Текст книги "Корень мандрагоры"

Автор книги: Евгений Немец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да какая разница! – наконец воскликнула учительница, все еще не понимая, почему я вообще на этих цветах сделал акцент.

Я отрицательно покачал головой и твердо сказал:

– Я не буду рвать цветы для чужого папы.

Кто-то хихикнул, кто-то повертел пальцем у виска. И в самом деле, кто ты, если не дурачок, когда отвечаешь то, что думаешь, а не то, чего от тебя ждут. В мире праведности честность не доб–родетель. Мало того, в среде праведности честность – синоним бестактности и даже вероломства. Ну что стоит ответить пра–вильно и тем самым дать учителю возможность со спокойной душой закрыть тему? Честный ответ – это посягательство на спокойствие и заведенный уклад, потому что на него необходи–мо реагировать, с ним необходимо считаться, а стало быть, тра–тить время, силы, а то и нервы. Нет, в мире праведности чест–ность – не добродетель.

– Наверное, мне стоит повидаться с твоими родителями, –произнесла учительница озадаченно.

Я пожал плечами, никакой вины за собой я не чувствовал. Но, как выяснилось позже, учительница не собиралась жало–ваться на меня. Она хотела ближе узнать родителей, чтобы, так сказать, прочувствовать среду, в которой варится ее подопеч–ный. Пыталась, как говорится, быть хорошим педагогом. Хотя можно ли быть хорошим педагогом, действуя в рамках террито–рии морали?.. Но мне это было уже неинтересно, потому что на том уроке я почувствовал дисгармонию, дисбаланс между мной и обществом, возникший только потому, что я не хотел делать то, чего от меня ожидали, и запомнил это на всю жизнь. Много лет спустя, анализируя свое прошлое, я пришел к выводу, что на том уроке я нашел своего первого червяка в яблоке этики. К моменту окончания школы этот плод уже кишел ими.

МОНАХ ОРДЕНА ЭЗОТЕРИКИ

Мару я знал лет пять. Его кто-то приволок на одну из наших студенческих пьянок. Мара скромно попил, еще скромнее поел, был немногословен и улыбчив. А когда понял, что компания попалась адекватная, быстро и качественно раскурил всех в водяной пар. Чем вызвал к своей персоне глубокую симпатию и уважение.

Мара слушал русский рок, регги и американский блюз, чи–тал эзотерику и философию и одевался как хиппи. Ну или по–чти как хиппи. Потертые джинсы, футболка с физиономией на–куренного Боба Марли, светлая шевелюра до плеч (как правило, собранная в хвост на затылке), высокие ботинки армейского образца, глаза за широкими окулярами корич–невого стекла, вызывающие ассоциацию с горнолыжными ку–рортами, и куча всяких кожаных фенечек и побрякушек-та–лисманов на шее и запястьях. Таким его видели прохожие на улице и клиенты магазина, в котором он работал. Я же за пять лет нашего знакомства сумел разглядеть в нем гораздо боль–ше, чем люди обычно замечают в посторонних. Вот, напри–мер, его волосы. Не русые и не белые, скорее цвета хорошо высушенной соломы и тонкие, как паутина. Складочки во–круг губ, намекающие на частую улыбку. Едва различимые морщины, убегающие от глаз к вискам, – морщины челове–ка, который на все смотрит пристально, с прищуром, пытаясь заглянуть туда, куда обычный взор не проникает. Сами глаза густо-голубые, не синие, а именно насыщенно голубые, и на самом их дне светлая глубинная грусть, древняя, как сама при–рода, а потому способная проложить себе дорогу сквозь ка–менные стены общественного мнения, – взгляд Мары был чист и опасен, как разряд электричества. Нос длинный, узкий – та–кими носами Андрей Рублев награждал святых на своих ико–нах. Тонкие губы и упрямый подбородок, вносящие в общую картину элемент жесткости и даже стоицизма. Просветленное лицо с железными чертами. Мара странным образом сочетал в себе душевную мягкость и волю воина Спарты. С первой се–кунды нашего знакомства он стал мне симпатичен. Вернее, лю–бопытен. Я подумал, что он похож на адепта розенкрейцеров или каких-нибудь там тамплиеров. Что-то было в нем от пред–ставителя воинствующего монашеского ордена, где любовь к человеку чудесным образом уживается с великолепным вла–дением мечом. Мара вполне мог избить человека, если он того заслуживал, но следом поделиться с ним последним, что у него было.

