Текст книги "Шанти"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Хватит. Все, на сегодня хватит. Разреши, я побуду в одиночестве. Слегка помечтаю, как ты говоришь…

– Мечтай… а что, со мной мечтать нельзя? – обиженно шмыгнула носом Беата. – Обязательно прогнать меня, как какую-то дворовую собачку? Ну и сиди тут как пень! Старый, замшелый, полуседой пень! С кривой рожей притом!

Девушка громко хлопнула дверью, едва не сбив с полочки кружку, в которой Андрус обычно держал колодезную воду – ночью попить. Последние дни ему постоянно хотелось пить – видимо, обезвоженный организм срочно восстанавливал запасы жидкости.

Андрус закрыл дверь на задвижку и, усевшись на кровать, постарался успокоить бьющееся, как птица в клетке, сердце. Обдумав минут десять ситуацию, Андрус пришел к печальному выводу – или он уйдет из этого дома прямо сейчас, как есть, не задумываясь о последствиях, или в конце концов окажется в постели со своенравной, прекрасной и желанной Беатой. Чтобы ее отец потом свернул ему башку. Может, и не свернет, конечно, но неприятностей и переживаний будет куча. Оно ему надо? Ну да, хочется женщину, так, может, лучше найти где-то на стороне и не портить жизнь ни себе, ни девчонке?

Чтобы отвлечься от грустных размышлений, Андрус снова занялся упражнениями. Вначале он долго сидел, представляя себя водой, норовящей вытечь через трещину в кувшине, расслаблялся, растекался, распускал все мышцы, чтобы через некоторое время, отдохнув и собравшись воедино, обрести энергию и силу.

Бодрый как никогда, избавившийся от навязчивых мыслей о своенравной девчонке, Андрус снова начал знакомые движения, разминая, напрягая мышцы и связки. Теперь у него получалось довольно четко – в первые дни занятий он иногда ошибался, из-за слабости, а возможно, из-за нарушенной координации всего тела. Откуда-то он знал, что удары по голове, да такой силы, никогда не проходят даром. Подобные раны лечатся месяцами, но бывали случаи, когда человек с такими повреждениями мозга навсегда оставался больным, даже идиотом.

Ничего идиотического в себе Андрус не видел – кроме отказа от прекрасной девушки, – так что очередной комплекс упражнений он отработал четко и уверенно. Правда, вспотел, да так, что рубаха прилипла к спине. Слаб. Когда войдет в силу, ни одной капельки пота не ляжет на лоб: тренированный человек от таких упражнений даже бы не запыхался, по крайней мере так считал Андрус. Впрочем, он мог и ошибаться, ведь не помнил ничего, а как можно утверждать то, о чем ты не знаешь достоверно?

Закончив, пошел во двор, к огромной сосне, возле которой был вырыт колодец.

Уже смеркалось, на темно-синем, почти черном небе выступили звезды, яркие, как фонари. Андрус стянул с себя пропотевшую рубаху, повесил ее на скамеечку возле колодца, спустил вниз деревянное ведро и медленно вытянул его наверх, полное ледяной воды. Затем снял штаны и вылил на себя обжигающе холодную воду, фыркнув и заурчав от наслаждения. Потер себя намыленной мочалкой, обдал остатками воды. Снова спустил ведро в колодец, набрал и вылил воду в деревянное корыто у сосны. Бросил в корыто рубаху, портки, намылил кусочком мыла, валяющимся на пеньке, и начал полоскать, выбивая грязь и пот. Через пять минут, удовлетворившись результатом, выжал одежду, встряхнул в ночном воздухе, разогнав брызгами толпу комаров, пытавшихся нацелиться на худую спину.

– Ой! Осторожнее!

Андрус оглянулся и увидел Беату, утирающую с лица брызги.

– Как ты можешь купаться такой ледяной водой? Неужели не холодно?

Андрус потянулся за сухими штанами, захваченными из комнаты, не глядя на девушку натянул их на себя, потом вылил из корыта грязную воду, перевернув колоду набок. Поставил ее на место и, подойдя к веревке, протянутой от сосны до забора, развесил мокрую одежду, прищемив прищепками.

