Текст книги "Волчата"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Наконец оба пришли и доложили Глебу: "Все готово".

На следующий день вечером они все втроем подъехали к конторе. Еще внизу Глеб учуял кисловатый запах не то уксуса, не то ацетона. Чира колдовал над плиткой, вываривая брату очередную "дозу". Рана у Поньки почти зажила, но случилось непоправимое: он плотно сел на иглу. Глеб, очевидно, с самого начала переборщил с дозировкой, и теперь Поньке приходилось колоть "ханку" три раза в сутки. Ходил он, подволакивая ноги, но временами начинал то беспричинно смеяться, долго, до пузырей изо рта, то все порывался куда-то идти.

Сейчас Понька спал и, глянув на него, Глеб с беспокойством отметил, насколько парень сдал за месяц. Глаза ввалились, кожа туго обтягивала заострившиеся скулы. А ведь он был среди интернатовцев самым сильным. Москвин в свое время очень рассчитывал на его силу и невозмутимость.

"Надо с ним что-то делать", – подумал Глеб, отходя от кровати Поньки и оглядывая остальных. Летяга, позевывая, смотрел очередной боевик с Чаком Норрисом. Суслик нянчил в руках свой "ТТ". Случайно он уже однажды пальнул в потолок. Маркел его от души отпинал, пацаны в комнате изрядно сдрейфили, а Глеб отобрал патроны у всех без исключения.

Зубатик забавлялся с двумя котятами, которых он подобрал две недели назад на одной из дач совсем маленькими. Они только открыли глаза и еще не умели пить молоко. С неожиданным для этого жестокого парня рвением он, невзирая на насмешки друзей, начал кормить их из соски, ежедневно таскаясь в город ради того, чтобы купить молока. Теперь котята подросли и гонялись друг за другом по всей комнате, доставляя немало удовольствия обитателям "конторы". Но спали они неизменно на кровати хозяина, обкладывая Зубатика с обеих сторон.

Моня дремал. В последнее время он как-то осунулся, стал замкнутым и молчаливым. Удар по голове, который он получил на танцплощадке, не прошел бесследно. Его стали мучить частые головные боли. Таблетки не помогали, приносили облегчение несколько затяжек анаши, но после этого Моня сразу отключался. Травку покуривали все, но только он увлекся ею всерьез.

– А где Маркел? – удивился Глеб.

– К Рыжей своей побежал, – с ухмылкой ответил Суслик.

Глеб выругался. Его давно уже волновал этот роман интернатовца с нахальной рыжей девчонкой из города. Как-то раз он видел их вдвоем, и эта "шкурка" – так Глеб называл с подачи Демы всех девушек без разбора, не очень ему понравилась. Больше всего он боялся, что Маркел проболтается про свое местожительство и тем более про планы всей компании. Тот, правда, божился, что молчит как рыба, но и рыба заговорит, если ее хорошо поджарить.

Некоторое время Глеб раздумывал – отложить разговор до прихода вожака интернатовцев или начать без него, но тут снизу заскрипела входная дверь, зазвенели под легкими шагами ступеньки лестницы, и в комнате появился Маркел.

– Ты чего это так рано? – удивился Зубатик.

– А, Ларискины предки нагрянули, – нехотя пояснил тот, раздеваясь и заваливаясь на свою кровать.

– Ага, накрыли с поличным, – Зубатик засмеялся, а за ним и все остальные.

– Заткнись, – буркнул, поморщившись, Маркел.

– Хорош базарить! – оборвал их перепалку Глеб. – Я не за этим сюда приехал. Будите Моню, разговор есть.

Растолкали еврейчика, тот долго сонными припухшими глазами разглядывал всю компанию, плохо понимая, что происходит. Убедившись, что все, кроме Поньки, внимают только ему, Глеб, по своему обыкновению, взгромоздился задницей на стол и заявил:

– У нас все готово: техника, оружие. Сегодня днем я разослал по всем намеченным адресам наши требования. Вот, слушайте: "Если вы хотите жить в Волжске спокойно, не опасаясь за свою жизнь, то заплатите налог в нашу пользу. К среде приготовьте десять тысяч долларов для передачи посреднику". И подпись: "Черные волки".

– Здорово, черные волки! – восхитился Суслик.

