Текст книги "Джентльмен с Харви-стрит (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Эпизод двадцать третий

Инспектор Ридли в задумчивости шагал по коридорам полицейского управления, направляясь в прозекторскую. Доктор Максвелл, которого он взял за привычку приглашать для консультации в особенно сложных случаях, должно быть, уже закончил осмотр мертвого тела де Моранвилля. В любом случае сделать это следовало как можно скорее, и вернуть тело для погребения – леди Стаффорд, поперек мужа, разрешила произвести необходимые действия, хотя, как водится, считала это кощунством. Варварством.

Впрочем, именно эта женщина все прошедшие со смерти ребенка года донимала Брандера вопросами о продвижках по делу. Тот ненавидел ее и боялся, но ничего нового сообщить ей не мог...

А теперь вдруг такое.

Самоубийство отца убитого мальчика...

Есть ли в этом взаимосвязь со случившимся три года назад или смерть его – только следствие смерти ребенка? Ридли невольно скривился. Он привык видеть в де Моранвилле мерзкого соблазнителя и насильника, но никак не трепетного отца, не сумевшего, как ни пытался, пережить гибель ребенка...

Так где же правда?

Розалин, пусть он не хотел себе признаваться в таком, прошлым вечером показалась ему искренней, утверждая, что не имела с хозяином романтической связи. Признаться, тогда, три года назад, он тоже ей верил... Не мог допустить даже мысли, что женщина, рядом с которой от нежности екало сердце, способна предать их общее чувство, связавшись со своим нанимателем. Для чего бы ей делать такое? Его Розалин не такая.

Даже показания Поттер, расположенной к гувернантке (Розалин говорила, они были в хороших с ней отношениях), не могли поколебать его веры до тех самых пор, пока... эта женщина не сбежала. А камеристка графини, пусть через силу, но подтвердила, что Розалин... его Розалин выходила посреди ночи из спальни хозяина. Поттер сама это видела...

Ридли тогда подстерег эту женщину около дома и велел перестать клеветать на подругу: «Разве это по-дружески говорить о ней гадости, да еще заведомо ложные? – вопрошал он ее, сверкая глазами. – Разве вы не успели понять, работая в одном доме, что мисс Харпер – хорошая девушка?» Вел себя как влюбленный дурак. До сих пор стыдно вспомнить...

Поттер тогда смерила его неприязненным взглядом и сказала одно: «А вы сами спросите ее. Или боитесь?»

Боялся ли он?

Возможно, отчасти. И все же не верил... не мог в это верить...

– Сегодня Брандер опрашивал миссис Поттер, – сказал он невесте при встрече тем вечером.

– Что она говорила?

Розалин была бледной и комкала беспокойными пальцами край своей шали. Со смерти ребенка она сделалась тенью самой себя прежней, страх поселился в больших васильковых глазах... И Ридли подумывал перенести дату свадьбы: вряд ли невеста будет способна улыбаться на торжестве. А неулыбчивая невеста как-никак наводит на странные мысли...

– Много чего, – отозвался он неопределенно. Никак не мог найти смелости, чтобы спросить напрямую: «Ты ходила к хозяину ночью? Была в его спальне?»

– А обо мне? – вопросили бескровные губы.

Розалин на него посмотрела, чем окончательно и бесповоротно смутила.

– Кхм... о тебе... да... Она говорила, что ты... кхм... была довольна дружна с де Моранвиллем...

– Дружна? – повторила за ним Розалин. – Он – мой хозяин. Вряд ли «дружны» подходящее слово в таких обстоятельствах? – возмутилась она и тут же погасла. – Просто он... он...

– Что? – Не выдержал Ридли.

– … Хотел быть уверен, что Анри, его сын, получает должное образование. Он всегда этим живо интересовался!

Даже посреди ночи у себя в спальне?

– Понимаю. Наверное, Поттер что-то не так поняла...

– Наверное.

