Текст книги "Тихая провинция (Маятник мести)"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Сартинов Евгений
Тихая провинция (Маятник мести)

Сартинов Евгений

Тихая провинция (Маятник мести)

ГЛАВА 1.

Когда во входную дверь негромко, но требовательно постучали, Геннадий Нечаев прежде всего посмотрел на настенные часы. Электронное табло высвечивало двадцать три сорок, по времени это должен был быть Рыдя, но, на всякий случай прикрыв газеткой то, что лежало на журнальном столике, Геннадий подошел к двери и спросил:

– Кто?

– Свои, – донесся в ответ хорошо знакомый, низкий голос.

Нечай, так все звали хозяина дома, открыл дверь и впустил в квартиру высокого мощного мужчину с большой круглой головой. Светло-русые волосы Рыди резко контрастировали с чуть раскосыми черными глазами, а маленький приплюснутый нос, свернутый на сторону, и большой шрам на губе указывали на бурное прошлое гостя. Хозяин дома сильно проигрывал ему и в комплекции, и в росте. Чуть выше среднего, худощавый, с черными, как будто давно не мытыми волосами, с впалыми щеками, к тому же словно изъеденными оспой, Нечай казался гораздо моложе своего гостя, хотя разница в возрасте составляла всего два года.

– Ну что, поедем? – спросил Рыдя, поигрывая по привычке большой связкой ключей.

– Посиди немного, я сейчас закончу с этим, а потом и прокатимся, попросил Нечай.

Рыдя уселся в кресло и, вертя в руках разнокалиберные ключи, стал наблюдать за действиями Геннадия. А тот откинул в сторону газету, под ней на старом вафельном полотенце лежали три пистолета Макарова. Два были в обычном виде, третий – в разобранном состоянии. Над ним и склонился Нечай. Судя по толстому слою солидола, оружие раньше находилось на консервации. Снятием излишков смазки и занимался Нечай до прихода гостя. Делал он это очень аккуратно, даже на руках у него были надеты тонкие нитяные перчатки. Собрав пистолет, Геннадий передернул затвор, поднял дуло вверх и нажал на спуск. Услышав отчетливый щелчок бойка, Нечай удовлетворенно кивнул головой и вставил во все три пистолета обоймы с патронами. Чуть поколебавшись, отложил один пистолет в сторону, а оставшиеся два завернул в то же полотенце и спрятал сверток в одно из отделений стенки. Снимая перчатки, он повернулся к Рыде и заявил:

– Ну, вот теперь поехали.

Накинув на легкую тенниску джинсовую куртку, Нечай аккуратно прикрыл пистолет носовым платком и, завернув в него оружие, спрятал его в боковой карман. Уже у двери, выпустив из квартиры гостя, Нечай вспомнил еще кое-что, досадливо поморщился, зайдя на кухню он вернулся с небольшим полиэтиленовым пакетом.

– Чуть самое главное не забыл, – бросил он поджидавшему на улице здоровяку.

Стояла летняя ночь. Нагретый за день июльский воздух и ночью продолжал обволакивать тело приятной теплотой, небо сияло невероятным количеством звезд и, хотя луны не было, но казалось, что и от них достаточно светло. Но и Рыдя, и Нечай мало обращали внимание на все великолепие ночной картины. Промчавшись по улицам города, их красная "Нива" въехала в лес. Деревья и кустарники, казавшиеся неестественными в свете фар, замелькали по обе стороны дороги. Ехали они не слишком долго, вскоре Рыдя свернул с шоссе, и машина, проехав метров двадцать по густой траве, остановилась.

Оставив автомобиль, Нечай и Рыдя пошли в глубь леса. Здесь было особенно темно и, несмотря на то, что они старались идти осторожно, все-таки временами то один, то другой натыкались на ветки или стволы деревьев, вполголоса чертыхаясь. Минут через пять они подошли к высокому деревянному забору, откуда раздался заливистый лай небольшой белой собачонки. Вскоре из сторожки рядом с воротами показался высокий, мощного сложения человек и прикрикнул на собаку.

– Ну, чего разлаялась?! Опять поди ежика учуяла?!