– И ты думаешь, они сразу кинутся собирать деньги? – снова спросил сомневающийся Маркел.

– Конечно, нет. Вот поэтому завтра сделаем так...

План действий они обсуждали до двух часов ночи. Наконец, когда все было решено и роли распределены, городские уехали. Интернатовцы же долго еще не спали. Сначала очнулся Понька. Шатаясь, он поднялся с кровати и, прихрамывая, спустился вниз. Чира, приподняв голову с подушки, с беспокойством наблюдал за действиями брата. Услышав снизу щелчок задвижки, он сунул ноги в кроссовки и быстро сбежал вниз. Несколько минут доносились лишь голоса братьев: торопливый, умоляющий говорок Чиры и невнятное бормотание Поньки. Вскоре Чира привел старшего наверх и уложил в кровать.

– Ломает уже? – спросил Маркел.

– Да нет, еще рано. У него всгда так, перед ломкой.

Потом Чира немного помолчал, а затем сказал невпопад:

– Получу свои деньги, буду его лечить.

– А разве это возможно? – удивился Зубатик.

– Да, я от одной торговки на базаре слышал. Она соседке рассказывала. Есть такая больница, там всю кровь через какой-то фильтр прогоняют и дурь уходит. Только стоит все это очень дорого.

Интернатовцы немного помолчали, хоть свет уже не горел, но каждый не только по голосу, но и по дыханию знал, кто из его соседей еще не спит.

– Суслик, а ты что будешь делать, когда разбогатеешь? – спросил неугомонный Зубатик у соседа. По привычке он ткнул его пальцем в бок, на что тут же получил удар по ноге. Но на вопрос малыш все-таки ответил:

– А я в Африку уеду, куплю самое большое ружье и буду охотиться на львов. Или на слонов.

– Да ты его не поднимешь, это ружье, – засмеялся Маркел.

– А я перед этим найду такую больницу, чтобы стать как все. Мне наша медсестра говорила, в интернате, что есть такие на Западе.

– Это Матвеевна-то наша? Соврала поди, а ты и веришь, – съязвил Зубатик и тут же получил от Суслика удар подушкой по голове. Зарождающуюся драку оборвал Маркел.

– А ты сам-то что будешь делать с деньгами, Зубатик? – спросил он.

– Не знаю. По стране поезжу, Москву, Питер посмотреть охота, там красиво, говорят. Хорошо бы за границу съездить, в Штаты. В самом деле у них там так обалденно, как в кино, или врут?

– Да врут, – убежденно сказал Маркел. – Про нас тоже вон какие сказки снимают, а на самом деле все по уши в дерьме.

Он вздохнул и спросил соседа:

– Ну а ты, Летяга, куда, к морю?

– Да. Там хорошо. Сейчас там еще тепло. Я каждый раз в новостях погоду в Крыму слушаю. Знаешь, как это время у них называется? Бархатный сезон. А знаешь, какой у моря запах? Как у йода, я когда ногу сломал и меня перевязывали, сразу все вспомнил: море, цветную гальку, шум волн.

Он замолчал, и никто не решился спросить у него еще что-то или усомниться в сказанных им словах.

– Моня, а ты что делать будешь? – спросил уже Летяга.

– Попробую найти родственников, – из своего угла глухо отозвался тот. – Отец говорил, что его брат еще лет десять назад уехал в Израиль.

– А дед что же, адреса не знал?

– Он у нас идейный был, коммунист, фронтовик. Сына своего старшего, после того как тот уехал, проклял. Тот письма еще слал первое время, а дед рвал их не читая.

– Вот сволочь! – эмоционально прокомментировал Суслик. – Другим жить не дал и сам загнулся. Маркел, а сам-то ты куда двинешься?

– Не знаю. Я вообще из этого города уезжать не хочу.

Суслик и Чира, не сговариваясь, даже привстали с постелей.

– Ты что, дурак?! – спросил Чира. – На фиг он тебе нужен, этот вшивый город?

– Это его Лариска приворожила, – засмеялся Зубатик. – Он теперь от нее никуда.

– Дурак ты, Зубы, дал бы тебе по хлебалу, да вставать неохота, лениво процедил Маркел и, зевнув, повернулся на другой бок. – Спите, завтра вставать рано.

