Текст книги "Подарок инкассатору"

Автор книги: Евгений Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Серега тут же пожалел, что задействовал сразу две композиции – лучше было бы растянуть удовольствие, а не распылять внимание сразу на четырех оживших живчиков. Наблюдать за их поведением было ну очень прикольно.

Преподавательница, которую Серега окрестил Маргаритой Николаевной или просто Марго, оживившись, и осознав, что она не читает лекцию в аудитории, заполненной студентами и студентками, одна из которых уткнулась лицом в ее откляченный зад, мгновенно выпустила из рук журнал и авторучку, подхватила с пола трусики, ловко их натянула и оправила платье. Тем самым, кажется, расстроив ту самую пристроившуюся сзади студентку Ниночку.

В армейской композиции оживший ефрейтор по имени Степан все-таки успел отправить себе в рот вторую половину эклера, зато уронил пивную бутылка прямо на колени прапорщицы Тамары. Она, конечно же, вскочила на ноги, что-то негодующе закричала, ее подчиненный, дожевывая эклер, вытянулся по стойке смирно и отдал командирше честь. Вот если бы еще при этом ширинка на его брюках не была расстегнута…

Серега и вместе с ним живчики-ветераны разразились хохотом. Увидев эту нелепую сцену, засмеялась и Маргарита Николаевна, прыснула со смеху и появившаяся за спиной своей преподавательницы Ниночка, и даже накрашенные губы прапорщицы Тамары тронула улыбка. Лишь ефрейтор Степан, видимо, поперхнувшийся своим эклером, вдруг закашлялся, схватился за горло, оперся рукой на покачнувшуюся тумбочку, с которой полетели на пол лакомства. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Тамара не врезала бы ему со всей силы кулаком по хребту…

* * *

– Завтра выходишь на утренний маршрут. На твои любимые сбербанки, – услышал Серега в телефонный трубке голос Вячеслава Васильевича Лисавина. – Гаврилыч – за старшего.

– А почему не на свой вечерний? – успел поинтересоваться он, прежде чем заместитель начальника инкассации добавил:

– Вечером – на свой – вместе с Бояриным. А утром – должок за отгул погасишь.

– У меня больничный еще не закрыт, – без всякой надежды на понимание сообщил Серега.

– Так закрывай, – невозмутимо ответил Лисавин. – Спорить бессмысленно. Личное распоряжение Матвейчикова.

– Ладно, – Серега в сердцах бросил трубку.

Вообще-то он и без распоряжений собирался выйти на работу завтра, то есть, в четверг, причем, именно в вечернюю смену. Начальству же до его планов не было никакого дела, пусть даже ему и в самом деле серьезно нездоровилось.

Другое дело, что Александр Петрович мог бы и сам ему позвонить. Как-никак они в свое время целый год были напарниками на одном маршруте, несмотря на приличную разницу в возрасте, подружились, частенько вместе ездили на рыбалку и охоту, ходили на футбол. Потом Петрович закончил финансовый техникум, выбился в начальство, а Костиков так и остался простым инкассатором.

Прежде чем бежать в поликлинику к Абраму Никоноровичу Засоко и ставить на больничный лист печать, скульптор дал указания Никодиму, – в каких комнатах разместить новеньких живчиков, и попросил познакомить их с особенностями жизни в Застолье. Кстати, штык-нож, висевший на ремне ефрейтора Степана, Никодим отобрал. Скульптор сначала хотел вообще лишить живчиков этого оружия, но, поразмыслив, решил, что Никодиму, как коменданту штык-нож не помешает, тем более и одну из свиней надо было чем-то зарезать.

Вернувшись домой «абсолютно выздоровевшим», Серега убедился, что не напрасно доверил власть Никодиму. Комендант заселили ефрейтора в комнату напротив Федота и назначил Семена помощником на скотном дворе. Прапорщице Тамаре отвел комнату рядом с Зинаидой, подразумевая, что она будет помогать той на кухне. И Маргарите Николаевне с Ниночкой отвел по отдельной комнате, а чем им придется заниматься, решил определить позже.