Розалин опустила глаза, и Ридли сжал губы. Почему же так сложно спросить напрямую? Что за проклятая косноязычность? И страх.

Спрошу в другой раз, решил он тогда, расставаясь с невестой. Но другого уже не представилось... По крайне мере, не раньше, чем через три года, когда он совершенно уверился, что невеста предала его, и сделала это еще раньше, чем убежала из-под венца, скрываясь от подозрений полиции, – она изменила ему с де Моранвиллем.

Наверное, хорошо, что теперь с этой Поттер побеседует Джонсон: сам Ридли не был уверен, что сумеет глядеть ей в глаза. Так и будет слышать снова и снова: «А вы сами спросите ее. Или боитесь?» Черт возьми, прошло столько времени, он же по-прежнему... идиот, не способный рта раскрыть, чтобы выяснить наболевшее!

Сжав кулаки, он толкнул дверь прозекторской и вошел. Пахло здесь преотвратно, как и всегда... Хотя не в пример лучше, чем у Максвелла в лаборатории. Там запах буквально сшибал с ног! И как доктор сам умудрялся оставаться в сознании, бултыхаясь в этом зловонии, оставалось для Ридли загадкой.

– Добрый день, доктор Максвелл.

– Здравствуйте, Ридли. Я как раз закончил осмотр! Вы как нельзя вовремя.

Доктор откинул белую простыню с лица де Моранвилля и совершенно невозмутимо посмотрел на кровавое месиво, которое то из себя представляло. Сам Ридли предпочел бы избежать этого зрелища вновь, но... все-таки подошел к прозекторскому столу. Тут уж, как говорится, назвался груздем – полезай в кузов!

– Что скажете, доктор: де Моранвилль выстрелил в себя сам? – осведомился инспектор. – Версия самоубийства подтверждается?

– Кхм, – доктор Максвелл постучал по губам указательным пальцем, – как бы вам это сказать, инспектор... Точного опровержения данной версии у меня нет, но... некоторые моменты все же вызывают сомнения.

– Какие именно, доктор? Расскажите, что вас смущает.

– Да вот хотя бы входное отверстие, – живо откликнулся собеседник, увлеченно указывая на отверстие под подбородком умершего. – Посмотрите, оно точно того же размера, что и пуля... Один в один.

Ридли задумчиво хмыкнул.

– Предполагается, что при выстреле в упор входное отверстие должно превышать диаметр пули... – произнес он.

– Все верно, предполагается, но здесь этого нет, как и нет обычного при выстреле в упор, – доктор Максвелл приложил большой палец правой руки к своему подбородку снизу, имитируя ствол оружия, – отпечатка дульного среза. Пороховые газы, – поспешил пояснить он, – находясь под высоким давлением, расширяют раневой канал жертвы, отслаивают кожу от подкожной клетчатки и прижигают ее к дульному срезу оружия, ушибая и осадняя кожу, инспектор. К тому же, – он поглядел на труп де Моранвилля, – при выстреле в упор, а самоубийство именно это и предполагает, часть пороховых газов прорывается между дульным срезом оружия и кожей, образуя кольцо копоти. Вот, посмотрите...

Ридли нехотя глянул туда, куда указывал доктор.

– Кольцо копоти, – подтвердил он. – Разве это не доказательство выстрела в упор, о котором вы говорили?

Доктор Максвелл взмахнул руками.

– Как вы не видите, – в возбуждении заговорил он, – такое кольцо, я проводил опыты, образуется только при выстреле с близкого расстояния в дюймов двенадцать-пятнадцать. Зона рассеивания пороховых зерен в таком случае значительно обширней, а плотность их – меньше.

Ридли почесал голову, боясь поинтересоваться, каким образом доктор проводил упомянутое выше исследование: стрелял по трупам или живым?

Он тряхнул головой.

– Так что вы хотите сказать: кто-то выстрелил де Моранвиллю в голову, да еще точно под подбородком, имитируя самоубийство, а тот даже не воспротивился? Это абсурдно.

