Текст книги "Женщины на российском престоле"

Автор книги: Евгений Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Евгений Анисимов
Женщины на российском престоле

Предисловие

Российский XVIII век некоторые историки называют веком женщин. И действительно, после смерти Петра Великого в 1725 году и до конца столетия Россией почти непрерывно правили женщины, сменяя одна другую на императорском троне. Перед вами, читатель, основанное на документах историческое повествование о повелительницах Российской империи XVIII века: Екатерине I (1725–1727), Анне Иоанновне (1730–1740), Анне Леопольдовне (1740–1741), Елизавете Петровне (1741–1761) и Екатерине II (1762–1796).

Цель, которую я как писатель и историк ставил перед собой, – не просто изложить факты биографий этих женщин, вознесенных судьбой на самую вершину власти, а попытаться с возможной точностью нарисовать пять историко-психологических портретов и, размышляя о судьбах моих героинь, еще раз задуматься вместе с читателями о судьбе России.

Я не собираюсь взвешивать на весах истории достижения и неудачи правления каждой из пяти женщин, восседавших на российском престоле. Думаю, что мы, люди грешного ХХ века, не вправе безапелляционно судить о прошлом. За истекшие два столетия мы не стали ни добрее, ни умнее наших предков, которые хотя и не были знакомы с самолетами, телевидением и компьютерами, но зато не знали такого дикого ожесточения и такой ненависти, какие принес с собой наш железный век. Несмотря на очевидные успехи науки мы немногого достигли в понимании истории, и самое большее, на что может решиться ученый, – осторожно заглянуть в этот хрупкий мир, сознавая, что малейшим небрежным движением руки, которая держит лупу познания, рискуешь «сбить фокус», безвозвратно исказив облик прошлого.

Работая над этой книгой, я исходил из представления о том, что читателям важны даже не столько исторические факты и даты (хотя их точность и полнота, безусловно, необходимы), сколько сами люди прошлого, их черты и характеры, привычки и причуды, слабости и достоинства, словом, их жизнь, в чем-то так похожая и так непохожая на нашу. Для меня будет большой радостью, если, прочитав мою книгу, читатель не просто получит сумму знаний об исторических событиях, но увидит как живых и запомнит этих женщин, которые любили и ненавидели, совершали ошибки и преступления, страдали сами и мучили других. Все они, как и наши современницы, такие разные, и у каждой своя, необычная судьба. Но в чем-то они и близки. Все они, кроме несчастной Анны Леопольдовны, оказались на престоле в том возрасте, который для женщины XVIII века считался достаточно почтенным, и прежде чем испытать упоение властью, каждая успела познать горечь униженности и зависимости.

Бесспорно, самая фантастическая судьба у латышской крестьянской девушки Марты, ставшей женой Петра Великого, а потом самодержавной императрицей. На нее так не похожа царская дочь Анна Иоанновна, но превращения ее судьбы не менее удивительны. Вот тихая, скромная Анна Леопольдовна, которая безропотно подчинилась насилию, но и в заточении сохранила до конца своих дней достоинство и честь. А вот терзаемая вечным страхом и завистью ослепительная красавица Елизавета Петровна, которая стремилась обратить ночь в день, а жизнь – в вечный бал, где она одна могла бы сиять королевой красоты. Понятнее и ближе других кажется нам самая яркая и талантливая из всей вереницы женщин на троне Екатерина II – деятельная и энергичная, умная и веселая, остроумная собеседница, чья сердечность и простота удивительно сочетались с истинным величием и мудростью гениального правителя.