Мара торговал дисками в музыкальном магазине и в целом, конечно, не попадал в категорию обеспеченных граждан. То есть не попадал настолько, что поначалу казалось странным, что у него всегда имеется «дурь». Сперва мы думали, что он ди–лер, но все оказалось не так. Мара не торговал. Никогда. Мало того, его мировоззрение (этакий слепок европейской филосо–фии и галлюциногенных просветлений Кастанеды) не позволя–ло ему опускаться до торговли «инструментами знания» – это его определение.

– Истинное знание невозможно ни купить, ни продать, – так он пояснял свою позицию.

– Ты гностик? – спросил я как-то его, довольный возможно–стью похвастаться знанием мудреного слова.

Он задумался на секунду, ответил:

– Не вполне. Гностики считают, что истинное знание невоз–можно передать кому ни попадя. То есть, чтобы его получить, нуж–но быть избранным. В противном случае никакими духовными практиками его не заграбастать. В этом что-то есть, я не спорю. Впрочем, как и в любой философии: там всегда что-то есть и чего-то не хватает. Как правило, не хватает самого главного… А на–счет гностиков – думаю, они были не совсем правы. Я-то как раз считаю, что с помощью кое-чего знание заполучить возможно. Тут я с Кастанедой согласен. Если тебя ломает сидеть в позе ло–тоса двадцать лет кряду, то можно попытаться расколупать энер–гетический канал в темечке с помощью специальных инструмен–тов. К тому же, парень, природа нас щедро этими инструментами снабжает, неспроста же она так делает, а?

Поэтому Мара «дурью» не торговал. Но – будучи неторгующим из идейных соображений, с осторожностью и пониманием от–носящийся к всевозможным «акселераторам прозрения», Мара становился идеальным кандидатом на должность начальника камеры хранения. Короче, Мара был банкиром, а его кварти–ра – банком. Все его знакомые держали свои «депозиты» в его хранилище. Причем за это незаконное дело Мара опять же де–нег не требовал, но имел негласное право изымать некоторую часть «дури» для личного пользования. Вот этим правом он со спокойной совестью и пользовался, а заодно и окружающих угощал, если они того заслуживали.

По тем же самым соображениям Мара категорически отка–зывался иметь дело с амфетаминами, крэком, героином и их производными. К тяжелым наркотикам и сильным стимулято–рам Мара относился крайне отрицательно, потому что «они ни–какого высшего знания дать не могли и существовали всеце–ло ради свинячьего удовольствия» – такая у него была позиция. «Торчков» Мара считал вымирающим видом, невер–ным витком эволюции. Но при этом Мара относился к ним ско–рее с сожалением, с какой-то христианской терпимостью. Мара вообще был человеком добрым. Я бы даже сказал – фунда–ментально добрым.

– Они слабы и несчастны, – так он комментировал свое от–ношение к проблеме наркомании. – Потому что захлебнулись в навязанном им культе гедонизма как величайшем благе, ко–торого только может достичь человек. А это губительная ил–люзия, потому что гедонизм – это демон, требующий беспре–кословного подчинения. Если ты постоянно поощряешь в себе тягу к удовольствиям, будь уверен – ты на пути к полной дег–радации.

Мара жил один. В наших студенческих кругах ходили слухи, что родители Мары погибли в автокатастрофе, когда ему было лет пятнадцать, но внести в эту тему ясность с помощью прямо–го вопроса никто не решался. Потому что, если они действитель–но погибли, кто знает, какие шрамы души скрывались под фут–болкой с изображением накуренного Боба Марли. Сам же Мара о своих предках никогда не заикался. Зато было известно, что за полторы сотни километров от нашего города, в какой-то за–бытой богом деревне проживала его бабушка, которую он ез–дил иногда навестить.