– Ты так и будешь молчать? – Беата сделала несколько шагов вперед и неожиданно обхватила Андруса руками сзади, прижавшись к его спине грудью и щекой. – Ну прости, прости… я не хотела тебя обидеть! Это ты меня обижаешь! Ну почему ты такой холодный?

– Потому, что в колодце очень холодная вода, – усмехнулся мужчина, мягко размыкая руки Беаты. Чувствовать прижавшееся к тебе горячее тело девушки, едва прикрытое ночной рубашкой, было очень приятно, но…

– Я не о том! – сердито буркнула девушка. – Ты как из железа! Твердый, холодный! Я ведь люблю тебя! Почему ты этого не видишь?! Почему не откликаешься на мою любовь?!

– Комары не дают, – усмехнулся Андрус, прихлопнув очередного супостата, погрузившего жало в его грудь. – Ты выбрала не то время и не то место для объяснений.

– Хорошо, – легко согласилась девушка, – тогда пошли к тебе в комнату, там поговорим.

– Нет уж, – содрогнулся Андрус, – только не в мою комнату.

Он хотел добавить: «Там я за себя не отвечаю!» – но не стал.

– А куда? – радостно откликнулась Беата. – В мою комнату?! Пошли! У меня кровать шире, чем у тебя!

– Кхе-кхе, – закашлялся Андрус, и Беата тут же заметила:

– Видишь, обливаешься ледяной водой, а потом кашляешь! Ты же только после болезни, разве можно так себя вести? Тебя надо растереть махровым полотенцем и уложить в постельку!

– Вот что, милая, – угрюмо сказал Андрус, безуспешно борясь с сонмом летающих кровопивцев, – сегодня мы пойдем каждый в свою постель, а объяснения оставим на тот момент, когда каждый из нас будет готов к объяснениям. Непонятно? Подрастешь – поймешь. Все, спать!

Андрус решительно зашагал к дому, а Беата осталась стоять у колодца. Ее глаза наполнились слезами, и скоро горячие капли потекли по щекам, а с них на цветок флуки, каким-то образом сумевший остаться в живых и высунувший голову из щели настила возле колодца. Слезы текли и текли, Беата плакала горько, будто ребенок, у которого отняли любимую игрушку и разбили прямо перед глазами. Впрочем, а кем был Андрус для девушки? Если не игрушкой, то чем-то вроде щенка, подобранного на улице, да – любимого, но щенка, игрушки, не более того. По крайней мере так думал сам Андрус, желавший уберечь девушку от большой ошибки, может быть, самой большой ошибки в ее жизни. Только вот он, потерявший память, не знал: что боги приготовили человеку, то и будет, как бы тот ни уклонялся от своего предназначения.

Это отлично знали два человека, мужчина и женщина, стоявшие перед большим окном на втором этаже дома. Женщина положила голову на грудь кряжистому мужчине, а тот, обняв ее за грудь и бедро, поверх головы любимой смотрел во двор, на происходящее у колодца. Разобрать мелкие подробности было невозможно, но в общем все понятно.

Когда Беата осталась одна, Урхард хмыкнул и тихо сказал:

– А парень-то непрост. Или цену набивает? Ведь чем дольше кусок мяса висит перед мордой голодной собаки, тем больше ей хочется его съесть.

– Съест, – усмехнулась Адана, – еще как съест. Если женщина чего-то захочет, она не остановится ни перед чем. Интересно, сколько времени он продержится?

– Делаем ставки?

– Все равно проиграешь, безумный бородач! – Адана потянулась, как кошка, и, высвободившись из рук мужа, стянула с себя ночную рубашку, бросив ее на стул. – Пойдем, докажешь, что ты не такой дурак, как этот парень, и что ты любишь свою жену?

– А разве я не доказываю это каждый день? – усмехнулся Урхард. – На протяжении восемнадцати лет?

– Еще докажи. Что, сил нет? Старенький стал? Некогда ты по восемь раз за ночь доказывал, а теперь разок – и сразу храпеть так, что простыню сдувает!