И еще одно очень важное обстоятельство. Все героини этой книги – властительницы огромной страны и в то же время, как ни странно, жертвы судьбы, тех самых волшебных, случайных, заурядных, роковых обстоятельств, благодаря которым они остались в истории. Их жизни были исковерканы государственной машиной, потому что все они вольно или невольно подчинялись безжалостным по своей сути законам борьбы за власть, которая завораживает и ослепляет любого, кто приближается к ее сияющим вершинам. Поистине каждая из этих женщин дорого заплатила за свое место на российском престоле, и не только политическую цену. Они принесли в жертву идолу власти свои мечты о любви и обыкновенном женском счастье, мир и уют семейной жизни, радости материнства, уверенность и покой. Но все это было не только их личной трагедией. Их судьбы с печальной неизбежностью стали и судьбой России – страны, у которой, как писал Николай Бердяев, женская душа, страны, которая до сих пор ищет и не находит мира и покоя.

Е. В. Анисимов, доктор исторических наук, профессор

Глава 1
История лифляндской Золушки: Екатерина Первая

Смерть Отца Отечества

Петр Великий скончался рано утром 28 января 1725 года в своем маленьком кабинете – «конторке», на втором этаже Зимнего дома. Он умирал долго и тяжко – страшные боли измучили его тело, ухищрения опытных врачей не помогали, и смерть стала избавлением от нечеловеческих страданий.

Но император, как почти каждый человек, не хотел умирать. Не раз смотревший в глаза смерти на поле боя и в штормовом море, сейчас он отчаянно цеплялся за жизнь и, как пишет современник, «сильно упал духом и выказывал даже мелочную боязнь смерти», горячо и исступленно молился, не единожды исповедовался и причащался. Священники не отходили от его ложа, он плакал и хватал их за руки. Казалось, что их сияющими при неверном свете свечей ризами он пытается заслониться от смерти, которая смотрела на него из ночной тьмы. По обычаю предков, во спасение души царь, всегда беспощадный к нарушителям своих суровых указов и регламентов, распорядился выпустить из тюрем преступников, простить всем казенные долги и штрафы. До самого конца он надеялся на Божью милость и крепость своего тела – ведь ему шел всего лишь пятьдесят третий год.

Можно с уверенностью сказать, что в последние часы жизни не меньше физических страданий мучили Петра тягостные размышления о будущем созданной им империи. Ради нее он трудился, не щадя сил и здоровья, ее именем заставлял подданных учиться, строить, плавать по морю, умирать в боях и на непосильных работах. И теперь, прощаясь с жизнью, он не знал, кому передать великое наследие – трон, Петербург, армию, флот, Россию. Как и несколько лет назад, в 1717 году, окончательно порывая с ненавистным сыном – царевичем Алексеем, он мог бы вновь воскликнуть с горечью и отчаянием: «Я есмь человек и смерти подлежу, и кому вышеписанное с помощию Вышнего насаждение и уже некоторое возращенное оставлю?!» Ответа не было.

Существует легенда о том, что в свой смертный час царь пытался написать завещание, но смог лишь нацарапать на бумаге два слова: «Отдайте все…» – ирукабольше не слушалась его. Факты говорят, что эта легенда недостоверна. Последнее, что услышал из уст Петра архиепископ Феофан Прокопович, было слово «после», которое умирающий сопровождал нетерпеливым, изгоняющим жестом руки. «Уйдите все, оставьте меня в покое, потом, потом я все решу, после, после!..» – вот что, вероятно, он хотел сказать этим словом людям, склонившимся над ним.

Император Петр I

Но «после» уже не наступило – смерть пришла под утро, и в 5 часов 15 минут 28 января 1725 года первого императора России, правившего страной больше тридцати лет, не стало. Кончилась великая эпоха, наступали новые, тревожные времена…

В борьбе за власть

За стенами конторки, в которой умирал Петр, царили смятение и тревога. Отсутствие завещания создало драматичную ситуацию: судьба престола дома Романовых должна была решиться в столкновении придворных «партий» – группировок знати.