По расчетам скульптора, со временем, живчики могли бы наладить почти автономное существование. Конечно же, правильнее сказать не «почти» а «во многом». Постоянное вмешательство Сереги в любом случае будет необходимо. К примеру, взять тот же алкоголь. Хотя Федот уже вторую неделю обходится без курева, вот и с алкоголем можно перебиться. Либо, если уж очень захочется, живчики могут заняться настаиванием браги, – в саду полно фруктов. А те же дрожжи скульптор слепит…

Попивая пивко и наблюдая за вечерней жизнью в Застолье, он, привычно и почти не глядя, создавал необходимые для живчиков вещи и продукты. Не мелочился – слепил по мешку муки, сухарей, репчатого лука, большую желтоватую бутыль, подразумевая, что в ней хранится подсолнечное масло, коробку сухих дрожжей, две бочки – с солеными огурцами и помидорами…

Со спиртным тоже решил не заморачиваться – надоело каждый раз лепить бутылки, достаточно пятилитровой канистры со спиртом – пусть разбавляют. И под пиво вылепил бочонок литров на двадцать – с краником. Интересно, – как быстро живчики все выпьют? Комендант, если не дурак, должен сам ввести некие ограничения в потреблении спиртного.

Ну а сейчас, на ночь глядя, Серега ничего говорить Никодиму не собирался, тем более что тому было не до разговоров. Посетив санузел, Никодим уже через полминуты без стука открыл дверь в комнату, занимаемую Ниночкой. Скульптор не знал, до какой степени ветеран Застолья со штык-ножом на поясе поставил себя выше остальных живчиков. Во всяком случае, не успел Никодим перешагнуть порог комнаты студентки, как та уже начала расстегивать пуговицы на своем платье.

Вмешиваться в их отношения Серега, конечно же, не стал. Если уж на то пошло, во время лепки именно этих фигурок, скульптор представлял их довольно любвеобильными. И если и он, и она не против доставить друг другу удовольствие – пожалуйста.

Не ожидал Серега увидеть, что еще две недавно оживленные фигурки будут в то же самое время дрыхнуть без задних ног. Но, немного поразмыслив, понял, в чем дело: в композиции «Солдатские мечты сбываются» действие происходило глубокой ночью, и, значит, ефрейтор Степан и прапорщица Тамара, несмотря на необычность создавшейся ситуации, не смогли побороть в себе желание хорошенько выспаться.

Зато Маргарите Николаевне, читавшей лекцию в композиции «Прилежная ученица», после оживления было не до сна. Вместе с Зинаидой, Федотом и Тимофеем она сидела за столом на кухне и о чем-то настойчиво их расспрашивала. Узнать бы, кто наиболее четко сможет просветить преподавательницу, и до какой степени она поверит и смирится с доводами живчиков?

Наверное, заметив, что внимание Сереги сосредоточено на собравшихся на кухне, Федот уже привычно стал что-то ему объяснять жестами. Судя по повторяющимся хватаниям себя за горло, приглаживаниям по своим же волосам, и затем – указанием в сторону приусадебного участка, Федот пытался дать понять скульптору, чтобы тот обратил более пристальное внимание на уединившегося там Влада.

– Хорошо, хорошо, – вздохнул Серега и уставился на московского миллионера, который, тут же принялся неистово размаивать руками, в одной из которых держал грабли, подпрыгивать и бегать вдоль садовой дорожки, посыпанной желтым песочком. Причем, бегать довольно неаккуратно, спотыкаясь и иногда наступая на грядки.

– Ну, чего тебе надо, Влад? – обращаясь непосредственно к нему, нахмурился Серега. – Можешь, все так же грамотно, как Федот объяснить?