Маркел действительно никуда не хотел уезжать из Волжска, потому что через неделю после драки в парке познакомился с Ларисой. В тот жаркий день они всемером, как обычно, притащились на пляж. Собственно пляжем его можно было назвать с большой натяжкой. Заросшие густым тальником берега не подпускали людей к реке, да и дно ее чуть не по всему течению было илистым. И только в трех местах вдоль города пологие берега и песчаное дно позволяли без опасения входить в мутную воду. Один из таких пляжиков и облюбовали парни, он был по расстоянию самый близкий к "конторе".

Окунувшись в первый раз, Маркел уже выходил из воды, когда услышал сбоку восхищенный девичий голос:

– Тонька, смотри, это же тот самый парень, что на прошлой неделе Башку отхайдокал.

Маркел оглянулся на голос. В сторонке на большом полотенце сидели две девицы. Одна из них, с коротко стриженными под мальчишку и явно крашенными огненно-рыжими волосами, призывно помахала ему рукой. Ноги будто сами понесли парня в ту сторону.

– Привет. Тебя как зовут? – такими словами его встретила рыжая девица.

По внешнему виду ей можно было дать и пятнадцать лет, и все восемнадцать. С зелеными нагловатыми глазами, курносая, с щуплой, почти мальчишеской фигурой, Лариса в свои шестнадцать лет прошла огонь, воду и медные трубы. Из школы с видимой радостью и облегчением ее выперли после девятого класса. Местное ПТУ не добавило ей ангельского воспитания, зато за редкую энергию и подвижность как у ртути наградило кличкой Капля. Непременная участница всех дамских драк, она давно уже стояла на учете в милиции, два раза сделала аборт и прошла курс лечения от гонореи. Родители ее всю жизнь работали проводниками, дома бывали редко, а престарелая бабка не в силах была справиться с шустрой и языкастой внучкой.

– Меня? – почему-то смешался интернатовец. – Маркел.

– Это что, имя или фамилия? – засмеялась девица.

Он улыбнулся в ответ:

– Это кличка. А вообще-то я – Алексей.

– Леха значит, – продолжила допрос рыжая. – "Леха, Леха, Леха, мне без тебя неплохо..." – пропела она и только потом представилась сама: – А меня зовут Лариса, а ее Тонька. Здорово ты тогда Башку отхерачил. На моей памяти только одному каратисту такое удавалось.

– И что? – спросил Маркел.

– Да его прямо там же, на Бойне, задолбили, куда против толпы попрешь. Да ты присаживайся.

Она чуть подвинулась, освободив клочок махрового полотенца. Маркел сел, поневоле ощутив горячее бедро девушки.

– А это твой кодляк? – кивнула Лариса на беззаботно резвящихся в воде парней.

– Да, – подтвердил он.

– А откуда вы все взялись? Я парней почти из всех районов знаю, а тебя что-то не видела.

– Мы из интерната...

Постепенно девчонка вытянула из него почти все. Маркел умолчал только о том, где они живут и чем занимаются. Сказал только, что подрабатывают на станции разгрузкой вагонов, хотя и умолчал – что ночью и без разрешения хозяев.

Лариса включила на полную мощность свое природное женское обаяние, бессовестно строила невинному парню глазки, своим чуть хрипловатым голосом рассказывала похабные анекдоты и, смеясь над какими-то фразами Маркела, откидывала назад голову со своей огненной гривой. Через полчаса он был ее со всеми потрохами. Когда девчонки по естественной нужде отошли в прибрежные кусты, Тонька спросила подругу:

– Слушай, зачем он тебе нужен? С ним даже на дискотеку не покажешься.

– Дура ты, Тонька, – отозвалась Лариса, закуривая сигарету. – Зато посмотри, какой красавчик. А с дискотекой что-нибудь придумаем.

Эта проблема разрешилась через какие-то полчаса. На пригорке над пляжем, взревев мотором, остановился мотоцикл. Водитель, поставив свой "Иж" на подножку, начал спускаться вниз, на ходу расстегивая рубаху. Маркел, занятый только соседкой, не обратил на него внимания, зато Лариса сразу приподнялась со своего полотенца и крикнула:

– Санек! – она призывно помахала рукой. Парень подошел, и Маркел с удивлением узнал в нем своего старого знакомого – Башку.