– Коварная обольстительница! Сейчас я тебе задам! – Урхард подхватил ее на руки и, сделав несколько шагов, бросил на постель. Мгновенно избавился от одежды, и через несколько секунд раздался негромкий женский стон-вздох…

– А лавка? Сегодня не надо открывать лавку, сидеть в ней?

– Вот видно, что ты нездешний, – ухмыльнулся Урхард. – Кто же в последний день седмицы ходит по лавкам? Может, где-то и ходят, но только не у нас. Этот день для души, для богов, для развлечений. Сегодня в полдень состязания охотников, перед этим в храм Создателя – надо же бросить хоть медяк, а то удачи не будет. А вечером молодежь танцует, невестится и женихается. Кстати, сегодня непростой день, сегодня праздник солнцестояния! Он как раз совпал с последним днем седмицы. Сегодня будут жечь костры, прыгать через них, приветствуя лето! Сегодня самый длинный день и самая короткая ночь, солнце стоит над миром дольше всего, и так будет еще три дня, потом пойдет на зиму. Мы приветствуем лето и отгоняем зиму.

– А что плохого в зиме?

– Хм… в общем-то ничего, – признал Урхард, – но лето лучше, согласись. Зимой холодно, лес завален снегом. Правда, зимой охота начинается, с чего мы и живем. Да, везде свои преимущества, но живое тянется к теплу, к свету. Что-то заговорились мы… Адана приготовила тебе штаны, рубаху – слегка ушила мои под твою худосочную тушку… когда нарастишь мяса, доходяга? Надевай, и идешь с нами на праздник. Без возражений!

– А я и не возражаю, – улыбнулся Андрус. – Беа, ты тоже пойдешь?

– Это ты – «тоже»! А я пойду!

– Чего это она? – усмехнулась Адана. – Живот болит? Или поругались?

– Мам, не лезь не в свое дело! – фыркнула Беата. – Ни с кем я не ругалась! Не с кем мне ругаться – с лошадьми, что ли?! Не вижу здесь того, с кем мне можно было бы ругаться!

Девушка выскочила из комнаты, а родители сделали вид, что ничего не произошло. Адана подвинула к Андрусу крынку со сливками, настаивая, чтобы он хорошенько поел, а то так и не потолстеет, будет всегда худой как палка. Урхард шумно отхлебнул травяного отвара, приправленного медом. – Он тихо улыбался в усы – происходящее его забавляло.

Наконец завтрак окончился, и Андрус, слегка удрученный утренней сценой, побрел в свою комнату.

Штаны были почти впору и не болтались на нем, как прежние, рубаха немного свободна – Урхард был чуть не в два раза шире своего работника, но это даже хорошо, Андрусу не нравилась тесная одежда, сковывающая движения. Он сделал несколько упражнений для растяжки, для разгона крови по организму и, освеженный, бодрый, был готов к выходу.

Храм Создателя совсем прост – обычный дом, правда, вместительный. Стены украшены росписями, показывающими процесс создания мира, ликами Создателя в различных обстоятельствах своей божественной жизни.

В глубине души Андруса вдруг всколыхнулось странное чувство – будто он когда-то видел что-то подобное, более того – был непосредственным участником действа. Как жрец. Может, и он когда-то был жрецом? Впрочем, жрецам, насколько он знал, запрещено брать в руки оружие, кроме жрецов бога войны. Вот у тех было даже что-то вроде своего воинства, выполнявшего скорее ритуальные функции. Жрецы-воины не участвовали в набегах или войнах между кланами, они лишь совершенствовались в воинском искусстве, посвящая его богу войны, и выступали в дни крупных праздников, вызывая восторг толпы.

Это рассказала Андрусу Беата и, когда он спросил, чем же воины-жрецы отличаются от обычных уличных комедиантов, долго молчала, а потом сказала, что он глупый и ничего не понимает – это же для бога! На том и порешили.

Служба была недолгой. Жрец говорил о благодетелях, о пороках – нельзя напиваться, нельзя желать чужих жен, а надо нести пожертвования богам, а лучше всего Создателю, и тогда будет вам счастье и радость в жизни. С чем-то Андрус был согласен, с чем-то – нет, но, само собой, держал мысли в голове, а не вываливал их на окружающих. Он-то не жрец, чтобы приводить в свою веру.

