной преобразовалось в лифтовую площадку, и меня медленно унесло внутрь ангара. Я оказалась в просторном нерабочем помещении и не видела, есть ли внутри ангара какие-либо транспортные средства. Открывать двери по краям холла и интересоваться содержимым отсеков не было никакого смысла, всё равно ведь нет допуска. Поэтому я просто последовала к светящейся вывеске "выход" и собственно вышла наружу. Тут снова стояла информационная панель, я поискала по ней домик, где мне предстояло жить, а потом подключила планшет и загрузила карту лагеря. Никакой регистрации здесь не нужно, я получила приглашение сюда, а как только прикоснулась пальцем к панели, система получила сигнал о моем прибытии.

  За мной из ангара вышел высокий парень, слишком мускулистый для своих тринадцати, хотя мне ли судить? Я никогда не видела подростков своего возраста с какой-либо военной генной модификацией. В моей неспециализированной школе вообще было мало учеников с изменениями, в классе я и вовсе была одна такая. Особых школ для людей, подобных мне, не было, поэтому я просто училось в естественно-математическом классе для самых обычных детей. Наверное, теперь мои одноклассники уже получили чипы или даже микры. Им осталось приспособиться к ним, и уже через год они станут неотделимы, так как весь мыслительный процесс человека с присоединенным к нему микропроцессором и сетевым каналом кардинально меняется. Если его извлечь, знания останутся на уровне школы, а со временем и то позабудется. А мало кто хорошо учится в школе, зная, что скоро станет ходячей энциклопедией без малейших усилий со своей стороны. Я была одной из лучших по баллам, потому что пыталась учиться думать и запоминать самостоятельно, чтобы получить свой шанс на другую жизнь. Каждому генномодифицированному, который видит своё будущее в дальней космической разведке, приходится учиться думать самому. Поэтому даже самая дорогая модификация не является гарантией приглашения в лагерь.

  Возможно, мне не стоило так шарахаться от панели, завидев этого парня. Я должна была завести с ним разговор или просто поздороваться. Я теперь могу уже заводить друзей, хоть мой путь ещё и не определен, но это люди, в среде которых я хотела бы провести свою жизнь. В школе у одноклассников практически не возникает чувство эмоциональной привязанности. Мы все знали, что будем учиться и работать в разных местах земного шара, а некоторые и вовсе на космических базах. Нам нужно было накапливать знания любым возможным способом, а продуктивная коммуникация была лишь одним из навыков, которыми мы владели, но не более того. В этом не было дружеской поддержки и сопереживания. Родители мне всегда говорили, что дружба – это очень весело и интересно, но нужно подождать до тринадцати лет, чтобы после выбора не стать существами с разных планет. Так, хоть мы в детстве и не особо общались с братом, после присоединения к нему микры ещё больше отдалились друг от друга. У него сейчас есть друзья, они много времени проводят вместе на учебе, за её пределами и в виртуальной реальности, а мне там нет места. Но это было ожидаемо.

  А вообще Натан отличный парень. Если бы не он, не видать бы мне родительского одобрения, пришлось бы активировать процедуру отказа от родительской опеки, к чему можно было прибегнуть только в крайнем случае. Я знаю, что родители хотели как лучше.

  Когда они поженились, то жили только за счет общества, совершенно не имея кредитов. У них была квартира, еда и одежда, как и у любого члена федерации. Общедоступный софт для трехмерного моделирования и производства обеспечивал их всем необходимым, к тому же мама, будучи искусствоведом, добавляла свои оригинальные детали к стандартной программе. Через пару лет на их счете уже были какие-то средства, которые они заслужили хорошей работой и стремлением к совершенствованию нашего общества. Но их было достаточно только на какие-то небесплатные излишества вроде поездки в другие страны или посещение экскурсий на планетах нашей системы.

  Когда чип на руке показал маме, что через девять месяцев у неё родится Натан, они ничего не смогли сделать для его будущего. Поэтому у него есть только микра. Когда же через четыре года они подкопили кредитов для моего появления, то решили проявить фантазию, так как на самое дорогое всё равно не хватало. В возрасте недели я получила общий и бесплатный для всех детей генный анализ, на основе которого были исправлены предрасположенности к смертельным болезням и выявлены мои склонности. И тут природа меня подвела.

  Я была словно чистый лист, одинаково предрасположена ко всему. Поэтому родители, чувствуя полную свободу и осознавая, что из меня можно вылепить что угодно, подарили мне дорогостоящую высокую точность движений и очень дешевые вкусовые и обонятельные модификации. Сами по себе они практически бесполезны, но в сочетании с точностью делали меня гениальным кулинаром, что обеспечивало мне практически стопроцентное попадание в Кулинарный колледж. Мама всё равно переживала, а вдруг не получилось, но всё прошло как по маслу и меня зачислили.