– Но не невозможно, – возразил собеседник. – Я взял кровь для токсикологического анализа. Как только что-то станет известно, сообщу вам.

– И что вы рассчитываете найти? – не понял Ридли. – Наркотик? Снотворное?

– Мало ли, – пожал доктор плечами. – Вы сами сказали, этот труп интригует вас.

– Не труп именно, – поправил его собеседник, – сама эта смерть.

– Тем более стоит проверить все. Сами видите, некоторые моменты вызывают вопросы.

– Полагаю, только у вас, доктор Максвелл. Наш коронер ничего странного не заметил!

– Пфф, удивительно, что он вообще заметил дырку размером с кулак! Ваш коронер слеп, как крот. Причем во всех смыслах! Гоните мерзавца взашей не задумываясь.

– А вы согласитесь занять его место? – улыбнулся инспектор.

– Попытка хорошая, Ридли, но я, как уже неоднократно вам говорил, предпочитаю работать не только с безжизненными телами, уж извините. Да и платят живые получше! В общем, – подхватил он свой саквояж, – я сообщу, если что-то узнаю. Доброго дня, инспектор!

Они дружески распрощались, и Ридли поспешил прикрыть голову де Моранвилля откинутой простыней.

Что же, выходит, его кто-то убил? Сымитировал самоубийство? Но почему? С какой целью? И как?

Мысли теснились в его голове, пока Ридли возвращался назад, в свой кабинет, а уже на подходе столкнулся с Дрискоулом.

– Сэр, там этот... с хитрыми глазками. Итальяшка!

– Мистер Джонсон?

– Он, сэр. Расположился у вас в кабинете, как у себя дома! Чисто цыган.

Джонсон с первой минуты пришелся сержанту не по душе, и тот, как умел, выражал свое отношение к «наглому коротышке». Ридли и сам испытывал к этому человеку смешанные чувства: признавая его несомненное мастерство докапываться до сути вещей, он все-таки презирал сами методы, им используемые. Что за глупость такая, быть частным сыщиком? Что вообще это значит? Он опасался, что пронырливый коротышка собьет Джека с толку своими заковыристыми речами. И, наверное, даже по-своему ревновал, а потому недолюбливал Джонсона еще больше...

– Мистер Джонсон.

– Инспектор. – Сыщик сидел, развалившись, в кресле инспектора и пыхтел сигаретой. Но поднялся при виде него и растянул губы в улыбке: – Надеюсь, вы мне простите вторжение в ваше святое святых? Я прибыл с важными новостями.

– Вы нашли миссис Поттер?

– Нашел, хотя должен заметить, она больше не проживала по указанному в ваших бумагах адресу. Но я все равно отыскал ее и имел крайне занимательный разговор... Вопрос, впрочем, в другом, – театрально развел он руками, – донесли ли вам шустрые птички новость о том, что случилось в Бетлемской королевской больнице?

Ридли невольно поглядел на сержанта, тот на него. Взгляды обоих недвусмысленно говорили о том, что никаких «птичек» с новостями из этого места на Уайтхолл-плейс не прилетало...

И тогда мистер Джонсон их радостно просветил:

– Графиня де Моранвилль, ну не чудо ли, если судить о ее состоянии, – говоривший помахал рукой у виска, – прошлым утром сбежала из клиники!

– Как? – ахнул Ридли.

– А вот это никому неизвестно.

– И почему я не знаю об этом?

– Пока мало кто знает. Больница предпочитает провести розыски собственными силами, не привлекая полицию: огласка губительно для их репутации, знаете ли, инспектор. А миледи, как бы там ни было, знатная дама... пусть и поехавшая умом...

Эпизод двадцать четвертый

Томазо Антуан Джонсон обожал головоломки, особенно столь запутанные, как дело де Моранвиллей. С энтузиазмом охотничьего терьера он вцеплялся в загривок подобной задаче и терзал ее до тех пор, пока не докапывался до сути...

А эта была самой давней в запасниках его памяти.