Народ в храме разный. Все желающие не уместились, и часть стояла снаружи, слушая проповедь под утренним ветерком, часть внутри – как Андрус понял, тут были в основном самые уважаемые члены общины, как тот же Урхард с супругой, стоявший перед жрецом, как и его дочь с работником, которые тоже были под сенью авторитета лавочника.

Андрус с любопытством тихонько разглядывал людей, ведь он никогда не бывал в местном обществе, все общение с жителями села ограничивалось короткими беседами в лавке. Да и можно ли было назвать их беседами? Так только – «подай» и «сколько стоит». И теперь чужак, непонятно как оказавшийся в этой местности, рассматривал тех, с кем ему придется прожить всю свою жизнь. Наверное, всю свою жизнь.

Высокие люди. Некоторые просто гиганты. Русоволосые. Многие – бородаты. Но не все. Есть и с усами, есть гололицые, как Андрус, но таких немного. Андрус не любил носить бороду, хотя откуда-то знал, что некогда она находилась на его лице. Лето – жарко, неудобно для ношения бороды.

Женщины ниже мужчин, но тоже крепкие, статные. Среди них Беата казалась худышкой, впрочем, фигуристой и очень привлекательной худышкой, и это мнение не только Андруса – парни, пришедшие на проповедь, упорно пялились на ее зад и крепкую грудь, обрисованную белой рубахой, просвечивающей под солнечными лучами, которые падали из открытых окон. Эти самые лучи будто нарочно освещали именно Беату, словно Создатель решил выделить девушку среди толпы деревенских девиц.

Парни, мощные, с толстыми крепкими запястьями, были похожи один на другого, как горошины из стручка. Это и понятно – жизнь в Лесу заставляет человека производить свой род по определенному лекалу, другие здесь не выживут. И не выживали.

Все вооружены – на поясе висел нож или кинжал, мечей Андрус не увидел, похоже, что мечи брали только для боя. А какой бой в храме? Зачем туда тащить здоровенную железяку? А вот хороший кинжал или нож всегда поможет, если… а вот что «если», Андрус так и не понял. Когда они уходили из дома, Урхард протянул ему ремень с ножом приличного размера – с локоть длиной. Андрус выдвинул его из ножен и удивился – это был такой же, как у Беаты, нож против тварей из Леса. Хозяин дома не стал комментировать удивленный взгляд работника, не сказал ничего про опасность, лишь буркнул под нос:

– Повесь на пояс. Мало ли что… пригодится. Тем более что у нас не принято ходить без ножей.

Андрусу оставалось лишь пожать плечами и нацепить железяку, больше смахивающую на короткий меч. Такой же висел на поясе Урхарда, – у супруги – поменьше, похожий на нож Беаты.

Все время, что Андрус был в храме, он чувствовал на себе взгляды. Ну как же, деревенским интересно, что за человек объявился в доме Урхарда! Да еще такой странный – половина волос белая, половина черная. И лицо со шрамом… по виду то ли беглый преступник, то ли охотник за золотом. Говорят, те отличаются буйным нравом и всегда готовы схватиться за нож. Соответственно получают в ответ.

После окончания службы толпа пошла за околицу, туда, где между лесом и селом, над берегом озера была устроена ровная площадка, на которой, собственно, и происходили состязания. Ничем особенным она не выделялась, кроме, пожалуй, рыхлого песка на том месте, где должны были бороться бойцы. Рядом площадка для мечников, подальше щиты-мишени лучников. Вот в общем-то и все. Нет, не все – ряды скамеек, укрепленных в твердой, вытоптанной земле. Даже без навеса – видимо, считалось, что настоящий лесовик не должен бояться дождя и солнца.

В этот раз рядом с площадкой выложили здоровенные кучи дров – в честь праздника. Ведь всем известно, что если прыгнуть сквозь очищающее пламя, то все твои заботы и горести сгорят, как эти дрова. Впрочем, частенько горести и заботы сгорали вместе с ресницами – после прыжков от народа пахло паленой свининой. Подпаленные бороды, усы и косы не считались чем-то удивительным и служили лишь поводом для смеха и шуток – значит, качественное было пламя, значит, наверняка сгорят беды!

