Текст книги "Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра."

Автор книги: Евгений Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Отсутствие письменных улик и безошибочные ответы Бестужева-Рюмина завели следствие в тупик. Выход из него Елизавета пыталась найти, решив лично переговорить с Екатериной. Этот разговор, имевший характер допроса и поразительно напоминавший разговор Анны Леопольдовны с Елизаветой накануне дня переворота 25 ноября 1741 г., состоялся в апреле 1758 г. Екатерина сама давно просила о нем, ибо, уничтожив вовремя все улики, хотела выйти из состояния неуверенности и неизвестности, в котором оказалась. Особую тревогу «молодого двора» вызывало то, что Петр Федорович начал сторониться своей жены и в случае малейшего нажима на него мог раскрыть если не все планы, то по крайней мере те, которые знал.

В ходе ночной беседы в апартаментах императрицы Екатерине удалось отчасти оправдаться перед Елизаветой. Во время второй беседы в мае 1758 г. великая княгиня сумела даже развеять многие подозрения императрицы и благополучно выбраться из западни. Какое-то время она вела себя необычайно осторожно, тем более что следствие по делу Бестужева-Рюмина тянулось до конца 1758 г. В начале 1759 г. бывший канцлер был сослан в свое родовое имение под Москвой, а Понятовский выслан за границу. Весной того же года среди знакомых Екатерины появляется 25-летний красавец адъютант генерал-фельдцейхмейстера П. И. Шувалова капитан Григорий Орлов. Вокруг него и четырех его братьев начинает складываться кружок молодых офицеров, ставших впоследствии опорой переворота 28 июня 1762 г. в пользу Екатерины и не позволивших аристократической фронде ограничить ее власть. А между тем именно в конце 50-х – начале 60-х годов эта фронда начинает проявлять все более возрастающую активность.

1759–1761 годы не принесли Елизавете здоровья, а, наоборот, еще больше его расшатали. Французский посланник Лопиталь в декабре 1757 г. сообщал своему правительству: «Императрица совершенно не придерживается режима, она ужинает в полночь и ложится в четыре утра, она много ест и часто устраивает очень длительные и строгие посты». Прежний неумеренный образ жизни продолжался и в последующие годы. Елизавета становилась все более суеверной и набожной. Лопиталь писал в январе 1759 г.: «Императрица погружена в необычайное суеверие, она проводит целые часы перед одним образом, к которому она очень привязана. Она с ним разговаривает, советуется. Она отправляется в оперу в 11 часов вечера, ужинает в час, а ложится спать в 5 часов утра»¹⁹.

Болезни императрицы вынуждали Шуваловых все чаще думать о будущем. Они не сомневались, что оно непосредственно связано с «молодым двором», с тем, как они сумеют себя поставить в отношениях с Петром и особенно с Екатериной. Уже с середины 50-х годов А. И. Шувалов стал обер-гофмаршалом Петра, а во время бестужевского дела И. И. Шувалов стремился показать Екатерине, как он хлопочет за нее перед императрицей. В 1759–1761 гг. попытки установить контакт с Екатериной со стороны фаворита и его двоюродных братьев продолжались. Краткие сообщения об этом мелькали в донесениях дипломатов. «Иван Шувалов полностью перебрался на сторону молодого двора» – такой вывод сделал в июле 1758 г. Лопиталь. Через год он уточнил: «Этот фаворит хотел бы играть при великой княгине такую роль, что и при императрице»²⁰.

Теперь трудно восстановить планы, с которыми выступали Шуваловы. В одной из своих заметок мемуарного характера Екатерина писала: «Фаворит… Иван Иванович Шувалов, быв окружен великим числом молодых людей… [и] быв убежден воплем всех множества людей, которые не любили и опасалися Петра III, за несколько времени до кончины е. и. в. мыслил и клал намерение переменить наследство, в чем адресовал к Никите Ивановичу Панину, спрося, что он о том думает и как бы то делать, говоря, что мысли иныя клонятся, отказав и высылая из России великого князя с супругою, зделать правление именем царевича… что другие хотят лишь выслать отца и оставить мать с сыном и что все в том единодушно думают, что великий князь Петр Федорович не способен и что кроме бедства… Россия не имеет ожидать». Осторожный Панин, как сообщает Екатерина, отвечал, что попытка воспрепятствовать приходу к власти Петра неизбежно приведет «к междоусобной погибели, что в одном критическом случае того переменить без мятежа и бедственных средств не можно», и, поспешив к Екатерине, все ей рассказал. Полностью исключить возможность такого разговора Шувалова и Панина нельзя по ряду причин.