Таких «партий» было две. Одну составляли ближайшие сподвижники Петра – государственные деятели, пришедшие к власти благодаря своим способностям и милости царя-реформатора, который «годность» человека всегда почитал выше его «породы» – происхождения. Первым из них по праву считался Александр Данилович Меншиков – человек с темным прошлым, фаворит царя, вознесенный по его воле из денщиков в генерал-фельдмаршалы и светлейшие князья. Его союзниками выступали канцлер Гаврила Иванович Головкин, архиепископ Феофан Прокопович, начальник Тайной канцелярии Петр Андреевич Толстой, генерал-прокурор Сената Павел Иванович Ягужинский и кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров. Эти и другие «новые» люди хотели возвести на престол жену Петра – императрицу Екатерину Алексеевну, которая была с ними одного поля ягода: незнатна по происхождению, но предана царю-реформатору, решительна и предприимчива.

Меншикову, Екатерине и их союзникам было кого опасаться. Им, беспородным и нахальным выскочкам, противостояли родовитые потомки Рюриковичей и Гедиминовичей – князья Долгорукие и Голицыны. Дети влиятельных бояр, они хотели, чтобы престол Романовых отошел к великому князю Петру Алексеевичу – сыну покойного царевича Алексея. Внуку Петра Великого шел всего лишь десятый год, но за ним были традиция престолонаследия по мужской нисходящей линии, поддержка родовитой знати, симпатии всех, кто хотел смягчения жестокого режима, кто мечтал о передышке в той бешеной гонке, которую некогда начал Петр.

И сторонники Екатерины, и сторонники великого князя готовились к схватке. Голштинский сановник граф Бассевич – участник и свидетель событий драматической ночи 28 января – писал: «Ждали только минуты, когда монарх испустит дух, чтобы приступить к делу. До тех пор пока оставался в нем еще признак жизни, никто не осмеливался начать что-либо: так сильны были уважение и страх, внушенные всем этим героем». Очень точные слова – магия власти такой яркой личности необычайно сильна до последнего мгновения.

Но все-таки Меншиков и Екатерина успели лучше, чем их противники, подготовиться к этой роковой минуте. Въезд в столицу и выезд из нее перекрыли нарядами солдат, государственную казну перевезли под надежную охрану. Однако важнее другое – они сумели склонить на свою сторону гвардию. Незадолго до кончины Петра гвардейских офицеров пригласили в апартаменты царицы, где уже собрались ее сторонники – Меншиков, Макаров и другие. Несчастный вид Екатерины, ее трогательные и ласковые слова, обращенные к ним – осиротевшим птенцам гнезда Петрова, наконец, тут же предложенные богатые подарки и обещания новых милостей – все это сыграло свою роль, и в решительный момент гвардия без колебаний встала на сторону Екатерины.

Триумф Екатерины

Сразу же после смерти Петра Великого в Зимнем доме начался последний акт политической драмы. Сюда съехались все высшие чины государства: сенаторы, архиепископы, президенты коллегий, генералы и старшие офицеры. И вот в ярко освещенный зал, заполненный придворными и сановниками, быстро вошли Меншиков, Головкин, Макаров и другие «первейшие», а следом – сама Екатерина. Прерывающимся от рыданий голосом она объявила о смерти возлюбленного супруга – императора и произнесла явно подготовленные заранее слова о том, что будет, как и раньше, заботиться о благе империи и подданных, следуя заветам Петра, который «разделил с ней трон».

Из слов кабинет-секретаря Алексея Макарова собравшиеся в зале узнали, что царь умер, не оставив никаких распоряжений о наследнике престола. Это было чрезвычайно важное заявление. В подобных случаях по традиции новый монарх избирался «согласным приговором государства» – высших военных, гражданских и придворных чинов. Но Меншиков и его сторонники не могли ни в коем случае пойти на это. На разные голоса они стали убеждать присутствующих попросту признать, что престол теперь переходит ко вдове императора. Они ссылались на то, что незадолго до смерти, в 1724 году, Петр короновал Екатерину в главном храме России – Успенском соборе Московского Кремля.

