Текст книги "Шанти"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Так часть тебя или новый Лес?

– И часть меня, и новый Лес. Это не объяснишь. Новый Лес будет знать все, что знал я до того момента, как выпустил споры.

– А во мне тоже твои споры?

– Нет. В том-то и дело… Твой организм уничтожает споры, не дает им внедриться в плоть. Я лечил твой мозг, пользуясь образцом – мозгом Урхарда. И по своему разумению. Как вижу, лечение удалось. Ты вспомнил свою жизнь, так?

– Вспомнил… – кивнул Андрей. – И мне нужно вернуться в Балрон. В Славию. Я не до конца выполнил свою задачу.

– Задачу… давай поговорим на эту тему? Расскажи мне, что за такая задача и почему ты ее должен выполнить.

– А разве ты не можешь достать информацию из головы? Посмотри и все узнаешь.

– Это долго. Твоя информация заключена, как бы это сказать… в маленьких кладовках. И не зная, что именно ты хочешь знать, найти ее очень трудно. Потому давай-ка поговорим.

– Лес, извини… но у нас мало времени! Нам нужно в село, спасать Беату и Адану! Их могут убить!

– Никто не пройдет мимо и через меня без моего позволения. Потому сейчас все дороги закрыты. Мои слуги блокировали все подходы. И кроме того, здесь, в твоем мозгу, время течет по-иному. Мы разговариваем всего несколько секунд, а тебе кажется – очень давно. Итак, расскажи все, что с тобой случилось, как ты тут оказался…

– Андрус, ты? – Голос Урхарда был хриплым, он откашлялся и со стоном обхватил голову. – Ничего не помню. Что с нами было? Где лошади? Как мы оказались у ручья?

– Пей! – Андрей осторожно приложил флягу к губам Урхарда, холодная, свежая вода полилась в глотку купца, и тот стал пить, захлебываясь и дергая кадыком.

Потом Андрей отнял флягу от губ, заткнул ее пробкой и сел рядом на замшелый ствол дерева, свалившийся на берег ручья. В лесу пели птицы, пахло раздавленными ягодами земляники, журчала прозрачная вода, и все виделось таким обыденным, простым, незамысловатым… как будто нет на свете организма по имени Лес, нет его слуг, бывших когда-то людьми, нет… в общем, нет ничего, что составляло сейчас самую важную часть жизни Андрея. Нынешней жизни Андрея.

– Ты кто? – внезапно спросил Урхард и потянулся за клинком, висящим на поясе. – Ты не Андрус!

– Я не Андрус, – краем рта усмехнулся Андрей. – Я Андрей. Андрей Монах, отец императора Балрона, правитель империи Балрон. Убийца драконов и еще множества людей. Вот так.

– Ты вспомнил, – утвердительно кивнул Урхард. – Ты все-таки вспомнил! И ты изменился…

– Все мы меняемся, – снова усмехнулся Андрей. – Я стал полноценным оборотнем. Или, как у вас называют, перевертышем. Впрочем, суть одна и та же. Пока ты спал, я перекинулся и восстановил свою настоящую внешность. Вот так я выгляжу на самом деле. А еще мне за сорок, я бывший воин, бывший наемный убийца, бывший монах – жрец по-вашему… в общем, все в прошлом. И кто я теперь – не знаю. Впрочем, разве что-то изменилось? Разве я выполнил свою задачу? Мне нужно попасть в Славию и завершить начатое.

– Ты сейчас с кем говорил? – напрягся Урхард. – Я только половину понял. Тебе придется многое мне пояснить, рассказать!

– А надо ли? – хмыкнул Андрей. – Ради любопытства?

– Ну… и любопытства тоже, – нахмурился Урхард. – Кроме того, я считаю тебя своим другом, членом своей семьи – почему-то мне казалось, что и ты меня считаешь своим другом. Иначе зачем полез бы за мной в дом негодяя, дрался за меня. А разве друзья скрывают друг от друга правду?

– Бывает, и скрывают, – криво усмехнулся Андрей. – Если я что-то и вынес из этой жизни, то это твердое убеждение, что в жизни бывает все. И хватит философских дискуссий, давай-ка поедим, потом отберем те продукты, которые сможем нести на себе, и пойдем в село, к твоим. И там уже будем держать совет, как жить и что нам делать.