Рядом с площадкой в этот раз собралась вся деревня – старики, дети, молодые и взрослые. Дома не остался практически никто, кроме тех, кто совсем не мог ходить, – и то двух инвалидов родственники принесли на руках. В общем, остались дома только те, кто не хотел участвовать в празднике.

Ради праздника была отправлена группа охотников, добывших двух лосей, которые теперь жарились на углях, распространяя дразнящий запах. Нет ничего вкуснее мяса, жаренного на углях над озером, тем более если за все это не нужно платить, как и за пиво, несколько бочек которого выкатили к столу. Подавальщицы наливали каждому желающему. Все подходили со своими кружками, а если их не было, не стеснялись брать у соседа.

Пока что почти все были трезвы: не пойдешь же в храм навеселе. Хотя отдельные личности, как заметил Андрус, были уже в том самом состоянии, когда ноги ходят, руки хватают, а вот голова уже думает слабо. Особенно выделялся здоровенный мужчина лет сорока пяти, выше Урхарда на полголовы. Он что-то орал, шумел и требовал музыки, так как ему обязательно нужно поплясать, душа горит. С ним рядом стояли двое парней, которые приходили в лавку. Беата именно про них рассказывала, что их папаша приходил учить Урхарда уму-разуму. Андрус вспомнил, что тех звали Хетель и Эгиль, их отца, как потом сказала Беата, – Бирнир.

Селян было несколько сотен. Андрус не смог посчитать, сколько именно, люди все время переходили с места на место, бегали туда-сюда, как муравьи. Да и считать ему не хотелось – зачем? Что изменится, если селян двести пятьдесят? А что с того, если триста? Абсолютно безразлично. Единственное, что ему сейчас хотелось, – это уцепить кусок мяса, кружку с пивом и посидеть на скамье, понаблюдать за происходящим.

Минут через пятнадцать Андрусу это удалось – Урхард притащил мясо, кувшин с пивом и кружки. Через полчаса семейство Гирсе чинно поглощало еду, глядя на то, как бойцы готовятся к состязаниям.

Глава 4

Шанти лежала на огромной кровати императора под балдахином и думала, чем ей заняться.

«Первым делом искоренить всех исчадий. Создать государство, в котором людям будет хорошо жить. А что? Неужели не смогу? Ведь Андрей смог бы… и смог! Вон во что превратил Балрон! А я что, глупая? Хм… честно сказать – глупая. Что я знаю о том, как править государством? Впрочем, я же была при власти, я видела все, что делает Андрей. Неужели не справлюсь? Должна! Но прежде всего – разослать гонцов на поиск Андрея. Нужно дать описание, пусть прочитают указ на каждом перекрестке, в каждом городе и селе. Если Андрей здесь, в Славии, я его найду. Стоп! А если я вступлю в конфликт с исчадиями, не сделают ли они так, чтобы я никогда не нашла Андрея? Может, он лежит где-то больной, без памяти? Ведь если бы он был в памяти, вернулся бы ко мне, это точно. Где бы он ни был. Он бы дал мне знать, что жив. Значит, не может. Нет, такой метод поисков – с указами – невозможен. Пока невозможен. Пока есть исчадия. Значит, остается поиск тайный. Значит, большое значение приобретает мой новый «друг». Насколько можно ему доверять? Это вопрос вопросов. Но пока что придется довериться…

А приятно вот так лежать и ничего не делать… а простыня такая гладкая, такая приятная… Поспать? Я и так спала часов двенадцать. Или больше?»

– Ваше величество, разрешите? – В комнату бесшумно вошел человек лет пятидесяти, с довольно длинной седой бородой. – К вам на аудиенцию желают попасть патриарх и девять адептов.

– Прямо сейчас? – простонал «император», откидываясь на подушки.

– Они не сказали. Патриарх прислал посыльного, – невозмутимо ответил человек, имени которого Шанти не знала, рассчитывая списать свое незнание на удар по голове после попытки убийства императора.

– Вот что… скажи им… хм… я приму их завтра вечером, в шесть часов. До этих пор мне нужно отлежаться. И пригласи ко мне начальника тайной стражи Шура. Немедленно!