Это не убеждало противников худородной царицы. Видя, что завещания в пользу Екатерины нет, что большая часть сановников колеблется, Голицыны и Долгорукие стали требовать передачи престола законному наследнику – внуку Петра Великого. Спор разгорелся не на шутку. Аргументы сторонников Екатерины были откровенно слабы. Так, Феофан пустился в воспоминания о том, что где-то когда-то царь в застольной беседе с близкими ему людьми якобы открыл им свое намерение передать престол жене. Однако воспоминания записного златоуста о речах на дружеской попойке не могли заменить официального документа о престолонаследии. Иерарха подняли на смех. Спор становился все ожесточеннее, и неизвестно, во что он мог бы вылиться…

И вот тут сработало «секретное оружие», приготовленное «партией» Екатерины и Меншикова. Вдруг раздался грохот полковых барабанов, все бросились к окнам и сквозь затянутые сеткой инея стекла увидели, как мелькают перед дворцом зеленые мундиры преображенцев и семеновцев. Дворец был окружен! Президент Военной коллегии фельдмаршал князь А. И. Репнин – сторонник великого князя Петра – пытался выяснить, кто посмел без его приказа вывести полки из казарм… Но было уже поздно – его грубо оборвали, и в зал повалили разгоряченные и возбужденные гвардейцы.

Императрица Екатерина I

Все предложения сторонников великого князя тонули в выкриках гвардейцев в честь матушки-государыни и бесцеремонных угрозах «расколоть головы боярам», если они не передадут престол Екатерине Алексеевне.

Улучив подходящий момент, Меншиков, перекрывая шум, громко крикнул: «Виват наша августейшая государыня императрица Екатерина!» – «Виват! Виват! Виват!» – подхватили гвардейцы. «И эти последние слова, – вспоминает Бассевич, – в ту же минуту были повторены всем собранием, и никто не хотел показать виду, что произносит их против воли и лишь по примеру других. К восьми утра был составлен довольно туманный по содержанию манифест о восшествии на престол Екатерины. Его подписали и победители, и побежденные. Все было кончено. Гвардейцам раздавали водку… На российском престоле оказалась императрица Екатерина I.

Новые янычары

Так 28 января 1725 года гвардейцы впервые сыграли свою политическую роль в драме русской истории. Создавая в 1692 году гвардейские полки, Преображенский и Семеновский, Петр хотел противопоставить их стрельцам – привилегированным пехотным полкам московских государей. «Янычары!» – презрительно называл стрельцов Петр. У него были причины для ненависти. Навсегда он запомнил жуткие сцены: в 1682 году на глазах десятилетнего мальчика пьяные и разъяренные стрельцы растерзали его дядю и других близких родственников. Но не успел основатель и полковник Преображенского полка закрыть глаза, как его любимцы превратились в новых янычар.

История гвардии XVIII века противоречива. Прекрасно снаряженные, образцово вооруженные и обученные, гвардейцы всегда были гордостью и опорой русской армии. Их мужество, стойкость, самоотверженность много раз решали судьбу сражения, кампании, войны в пользу России. Не одно поколение русских людей замирало в трепетном восторге, любуясь на «однообразную красивость» гвардейских батальонов во время их торжественных маршей по Марсову полю. Но в летописи гвардии есть иная, менее героическая страница. Гвардейцы – эти красавцы, волокиты, дуэлянты, избалованные вниманием столичных дам, – составляли особую, привилегированную воинскую часть, со своими традициями, обычаями, психологией. Гвардейцы охраняли покой и безопасность двора и царской семьи. Стоя на часах в царском дворце, они видели изнанку придворной жизни. Мимо них в царские опочивальни прокрадывались фавориты. Часовые слышали сплетни и ссоры, без которых не мог жить двор. Гвардейцы не испытывали благоговейного трепета перед блеском золота и бриллиантов, иерархией чинов, торжественными церемониями, пышность которых поражала стороннего наблюдателя, – на все у них было свое особое, часто нелестное мнение.