Во-первых, проект о провозглашении императором Павла с последующей высылкой либо обоих родителей, либо только Петра мог соответствовать планам Шуваловых, стремившихся сохранить власть, и в принципе не противоречил давним намерениям Елизаветы, известным не только из мемуаров Екатерины II. Во-вторых, нельзя не обратить внимание на то, что беседу о будущем правлении вели И. И. Шувалов и Н. И. Панин. Первый известен своим проектом введения «фундаментальных законов», практически ограничивавших самодержавие, а второй сразу после переворота 28 июня 1762 г. подал проект о создании Государственного совета – органа, ограничивающего власть императрицы. То, что эти два деятеля вступили в контакт накануне смерти Елизаветы, не представляется случайным, но думается, что тогда они не сумели найти общего языка. Никита Панин, возможно, готовил проект ограничения самодержавия при Екатерине как правительнице. Ивана же Шувалова Екатерина не устраивала.

В другой своей записке Екатерина, описывая тот же разговор Панина с Шуваловым, сообщает, что Елизавета хотела «взять сына его (Петра. – Е. А.) седмилетнего и мне поручить управление, но что сие последнее, касательно моего управления, не по вкусу Шуваловым». Не исключено, что Екатерина приписывает Елизавете несуществующие намерения о назначении ее правительницей при малолетнем сыне, но не исключено и то, что как вариант такой порядок наследования мог обсуждаться и был отвергнут Шуваловыми как ненадежный. Возможно, именно потому, что Панин твердо стоял за передачу власти Екатерине, Шуваловы прервали с ним контакты. Екатерина далее писала в первом отрывке, что вскоре Шуваловы прекратили обсуждать планы, «но, оборотя все мысли свои к собственной их безопасности, стали дворовыми вымыслами и происками стараться входить в милости Петру III, в коем и преуспели». Во втором отрывке читаем: «Из сих проектов родилось, что посредством Мельгунова Шуваловы помирились с Петром III и государыня скончалась без оных распоряжений»²¹.

В описываемом Екатериной финале переговоров нет психологических натяжек. 23 июля 1761 г. французский представитель Бретель писал: «Уже несколько дней назад императрица причинила всему своему двору особое беспокойство: у нее был истерический приступ и конвульсии, которые привели к потере сознания на несколько часов. Она пришла в себя, но лежит. Расстроиство здоровья этой государыни очевидно»²².

В обстановке неуверенности Иваном Шуваловым, как он сам пишет, овладевали «ипохондрические мысли» и ему было уже не до проектов. Вместе со своими братьями он стремился добиться хотя бы расположения наследника престола. В этом смысле весьма символичным был первый ужин нового императора сразу после смерти Елизаветы, 25 декабря 1761 г. Екатерина писала: «У Ивана же Ивановича Шувалова, хотя знаки отчаянности были на щеке, ибо видно было, как пяти пальцами кожа содрана была, но тут за стулом Петра III стоял, шутил и смеялся с ним»²³. В отличие от экс-фаворита, которому уже не нашлось места за столом, Екатерина сидела заплаканная и печальная или старалась такой выглядеть. Ее час еще не наступил, но он приближался…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Завершая свой труд, историк подобен инженеру-создателю моста в тот самый момент, когда он по традиции стоит под пролетом нового сооружения и смотрит, как первый поезд медленно вползает на такие ажурные и хрупкие снизу конструкции. Инженер знает, что расчеты точны, что мост построен надежными руками, но он не может подавить в себе волнения, почти физически ощущая тот тяжкий груз ответственности, который лег на его плечи. Мост историка, переброшенный через реку Времени в Прошлое, тоже построен в полном соответствии с законами его науки и из прочного материала проверенных фактов. Но все равно, ставя точку, автор книги волнуется, ощущая груз ответственности за то, как он отобразил прошлое и показал людей, живших более двух столетий назад. Эти люди, как тонко заметила О. Г. Чайковская, «целиком зависят от нас, поскольку живут только в нашей памяти, другой жизни у них уже нет»¹. Вот почему, прочитав сотни документов, написанных рукой героев своей книги, историк спешит в залы музея и долго стоит перед потемневшими от времени портретами людей, о которых он писал, и, вглядываясь в их лица, пытается прочитать в них ту разгадку прошлого, над которой он думал в тиши читального зала и кабинета. И полной уверенности в правильности решений у него не будет никогда. Всегда историк несет ответственность за свое прочтение прошлого, за прочность того моста, который он построил для других.

