Текст книги "Землю - кентаврам! (СИ)"

Автор книги: Евгений Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Как бы то ни было, к вечеру, после еще двух-трех десятков перестрелок с другими фермерами и погонь за нами и от нас, этот бриллиант разума был безвозвратно утерян, а в моих кадастровых отношениях с собственниками недвижимого имущества выработался совершенно другой подход. Менее отвечающий нормам правовых институтов, зато прекрасно подходящий в прямом общении с представителями местного контингента, как субъектами права.

– Оружие на пол, документы на капот! – заорал я в лобовое стекло, тормознув вездеход в полусотне шагов от раскрытых дверей хлипкого жилища.

В намечающихся вечерних сумерках ярко светились окна дома, от стоящих особняком хозяйственных построек слышался шум и рев пригнанной с пастбищ скотины, так что отсутствие в поле нашего зрения хозяев предвещало не особо горячий прием. Иного мы не ждали: день был богат на события и новые впечатления, но на гостеприимство, понимание и радушие был скудноват. Борта вездехода были исцарапаны и даже местами продырявлены, будто мы с утра и весь день только тем и занимались, что отстреливались от повстанцев, о которых я уже столько наслышался за предыдущие три дня; в кузове валялись обломки подстреленного кем-то дроида, подобранные нами в поле; не предполагая реального разворота событий, ни я, ни администратор не захватили с собой еды, а есть уже хотелось страшно – я был уверен, что от постоянных выбросов адреналина за день сбросил килограммов шестнадцать веса; близость ночи заставляла подумывать о безопасности пути в город, так что этот дом был последним в нашем рабочем маршруте на сегодня.

Администратор, занявший кузов и скалой возвышающийся над кабиной, гаркнул мощно:

– Это управление! Всем выйти! Не прятаться!

Из-за угла на нас уставились с полдесятка мордашек, не решаясь показаться полностью.

– Где старшие? – нетерпеливо крикнул Аскальдазд.

Из-под нижней мордашки появилась миниатюрная, замусоленная кисточка хвоста, и мордашка принялась сосредоточенно шурудить ею в ухе. Догадавшись, что добиться ответа от детей будет сложно, Аскальдазд разрядил дробовик в густеющее вечернее небо. Мордашки деловито загалдели между собой, с завистью и со знанием дела таращась на дымящийся ствол. Из дальнего сарая вывалилась кучка кентавридов постарше с лопатами и поскакала к дому, прижимаясь к изгородям, кустам и стенам. Видимо, убирали навоз, либо задавали скотине вечерний корм. Они быстро скрылись за домом, где должен был быть второй вход, но один фермер отделился, подскакал поближе и строго скомандовал мордашкам "Быстро в дом!", после чего уставился на гостей. Мордашки как ветром сдуло, чтобы через три секунды в симметричном порядке появиться из-за противоположного угла.

– У меня ничего нет, две недели голодаем! – без всякого перехода заявил кентаврид, очевидно, являющийся главой семейства. – Не стреляйте, мы бедны.

Выражением лица и осанкой кентаврид полностью подтверждал свои слова. Вот только что несся от сарая галопом матерый конь с лопатой наперевес, а сейчас прямо загнется, хилый, две недели впроголодь, ага, и ребра уж выступают, того и гляди морда треснет от усилий живот к спине втягивать.

Аскальдазд выразился лаконично, одним словом. Языковой программе, научившей меня в совершенстве разговаривать с кентавридами, этот термин знаком не был даже сравнительно. Догадываясь, что речь не об урожае и даже не о политике, я не стал ждать от него продолжения и заговорил сам:

– Мы не повстанцы. Мы из администрации (кентаврид поднатужился, выпучив глаза, и живот втянулся и того больше, истончая кожу на ребрах), и нас интересуют только документы на владение.

– На усадьбу?! – фермер даже осекся на последней букве.

В глазах его появился страх – ладно, ограбить по мелочи, а так ведь все полностью хотят отобрать, нелюди!