В ответ Влад энергично закивал, показал руками на дорожку и побежал вдоль нее – слева направо. И только теперь, приглядевшись, Серега различил начерченные на песке знаки, вернее – буквы. Чтобы понапрасну не напрягать зрение, он воспользовался лупой, в которую обычно разглядывал любимые марки, и прочитал послание, состоящее из двух слов:

АРТУР – БАНДИТ

– Можно подумать, Влад, ты не бандит, – усмехнулся Серега.

Услышав его, Мохов тут же встрепенулся, отчаянно замотал головой, бросился выравнивать граблями песок на дорожке, после чего черенком вывел новые слова:

Я – БИЗНЕСМЕН

– Разве существует разница? – вновь усмехнулся скульптор.

ДА! ДА!!!

– Очень интересно это услы… то есть, узнать от человека, который совсем недавно сделал все, чтобы развести меня на бабло…

ШУБА, ПРОШУ! – появилось на песке новое послание.

Серега, уже собравшийся перевести внимание на других живчиков, к примеру, на Никодима с Ниночкой, но последние, написанные на песке два слова, которые Влад никогда не применял в отношение него, Сереги Костикова, заставили смягчиться.

– Ну, чего тебе еще надо, придурок лысый?

СПРЯЧЬ МЕНЯ! – написал тот в ответ.

– От кого спрятать? – не понял Серега. – От других живчиков? Так не тронут они тебя. А ты же в одиночестве от скуки с ума сой…

Он не договорил, следя за новой надписью на песке, торопливо выводимой Владом черенком от граблей.

ОТ АРТУРА

И тут же – новая надпись:

ОН НАЙДЕТ И УБЪЕТ

– Тебя?

И ТЕБЯ…

ВСЕХ

– При этом спрятать ты просишь только себя? – в голосе Сереги брезгливость сочеталась с иронией.

СПРЯЧЬ ВСЕХ

Я ДОЛЖЕН ЕМУ… – выводил на песке, стирал и снова писал Влад.

МНОГО ДЕНЕГ…

2 МЛН. S

– Два миллиона долларов? – надеясь, что не понял, уточнил Серега.

+ ПРОЦЕНТЫ

Я ГОТОВ ОТДАТЬ!

НО – КАК?

– Понятия не имею. Думай. Ты же бизнесмен, не то, что я. Я только своими пальцами работать умею…

Сереге не спалось. И это несмотря на то, что проснулся сегодня рано, что очень устала спина, и что завтра на работу вставать еще раньше. Перед глазами, сменяя одна другую, возникали сценки из Застолья: как Тимофей набирает в ведро воду из майны на льдине, которая до сих пор не растаяла; как, оторвавшись от дел на кухне, виснет на шее рыбака Зинаида; как доит корову Федот; как Никодим заходит в комнату к Ниночке, и та начинает раздеваться… Но чаще всего скульптор вспоминал слова, написанные Владом на песчаной дорожке.

До какой степени опасения бывшего приятеля оправданы? Не наводит ли он, что называется, тень на плетень? Но какой ему в этом смысл? Если поверить, что за Владом действительно такой большой долг, то лысый Артур, конечно же, станет его искать. Собственно, уже ищет, даже визиткой Серегу снабдил, с просьбой выйти на связь, если появятся новости. Эх, ну зачем было ехать с Петровичем в «Фазан и сазан»?! Мало что ли в Москве других подобных заведений?!

Лысый мог связать исчезновение Влада с тем, что последние две ночи Серега ночевал у него дома. Об этом Артуру, наверняка, сказали Катя с Машей. Но девчонки не должны были знать, где Серега живет, и как его найти. Черт, если Влад проболтался, что Серега – талантливый скульптор, то мог сказать, и кем он работает. Черт, черт, а тот же бандит Артур вполне мог проследить, куда поехал Серега, покинув ресторан. А значит, мог заявиться к нему домой в любой момент, хоть сейчас.