Еще когда старый граф заметил однажды: «Слыхал гувернантка, подозреваемая по делу до Моранвиллей, сбежала в Италию... Как полагаешь, она действительно здесь?» Он ответил привычным: «Желаете, чтобы я ее отыскал?» Граф то ли кивнул, то ли дернул нервически головой, но Джонсон понял, что найти девушку должен.

И отыскал в доме у Брандолино, откуда Фальконе девицу то ли спас, то ли бессовестным образом умыкнул, Томазо Джонсон и сам толком не понял. Зато понял другое: старику есть какое-то дело до де Моранвиллей, а значит, ему, Джонсону, однажды придется однажды этот «орешек» разгрызть – и частный сыщик предвкушал удовольствие.

… Которым сейчас по-настоящему наслаждался. Всё: и гнетущая серость осенних лондонских улиц, и приключение в подворотне с допросом тщедушного вора, и рысканье в поисках некой Поттер, и даже раздражающий своим пресным видом инспектор – ему нравилось. Джонсон в принципе не умел жить иначе: даже в самой темной, безлунной ночи он находил проблеск света и радовался ему как ребенок. Все лучше, чем киснуть, страдая по пустякам...

А англичане, не в пример итальянцам, страдали со смаком и знанием дела, и это больше всего удивляло пронырливого космополита. Идеология Джонсона была очень простой: «Бери от жизни самое лучшее – и не оглядывайся». Вот хотя бы взять этого мальчика, Джека: старик подарил ему рай на земле – любимую девушку, лучшую комнату в доме, еду и окрестности, от которых занимается дух – а он будто не рад всему этому и страдает. Скажите на милость, что ему еще надо? Найти свое место в жизни? Вот уж проблема. Джонсон бы пользовался моментом, откинув подобные мысли, как сношенные ботинки, а этот нудит о возвращении к прежней жизни.

Дурак!

Нет, паренек Джонсону нравился, даже очень: смышленый, хваткий, принципиальный опять же, пусть и повернутый самую малость. Но с кем не бывает, и лучшие этим страдают... А так он даже на полном серьезе подумывал обучить его своему мастерству, если тот, в самом деле, решится чем-то подобным заняться. Загвоздка была только в этой девице, сеньорите Уорд, – такие уж если вцепятся в сердце, уже не отпустят. Все равно что репей. А сыщику лучше бы быть свободным как ветер... По крайней мере, Томазо Джонсон предпочитал свободные отношения. Сами слова «любовь», «брак» и «семейные обязательства» у него вызывали мигрень и отрыжку...

Авось у них всё не сложится, думал он. Джек пусть и вышел лицом, этого не отнять, но девица его все-таки из верхов, а одного смазливого личика будет мало, чтобы сгладить неравенство...

Впрочем, старик к пареньку прикипел, и то, что сначала представлялось холодным расчетом (именно так Джонсон игру во внука и деда воспринимал), теперь переросло во что-то другое. Более теплое... Глядишь, старик и подкинет мальчишке какую-то сумму, поможет встать на ноги... Что ж, ему, Джонсону, это только на пользу: вложатся вместе с Джеком в конторку где-нибудь в Риме и заживут припеваючи, ублажая богатых клиентов.

Жаль только, не вышло подслушать, о чем эти двое вчера говорили, когда злые, как черти, родители распрекрасной сеньориты Уорд покинули дом, провожаемые мисс Харпер. Да уж, умеет эта девица устроить переполох! Пошла, что говорится, ва-банк и, кажется, не прогадала. Интересно, как же Фальконе и Джек теперь выкрутятся? Все же помолвка – дело серьезное. Эх!

С такими мыслями мистер Джонсон вышел утром из комнаты, собираясь наскоро перекусить и отправиться в Брикстон, в дом некого мистера Уолдингтона, у которого, как он давеча выяснил, работала нынче Корнелия Поттер, бывшая камеристка миледи де Моранвилль.

