Текст книги "Последняя Империя"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

Уничтожение мирного самолета, да к тому же с женщинами и детьми на борту, вызвало громадный конфликт между Ираном и Ираком, через неделю переросший в открытое военное столкновение. Снова на границе между двумя странами загрохотали пушки, армии, уже готовые выступить на общего врага ислама, начали уничтожать друг друга.

В свое время при личной встрече с Маккреди Сизов долго не соглашался способствовать американцам в задуманной им операции.

– Ты пойми, мы их обучили, мы за них отвечаем! – твердил он президенту.

– Но ради общего дела!

– Да не надо мне это! Подумаешь, потреплют твоих жидов, не велика потеря! А если у нас перестанут готовить летчиков, значит, перестанут покупать и самолеты.

– Ну хорошо, мы сделаем так, что никто ничего не заподозрит.

– Ерунда! Так не бывает.

В конце концов за содействие в операции Сизов выбил из своего американского коллеги кредит в два миллиарда долларов. Такой оказалась цена восьмидесяти двух человеческих жизней.

В это же время девять американских летчиков-инструкторов под разными предлогами были отозваны из Аравии в США и больше уже в Эр-Рияд не вернулись. Десятый заупрямился. Родных в Штатах у него не было, а в Аравии ему нравилось. Циммерман решил, что не стоит ввязываться в дискуссию с инструктором, а тем более натравливать на него своих людей. Он переслал личное дело летчика коллегам в «Моссад». Через неделю упрямца нашли в своем номере с простреленной головой, что очень походило на самоубийство.

ЭПИЗОД 32

Директор ЦРУ Майкл Циммерман внешне походил на протестантского пастора мормонской ветви, высокий, худой, с длинным благообразным лицом скряги и ханжи. Он и одевался похоже, в неизменный черный пиджак строгого английского покроя с классическом черным галстуком. Вместе с тем это был очень живой и остроумный человек, имеющий своеобразную манеру общения, основанную на контрасте внешней невозмутимости и черного юмора. Но сегодня Циммерману было не до шуток. Задача, которую предстояло решить его ведомству, представлялась самой сложной за последние годы.

– Как же нам подобраться к этому недоношенному пакистанскому Наполеону? – сказал Циммерман, рассматривая большую фотографию генерала Ага уль-Хака. Фил Олби, начальник отдела стратегических разработок, правая рука и глава мозгового штаба ЦРУ, лишь пожал плечами. Пять человек из его отдела, группа специалистов по Ближнему Востоку, так же молчали.

– Давайте еще раз подумаем, что мы сможем сделать, – со вздохом решил Циммерман. – Политическая и экономическая ситуация в Пакистане такова, что о перевороте не стоит и мечтать.

– Да, положение в стране более чем стабильно. Экономика, финансы – все в норме. Среди генералитета сейчас никто не претендует на его кресло, – подтвердил Олби.

– Он что, в самом деле такой страшный человек? – спросила сорокапятилетняя Кэтрин Оппенгеймер, единственная женщина в этой группе. В штат она попала не так давно, лишь год назад, поменяв кресло ученого-востоковеда на жесткий стул аналитика ЦРУ. – Внешне он даже очень ничего. Этакий восточный Кларк Гейбл.

– Типично женский взгляд на проблему, – пробормотал себе под нос Олби, но потом продолжил уже серьезно: – Увы, мы получили его стратегические разработки на будущую войну с Израилем, наши генералы проанализировали их и пришли в ужас. Этот тип не остановится ни перед чем. В случае неудачи основного прорыва генерал хочет применить тактическое ядерное оружие. Пока против этого выступают другие, в основном египетский маршал Дауд Амир. Но Ага уль-Хак очень волевой человек, он всегда добивается своего. До сих пор он начинает день по графику Форт-Брега – зарядка, десятикилометровый кросс, полоса препятствий. А ведь ему уже сорок семь.

– Потрясающе! – подняла вверх брови Кэтрин. – Представляю, каков он в постели.

– Да, но давайте все же вернемся к тому, как нам попытаться вывести Уль-Хака из игры, – сказал Циммерман. – Какие у генерала намечаются международные контакты?

– На ближайшие полгода не запланировано ни одной поездки с официальными визитами, – доложил Вилли Мэнфорд, высокий мужчина с зачесанными назад черными волосами. – Самолетам в последнее время он не доверяет, особенно после истории с тем иранским «Боингом», летает редко, и очень неохотно пользуется вертолетом.