– Привет, Санек, ты это откуда? – спросила Лариса.

– Да с картошки. Дед взял снова двадцать соток, пока тяпали, думал сдохну от жары.

– Ты этого парнишку не узнаешь? – Капля кивнула на своего соседа. Могу познакомить.

Башка, по своему обыкновению, откинул назад голову, прищурился. Маркел заметил, что сегодня у него очки в более солидной оправе.

"Что будет!" – Маркел весь внутренне подобрался. Но Башка вдруг засмеялся:

– А, старый знакомый! – И он протянул своему бывшему врагу руку. Как тебя зовут-то?

– Маркел, – назвался интернатовец, пожимая плотную, с солидными мозолями ладонь здоровяка.

– А меня Санька, или еще Башкой зовут, только не думай, что это оттого, что я такой умный.

Присев на корточки, главный забойщик центровых пустился в воспоминания.

– Ну и здорово же ты меня тогда уделал! Бля буду! Я вот только никак не пойму, что это у тебя за стиль такой, не то кикбоксинг, не то тоэквандо? Чем занимался?

– Да ничем я не занимался, – улыбнулся Маркел. – Просто драться часто приходилось.

– Он из интерната, – пояснила Лариса. – Они все оттуда.

– А, понятно, почему я тебя не видел раньше.

– Очки-то новые купил? – чувствуя некоторую вину, спросил Маркел. Ты уж извини, так получилось...

– Да ладно, – Башка только махнул рукой. – Они на мне как горят. Я уж заказываю сразу штук десять, на полгода хватает. Знаешь что, приходи сегодня на дискотеку и ничего не бойся. Ни тебя, ни твоих парней никто не тронет. Клык даю!

Пожав руку Маркелу, Санька пошел к воде, быстро разделся и махнув саженками пару раз речку от берега до берега, не вытираясь, пошел к мотоциклу. На прощанье он поднял руку и крикнул:

– Приходи, буду ждать!

– Башка парень что надо, – заметила Лариса, махнув рукой на прощанье. – Если он слово дал, то это железно.

На дискотеку никто из интернатовцев идти не согласился, у всех на памяти было прошлое посещение этого "очага культуры". Отговаривали они и Маркела, но тот был непреклонен.

Появление его на дискотеке действительно вызвало фурор. Лариса, уже ходившая с Маркелом в обнимку, просто млела от удовольствия, оказавшись в самом эпицентре внимания. Завистливые взгляды подруг доставляли ей особое наслаждение. Немного пообвыкнув и глотнув изрядно дармового пивка, Маркел вошел в раж и выдал такой удивительно красивый танец, что все просто вытаращили глаза. Когда музыка сменилась и он отошел в сторонку отдохнуть, Лариса попросила:

– Слушай, покажи, как ты это делаешь?

Она попыталась изобразить что-то руками и ногами, и Маркел ее не понял.

– Что показать?

– Ну как это ты сейчас вот? – она снова сделала попытку изобразить какие-то па. До Маркела дошло:

– Да разве помню я, что и как, просто танцевал и все.

Капля хотела было обидеться, но уже после следующего танца поняла, что ее новый друг действительно не шутит. Танец возникал в нем и умирал в зависимости от мелодии и ни разу за вечер не повторился.

Когда Маркел уже после дискотеки провожал ее до дома, Лариса у самого подъезда резко потащила его в сторону увитой плющом беседки.

– Пошли, – только и шепнула она.

В беседке они долго целовались, а потом Лариса принялась решительно расстегивать его джинсы. Еще на пляже чисто интуитивно она поняла, что Маркел еще не знаком с этой стороной жизни и взяла инициативу на себя. Хотя в интернате в Маркела были влюблены больше половины девчонок, но эти худосочные и страшненькие в большинстве своем подруги не вызывали у него никакого ответного чувства. Зато в эту ночь он узнал о любви почти все.

Лариса приковала его к себе крепко. Теперь все вечера он пропадал у нее. А еще Маркел стал своим в городе. Он уже участвовал в двух массовых драках за центровых, и на пару с Башкой выходил забойщиком. Проявил себя при этом он просто здорово, его уважали новые друзья и боялись враги. Вот поэтому Маркелу уже не хотелось ни в какие теплые края. Здесь были его друзья и жила его подруга – что еще надо для счастья?