Время, которому посвящена эта книга, не может быть оценено однозначно. Петровские реформы в различных сферах жизни русского общества через 20–30 лет сразу стали явлением необратимым. Как невозможно было остановить время и вернуть XVII век, так невозможно было отказаться от великого наследия преобразователя России. Эта необратимость, обусловленная жесткой необходимостью, потребностью великой страны, которую гениально уловил Петр, была явно сильнее желаний консерваторов или капризов ближайших преемников Петра.

После петровских реформ для России нового времени уже не было другого пути развития, чем тот, что был задан Петром. Активная внешняя политика, мощная регулярная армия и флот, развитая торговля и промышленность, ориентированная прежде всего на нужды обороны, поощрение развития национальной культуры и образования – все эти аспекты политической доктрины Петра стали признанной целью послепетровских правительств. Но были оттенки, нюансы, влиявшие на последовательность и темпы реализации этих целей на практике. Эти нюансы, нередко зависевшие от личности властителя и его советников, становились в конечном счете важным фактором, воздействовавшим на общее развитие страны.

Елизаветинское время было, несомненно, благоприятно для движения по пути, проложенному Петром, что проявилось во многих сферах жизни страны. Внешняя политика елизаветинского времени в отличие от политики второй половины 20-х – начала 40-х годов XVIII в. стала более последовательной в достижении тех целей национальной политики, которые Петр считал важнейшими для страны. Эта черта русской политики особенно рельефно отразилась в участии России в Семилетней войне. Война, каковы бы ни были ее конечные результаты, стала испытанием не только мощи русской армии, но и прочности той внешнеполитической системы, основания которой были заложены Петром, а развиты при Елизавете и во второй половине XVIII в.

Очевидны были успехи и в экономическом развитии страны. Данные статистики с несомненностью говорят как об огромных возможностях русской промышленности и торговли, так и о их интенсивном развитии. В описываемое время возможности феодального способа производства еще не были исчерпаны и инерция движения, заданная Петром, не только не затухала, но благодаря протекционистской политике его дочери все более усиливалась.

Благоприятно сказался рассматриваемый период и на развитии русской национальной культуры. Ломоносов – явление этой культуры – творил наиболее плодотворно именно в 40–60-е годы XVIII в. В эти годы русская литература, живопись, театр, архитектура, музыка, творчески осваивая те культурные ценности, которые были привнесены в ходе петровской культурной реформы, создали много шедевров, ставших в один ряд с ценностями других периодов. В целом путь русской национальной культуры последующего времени пролегал и через 40–60-е годы, и теперь можно с уверенностью сказать, что эти годы не были для нее потерянным временем.

Елизаветинское правительство пришло к власти под лозунгом восстановления петровских «начал» во внешней и внутренней политике. Если в торгово-промышленной сфере, а также в сфере культуры и внешней политики это было в значительной степени осуществлено, то в других сферах политики правительство Елизаветы постигла неудача. Она была обусловлена не только тем, что бездумное следование не совсем ясно представляемым идеалам политики прошлого и не могло принести успех, но и тем, что генеральная петровская концепция служения «общему благу» всех подданных до царя включительно (означавшая для дворянства суровую пожизненную службу государству) уже не могла быть осуществлена на практике – резкое усиление социальноэкономических позиции дворянства в результате его консолидации в предшествующую эпоху дало свои плоды. Дворянство выступало сплоченной корпорацией, четко осознававшей свое господствующее положение и стремившейся использовать его с максимальной для себя пользой. Следствием этого стало усиление претензий господствующего класса-сословия к самодержавию в виде требований гарантировать ему благоприятные условия существования за счет других классов и сословий и даже претензий на политическую власть, хотя значение последней тенденции не следует преувеличивать, ибо режим абсолютной монархии в целом отвечал интересам дворянства.