Андрей задумчиво провел рукой по волосам – они были темными, почти жгуче-черными. Пропали шрамы – перед Урхардом сидел молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, широкоплечий, худощавый, с резкими чертами лица, будто вырубленными топором. Нос с легкой горбинкой указывал на то, что в предках Андрея были донские казаки. Впрочем, откуда Урхарду знать про донских казаков? Если только Андрей расскажет. А он пока не собирался ничего сообщать своему нежданному другу.

– Хорошо выглядишь… для своих лет, – усмехнулся Урхард и, закряхтев, сел, опершись руками о землю, покрытую толстым ковром хвойных иголок. – Так что же с нами случилось? Где наши лошади? Как мы тут оказались? Я помню – ехали, ты чего-то заволновался, а потом… потом ничего не помню. Давай-ка рассказывай, хватит рожи строить!

– Ну что же, слушай… – Андрей помолчал, внимательно посмотрел в лицо Урхарда и грустно добавил: – Только потом не говори, что лучше бы я ничего не рассказывал…

– Лучше бы ты мне ничего не рассказывал! – с чувством выдохнул Урхард и сплюнул, влепив плевок в корень дерева, выступающий из земли толстенной змеей. – Только не говори: «Я же говорил!» Это что, я скот?! Я животное, прислуживающее этим деревьям, кустам, этому лесу? Как лошадь?!

– Скорее как конь, – улыбнулся Андрей. – Ты же мужского рода.

– Ага. А моя Адана кобыла, да? А Беата жеребенок. А ты…

– Хватит, Урхард! Не нужно истерик. Ну да, так сложилось – в вас, жителях Леса, его споры. Но не забывай, он дал вам несокрушимое здоровье, он вас не убивает, кормит, поит. В качестве слуг – пришлые и все те, кто пытается рубить Лес или неосторожно заходит на его территорию. И то даже не все – часть он отпускает на волю, в расчете что они разнесут его споры и Лес где-нибудь приживется. Почему-то не приживается. Вот этого я не понял. Может, почва тут такая? Какая-нибудь радиоактивная? А что, вполне возможно.

– Что значит – радиоактивная? – переспросил Урхард.

– Долго объяснять. В двух словах – вредная, вызывающая мутации. Мутации – это то, что Лес делает с людьми.

– Никак не могу прийти в себя… вся моя жизнь, все, что я знал о мире, – все в пыль! А он нас сейчас слышит? Он может с нами говорить?

– Вероятно, может, но только через своих слуг, – равнодушно кивнул Андрей. – Слышит? Вероятно, слышит. Ведь сейчас мы внутри его, как паразиты в живом существе.

– Тьфу! Слово-то какое нашел! Паразиты! Ладно, что дальше? После того как мы все это узнали, как жить будем? Что тебе сказал Лес?

– Лес хочет, чтобы все оставалось так, как было. Вы охотитесь, живете, размножаетесь – столько, сколько он сочтет нужным, и… все в общем-то.

– Столько, сколько он сочтет нужным?! – тихо охнул Урхард. – Это что значит, это Лес сделал так, что у нас одна Беата?! И нет других детей?

– А ты вспомни, у многих ли живущих в Лесу двое, трое и больше детей? – Андрей прислонился спиной к стволу дерева, полуприкрыл глаза, и у него вдруг заныл затылок в том месте, куда некогда проник корешок Леса.

– Ты намекаешь… нет, ты прямо говоришь, что в этом виноват Лес?! – Урхард грубо выругался и снова сплюнул, будто плевком хотел убить дерево. – А мы-то… мы так надеялись, что у нас будет еще один ребенок. Нам хотелось много детей, столько, сколько сможем! И ты прав – в селе редко у кого два ребенка, а уж про три и говорить не стоит… редкий случай. Проклятый Лес! Я начинаю его ненавидеть!

– Не нужно его ненавидеть, – пожал плечами Андрей. – Разве ты ненавидишь ветер, снесший крышу с сарая? Или молнию, ударившую в человека? Лес – это не человек. Да, разумное образование, которое может думать, планировать, но это не человек. Все его существование построено на выживании и размножении… хм… как у человека. Он пытается приспособить мир под себя, используя все возможности этого мира. Как человек, он умеет мыслить, умеет сожалеть, испытывает подобие гнева и радости, удовольствия и неприязни. М-да… я сам себя загнал в ловушку. Если все это он может, чем отличается от человека?

