Текст книги "Тихая провинция (Маятник мести)"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Ты с кассетой что делать будешь, пойдешь к прокурору? – спросил Григорий, отхлебнув глоток огненного напитка.

– Нет, – Ремизов отрицательно покачал головой, – я сам ему и судья, и прокурор.

– Правильно, – поддержал его хозяин, – пока спать не хочется расскажи, как у тебя все было?

Ремизов допил чай, он почему-то отметил, что они оба одинаково держали кружки не за ручки, а обхватив ладонями, словно грея руки. Сначала Алексей говорил нехотя, с трудом, временами путаясь, возвращался назад, повторялся. Но потом он увлекся и рассказ стал более связным. Цыган оказался благодарным слушателем, все воспринимал живо, непосредственно, временами награждая резкими эпитетами то ментов, то бандитов Нечая. Особенно радовался Гриша, слушая историю

побега Алексея.

– Молодец, настоящий мужчина! – вскричал он, хлопая в восторге себя ладонями по бедрам. В колеблющемся свете свечи его лицо с горящими глазами, крючковатым носом приобрело какой-то демонический облик.

Но пик его восторга пришелся на рассказ Ремизова о его побеге из завода через трубу. Сначала цыган долго, до боли в желудке хохотал и, лишь успокоившись, пояснил.

– Я ж тебя за водяного дядьку принял! Видел бы ты, как я оттуда бежал, два дня потом ноги болели! Все молитвы сразу вспомнил, а мать мне их двадцать лет вдолбить не могла!

Затем Григорий рассказывал свою грустную повесть. Ремизов поразился выносливости цыгана. Он в вагоне чуть дуба не дал от холода, а тот в ледяной воде просидел двое суток. Допив чай и потушив почти прогоревшую свечку, они улеглись рядышком на топчан, Алексей думал, что не уснет, настолько голова его была свежей и ясной, но сон сморил его так же быстро, как и гостеприимного хозяина.

За все это время Ремизов ни разу не вспомнил о женщине, с которой почти неделю делил кров и постель. Прийдя домой и не обнаружив постояльца, Таисия сразу все поняла, проверила, все ли на месте, и хотя не обнаружила ущерба, но долго плакала, прежде чем уснуть в холодной постели. Но поспать ей так и не дали. Дотошный участковый Синицын, получив новые приметы Ремизова, быстро узнал от вездесущих старух про ее постояльца и нагрянул в десятом часу дня с группой захвата. Мало того, что эти быки чуть не сломали ей дверь, но Таисию промотали до самого вечера в милиции, с расспросами и допросами. Вернувшись домой, измученная Таисия сорвала со стены и разорвала в клочья календарь с глянцевой Богоматерью.

Смерть Нечая наделала в городе примерно то же самое, что медведь делает в тайге с муравейником. Некоторое время после жуткой смерти босса братва пребывала в шоке, затем оправилась, а к среде в городе начали потихоньку постреливать – начался передел нечаевского наследства. Братва, державшие в руках городской

рынок, уже не хотели делиться с коллегами с городских окраин. При Нечае те были

как бы на дотации, им приплачивали за счет других доходов, Геннадию важна

была власть во всем городе. Но самым первым пристрелили главбуха Шишкина. Фугас рвал и метал, лишь Василий Ильич знал всю подноготную обширного хозяйства Нечая. Все боевики открещивались от этого убийства, и у Фугаса возникло подозрение, что с Шишкиным свел счеты кто-то из должников. Василий Ильич опрометчиво держал нелегальную картотеку у себя в голове, справедливо не доверяя бумагам после своего долгого срока. Фугас публично пообещал найти гада, но вскоре ему было уже не до этого. Средь бела дня его джип превратили в решето так же, как и двоих его телохранителей, сам он получил две пули в ногу и одну в плечо, но остался жив. Война разгорелась не на шутку.

Наибольшие дивиденды смерть Нечаева принесла Спирину. Слушая доклад

начальника УВД о пожаре, он едва сдерживал радость.

– Вы уверены, что это не убийство? – спросил Виктор, выслушав до конца.

– Почти на сто процентов. Пожарным пришлось ломать дверь машиной, она изнутри оказалась заперта на засов и все замки.

"А как же кассета?" – именно этот вопрос мучил сейчас мэра. Стараясь замаскировать свой интерес, он угостил полковника сигаретой и как бы невзначай спросил:

– Как это здание можно использовать? Оно сильно пострадало?