С женской половиной человечества Мара общался охотно, но без страсти. Так, одно время он появлялся на людях в ком–пании молоденькой смуглой татарочки, довольно симпатичной немногословной особы, большой любительницы гашишного аромата. Следующая пассия Мары, стройненькая брюнетка с точеным личиком и подслеповатыми глазками, – студентка, постигавшая премудрости органической химии в политехничес–ком институте. Очевидцы утверждали, что список любовных ис–торий Мары на цифре «два» не заканчивался. Но ни одна из жен–щин Мары на ПМЖ в его квартиру так и не перебралась. Возможно, девушек пугала перспектива до конца своих дней слушать монологи о сущном.

Настоящее имя Мары оставалось тайной, которая никого не интересовала. Когда вокруг тебя знакомые исчисляются десят–ками, а то и сотнями, имя и фамилия перестают иметь значе–ние, потому что они не привязаны к человеку какой-либо чер–той характера или стереотипом поведения. Проще говоря, имя и фамилия, данные человеку при рождении, не несут о нем ни–какой конкретной информации. Совсем другое дело с прозви-щами-кличками-погонялами. Ими награждают посторонние, вкладывая в новое имя черту, для человека характерную. Мара ассоциировался с эйфорией, галлюциногенами, маревом, а потому оставался Марой, и никем другим. Точно так же, как Кислый был Кислым, потому что скисал после третьей рюмки или двух затяжек «травы». Или вот Белку прозвали так из-за ее рыжих волос – когда она собирала их в тугой пучок на затылке, он сильно смахивал на беличий хвост. Ну а с моим именем и так все понятно.

Мара был мне интересен еще и тем, что всегда рассказывал какие-то мудреные притчи и излагал замысловатые учения. Я и сам был не прочь почитать какую-нибудь заумь и поломать го–лову над вечными проблемами. Да, пожалуй, этот мой интерес граничил с жаждой информации и потребностью разобраться в законах взаимодействия живой и неживой материи, но Мара – он этим дышал. В постижении законов мироздания он обгонял меня на три корпуса – я твердо отдавал себе в этом отчет, поэтому всегда прислушивался к его наставлениям.

Когда человека уж слишком не устраивает окружающее, но при этом он ничего не делает, чтобы ситуацию изменить, такой человек в конце концов вываливается в депрессию, а потом, вполне возможно, и в суицид. Настоящего исследователя тоже не устраивает окружающее, только он полон энтузиазма эту проблему побороть. Такие люди полны энергии, и их глаза све–тятся непоколебимой верой. Мара был как раз из этой братии. Мне было интересно, к чему приведет Мару его философия, сможет ли он открыть в себе новые возможности, заглянуть в недосягаемое, шагнуть в запредельное, ну и все, что там фило–софы-мистики пытаются открывать в себе и во Вселенной… а потому я испытывал удовольствие, общаясь с ним – с этим мо–нахом ордена эзотерики, оседлавшим психотропного жеребца.

PSYCHETROPOS

То, что мне удалось улизнуть от Кислого, вполне походило на маленькое чудо. Тем не менее оно произошло.

Погода стояла пасмурная, но не промозглая. Мутное бледно-серое небо без туч. На западе над колышащимися кронами де–ревьев белым размытым пятном обозначилось солнце. Пахло грибами и можжевельником. Лето, уставшее и ленивое, нето–ропливо собиралось в отпуск.

Мы сидели на берегу реки, жарили на слабых углях сосиски, наслаждались зрелищем ртутных отблесков на речной глади и отсутствием городского хаоса и неспешно разглагольствовали о вечном. То есть, по обыкновению, разглагольствовал Мара, я же просто ему внимал.

– Ты знаешь, что слово «психотропный» происходит от двух греческих слов?

Впервые об этом слышал.

– Иди ты! Я думал, от украинских. Но допустим.