Охранник долго вглядывался в смотровое окошко калитки, стараясь рассмотреть, что же обеспокоило собаку. Но что можно рассмотреть в лесу в безлунную ночь? На всякий случай он обошел с фонарем не очень большую, соток десять, усадьбу, проверил окна и двери одноэтажного дома в глубине участка. Убедившись, что все в порядке, охранник еще раз выругал собачонку и скрылся в своей сторожке.

Переждав немного, Нечай перекинул через забор большой кусок свежей печенки. Он упал совсем рядом с кудлатой дворнягой, и та мгновенно проглотила невиданный деликатес. Следующий кусок собачьего лакомства Нечай бросил метрах в десяти от первого, третий еще дальше, и так потихоньку увел собаку от сторожки. Последний кусок собака получила уже за домом, с противоположной от ворот стороны. Доев его, мохнатая побрехушка еще несколько минут стояла, задрав голову и повиливая хвостом в ожидании продолжения банкета, но затем жалобно заскулила, упала на бок, и вскоре уже билась в агонии. Услышав ее последний хрип, Нечай с помощью напарника легко вскочил на забор, спрыгнул вниз, покосился на белеющее на земле вытянутое тельце дворняги и пошел к дому. Он подошел к двери, подсвечивая себе небольшим фонариком, быстро подобрал ключи, открыл замок и проскользнул внутрь дома. Вернулся он минут через десять, снова запер дверь, отделив ключ от общей связки, положил в нагрудный карман куртки. После этого Геннадий перелез обратно через забор, кивнул поджидавшему его напарнику и двинулся к машине.

Только в "Ниве" Нечай позволил себе расслабиться, закурил сигарету и откинулся на спинку сиденья. Некоторое время он молчал, затем повернулся к застывшему в ожидании Рыде и сказал:

– Завтра провернем это дело.

Потом глянул на часы с подсветкой на приборной панели автомобиля и поправил себя:

– Вообще-то не завтра, а уже сегодня.

ГЛАВА 2

Энск мало чем отличался от любого другого провинциального города. Жизнь, текущая здесь, мало походила на кипение столичных страстей, казалась тихой и сонной. Даже в своей губернии Энск находился в тени своего соседа, миллионного города, индустриального гиганта. Ни одно из зданий Энска не поднялось выше пятого этажа, но огромную площадь занимали частные домишки, и эта деревенская застройка упрямо вылезала не только по окраинам, но и в центре города, и не осталось надежды, что на смену ей прийдут многоэтажные новостройки. Строительство замерло, и город неизбежно старел. Покрывались трещинами и разваливались старые дома. Все чаще прорывались изношенные вены водопровода и артерии отопления, постоянно разливалось по улицам удушливое зловоние канализации.

Более ста лет Энск работал на войну. На его заводах производили то, что должно было убить, взорвать, потопить или сбить в воздухе врага. Но последние пять лет не были для Энска самыми счастливыми в его истории. Оборонный заказ сократился на две трети, к конверсии руководство заводов приспособиться не смогло, и неизбежное сокращение производства вызвало увеличение безработицы. Чтобы хоть как-то выжить многие из его жителей устраивались на предприятия в соседнем городе, тратя больше двух часов на дорогу. Немногие счастливцы вербовались в нефтяники и вахтами летали на север. Некоторые ездили за тысячи километров за импортными шмотками и заполняли ими магазины и рынки города, остальные ловили рыбу и браконьерничали в окрестных лесах, подрабатывали и шабашничали, копались на своих дачах и огородах, а то и совсем просто, получали пособие по безработице или перебивались от скудной получки до еще более скудного аванса. Несмотря на все это, пьянство в городе по-прежнему процветало, но молодежь предпочитала более действенные способы побега от действительности – наркотики. И это подпитывало растущую преступность.

Таким был Энск. Самый обычный город в центре России, тихая провинция. Середина последнего десятилетия двадцатого века.

Но только трое из стопятидесятитысячного населения города знали, что в этот самый обычный день должно произойти событие, каких еще не знала история Энска, и оно неизбежно должно потрясти и во многом перевернуть саму судьбу города.