Мужчина постоял, недоуменно взглянул на «императора» – видимо, что-то в поведении «его величества» показалось странным. Но спорить не стал – император ведь! Попятился и так же бесшумно вышел из комнаты.

Шур появился минут через пятнадцать, одетый как полагается – в темную одежду со знаком тайной стражи на груди. Шанти заранее предупредила, чтобы он находился в пределах досягаемости, во дворце, и никуда не уходил, ожидая ее распоряжений.

– Слушаю, ваше величество! – поклонился мужчина и, выпрямившись, внимательно уставился на «императора» – может, искал отличия от оригинала?

– Дверь прикрой, – шепнула Шанти. – Проверь, чтобы никто не подслушивал! Здесь есть в стенах тайные ходы? Ниши со стрелками?

– Сейчас! – кивнул Шур, вернулся к двери, повозился с задвижками и снова предстал перед непонятной тварью, занявшей тело императора.

Он не знал, как себя вести, и был очень насторожен, хмур и преисполнен самых худших мыслей о будущем. Шанти легко ощущала нюансы его эмоций, так что если и не могла прочитать мысли, то уж примерно представлять, о чем он думает, могла наверняка.

– Насколько мне известно, ваше величество, здесь нет потайных дверей, нет бойниц со стрелками.

– Почему? – лениво поинтересовалась Шанти, уже зная ответ.

– Ваше императорское величество считалось… как бы это точнее сказать… – замялся Шур.

– Давай договоримся, ты всегда и все мне будешь говорить так, как оно есть, – скривилась Шанти. – Терпеть не могу эти дипломатичные высказывания. Говори, не бойся.

– В общем, не особо охраняли императора. Считалось, что на него незачем охотиться…

– Та-а-ак… и кто же тогда на самом деле правит страной? – нахмурилась Шанти.

– Патриарх, конечно, – пожал плечами Шур. – Тот, кого вы отказались принять. Как и девять адептов.

– Уже знаешь, да? Кстати, как звать этого типа с бородой, что приходил?

– Это? Это ваш управляющий дворцом Эргиз.

– Он кто вообще такой?

– Слуга императорской семьи. Доверенным лицом не был, служил еще прежнему императору, в политику не вмешивался. Может, потому до сих пор и служит. Обычно при смене власти прежних слуг или прогоняют, или казнят.

– За что?

– Да мало ли за что… руки потные! Родинка не нравится! – усмехнулся Шур. – На все места ставят своих слуг, своих людей.

– Итак, значит, император был номинальным главой империи? – нахмурилась Шанти.

– В общем – да. Раз в неделю патриарх и адепты встречались с императором и сообщали, какие указы нужно подписать. Сегодня как раз такой день. Порядок не нарушался уже лет тридцать, не меньше. Вы «правите», на самом деле не имея власти, развлекаясь и получая от жизни удовольствие, исчадия на самом деле правят, так, как им нужно. Они стоят за троном и управляют императором… управляли. Как я понимаю, вы сделали то, что сделали, именно для того, чтобы взять власть в свои руки. Тогда сообщаю: вы промахнулись. Нужно было добраться до патриарха. Вот тогда вся власть была бы в ваших руках.

– Подожди… Патриарх имеет право подписывать указы?

– Нет, но… для того и нужен монарх.

– Значит, исчадие не может подписывать указы, не может официально управлять страной. Тогда о чем ты говоришь?

– Ну да, верно, не может, но… впрочем, действительно, о чем я говорю? – усмехнулся Шур. – И как же вы собираетесь править? Они вам не дадут ничего сделать. Исчадия – огромная сила, они выше, чем тайная стража, выше, чем…

– Тихо! Ничего они не выше. Вот что мне от тебя нужно. Ты вел все дела Иснака, должен знать, насколько лояльны императору высшие чиновники и сколько среди них ставленников, наушников исчадий, – так вот, мне нужны сведения, кто из них докладывает исчадиям, а кто недоволен этими тварями. Можешь представить мне такой список?

– А чего его представлять? – усмехнулся Шур. – Все докладывают исчадиям. Все их ставленники.