– У человека, настоящего человека, есть руки, ноги, голова, – ядовито заметил Урхард, – а этот демонов лес топливо для печи! И ничего больше!

– Правда? – кисло усмехнулся Андрей. – Когда-нибудь я тебе расскажу о людях, которые считали, что все, кто на них не похож – внешностью, цветом кожи, языком, верой, суть топливо для печи, и ничто иное. А ведь и у тех и у других есть ноги, руки, голова и все, что положено человеку. А как бы ты отнесся к драконам?

– Драконам? Каким драконам? – недоуменно хмыкнул Урхард. – Я не знаю никаких драконов. Что это такое?

– Летающие существа наподобие огромных ящериц, изрыгающие пламя. Разве у вас нет никакого упоминания о драконах?

– Хм… было что-то такое, в сказках, – пожал плечами Урхард. – Назывались они как-то по-другому. Видерны вроде бы. И что, при чем тут драконы?

– Они разумны. Моя подруга Шанти – драконица. Но она не человек, хотя умеет копировать человека так, что не отличит никто на свете. Кроме дракона. Или меня. Я умею отличать настоящего человека от его копии. Но речь не о том. Драконы изначально не имеют внешности человека, но разве они не заслуживают жизни? Они умны, живут тысячи лет, обладают магическими способностями, могут принять облик человека – один в один!

– Не знаю, – вздохнул Урхард, – я никогда не задумывался над такими проблемами. Никогда. Они мне были просто неинтересны.

– И Лес не задумывался, – улыбнулся Андрей, – он был очень удивлен, что люди могут быть не только слугами, не только насекомыми, ползающими по его телу, но и друзьями, напарниками, не только симбионтами, не осознающими, что и зачем делают, но и партнерами в жизни.

– Это ты ему рассказал? – Урхард приподнял брови и скептически покачал головой.

– Я. Как мог.

– А с чего вдруг он стал разговаривать именно с тобой и ни с кем больше? Почему ты?

– Я не такой, как вы. Скорее всего, я даже не человек. Ну да, да – перевертыш. Я мутант. Меня нельзя заразить спорами – я их просто выбрасываю. Из меня нельзя сделать слугу. А еще – я из другого мира, знаю больше, чем вы, многократно больше. За мной память цивилизации, о мощи которой вы не имеете никакого представления, а если бы имели, то… не важно. Это совсем не важно. Мир меняется, и все мы меняемся вместе с ним. В этом мире появился я, и все меняется. Начинаю думать, что замысел Бога состоит именно в том, чтобы изменить этот мир, застывший в равновесии, подтолкнуть его…

– Подтолкнуть к чему? – с любопытством спросил Урхард.

– Не знаю. Я пытаюсь делать то, что считаю необходимым, – пожал плечами Андрей, – а что получается, не мне судить. Хочу, чтобы люди были счастливы. Чтобы счастье всем, даром, и чтобы никто не ушел обиженным. Я многого хочу?

– Очень многого, – серьезно кивнул Урхард. – Для этого нужно пролить много крови. И мне кажется, ты уже пролил. Да?

– Много. Очень много крови, – вздохнул Андрей. – У каждого человека, оказывается, свое представление о счастье. Например, иногда люди счастливы, когда сажают на кол тех, кто верует не в то, во что верят они. Или когда у соседа амбар сгорел со всем содержимым. Или когда сломала ногу лошадь соседа.

– Это люди, – усмехнулся Урхард, – они всегда были такими. Таких можно только уничтожить, перевоспитать их невозможно!

– Вот я и уничтожал, – помертвел лицом Андрей.

– Я представляю, как мы въедем в село на таких «лошадях»! – фыркнул Урхард. – А за что держаться-то, за сиськи, что ли?

– Я тебе руку оторву, если будешь хватать меня за сиськи! – мелодичным голосом ответила дама-кентавр, косясь на Урхарда светящимся огненным глазом. – Скажи спасибо, хозяин приказал нам служить вам! Но ведь если у вас не будет рук, вы все равно будете живы и вам можно служить?