Июльское солнце палило нещадно, небо устойчиво улыбалось своей выцветшей голубизной, и это мало радовало лейтенанта Ремизова, второй час муштрующего свою роту на гарнизонном плацу. Одетый в пятнистого цвета защитную форму Алексей, мощного сложения высокий парень с круглым лицом, на котором еще играл розоватый молодецкий румянец, от души проклинал хитроумных отцов города, решивших устроить в очередной юбилей Энска что-то вроде небольшого парада. Выбор пал на его роту, и начальство не волновало то, что сама воинская часть мало подходила для этих целей. Это подразделение охраняло военный завод и многочисленные склады с боеприпасами. Контингент сюда набирался соответственный: присылали солдат как бы второго сорта, как в известном анекдоте : косых, кривых, горбатых. Ни один из солдат не достигал плеча своего рослого командира, служили они чуть меньше месяца, и строевой шаг у них больше походил на чечетку.

– Рота, стой! – вполголоса гаркнул лейтенант, и пока эта толпа в зеленой форме тормозила и успокаивалась, он, сняв пилотку, долго вытирал пот с шеи и коротко стриженной головы. Ему эта прическа шла, она подчеркивала мощную линию шеи и затылка и придавала простоватому, курносому лицу офицера выражение некоей свирепости. Впрочем, сейчас эту свирепость его подчиненные ощущали вполне явственно.

– Что за сброд, а! Стадо тараканов легче выдрессировать, чем вас.

Он устало мотнул головой и попробовал еще раз.

– Рота смирно! Шагом марш!

Людское стадо в однообразной зеленой форме уныло затопотило по раскаленному асфальту.

– Стой! – устало выдохнул лейтенант. Ремизов только в прошлом году вышел из училища и еще не забыл мощного шага парадных курсантских колонн.

– Напра-во! – скомандовал Алексей и даже прикрыл глаза, увидев что-то похожее на движение смешивающих лопаток в миксере его жены. Наконец солдаты разобрались, что повернуться надо к нему лицом.

– Исмагилов, три шага вперед! – скомандовал Ремизов и чуть не застонал, наблюдая как сутуловатый солдат с растерянным длинным лицом старательно печатал шаг при этом бестолково размахивая руками совершенно не в такт и не в ту сторону. Лейтенант подумал, не оставить ли этого дебила в казарме на время праздника, но беда была в том, что таких у него было еще человек двадцать.

Размышления его прервал дежурный по гарнизону, по пояс высунувшийся из окна и крикнувший:

– Ремизов, тебя к телефону!

– Вольно, разойтись! Десять минут перекур, – скомандовал лейтенант и быстрым, легким шагом пошел в здание штаба. Трубка телефона ждала его рядом с аппаратом на столе.

– Ремизов слушает, – пробасил он и услышал в ответ, после небольшой паузы, далекий глуховатый голос, выговаривающий слова с ленцой, словно нехотя.

– Слышь, лейтенант, пока ты у себя там в войнушку играешься, твою жену сейчас господин мэр трахает. Понял, нет?

Ремизов несколько секунд молчал. Сначала он не понял смысла сказанных слов, затем до него дошло, и сразу пульс застучал в висках, стало трудно дышать.

– Врешь! – наконец выговорил он, правой рукой машинально раздирая ворот униформы.

– Ну не веришь, сам съезди посмотри. Дорогу на озеро знаешь?

– Да.

– На пятом километре, вслед за знаком сужения дороги, есть съезд направо. А там, чуть поодаль, небольшой домик за деревянным забором. Да ты только загляни за забор, она же на твоей машине приехала!

Похабный голос замолк, трубка заскулила в руках у Ремизова короткими гудками. Алексей держал ее в руках и не понимал этого. Внутри у него все кипело, требовало выхода и, сам не замечая того, он сжал трубку так, что она развалилась у него в руках.

– Леха, ты чего делаешь? – с изумлением глядя на Ремизова, обратился к нему дежурный по гарнизону Петька Волобуев, сокурсник Алексея и первый друг в гарнизоне. – Случилось что?

– Да, – односложно ответил Ремизов и, обнаружив в руках остатки телефона, бросил их на стол. – Дай машину, в город надо съездить.