– Да нет, там одни стены остались, так что вряд ли.

– А жалко. Красивое было здание. Я видел его еще в эскизах, у Кривошеева. Кстати, про убийц Федора ничего не известно?

– К сожалению, нет, непонятны даже мотивы. И на бытовое убийство не похоже, отпечатков нет, все стерто.

– Постарайтесь все-таки, Василий Петрович. Федор был не только моим другом, но и очень талантливым художником. Это большая потеря для города.

Проводив офицера до двери, Спирин вернулся за стол, ослабил галстук и долго сидел с блаженной улыбкой на лице. Виктор не сомневался, что "астрологический близнец" держал бы его на коротком поводке всю оставшуюся жизнь. Теперь можно было попробовать снизить процент, отстегиваемый "попечителям", хватит им и пятнадцати процентов. Все остальное пойдет на благо города, а деньги сейчас решают все. Теперь он развернется. Еще бы чуть-чуть полегчало с безработицей, и

тогда на фоне области его Энск смотрелся бы экономическим чудом. Если все

пойдет, как надо, то через два года он выставит свою кандидатуру на пост губернатора.

Мысли его взлетали высоко и далеко, но ни разу он не вспомнил своего бывшего друга художника.

Авральные методы поисков бывшего лейтенанта не дали ничего. Первыми

сошли с дистанции солдаты, ведь завод надо было охранять. Так что теперь одним участковым приходилось гонять по чердакам голубей, а по подвалам – кошек. Когда же через неделю выяснилось, что искать надо по другим приметам, то большинство милиционеров просто плюнули на это дело. Обратный результат получился и от второй статьи в местной газете, включавшей уточненные данные на Ремизова и фоторобот составленный со слов Таисии. На портрете красовался совершенно жуткий уголовник, почти пожилого возраста. Просто замотанная до ужаса женщина согласилась со всеми уточнениями, лишь бы от нее отстали. После выхода этой статьи в милицию звонили раз по пять в сутки, с требованиями срочно приехать и забрать преступника. Каждый раз все заканчивалось конфузом. Здоровенных мужиков в джинсах, кожаной куртке и шапке из нутрии в России полным-полно. Многие звонили и сообщали, что видели похожего человека, садившегося на поезд, автобус или электричку. В целом получалось, что Ремизов за эту неделю отбыл на все четыре стороны, на всех видах транспорта, причем не один раз. Милицейское начальство сломалось, смирившись с тем, что избыток информации подчас хуже полного ее отсутствия. А разразившаяся разборка между братвой Нечая и вовсе отодвинула эту проблему на второй план.

А Алексей все гостил у цыгана. Днем они спали, а ночью прогуливались,

разминали кости, заготавливали дрова. Убив Нечая, Гриша успокоился и больше не преследовал подручных Рыди. Он знал, что лейтенант непременно увяжется с ним, и значит, увеличивался риск попасть в поле зрения милиции и боевиков. А Гриша понимал, что то, что задумал Ремизов важнее всего прочего.

В тот, первый день они доели последний кусок козлятины и с наступлением темноты Гришка повел Ремизова куда-то в поселок. Остановившись около одного из частных домов, цыган шепнул лейтенанту:

– Подожди здесь, я сейчас, – и легко перемахнул через забор.

Прислонившись к забору и поглядывая по сторонам, Алексей слышал, как

взлаяла и замолкла собака, потом закудахтали куры. Минут через пятнадцать цыган вернулся и перекинул через забор четырех еще теплых кур.

– До субботы хватит, – заявил он Ремизову, когда они уже шли обратно.

Когда днем не спалось, они долгими часами разговаривали обо всем на свете, о жизни, о судьбе, о счастье. Гриша рассказывал о обычаях своего народа, и многое для Ремизова оказалось неожиданным. Как-то раз он спросил цыгана.

– Гриша, а сколько тебе лет?

Тот, сидя у открытой печки буржуйки и шустро ощипывая курицу, не задумываясь ответил.

– Двадцать четыре.

– Сколько?! – удивился Алексей.

– Двадцать четыре, – повторил цыган и в свою очередь удивленно посмотрел на Ремизова. – А что ты так удивился?