– А как же он общается со штабом объединенных войск? – удивился Циммерман.

– С помощью компьютера. Они создали специальную закрытую сеть, но наши коллеги из службы электронной разведки сумели к ней подключиться.

– Хорошо, ну а есть у него какие-нибудь увлечения, там, планеризм, подводное плавание? – настаивал глава ЦРУ.

– Доктор, не путайте, это Ага уль-Хак, а не Фидель Кастро, – пошутил Олби по праву друга директора ЦРУ. – Раньше он увлекался мотогонками, но лет восемь назад бросил.

– Зато он увлекается поло, – сказала листавшая досье генерала Кэтрин.

– Ну и что? – хмыкнул Олби. – Чем нам поможет эта забава для рафинированных англичан?

– Да нет, это вовсе не то поло, которое вы имели в виду. Я видела телесъемки этих состязаний, впечатляют. Что-то среднее между футболом и гладиаторскими боями. А теперь посмотрите, когда это происходит, и главное – где! – Она пододвинула досье своим начальникам. – По-моему, лучшего места нам не сыскать.

Прочитав скупые строчки информации, Циммерман провел рукой по волосам, признак явного волнения, и кивнул головой.

– Надо попытаться использовать этот шанс.

Спустя два месяца в трехстах километрах севернее столицы Пакистана, в высокогорной долине, на высоте четыре тысячи метров было необычно многолюдно. Тысячи кочевников съехались сюда, в отроги Гиндукуша на праздник ашуры, и кульминацией праздника было состязание в поло. Именно в этом краю зеленых пастбищ и студеных озер, в краю скотоводов и кочевников зародилось поло, настоящее поло, затем заимствованное и окультуренное англичанами. И это поло действительно мало походило на любимое зрелище английских аристократов, в красных пиджаках и жокейских фуражках гоняющих по огромному полю длинными клюшками небольшой деревянный мяч.

Кое-что имело явное сходство: лошади, клюшки, мяч, синие и красные свитера. В остальном правила резко отличались. Вот к мячу подлетел всадник в красном свитере, он уже занес клюшку для удара, но скакавший сзади соперник сильно ударил его лошадь клюшкой по хребту, и та, взбрыкнув, едва не выбросила своего седока из седла. В ту же секунду всадник в синем свитере проскочил вперед и изо всех сил ударил по мячу клюшкой, запустив его в противоположную сторону. Зрители природного амфитеатра ответили на это единым дружным ревом.

Всадником был диктатор Пакистана, главнокомандующий объединенными войсками мусульманского мира Якуб Ага уль-Хак. С криками и улюлюканьем лава кавалеристов кинулась вслед за мячом. Не существовало никаких ограничений, игроки толкали друг друга локтями, откровенно пытались сбросить соперника с лошади, хватались руками за шею и за руки. Правило здесь было одно – победит тот, кто забьет мяч в ворота противника. Вот одному из команды красных удалось сбросить противника с лошади, и сразу вокруг них закрутился водоворот из всадников, все пытались достать клюшкой свободный мяч. Наконец, тот отлетел в сторону, и кто-то из синих успел его поддать клюшкой, сам тут же расставшись с седлом из-за толчка в спину. Мяч отскочил как раз под левую, рабочую руку генерала, и тот ловким ударом запустил его дальше, в сторону ворот противника. Той же клюшкой Диктатор отмахнулся от кулака противника. С гиканьем разогнав своего жеребца, Ага уль-Хак понесся вперед, правой рукой отшвырнув в сторону одного из надоедливых защитников. Наперерез мчался капитан команды противника, но генерал пришпорил коня, и обезумевший от азарта и боли вороной жеребец ударил грудью солового коня соперника и отбросил в сторону. Его хозяин вылетел из седла как раз под ноги несшейся лаве игроков. Тут же образовался завал из лошадей и людей, как минимум десяток человек оказались на земле, и пока они с руганью и криками поднимались на ноги, Ага уль-Хак прорвался к воротам противника. Оглянувшись и убедившись, что преследователи отстали, он сбавил шаг, и, подведя мяч к самим стойкам, картинным ударом забросил его в ворота.

Зрители просто бесновались от счастья. Половина из них сделала нешуточные ставки на синих, половина на красных, но в этот миг азарт и красота любимого зрелища заставили всю многотысячную толпу реветь и хлопать в ладоши от восторга.