– Так вот, парень. Эти два слова: psyche и tropos перево–дятся как «душа» и «поворот». Тебе не кажется такой образ до–вольно… буквальным? Представь, что ты бежишь по тропинке в лесу. Ты смотришь прямо перед собой и вполне можешь не заметить те тропы, которые уходят в стороны. Где гарантия, что ты не пробежал свой поворот, а? Скажу тебе больше. При на–шем темпе жизни мы вообще разучились обращать внимание на повороты – у нас не осталось ни сил, ни эмоций обращать на них внимание. Мы слишком увлеклись процессом бега, по–забыв, что когда-то у этого марафона была цель. Да и черт бы с ним, если бы мы бежали в правильном направлении, да только вот уже не одно столетие человечество сломя голову несется совершенно в противоположную сторону. Жажда на–копления информации, которая когда-то сдвинула нашу циви–лизацию с мертвой точки, в настоящее время превратилась в паранойю! Накопление стало самоцелью. В результате в на–ших информационных полях целые… кордильеры бесполезных, ненужных (и даже вредных!) данных – горы информационного мусора. А ведь миллионы людей каждый день его потребляют! Неудивительно, что психическое здоровье человечества ката–строфически слабеет.

Я вспомнил прочитанную в каком-то журнале статью, содер–жащую статистику потребления лекарств от психических рас–стройств и вложения денег в психиатрию различными государ–ствами. Цифры были ужасающи, по ним получалось, что каждый четвертый житель планеты – клиент психиатрической лечебни–цы. Я подумал, что даже если данные преувеличены раз в де–сять, они все равно катастрофически высоки.

– Это точно, – согласился я. – Мы с тобой тоже психи. При–чем ты куда больше псих, чем я.

– Один мой знакомый, – продолжил Мара, бессовестно про–игнорировав мое такое важное замечание, – продал свой ав–томобиль и пользуется только общественным транспортом. На мой вопрос, зачем он это сделал, ответил, что однажды зас–трял на полтора часа в пробке. Он сказал, что чуть не сошел с ума от понимания, что не может просто выбраться из своей машины. Антидепрессанты он лопает горстями. Фобии, мании, нервные срывы – все это становится привычным спутником че–ловеческой жизни. Наши города, особенно мегаполисы, эти концентраторы информации, – ты посмотри на них! Они все больше смахивают на психиатрические лечебницы. В такой си–туации нам просто необходим этот psychetropos, этот сворот души и излом сознания. Да, возможно, это будет походить на столб, с которым ты обнимешься со всего маху, но ведь это тебя и остановит, верно? Ты почешешь ушибленную башку, оглянешь–ся по сторонам и, скорее всего, увидишь тропы, уходящие в сто–роны. Понимаешь, к чему я веду?

В лекции Мары меня насторожил переход от «мы» к «ты». То есть пока он говорил «мы», в смысле «человечество», это похо–дило на вполне себе абстрактное разглагольствование, очеред–ной виток философской мысли нашего уважаемого лектора. Но когда он сказал, что для меня психотропное нечто станет желе–зобетонным стоп-финишем, как для несчастных автомобилей на краш-тестах, я почувствовал беспокойство.

– Ну-ка с этого момента поподробнее, – сказал я, вниматель–но следя за реакцией Мары. Я чувствовал, что он куда-то кло–нит, то есть ведет свою лекцию к конкретной цели, но полной уверенности у меня не было. – Твоя фраза: «Ты почешешь ушиб–ленную башку» – кого ты конкретно имеешь в виду? Меня?

Мара улыбнулся, выдержал паузу и преспокойно повел свою лекцию дальше. Отвечать на мой вопрос он не собирался.

– Теренс Маккена – этноботаник и антрополог. Его книга «Пища богов» – очень интересная и оригинальная работа. Спе–циально для такого случая я выписал один пассаж. – Он дос–тал из нагрудного кармана свернутый вчетверо лист, развер–нул, принялся читать: – «Я утверждаю, что вызывающие мута–ции психоактивные химические соединения в пище древних людей воздействовали на быструю реорганизацию способнос–ти мозга к переработке информации. Растительные алкалои–ды, особенно галлюциногенные соединения, такие, как псило-цибин, диметилтриптамин и гармалин, могли быть теми химическими факторами в диете первобытных людей, которые явились катализаторами возникновения человеческой само–рефлексии. Действие галлюциногенов, присутствующих во мно–гих распространенных растениях, увеличивало активность пе–реработки информации, а значит, чувствительность к среде и таким образом способствовало внезапному увеличению раз–меров человеческого мозга. На более позднем этапе того же процесса галлюциногены действовали как катализаторы в раз–витии воображения, обеспечивая появление внутренней сно–ровки и способности предвидения, которые могли находиться в хорошей синергии с возникновением языка и религии». –Мара оторвался от листка, добавил: – Конец цитаты. В сущнос–ти, Маккена всего лишь развивает мысль, которую высказал Олдос Хаксли в своей книге «Двери восприятия», ну да не важ–но. Интересный отрывок, а?