У моих ног шлепнулся камешек, а за спиной, где-то в районе мордашек послышалась возня.

– Я только гляну и отдам, мне твоя усадьба даром не нужна. Ты, конечно, не слышал такие мудреные слова, как "кадастр" и "приватизация недвижимого имущества", да только объяснять долго, – сказал я, не рассчитывая углубляться в дебри частного права и цитировать Кодекс недвижимости19, против чего восставал весь свежеприобретенный опыт дня, – тащи их быстрее сюда, пока я не начал грубо пользоваться своими полномочиями.

Вопреки ожиданиям, моя фраза моментально успокоила запаниковавшего было кентаврида.

– Приватизация? Так бы и сказали сразу. Приезжал ко мне родственник из столицы месяц назад. Рассказывал, что дурость новую придумали, составляют списки имущества и для подтверждения новые бумажки будут давать. Как будто земли или урожая от этого больше станет, хоть бы чем полезным занялись... Сейчас принесу, – фермер исчез в доме.

Если кто-то из встреченных нами сегодня кентавридов еще сохранил желание пристрелить ставшего сегодня подозрительным, непонятным и опасным для фермеров администратора, равно как и сопровождающего его кадастрового инженера с Земли, то лучшего момента подобрать было невозможно: своей неожиданной осведомленностью и реакцией на реформу, как на нечто повседневное, хозяин последнего дома ввел нас в ступор.

Через минуту, немного придя в себя, Аскальдазд повторил вырвавшееся ранее словечко, поставил дробовик на предохранитель и с отсутствующим видом принялся осматривать вездеход, полностью переключившись на составление плана по безопасному возвращению в город. Меня тоже отпустило, как раз и фермер вышел из дома с пачкой документов. Все, под каким ракурсом ни глянь в документы, как по учебникам составлено и укомплектовано, с соблюдением всех норм и учетом самых последних обновлений. Признаться, даже приятно стало, пообщаться потянуло, будто этот кентаврид вовсе из другого мира, и совсем не его соседи по усадьбам перевернули все мои первоначальные представления о путях внедрения права частной собственности и систематизации Галактического кадастрового регистра на планете кентавридов. Возвращая документы, я не удержался от вопроса, ожидая полного понимания и согласия в ответ, чтобы этим штришком довершить всю правильность единственной нормально сложившейся сегодня встречи:

– Меня радует твоя осведомленность и готовность сотрудничать. И все же мне кажется, что ты не до конца понимаешь, насколько важна эта реформа. Можно ли не согласиться, что инвентаризация и систематизация в сфере недвижимого имущества, создание единой и полной базы, интегрированной в Галактический кадастровый регистр, идет только на пользу частным интересам каждого владельца?

– Темнеет уже. – Насторожился Аскальдазд, высунувшись из кабины.

– Хвостоковыряние получится в итоге, и только, – последовал ответ фермера.

– Не понимаю. Это значит, ты не согласен? – опешил я, но в этот момент администратор как раз завел двигатель, и мои слова потонули в утробном рычании вездехода.

– Что означает "хвостоковыряние"? – спросил я администратора, едва мы отъехали.

– Дите видел? – вопросом ответил Аскальдазд, и я сразу же понял, что он имеет в виду детей-кентавридов, что рассматривали нас из-за угла, а именно самого младшего, копавшегося кисточкой хвоста в ухе.

– Ты о том... кентавридике, что в ухе хвостом ковырялся? – уточнил я, – это фермер и имел в виду?

– Да. И – нет. Хвостоковыряют в другом месте.

– А подробнее нельзя?.. – начал было я, но вдруг представил гипотетические детали и поспешно добавил: – впрочем, нет, не нужно! – и до самого города мы сохраняли молчание.