12.

Этот осенний день мало чем отличался от десятков других. С утра зарядил мелкий противный дождь, серые тучи висели над головой так низко, что казалось, еще немного и они спустятся на землю, упрятав город в свою мокрую серую вату.

Но, как обычно, Геннадий Нечаев неторопливо совершал объезд своих владений. Он уже побывал на рынке, заехал в контору и переговорил с главбухом Шишкиным. Последним пунктом его поездки должен был стать бар "Ямайка", любимое место отдыха крутых ребят. Отделали эту бывшую пельменную по всем законам пиратской романтики: с "веселым Роджером" над входом, с грубо отделанной громоздкой мебелью и скелетом, сидящим в углу на сундуке с золотом и со старинным пистолетом в костлявой руке. Стены и потолок заведения были выложены грубыми булыжниками, создающими полную иллюзию, что посетители пришли в пещеру. Вот один из таких булыжников и выпал вчера ночью с потолка, изрядно напугав публику, особенно женскую ее часть. Теперь надо было решать, закрывать бар на ремонт или это просто досадная случайность.

Все утро Нечай с усмешкой посматривал на сидевшего за рулем джипа своего "адъютанта" Рыдю. Тот был не только его личным шофером. Именно с ним в свое время Нечай начинал борьбу за власть в этом городе. Именно Рыдя первый узнавал о всех планах и задумках патрона. Только в нем Нечай был уверен, как в самом себе, и за это прощал ему многое. Вот и сейчас, пропьянствовав двое суток, Рыдя все-таки приехал за Нечаем, отстранив другого, подменного шофера. Но выглядел он ужасно. Все последствия обширного "забега в ширину" были просто написаны на его своеобразном лице. Темные чуть раскосые глаза, странным образом соседствующие с сивой шевелюрой, налились кровью. Кожа лица (и без того красноватого цвета) теперь была ближе к багровому оттенку, а белый язык постоянно облизывал пересохшие губы. Наконец Нечай сжалился и сказал своему "адъютанту":

– Ну ладно, я вижу, до "Ямайки" ты не дотянешь, того и гляди загнешься в дороге, что я с тобой делать-то буду? Заверни к "Колосу", хлебнем пивка.

Рыдя благодарно кивнул и свернул к киоску, торгуюшему разливным пивом. Нечай взял себе кружечку "Жигулевского". Жажда его не мучила, просто интересовался, не стали ли продавцы сейчас, спустя два месяца после открытия, разбавлять пиво водой. На его удивление пиво оказалось превосходным. Рядом Рыдя поглощал вторую кружку, ухая после каждого затянувшегося глотка как лесной филин. Хотя он и был за рулем, Нечай не стал ограничивать его в потреблении пива. Машину Рыдя водил безупречно в любом состоянии, а останавливать его джип "чероки" с номером "600" в Волжске не решился бы ни один гаишник.

Прикончив третью кружку, Рыдя глянул на хозяина повеселевшими глазами, смешно потер свой короткий сломанный нос. Кровь уже отлила от его лица, и Нечай засмеялся:

– Ну теперь я вижу, на поминки расходов не будет.

Отставив в сторону свою недопитую кружку, на которую сразу положил глаз местный бомж, Нечай подошел к машине. Оба, не сговариваясь, закурили. Как раз в это время мимо них проехал точно такой же, как у них, джип черно-серого комбинированного цвета с тонированными стеклами. Больше того и номера у них были одинаковые.

– О, родной братишка нашему, – добродушно заметил Рыдя, кивая вслед проехавшей машине. Они докурили сигареты и только после этого тронулись с места.

Вот так пятиминутная задержка Нечая у "Колоса" во многом изменила течение событий и для многих стала просто роковой.

Саратовский предприниматель Рафик Кртян не первый раз приезжал на местный рынок за товаром. Уже лет пять он довольно успешно торговал косметикой, но на заднем сиденье, под объемными сумками с губной помадой, тушью, тенями лежала маленькая шкатулочка с кокаином, заморским кайфом для привередливых богатых наркоманов. Белый порошок все больше входил в моду, и нынешняя партия была в два раза больше, чем предыдущая.