– Да уж, оригинальнее не придумаешь, – прокомментировал я. – Твой Маккена не столько антрополог, сколько эзотерик. Его послушать, так получается, что наши предки закусывали сырое мясо белладонной или псилоцибиновыми грибочками, а в гал–люциногенных видениях открывали колесо, обжиг глины и ли–тье бронзы.

– В твоих словах больше правды, чем иронии, между про–чим. В той же книге Маккена приводит примеры опытов, кото–рые доказывают, что человек, употребивший в малых дозах пси–хотропное вещество, более информирован об окружающем мире, чем человек с абсолютно «трезвым» сознанием. В дан–ном контексте прилагательное «трезвый» выглядит насмешкой. В прошлый раз я говорил тебе, что дочеловечество сделало ка–чественный скачок – целый прорыв, попытавшись хранить ин–формацию вне себя. Но я не говорил, что этому способствова–ло. Что было катализатором? Что стало толчком развития сознания?

– Сейчас ты меня просветишь, – сделал я предположение.

– Наш древний предок, так же, как и мы, был всеяден, а это значит, что съедобность и прочие характеристики растения он изучал собственным желудком. И вот в один прекрасный мо–мент дочеловек покушал психотропного растения. Возможно, псилоцибинсодержащих грибов. В организме человека псило-цибин теряет молекулу фосфора и превращается в псилоцин. У псилоцина три стадии воздействия на физиологию и созна–ние. Первый: в малых дозах он обостряет органы чувств – че–ловек видит дальше и четче, обоняние и слух обостряются. Для нашего первобытного предка, который занимался охотой, это было громадным подспорьем в борьбе за выживание. Второй уровень воздействия: в средних дозах псилоцин становится афродизиаком – половым стимулятором, что конечно же вли–яет на увеличение потомства и как следствие выживание все–го вида. И третий: в больших дозах псилоцин выводит созна–ние на уровень сакральных знаний. То есть приоткрывает дверь, за которым расположен эон вселенских данных. Рас–ширяет канал, через который сознание подключено к инфор–мационному полю.

Я задумался. Конечно, сама по себе идея природных психо–деликов как внешних катализаторов процесса зарождения со–знания довольно рискованна, но при этом не лишена гармо–нии и тем более логики. В самом деле, никто же толком не знает, как именно происходила эволюция человека и что яви–лось толчком для развития мозга и, как следствие, появления сознания. Или сознание было первопричиной, а развитие моз–га следствием?.. Неизвестно. Так что почему бы за отправную точку не принять псилоцибиновые грибы или мексиканский кактус – короче, психотропные растения, которые свернули нашему предку башку настолько, что его интеллект совершил качественный скачок. Тем временем Мара продолжал:

– Так что открытие психотропных веществ как стимуляторов сознания для первобытного человека было куда важнее всех, вместе взятых, открытий, совершенных до этого. Об этом же говорит и анализ религий древности. Волхвы, шаманы, жрецы любого народа употребляли и употребляют до сих пор природ–ные психоделики, чтобы войти в транс и увидеть больше, чем видно «трезвому» человеку. Чтобы приоткрыть дверь, в замоч–ную скважину которой смотрит обычный люд.

Я вспомнил темно-зеленую стену, которую узрел под действи–ем марихуаны пару недель назад, и дверь, сорванную с петель и валяющуюся под ногами. И мутное колыхающееся Ничто за границей дверного проема. Мне стало как-то неуютно. Мара не затыкался:

– Взять хотя бы грибы семейства Stropharia рода Psilocybe, которые очень уважали ацтеки. Да и наш брат к ним весьма благоволит. Они содержат все тот же псилоцибин. Сейчас из–вестно, что молекулы не только псилоцина, но и вообще всех психотропных веществ триптаминовой группы (ЛСД, ДМТ, ибогин, все те же псилоцибин и псилоцин) очень сильно сма–хивают на молекулу серотонина – основного нейротрансми-тера и в своем действии либо блокируют его работу, либо ими–тируют ее…

– Нейротрансмитер, несомненно, красивое слово, – заме–тил я.