– Кто бы мог подумать?! – удрученно пробормотала Шанти. – И ты тоже докладываешь исчадиям?

– Конечно. Я докладывал на своего начальника, о его благонадежности. Как вы могли подумать, что такой человек, как я, не будет задействован в игре исчадий? – Шур криво ухмыльнулся. – Особенно после того, как вы с какой-то стати назначили меня начальником тайной стражи! Меня, дворянина третьего ранга! Низкородного! Вы знаете, какой переполох это вызвало? Как думаете, о чем с вами будут говорить патриарх и адепты?

– Может, они захотят узнать рецепт приготовления оленьего мяса со специями? – буркнула Шанти, напряженно обдумывая ситуацию.

– Вы женщина! – торжествующе кивнул Шур. – Точно, женщина! Ни один мужчина не сказал бы про рецепт какого-то блюда!

– Может, я просто люблю покушать – скривилась Шанти.

– Вы женщина, – утвердительно кивнул Шур, – но это не имеет значения. Я всегда говорил, что у женщин очень острый, изворотливый ум и они не знают себе равных в интригах. И что они совершенно безжалостны, когда дело доходит до драки.

– Хм… я не женщина, – усмехнулся «император», а про себя добавил: «Можно ли драконицу считать женщиной? Надо будет у Андрея спросить… когда его найду».

– Как будет угодно вашему величеству! Так какие будут указания? Что мне делать?

– Я уже сказал – список. И вот еще что: сейчас ты докладываешь исчадиям? И как они восприняли то, что ты остался в живых, а всех остальных уничтожили, некоторых, твоего начальника например, разорвали на куски?

– Плохо восприняли. А точнее, я на подозрении, и, видимо, меня скоро вызовут на доклад в дом патриарха, откуда я могу и не уйти. Скорее всего, меня уберут, выпытав все что можно, а на мое место, место начальника, поставят своего человека. Как было всегда. Поймите, тут все следят за всеми! Здесь нет друзей, нет родственных связей… Ошибся – умер. Никаких вариантов. Заподозрили в том, что нелоялен власти, – тут же смерть. Потому нелояльных здесь нет.

– Все еще хуже, чем я думал, – вздохнула Шанти. – Тогда вот что: завтра в шесть часов вечера я встречаюсь с патриархом и адептами. Насколько я знаю, их девять. И есть еще восемнадцать апостолов. Скажи, их можно вызвать на совещание с патриархом?

– Хотите разом обезглавить верхушку исчадий? – блеснул глазами Шур. – Да, отличная идея. Я что-нибудь придумаю по этому поводу. Если не будет верхушки, незачем будет доносить на коллег – просто некому. И останется служить только императору. А осилите?

– Вот я и хотел спросить – есть ли у нас солдаты, гвардейцы, верные императору, но не исчадиям?

– Честно скажу – вопрос сложный. В императорскую гвардию кого попало не берут, все отъявленные негодяи. Или же удачно маскируются под негодяев. Хороших людей здесь не держат.

– А почему Иснак держал тебя в замах-секретарях?

– Я же говорю – меня к нему приставили следить. А еще потому что я гений.

– От скромности не пронесет, а, гений?

– Я с детства отличался умом, – пожал плечами Шур, – ну что теперь скрывать правду?

– Не врешь, – ухмыльнулась Шанти. – И негодяй ты, похоже, порядочный.

– Что есть, то есть, – тоже ухмыльнулся Шур, – но не беспокойтесь, мы сейчас в одной лодке. Меня теперь в живых не оставят точно. Выжмут всю информацию, узнают все что можно. Поэтому я заманю в ловушку всех адептов и всех апостолов. Как – мое дело. Потом расскажу, если у вас будет желание послушать. Думаю, сработает дело. Только готовиться надо к серьезной борьбе: помимо того что их охраняют, каждый из них непрост – часть из них отличные бойцы, а еще маги. Да-да, не у всех исчадий пропали магические способности, как думают непосвященные. Вернее, так: среди исчадий есть и те, кто умеет пользоваться магией с помощью заклинаний, а не только так, как раньше, – указал пальцем, и человек умер. Есть настоящие маги.