– Бери, вон "уазик" начальника штаба свободен, он сейчас в отпуске. Да что случилось-то?! С Ленкой что? – встревожился Петр.

– Да, – снова коротко ответил лейтенант, выглянул в окно и спросил. Это вот тот "уазик"?

– Он, – подтвердил Волобуев. – Только подожди солдата, он обедать пошел.

– Не надо, я сам поведу, – прервал его Ремизов. – Позвони на КПП, чтобы выпустили.

Забыв на столе пилотку, он выбежал из здания штаба и отправился к гаражу.

Когда машина с Ремизовым миновала ворота воинской части и повернула на выезд из города, в серой "девятке", припаркованной чуть поодаль на другой стороне дороги, один из двоих парней торопливо сказал в черную коробочку мобильного телефона:

– Нечай, он едет.

– Хорошо, – подтвердил услышанное Геннадий, сидевший все в той же красной "Ниве" далеко за городом, а потом добавил: – Через десять минут вызывай милицию.

Отдав телефон Рыде, Нечай легко выпрыгнул из машины, уже хотел было захлопнуть дверцу, но напарник чуть пригнулся и с ухмылкой сказал:

– Нечай, ни пуха тебе!

– К черту! – внезапно разозлился тот и двинулся к забору усадьбы, которую навещал этой ночью.

– Каркает тут под руку! – бормотал он себе под нос, натягивая на ходу тонкие нитяные перчатки.

Легко вспрыгнув на забор, Нечай убедился, что никто его не видит, и спрыгнул вниз. С этой стороны здания окон не было, он осторожно выглянул из-за угла и, убедившись, что охранник находится в сторожке, двинулся в другую сторону. Свернув за угол, Геннадий проскочил, пригнувшись, под окнами и поднялся на заднее крыльцо. Подергав ручку, он убедился, что дверь заперта. Тогда Нечай воспользовался припасенным с прошлого посещения ключом и проник в здание. Остановившись у порога, он прислушался. Где-то тихо играла музыка, послышался приглушенный стенами женский смех.

Как раз в это время далекий собеседник Нечая, точно выполняя его инструкции, набрал на городском таксофоне очень короткий номер и взволнованным голосом закричал в трубку:

– Милиция! Приезжайте скорей, убивают!..

Достав из кармана пистолет, сняв с предохранителя и передернув затвор, Нечай глянул на часы и стал ждать. А за дверью спальни на фоне тихой музыки раздавались звуки, более живые и естественные. Рокотал что-то тяжелый мужской голос, а в ответ звенел колокольчиком женский смех.

Подъехав к воротам охотничьего домика Ремизов одним рывком преодолел забор, и первое что он увидел во дворе: автомобиль цвета "сафари" со знакомым номером. Он даже застонал от ярости, но охранник, выскочивший из сторожки, не дал ему времени на раздумье, заорав на лейтенанта тренированным милицейским голосом:

– Ты чего тут делаешь, а?! Ну-ка, марш отсюда!

Сторож замахнулся на Алексея длинной резиновой дубинкой. Лучше бы он этого не делал. Перехватив удар дубинки левой рукой, Ремизов нанес столь сокрушительный удар правой, что сторож выбил своим телом легкую дверь и без чувств замер на полу.

В этот момент из дома послышались частые выстрелы. Ремизов в два прыжка преодолел небольшой дворик, вскочил на крыльцо и рванул на себя дверь. Убедившись, что она заперта, Алексей отошел назад и с разбегу ударил в нее плечом со всей яростью своего стокилограммового тела. Только с третьей попытки выломав замок, он ворвался в дом.

Миновав небольшой темный коридорчик, Алексей открыл первую попавшуюся дверь и увидел в залитой светом большой комнате свою жену, лежащую на кровати. Обнаженная грудь ее была залита кровью, на кукольно-красивом лице застыло выражение испуга и удивления.

"Мертва!" – понял Ремизов. А вот мужчина рядом с ней был еще жив. Кровь заливала его лицо, он уже бился в агонии, с хрипом выплевывая изо рта кровавую пену, но по седовласой голове лейтенант понял, что автор звонка не врал. Мужчина был глава администрации города Энска, Анатолий Петрович Гринев.