Жена Рафика Наташа сидела рядом с мужем и, глядя в круглое зеркальце, все поправляла свою новую прическу. Вчера она остригла свои русалочьи волосы и завилась, но еще не привыкла к новому облику.

– Да хорошо тебе, хорошо, – улыбнулся Рафик.

Жену свою он очень любил. Первый раз увидев ее два года назад на местном конкурсе красоты, он совершенно потерял голову от этой синеглазой блондинки и не успокоился до тех пор, пока не заполучил ее целиком и полностью. Конечно, Наташа была выше его почти на голову, но матовая белизна кожи, чуть вздернутый носик и эти бездонные редкого темно-синего цвета глаза до сих пор приводили его в восторг.

– Ты думаешь? – задумчиво спросила она, откладывая в сторону зеркало. – А я все никак не привыкну.

Глянув вперед вдоль улицы, по которой ехала машина, Наташа неожиданно вскрикнула:

– Слушай, вон флаг видишь? Ну, с черепом и костями? Это тот самый бар, про который Нелька рассказывала. Давай заедем, хоть посмотрим.

Рафик оглянулся по сторонам и, пропустив очень спешившую "газель", свернул в сторону стоянки рядом с баром. Не ожидая опасности, он не обратил внимания на то, что уже два квартала за ним ехал мотоцикл с двумя седоками в черных кожаных куртках и больших синих шлемах, хорошо скрывающих лица парней. Остановив машину, Рафик откинул в сторону привязной ремень, но открыть дверцу не успел. Задний из мотоциклистов вытащил из сумки автомат и, передернув затвор, с ходу открыл огонь. Густая очередь искромсала левую дверцу машины и разнесла вдребезги тонированное стекло.

Закончив стрелять, автоматчик соскочил с седла и, подбежав к джипу, рванул на себя дверцу машины. К его ногам вывалился окровавленный труп армянина. Чира, а это был он, в горячке даже не понял, что этот черноволосый мужик совсем не похож на сивого Рыдю. Он вскинул автомат и замер. На него расширенными зрачками глядела очень красивая женщина. Из ранки чуть пониже шеи толчками пульсировала кровь, но голова в ореоле золотистых волос по-прежнему была прекрасна. Полуоткрытым ртом она делала какие-то короткие вздохи, словно боялась набрать воздух полной грудью. И тут же, прямо на глазах у Чиры короткая судорога пронзила ее тело, голова откинулась назад, глаза у женщины остались широко открытыми, и только кровь по груди потекла уже не пульсируя, ровной струей.

Дема, не понимая, что происходит, коротко просигналил, и Чира, выйдя из сковавшего его столбняка, подбежал к развернувшемуся мотоциклу. Он прыгнул в седло, водитель дал газу, и Чира уже на ходу прокричал ему на ухо:

– Это не они, это совсем другие люди!

Дема дернулся было оглянуться назад, но потом плюнул и, выжав рукоять газа до упора, свернул в один из переулков. Если бы они еще чуть-чуть задержались, то увидели бы, как к стоянке около бара подруливает точно такой же, как и расстрелянный, джип комбинированного серо-черного цвета и с таким же номером "600". Все отличие было в буквах и номере области.

Нечай вылез из машины, молча посмотрел на еще дымящийся от свежей крови труп армянина и, махнув рукой Рыде, прошел в бар. Он понял все, и самое главное – как ему в очередной раз повезло. Остановив в обширном тамбуре Рыдю, он отдал помощнику несколько распоряжений, и тот, кивнув, нырнул в подсобку к ближайшему телефону.

Нечай же прошел в главный зал и подошел к высокому седому человеку, с ошеломленным видом смотревшему в окно. Это был главный архитектор города Самсонов.

– Добрый день, Иван Денисович, – вежливо поприветствовал его Нечай и сразу перешел к делу: – Ну как, вы смотрели наш потолок, что скажете?

Самсонов с трудом оторвался от созерцания жуткой картины за окном, еще несколько секунд ему потребовалось, чтобы понять суть заданного вопроса.

– Да нет, вы знаете, похоже, что остальные камешки держатся хорошо. Но я посоветовал бы каждую неделю проверять их на прочность сцепления с раствором, особенно обратить внимание, если на полу с утра будет лежать отслоившийся песок. И лучше бы снизить уровень звучания музыки. Все-таки вибрация воздуха да и пола пагубна для этой конструкции.