Игра закончилась. Генерал, отпустив поводья, медленно ехал вдоль естественных, образованных самой природой трибун, подняв вверх руки. Крики восторга неслись со всех сторон, за ним бежали вырвавшиеся на поле дети, стремясь прикоснуться хотя бы к стремени победителя. В противоположную от него сторону уносили капитана красных, копыта лошадей проломили ему грудную клетку, и жизнь его висела на волоске. Но на это никто не обращал внимания, все взоры были скрещены на победителе.

В этот миг пакистанский диктатор был счастлив как никогда. Судьба его всегда шла на взлет. И вот он уже властитель своей страны. Пройдет еще пара месяцев, и он поведет в бой войска во славу аллаха. Это будет вершина его карьеры, ибо нет выше звания, чем главнокомандующий джихада. Еще в Америке, во время учебы в Форт-Бреге, ему предложили избрать девиз для своей жизни. Ответ последовал незамедлительно: "Победа, только победа!". И очередной выигрыш в поло был для Уль-Хака счастливым предзнаменованием. Еще перед игрой генерал загадал: если забьет гол, то все в его планах будет хорошо.

В свой вертолет генерал сел в отличном настроении. Раскурив сигару, – привычка, приобретенная в Штатах, – он махнул рукой адъютанту, и тот принес толстый портфель с документами. Ага уль-Хак не любил бесполезно проводить время. На карте Палестины он начал отмечать кружками цели для бомбардировок исламской авиации: нефтебазы, военные склады и казармы. Уйдя в работу, он забыл обо всем, а между тем личный вертолет Диктатора влетел в длинное и узкое ущелье, считавшееся самым опасным участком пути.

Его там давно уже ждали. Группа спецназа ЦРУ две недели добиралась до этого ущелья от границы с Индией, чтобы встретиться с генералом один на один. Их было пятеро, в коричневых с серыми разводами камуфляжных костюмах, с изрядно похудевшими рюкзаками. Накинув на скромные кусты барбариса маскировочную сеть, они расположились на привал. Основную работу эти парни проделали ногами, теперь в бой должны были вступить высокие технологии.

Достав из рюкзака небольшую коробочку ноутбука, командир группы капитан Эдвардс подключил ее к небольшой рации, и простучал на клавиатуре свой личный код. Компьютер признался, что знает такого пользователя, и открыл нужную Эдвардсу программу. На дисплее появилась картинка, снимаемая со спутника-шпиона. Диверсант снова ударил по клавишам, и она изменилась, превратившись в графический чертеж местности. Мигающая точка показывала местонахождение группы.

– Ну что ж, остается ждать, – сказал Эдвардс, расстелил спальный мешок и, положив под голову рюкзак, задремал. Через полчаса его разбудили на обед, затем он заставил всех заняться чисткой оружия. Несколько раз он выходил на связь с Лэнгли, используя не рацию, а все тот же ноутбук. Из штаб-квартиры подтвердили, что личный вертолет Ага уль-Хака находится в нужном им месте, и все идет по плану. Прошло еще два часа.

– Может, он улетел другим маршрутом? – спросил один из подчиненных Эдвардса. Капитан отрицательно покачал головой.

– Этого ущелья ему все равно не миновать, другого пути нет.

Лишь во второй половине дня ноутбук противно, тоненько пискнул, и на экране появилась яркая, двигающаяся точка.

– Все, вот он! Джо – на связи. Том, Бат, – свертываете лагерь. Генри, за мной.

Пока двое расталкивали по рюкзакам вещи, Эдвардс и Генри поднялись повыше, на небольшую скалу. В руках Генри нес метровую трубу с замысловатым квадратным ящичком на боку, «Стингер». Эдвардс приник к биноклю, снизу радист диктовал расстояние:

– Две мили! Полторы… одна миля… девятьсот ярдов, семьсот…

В этот момент из-за поворота вылетела черная стрекоза вертолета. Эдвардс мгновенно определил: «Белл», модель 412, как раз та марка, что им надо. Именно на таком вертолете летал пакистанский правитель. Генри приложил «Стингер» к плечу, замер в ожидании команды. Но Эдвардс чего-то ждал, почему-то тянул.

– Командир, – напомнил о себе Генри, у которого от напряжения начали слезиться глаза.

– Подожди, – сквозь зубы сказал Эдвардс. Капитан до последнего тянул, и когда вертолет поравнялся с ними, неожиданно скомандовал: – Отставить!