Стоит заметить, что на протяжении всего пути в город разговоры оказались вовсе не в чести: Аскальдазд не на шутку опасался, что основательно потревоженный покой субъектов приватизации чреват неожиданностями в виде засад, наездов и покушений, и во избежание того проявлял настоящие чудеса в выборе маршрута, маневрировании и вождении. Я не подозревал раньше, что в умелых руках заурядный вездеход с воздушной подушкой – силовое поле модулирует под днищем пласт сжатого воздуха толщиной от нуля до метра, на котором машина как бы парит над поверхностью – способен на практике выставить насмех всю теоретическую механику с ее законами динамики и кинематики; администратор либо не знал, либо просто плевал на такие важные при движении силы как центробежная, кориолисова, тяжести и торможения. Словно оседлав истребитель, он играючи выжимал из стонущего аппарата самые невероятные рывки, виражи и реверсы, а когда вездеход, пересекая пролесок, сделал "бочку" над поваленным на дорогу деревом, я со стыдом вспомнил наивные экзерсисы на своем космолетике, за которые однокурсники занесли меня в список лучших пилотов-любителей факультета.

Далеко опережая собственный шлейф из блестящих в свете выступивших звезд брызг над полями и из чернеющих в сумерках туч пыли над дорогами, мы совсем скоро начали притормаживать на городской окраине.

– Ты бледен. – Как ни в чем не бывало, констатировал Аскальдазд.

– Устал. – Как бы честно откликнулся я, бездумно теребя заклинивший замок ремня безопасности.

Вездеход остановился возле моего трехэтажного острога. Критически глянув на дверь, администратор предложил:

– Охрану могу поставить. А можешь у меня остаться. На ночь. Так безопаснее.

– Вряд ли. Сомневаюсь, что если кто-нибудь решится сводить с нами счеты, то отважится нагрянуть в город. И вообще, сдается мне, самые горячие головы сегодня исчерпали весь свой пыл, и продолжения не будет.

Администратор кивнул – мол, ничего ты о них не знаешь, но мне сейчас не до споров – и отправился восвояси, а я поднялся в свою комнату на втором этаже гостиницы вместе с останками разбитого дроида и едва ли не кровью добытым сегодня материалом. Над подоконником пристыженно висели два уцелевших дроида, которым я дал команду на возвращение сразу после обнаружения подбитого. Свалив карты, схемы, бланки и копии документов на стол, подошел к окну и стал столбом. Спать не хотелось, несмотря на то, что активность моего мозга, наверно, выдала бы эдакую шнуровидную энцефалограмму без намека на амплитуду и ритмы, благоразумно отбросив анализ и разбирательство сегодняшних событий на будущее завтра в соответствии с древней мудростью "утро вечера мудренее". О свидании с дневником не могло быть и речи. Ночь над городом раскинулась ясно и просторно, залитая светом лун и звезд. Приглушенный свет редких уличных светильников изредка перечеркивали летучие охотники за насекомыми. На окраину медленно, словно устало вползала с поля колонна сельскохозяйственных агрегатов. Припозднившаяся детвора жеребятами носилась по улицам, притворяясь, что не слышит родительских зазываний, то и дело раздающихся тут и там по городу.

"Самое время наведаться в кабак!" – возникла вдруг посреди вакуума головы мысль. Мысль была одинока, другой для возражения не нашлось, и я отправился в бар. Пусто в заведении и на площадке перед ним не было: местный бомонд по непреложной для всех миров традиции расслаблялся после рабочих будней. Конечно, в помещении соблюдался таинственно-интимный режим полутьмы; я ввалился внутрь едва ли не наощупь и сразу же был встречен приглушенным ворчанием со всех сторон, так как мое внедрение более напоминало встречу мяча с толпой футболистов. Впрочем, моя неуклюжесть оказалась здесь ни при чем: в заведении творилось столпотворение, местные завсегдатаи сгрудились в кучу вокруг некой диковины в центре, заполонив пространство кабака до самой двери. Потребовались секунды, чтобы определить диковину по голосу, а затем и разглядеть ее между слушателей: администратор авторитетно и в самых ярких красках повествовал о своих приключениях, как он везде и много раз сегодня спасал Ивана от верной смерти ради процветания общества. Послушав с минуту, я порадовался, что, по крайней мере, был охарактеризован им как "в наших обычаях и вообще в сельскохозяйственных и военных делах несведущий, но честный и добрый парень, хоть и наивный до глупости". На мою удачу, раззявившая рты публика появления в баре наивного до глупости Ивана не заметила, и я без привлечения лишнего внимания осел в закутке у дальнего края барной стойки, укрывшись от любопытных глаз за прикорнувшей на стойке чьей-то тушей. Заказал пива и вполуха принялся изумляться воображению Аскальдазда, равно как и возможности его речевого аппарата, как выяснилось, произносить длинные и витиеватые фразы. Однако заниматься столь бездарным делом в одиночестве мне пришлось недолго.