– Это химический агент, который передает сигналы нервных клеток друг другу и другим клеткам, – пояснил Мара. – Проще говоря, это транспортеры информации на клеточном уровне. Так вот, никто до сих пор не может толком объяснить, как и почему это происходит. Ведь сам серотонин психоделиком не являет–ся. Да и почему вообще серотонин влияет на химию мозга? По–чему является обязательным агентом в процессе мышления и сознания? А может быть, он – ингибитор, тормозящий процесс получения сознанием вселенских данных?.. Столько вопросов и так мало ответов. Я думаю, дела обстоят таким образом не потому, что ученые не разбираются в химии или биохимии, но потому, что они не понимают, что такое сознание. Вот ты как думаешь, что есть сознание?

– Набор функций по обработке информации. Такая себе DLL-библиотека для решения повседневных задач операцион–ной системы под названием «Разум», – отстрелялся я, и гла–зом не моргнув.

Мара, взяв шампур с сосиской, одобрительно кивнул:

– Интересное сравнение. Я бы даже сказал, в лучших тради–циях киберпанка. Но неверное.

Я и не надеялся с первой же попытки удовлетворить уважае–мого философа гениальным ответом.

Запах пропеченных сосисок добирался до нервных рецеп–торов в моем носу и переводился в код электрических сигна–лов, которые по нервным каналам-проводникам уносились к центральному головному процессору. Мозг обрабатывал их и отсылал желудку команды на выработку желудочного сока, а слюнным железам – директиву на выделение слюны. Я же ощу–щал весь этот чудовищный процесс как позыв запихать сосиску в рот. Разум рисовал мне удовольствие от разжевывания го–рячего сочного тела, которое опять же будет раздражать вку–совые рецепторы языка – этого аванпоста удовольствия, за–тем разжеванная масса протолкнется в желудок и вступит в реакцию с жуткой смесью кислот, ферментируется до смета-нообразного состояния и неторопливо проследует в лабиринт кишок. И все это в конечном счете осядет в сознании ощуще–нием удовлетворения и насыщения… Господи, и зачем только знать об этом?

Я снял с мангала шампур с вожделенным кушаньем, поднес ко рту, глубоко вдохнул аромат, сказал:

– Я понял. Сознание – это механизм обработки данных, вер–нее, приведения его до упрощенных образов. А это значит, что он отсеивает служебную информацию – ту, которая не является важной для человека, хотя и содержит полную информацию о низ–коуровневых процессах работы самого разума. Ну, типа, чтобы системные логи не калечили мозг рядовому пользователю.

Я откусил от сосиски кусочек. Мои вкусовые рецепторы по–лучили маленький оргазм. Я зажмурился от удовольствия и це–лое мгновение пребывал в ощущении, что мне не обязательно анализировать поведение нервной системы, дабы понять, по–чему именно это происходит. Потом я взял себя в руки, открыл глаза и посмотрел на Мару. Тот задумчиво жевал сосиску, рас–сеянно глядя на реку, и ни один мускул на его лице не выказы–вал наслаждения или разочарования. Наверное, вкусовые ре–цепторы Мары были связаны с желудком, минуя центральную нервную систему.

Дожевав сосиску, Мара вернул внимание на меня, заметил:

– В твоих словах присутствует логика. Но ты мыслишь так, словно сознание всего лишь посредник между тобой и миром. То есть в твоем понимании сознание – это механизм транспор–та и фильтрации данных, чтобы человек не утруждал себя гру–зом бесполезной для него информации. Но где же при этом ты? Что при этом ты?

Я проглотил последний кусочек и окинул удовлетворенным взором мир.

«Возможно, я – белое размазанное над горизонтом солн–це?..» – подумалось мне, но вслух я этого не произнес. Я решил, что в данном случае некомпетентность следует держать при себе.