– Ну чего ты взбеленилась-то? – Урхард опасливо посмотрел на белоснежные зубы кентаврицы, могучий торс которой обладал внушительными свидетельствами принадлежности ее к прекрасному полу. – Мне за что-то ведь нужно держаться! Я как буду сидеть?

– Седла есть, держись за них. Можешь обхватить меня за талию.

– Как обхватить? – не понял Урхард.

– Нежно! – огрызнулась кентаврица. – Держись и не говори глупостей!

– Теперь бы узнать, что с их точки зрения является глупостью, – пробормотал Урхард и осторожно взгромоздился на кентаврицу. Та слегка расставила в стороны лапы, вооруженные острыми когтями, щелкнула в воздухе клешнями, как бы демонстрируя, как она оторвет Урхарду руки, и тут же рванулась вперед, передвигаясь быстрым шагом, но плавно и бесшумно, будто огромная пантера.

Кентавр Андрея скакнул за ней, Андрей, ожидая чего-то подобного, крепко вцепился в луку седла, уберегая себя от падения.

После того как они с Урхардом обсудили сложившуюся ситуацию, пришли к выводу, что нужно двигаться в село. Именно там нужно решать, как воплотить то, что они задумали. А задумано было многое…

Андрей заключил с Лесом соглашение – если уж симбиоз, так разумный, правильный симбиоз. Хочешь защититься от людей? Будет тебе защита от злых людей. Но только люди не бессловесный скот. Они должны осознавать, что делают. Должны понимать, что Лес их брат, их дом, их семья. И начинать нужно было со своей деревни. Она должна стать столицей Леса – так решил Андрей, и так решил Урхард. Урхард и его семья останутся здесь, в селе. И купец возглавит новый клан, клан Леса.

Лес был стар и мудр. По-своему, по-лесному мудр. Сотни тысяч лет рос этот гигантский организм, собирал информацию, запоминал ее на веки вечные, и настал момент, когда он осознал себя как существо, как сущность. И еще сотни тысяч лет строил себя, устраивая, настраивая под себя то пространство, в котором обитал. Если бы на Земле все растения могли объединиться в единое существо, кто знает, может, и там был бы свой живой Лес?

Андрей хмыкнул и покачал головой – откуда он знает, может, и на Земле был такой лес? Просто с ним не сумели связаться, или он не захотел связаться с людьми. Может, он воюет с людьми, насылая на них страшные болезни, а люди до сих пор и не подозревают о своем противнике, сжигая его, выкорчевывая, пуская тело на дрова. Все может быть.

Здешний Лес весьма преуспел в изготовлении слуг. Так, например, сплавить человека и животное, лошадь, не смог бы ни один ученый Земли.

«Странно, почему твари… слуги не выходят за пределы Леса? Стоп! А как же те, в ком есть споры? Они-то выходят! Но зараженные спорами не стали слугами. Они потенциальные слуги. Возможно, что на большом расстоянии Лес просто не может управлять своими «конечностями»? Интересная картина получается – слуги частично имеют свою волю, а частично они органы Леса. И осознают это. Но не заметил, чтобы такая ситуация их как-то беспокоила. Промывает мозги? Запросто.

И кстати про те случаи, когда оживали мертвецы и набрасывались на окружающих, – очень интересная картина получается! Споры спят, организм не мутирует, пока человек жив. Как только он умирает, то превращается в зомби, набрасывается на людей и пытается убить. Хм… тогда странно – если большинство заражены спорами, тогда почему не все становятся зомби? Более того, эти случаи редки. Лес про это промолчал. Впрочем, а кто его спрашивал? Попробую догадаться сам. Мутируют в зомби те, кто погиб насильственной смертью, как Идраз? Тоже не факт. А может, все проще – механизм мутации пока не обкатан и не все могут становиться зомби? Нужно будет спросить Урхарда. Впрочем, какая мне разница? Вообще-то по-хорошему нужно валить отсюда к чертовой матери, это не мое дело. Улаживать отношения между скоплением деревьев и деревушкой, оказавшейся поблизости! У меня другие цели!