– Какая честь, светило кадастра разделило наш светский раут! – раздался голос у моего уха, и туша кентаврида, за которой я укрывался, оторвалась от стойки, расправила торс и лицо, и оказалась старым добрым Настуриарием.

Зевнув, старик глянул на бармена и рявкнул:

– Оглох, что ли?! Издохнуть можно, пока ты, наконец, пойло принесешь! – повернулся ко мне и извиняющимся тоном продолжил, – знаешь, Иван, сколько ни пытаюсь воспитать местную молодежь, а культуры и уважения к предкам никак не добьюсь.

– Ты валяешься два часа после того, как я принес бутылку, – невозмутимо произнес бармен. – Старый пердун... да-да, тут каждый, даже глухой подтвердит, что я не голословен.

Услышав ответ старика бармену, из которого я понял лишь усвоенное час назад слово "хвостоковыряние", я во второй раз за этот день убедился, что составленная нашими лучшими специалистами по лингвистике программа обучения несовершенна. К чести бармена, когда он молча водрузил на стойку новую бутылку выпивки, всю отобразившуюся на его физиономии гамму ответных эмоций можно было передать одной фразой Джона Бэрримора "Овсянка, сэр!"

– Как тебе наша славная история? – спросил я старика, кивком головы указав на заливающего посреди бара Аскальдазда.

– Чушь для идиотов! – с чувством ответил Настуриарий, тряхнув седой бородкой. – Я отца нашего администратора с пеленок знал, тот тоже администратором был, так сын в отца пошел: как дело говорить – два слова не вырвешь, хоть копыта отрежь, а как себя похвалить или народ к афере какой подбить, так даже я диву даюсь, в каких научных диспутах таких ораторов натаскивают?! Но не дурак, нет, очень не дурак – чего уж, станет он тут публику почем зря развлекать! – я послушал немного в самом начале, минут пять, а потом у него все по кругу пошло, да на новый лад и с новыми подробностями, но я ведь не эти глупые и унылые пьяные хари, интеллигента не обманешь: намаялись вы сегодня с фермерами, набегались, настрелялись, наспорились, так он сейчас авторитет свой подкрепляет, да народ к себе располагает. А вдруг еще не остыл кто? Завтра, глядишь, сказки по окрестностям расползутся, и кто еще не угомонился, так почешется и решит: администратор-то больно крут, мол, так оно мне надо разве, против власти переть?!

– Что намаялись мы, то правда, – согласился я со стариком и честно сказал: – у меня складывается такое впечатление, что зачастую проще разговаривать, когда между мною и собственниками имущества ружейный ствол, а не порядочная дискуссия о кадастре, частном праве и самореализации личности.

– Народ у нас дремучий и горячий, с этим не поспоришь, ты только на эту морду неучтивую погляди! – последние слова старик произнес на полтона громче, в расчете на слух бармена, так как бутылка была уже пуста на две трети, – но я тебе так скажу, Иван: ты знаешь, что это нам, кентавридам, надо, а они-то, работяги да фермеры наши, ни хвоста не знают, так зачем это им, которые не знают, надо?