Он говорил, а сам удивлялся спокойному лицу собеседника. Архитектор не знал, что у Нечая сейчас внутри словно вибрирует большая струна. Так у него было всегда, когда смерть проходила мимо.

В это же самое время к кафе "Вечер" подъехал точно такой же мотоцикл с парой седоков. Водитель, не глуша мотора, остался в седле, а его пассажир, не снимая шлема, прошел через зал мимо грохочущей котлами кухни в кабинет директора.

Вадим Павличенко, высокий, хорошо откормленный шатен лет тридцати пяти, как раз подводил с бухгалтером кафе, старой очкастой дамой, итоги работы заведения за неделю. Они, увы, были неутешительны. По части развлечений "Вечер" не мог сравниться ни с "Ямайкой", ни с "Версалем" того же Нечая, ночным клубом с казино и варьете. Пока еще выручали свадьбы и похороны, именно эти многолюдные застолья позволяли кафе держаться на плаву, но не более.

Когда дверь распахнулась и на пороге предстал затянутый в кожу мотоциклист, Вадим в недоумении вытаращил глаза. Между тем рокер вытащил пистолет и, направив его на хозяина кафе, потребовал:

– Деньги!

– Какие еще деньги? – удивился Павличенко.

Как раз выручку свою он не держал в кабинете. Женщина же потихоньку начала не то что сползать, скорее стекать с кресла на пол. Маркел, а это был он, протянул Павличенко бумажку, и тот увидел уже знакомый ему текст: "10 тысяч долларов..." и так далее. Точно такую же бумажку ему принесли вчера из зала, кто-то оставил ее на столе. Несмотря на внешний ужас всего происходящего, Вадиму стало смешно. Сейчас у него в кассе не набралось бы и пятисот долларов, не то что десяти тысяч.

– Слушай, а ты не думаешь, что затеял все это зря? – Вадим почему-то решил, что парень действует один, просто расписался как целая "стая". – Ты знаешь такого Нечая?

Продолжить речь Маркел ему не позволил.

– Нету уже никакого Нечая, – оборвал он собеседника и выстрелил ему в лоб.

Бухгалтер, к этому времени стоявшая на полу на коленях, как-то жалко вскрикнула и, потеряв сознание, завалилась набок. Не обращая на нее внимания, Маркел неуклюжими в перчатках пальцами вытащил из кармана другую бумажку и бросил ее на стол рядом с первой. На белом листке бумаги чернели всего два слова: "Не заплатил".

Он уже выходил из кабинета, когда столкнулся нос к носу с толстой поварихой в белом колпаке и в не очень чистом переднике. К этим дверям ее привело любопытство – что это за грохот донесся из кабинета хозяина. Увидев перед собой парня с пистолетом в руках, толстуха отчаянно завизжала и с неожиданной для ее габаритов скоростью рванулась в зал. На ее визг оглянулись все: и посетители, правда, не очень многочисленные, и официантки, и кассир. Выглянул из подсобки и грузчик, но тут же прикрыл дверь.

Совсем по-другому поступил здоровый, мощный парень, сидевший у входа в компании троих таких же уверенных в себе ребят. Виктор Семин, до того как пересесть в большегрузный грузовик, лет пять занимался самбо. Весь подобравшись, он ждал, когда грабитель подойдет поближе. Семин был уверен в себе, но не рассчитал только одного – слишком быстрой реакции Маркела. Когда сбоку от него метнулось темное тело, Алексей резко развернулся и успел нажать на спуск. Пуля остановила шофера, а другая, посланная вдогонку, откинула его тело назад на стол, за которым он только что обедал. Трое его друзей невольно вскочили на ноги. Никто из них не помышлял о сопротивлении, но Маркел понял этот их жест именно так. Он стрелял до тех пор, пока в "ТТ" не закончились патроны. В наступившей тишине только раздавались стоны раненых да отчаянно визжала от страха официантка. По обнаженным нервам Маркела этот крик пробежал как ток, он дернул пистолет в ее сторону и выстрелил, лишь бы прекратить этот вопль, но женщину спасла пустая обойма.