Сделав шаг вперед, Алексей споткнулся о что-то тяжелое, увесистое. Опустив голову, Ремизов увидел лежащий на полу пистолет, машинальным движением поднял его, затем долго смотрел на застывшее красивой маской лицо жены. Из ступора его вывел звук отъезжающей машины. Подняв голову, Алексей с недоумением прислушался, но звук мотора этой машины тут же был заглушен ревом сразу нескольких автомобилей, резким скрипом тормозов. Чуть пошатнувшись, лейтенант повернулся лицом к двери, сделал шаг вперед, но в этот момент в дом с грохотом вломились сразу несколько человек в голубоватых милицейских гимнастерках и с порога закричали на него:

– Руки вверх! Не двигаться! Брось пистолет!

Ремизов разжал пальцы и, выронив пистолет, медленно поднял руки вверх.

ГЛАВА 3

Примерно через час к домику в лесу подъехала черная "Волга". Там уже стояло несколько милицейских машин и "скорая". Несмотря на бурную деятельность, приезд молодого мужчины в сером элегантном костюме не прошел не замеченным. Увидев его, начальник ГОВД города, подполковник Малофеев оборвал разговор с подчиненными и поспешил навстречу. Приехавший был первым заместителем мэра города, Виктор Николаевич Спирин.

– Ну что? – спросил он старого милиционера.

Красивое лицо Спирина казалось почти бесстрастным, только серые глаза выдавали беспокойство и неясное ожидание.

– Ужасно, – ответил Малофеев и, сняв фуражку, вытер ладонью вспотевший лоб. – Три пули достались девушке, четыре Гриневу. Смотреть будете?

Спирин отрицательно покачал головой.

– Особого желания нет. Крови, наверное, много?

– Очень, – подтвердил подполковник.

Со двора как раз выводили Ремизова с наручниками на запястьях. Хотя он выглядел гораздо внушительней ведущих его милиционеров, тем приходилось буквально тащить его под руки. Со стороны казалось, что лейтенант с трудом переставлял ноги. Взгляд его бессмысленно блуждал по сторонам, на мгновение он встретился глазами со Спириным, и, не задерживаясь, проскользнул дальше.

– Он в самом деле ее муж? – спросил Спирин.

– Да, документы подтверждают, – кивнул Малофеев, наблюдая за тем, как

его подчиненные усаживают арестованного в "воронок". Когда он отъехал

ближе к воротам, подрулила "скорая". Вскоре из ворот показались носилки. Спирин приготовился увидеть закрытое простыней тело, но несли какого-то седого мужчину с окровавленным лицом, громко стонавшего в такт покачиванию носилок.

– А это кто? – удивился Спирин.

– Сторож. Из наших бывших работников, пенсионер, – пояснил Малофеев и окликнул спешащую за носилками женщину в белом халате:

– Вера Андреевна, на минутку можно? Ну что, он может дать показания?

– Очень не скоро. – Врач отрицательно качнула головой. – Перелом верхней челюсти, выбито много зубов.

– А письменно?

– Тоже не скоро. Тяжелейшее сотрясение мозга, он сейчас на ногах даже стоять не может. Как минимум неделя, а то и две.

– Спасибо, – вздохнув, поблагодарил ее старый офицер, и женщина поспешила к своей машине.

– Сколько он может получить за это? – поинтересовался Спирин, закуривая сигарету.

– Лет восемь, десять, – ответил милиционер, доставая пачку "Примы". Старый служака признавал только эту отраву, такая уж у него была причуда.

– За двойное убийство? – удивился заместитель мэра.

– Да, но он в состоянии явного аффекта, или, еще как говорят, в состоянии сильного душевного волнения. У него и сейчас вид как у ненормального, вы заметили?