Важнее же то, что у гвардейцев было преувеличенное представление о своей роли в жизни двора, столицы, Отечества. Между тем оказывалось, что «свирепыми янычарами» можно успешно управлять. Лестью, обещаниями и посулами, деньгами иные придворные дельцы умели направить раскаленный гвардейский поток в нужное русло, так что наши красавцы даже не подозревали, что они лишь марионетки в руках интриганов.

Впрочем, как обоюдоострый палаш, гвардия была опасна и для тех, кто вздумал бы воспользоваться ее услугами. Власть императоров и первейших вельмож нередко становилась заложницей необузданной и капризной вооруженной толпы новых янычар. Уже в январе 1725 года это понял посланник Людовика XV французский дипломат Жан-Жак Кампредон. Сразу после переворота он писал: «Решение гвардии здесь – закон». И это была истинная правда. XVIII век вошел в русскую историю как «век дворцовых переворотов», и все эти перевороты делались руками гвардейцев. А начало этому было положено глухой январской ночью 1725 года.

Лифляндская Золушка

Кто же она – «Всемилостивейшая и Всепресветлейшая государыня императрица Екатерина Алексеевна»? Откуда она родом? «Екатерина – шведка!» – говорят одни историки. Она родилась в Швеции, в местечке Гермюнаведе, в семье квартирмейстера Эльфсборгского пехотного полка Иоганна Рабе. После смерти мужа мать Екатерины перебралась с девочкой в Ригу, к своим родственникам, и вскоре сама умерла. Екатерина попала в приют, откуда ее взял пастор Глюк – личность известная в маленьком лифляндском городке Мариенбурге (ныне Алуксне в Латвии) на дороге Псков – Рига.

Есть факты, которые могут подкрепить это мнение. В письме к Екатерине Петр, поздравляя ее с годовщиной взятия Нотебурга – Шлиссельбурга, шутливо писал, что захватом этой шведской крепости в 1702 году «русская нога в Вашихземлях фут взяла», то есть сделала первый шаг. В 1725 году в разговоре с французским посланником Кампредоном Екатерина вдруг перешла на шведский язык. Она хотела, чтобы ее понял только Кампредон, долго живший в Стокгольме. И он подхватил беседу…

«Ну и что? – резонно восклицают оппоненты „шведской версии“. – Что же здесь странного? Ведь Лифляндия была шведским владением, потому и Екатерина была подданной шведского короля, этим и объясняются и шутки Петра, и знание ею шведского языка». Действительно, гораздо больше фактов говорят за то, что Екатерину звали раньше Мартой Скавронской, происходила она из латышских простолюдинов – крестьян или горожан, родилась она 5 апреля 1684 года и была окрещена в лютеранскую веру, а осиротев, в двенадцать лет попала в дом пастора Глюка. С последним согласны все спорящие, хотя никто наверняка не может сказать, как ее воспитывали и чему учили. Но ясно одно – девочка-сирота была прислугой в большом доме пастора, работала на кухне и в прачечной. В восемнадцать лет Марта была здоровой, красивой девушкой, чей добрый характер, ум и обаяние не остались без внимания местных парней.

Вообще же юность Марты пришлась на печальную эпоху в истории Лифляндии. В 1700 году началась Северная война, и на южную Лифляндию как туча стала надвигаться русская армия фельдмаршала Б. П. Шереметева. Война велась на уничтожение. Беженцы с русско-шведской границы приносили в Мариенбург плохие вести: русские сжигают все на своем пути: хутора, постройки, посевы. Они угоняют скот и людей – всех без разбора – в Россию. Так получилось, что, воюя в это время в Польше, шведский король Карл XII в сущности бросил Лифляндию и Эстляндию на произвол судьбы. Слабый корпус генерала Вольмара Антона Шлиппенбаха не мог защитить от многочисленного неприятеля. Но жизнь шла своим чередом, и летом 1702 года произошло важное событие – Марта вышла замуж за шведского солдата-трубача. Увы, молодоженам не довелось насладиться семейным счастьем. Уже в августе война вплотную придвинулась к стенам Мариенбурга – войска Шереметева окружили город и приступили к осаде.