Он как раз спускался по лестнице, когда в дверь позвонили, и дворецкий, этот зазнайка Альфредо, смотревший на него сверху вниз – жалкий сноб! – пошел открывать.

Любопытный как белка, Джонсон остановился прислушавшись...

– Это дом иностранного джентльмена? – услышал он звонкий мальчишеский голос с характерным для кокни акцентом: эти вечно глотали полслова. – Итальянца?

– Все верно, здесь проживают сеньор Фальконе и его внук. Вы что-то хотели, молодой человек? – чопорно отозвался дворецкий.

И мальчишка, наверное, обалдевший от этого «молодой человек», расплылся в широкой щербатой улыбке.

– Вот, просили вам передать, – сунул он в руки дворецкому грязный пакет. И понесся стремглав по тротуару...

Альфредо поморщился и прикрыл дверь, с брезгливостью глядя на перевязанный бечевкой пакет.

– Что это? – выхватил Джонсон пакет у дворецкого и потряс над своим ухом, как бы желая понять, что там внутри.

– Понятия не имею. – Альфредо потянулся забрать переданную хозяину вещь, но Джонсон ловко отскочил в сторону.

– Успокойся, приятель, – произнес он, поддевая веревку перочинным ножом, – сначала надо увериться, что внутри не гремучая кобра... – дворецкий, недолюбливая его, презрительно вздернул брови, – или бомба. Я, между прочим, отвечаю за безопасность сеньора!

Из свертка прямо в руки любопытного сыщика вывались две женских вещи: сумка и пожелтевший от долгого неиспользования платок. Джонсон хмыкнул, растерявшись на долю секунды, но в следующий миг догадался о личности адресанта посылки: никак Милашка, мелкий бес, прознал, кому обязан «беседой» в том переулке. И отправил привет.

– Как любопытно, – произнес Джонсон, разглядывая оба предмета.

В пыльной сумке-шатлен, что женщины носят на поясе, обнаружились пожелтевший билет на доклад профессора Гальтона в Королевском колледже в Стрэнде, пара медных монет, набор принадлежностей для шитья и маленький ключик, должно быть, от секретера.

На платке же, вышитые зелеными нитками, значились инициалы «К.П.»

– Как странно, – покрутил Джонсон в руках пожелтевший платок.

Если сумка принадлежит мисс Розалин Харпер, то чьи же это инициалы? Либо вор решил посмеяться над ними, подсунув не относящуюся к делу вещицу, либо...

Да-с! Мистер Джонсон почесал голову. Он не любил выглядеть дураком, но сейчас по-настоящему озадачился: во-первых, сам факт того, что Милашка прислал эти вещи, казался невероятным (Джонсон не очень-то верил в благородство людей), а, во-вторых, этот платок с непонятными инициалами сбивал его с толку.

Следовало бы, наверное, показать обе вещицы Фальконе и Джеку, обсудить их появление и само их наличие, но Джонсон спешил отправиться в Брикстон, а этим двоим, родственничкам поневоле, и без того будет, чем заниматься: разбираться с намечающейся помолвкой.

Он хмыкнул...

– Я могу забрать эти вещи? – протянул руку Альфредо. – Их передали сеньору Фальконе.

Джонсон ему подмигнул: ему нравилось эпатировать чопорного слугу.

– Я сам передам эти вещи сеньору, можешь не беспокоиться.

– Но...

– И никаких «но». Просто иди заниматься своими делами... Что ты обычно там делаешь: серебро полируешь, или только свое разросшееся до небес самомнение? Так вот, продолжай в том же духе.

Сказав это, Томазо Джонсон сунул в карман и женский шатлен, и платок и вышел за дверь, позабыв даже позавтракать. Желудок сразу же заурчал, напоминая о его промахе, но возвращаться и доставлять этим удовольствие дворецкому под шесть футов ростом Джонсон не стал: высокие люди всегда до странного раздражающе на него действовали. И дело не в его собственном маленьком росте – пять футов, шесть дюймов – а в их высоко вздернутом носе. Для общения с ними приходилось задирать голову, а от этого затекали спина и шея, а дискомфорт раздражал.