Какие цели? Ну-ка, давай разберемся. Итак: я попал в этот мир, чтобы уничтожить исчадий, чтобы люди жили хорошо (понятие растяжимое, но буду считать, что оно исчерпывающее). Я уничтожил Артефакт, который питала энергия смерти, питали освобожденные души убитых исчадиями людей. Исчадия лишились своей магической силы… хм… должны были лишиться, а лишились или нет, я же не знаю. Пока не знаю. Но должны были. Будем считать – лишились. Но остались на своих местах, остался на месте император, правивший Славией, остались на месте все те, кто измывался над народом. И что толку в том, что я уничтожил Артефакт, ведь все осталось на своих местах! А значит, мне нужно вернуться в Славию и закончить начатое. Вернуться с большой армией и очистить это государство от наросшей грязи, как очищают брюхо корабля от ракушек, иначе плыть дальше невозможно. Объединить два государства в одно – могучее, человечное, светлое!.. А там… там видно будет. Жить. Жить дальше, как все нормальные люди. Потихоньку толкать прогресс, «изобретать» всякие штуки, и… как я скучаю по Шанти, кто бы знал! Где ты, моя сестричка?! Где ты, ехидная драконица? Где-то есть… чувствую – есть. Тянется ниточка, тянется. Чувствую – жива, проказница. Ничего, подожди немного, сейчас я пристрою этих «освобожденных женщин Востока» и приду к тебе. Так хочется заглянуть в твои глаза – драконьи ли, человечьи, без разницы. Главное, чтобы ты была рядом.

Хм… я что, влюблен в драконицу? Дурно как-то звучит… любовь между человеком и полуторатонной рептилией? Вот уж всем извращениям извращение! Да, Андрюха, ты перещеголял всех извращенцев мира, начиная с неандертальца по имении Ыыых и заканчивая Калигулой. Или кто там еще отметился в истории особо прихотливыми пристрастиями… что-то я плохо разбираюсь в извращенцах.

А почему извращение? Если она умеет принимать облик человека так, что ее нельзя отличить от человека, тогда что? Все в этом мире иллюзия. Реальность, данная нам в ощущениях, – так нас вроде учили? Так вот, я ощущаю женщину, я вижу женщину, я люблю эту женщину, почему я должен от нее отказываться? Потому, что она сама создала себе это человеческое тело? Потому, что дала его ей не мать? Потому, что может изменять это тело?

Даже интересно – она каждый раз может сделать новый облик. Каждый день выглядеть иначе… хе-хе-хе… так, может, в этом секрет долгой и мирной семейной жизни? Как сказал герой одного фильма: «Как представлю, что она мечется по квартире перед глазами – туда-сюда, туда-сюда! И сразу не хочется жениться!» А тут – каждый день новая женщина, но при этом одна и та же! Смешно, ага… Эх… не везет мне в смерти, повезет в любви, да? Мне и в смерти не везет, и в любви… все мои любимые женщины гибнут… а я живу и живу… как проклятый.

А как же Беата? Что с Беатой? Хм… интересно, как бы отреагировала Шанти на наличие у меня жены, притом беременной жены? Что бы она сказала по этому поводу? Небось такое, что у меня бы сразу уши в трубочку скрутились.

И все-таки надо покопаться в себе: что с Беатой? Люблю я ее или нет? До того как мне вправили мозги, считал – люблю. А теперь? Теперь считаю так же? Вот ведь вопрос… И ответ один: не знаю. Да, она мне приятна как женщина, я хочу ее, мне приятно заниматься с ней сексом, она умненькая и вообще хорошая девчонка. Но хочу ли я остаться с ней на всю свою жизнь? Или лучше сказать по-другому – хочу ли я потащить ее с собой туда, где ей будет грозить опасность, туда, где я могу погибнуть, в эту кровь, грязь, смерть? Остаться я не могу – это точно, я должен уйти, и тащить ее тоже не собираюсь. А значит – расставание. От одной этой мысли сводит скулы. Приедем в деревню – поговорю с ней и с Урхардом. Ну и с Аданой, само собой.

Хм… как мне попасть в Славию, если я даже не знаю, где нахожусь? Северный материк – это ясно. Язык этих людей похож на тот язык, на котором разговаривали северные агрессоры, напавшие на Балрон. Я помню тот язык. Он отличается меньше, чем русский и украинский языки, но все-таки отличия есть. Путь один – идти на побережье, разговаривать с мореходами, искать возможность переплыть море. Как еще-то мне попасть в Балрон? Так в Балрон или в Славию? Само собой вначале в Балрон, потом в Славию. С хорошей, крепкой армией, вооруженной по последнему слову техники.