Видимо, мой мозг был перегружен до крайности, так как ответа на вопрос с лету не нашлось. Я-то отлично знал и понимал, что им это надо. И самое главное, что я также прекрасно понимал, что без их участия добиться результатов никак не возможно, ведь они собственники, и вся реформа вертится вокруг их собственности, облегчая им с нею отношения. И отношения между собой тоже, кстати. Если они этого не понимают, нужно всего лишь растолковать. И пусть первое толкование происходит под прицелом, но ведь потому так получается, что они по недопониманию ждут обмана, так у них повелось, но стоит лишь довести до сознания собственников всю суть и пользу, и масштаб, как конфликтность ситуации разрешается сама по себе, тому свидетельством свежайший опыт...

– Ты-то меня понимаешь?! – тряс я старика, который, кажется, снова спал на стойке, когда к нам подошел Аскальдазд.

– Пошли, Иван. Хватит на сегодня. Я подвезу тебя.

Свежий воздух мгновенно выветрил из головы хмель, оставив лишь усталость и осадок от разговора со стариком, из которого следовало, что кентавридам реформа не нужна начисто. Конечно, я ни минуты не сомневался, что такой настрой местного населения – заблуждение, но легче от этого не становилось, потому что не бывает удовольствия от работы, за которую тебя могут возненавидеть. Даже если и отблагодарят когда-нибудь через столетие-два.

– Садишься? – подал голос из вездехода Аскальдазд.

– Нет, спасибо. Мне уже лучше, пройдусь пешком, – ответил я и отправился к своей резиденции.

– До завтра! – не стал настаивать кентаврид.

Провожая взглядом вездеход, я вдруг подумал, что ему-то, наверно, совсем несладко приходится. Это я, идейно и технически просвещенный, прилетел откуда-то издалека с готовностью выполнить поставленную задачу, во что бы то ни стало. А он тут жил себе, горя не знал, и теперь должен приспосабливаться ко всем привнесенным мною в его мирок потрясениям и изменениям.

"Что-то ты, Геннадий Цветочкин, расклеиваешься! Впору философский труд писать. – Подумал я, уже поднимаясь в свою комнату, – соберись-ка, подтянись, прогони сомнения и займись делом!"

Собравшись, подтянувшись, взяв в руки стереолист с дневником, упорядочив мысли и прогнав сомнения, я рухнул в постель и мгновенно уснул.

День пятый . Бюрократия в болоте не тонет

Пожалуй, быть кабинетной крысой не так уж уныло и совсем не зазорно. Конечно, я не склонен оспаривать расхожее мнение, что в скандалах, погонях и риске быть застреленным перепуганными фермерами за право сделать копию с их дарственной или купчей на имение присутствуют непреходящая романтика и азарт. Вполне возможно, что подобная перспектива способна захватить чей-то дух и засвербить где-нибудь неодолимой тягой к приключениям. Мне же вполне хватило одного длинного кентаврихорского дня, чтобы во всей полноте прочувствовать мудрость и глубину первого правила нашей профессии: камералка все разрулит!

По архиву гулял легкий сквознячок со скоростью 1,1 метра в секунду, температурой 22 градуса по Цельсию, влажностью 50 процентов и направлением от хранилища технических дел к выходу из здания. В свете ламп дневного освещения деловито сновали мои верные архивариусы, кропотливо сортируя копии документов, выписки из анкет, черновые схемы установления границ и прочие бумажные носители собранной во вчерашних экстремальных условиях информации. Мозговой центр всего процесса, то бишь я, при непосредственном содействии энергичного главы местной администрации и престарелого кладезя знаний обо всех и вся, вычерчивал стилусом контуры на карте, присваивал номера участкам и закреплял за ними технические дела. Бригадир архивариусов под моим чутким присмотром прилежно вносил информацию из технических дел в специализированную базу данных архивного компьютера, заготовку информационного блока для интеграции в информационную сеть Кентаврихоры и Галактический кадастровый регистр. Конечно, в ходе работы изредка всплывали еще какие-либо расхождения, но большую их часть мы уточняли, не покидая архива – население теперь действительно было в курсе проведения кадастровой реформы, горело энтузиазмом, и, во избежание нашего визита сведения и копии документов предоставлялись по видеосвязи незамедлительно, а дроиды безопасно летали по району. Всего лишь раз нам пришлось совершить кратковременную вылазку за четвертый пищеблок для координирования точки, в которой пересекались границы двенадцати участков. Попутно администратор проверил ход пахотных работ в соседнем поле и проконтролировал отправку транспортов с урожаем на другом, так что мы управились за час.