  На самом деле это был очень элегантный ход с их стороны, не многие до такого дошли бы. Подумать только: в век употребления практически одной искусственной пищи программировать ребенка на повара! Оригинально. Есть определенные категории людей, которые тратят огромное количество кредитов на еду из натуральных продуктов и на их приготовление человеческими руками по древним рецептам. Поэтому, как только мне исполнилось три года, родители стали покупать разные овощи и фрукты естественного происхождения, чтобы я на вкус могла их отличить от ненатуральных. И мне это удавалось.

  Они вложили в меня так много, а я одним утром просто сбежала, выключив планшет. Им пришлось срочно связываться с отдыхающим Натаном, чтобы он, как специалист по безопасности, по каким-то своим каналам отыскал меня. И он отыскал. И срочно приехал. Дома он показал им мою историю посещений в системе домашней защиты, которую они крайне редко просматривали, доверяя мне. Как умные люди, мама с папой сложили два и два. И даже договорились не ругать меня, а успокаивать по приезду, списывая всё на подростковые метания и ощущение своей собственной исключительности. А Натан им поддакивал и убеждал, что всем в моем возрасте, только выпустившись из школы, хочется пойти против системы и попробовать что-нибудь эдакое. Они и не сомневались, что в лагерь меня не позовут. Каково же было их удивление, когда я попросила родительское одобрение на поездку! Клятвенно пообещав, что, если ничего не получится, в сентябре я непременно отправлюсь в колледж и не буду ничего выдумывать, я с чистой совестью и легким сердцем провела последние несколько дней перед отбытием в кругу семьи. А затем я полетела в Айхал, а родители – на Амазонку, каждый уверенный в своей правоте: я в том, что мечты имеют свойство сбываться, а они – что всё будет так, как ими запланировано, но пусть я проведу своё последнее лето перед взрослой жизнью, как мне заблагорассудится.

  Меня разместили в одной из комнат маленького двухэтажного домика у северной границы квадрата. В нем было около двадцати комнат на обоих уровнях. На первом также располагалась довольно уютная гостиная с удобными диванчиками, креслами, «журнальными» столиками и одним большим столом у панорамного окна напротив входа, рядом с пищевыми автоматами. Наверное, это для того, чтобы мы все собирались и принимали пищу, но вряд ли кто-то будет в этом заинтересован. Хотя было бы наивно думать, что этот стол поставили только ради нас, наверняка приезжающие сюда сотрудники космофлота были здесь как в своей тарелке и получали удовольствие от общения между собой.

  Судя по данным, предоставленным информационной панелью, все комнаты в итоге будут заселены абитуриентами разных направлений. Их имена мне, естественно, ни о чем не говорили. И кроме меня ни одного биолога в доме не было.

  В комнате на кровати меня ждали два комбинезона голубого цвета. В этом просматривалась некая ирония: пока ещё не синий, но ещё чуть-чуть больше краски, и получится нужный оттенок. На нашивке, которая почему-то так называлась, хотя уже пару веков никто ничего никуда не нашивал, было написано моё имя и общее направление "биология". И то верно. Более узкую специализацию мы получим только после третьего курса и последующие четыре года посвятим её изучению.

  Я не стала выходить в гостиную и наблюдать за прибывающими. Это было ни к чему. Не имеет никакого смысла пытаться заводить друзей, если около двадцати процентов желающих пройти испытание в итоге отсеются. Кто знает, сделаю ли я правильный выбор? Да и, уверена, другие подумают также и заранее отнесут меня в те самые двадцать, стоит им только узнать про мою модификацию. То, что у меня нет силы и скорости, видно невооруженным глазом: рост средний, телосложение худощавое, совершенно обычное для подростка, взросление замедленное, так что никакие внешние отличительные женские признаки ещё не проявились. А всего-то и есть – темно-русые кучерявые волосы да темные миндалевидные глаза и высокие скулы, выдающие моих индейских предков по матери.

  Пребывание в одиночестве меня нисколько не угнетало. Тревожности больше не было, я была настроена на результат и планировала выложиться по максимуму. Такого шанса мне больше не предоставят, так что нужно мобилизовать все свои ресурсы и не размениваться по мелочам. Но так как план занятий ещё не пришел, я решила немного отдохнуть и посмотреть публичный видеоотчет с помещения новой космической базы в одну из точек Лангража вблизи Юпитера.