В итоге могущество огромной империи, год от года набиравшей силу, покоилось на фундаменте крепостничества, и расцвет империи был расцветом власти дворянского сословия, составлявшего ничтожную часть населения, но сосредоточившего в своих руках основные богатства страны. В елизаветинское время помещичья эксплуатация приобрела те суровые формы, которые, с одной стороны, давали помещику возможность обогащаться за счет не контролируемого никем увеличения ренты, а с другой – естественно и неизбежно вели к истощению ресурсов крестьянского хозяйства. В значительной степени именно в елизаветинское время оформилась та широко известная по русской художественной литературе система – крепостное право, когда преступления помещиков, крепостные оркестры, гаремы «пастушек», купля-продажа людей в розницу и оптом стали нормой, заурядным явлением. Все это сочеталось с унижением человеческого достоинства, надругательством над личностью, почти полным параличом политической, общественной жизни большей части подданных абсолютного монарха. Господствующая политическая система самодержавия закрывала путь к власти не только иным – кроме дворянства – общественным силам, но и нередко способным представителям господствующего класса. Фаворитизм, коррупция, невежество, боязнь принять решение и взять ответственность за его исполнение, мертвящий бюрократизм – все эти и другие пороки управления системы абсолютной монархии дорого обходились стране, как и непомерная роскошь двора ее взбалмошной правительницы, не унаследовавшей ни талантов, ни энергии своего отца и не способной решать проблемы великого государства.

Нельзя сказать, что в елизаветинское царствование народ безмолвствовал. Как и в прежние времена, суровые, отталкивающие формы крепостничества, жестокая эксплуатация вели к бегству и активному сопротивлению крестьян власти помещиков и государства. Наследие борьбы Разина и Булавина жило в сознании народа. В елизаветинское время уже родились те, кто позже встал под знамена Пугачева.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ (с. 3–5)

¹Вейдемейер А. Обзор главнейших происшествий в России с кончины Петра Великого до вступления на престол Елизаветы Петровны. СПб., 1832; Полевой Н. А. Столетие России с 1745 по 1845 г. СПб., 1845; Шишкин И. События в Петербурге в 1740 и 1741 гг. СПб., 1858; Ешевский С. В. Очерк царствования Елизаветы Петровны. – Ешевский С. В. Соч., т. 2. М., 1870; Щебальский П. К. Чтения по русской истории. М., 1874.

²Семевский М. И. Елизавета Петровна до восшествия своего на престол. 1709–1742 гг. – Русское слово, 1859, кн. 2, с. 209–278; его же. Первый год царствования Елизаветы Петровны. 1741–1742 гг. – Русское слово, 1859, кн. 6, с. 221–326; его же. Царствование Елизаветы Петровны. 1743 г. – Русское слово, 1860, кн. 1, с. 27–28; Исторические бумаги, собранные К. И. Арсеньевым. СПб., 1872.

³Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. XI, т. 21–22. М., 1963.

⁴Ключевский В. О. Курс лекций по русской истории. – Ключевский В. О. Соч., т. 4. М., 1958; Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1909; ФирсовH.Н. Вступление на престол императрицы Елизаветы Петровны. Казань, 1888; Богословский М. М. Императрица Елизавета Петровна. – Три века. М., 1913, вып. 4, с. 157–169.

⁵Мякотин В. А. Лекции по русской истории. СПб., 1892, с. 275–335.

⁶Струмилин С. Г. История черной металлургии в СССР, т. 1. М., 1954; Павленко Н. И. История металлургии в России XVIII в. М., 1962; Мавродин В. В. Классовая борьба и общественно-политическая мысль в России XVIII в. Л., 1964; Алефиренко П. К. Крестьянское движение и крестьянский вопрос в России в 30–50-х годах XVIII в. М., 1958; Кафенгауз Б. Б. Очерки внутреннего рынка России первой половины XVIII в. М., 1958; Волков М. Я. Отмена внутренних таможен в России. – ИСССР, 1957, № 2.

⁷ Очерки истории СССР. Россия во второй четверти XVIII в. М., 1957; Очерки истории СССР. Россия во второй половине XVIII в. М., 1956; История СССР с древнейших времен до наших дней, т. 3. М., 1967.

⁸Троицкий С. М. Историография «дворцовых переворотов» в России XVIII в. – ВИ, 1966, № 2, с. 53.

Глава 1
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА НАЧАЛА 40-х ГОДОВ XVIII в. ПЕРЕВОРОТ 25 НОЯБРЯ 1741 г. (с. 6–42)

¹ Дело о курляндском герцоге Э. И. Бироне. – ЧОИДР, 1862, кн. 2, Смесь, с. 47–49; Записки Бирена. – Время, 1861, т. 6, с. 528–530; Миних Б. К. Записки фельдмаршала. СПб., 1874, с. 57–62.