Тут их внимание привлекла процессия, подходившая к дому со стороны леса. Два милиционера толкали перед собой высокого, мощного сложения человека с большой дынеобразной головой. Мужику было далек за тридцать, красный нос и сеточка прожилок по всему лицу говорили о том, что человек этот привержен тонкому искусству винопития. Одна бровь у него постоянно была задрана выше другой, что вместе с густыми усами щеточкой придавало лицу вздорное и драчливое выражение. Глядя на его мятый костюм, Спирин подумал, что тот, очевидно, и спал в нем прямо в лесу. Это подтверждала сухая трава, торчавшая из густой шевелюры верзилы. Вел он себя очень странно. Болезненно скривившись, детина одной рукой держался за живот, а другой поддерживал штаны.

– Фролов, кто это у тебя? – крикнул подполковник одному из своих подчиненных.

– В кустах за домом сидел, товарищ подполковник, по большой нужде, весело доложил сержант.

– Ой, братишки, не дайте сдохнуть, опять подкатило! – вдруг взревел детина, сгибаясь в пояснице, причем лицо у него мгновенно побагровело.

– И давно ты так мучаешься? – поинтересовался Малофеев.

– Да черт его знает, часа два наверное уже, как проснулся, – нехотя отозвался верзила, приплясывая на месте и постанывая.

– По идее он должен был что-то видеть или хотя бы слышать, – скорее себе, чем Спирину сказал подполковник. – Ты что-нибудь видел? – спросил он мученика.

– Видел-видел! – торопливо ответил тот, закатывая глаза. – Ой, да отведите меня в туалет, сейчас ведь в штаны наделаю! – взмолился бугай.

– Слушай, Петрович, он у тебя не сдохнет от поноса? – вмешался в их разговор Спирин.

– Вообще-то да, сейчас от него толку мало, – согласился Малофеев и скомандовал подчиненным. – Вези его, Фролов, прямо в инфекционную. Пусть дадут что-нибудь от поноса. Если пройдет его медвежья болезнь, вези в отдел, а нет, оставь там. Никуда он от нас не денется.

– Но сначала в кусты! – взмолился несчастный и заплетающейся походкой кинулся к ближайшему чапыжнику.

Заместитель главы администрации Энска начал прощаться.

– Ну ладно, Василий Петрович, не буду вас отвлекать, мне тоже предстоит нелегкая миссия оповестить жену Гринева. Работайте спокойно.

И, пожав руку старому служаке, Спирин отбыл в город. Но, прежде, чем поехать на квартиру к покойному мэру, он остановил машину и вышел в лес, вроде бы по большой нужде. Скрывшись за густыми кустами боярышника Спирин достал мобильник и набрал врезавшийся в памяти номер. Когда знакомый хрипловатый голос произнес традиционное: "Алло", Спирин, не представляясь, раздраженным голосом оборвал его:

– Нечай, балда! Ты оставил свидетеля!

Глава4.

Познакомились они полгода назад. Нечаев пришел подать заявку на выставленный на продажу небольшой магазинчик. Спирин, как всегда безупречно одетый в светло-коричневую тройку, без особого интереса глянул в лицо этому торгашу, отметил только внимательный взгляд темно-карих глаз, впалые щеки в каких-то ямках, как после оспы, сросшиеся густые брови да постоянно падающую на глаза прядь не очень чистых волос. Виктор лично знал всех крупных предпринимателей города. Этого он видел в первый раз. Перелистывая документы посетителя, Спирин вдруг заинтересовался, даже улыбнулся. Поводом для его улыбки послужила дата рождения Нечаева.

– Первый раз встречаю человека, родившегося в один день со мной. Вы здесь родились, в нашем городе? – спросил Спирин.

– Да, коренной житель, – чуть хрипловатым голосом подтвердил Геннадий.

– А во сколько вы родились, случайно не знаете? – продолжал допытываться заместитель мэра.

– Мать говорила, что в два часа.

– Что вы говорите! – весело воскликнул Виктор. – И я в то же самое время на свет появился. Так что мы с вами, выходит, зодиакальные близнецы? Забавно.

Действительно, это было очень забавно. Хотя ростом и комплекцией они еще как-то походили друг на друга, но больше ничем и никак. В отличие от Нечаева, темно-русые волосы Виктора были уложены безупречно, ни один волосок не выбивался из строгой прически. Во взгляде серых холодноватых глаз читался незаурядный ум, а высокий лоб в сочетании с правильными, тонкими чертами лица придавал его облику некую черту благородства и даже аристократизм. Покосившись на руки посетителя, богато украшенные татуировкой, Спирин подумал, что, судя по всему, и судьбы у них вряд ли были похожи.