Но ведь до сих пор-то не заявился. Либо до сих пор не нашел его Артур, либо он и не бандит вовсе, а Влад зачем-то сгущает краски. Так что не стоит паниковать, а надо спать перед завтрашним рабочим днем. Но сон не шел.

Серега встал с кровати, бросил взгляд на коробку, прикрывающую композицию, и пошел на кухню. Там без всякого удовольствия выпил водки, чем-то закусил, налил еще стопку.

Знать бы полторы недели тому назад, что не пусти он Влада к себе домой в субботу утром, даже просто, не открой ему дверь, то не переживал бы сейчас, не мучился. Спокойно наблюдал бы за жизнью в Застолье, лепил бы новые фигурки и оживлял их по своему желанию. Другое дело, сколько бы продлилось такое наблюдение в одиночестве?

Вспомнился эпизод из фильма «Клуб самоубийц», снятый по роману Роберта Льюиса Стивенсона, в котором преподобный Саймон Роллз, присвоивший алмаз «Око света», делится с принцем Флоризелем своими мучительными желаниями показать драгоценность хоть кому-нибудь, хоть служанке или дворнику, только бы похвалиться…

И ведь, если быть честным, Сереге очень льстило восхищение Влада, глядевшего на живчиков. Вновь и вновь вылепливая различные микроскопические предметы, ему была очень интересна и важна реакция приятеля. И рано или поздно, если не Владу, так кому-нибудь из друзей он непременно показал бы Застолье. А, возможно, и самостоятельно пришел к мысли выставить сотворенное им чудо на всеобщее обозрение. Как там предлагал Мохов – для начала законсперироваться, хорошенько подготовиться, затем официально запантентовать «изобретение»…

Все это могло произойти, не появись Влад в тот день в его квартире и не случись в дальнейшем инцидент с его превращением. По большому счету Сереге было жаль приятеля. Он вообще всегда был приверженцем прощения своих недругов. Если в детстве с кем-то дрался и побеждал противника, то никогда не наносил лишний удар и первый предлагал мир. Но в то же время он никогда не забывал предательства. Не мстил, нет, просто помнил.

О том, что существует очень простой способ раз и навсегда избавиться от связанной с Моховым проблемой, то есть уничтожить его, столкнув с территории композиции, Серега даже думать не хотел. Влад хоть и не был создан его руками, как живчики-детишки, хоть и пытался его развести на деньги, но зла, как такового, ему не желал. В задумываемой «пластилиновой операции» у Влада был свой денежный интерес, а Серега виделся ему, можно сказать, «курицей, несущей золотые яйца»…

Интересно, наступит ли рано или поздно момент, когда приятель-миллионер вернется в нормальное состояние? Если уж за целую неделю пребывания в Застолье этого не произошло, то навряд ли. Хотя… Ладно, поживем – увидим, возможно, все как-нибудь само собой утрясется, и живчики в одно мгновение вновь превратятся в пластилиновые фигурки, а Влад – «подрастет».

А пока и в самом деле его надо спрятать, естественно, вместе со всем Застольем. Куда прятать-то? Конечно же, в сервант. Очень своевременно скульптор пришел к выводу, что каждая площадка композиции должна отделяться друг от друга.

В застекленной секции придется сдвинуть посуду и перенести туда из секции нижней несколько неподвижных композиций, а на освободившееся место поместить Застолье. Сервант это не гардероб, в котором можно спрятаться. Искать человека в нижней секции серванта никому не придет в голову. А если даже кто-то на всякий случай ее откроет, то увидит всего лишь еще одну порцию пластилиновых поделок.

Для осуществления задуманного потребовалось совсем мало времени, после чего Серега уснул со спокойной совестью.

* * *

Если во время вечерних маршрутов инкассаторы собирали ценности в различных магазинах, билетных кассах и тому подобное, то на утренних, наоборот, развозили, в основном – по сберегательным банкам.