Винтокрылая машина скрылась за поворотом, Эдвардс поднялся и спустился вниз. За ним шел недоумевающий Генри, да и в глазах всех остальных капитан прочитал явно напрашивающийся вопрос:

– Это был не тот вертолет, – пояснил Эдвардс. – Какой-то санитарный, с красным крестом на боку.

– А они не могли использовать его для того, чтобы обмануть нас?

– Нет. Из Пешевара генерал вылетел на своем обычном вертолете. Вряд ли он где-то пересел на другой. Отбой.

И Эдвардс снова откинулся на рюкзак, даже надвинул на глаза свое кепи. Но дремал ли он, не знал никто из его подчиненных.

Это и на самом был совсем другой вертолет. На нем вывозили раненого капитана команды красных. Сам того не зная, он едва не спас жизнь своему противнику, лишь железные нервы Эдвардса предотвратили роковую ошибку.

Через полчаса противный мышиный писк снова оповестил диверсантов о том, что в поле зрения космического локатора появилась новая воздушная цель. Все повторилось: равномерная диктовка радиста, возбужденное дыхание Генри около левого уха капитана. До машины было метров двести, и теперь даже оператор «Стингера» отчетливо прочитал на выпуклом левом боку вертолета белые цифры "001".

– Огонь, – скомандовал Эдвардс, и белая трасса отработанных газов понеслась, изящно изогнувшись, вслед за «Беллом». Секунд через десять диверсанты услышали приглушенный горами взрыв, а еще секунды через три, второй, гораздо более мощный. Тут же из-за пригорка поднялся багровый, с черной, траурной каймой гриб взорвавшегося керосина.

– О'кей, уходим, – сказал Эдвардс. – Вряд ли кто-то там мог выжить.

Он взглянул на часы. До захода солнца оставалось два часа. Это была их фора в игре с противником.

Обломки разбитого вертолета пакистанского диктатора нашли только утром. За это время группа Эдвардса сумела уйти очень далеко. Через три дня в заранее намеченной точке высокогорья американцев подобрал вертолет, ускользнувший от локаторов пакистанских ПВО среди лабиринта каменистых громад Гиндукуша.

ЭПИЗОД 34

Узнав о смерти Ага уль-Хака, Мухаммед почувствовал себя так, словно у него отрубили правую руку. Завыв, он разорвал на себе галабию и долго катался по полу, изрыгая проклятия. Приближенные короля первый раз видели его в таком состоянии. Когда он наконец затих, Фатах аль-Дамани, старший брат погибшего телохранителя, с ужасом увидел, что у короля носом идет кровь. Тут же вызвали личного врача, и тот с немалыми усилиями остановил кровотечение. Как обычно, король отказался от всех лекарств, он просто лег на свою жесткую постель и, прикрыв глаза, начал шептать молитву.

Доктор поманил Фатаха за собой и уже за дверью спальни к ним присоединился Ахмед Абд аль-Кадир, начальник личной охраны и, по совместительству, тайной контрразведки Саудовского королевства.

– У короля явное малокровие, – сообщил доктор. – Надо бы ему пройти полное обследование и еще прекратить поститься.

– На это он не пойдет, – покачал головой аль-Кадир. – Мухаммед говорит, что если аллах захочет, он самого здорового сведет в могилу, а самому слабому отпустит сто лет жизни. Так зачем тогда лечиться? Он никогда не признает себя больным. Тем более, это малый пост, через два дня он закончится.

– Ну хорошо, я попробую исследовать то, что у меня есть, – и лекарь показал приближенным короля испачканный кровью носовой платок.

Опасения доктора не подтвердились, понижение гемоглобина не носило угрожающего характера, просто Мухаммед с детства отличался слабым здоровьем.

Последующие два месяца не добавили саудовскому властителю здоровья. За месяц до часа «Ч» неожиданно вспыхнул вооруженный конфликт между Индией и Пакистаном на границе штата Кашмир. Все началось с обычных стычек в районе высокогорного ледника Сиачин. Там, на высоте шесть тысяч метров, действовали специальные войска, обученные для войны в высокогорье. Это были самые дорогие пехотные войска в мире. Одна только индивидуальная альпийская экипировка солдата стоила несколько тысяч долларов.