Пятясь задом, Маркел дошел до двери, все так же поводя из стороны в сторону стволом пистолета. Выскочив, он запрыгнул за спину Баллона, крикнул ему:

– Давай жми!

– Как там? – уже отъехав, спросил Баллон.

– Нормально, – ответил Маркел, хотя зубы его выбивали дробь и не только от студеного ветра, бьющего в лицо.

Почти в это же самое время Зубатик навестил директора большого магазина в центре города. У него все прошло гораздо проще. Застрелив хозяина, Зубатик не стал возвращаться через торговый зал, а прошел черным ходом, где на улице поджидал его Глеб.

К часу все собрались в "конторе". Не было только Демы и Баллона, перекрашивающих мотоциклы в другой цвет, да куда-то запропастился Суслик. Его, Моню и Летягу Глеб с утра разослал по городу, распределив по точкам, где чаще всего бывал Нечай: к "Ямайке", ресторану "Версаль" и конторе магазина, легальным хозяином которого Нечай числился.

Узнав о провале покушения на главного гангстера города, Глеб просто рвал и метал.

– Нет, ну как вы могли ошибиться?! Где глаза-то были, на заднице, что ли?

Чира, бледный, всклокоченный, курил одну сигарету за другой и все не мог успокоиться. Если убийство грибника, солдата и даже армянина не вызвали у него больших эмоций, то смерть той красивой женщины в машине потрясла парня до глубины души. Талант художника от отца достался из двоих братьев только ему, но рисовал он нечасто. Не любил заниматься этим потому, что сразу вспоминал прошлую счастливую жизнь, работающего около мольберта отца, напевающего что-то себе под нос, веселую красивую мать. Но дар Божий жил в нем, временами прорываясь сквозь неприязнь и забвение. И безупречная красота убитой им женщины пробила заскорузлый слой нанесенной на душу грязи и крови.

– К чертям, все идет насмарку! – продолжал бушевать Глеб. – Если не убрать Нечая, то нам хана! Рано или поздно он нас вычислит, этот гад головой работает лучше компьютера. А он наверняка сейчас засядет в своей Лысовке и носа оттуда не высунет.

Немного успокоившись, Москвин уселся на одну из кроватей и глянул на Чиру. Ему очень не понравился его внешний вид. Глеб достал портсигар и протянул пацану папироску, набитую анашой.

– На, курни плана, успокойся.

Снизу в дверь кто-то забарабанил ногой. Все, кроме Поньки и Чиры, вскочили на ноги, переглянулись. Глеб достал пистолет, его примеру последовал Зубатик, а Маркел подхватил с дивана автомат. Все трое быстро сбежали вниз. Оставшиеся наверху слышали приглушенные короткие переговоры, затем какой-то смех. Заскрипела входная дверь, и появившийся первым Зубатик объявил:

– Суслик нашелся.

Глеб и Маркел буквально втащили наверх просто истерзанного малыша. Весь он был всклокоченный, куртка порвана, джинсы заляпаны грязью, руки в крови. Плюхнувшись на свой диван, Суслик со стоном стянул с ног перемазанные грязью кроссовки и, вытянувшись во весь небольшой рост, облегченно вздохнул:

– Ух, наконец-то я дома. Эх, я сегодня и побегал. И побегал, и пострелял...

Все сгрудились вокруг него, а Суслик достал свой "ТТ" и гордо заявил:

– Две обоймы по ментам расстрелял.

– Где? Когда? – посыпались со всех сторон вопросы.

– Попить дайте, а то глотка пересохла.

И только вдоволь напившись, Суслик рассказал все, как было.

13.

Суслику не повезло изначально. Он должен был наблюдать за конторой Нечая и, если тот подъедет, сообщить об этом Глебу, сидевшему на телефоне в бывшем здании мотоклуба. Но малыш хотел сам пристрелить волжского "крестного отца". Глебу он об этом, конечно, не сказал. Тот из предосторожности высадил его за квартал от конторы Нечая. Топая по тротуару, Суслик мало обращал внимания на попадающихся ему навстречу пешеходов, а между тем он проходил как раз мимо здания городского отдела внутренних дел. В мыслях он уже всадил в Нечая целую обойму и представлял, как он удивит этим своих интернатовских друзей.