– У тебя есть верная охрана, чтобы тебя не захватили прежде, чем я избавлюсь от этих придурков?

– Есть, само собой. Я из дворца пока и не выйду, с охраной даже в сортир хожу. Мои парни не из гвардии, я сам их воспитал, поднял из грязи, с улицы, так что с моей смертью потеряют все. И будут беречь мое тело… – Шур слегка улыбнулся и сделал шаг назад, к двери. – Я могу идти… ваше величество?

– Иди, Шур… и не разочаруй меня, хорошо? Очень не люблю разочаровываться в людях. За обман можно потерять голову, и не только голову.

– Верю, – серьезно кивнул мужчина. – Видел. – Он подошел к двери, отпер ее и только собрался толкнуть створку, как обернулся к Шанти. – Может, и вам приставить охрану? Мою, а не этих гвардейцев?

– Обойдусь, – рассеянно кивнула Шанти и прикрыла глаза. – Ступай, мне подумать надо.

Шур вышел из комнаты, и тяжелая дверь закрылась, оставив Шанти в одиночестве и размышлениях.

– Все пошли отсюда! Все! – Шанти решительно взмахнула рукой, выпроваживая бесконечных одевальщиков, подавальщиков, стаей набросившихся на императора, чтобы натянуть на него камзол, вдеть его ноги в башмаки и всякое такое прочее, раздражавшее драконицу просто до невозможности. Она не терпела массового скопления людей. Раньше как-то этого за собой особо не замечала, но после того, как повоевала вместе с Андреем, стала очень даже ценить уединение и покой.

Когда-то она просидела в пещере сто лет, со сломанными крыльями, в одиночестве, общаясь только с матерью, в постоянной полудреме – во сне легче бегут годы. Когда покинула пещеру (благодаря Андрею), хотелось новизны, впечатлений, новых лиц. А теперь – куда бы спрятаться от этих самых новых лиц. Не видеть бы эти рожи!

Прошлый день, вечер, сегодняшнее утро и день Шанти просто валялась в постели, думала, вспоминала, прикидывала, как жить дальше, спала. В основном спала – будто в запас, будто знала, что скоро поспать не удастся. Ее никто не беспокоил, особенно после того, как драконица объявила, что прибьет тех, кто осмелится нарушить ее покой, что ей нужно отлежаться после пережитого волнения. Вернее, ему. Императору.

Не беспокоили. Когда организм требовал еды, дергала за шнурок в изголовье, приходил один из слуг, и Шанти получала желаемое.

Наконец настало время встречи с исчадиями. За полчаса до назначенного срока драконица была готова – одета, обута, сидела в кресле, мрачно глядя в сад за окном. Хуже нет, чем ждать и догонять, – это известно всем, и драконам в том числе. Все вроде бы готово, но… нет ли какой-то дырки в плане? Нет ли прорехи, которая разрушит все то, что она так победоносно начала? Но теперь уже поздно раздумывать. Она там, где должна быть.

– Ваше величество, к вам начальник тайной стражи! Позволите ему войти? – Слуга был осторожен и сгибался в пояс, кланяясь грозному императору.

– Позволяю! – рявкнула Шанти и тут же скривилась – оказалось, она очень напряжена, не нужно так волноваться. В случае чего всегда успеет уйти на свободу, не смогут они ее взять.

– Ваше величество! – Шур согнулся в низком поклоне, как и полагается перед императорской особой. – Разрешите вам доложить?

– Разрешаю! – кивнула Шанти и добавила сварливым голосом: – Все, кроме Шура, вон отсюда!

Слуга быстро выскочил из комнаты, Шур закрыл дверь на защелку и, пройдя несколько шагов, отдуваясь, уселся в кресло. Не спрашивая разрешения, налил в хрустальный бокал сока пополам с водой – прозрачный синий кувшин стоял перед ним на столе, – торопливо выпил, роняя розовые капли на грудь, и, легонько стукнув бокалом о полированную крышку стола, устало сказал:

– Простите, ваше величество. В горле пересохло, столько за эти сутки бегал по нашим делам – ноги отказывают. Дело сделано, ваше величество.