– Да я думал тебе лет сорок, седой весь, с бородой! А ты оказывается мой ровесник.

– Ба, а я тебе тоже лет тридцать пять давал! Думал еще, чего это Алеша в таком возрасте, а все лейтенант? Разжаловали, что ли?

В субботу, с утра Григорий критично осмотрел своего друга и сказал.

– Тебе надо побриться.

– Зачем? – удивился Ремизов.

– Как зачем? Все-таки на свадьбу идешь.

– Да ладно, я ведь не жених и танцевать там не собираюсь, попробовал отшутиться Алексей. – Да и нечем бриться.

– Как это нечем!? – возмутился цыган и показал свой нож. – А это что? Сейчас я тебя мигом побрею.

Он достал какой-то обмылок, плеснул из чайника горячей воды, быстро намылил Ремизову щеки и в две минуты побрил его.

– Ну вот, теперь можешь сойти за жениха.

Повинуясь его указаниям, Алексей тщательно вымылся и сменил рубаху.

(Прошлой ночью Гриша самодельной кошкой сдернул с балкона ближайшей к

пустоши пятиэтажки опрометчиво оставленное на ночь белье.)

– Пойми, тебя не должны заметить раньше времени, – наставлял Ремизова цыган, – плохо, конечно, что от тебя дымом несет как от лешего, ну да ты там долго не рассиживайся.

День этот казался бесконечным. Поев с утра, они больше не стали возиться с приготовлением пищи, а только пили чай, как всегда крепкий, горячий, без сахара. Спать никто не ложился. Ремизова даже слегка потряхивало от волнения, и это его удивило. В случае с Нечаем он не испытывал особого волнения.

В седьмом часу Григорий наконец сказал.

– Пошли.

Ремизов засомневался.

– Не рано?

– Зайти мне надо тут неподалеку, – объяснил Григорий, а затем критично глянул на ботинки Алексея. – Протри обувку, а то не поверят, что ты с подарками на свадьбу.

Одевшись, Ремизов, с удивлением, увидел, что Гриша прихватил с собой лопату, лом и большую сумку на ремне. Вода в подвале промерзла уже до дна, и Алексей не проваливался как первый раз. Выйдя на поверхность, они с наслаждени ем вдохнули свежий морозный воздух, глянули на крупные звезды над головой и двинулись к пожарищу Гнилушки. Войдя в развалины своего дома, Григорий остановился посреди одной из комнат и, протянув ладони к земле, горестно сказал.

– Здесь спали мои дети.

Опустившись на колени, он долго говорил что-то на своем языке, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно разговаривал с кем-то. Наконец он перекрестился, поднялся с колен, смахнул с глаз слезу и прошел в соседнюю комнату. Там он отмерил от стены какое-то расстояние и принялся ожесточенно долбить ломом подмерзшую землю. Ремизов не понимал, что тот делает, но предложил.

– Давай помогу?

– Я сам, – коротко отрезал цыган, продолжая вгрызаться в землю. Минут через десять его яростные усилия увенчались успехом, и он выволок из земли алюминиевый бидон литров на пять. Отщелкнув рукоятки герметичных запоров, цыган снял крышку и, подозвав Ремизова, попросил.

– Алексей, ну-ка, посвети.

Алексей чиркнул спичкой, поднес ее к горловине бидона и увидел, как маслянистой желтизной блеснуло золото, острыми цветными искрами брызнули разноцветные камни, матовой белизной зазмеились нитки жемчуга. Гриша запустил ладони в это богатство, поднес к глазам, пристально глянул на Ремизова и небрежно бросил все это обратно.

– Говорят, что все это копилось сотни лет. А я бы, не глядя, обменял это барахло на жизнь своих детей, – со вздохом сказал он.

Сунув бидон в сумку, они отправились в город. Гриша по ходу рассуждал на вольную тему.

– Нет, что это за зима, а?! Середина декабря, а снега нет. Без снега человеку зимой грустно. Эх, помню я места, где дома заносило с верхом. Маленький был, а помню...

– Слушай, – оборвал его Ремизов, – может, не стоит тебе туда идти? Ты же сам говорил, что рассчитался за все?

Григорий отрицательно мотнул головой.

– Нет, я ошибался. Нечай не набрал бы такой силы, если бы его не поддерживал вот он, – и цыган кивнул головой на оставшуюся после выборов цветную листовку с фотографией мэра и надписью: "Голосуй за Спирина".