"Старик Аристотель был прав, подвергая сомнению астрологию", подумал Виктор. Несмотря на различия судеб, они все-таки разговорились о торговле, о ценах, налогах. И Спирин неожиданно для себя обнаружил, что его собеседник очень хорошо во всем разбирается.

Увлекшись, Виктор поведал Нечаеву о давно вынашиваемом проекте превратить их город во всероссийскую ярмарку.

– Станция у нас узловая, поезда стоят долго, а сразу за железной дорогой имеется рынок. Ну, какой ты сам знаешь, хибара на хибаре. Но рядом стоят недостроенные корпуса второй очереди бетонного завода. По капитальному строительству там осталось немного: закрыть плитами торцевую сторону. Так вот это все можно пустить под здания рынка. Там не так уж и много: остеклить, провести отопление и свет.

– А бетонный завод их отдаст? – спросил Нечай.

– Куда он денется. Он и так в треть мощности работает, ему не до строительства. – Спирин в азарте даже встал из-за стола и, по привычке расхаживая по кабинету, продолжил изложение своих экономических фантазий. Так вот, если создать условия для хранения груза, проживания, ну, и естественно, рекламы, то можно завернуть часть грузов, идущих в столицу с юга и даже запада. Зачем ехать еще сутки в Москву, когда можно продать все у нас, тем более это выгодно покупателям с Урала и Сибири. А городу какая выгода! Это живые деньги! Переоборудовать старые казармы под гостиницу, открыть столовую, баню. Конечно, все это влетит в копеечку, но зато быстро окупится.

– Можно привлечь средства наших торгашей, с паевым участием. Так будет быстрей, – подкинул ему идею Нечаев.

– Конечно, – согласился Виктор.

Расстались они почти по-дружески. Прошло несколько месяцев, Виктор уже и забыл про странного "астрологического брата", но тот сам напомнил о себе, прийдя на прием с предложением выкупить давно закрытую пельменную и превратить ее в бар. Заодно Нечаев вспомнил идею Спирина о расширении рынка.

– Увы, Анатолий Петрович не одобрил, – развел руками Виктор. Сказал, что мешочники навезут в город разной заразы, хлопот и без них хватает.

– А если бы вы были нашим мэром, вы бы занялись этим делом? – спросил Нечай, услышав в голосе Виктора оттенок горечи.

– Конечно, – кивнул головой Спирин.

– А перевыборы мэра у нас когда? – поинтересовался Геннадий.

– Не скоро, через полтора года. Но я не собираюсь выдвигать свою кандидатуру.

– Почему? – удивился Нечай.

– Я знаю психологию нашего народа. – Виктор откинулся в своем кресле и закурил сигарету.– У нас не любят новых людей. Гринев откуда пришел? Из директоров завода. Уже сидел в кресле, значит, достоит. А кто знает меня? И возраст мешает, всего тридцать ...

– Да это верно, – согласился Геннадий, поправляя падающую на лоб упрямую прядь волос. – Вот только если Гринев заболеет или того, умрет.

Спирин улыбнулся.

– С его здоровьем он и нас переживет.

Нечаев пару секунд помолчал, со странным прищуром глянул на собеседника и осторожно высказал новую идею:

– Я, вообще-то, знаю людей, они могут организовать, как бы это сказать, скоропостижную болезнь любому смертному. Такие, – он неопределенно махнул рукой, – старые связи.

Виктор растерянно посмотрел на него.

– Ну, это уж слишком, – пробормотал он.

– Да я это просто так, к слову пришлось, – примирительно улыбнулся Нечай. – Жизнь пошла сложная, мало ли чего.

Он поднялся со стула и стал прощаться.

Этот разговор Спирин не забыл. Дня через два он заехал в студию к своему старому другу, художнику Кривошееву. С Федькой он дружил с детства, вместе когда-то ходили на секцию фехтования. С ним Спирин позволял себе немного ослабить туго затянутый галстук большого, ответственного чиновника.