  Поздно вечером, после ужина по старому маминому режиму, прислали расписание. На занятия-беседы отводилось семь недель и, судя по графику, мне предстояло по большей части посещать то, в чем у меня были существенные пробелы – утренние спортивные тренировки, общую космическую навигацию, строение космических аппаратов и основы их пилотирования, астрометрию, астрофизику и практическое трехмерное моделирование. По биологии было лишь три занятия в неделю, латинский язык я хорошо изучила и в школе, а лингву, искусственный международный язык, на котором негласно принято общаться в космосе, знала в совершенстве.

  Расписание подтвердило мои подозрения: я была хороша в своей области, но этого недостаточно. Поэтому мне нужно доказать, что я могу учиться, что у меня получится освоить то, что не принято изучать в школе, вроде основ пилотирования. И что из своей физической формы я смогу выжать столько, сколько вообще возможно, и приму необходимость соответствовать международным стандартам. Я должна показать всю свою пластичность, стать глиной самого высокого качества, чтобы уже в академии из меня можно было слепить всё, что угодно космофлоту и что заложено в стандартах Космической доктрины.

  Ещё вчера моё утро было наполнено напряженным ожиданием и желанием поскорее начать действовать, поскорее начать приближаться хотя бы малюсенькими шажками к конечной цели, поскорее прекратить это время неопределенности...

  Сегодня я завидовала себе вчерашней. Полседьмого утра, а я не бегу по гладким дорожкам стадиона, а ежеминутно перескакиваю через камни не огороженного вышками плоскогорья за пределами лагеря. Кто сказал, что тренировки будут напоминать школьные? Почему окружающий пейзаж прежде не внушал мне такого опасения? Почему я ничего не подозревала, даже когда наше стадо из ста человек погрузили в многоместный флаер, который выше грузового первого сектора не взлетал? Я что, думала, мы на экскурсию летим?

  Через двадцать минут бега ноги стали заплетаться, перепрыгивать камни становится всё сложнее, а подъем на невысокий холм превратился в пытку. Я плетусь почти в самом конце, но не последней. Самые первые счастливчики наверняка в модификациях имеют выносливость, и это садист Атон тоже. Зря я обрадовалась, когда его увидела, ох как зря. Единственное знакомое лицо оказалось маской мучителя, золотая макушка впереди не внушала оптимизма и тем более улыбки.

  Это не был бег на скорость, мы все должны были прийти к конечной точке вместе, как команда. Но никто явно не испытывал командного духа, а голограмма непропорционально крупного красного флажка вдали на одном из холмов и не думала приближаться. Рядом со мной на одном уровне бежал высокий темнокожий парень, достаточно крупный по телосложению. Было совершенно непонятно, почему он не впереди, почему его модификация не позволяет ему бежать быстрее. Нашивка на его груди мелькала и вздрагивала от бега, не позволяя прочесть, кем он хочет быть. Смуглая девушка справа с черными волосами, заплетенными в косички, периодически то обгоняла меня, то оказывалась чуть позади. Мне это представлялось маленьким соревнованием – не уступить ей, раз уж я уступаю практически всем.

  В боку кололо. Это чувство было мне совершенно незнакомо, никогда прежде мой организм меня не подводил. Я знала, что подобное ещё ощущали люди в начале второго тысячелетия, но теперь обязательные генные изменения при рождении лишали нас этого в повседневности или, как я теперь обнаружила, при школьных нагрузках. Интересно, что видит Атон? В начале тренировки всем на руку приклеили маленькие пластыри, нам они ничего не показывали, видимо, передавали информацию ему. Сообщат, когда нужно будет вызывать медкапсулу?

  Более половины пути уже пройдено. Легендарное второе дыхание не открылось. Я лишь один раз на бегу отпила из маленькой бутылочки воды, пристегнутой к комбинезону. Только бы дотерпеть, только бы не остаться позади всех. Смуглая девушка перешла на шаг, но через минуту снова меня нагнала. Может, и мне стоит позволить себе маленькую передышку? Разрыв между бегущими впереди, самыми выносливыми испытуемыми, и плетущимися позади всё увеличивался и ярко иллюстрировал, у кого есть дорогие модификации, а у кого их нет.

  Климатоустойчивая ткань комбинезона не позволяла пронизывающему ветру проникнуть внутрь и захватить в свои ледяные когти тело, но головы это не касалось. Утро было весьма прохладное, а в этой климатической зоне от лета сохранялась одно только название. Кончики ушей отмерзали, нос тоже, хотя всему телу было очень даже тепло.

  Прижав руки к ушам в надежде согреть их хоть на минутку, я допустила серьезную ошибку – перестала смотреть под ноги. Очередной камень появился словно из ниоткуда, я споткнулась, взмахнула беспомощно руками и растянулась на каменистой поверхности, приложившись щекой о выступающий среди редкой травы кусок горной породы. Несмотря на боль, я даже немного обрадовалась блаженному ощущению свободы от бега.