К полудню процесс по отлаженности не уступал сборке спичечного коробка на заводском конвейере. По моим прогнозам получалось, что уже на следующие сутки работа на этапе подготовки архива будет завершена полностью, документация пилотного проекта по внедрению кадастра недвижимого имущества оформлена, а модель электронной базы данных может быть передана кентавридскому Департаменту кадастра и поверхностных отношений для интеграции. Разумеется, только после согласования и утверждения департаментом и другими ведомствами пилотного проекта, согласно Инструкции о проведении работ по приватизации. Об этом следовало сообщить министру, чтобы он мог предупредить руководителей заинтересованных ведомств и назначить день согласования, но... Министр не отвечал на мои вызовы.

Кстати, где инструкция? Насколько мне помнилось, с самого появления в городе в инструкцию я не заглянул ни разу, так как помнил все ее положения наизусть. Тем не менее, свериться было бы не лишне, равно как и дать своим работничкам возможность пообедать, и я отправился в свою резиденцию, где инструкция должна была мирно покоиться в одном чемодане с дневником, кодексами законов, студенческими конспектами и двумя рулонами туалетной бумаги. Последнюю, к слову, как бесспорно незаменимую и полезную вещь, мне насоветовали прихватить с собой более старшие товарищи по академии, ведь как правило, именно о таком щекотливом моменте забывают предупредить в туристических гидах и галактических справочниках. Что уж говорить, если даже цивилизация высших разумных ИгхТан не озаботилась соответствующим упоминанием в Истоках.

Дверь в гостиницу оказалась заперта, хотя я не припоминал, чтобы закрывал ее утром. Изумляясь собственной забывчивости, я обыскал карманы, но ключа в них не нашел. Пришлось звонить в архив.

– Обед!! – яростно изрыгнул с другой стороны в светлеющий экран Лостеданат, но это, несомненно, сыграло его отменное чувство юмора, потому что на сформировавшемся изображении он уже улыбался и, скорее всего, подвиливал своим конским хвостом, невидимым за краем моего стереолиста, – я весь внимание, чем могу, начальник?!

– Я потерял ключ. Не могу открыть дверь.

– Один момент, сейчас примчимся! – просиял бригадир архивариусов и заорал куда-то в архив: – ребята, бросай бумаги!

– Даже не думай! – поспешно воскликнул я, вспомнив ручную лепку на входе в архив. – Никаких штурмов гостиницы, продолжай работу с базой данных, у нас ведь сроки. Позови к видеофону администратора.

Лостеданат вздохнул с сожалением и уступил место Аскальдазду, медленно и старательно пережевывавшему что-то из обеденных яств.

– Не могу открыть дверь. Вроде не закрывал утром, но заперто, и ключ не могу найти.

– Плевое дело. – Флегматично произнес Аскальдазд, отвернулся, икнул и заорал в архив: – народ! Приватизация в опасности! Живо на штурм гостин... – в этот момент экран погас, и на мои повторные звонки никто не ответил.

Не прошло и двух минут, как вездеход администратора завис перед гостиницей. Бестолково, но оперативно, надо признать. Из кабины появились Аскальдазд с Настуриарием, а из кузова высыпали архивариусы с донельзя довольными рожами и массивной потолочной балкой, о предназначении которой догадываться не приходилось.