– О, какие к нам люди! – приветствовал художник входившего заместителя мэра. Отдавая дань моде, Федор в свое время отпустил бороду, да так привык к ней, что ни за какие деньги не соглашался расстаться с ней. Эта рыжая кудреватая поросль придавала хозяину какую-то солидность, ибо Федька до сих пор отличался редкой несерьезностью. Вот и сейчас, приложив по военному ладонь к несуществующему головному убору, он промаршировал навстречу Спирину и, подражая торжественному рыку командующего парадом, доложил:

– Товарищ первый заместитель главы администрации города Энска! Во вверенной мне студии за время вашего отсутствия водки было выпито два ящика, вина – три, шампанского – одна бутылка, женщин перетрахано неученое количество!

– Вольно! – также зычно скомандовал Спирин, дал отмашку и подал руку художнику. – Женщинам надо вести счет, в следующий раз, чтобы все было точно!

– Сбиваюсь, Витя, ты же знаешь, я умею считать только до десяти, покаялся Федька.

Между тем Спирин осматривал студию.

– Да, здорово ты, однако, махнул. Когда въезжал сюда, у тебя картин пять было с собой, не больше?

– Точно, – кивнул головой Кривошеев, с видимым удовольствием оглядывая стены, увешанные портретами и пейзажами, этюдами и натюрмортами.

– Молодец! – похвалил друга Виктор.

– Тебе спасибо, – улыбнулся художник.

Действительно, эту длинную широкую комнату с единственным в городе стеклянным потолком для Кривошеева выбил Виктор. Говорят, что до революции в этом помещении на третьем этаже старинного особняка помещалась оранжерея мадам Соломиной, хозяйки одного из заводов. Каким-то чудом она уцелела и дошла без изменений до нашего времени, но последние тридцать лет здесь малевали и хранили громадные транспаранты и плакаты к революционным праздникам. Попав сюда еще в детстве, Кривошеев был очарован массой света, льющегося из громадных окон и с потолка. Со временной кончиной партии нужда в идеологическом хламе сама собой отпала, долгое время комната стояла запертой, а потом прорвавшийся к переделу городского имущества Спирин вспомнил о ней и помог приобрести старому другу. Вот уже два года Кривошеев блаженствовал в своем "Эрмитаже", так он называл студию.

– Каким ветром тебя занесло, дорогой руководитель, или по делам? спросил хозяин, усаживаясь на старомодный диванчик с круглыми валиками по бокам. Частенько заработавшись, он тут же и ночевал, хотя имел недалеко приличную однокомнатную квартиру.

– Да, и по делам тоже. Гринев решил пышно отметить очередной юбилей городу, все-таки сто десять лет, ну, парад наших хилых войск, концерт, фейерверк, – говоря все это, Спирин продолжал разглядывать картины. Ребята из отдела культуры задумали кое-что, но не хватает твоей талантливой кисти. Так, пару мазков, брошенных мастером.

Художник ухмыльнулся в рыжую бороду.

– А сколько вы мне отвалите за эту пару мазков?

– В пределах сметы. Да не бойся, не обидим, – рассмеялся Спирин. Заплатим, конечно, не так, как эти торгаши, но зато какой размах! Весь город в твоей власти. Улицы – кисти, площади – холсты! – заканчивая рекламную речь, заместитель мэра заговорил басом и рубанул кулаком по воздуху в стиле Маяковского. Таким за последние три года его видел только Федор.

– Заманчиво, правда ведь, Федь? – досластил до густоты меда голос Спирин. Художник только смеялся в ответ.

– Мною и так уже полгорода разрисовано, – парировал он. С развитием частного предпринимательства в городе Кривошеев внезапно разбогател. Хотя картины его, выполненные в манере традиционного русского реализма, покупались неохотно, богатые иностранцы и снобы от отечественной культуры гонялись за красочной мазней, но его выручали заказы на витрины и интерьер магазинов, салонов, кафе и ресторанов. Первую витрину он оформил за литр водки и обнаружил при этом столько мастерства и дизайнерской изобретательности, что заказы хлынули