  Но насладиться этим сладким моментом мне не дали. В мгновение ока Атон оказался рядом и поднял меня на ноги:

  – Ну что же вы, Мирра? Вас в детстве не учили смотреть под ноги? – он осторожно ощупал щеку, затем достал из нагрудного кармана очищающий бактерицидный пластырь и аккуратно приклеил его, стараясь не приклеить вместе с ним растрепавшиеся волосы, которые резинка больше не фиксировала так же туго, как прежде.

  Я лишь виновато пожала плечами, приготовившись бежать дальше. Он протянул руку и ухватил меня за плечо, пресекая этот порыв.

  – Остановитесь. Глубоко вдохните. Почувствуйте всё своё тело. Где-нибудь ещё болит? – его рубленые фразы заставили меня всё сделать в точности. Вдох. Сосредоточенность. И сильная боль в правом колене.

  Стингрэй увидел, как я сморщилась. Пришлось показать на колено. Он опустился на корточки и дотронулся пальцами до ноги, ощупывая ее и смотря на свою руку. Видимо, то, что там показывалось, удовлетворило его.

  – У вас только сильная ссадина, наверняка рваная рана, перелома нет. Комбинезон не даст проникнуть внутрь инфекции, так что придется бежать дальше. Вы ведь справитесь, Мирра? – и улыбнулся, как и прежде, очень добро и понимающе.

  – Да, конечно, я побегу, – я и не думала сдаваться, но было приятно, что он спросил и при этом улыбнулся. Кажется, его улыбка для меня становится наравне с вдохновляющей улыбкой Гагарина.

  Я ещё раз взглянула на своё колено, которое сильно саднило. Кожей чувствовала кровь, которая стекала ниже по ноге. Но этого не было видно. Упади я хоть сто раз, ткань всё равно не порвется и не намокнет. Глубокий вдох. И вперед!

  Атон бежал со мной наравне, постепенно приближаясь к отдалившейся группе. Не было сомнений, что сам он бы давно меня перегнал, но, видимо, ему хотелось убедиться, что я не свалюсь ещё раз. Вот стыдобища.

  Я искоса взглянула на него, абсолютно невозмутимого и совершенно незапыхавшегося, и решилась спросить:

  – У вас ведь есть выносливость, да?

  – Да, – он мельком глянул на меня, – а ещё сила и скорость реакции. А вообще не стоит разговаривать, если хотите добежать до флага.

  Но меня было не остановить:

  – А у нас так теперь каждый день будет?

  – Да, – короткий ответ. Легкая улыбка в этот раз показалась зловещей. Я бы на его месте смеялась вовсю, наблюдая за нами. А за мной в особенности.

  Мы догнали группу, и я даже заприметила впереди по левой стороне ту девочку с косичками. Вот она – моя цель на сегодня. Надо бы её догнать. Но веселее бежать с Атоном, хотя он подстраивался под меня.

  Тут курсант резко взглянул на руку и что-то там увидел, отчего быстро изменил направление и с нечеловеческой скоростью побежал вперед. Ту самую девочку больше не пришлось догонять. Она тоже упала, а он её поднимал и осматривал.

  Вскоре я их перегнала и теперь равнялась на темнокожего высоченного парня. Финиш был уже близко, красный флаг заигрывал с ветром и нас так и манил, и, кажется, я поняла, что значит "второе дыхание". Дышать стало легче, а сильная боль превратилась в легкий зуд. Но что это по сравнению с близостью цели? Совсем немного осталось, подъем наверх под легким наклоном, камешки под ногами отскакивают и летят вниз, к оставшейся далеко позади девушке с косичками, темнокожий парень с наконец-то рассмотренной мной нашивкой "Шота Алиев. Медицина" задорно поглядывает на меня и вперед, на уже собравшуюся у флага группу людей. Атона среди них не было, наверное, всё помогал кому-то, но не время смотреть назад, когда остался последний рывок. Мы с Шотой финишировали почти одновременно и радостно переглянулись. По его лицу расплывалась победная улыбка, подозреваю, что на моем была такая же.

  Некоторые люди даже ещё не взобрались на холм, и я ощутила маленький прилив гордости, который не смогли затмить ни выпрыгивающее из груди сердце, ни свербящее ощущение в горле, ни вконец околевшие уши, ни вернувшаяся острая боль в ноге, ни принизывающий ветер, который трепал выбившиеся пряди... Одно маленькое испытание позади, одна маленькая победа, один маленький шаг вперед...