– Надеюсь, архив цел? – на всякий случай спросил я, поглядывая на балку.

– Архив цел. – Ответил Аскальдазд, непонимающе посмотрев на меня, но, проследив за моим взглядом, пояснил: – запасная.

– Стол хотели взять, но он в дверь не пролез, – добавил Лостеданат. – Плотник не сообразил, что стол надо по ширине двери сделать, а я не подсказал, меня не было... – бригадир нерешительно запнулся, он до сих пор тщательно избегал тем, связанных с мимолетным, но продуктивным и познавательным опытом работы в лесных массивах района.

– Лесоповал по вам плачет, оболтусы! – ехидно и бесцеремонно заявил Настуриарий. – Столько джоулей зря на бумажки переводится. Ломать, оно, конечно, не строить! Говорил, сам управлюсь, так нет же, засвербило у них, всем табуном понеслись, и стол не вынесли только потому, что я воспротивился, а у администратора балка лишняя завалялась... – старик уже возился у дверей, – пахать бы на вас, да только где это видано, чтобы кентаврид заместо машины плуг тянул?! Так, что тут у нас... замочек тут, оказывается. Что же делать?

– Инструмент бы, разобрать аккуратно, – озабоченно подал я голос, но Аскальдазд взглядом подал знак не вмешиваться.

– Может, открыть? Хм, не открывается, посмотрим-посмотрим. Какой замочек-то замысловатый, непростая конструкция, – приговаривал Настуриарий, а от загораживаемой его телом двери слышалось характерное постукивание и пощелкивание. – Что же делать, как разобраться? Ну-ка, глянем с другой стороны, может там подсказка какая, – дверь приоткрылась, и старик с внимательнейшим видом принялся разглядывать механизм с внутренней стороны. – Смотри-ка, с этой стороны еще сложнее, умеют же делать надежные вещи! – он отшагнул от раскрытой двери и с победным видом скомандовал архивариусам, – грузи балку обратно, лоботрясы, не понадобилась!

Архивариусы с энтузиазмом и гоготом не меньшими, чем если бы взламывали дверь, принялись под руководством старика загружать тяжеленную балку обратно в кузов вездехода, а мы с администратором поднялись на второй этаж.

– Откуда у Настуриария такая сноровка? – спросил я, копаясь в чемоданах в поисках инструкции и всего прочего, что могло понадобиться мне при согласовании пилотного проекта и сдаче в производство базы данных.

– Повстанцы научили. Речные.

– Что, хорошо знали дело?

– Они мастера были. Любой сейф открывали. Замок – вообще игрушка.

– Судя по легкости, с которой старик открыл замок, речные – настоящие профи.

– Так говорят в городе. Хотя у реки говорят другое. Говорят, старик научил речных.

– Занятно. Выходит, Настуриарий еще тот интеллигент, и не эрудицией единой славится. Так он бывший повстанец?

– Нет. Он помогал речным. Находил армейские тайники. И открывал.

– Теперь я начинаю больше верить в версию, что скорее речные учились у него. А что ж он оставил такое увлекательное, и, наверняка, прибыльное занятие?

– Армейские его поймали. Хотели расстрелять.

– Предполагаю, что с ним этот номер не удался. Что пошло не так?

– Как раз горные повстанцы появились. У них база была секретная. Никто в армии найти не мог. А он смог.

– Попробую угадать: за это армия отпустила Настуриария по амнистии?

– Не угадал. Расстрел никто не отменял. Но у армии тоже был тайник. Рядом, про него никто не знал. Даже повстанцы. И всех армейских, кто раньше знал, давно расстреляли. Очень секретный тайник. А он знал. – Администратор вытер лоб рукой, видимо, вспотев от натуги составлять из коротких рубленых предложений непривычно длинные тирады.

– Я все-таки попробую угадать снова: старик открыл армейский тайник повстанцам, они его простили, и он остался с ними, чтобы армейские его не расстреляли.