Дом в Брикстоне оказался уютным коттеджем с большими эркерными окнами и садом, расцвеченным цветущими хризантемами. Мистер Джонсон тронул дверной молоток, оповещая живущих внутри о визите, и подготовил одну из дежурных улыбок. Не слишком приторных, но и не пресных – располагающих, как ему виделось.

– Чем могу быть полезна, сэр? – осведомилась открывшая дверь служанка.

– Любезная, я ищу свою родственницу, Корнелию Поттер, и насколько мне стало известно, она здесь работает. Так ли это?

– Э... да. Миссис Поттер прислуживает хозяйке.

– Как замечательно: значит, я отыскал ее, – восторженно выдал Джонсон и сразу же попросил: – Не могли бы вы позвать ее, милая? Наш разговор не займет много времени.

Служанка кивнула, однако, заметила:

– Только не обессудьте, сэр, но в дом я вас не пущу: мало ли.

– Как пожелаете, милая.

Дверь захлопнулась, Джонсон остался стоять на пороге, как брошенный кем-то щенок. Мерзкое ощущеньице. К счастью, дверь снова открылась и относительно быстро – Джонсон увидел уже не первой свежести женщину лет за сорок с настороженным выражением на лице. Кутаясь в теплую шаль, будто ей защищаясь, она осведомилась:

– Кто вы такой? У меня нет родственников ни в Англии, ни где-либо в мире.

– Томазо Джонсон к вашим услугам, сеньора, – поклонился он ей. – Частный сыщик, работающий по делу де Моранвиллей.

Миссис Поттер, едва это услышав, посерела лицом и запахнулась в шаль еще больше.

– Опять? – выдохнула она. – Сколько можно поминать это страшное происшествие? Я желаю забыть обо всем и спокойно жить дальше. Кто прислал вас?

Томазо Джонсон выдал заранее приготовленный ответ:

– Я работаю по настоятельному желанию миледи Стаффорд, сеньора.

Женщина выдохнула и покосилась на дверь, заговорив тише.

– Я рассказала полиции все, что знала, сэр, добавить мне нечего. Пожалуйста, не терзайте меня этим снова! Скажите миледи... скажите, искать нужно ту гувернантку, мисс Харпер, а не тревожить покой непричастных к делу людей.

– Можете быть уверены, я передам ей ваши слова, – уверил Джонсон, – но для начала задам вам кое-какие вопросы. Позволите?

– Я не могу отлучаться надолго, хозяйка может позвать меня в любую минуту.

– Тогда не станем тянуть, – кивнул Джонсон, – на допросе в полиции вы показали, что видели, как мисс Харпер, гувернантка маленького Анри, выходила посреди ночи из комнаты хозяина дома. Вы все еще подтверждаете эти слова?

– Боже мой, ну не здесь же. – Застенав, женщина распахнула дверь шире и пустила Джонсона в дом. – Поговорим в комнате экономки. Она не станет противиться.

Миссис Поттер повела его на половину для слуг и ввела в маленькую, чистую комнатку с вышитыми салфетками на кровати, столе и серванте с посудой.

– Присаживайтесь, прошу. – Кивнула она на стул и сама тоже присела. – Итак, что вы хотели узнать?

– Я спрашивал о мисс Харпер, вы уверены, что это она выходила из комнаты графа незадолго до случившейся в доме трагедии?

– Абсолютно уверена. Не узнать ее было бы сложно: цвет волос у нее необычный, а в тот момент они были распущены.

– Как повела себя мисс, когда поняла, что попалась вам на глаза?

– Она испугалась, ясное дело. А до этого... улыбалась...

– Вы уверены?

– Вы как будто во мне сомневаетесь, – возмутилась собеседница Джонсона. – Да, я уверена. И нет бы я относилась к мисс Харпер недобро, так нет: я не верила до последнего, что они с графом... любовники. Защищала ее перед слугами. И госпожой. А потом это встреча...