Судьба полонянки

Комендант Мариенбурга – довольно слабой крепости – майор Флориан Тило здраво оценил свое незавидное положение и согласился сдать Шереметеву крепость «на аккорд» – соглашение, по которому победители занимали укрепления и склады, забирали артиллерию, а гарнизон и жители уходили из города на все четыре стороны. Майор открыл ворота и выехал навстречу Шереметеву, чтобы передать ему ключи от города. Все шло мирно: русские полки стали втягиваться в город, а жители – выходить из него. И вдруг… произошло непредвиденное.

Обратимся к «Журналу, или Поденной записке» Петра Великого, куда внесены все мало-мальски приметные события Северной войны: «Комендант майор Тиль да два капитана вышли в наш обоз для отдания города по аккорду, по которому аккорду наши в город пошли, а городские жители стали выходить вон. В то же время от артиллерии капитан Вульф да штык-юнкер, вошед в пороховой погреб (куда штык-юнкер и жену свою неволею с собою взял), порох зажгли, где сами себя подорвали, отчего много их и наших побито, за что как гарнизон, так и жители по договору не отпущены, но взяты в полон».

Когда раздался оглушительный грохот, содрогнулась земля и обломки крепостных сооружений стали падать на головы русских солдат, Шереметев порвал договор о добровольной сдаче крепости. Это означало, что Мариенбург приравнивается к крепостям врага, взятым штурмом, и отдается на разграбление штурмующим войскам, а жители и гарнизон поголовно становятся пленными. Безумный поступок капитана Вульфа круто и бесповоротно изменил судьбу Марты. Если бы Вульф не взорвал пороховой погреб, никогда бы она не стала Екатериной, женой Петра Великого и российской императрицей. Вместе с другими жителями Мариенбурга она отправилась бы в путь и, скорее всего, в начале сентября дошла бы до Риги, где – по некоторым сведениям – в это время находился ее муж, и судьба ее была бы, возможно, счастливой, но безвестной.

Но случай – этот капризный и властный пасынок истории – изменил все: разъяренные русские солдаты бросились в город. Они врывались в дома, хватали вещи, вязали жителей и гнали их в лагерь. Лик войны всегда страшен. Крики, плач, ругань неслись над горящим, разграбленным городом. В числе других полоняников оказалась и Марта. Судьба полоняников в древние времена была печальна и позорна. Они не были просто пленными в современном смысле этого слова. Полоняник – это живой трофей, приз воина. Он – холоп, раб, которого можно убить, продать, подарить и обменять. В таком отношении к пленным сказывалось сильное влияние ордынского обычая – беспощадно расправляться с не покорившимися сразу городами. Документы говорят, что именно в первые годы Северной войны, как раз тогда, когда русские войска захватывали Прибалтику, резко увеличилось количество полных холопов, то есть полностью бесправных рабов, в имениях псковских, новгородских и тверских помещиков. Все это был «лифляндский полон».

Путешественник де Бруин, посетивший Москву, записал, что 14 сентября 1702 года «привели в Москву около 800 шведских пленных: мужчин, женщин и детей. Сначала продавали многих из них по 3 и по 4 гульдена за голову, но спустя несколько дней цена на них возвысилась до 20 и даже до 30 гульденов. При такой дешевизне иностранцы охотно покупали пленных, к великому удовольствию сих последних, ибо иностранцы покупали их для услуг своих только на время войны, после которой возвращали им свободу. Русские также покупали многих из этих пленных, но несчастнейшие из них были те, которые попадали в руки татар, которые уводили их к себе в рабы, в неволю: положение самое плачевное». Судя по времени распродажи, это были как раз жители Мариенбурга. Но нашу героиню ждала иная судьба.