– Ты еще плохо знаешь кентавридов. Повстанцы прощают только после расстрела. И армия тоже. Старик спрятался в тайнике сам. То есть, только с тремя женами. И законсервировал тайник. Чтобы никто не открыл.

– Смахивает на миф. Что, на неприступной секретной армейской базе оказались припасы, разумеется?

– Армия умеет делать тайники. Припасов хватило на год. Потом он вышел. Армия и повстанцы за год перестреляли друг друга. Уже появились новые. Кто ждал старика, никто не остался.

– А жены как же, остались в тайнике?

– Нет. Он вышел с женами. Всеми тремя. И с детьми. Двумя мальчиками и двумя девочками.

– То есть, с четырьмя детьми? Что, сам тоже родил?! – с иронией спросил я, так как по мере рассказа Аскальдазда история старика все больше походила на небылицу.

– Младшая жена родила мне двойню, – раздался голос в дверях, и в комнату, постукивая копытами по полу, вошел Настуриарий.

Вроде прежний, а вроде и нет – что-то незримо поменялось в старике за те несколько минут, что прошли после открывания двери в гостиницу. Плечи пошире, осанка погорделивее, да взгляд похитрее, что ли? Впрочем, мне могло это показаться.

– Чего копаетесь? – хмуро спросил Настуриарий, – ты нашел свой ключ?

Я растерянно пожал плечами. Инструкция уже перекочевала в кармане куртки, а вот мысль о пропавшем ключе мне в голову не приходила. Между тем, ключ пылился невостребованным на тумбочке, куда был брошен сразу после заселения в гостиницу.

– Вот же он! – радостно воскликнул я, схватив ключ.

Кентавриды лишь настороженно переглянулись, и до меня наконец дошло, что входная дверь была закрыта не мною. Немедленный осмотр всех трех этажей не обнаружил следов посторонних. Озадаченные, мы отправились обратно к архиву, и прояснение загадочного происшествия не заставило себя долго ждать.

Еще в пути зазвонил видеофон администратора, и один из фермеров в панике затараторил, что на подступах к городу заметил, скорее всего, наверно, повстанцев, не мог он ошибиться, какие уж тут сомнения, что ж он, повстанца от фермера не отличит?! Администратор потемнел как туча, и сурово велел фермеру сейчас же сообщить всем, кто находится в городе и поблизости, чтоб стягивались с оружием к управлению, причем непременно сообщить таким же истерическим голосом. Архивариусы притихли в кузове, а Настуриарий молча вытащил невесть откуда огромный пистолет, дунул в бездонное жерло ствола и, как ни в чем не бывало, щелкнул предохранителем. Я тоже и бровью не повел, а просто достал из-под сиденья дробовик, передал его Аскальдазду, затем оттуда же извлек ружье, которое вчера помогало мне находить общий язык с местным населением. Повинуясь профессиональному инстинкту, проверил, на месте ли реперный пистолет. Стоит отметить, что незаменимый в нашей работе прибор, рассчитанный на прострел реперным патроном скальной породы, при необходимости может без труда наделать дырок в любом препятствии, по недоумию ставшем на пути кадастровых реформ.

Навстречу выскочил мотолет с взмыленным кентавридом.

– Повстанцы! Они захватили архив! – завопил кентаврид, поравнявшись с вездеходом.

Я вспотел и едва унял дрожь. Архив в опасности! Миссия под угрозой! Сейчас все эти повстанцы у меня полягут!

– Горожанам собираться у архива! Ждать моих распоряжений! – железным голосом приказал администратор в видеофон.

Мы прибыли к архиву раньше всех, так как новость застала нас уже в пути. Перед архивом стоял одинокий забрызганный грязью мотолет. Безоружные архивариусы были перепуганы, и их пришлось оставить снаружи охранять тылы и своим видом обозначать подкреплению, которое скоро должно было прибыть, где находятся повстанцы. Мы же втроем, настороженно озираясь и грозно поводя оружейными стволами по сторонам, вошли в архив.