– Что сделала гувернантка, когда увидела вас?

– Попросила молчать, ясное дело. Мол, это выгодно нам обеим!

– Что это значило, миссис Поттер?

Женщина стиснула зубы.

– Не сразу, но я догадалась, что она предлагает мне деньги, – сказала она. – Мисс Харпер, должно быть, получала от графа подарки и предлагала ими со мной поделиться...

Джонсон мысленно хмыкнул, но только мысленно. Как интересно!

– И вы промолчали?

– Не из-за денег, ясное дело, – с оскорбленным видом ответила женщина, – просто-напросто не хотела делать больно хозяйке. Граф, в конце концов, не святой, мы все это знали. Но мисс Харпер... Она казалась всегда такой правильной. И собиралась выходить замуж...

– А не могло ли быть так, что вы неправильно поняли ее визит к графу? – поинтересовался Джонсон у собеседницы. – Скажем, она принесла ему чаю или...

– Сэр, она – гувернантка, не горничная, – не дала ему договорить миссис Поттер. – Чай графу мог принести кто угодно, но не она! Да еще посреди ночи с одном халате и с этими волосами... По-вашему, я совершенная идиотка? – возмутилась она. – Нет, сопоставив все факты, я поняла, что напрасно выгораживала мисс Харпер, защищая ее от наветов слуг. И перестала общаться с бесстыдницей!

Задав еще несколько разных вопросов по делу, но скорее для вида, так как вопрос с романом мисс Харпер с де Моранвиллем занимал Джонсона в первую очередь, он поднялся, чтобы уйти. Как раз постучали, сообщая, что миссис Поттер зовет госпожа...

– Вы отыщите выход сами или мне кого-нибудь попросить проводить вас? – спросила женщина.

– Я запомнил дорогу, благодарю.

Довольная поскорей с ним расстаться, миссис Поттер кивнула и поспешила к лестнице на хозяйскую половину, а Джонсон направился по коридору к выходу. Задумавшись, он почти вскрикнул от неожиданности, когда цепкие руки схватили его за рукав и потянули за собой в темный угол... Там, в полумраке маленького чулана, на него с интересом глядели большие голубые глаза, как будто рассерженные.

С чего бы вдруг?

– Мисс, что-то случилось? – спросил он с улыбкой. – Вы меня так внезапно похитили...

– Тише. – Ему на губы легла маленькая ладошка.

По коридору за дверью кто-то прошел...

– Мисс, вы меня интригуете все больше и больше, – шепотом произнес Джонсон, не умея сдержать изгибавшей губы улыбки. Ладошка к тому моменты не прикрывала уже его губы, а, сжавшись в кулак, висела вдоль стройного женского тела, одетого в строгое платье. – Что мы здесь делаем, в этом чулане? – обвел он помещение взглядом. – Скрываемся от кого-то? Или я вам понравился и...

– Да перестаньте уже нести чушь, умоляю, – невежливо, даже грубо одернула его девушка с голубыми глазами. – Все это не шутки, чтобы вы знали. – И очень серьезно спросила: – Вы, в самом деле, расследуете дело де Моранвиллей?

Он так опешил, что ответил без экивоков:

– Расследую. А вам с того что?

Девушка одарила его долгим, изучающим взглядом и совершенно ошеломила, признавшись:

– Я подслушивала под дверью ваш разговор с миссис Поттер. – У Джонсона как-то странно екнуло сердце. – Эта лживая гадина оговаривает сестру... Вы, надеюсь, ей не поверили?

Брови девицы сдвинулись на переносицу, и мужчина впервые на своей памяти утратил дар речи.

– Э... я как бы... Простите, сестру? Вы сказали, сестру?

– Беатрис Харпер, – представилась девушка, протянув ему руку и по-мужски поздоровавшись.

Антуан Томазо Джонсон непроизвольно сглотнул.