Итак, я иду на побережье, каким-то образом перебираюсь в то место, откуда в Балрон отправились захватчики, узнаю, как мне добраться до материка, и… просто так все получается, ага! «Нарисуем – будем жить»! Ну а кто сказал, что будет легко? Не будет легко. Но проще, чем стать императором Балрона. Не надо слишком уж нагнетать! Как говорят в народе, глаза боятся, а руки делают. Вот только закончу здесь, и вперед, на родину.

На родину?! Вот хохма! Я что, считаю родиной Балрон? А почему нет… там могилы моих любимых женщин. Что меня удержало бы на Земле? Я там никому не нужен, кроме своих врагов, желающих всадить мне пулю в лоб. А тут… тут у меня друзья, враги, любовь – все, что нужно мужчине для счастливой жизни! Да, этот мир незаметно стал моим домом, и другого ничего я не хочу».

– …Эй, ты чего там, уснул?! – ворвался в голову голос Урхарда. – Мы уже подъезжаем! Быстро бегают эти гологрудые! Рожи-то не строй, красавица! Грудь у тебя – что надо! Так что я тебя, получается, похвалил! Фу, грубая какая! Ты и когда человеком была, точно была такой же грубой. Расскажи, как ты стала слугой хозяина? Ну расскажи, что ли? Или ты не помнишь ничего?

– А ты-то помнишь? – усмехнулась кентаврица. – Ты ведь тоже слуга, только еще не преобразившийся. Вот станешь слугой – и расскажешь. Сам себе.

– Злая ты! – фыркнул Урхард, физиономия которого, лишенная бороды, не могла скрыть удовлетворения самим собой и всей жизнью. – Я, может, и не стану слугой. По крайней мере не таким, как ты, точно. А зимой ты не замерзнешь – голая?

– Зимой я спать буду, – тоже фыркнула кентаврица, – а может, хозяин нас оденет. Отнимет у тебя деньги и купит нам по теплой шубе.

– Шутку оценил, – кивнул Урхард. – Андрус… хм… Андрей, глянь, нас целая толпа встречает! Чего это они там выстроились, у околицы? Завал устроили из камней! Раньше такого не было! Вот что, милая, стой здесь. Дальше не езди. Не приведи боги, воткнут тебе стрелу в сиську, – а они у тебя классные! Но у моей жены лучше, точно.

– Не верю, – заявила кентаврица и остановилась как вкопанная.

Купец едва не перекувыркнулся через голову, выругался и под ее насмешливым взглядом спрыгнул на землю. Снял переметные сумы, бросил на землю, расстегнул подпругу, и седло тоже оказалось на земле. Потом ласково погладил кентаврицу по спине:

– Красавица. Интересно, ты можешь рожать детей?

– Я за тебя замуж не пойду, толстый старикашка! – И кентаврица, сорвавшись с места, исчезла за деревом, задорно хохоча. Той, кого превратили в четырехногое орудие убийства, на момент мутации было всего шестнадцать лет. Само собой, все, кому больше тридцати лет, ей казались старикашками.

«И ей всегда будет шестнадцать лет», – подумал Андрей, стаскивающий со своего кентавра сумы и седло. У него защемило сердце, – вроде все понятно, Лес защищается, но отношение к людям как к скоту… нет, он никогда не понимал фашизма. И не принимал его. Его деды воевали против фашизма, за то, чтобы людей не считали скотом. Никогда. Во все времена. Навечно.

– Ну что, я пока один схожу, поговорю с ними? – спросил Урхард, став серьезным как никогда. – Как бы нам не навтыкали стрел в брюхо, особенно тебе.

– Замучаются втыкать, – жестко заметил Андрей. – А если что-то сделали с Беатой и Аданой – пусть берегутся. Убью. Вместе идем.

– Убьешь, – кивнул Урхард, – если успеешь до меня. Вместе так вместе. Пошли!

Мужчины вздохнули и пружинистым шагом пошли к деревне. Что будет, они не знали. Но Андрей помнил где-то вычитанную фразу: «Если не знаешь, что делать, делай шаг вперед».