Первое, что они увидели, подойдя к ресторану – был милицейский "жигуленок" с дежурным патрулем. Стоя на другой стороне улицы в тени жилого дома, Ремизов и цыган долго разглядывали ярко освещенные окна, даже сюда долетала веселая музыка, несколько человек покуривая, стояли на высоком крыльце. Рядом с милицейской машиной стояла спиринская служебная "Волга" со скучающим Виталиком за рулем.

– Тебе не так просто будет уйти, – Гриша кивнул на милицейскую машину.

– Мне все равно, – ответил лейтенант.

– А мне нет. Подожди немного, сейчас они уедут, и тогда сразу входи, – сказав это, Гриша растворился в темноте. Далеко уходить он не стал, через два квартала находилась сберкасса, самая обычная, каких много. Нашарив на земле камень, Григорий запустил его в окно, а для верности добавил еще два в другое. Расчет его оказался верен, первым на место происшествия приехал тот самый заскучавший патруль.

Когда Гриша вернулся к ресторану, Ремизов был уже внутри.

ГЛАВА 54

Свадьба достигла апогея. Церемониал кончился, отработал свое тамада, теперь надрывался диск-жокей, пытаясь перекричать собственную музыку. Молодежь отплясывала в полутемном фойе свои буйные танцы, старички разбрелись по углам зала, кто просто разговаривал, а человек пять старательно выводили под акомпонимент баяна "Подмосковные вечера". На Ремизова никто не обратил внимания, и Алексей, пробравшись сквозь беснующуюся дискотеку, скромно присел за крайний столик и долго смотрел на человека, ради которого он пришел сюда.

В этот вечер Спирин был счастлив как никогда. Внутри у него разжалась пружина. Все то, что скопилось за эти полтора года, все, что мучило его и мешало жить: крепкий поводок его связи с Нечаем, хлопоты о благе города, предвыборная нервотрепка и казавшийся неразрешимым любовный треугольник с Ларисой – все это осталось позади. Теперь он был свободен, любим, счастлив, полон энергии и сил. Впереди такие прекрасные перспективы, интересные планы, и все это ему по плечу. Этот город еще будут показывать по телевидению, но уже не из-за обвалившихся домов, а как райский уголок, где не будет наркомании и безработицы. А еще – с ним теперь Виктория, что означает "победа".

Она была чудо как хороша в этом голубом подвенечном платье. Спирин как ни когда много пил в этот вечер, но пьянел только от ее взглядов, от ощущения полного счастья. Ему показалось, что Вика загрустила, Спирин нагнулся к ее уху и спросил.

– Ты что это запечалилась?

– Жалко, что Феди нет на нашей свадьбе, – в глазах девушки блеснула слеза. – Это ведь он нас познакомил.

– Да, я хотел пригласить его шафером, – ответил Виктор и добавил: Давай, если родится сын назовем его Федором?

– Хорошо, – согласилась Виктория и чуть улыбнулась.

Разглядывая мэра, Ремизов испытал что-то вроде зависти. Чувствовалось, что Спирин счастлив, он не отрывал глаз от своей очаровательной невесты, что-то говорил ей на ухо, смеялся вместе с ней. Алексею даже стало его жаль, и ему пришлось вспомнить застывшее лицо мертвой Елены, потную рожу Годованюка, зону, голод и холод того проклятого вагона, вонючую трубу Тротилки. Всем этим он был обязан обаятельному молодому человеку, сидящему рядом с красивой девушкой за свадебным столом.

Ремизов вздохнул, нащупал в кармане защелку предохранителя и сдернул ее.

Первой его заметила Виктория.

– Смотри, вон тот мужик, он как-то странно на нас смотрит, – сказала она Спирину. Тот мельком глянул на сидевшего в дальнем конце стола человека и легкомысленно пошутил.

– Просто он завидует, что мне, а не ему досталась такая красавица.

Вика засмеялась, чуть отпила из бокала шампанского, но поневоле снова

обернулась в ту сторону, где сидел незнакомец.

– А почему он в куртке? – спросила она.

