Текст книги "Засада на черной тропе"
Автор книги: Евгений Рябчиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Свинцовая купель
Шли годы…
Карацупа стал известным на границе следопытом. Ковригин, его бывший школьный инструктор, как-то приехал на заставу, взглянул на своего воспитанника – и не узнал его.
– Смотрите, пожалуйста, – говорил он начальнику заставы, – был щуплый, хилый паренек, а теперь сокол какой! И в плечах широк, и силой богат, и ловок, и знаменит! А ну, покажи Ингуса! Покажи, что умеет твоя собачка.
Карацупа, бывший в ту пору уже командиром отделения, при появлении Ковригина почувствовал себя снова курсантом. Он побежал к клетке, вывел Ингуса и продемонстрировал старому инструктору, как собака берет след, как носит брошенные в кусты предметы, как конвоирует задержанного, охраняет вещи. Ковригин, большелобый, седеющий офицер, улыбался в усы, щурился да похваливал своего ученика.
– Гляжу я на тебя и думаю: теперь тебе самому в учителя нужно идти, – сказал он совершенно серьезно Карацупе. – Опыт у тебя есть. Стал ты настоящим боевым пограничником. Может, пойдешь в школу инструктором?
– С границы не уйду, – твердо сказал Карацупа. – Люблю службу. На сверхсрочную остался. Хочу всю жизнь на границе провести. Меня тут в партию приняли. Тут я человеком стал. Вот и хочу быть в строю, охранять рубеж.
– А школа – это что, не рубеж? – вспыхнул Ковригин. – Нехорошо говоришь: тебя самого школа воспитала, помогла во всем. Теперь в школе твои портрет висит, твои операции разбираем и говорим курсантам: «Вот здесь учился курсант Никита Федорович Карацупа. Был он слабенький, малоросток, но так воспитал себя, так развил свои дух, волю, физически закалился, что стал грозой границы». В пример ставим тебя. И будет очень правильно, если ты, коммунист-пограничник, сверхсрочник, командир отделения, станешь обучать новичков.
– Виноват, – попытался защищаться зардевшийся Карацупа, – я люблю школу, ей многим обязан, но я просто не гожусь в преподаватели. Знаете, привык к тишине, к одиночеству: днями ведь ходишь с собакой и души человеческой не видишь, а то лежишь сутки в секрете и пошевелиться боишься и как-то уже отвык от общества…
– Это, конечно, так, граница – место особенное, ну, а в школе мы тебя будем ждать. А сейчас для пробы пришлем сюда на практику курсантов.
Через несколько дней после отъезда Ковригина Усанов вызвал Карацупу.
– Есть хорошая новость, – сказал он, выходя из-за стола, – Начальник войск приказал послать к нам группу курсантов из школы, будущих проводников собак, и вам поручено обучать их, вводить в строй.
У человека с годами появляется отцовское желание воспитывать, учить молодежь. Это глубокое, сильное чувство зрело и в Карацупе – он обрадовался чести, оказанной командованием.
Курсанты приехали недели через две. После дружеской встречи гостей на заставе, расспросов, определения, кто и где будет жить, Карацупа вызвал всех курсантов к себе, вывел их к собачьим клеткам, построил около них в шеренгу и приказал рассчитаться по порядку номеров. Каждый назвал себя.
– Курсант Лобанов! – отрапортовал молоденький курсант, восторженно смотря на Карацупу.
– Курсант Полежаев.
– Курсант Гирченко.
– Курсант Кривошеев.
Карацупа переводил взгляд с одного курсанта на другого, прикидывал в уме, каковы эти пареньки в гимнастерках, как сильны и ловки их тела, способны ли они стать хорошими следопытами, проводниками розыскных собак.
Он готовился к первому уроку, но заготовленная речь улетучилась из памяти и осталось мучительное ощущение неловкости за молчание. К счастью, рядом был Козлов, ставший секретарем парторганизации заставы, на него с мольбой во взоре и посмотрел следопыт.
Козлов улыбнулся и обратился к новоприбывшим.
– В двух словах познакомлю вас, товарищи курсанты, с вашим новым командиром. О Карацупе слыхали?
– Слыхали! – дружно ответили курсанты.