– Пойми, – настаивал Мара, – твое сознание – это ты и есть! То, что определяет тебя как человека, как индивида, как суще–ство, определяющее самое себя, твое «я», – это и есть твое со–знание. Да, у него куча своих внутренних функций и механиз–мов обработки информации, с этим я согласен, но оно гораздо больше, чем просто эти функции. Оно – сила, которая сгущает материю в индивидуальность по имени Гвоздь и позволяет тебе именно так себя идентифицировать. Оно – твоя psyche, душа.

В словах Мары я услышал почти религиозный трепет. Я даже перевел на него взгляд – удостовериться, насколько серьезно он говорит. Его глаза, словно направленные передающие ан–тенны, излучали веру и непоколебимость убеждений.

Я вернулся к созерцанию пасмурного пейзажа. Небо по-пре–жнему вяло стекало белесыми пятнами по мутным обоям кол–лоидного пространства. Вода в реке медленно наливалась свин–цовой тяжестью и таким же цветом. Едва ощутимые порывы ветра все больше доносили сырость и прохладу. Я подумал, что информационный эон мироздания недвусмысленно намекает на завершение дня.

Мне нечего было ответить Маре, а спорить ради спора не в моем стиле. Я промолчал.

Мара тоже какое-то время не перебивал приглушенное бор–мотание природы, потом не выдержал, вернулся к своему мо–нологу:

– В этом свете понятие «расширение сознания» нужно трак–товать как расширение своего собственного «я». А на это да–леко не все способны. Потому что когда разрастается твое эго, вместе с ним разрастается все, что прикипело к челове–ку за все время существования цивилизации. Я говорю про мораль, грехи, опыт – короче, структуры, которыми человек окружает себя с самого детства. Чтобы решиться на шаг в за–предельное… на шаг от человека до сверхчеловека, нужно либо не иметь этого мусора за плечами (что невозможно в принципе), либо верить в собственные силы, которые помо–гут справиться с этими демонами. Причем еще не факт, что вера в свои силы соответствует реальной мощи этих сил. То есть я хочу сказать, что в отношении этих сил лучше не за–блуждаться. Потому что иначе… тебя ждет шизофрения… в лучшем случае.

Слова Мары были похожи на свинцовую воду реки, они так же несли какую-то безысходность и тяжесть. К тому же он сно–ва пожелал втиснуть меня, словно пазл, в мозаику своих эзоте–рических исследований. Я сказал:

– Мара. Я как-то не могу уловить подоплеку твоих лекций. Ты собираешься лепить сверхчеловека?

Он заглянул мне в глаза, сказал с улыбкой:

– Psychetropos – сворот сознания. Я использую этот термин для обозначения как самого процесса, так и агента, с помощью которого этот процесс возможен. Психотропным веществам придумали массу названий, но в каждое такое название иссле–дователь вкладывал тот смысл, который хотел в конце концов обнаружить в объекте исследования. Так появился термин «гал–люциноген» как препарат, вызывающий галлюцинации; так по–явилось понятие «энетоген» как проводник, приближающий к божественному. Я уже не говорю про такие узкие определения, как мистикомиметик, психодислептик, фантастикант и еще с десяток подобных. Даже термин «психоделик», который можно расшифровать как «проявляющий разум», не совсем верное определение, на мой взгляд. Все они призваны описать внут–ренние переживания исследователя, но среди них нет ни одно–го, который бы указывал на способ, на технологию поворота эволюции человечества. Поэтому эти термины я практически не использую. А вот psychetropos, сворот сознания, сворот тво–его собственного «я» – как раз то, что нужно. Это верное опре–деление агента, который станет катализатором процесса рож–дения homo extranaturalis.

Я же подумал, что это важный момент в понимании того, что Мара не считает нужным отвечать на мои вопросы. И еще я по–думал, что Мара знает, что делает: оставляя без ответа то, что мне хотелось бы знать в первую очередь, он подогревает во мне интерес ко всей своей философии в целом. А из этого следует, что самое главное мне только предстоит узнать. Как и то, поче–му это главное предстоит узнать именно мне.