Месяцами находиться в разреженной атмосфере высокогорья при постоянно минусовой температуре могли только считанные единицы. Три вершины над ледником контролировали пакистанцы, две – индусы. Зачем индусам потребовалось в самом начале зимы сбивать с вершин пакистанские посты, понять было трудно. Еще две недели, и с наступлением пятидесятиградусных морозов и затяжных метелей пакистанцы сами бы спустились вниз. Но сначала произошел массированный обстрел из дальнобойных гаубиц, постепенно переросший в ожесточенную артиллерийскую дуэль, затем в бой вступили пехотные войска при поддержке авиации и оборудованных пушками и пусковыми ракетными установками вертолетов «Лама», единственных, способных подниматься на такие высоты. Постепенно война приняла такие размеры, что эксперты всерьез начали опасаться применения ядерного оружия. Если бы был жив Ага уль-Хак, он бы, не моргнув глазом, послал ядерный заряд на столицу Индии. Его же преемник, генерал Ахмед Мирза Бег, не рискнул пойти на такой шаг.

После длительного восьмичасового совещания генштаба во главе с новым командующим Объединенными мусульманскими силами, египетским маршалом Даудом Амиром, было принято решение не дожидаться конца инцидента, а выступить против Израиля в заранее намеченные сроки.

– Пакистан уже предоставил нам одну моторизованную дивизию и полк штурмовой авиации. Этого, я считаю, вполне достаточно. Плохо то, что иракские войска значительно утратили свою мощь в ходе ирано-иракского конфликта. Вместо ста пятидесяти самолетов они выставили только шестьдесят, большие потери они понесли и в танках. Соответственно уменьшилось представительство и иранских войск. К тому же нам приходится перебрасывать их в Египет, дабы развести с иракцами. Вместо них мы планируем разместить рядом с иракцами войска из Марокко и Туниса.

– Перемещения происходят отвратительно, слишком много суеты и лишней болтовни в эфире, – резко отозвался на слова командующего начальник разведки Объединенных сил пакистанец Хасан Бхутто. – Я уверен, что иудеи уже в курсе происходящего.

– Может, они что-то и знают, но это не изменит их участи, – сказал Мухаммед. – Самое главное, чтобы первый удар для них был внезапным. Меч аллаха должен одним ударом рассечь тело врага.

"Меч аллаха" – так и был назван оперативный план войны с Израилем.

Достаточно хлопот оказалось в это время и у Маккреди. Молодой и амбициозный лидер демократической партии сенатор от штата Мичиган Билл Джефферсон возглавил в парламенте обширную атаку на международную политику Маккреди.

– Я искренне не понимаю политику нашего президента, – с ядовитой улыбкой на губах вещал самый молодой, сорокалетний член сената. – Это просто удивительно, но за последний год Маккреди уже три раза встречался с Сизовым, хотя с премьер-министром Англии таких встреч было только две, а с французским премьером вообще ни одной! Но самое главное, видно, что происходит явное сближение политики России и США, чего я не понимаю больше всего! Что у нас может быть общего с этим жутким, антидемократическим режимом? Пока в России не будут восстановлены права и свободы личности, мы не должны иметь никаких контактов с ее самозваным правительством! И это не только мое мнение, это глас американского народа. Восемьдесят процентов нашего общества поддерживают именно такую точку зрения. На словах Маккреди пропагандирует неприятие внешней и внутренней политики России, и в то же время по разным каналам, через международные банки выделяет диктаторскому режиму тридцать миллиардов займа! И это в то время, когда в самих Штатах остро нуждаются в финансовой помощи как минимум десять миллионов вынужденных переселенцев с зараженных радиацией земель!

Джефферсон умел поднимать волну. Началась истерия в газетах, на телевидении, конгресс создал специальную комиссию по разбирательству действий президента. В отдаленной от большой политики желтой прессе начали писать о неизбежности импичмента Маккреди. Итогом всей этой шумихи стало назначение сенатом объединенных с конгрессом слушаний по внешней политике администрации президента.

– Идиот! – невежливо отозвался о своем молодом коллеге Маккреди. – Не буду же я перед страной и всем миром раскрывать свои карты!

Президент обернулся к своему советнику по национальной безопасности Коре Нельсон, темнокожей сорокасемилетней женщине с приятной внешностью, железной волей и незаурядным умом.

– Кора, займись этим. Они вызвали меня в конгресс десятого. Нужно любой ценой отложить слушания до двадцатого.

– Почему до двадцатого?

– Наши ушастые коллеги, Лепински и Циммерман, предполагают, что именно двадцатого ноября арабы нанесут свой удар. Девяносто процентов вероятности.

– Хорошо, я попробую.

Используя республиканское большинство в обеих палатах, Нельсон своего добилась. Слушания по международной политике президента были перенесены на двадцать первое ноября.

Но прийти на них Маккреди уже не пришлось.