– Товарищ Карацупа учился в той самой школе, в которой учитесь и вы. Самому о себе говорить товарищу Карацупе неловко, а мне сподручно. О чем же я хочу сказать вам, товарищи? Карацупа, верный сын Родины, любит свое дело, предан ему, хорошо развивает благородную профессию следопыта. Учить вас он будет главным образом на практике. И я хотел бы, чтобы вы прежде всего переняли у него любовь к пограничной службе, понимание дисциплины, умение и желание творчески работать – не по шаблону, не казенно. Желаю вам успехов!
Вскоре курсанты увидели прославленного следопыта в деле. Всей группой вышли они на тот участок границы, где шумит в устье речка. Не спеша двигались по зарослям. Карацупа показывал, где и как устраиваются засады, где удобнее всего лежать в секрете, как берет след розыскная собака, а сам настороженно поглядывал на чужой берег. Там происходило что-то очень подозрительное.
– Гирченко, Полежаев, Лобанов! – подозвал к себе шепотом курсантов Карацупа. – Наблюдайте за тем берегом. Сообщите, что заметите. Ясно?
Курсанты, польщенные заданием, залегли в кустах.
– Все спокойно, товарищ Карацупа! – отрапортовал темноголовый веселый Гирченко, – Тихо.
– Отставить! Смотреть лучше! – рассердился следопыт.
– Есть отставить! – согласился Гирченко.
Он впился глазами в чужой берег.
Нет, ничего не видел он там подозрительного.
– Смотрите на куст! – приказал ему Карацупа, незаметно указывая на прибрежные заросли. – Ветка качнулась. Почему? От ветра? Ветер дует на север, ветку клонит на юг. Странно? Может, птица качнула? Нет, от птицы ветка дрожит по-особому, не так, как сейчас. Так она качается, когда ее заденут плечом и остановят потом рукой. Тень от камня видите? Приглядитесь. Горбится ома, потом уменьшается, а так, с первого взгляда, ничего, спокойно. Вот как хитро солдат подтягивают. Умно ведут операцию. Знают, черти, дело!
Пораженные курсанты молча смотрели за реку.
– Теперь вот что, Гирченко, – обратился следопыт к курсанту. – Бегите на заставу. Поднимайте тревогу. Сообщите: на участке в устье сосредоточиваются солдаты. Ясно? Повторять не нужно. Ползите тихо. Не выдавайте себя. Доложите начальнику заставы: жду приказаний. Действуйте!
Гирченко мгновенно исчез. На его месте появился Полежаев, коренастый, мускулистый курсант. Он тоже жаждал выполнить любой приказ следопыта.
– Смотрите!.. – сказал ему Карацупа.
На чужом берегу показался грузовик. Одни… второй… третий…. Из них выпрыгнули солдаты, стащили на землю резиновые лодки, понесли к реке, торопливо надули их и спустили на воду.
– Это еще что такое? – нахмурился Карацупа. – Десант?..
Вскоре из подкатившего лимузина вышел толстенький, низкорослый офицер в роговых очках, с седыми висками. Он снял фуражку, вытер платком лысину и дал знак солдатам. Те перенесли в лодку треногу теодолита, полосатые топографические рейки, стальные рулетки.
– Запоминайте все, – шептал Карацупа. – Серьезное дело начинается…
Офицер вынул бинокль, посмотрел на советский берег, внимательно оглядел кусты, в которых скрывались пограничники, и передал бинокль сопровождавшему его молодому офицеру. Видимо, его обеспокоило какое-то колебание ветвей в кустах, за которыми притаился Карацупа с курсантами. Затем он спокойно опустил бинокль. Очевидно, не заметил ничего подозрительного.
Лодки отчалили и поплыли через реку. На первой сидел тучный офицер, Он ежеминутно подносил к глазам фотоаппарат и щелкал затвором.
«Так… Они еще находятся в нейтральной зоне… Вот уже подходят к рубежу… – отмечал про себя Карацупа. – К нам идут».
– Полежаев! – повернулся он к лежавшему рядом курсанту. – Бегом к дубу, доложите по телефону обстановку. Быстро!
На место Полежаева лег около Карацупы курсант Лобанов.
– Лобанов! – приказал ему следопыт. – Заходите справа, готовьтесь отрезать нарушителей от границы. Ползите тихо. Прячьтесь за камнями. Стрелять сейчас запрещаю, Понятно?
– Так точно!
Лобанов шмыгнул в кусты, пополз за камни и вскоре исчез на правом фланге. Около Карацупы лежал курсант Кривошеев. Он, как и его товарищи, выжидательно смотрел на следопыта.
– Кривошеев! – Карацупа бросил пытливый взгляд на курсанта. – Ползите на левый фланг. Будете отрезать отступление по линии границы. Только самому не стрелять. Когда скомандую – огонь! Ясно?
Лодки подошли к нашему берегу. Солдаты вытащили их на песок, достали треногу теодолита, потащили рейки. Не спеша вышел из лодки офицер. Сквозь темные очки он посмотрел на берег, покрутил головой, словно был чем-то недоволен, и сделал снимок. Солдаты торопливо поставили треногу, водрузили на нее теодолит. Офицер подошел к инструменту, поправил фуражку и прильнул к окуляру.
Перед Карацупой впервые встала необычайной сложности задача: до сих пор он боролся с тайными врагами, а сейчас, не таясь, солдаты сопредельного государства перешли границу, вторглись на советскую землю и делали вид, будто они ее хозяева. И этот офицер и солдаты – все провоцировали пограничников на конфликт. Враги ждали выгодной минуты, чтобы ударить потом из пулеметов и пушек, а вину за инцидент взвалить на пограничников. Один неверный шаг, малейшая ошибка – и может произойти стычка, зачем-то необходимая чужеземцам.
Карацупа чувствовал, как стучит сердце. Что делать? Можно было, конечно, снять с себя ответственность и молча сидеть за камнями, терпеливо ожидая приказаний с заставы. Но в это время чужие солдаты будут ходить безнаказанно по советской земле, проводить топографическую съемку, щелкать фотоаппаратом. А за ними переплывут на лодках новые подкрепления, чужеземцы подвезут пушки и пулеметы, окопаются на нашем берегу. Этого нельзя допустить. В то же время нужно быть чрезвычайно осторожным: стоит хоть одной советской пуле ударить в чужой берег, как она немедленно станет «вещественным доказательством» мнимой агрессивности советских пограничников. Что же делать?
Офицер не спеша оставил теодолит и позвал с той стороны новую группу солдат. В эту минуту поднялся и Карацупа. Одернув гимнастерку, словно перед торжественной церемонией, поправив на голове фуражку, он взял на изготовку свою любимую короткоствольную кавалерийскую винтовку – «драгунку» и шагнул к офицеру. Тот не растерялся: движением руки продолжал вызывать к себе на переправу солдат.
– Данная территория принадлежит Союзу Советских Социалистических Республик! – громко, чеканя слова, сказал Карацупа. – Вы нарушили границу. Предлагаю немедленно очистить советскую территорию.
Пограничнику казалось в этот миг, что он стоит на высокой горе и его, Карацупу, видно со всех сторон, и даже в Кремле видно, как он действует. И отовсюду смотрят: верно ли поступает пограничник?
Офицер сделал вид, что ничего не слышит и не видит. Следопыт терпеливо повторил всю фразу и добавил:
– Ответственность за инцидент возлагается на вас, господин офицер. Понятно?
– Вы ошибаетесь, солдат, – ответил по-русски офицер, засмеялся, поднял фотоаппарат и засиял Карацупу. – Это наша земля. Вы плохо знаете границу.
Карацупа вспыхнул, насупил брови.
– Господин офицер, я пришел сюда не шутить. Я требую немедленно очистить советскую землю! Вам ясно?
Офицер пожал плечами, вернулся к теодолиту, дав понять, что разговор окончен. Карацупа крикнул рычавшему Ингусу: «Фу! Спокойно!» – и отошел немного в сторону. Выбрав удобную для стрельбы позицию вдоль границы, он остановился и вскинул «драгунку».
– Последнее предупреждение! Предлагаю немедленно очистить территорию Советского Союза!
– Послушайте, солдат! – брезгливо сморщившись, процедил седой офицер. – Там, – он показал рукой в перчатке на противоположную сторону, – там стоят орудия, там солдаты, и, если вы не оставите нас в покое, заговорят наши пушки. И, уверяю вас, всю ответственность будете нести только вы, невоспитанный, грубый солдат. Идите прочь!
– Господин офицер, срок моего ультиматума окончен. Вы на чужой земле. Руки вверх! Сдавайтесь!
– Что такое? Молокосос!.. – взревел офицер. – Взять! – повернулся он к своим солдатам.
Щелкнул короткий выстрел. Карацупа опустил «драгунку». Офицер, вскинув руками, повалился на треногу, но не успел он упасть на землю, как в несколько прыжков Карацупа добрался до него, схватил труп и потащил в кусты.
Солдаты бросились к лодкам и, что было сил загребая веслами, поплыли к себе. На противоположном берегу послышались дикие вопли, из-за кустов выглянул ствол пушки, затрещал пулемет.
– Не отвечать! – закричал курсантам Карацупа, – Не стрелять!
«Цвик!.. Цвик!.. – пролетали пули. – Цвик!.. Цвик!..»
Из-за скалы, нависшей над противоположным берегом, короткими перебежками выбежали и рассыпались в цепь солдаты. Ожесточенно застрочили два пулемета, заливая свинцом надпойменную террасу.
Пограничники молчали. Карацупа оттащил подальше труп офицера, спрятал его за валуном, приказал Ингусу охранять его, а сам выбрался к обрыву, с которого осмотрел весь берег.
– Правильное решение! – послышался за его спиной голос начальника заставы.
Возбужденный бешеной скачкой, капитан лежал рядом с Карацупой и осматривал реку.
Карацупа повернулся.
– В двенадцать тридцать противник стал сосредоточиваться, – торопливо отрапортовал он капитану, – в двенадцать пятьдесят пошли через реку лодки…
– Не надо! – крикнул капитан. – Все правильно. По уставу. Везите труп на заставу; кони у дуба. Я принимаю командование.
Прощаясь с начальником заставы, Карацупа сказал:
– Полезли – получили! Дай им поблажку – руки оторвут. Спектакль скоро кончится. А курсанты наши сразу в свинцовую купель попали. Это ничего: крепче будут!
Круги по следам
Вскоре курсанты еще раз познакомились с тем, как Карацупа действует на границе.
Как-то, обходя свой участок во главе со следопытом, они наткнулись на свежий след нарушителя. Сделав несколько шагов, Ингус отчаянно зачихал: след был посыпан табаком.
Следопыт взял передние лапы овчарки в руки и положил их себе на колени. Осмотрел морду Ингуса, вытер ее носовым платком.
– Смотрите, Гирченко, – обратился разгневанный пограничник к курсанту, – какие «специалисты» идут: следы посыпали.
Ингус прочихался, вскочил, завертел хвостом.
– Как же теперь быть дальше? – размышлял Карацупа. – Видимых следов нет – нарушители прошли аккуратно, не ломая кустарника и не взбивая жухлые листья в дубравах. «Прорабатывать след» можно было только с помощью собачьего чутья. Но идти с Ингусом по отравленному следу – значит погубить овчарку.
Гирченко посмотрел на Карацупу. Следопыт молча взял за поводок Ингуса и отошел с ним в сторону от линии следа. Вскоре он описал большой круг. На пересечении его со следом Ингус чихнул. Одного этого было вполне достаточно для того, чтобы мысленно представить себе линию следов. Закончен был второй круг, и точка пересечения с тропой нарушителей продолжила найденную линию. Еще круг – четвертый… шестой… десятый… Почти мимолетное соприкосновение Ингуса со следом не расстраивало чутья и в то же время позволяло определять путь нарушителей.
Более километра посыпали они следы, потом, решив, что ни одна ищейка не выдержит такой отравы, успокоились и перестали посыпать след. Тогда-то Карацупа и выбрался на прямую тропу.
Чуть пофыркивая, Ингус бежал по траве, перепрыгивая через канавы, продирался через высохшие кустарники. Тропа привела преследователей в дубраву, залитую осенним золотом. Сбитые листья на поляне обозначили место, где отдыхали нарушители, Карацупа отломил прутик и осторожно переворошил им поникшую траву и листья; к удивлению Гирченко, обнаружились находки – три разного цвета спички и три разные сигареты.
Нарушителей было трое!
Не сбавляя шага, через дубравы и сопки, по сырым падям Карацупа повел погоню.
Позади еще одна падь, еще сопка, ручей – кажется, враг уже рядом. Вечер сменился ночью. Впереди слышался треск сучьев, кто-то тяжело дышал.
Трое спешили на север: еще километров сорок, и перед ними – железная дорога.
Догнав, наконец, нарушителей, Карацупа увидел в густом вереске трех крупных, коренастых мужчин, одолевавших подъем на сопку. Шли они гуськом, сохраняя между собой небольшие интервалы. Замыкающий то и дело оглядывался, проверяя, нет ли погони, а главарь, шедший вперед первым, смотрел только вперед.
Замыкающий, плечистый человек в кожаной куртке, на мгновение отстал и прислонился к дереву. Этим воспользовался следопыт и, незаметно подойдя с другой стороны, тихо приказал:
– Руки вверх!
Бандит не послушался – он дико закричал и выхватил револьвер.
Карацупа предупредил его выстрел, и здоровяк в кожаной куртке повалился на землю.
Бандиты, поджидавшие поодаль своего спутника, услыхали выстрел, крики и опрометью бросились в чащу. Курсант – за ними.
– Гирченко! Стой! – крикнул Карацупа.
Захваченный погоней и только что происшедшей на его глазах схваткой, Гирченко с трудом остановился и вернулся к следопыту.
– Догоним… Не уйдут… – Карацупа отвязывал от ошейника Ингуса ременной поводок. – Надо этого гада от шакалов убрать… Потом заберем… Помогай… Вот тяжелый!..
Пограничники спрятали в сучьях на дереве труп, обвязали его поводком и отправились вслед за овчаркой в погоню.
Ориентиром в этой кромешной тьме служило для них глухое фырканье Ингуса. След был свежий, и овчарка шла уверенно. Когда послышался треск валежника, Карацупа и Гирченко стали кричать и открыли пальбу, создавая видимость массовой облавы. От бандитов их отделяло уже пространство не длиннее полета револьверной пули. Тогда Карацупа остановился, приказал Ингусу атаковать нарушителей и выстрелил туда, где слышался треск, Два вопля всполошили тайгу – один из бандитов был ранен выстрелом в ногу, а другой силился сбросить с себя вцепившегося в спину Ингуса.
– Вот так и ловим… – сказал утром Карацупа, когда ему перед курсантами пришлось делать разбор ночной операции.
Близнецы
В записной книжке следопыта Карацупы с годами появилось много отметок о задержанных нарушителях. Но вот такого еще не было в его практике…
В ночной темноте Ингус обнаружил след и повел Карацупу в сторону сопок, замыкавших долину с юга. Пограничник определил: впереди идут трое, обутые в горные ботинки, подкованные стальными пластинками. У каждого из нарушителей в руках палка. Четко обозначавшиеся в глине следы, короткие ровные шаги говорили Карацупе о многом: идут опытные ходоки, способные двигаться без отдыха многие километры. Прорвавшись через границу, они стремились возможно быстрее закрепить свой успех – уйти за ночь подальше от пограничной реки, затем днем отсидеться в тайге, а следующей ночью рывком выбраться к железной дороге.
Их было трое – Карацупа один. Но ему уже приходилось иметь дело с группами нарушителей, и тройной перевес в силах не смущал пограничника. Он подтянул голенища сапог, поправил на голове фуражку – так он делал всегда, словно на старте, – и побежал. Тихо повизгивая, Ингус мчался впереди. Три… пять… десять километров… Следопыту стало так душно и жарко, что он, не выдержав, сбросил сапоги. По-ночному холодная земля остудила ступни, и бежать стало легче. Но усталость брала свое, и нужно было сбрасывать все. Смотровой фонарь? Долой! Кожаная куртка? К черту! Пояс? Гимнастерка? Прочь!
Пробежав километров пятнадцать, Карацупа увидел на фоне мелкого леса тех, кого он преследовал. Нарушители шли размеренным шагом, как на спортивном стадионе. Ведущий смотрел только вперед, замыкающий часто оглядывался: нет ли кого сзади? Карацупа пробежал стороной, прячась за стволами деревьев. При свете луны он увидел нарушителей. Молодые, светловолосые, словно специально подобранные в масть, по фигуре и походке похожие друг на друга парни.
– Вот наваждение! – забеспокоился Карацупа. – На близнецов напал…
Следопыт проскользнул по кустам к замыкающему. Когда оставалось до него не больше двух протянутых рук, он скомандовал:
– Стой! Руки вверх!
Белокурый красавец упал, но, падая, выстрелил. Тотчас нависла над ним тень Ингуса. Пистолет выпал из перекушенной руки бандита. Оставив его, овчарка мгновенно бросилась на остальных. Потерявших самообладание людей Карацупа поставил с поднятыми руками на поляне и начал их обыскивать. Ингус, злобно рыча, следил за каждым их движением, готовый схватить любого за горло.
– Близнецы? – спросил следопыт.
– Два брата, а я только похож, – хмуро ответил главарь.
– Руки выше! – приказал ему Карацупа. Он связал его и приказал отойти в сторону.
– Шаг вперед! – скомандовал Карацупа второму нарушителю, внешне ничем не отличавшемуся от главаря. – Руки вверх!
Он проверил карманы угодливо смотревшего на него близнеца. У того был вид застенчивого, огорченного юноши. Он покорно поворачивался и вставал так, чтобы Карацупе было удобнее обыскивать его, охотно рассказывал, где и что у него находится, даже напрашивался на разговор.
– Я ведь говорил им, что пограничники нас поймают. – Белокурый близнец вздохнул. – Я говорил вам, господа?.. Вас, наверное, интересует, почему нас подобрали таких похожих? Я вам все расскажу, – угодливо заговорил блондин. – Я все объясню. Вы учтите мое полное раскаяние. В Москве живет конструктор. У него есть сын от первого брака. Мы похожи на него. Одни из нас должен добраться до Москвы и заменить его. Заменить сына. Понимаете? Мы думали так – один из троих должен дойти. Обязательно. Вы учтете мою искренность?..
– Отставить разговоры! – приказал Карацупа.
Не успел он скрутить руки застенчивому блондину, как тот резким ударом опустил сжатые кулаки на голову Карацупы. Следопыт зашатался, повернулся на одной ноге и выхватил маузер. В руке «тихони» сверкнул нож. Сильным взмахом занес он его над головой Карацупы. Ингус взвыл, прыгнул и с налета врезался мордой в сталь. Обливаясь кровью, пес вцепился в руку бандита, выгрыз из его пальцев нож и кинулся на грудь нарушителю. Другие «близнецы», наблюдавшие эту сцену, сорвали с рук веревки и навалились на Карацупу, сбили его с ног и повалили на землю.
Оружия у них не было, действовали кулаками. На Карацупу обрушился град профессионально рассчитанных, сильных ударов. Но пограничник обладал большой физической силой, был терпелив и вынослив. Хоть голова его кружилась от ударов, а из рассеченного виска, из носа и ушей текла кровь, он отбивался – и не без успеха. Наконец сбросил с себя «тихоню», схватил кого-то за горло. И вдруг липкий поток крови залил его лицо. «Конец… – решил следопыт. – Одолели…»
Тяжело раненный Ингус собрался с силами, прыгнул и вцепился в затылок шпиону, сидевшему верхом на пограничнике. Карацупа нащупал валявшийся в траве маузер и выстрелил, не целясь, в бандита. Словно эхо, раздались выстрелы и в тальнике – на подмогу спешили пограничники…
…Утром с сопки спускалась медленная процессия: на вороном коне ехал полуголый Карацупа, на его руках истекал кровью Ингус; потом следовали бойцы, конвоировавшие двух захваченных близнецов.
Карацупа, прижимая к груди окровавленную морду Ингуса, вытирал ее и все шептал: «Хороший ты… рисковал… Спасибо!.. Гады!.. Язык разрезали… Потерпи… Спасем…»
Чуть ли не вся застава вышла встречать Карацупу с раненым Ингусом. Из комендатуры вскоре примчался на коне ветеринарный врач. Он сделал овчарке перевязку, осмотрел раны.
Карацупа не плакал и не стонал, но в его глазах была такая скорбь, с такой мукой смотрел он на своего любимца, что товарищи, не отходившие от следопыта, утешали его: «Обойдется, собаки живучи. Ингус еще выйдет на границу».
И действительно, Ингус поправился, окреп, зажили на нем раны, но только остался он без передних зубов, с надвое разрезанным языком.
Карацупу вызвал к себе начальник заставы.
– Поздравляю! Поздравляю вас и Ингуса. – Капитан крепко пожал руку следопыта. – Вы задержали важных нарушителей. Благодарю от лица службы! А теперь… – Капитан таинственно заулыбался. – Надо собираться в Москву.