– Наверное из охраны, – ответил Виктор и небрежно обернулся. А Ремизов уже поднялся, обошел колонну и двигался между столами прямо на них. Что-то в его облике показалось Спирину знакомым, он вглядывался в мощную фигуру приближающегося человека, в его напряженное лицо, и вспоминал, где он раньше видел эти голубые глаза. И хотя Ремизова сейчас не признала бы родная мать, но Виктор узнал его! В мозгу Спирина всплыла картина охотничьего домика Гринева и выводимый прочь детина в пятнистой форме с блуждающим взглядом. Непостижимым образом то лицо наложилось на это, и господин мэр понял, кто и зачем идет к его свадебному столу.

Виктор вскочил на ноги, хотел закричать, но Ремизов уже вскинул пистолет и выстрелил. Спирина откинуло назад, он сшиб спиной большую вазу с цветами, но небольшая тумбочка, на которой стоял букет, не дала ему упасть на пол. Алексей снова поймал на мушку уже окрасившуюся алым потеком белоснежную рубашку мэра и стрелял в дергающееся тело до тех пор, пока пистолет не смолк.

Грохот последних выстрелов прозвучал особенно сильно, ошеломленный

диджей вырубил аппаратуру, и в установившейся тишине раздался жуткий крик обезумевшей невесты. Левой рукой достав из кармана кассету, Алексей швырнул ее на стол рядом со свадебным тортом, развернулся и пошел к выходу. Толпа гостей шарахнулась в сторону, расступаясь перед ним, какая-то женщина истерично взвизгнула. У выхода из зала на него кинулся рослый парнишка в белой рубашке. Ремизов не останавливаясь ударил его рукоятью пистолета по лицу, и пока тот сидя на полу выплевывал выбитые зубы, Алексей прошел через опустевший холл и вышел на крыльцо.

Гриша его уже ждал. Услышав выстрелы, он подошел к дежурной "Волге" и

постучал согнутым пальцем по стеклу. Дремавший Виталик открыл дверцу и спросил.

– Тебе чего?

Не отвечая на глупый вопрос, Гриша схватил его за уши и одним мощным

рывком выкинул из машины. Пока водитель соображал, что к чему, цыган сел за руль, завел "Волгу" и резко развернул ее в другую сторону. Увидев Ремизова на крыльце, он два раза просигналил. Тот бегом спустился вниз, прыгнул на соседнее сиденье, и Гриша резко сорвал машину с места.

– Как там, нормально? – спросил Гриша, не отрывая глаз от ночной дороги.

– Да, – вздохнув, ответил Ремизов. Повертев в руках пистолет он опучтил боковое стекло и выкинул его в придорожный кювет.

– Ну, а что тогда такой мрачный? – снова спросил цыган, мельком глянув на соседа, а затем снова уставился на летящую с бешеной скоростью дорогу.

Ремизов пожал плечами. Разве можно объяснить это словами? Все, чем он жил долгое время исполнилось, а он засомневался – стоило ли это того? Маятник мести, качнувшись назад, уничтожил виновника всех несчастий Ремизова, но это уже не радовало лейтенанта. У него в ушах стоял истошный крик ни в чем не повинной невесты.

– А чему радоваться, – попробовал ответить он, – прошлого не вернешь, а как жить дальше – непонятно.

– Я тебе расскажу, как ты будешь жить дальше. Сейчас приедем к моей родне, отцу моей Радки, отдохнешь, а там я тебя женю на молоденькой цыганочке, сам женюсь на ее сестре, ты станешь моим братом, а значит, настоящим цыганом!

Ремизов от души рассмеялся. Сама идея "оцыганиться" показалась ему забавной.

– Откуда такое доверие? – спросил он.

– Ты знаешь, что мне в тебе больше всего понравилось? Как ты на золото смотрел. Как на мусор. И ты прав! Люди – золото, деньги – дерьмо!

Он свернул на какой-то проселок, и скоро в ярком свете фар заструились небесными балеринами первые снежинки этой зимы. Падая на еще теплую землю, они таяли, но сестры их все прибывали и прибывали, обещая к Новому году сугробы, а весной половодье.

– Снег! Как хорошо! – засмеялся цыган. – Люблю снег!

– Да, снег это очень хорошо, – согласился Ремизов и с трудом, чуть-чуть улыбнулся. – Снег, это просто здорово!

А снег все падал, закручиваясь в маленькие хороводы и хоть на время прикрывая грязь и неустроенность нашей проклятой жизни. Вместе со снегом на Россию нисходят Благодать и Надежда.