²Соловьев С. М. История России, кн. XI, т. 21, с. 8.

³ Там же, с. 14–16.

⁴Манштейн К. Г. Записки о России. 1727–1744. СПб., 1875, с. 199–200, 203.

⁵ Сб. РИО, т. 85. СПб., 1893, с. 441.

⁶ Дело о курляндском герцоге Э. И. Бироне, с. 99–115.

⁷ Сб. РИО, т. 85, с. 484; т. 91. СПб., 1894, с. 4–5.

⁸Соловьев С. М. История России, кн. XI, т. 21, с. 16; Брикнер А. Падение Бирона. – Новое слово, 1896, № 8, с. 68; Сб. РИО, т. 85, с. 513–514; т. 91, с. 4–5, 10–11.

⁹ Сб. РИО, т. 85, с. 126–127.

¹⁰ Исторические документы 1742 г. – РА, 1864, кн. 1, стлб. 538; Сб. РИО, т. 92. СПб., 1894, с. 424–425.

¹¹ Письма и бумаги Петра Великого, т. X. М., 1956, с. 120, 193; т. IX, вып. 2. М., 1977, с. 192; Бычков А. О свадьбе Петра Великого с Екатериной Алексеевной. – Древняя и новая Россия, 1877, т. 1, с. 324; Петров П. Н. Цесаревна Анна Петровна. – ПНРИ, т. 1, отд. 1, с. 54.

¹²Петров П. Н. Указ. соч., с. 54.

¹³ АЛОИИ, ф. 270, д. 84, л. 435.

¹⁴Петров П. Н. Указ. соч., с. 56, 72.

¹⁵ АЛОИИ, ф. 270, д. 84, л. 435; Сб. РИО, т. 49. СПб., 1885, с. XXVI.

¹⁶ Сб. РИО, т. 49, с. 122, 184; т. 81. СПб., 1892, с. 152; т. 68. СПб., 1889, с. 32, 67, 225–226; т. 52. СПб., 1886, с. 22; Лириа де. Письма о России. – OB, ч. 3. М., 1869, с. 38, 84, 163.

¹⁷Лириа де. Указ. соч., с. 34, 118–119.

¹⁸Екатерина II. Записки. СПб., 1907, с. 162.

¹⁹ Письма к государыне цесаревне Елизавете Петровне Мавры Шепелевой. – ЧОИДР, 1864, кн. 2, Смесь, с. 67–72.

²⁰Манштейн К. Г. Записки о России, с. 21.

²¹ Еще письмо Миниха из Сибири. – РА, 1866, кн. 2, стлб. 171–185; Соймонов Ф. И. Из записок. СПб., 1888, с. 16–18.

²²Семевский М. И. Елизавета Петровна до восшествия…, с. 235–236.

²³Рондо, леди. Письма. СПб., 1874, с. 146–147.

²⁴ AB, т. 1, с. 4–5.

²⁵ Архив ЛОИИ, ф. 270, д. 107, л. 268; Екатерина II. Записки, с. 57, 162.

²⁶ Изложение вин графов Остермана, Миниха, Головкина и других. – Исторические бумаги, собранные К. И. Арсеньевым. СПб., 1872, с. 231.

²⁷ Там же.

²⁸Чистович И. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868, с. 492.

²⁹ Изложение вин…, с. 257.

³⁰ Исторические документы 1742 г., с. 511–512; Черты из жизни императрицы Елизаветы Петровны. – РА, 1865, кн. 3, стлб. 329–332.

³¹Корсаков Д. А. Князь Иван Алексеевич Долгорукий. – Корсаков Д. А. Из жизни русских деятелей XVIII в. Казань, 1891, с. 120; ПНРИ, т. 1, с. 160.

³²Бороздин К. М. Опыт исторического родословия графов Ефимовских. СПб., 1841.

³³ AB, т. 1, с. 9–10.

³⁴ ПНРИ, т. 1, с. 147–150; т. 2, с. 318.

³⁵ ЦГИА, ф. 468, оп. 39, д. 16, л. 78.

³⁶ Исторические документы 1742 г., с. 509; Сб. РИО, т. 91, с. 103–104.

³⁷ Сб. РИО, т. 92, с. 231–232.

Назад к карточке книги "Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра."