Текст книги "Тихая провинция (Маятник мести)"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

рекой. Суммы последних его гонораров, объявляемых Федором при заключении сделки, приводили в шок так называемых "новых русских", большей частью из приезжих армян, но кому хотелось иметь магазин хуже, чем у соседа? Проезжая по городу, Спирин безошибочно определял, где прошлась рука его талантливого друга. Ни одна из витрин не повторяла другую. Витиеватая вывеска магазина женской одежды "Амазонка", бело-голубые, холодные тона интерьера кафе-мороженого "Льдинка" или изысканно-вычурные витрины ювелирного магазина "Голд" могли дать фору любому престижному заведению губернского центра.

– Ну Федь, – продолжал упрашивать друга Виктор. – Вот тебе и предоставляется возможность оформить вторую половину города.

– Ну хорошо, ладно, – согласился тот. – Черт с вами, грабьте нищего художника, а то ведь все равно испохабите без меня.

– Конечно, непременно испохабим, – согласился Виктор, пристально рассматривая еще не оконченный портрет. На холсте прорисовывался контур женского лица, слабый набросок губ, только угадывались волосы. Но зато были тщательно выписаны глаза, огромные, с изумрудно-прозрачной глубиной.

– Это кто такая? – спросил Виктор, кивая на картину.

– Кто? А, эта, – оглянулся в его сторону Федор. – Правда, хороша? Вот только закончить никак не могу, не поймаю ее и все. Позирует ужасно. Петьку Рубежанского помнишь?

– Зайчика? Ну как же! – усмехнулся Спирин. – Он теперь в люди выбился, банкир.

– Вот-вот. А это его невеста.

– А помнишь, как мы ему уши пришили?

– Скажешь тоже, разве такое забывается? – и они одновременно засмеялись.

Петька Рубежанский, вместе с ними в школьные годы ходивший на фехтование и уже в те времена слывший великим экономом, любил ездить в автобусах зайцем Забьется в самую толпу, спрячется за чью-нибудь мощную спину, едет и не дышит, чтобы не заметили. Но Федора с Витькой раздражало не это, зайцами и они сами частенько катались, а то, как он потом об этом взахлеб рассказывал. И вот однажды, пока тот тренировался, они пришили к капюшону его куртки два уха, позаимствованных у настоящего, уже съеденного кролика, а сзади, белый пушистый хвостик. После тренировки они совсем заморочили голову пацану своими россказнями о новом зарубежном фильме и так помогли ему одеться, что тот не заметил новых атрибутов в своей одежде. В этот вечер проехать без билета ему не удалось. Петька долго не мог понять почему в автобусе на него все косятся и хихикают. Уши он обнаружил уже на конечной остановке, а хвост, вызывающий у прохожих особый интерес, только дома.

Отсмеявшись, Спирин спросил:

– Сколько нам тогда лет было?

– Не то тринадцать, не то четырнадцать, – ответил Федор.

– Да, где-то так, – согласился Виктор, а потом спросил: – слушай, а ты ведь в двадцатой школе учился?

– Да.

– А случайно такого Нечаева не знал?

– Ну как же, ты что! Знаменитая личность.

Спирин верхом уселся на стул напротив Федьки, положил голову на скрещенные руки и с интересом приготовился слушать.

– Он в параллельном классе учился, с виду невзрачный такой, весь в угрях. Но что-то в нем было такое... Как сейчас говорят, неформальный лидер. Дрался, правда, хорошо. У нас тогда война была с Соцгородом, помнишь эту грандиозную махаловку около Дэка, тогда еще двоих убили?

Спирин кивнул головой. Войны между районами города для Энска были делом самым обычным, но та грандиозная драка на танцах, в которой участвовало человек триста, до сих пор вспоминалась как событие легендарное.

– Так вот перед ней Нечай с Шаганом дрался, сам видел. Они начали, а потом уж общая свалка началась. Менты с полчаса даже подойти не могли. Они в воздух палить, а по ним из обрезов. Солдат вызывали, а потом две школы милиции в город ввели. Эх и времена были!

Федор оживился, глаза у него блестели. Виктора, со школьных лет числившегося в отличниках и активистах, этот энтузиазм друга несколько позабавил. Художнику всегда не везло в тех уличных боях, после каждой драки он приходил на секцию с синяком или ссадиной, но теперь, за давностью лет эти треволнения подернулись флером романтизма.

–И чем же он еще был знаменит? – подстегнул Спирин увлекшегося воспоминаниями друга.

– Нечай? Сейчас расскажу, – Федор закурил новую сигарету и, потирая левый висок, начал вспоминать.

– История эта прогремела по всему городу, ты должен ее помнить. Обчистили квартиры самых именитых людей города. Устинова, стахановца этого, потом Героя Труда, не помню уж фамилию, Шацкого, писателя нашего местного. Всего квартир пять. Брали деньги, золотишко, магнитофон один хороший стащили, японский. Тогда они у нас еще в диковинку были. По нему всех и накрыли. Участковый как-то идет по дворам, а из сарая такой звук! Оказывается, незадолго перед ограблением к каждому из пострадавших приходила делегация комсомольцев, ну, по поводу шефской работы, может там, дачку вскопать или что-то в этом роде. Ну, пока все чай пили да в рот ветеранам смотрели, Нечай замки посмотрел, выяснил, когда их дома не будет. Организовал все здорово, на них даже никто не подумал, да вот дружки его с музыкой подвели. Нечай как организатор получил четыре года. Сел он еще в малолетках, а вышел уже со взрослой зоны. А что это он тебя заинтересовал?

– Да родились мы с ним в один день и час. Я уже по его наколкам на пальцах понял, что он из тех... – Спирин усмехнулся и пояснил: – Приходил он недавно, бар на Пархоменко хочет открыть.

– Ну да, я знаю. Он уже подкатывал ко мне с предложением оформить его, – кивнул головой Кривошеев.

– Согласился?

– Да, с ним лучше не ссориться.

– Что так? – Виктор интересовался все больше, но из Федора информацию приходилось тащить чуть ли не клещами.

– Вся Новостройка под его контролем. Ребята у него серьезные, я ведь там рядом живу, все вижу. Обычно они пасутся в кафе.

– Да ты что, боишься его? – удивился Спирин.

– Как тебе сказать?.. Неприятный он человек, убьет и глазом не моргнет.

– Значит, старых замашек он не оставил? – подвел итог Виктор.

– Нет, что ты! Я как-то поинтересовался у одного его братишки, сосед мой по лестничной клетке, что вы, дескать, на него чуть ли не молитесь? А он говорит: "Да ты что, такая голова, все наперед просчитывает, ты еще нас услышишь". Он хорошо поддатый был, так что не врал.

Разговор перекинулся на другие темы, вскоре Спирин стал прощаться.

Перед уходом он снова остановился перед незаконченным портретом девушки и снова подумал о том, что художник явно переборщил с этим изумрудно-хрустальным цветом ее глаз. Таких в природе не бывает.

Ничего из того, что Федор сказал о его "астрологическом брате", Спирин не забыл. Он не стал бы связываться с этим уголовником, но Гринев постарался ускорить свою смерть, хотя, конечно, сам этого и не знал.

Глава 5.

Получив неприятное сообщение от своего высокопоставленного подельника, Нечаев коротко выругался и, положив трубку, обернулся к развалившемуся в кресле Рыде.

– Вставай, поехали! – скомандовал Геннадий и двинулся к выходу.

– Куда? – удивился Рыдя. По случаю удачного окончания дела они позволили себе немного расслабиться и принять "на грудь" грамм по сто водочки.

– К инфекционной больнице, – скомандовал Геннадий уже в машине и с досадой добавил: – И дернул же тебя черт под руку тявкнуть с этим пухом и пером? Ведь знаешь же, что не люблю я этого!

– Ген, сам не знаю как вырвалось! Действительно, как черт попутал, оправдывался детина.

– Ладно, замнем. Теперь слушай... – и Нечай коротко поведал все, что узнал со слов Спирина о неожиданном свидетеле. Рыдя присвистнул.

– Ни фига себе! Вот это подарок фортуны! Что делать будем?

– Не знаю, там посмотрим, – все это время Нечай шарил по карманам, затем долго рылся в бардачке, наконец вытащил оттуда корочки сотрудника милиции. – Ага, вот они.

Чистый бланк удостоверения он в свое время купил про запас в одном из

переходов Московского метро, оформил уже в Энске по всем правилам на свое имя, но до сей поры ни разу не пользовался. Критически осмотрев документ, Нечай остался доволен. Паша Хлопотун, потрудившийся над ним, дело свое знал, не зря сидел в свое время за подобные фокусы полных пять лет.

– У тебя там знакомых среди медиков нет? – поинтересовался Геннадий.

Рыдя наморщил лоб, припоминая.

– Нет, – кратко заключил он после долгого размышления.

– Это хорошо. Зайдем сейчас вдвоем, держись посолидней, все-таки работники милиции. Да не дыши в их сторону, на зажуй жвачкой, – Нечай протянул Рыде мятную тянучку.

Всю оставшуюся дорогу он молчал, думал, что ему теперь делать с этим свидетелем? Убрать? Это сразу ломает всю разыгранную партию, да и засветились бы они крупно. Нечай давно понял, что в жизни нет ничего абсолютного, нельзя все просчитать до мелочей. Но эта его комбинация чуть не рухнула с самого начала. По идее, Геннадий должен был убить и Ремизова, вложив в его руки пистолет – инсценировать самоубийство. Но Нечай не был профессионалом в этом деле, старик и девушка оказались удивительно живучи, ему пришлось разрядить в сладкую парочку почти все патроны. В запасе остался только один, и Нечай засомневался, что

сумеет одной пулей остановить этого бугая лейтенанта. Тогда он бросил пистолет и метнулся назад, в коридорчик, ведущий на заднее крыльцо. Уж за порогом он услышал треск выламываемой Ремизовым двери. С лейтенантом он разминулся секунды на три. Одному повезло, другому не очень. А ведь как все хорошо было задумано и подготовлено! И о собачке сторожа позаботились, и солдатик из местной воинской части вовремя подвернулся, как раз продавал три краденных со склада пистолета, это тоже могли свалить на лейтенанта. И вдруг этот свидетель!

Подъехав к больнице и оставив машину во дворе, они решительным шагом

вошли в приемный покой. Нечай сразу сунул под нос дежурному врачу свои липовые корочки и напористо заявил:

– Мои коллеги только что доставили вам одного больного, нам надо срочно его допросить.

– Вообще-то не положено, – сухо ответила пожилая врачиха, мирно гоняющая чаи с толстой медсестрой. – У него подозрение на дизентерию.

– Я понимаю, но дело очень срочное и важное, – продолжал гнуть свое Нечай, пристально глядя в глаза врачихи. Прием этот он усвоил еще от следователя, что вел его дело. – Он единственный, кто может помочь следствию.

– Ну хорошо, – согласилась суровая женщина, – только наденьте белые халаты, он лежит в седьмой палате. Я сейчас позову нянечку, она вас проводит.

– Спасибо, мы как-нибудь сами найдем, – поспешил поблагодарить Нечай, облачаясь на пару с Рыдей в белые одежды.

– Только не вступайте с ним в личный контакт, – вслед им прокричала доктор.

– Чего не вступай? – не понял Рыдя.

– Не здоровайся с ним за руку и не целуйся, – буркнул Геннадий, выискивая по номеру нужную ему палату.

– Чего я, педик что-ли, целоваться с ним?... – начал было ворчать здоровяк, но Нечай поднял руку. Они стояли у нужной двери.

Осторожно приоткрыв ее, оба стали разглядывать обитателей палаты. Их оказалось всего двое. Седенький старичок с пропитой мордочкой явно в счет не

шел.

– Вон тот, здоровый, – шепнул Нечай нависшему над ним Рыде.

– Ба, да я его знаю! – обрадовался тот. – Это же Борян.

– Что за Борян?

– Да, алкаш местный. На нашем местном базарчике ошивается. За пол-литра мать родную готов продать.

– Это хорошо, – решил Нечай и открыл дверь.

– Так, вы погуляйте пока, нам с товарищем поговорить надо, – быстро выпроводил он понятливого старичка. Прикрыв за ним дверь, Рыдя прислонился к ней, таким образом забаррикадировав вход своей мощной фигурой.

– Итак, гражданин, что вы видели сегодня в лесу, примерно в полдень, до приезда милиции. И пожалуйста, поподробней, – без долгих предисловий обратился Нечай к лежащему под капельницей верзиле.

Машинально он начал говорить в официально-допросной манере, чуть-чуть переигрывая. Оглянувшись на дверь, он подставил стул поближе к кровати, так, чтобы лежащий не видел стоящего у дверей человека.

Валерка Баринов, или как все его звали Борян, чуть не застонал от досады. Только он почувствовал какое-то облегчение, задремал, и на тебе, снова эти менты!

В то утро он проснулся минут за пять до начала основных событий. Подняв с земли тяжелую голову и обнаружив около себя качающуюся от ветра и похмельного синдрома зеленую стену леса, Валерка нисколько не удивился а, коротко простонал, и уронив голову на мягкую подушку травы, прикрыв заплывшие глаза, с облегчением подумал: "Кажись в лесу, слава Богу!"

Благодарить Господа было за что. Один раз он уже просыпался вот так же по пояс в озере, и хорошо еще, что в воде находилась нижняя часть тела. А позавчера Валерка вообще очухался на кладбище, о чем долго потом вспоминал с содроганием души и тела.

Борян не работал уже года два, но неизменно умудрялся каждый день нажираться до скотского состояния. Людям несведущим это могло показаться фантастикой, но у нас в России дело самое обычное. Надо только иметь обширный круг лиц, интересующихся той же проблемой, а все остальное приложится. Внешне он еще как-то держался, регулярно брился, одет был вполне прилично. Временами он пристраивался к какой-нибудь одинокой торговке, тоскующей по плотской любви, но через пару недель с треском вылетал прочь, ибо несмотря на немалые "мужские" достоинства, долго терпеть его вздорный характер не мог никто. Со временем круг его бывших подружек расширился настолько, что Борян целыми днями слонялся с одного базарчика на другой до тошноты канюча то червонец, то двадцатник у свирепеющих на глазах женщин. Иногда он подряжался разгружать машины, переносить мебель, здоровьем его природа наделила с избытком, даже "зеленый змий" не смог его разрушить его до конца. Словом, жил Борян как хотел и как умел.

– Ну, долго нам еще ждать? – подбодрил больного незваный визитер.

Валерке пришлось открыть глаза. Боряну так явно припомнился тот зеленый похмельный прибой зеленого леса, что у него даже подкатило к горлу. Еле справившись с тошнотворным посылом и скривившись, он начал припоминать:

– Ну, это, у меня как раз живот приперло. Сижу в кустах, от нечего делать по сторонам башкой ворочаю. Гляжу, метрах в пятидесяти от меня из-за кустов капот красной "Нивы" торчит. Потом мужик какой-то вылез из нее, подошел к забору и шасть через него. Потом, вроде бы звук машины, ее я не видел, это с другой стороны дома, только вскоре за забором пальба началась. Я и не понял, что стреляют, как палкой по штакетнику колотят. Дальше, значит, машина эта, "Нива", завелась

и к забору подъехала, ну это уже совсем рядом со мной. Мужик тот снова через забор вылез и бегом в машину. Ну и уехали они.

– Все? – спросил Нечай.

– Все! – подтвердил Борян.

– Человека этого узнать сможешь?

– Мне вообще-то не до этого было, но, если надо, попробую.

Нечай оглянулся в сторону напарника. Это было даже еще хуже, чем он себе представлял. Но не даром Геннадий ходил на это дело сам. Из всей своей армии боевиков Нечай был уверен только в себе. Он знал свое умение легко и быстро ориентироваться в любой ситуации. Решение пришло мгновенно.

– Вот что, засранец, жить хочешь? – спросил он, даже не повысив голоса, и только темные глаза его со странным прищуром подсказали Валерке, что посетитель не шутит. Борян удивленно приподнялся с подушки, оглянулся на стоящего у дверей человека, до этого Нечай загораживал его своим телом, и все понял. Рыдю он знал давно, знал кто он и чем занимается в последнее время. Валерка сразу покрылся холодным потом, снова закрутило успокоившийся было живот. Тут еще и Нечай сунул ему под нос дуло пистолета и продолжил разговор.

– Если хочешь жить, то забудешь все, что видел, кроме звуков мотора и выстрелов. Понял?

Валерка судорожно дернул головой в знак согласия.

– Продержишься до суда, не сболтнешь, не обидим. – Нечай пошарил по

карманам, нашел несколько купюр и бросил их на кровать Боряну. Спрятав пистолет, он спросил:

– Так ты все понял?

Детина снова судорожно закивал головой. В отличие от живота, голосовые

связки у него словно прихватил запор. Нечай опять прищурился и после долгого раздумья сказал:

– А если спросят про шум машины сзади дома, то скажи, что проезжала красная "Нива" с рыбаками. И смотри мне...

Предложение это он не закончил, даже голоса не повысил, но Борян давно

понял все. Жить ему хотелось, и даже очень.

В двери начала ломиться толстая медсестра, вспомнившая про систему, к

которой был подключен Борян, и Нечай со своим неизменным спутником покинул палату. Отдавая халаты, Геннадий вежливо поблагодарил врача и предупредил:

– Сейчас еще могут подъехать наши коллеги, вы уж их не задерживайте, сразу проводите к нему. Дело очень важное.

Уже сев в машину и с особым наслаждением закурив сигарету, Нечай спросил Рыдю:

– Как думаешь, не заложит?

– Нет, кишка тонка.

– А проболтаться может? – допытывался Геннадий.

Рыдя ненадолго задумался, потом кивнул головой:

– Вот это запросто. Он по пьянке все подряд несет.

– Тогда прийдется за ним присмотреть. Вывезешь его на дачу в Лысовку, приставишь двух парней, и пусть сколько угодно заливается водкой.

– А потом?

– После суда он нам будет не нужен. – Нечай ничего не объяснял, но Рыдя прекрасно понял второй смысл этой фразы и только усмехнулся.

– Ясно, – он кивнул головой и тронул машину с места.

Глава 6.

В это самое время Спирин занимался самым неблагодарным, но нужным

делом, пытался утешить вдову Гринева. Лет на десять моложе мужа она как-то быстро растеряла молодость и красоту, превратившись в обычную толстую бабу с бесцветным и невыразительным лицом. Вера Николаевна знала о похождениях мужа, но давно смирилась с этим, целиком переключившись на поддержание порядка в доме, воспитание детей, а потом и внуков. Сейчас она почти беззвучно плакала и, вытирая слезы маленьким кружевным платочком, только всхлипывала да повторяла время от времени:

– Боже мой, какой стыд, какой стыд!

– Вера Николаевна, я постараюсь сделать все, чтобы избежать слишком большой огласки. Конечно, всего не утаишь, но в нашей газете ничего не будет, – заверил ее Спирин.

– Спасибо, Витенька, – поблагодарила его женщина. – Толя всегда любил тебя, он относился к тебе как к сыну.

Выйдя из квартиры Гриневых, Виктор никак не мог отделаться от чувства

вины перед этой женщиной. Велев ехать в морг, он закурил сигарету, попытался думать о чем-то другом, но настроение испортилось окончательно. Чтобы отвлечься, он спросил шофера, а ездил Спирин уже на машине мэра:

– Виталь, а как он познакомился с этой девицей? Ты-то уж должен знать.

Водитель улыбнулся. Высокий, с виду флегматичный парень с горбоносым

продолговатым лицом и светлыми короткими волосами, Виталий был типичным представителем особой касты людей: личный шофер большого начальника. Кроме того, что он классно крутил баранку, Виталий обладал достаточным терпением чтобы допоздна ждать своего шефа, редко приезжающего домой раньше восьми часов вечера, а самое главное: умел держать язык за зубами. А ведь личный шофер порой знает о своем боссе всю подноготную, то, о чем только догадываются жена, любовница или милиция.

– Ну как же, при мне было. Ехали с дачи, смотрим машина стоит, пятерка, цвет "сафари" , а из-под капота такие ножки торчат! Петрович сразу в стойку, как спаниель на дичь, кричит: "тормози!" Пока я с карбюратором возился, он девице мозги пудрил. Но закадрил он ее еще тогда, довольный был. Учись, говорит, пять минут и готово.

Шофер усмехнулся. Виталя и сам был не дурак по женской части.

– Да только не хрен ли так на свидания ездить? Пару часов покувыркаются, а потом он ей или колечко, или цепочку подарит. Золотую, конечно.

Спирин удивился. Он догадывался, что девицы кидались на шею господина

мэра не за красивые глаза, но в какую же сумму обходилась Гриневу такая любовь?

– И сколько же раз они встречались за неделю? – спросил он.

– Когда раз, когда два. По разному.

– Сколько же он на нее тратил?

– Ну считай, каждая побрякушка от трехсот до пятисот. Я ведь их все покупал, когда здесь, когда в центре.

– Понятно, – кивнул головой Виктор. Сумма, что получилась после всех расчетов, превышала месячный оклад господина мэра раза в три. То, что Гриневу где-то перепадало со стороны, Спирин знал. За какие-то два года мэр сделал дочери и сыну квартиры в областном центре, обоим поменял машины, да и сам не бедствовал. Теперь эта сумма возрастала многократно. Додумать он не успел, подъехали к зданию морга.

На крыльце как раз стоял Витька Кулик, патологоанатом, и с чувством покуривал сигарету. С Витькой Спирин учился в школе два последних года, поэтому официальничать он не стал, просто пожал медику руку и спросил:

– Ну что?

Тот передернул плечами.

– Там пока медэксперты возятся, но что тебя конкретно интересует?

– В божеский вид привести его сможете?

Тезка Спирина отрицательно покачал головой.

– Нет, ты что! Две пули в лицо, там месиво.

– Да, хреново, – вздохнул Спирин.

– Что, хотели соблюсти приличия?

– Конечно, – кивнул Спирин и стал прощаться. В этот момент за спиной у Кулика открылась дверь, на крыльцо вышел плотный, озабоченного вида мужчина и обратился к врачу.

– Мы закончили. Не угостите ли сигареткой, коллега?

Заместитель мэра машинально бросил взгляд в открытую дверь и тут же пожалел об этом. На большом столе, обитом нержавейкой, лежало то, что еще три часа назад было его непосредственным начальником. Уже ехали обратно, а перед глазами Виктора все стояла изуродованная жестоким свинцом голова Гринева. И поневоле ему вспомнилась их последняя встреча.

Спирин знал, что должно было произойти, и работать не мог. Бумаги с утра лежали нетронутыми, на телефонные звонки он отвечал нехотя, чаще просил перезвонить на днях, отменил запланированную встречу. Просто сидел и ждал. Наконец открылась дверь, Виктор как раз смотрел на часы, ровно одиннадцать, на пороге стоял мэр. Гриневу этой весной стукнуло пятьдесят шесть, высокого роста, широкоплечий, с абсолютно седой, белоснежной шевелюрой, Анатолий Петрович был, как говорят, мужик еще в силе, заядлый рыбак и охотник. За десятилетия руководящей деятельности он выработал, нарочито простоватую манеру держаться. Ходил неторопливо, чуть враскачку, любил держать одну руку в кармане брюк, вот как теперь, на людей поглядывал исподлобья, но с доброжелательной улыбкой. Единственное, что ему не удалось сохранить, так это лицо. В молодости он был красавцем, Спирин видел его фотографии: курносый парень с широким, чисто русским лицом. Но затем Анатолий Петрович сразу резко постарел. Уже при первой встрече Спирин подумал, что Гриневу скоро на пенсию, а это было семь лет назад. Изрезанное морщинами, с большими мешками под глазами, с мелкими красными прожилками, это лицо словно состояло из кусков скверно сложенной мозаики. Такова была расплата за вечную нервотрепку начальственной деятельности, за три пачки сигарет, выкуриваемых Гриневым за день, и за неумеренное потребление сорокоградусного чисто русского средства для снятия стресса.

– Витенька, – ласковым голосом начал мэр, – я поеду на обед, буду после двух. Я попросил Ангелину переводить все звонки на тебя.

– Хорошо, Анатолий Петрович, – бодро ответил Спирин и внезапно почувствовал, как спина покрылась холодным потом. Между тем Гринев чуть подмигнул ему и, сделав на прощание "ручкой", закрыл за собой дверь.

Виктор знал, куда едет мэр. Строительство "охотничьего" домика курировал он сам. Да и саму идею Гриневу подсказал он же. Хотя тот с ним никогда этим не делился, но Виктор знал о маленькой "слабости" господина мэра. Особую радость тому почему-то доставляли связи с молодыми, замужними женщинами. Об этом Анатолий Петрович проговорился ему сам, на свадьбе сына. Глядя на танцующую молодежь, уже изрядно поддатый Гринев обернулся к подсевшему на минутку Спирину и сказал с ухмылкой:

– Молодежь, пляшут. Они ведь нас, стариков, уже и за людей не считают, – потом наклонился поближе и закончил уже смеясь. – А я им в ответ – рога!

И он даже попробовал изобразить на своей голове подобие лосиных украшений.

А приговор себе господин мэр, сам не зная того, подписал недели за две до рокового дня.

ГЛАВА 7

Тот понедельник с утра грозил стать тем самым "тяжелым днем". Еще бы!

В воскресенье Спирин отметил свой тридцатилетний юбилей. К девяти часам утра у него еще что-то слегка дрожало внутри, слава Богу, что прошла головная боль, заглушенная таблетками. Виктор сидел в кабинете Гринева, дожидаясь мэра и исподтишка разглядывал двух других заместителей главы администрации. Рядом с ним разместился невысокий, щуплый Коля Макеев, сорокалетний мужчина с седыми висками и беспокойными глазами. На нем висело все коммунальное хозяйство

города, с чем он прекрасно справлялся, а Колей его звали не из пренебрежения, а скорее наоборот, из любви и уважения. Более простого, безотказного и обязательного человека Спирин еще не встречал. Напротив них, по другую сторону стола сидел Сергей Южаков, высокий мощный шатен с нелепыми бакенбардами в стиле битлов конца шестидесятых. Он занимался в основном финансами, социальной сферой. И тот, и другой были у него вчера в гостях, но выглядели оба лучше юбиляра, и Виктор в который раз подумал, что пьянство, это не его стихия.

Ровно в девять на пороге появился хозяин кабинета, с улыбкой глянул на всех, поздоровался. Уже усаживаясь на место, Гринев пристально посмотрел на Спирина. Тот сразу понял, что сейчас последует какая– нибудь шуточка по поводу вчерашних именин. Юмор старого чиновника носил наигранно-грубоватый характер и нравился так называемому "простому народу".

– Вить, а почему ты не выполняешь моих указаний? вкрадчиво-бархатистым тоном начал допрос мэр.

– Каких? – не понял Виктор.

– Как каких? Я тебе что вчера сказал? У тебя сегодня выходной. Я же тебя знаю, из тебя сегодня работник никакой. Ты вон, хотя бы с нашего Матвеевича пример бери: каждый день пьет, а с утра как штык на посту.

Все засмеялись, кроме Спирина. Указанный Матвеич исправно мел тротуар

перед мэрией, поскольку служил дворником.

– Вот это я понимаю, русский человек, – продолжал импровизировать Гринев. – А то, что это, две рюмки опрокинул, а без слез на тебя не взглянешь. Вот я и советовал тебе во вторник прийти.

Виктор принужденно улыбнулся. Может быть, Гринев и говорил вчера нечто подобное, но он этого не помнил. Как, впрочем, еще и многого другого.

Между тем Ангелина Васильевна, секретарша Гринева, женщина уже бальзаковского возраста, но с прекрасной фигурой, принесла на небольшом подносе стакан чая. Кофе мэр не признавал, а чай пил, смешивая несколько сортов индийского и цейлонского листового, с минимальным содержанием сахара и непременно из тонкого стакана в серебряном массивном подстаканнике. Серебряная же ложечка завершала всю эту чайную композицию. Гринев придавал особое значение первому глотку чая. Нарушить тишину в этот священный момент значило испортить ему настроение на весь день и вызвать его гнев. Совершая первый глоток, Анатолий Петрович даже прикрывал глаза и потихоньку втягивал в себя дымящуюся, рубинового цвета жидкость. Убедившись, что чай соответствует ожиданиям, Гринев

с улыбкой поворачивал крупную голову и благосклонным кивком благодарил

замершую секретаршу, отчего та сразу преображалась и на цыпочках выходила из кабинета, унося на губах отражение улыбки мэра. Глядя ей вслед, Виктор не раз вспоминал доходившие до него слухи о многолетнем романе Гринева и секретарши. Вроде бы Ангелина от него даже имела сына. Но чего только не болтают о начальниках и их секретаршах.

Порой Виктор завидовал Гриневу, у шефа с этим утренним чаем выработался свой особый ритуал. Приходя на работу почти на час раньше, заместители тоже пили кофе втроем, но при этом интенсивно обсуждали накопившиеся дела, так что это больше походило на обычную пятиминутку.

Сделав еще пару глотков, мэр глянул на них просветлевшими глазами и начал совещание со своей обычной фразы:

– Ну, и чем вы меня огорчите сегодня?

Первым докладывал Спирин.

– Два трупа со следами насилия, один у озера, явный бомж, другой в квартире по улице Ленина. Там убийца уже найден, алкаш сын убил собственную мать. Наркоман один повесился по Короленко. Молодежь порезвилась после дискотеки, побили витражи в дворце культуры. Пять человек задержано...

Виктор говорил долго, но особых эмоций эти события у мэра не вызвали,

он все также не торопясь пил чай да иногда кивал головой, словно говоря: "ну что ж, это как всегда". Первое слово Гринев произнес во время доклада Макеева об очередном прорыве водопровода в Соцгороде. Поморщившись, он буркнул:

– Снести бы к чертям весь этот Соцгород вместе с его жителями.

Все засмеялись. Жители этого района, построенного в большой спешке

первых пятилеток, доставляли наибольшие хлопоты мэрии своими жалобами

на трескающиеся стены и сгнивший водопровод. Высказался Анатолий Петрович и по поводу доклада Южакова о нехватке средств на пособия матерям-одиночкам.

– Красиво как обозвали-то. Раньше просто блядь была, а теперь мать одиночка, – с ухмылкой заметил он, но со вздохом согласился выделить деньги из резервного фонда города.

Когда все вопросы были решены, Южаков и Макеев поднялись и пошли к

выходу, а Спирин остался. Все восприняли это как должное. Виктор был не только первым заместителем, но считался любимцем, и даже учеником Гринева. Еще семь лет назад тот почувствовал в парне незаурядный сплав ума, честолюбия и деловой хватки, поэтому Гринев тащил Виктора за собой по всем ступеням служебной карьеры.

– Анатолий Петрович, – начал разговор Спирин. – Вы прочитали мою докладную?

– А как же, Витенька, – бодрым тоном ответил мэр. – В субботу, с утра, на свежую голову. Интересно, конечно, но реально ли все это? Кое-что интересное там есть, но больше все-таки чистая утопия.

– В чем например? – спросил Виктор, пристально глядя в глаза Гриневу.

Взгляд этот господин мэр не очень любил. Несмотря на кажущееся благополучие в их отношениях, они были слишком разными людьми. Гринев вырос как руководитель в эпоху господства плана, со всеми издержками той своеобразной системы. При нужде он мог работать по шестнадцать часов в сутки на фронте ежемесячного или квартального штурма госзаказа, но и разряжался Анатолий Петрович на всю катушку от всей широты русской души.

Чем привлек его в свое время Спирин, так это умением заглянуть вперед, увидеть перспективу, предугадать и предусмотреть почти все. Прагматик до мозга костей, Виктор строил свою работу так, что в ней не приходилось тратить время на сверхурочные и другие незапланированные виды труда. Гринев ценил его, более того, он привык к нему, но понимал, что со временем Виктор перерастет его, а уходить с дороги стареющему мэру отнюдь не хотелось. Анатолий Петрович поднялся со своего кресла, и, мягко ступая по паркету за спиной Спирина, начал говорить.