Напарником Сереги Костикова на утреннем маршруте был Гаврилыч, убеленный сединами, но довольно крепкий мужик, лучший среди всех инкассаторов игрок в настольные игры: шашки, шахматы, нарды, домино. А вот карты он не любил, считая, что те созданы исключительно для шарлатанов.

Гаврилыч вообще позиционировал себя, как кристально-честный работник: никогда не заставлял молодых вместо себя ходить сборщиком; будучи старшим, расположившись в машине за спиной водителя, даже газет не читал, – постоянно бдил, как бы бандиты не напали, не ограбили; о том, чтобы позволить себе во время маршрута кружечку пива, даже речи не шло. Наверное, поэтому быть напарником такого правильного инкассатора никто не стремился.

Но Серега Гаврилыча уважал хотя бы за то, что тот, ко всему прочему был человеком начитанным и, к тому же, собирал марки. Причем, был филателистом с большим стажем, состоял в обществе себе подобных, выставлял свои коллекции на выставках, постоянно посещал клуб, где арендовал место, чтобы вполне законно покупать и продавать марки. Увлечение было интересным и доходным, Серега сам несколько раз делал Гаврилычу заказы на недостающие в коллекции серии. Да и вообще с этим человеком было интересно поговорить, в отличие от молчаливого водителя по прозвищу Бугор, который как раз был за рулем.

– Слушай, Николай Гаврилыч, – обратился Серега к старшему маршрута после того, как отнес сумку с ценностями в очередной сбербанк и вернулся в машину. – А ты себя когда-нибудь ставил на место грабителя инкассаторской машины.

– Конечно, ставил, – не раздумывая, ответил тот, чем, кажется, очень удивил крутившего баранку водителя. – Я даже могу перечислить места, на которых преступникам проще всего совершить ограбление, и где нам надо быть предельно бдительными.

– Нет, Николай Гаврилыч, я не сам процесс ограбления имею в виду. А дальнейшие действия грабителей в плане того, как и когда начинать бабло тратить, чтобы чувакам не спалиться.

Теперь Бугор бросил подозрительный взгляд на Костикова.

– Чего ты на меня так смотришь, Бугор, – усмехнулся Серега. – Можно подумать, у самого всяких-разных мыслей в голове не возникало.

– Будь я на месте начальника, в один миг за такие разговоры уволил бы, – процедил сквозь зубы водитель.

– Так иди и стукани на меня Матвею, а еще лучше – Пану Зюзе.

– Другое воспитание! – огрызнулся Бугор.

– Если грабил абсолютно непричастный к инкассации человек, и даже если при этом завладел внушительной суммой, – принялся неторопливо рассуждать Гаврилыч, – если деньги не в свежей банковской упаковке, а сам грабитель – новичок, то есть, не состоит на учете и не находится под наблюдением органов, то он спокойно может начинать их тратить хоть в тот же день. Конечно же, тратить в разумных пределах.

Если же грабитель – сам инкассатор, или водитель, или работает в ограбленном банке, магазине и тому подобное, то сразу же начинать транжирить бабло ему ни в коем случае непозволительно. По-любому, как ты Шуба, говоришь, – спалится чувак.

– Да почему спалится-то? – в сердцах стукнул ладонями по рулю Бугор. – Мало ли работников, имеющих отношение к…

– Инкассаторы… – перебил его Гаврилыч, – и водители, которые возят инкассаторов, люди не только опасной, но еще и редкой профессии. Они все без исключения состоят на учете у ментов – и те, кто сейчас работает, и кто когда-то уволился… А стукачей в нашем обществе гораздо больше, чем ты думаешь.

И если, не дай бог, произошло ограбление инкассаторской машины, тем более, не приведи господи, – Гаврилыч перекрестился, – ограбление с жертвами, то участковый срочно выйдет на связь со своими стукачками, у которых в соседях ты, Шуба, или ты, Бугор, или я… и даст установку быть начеку и если что – сразу тук-тук…

– Что – если что?! – не скрывая злости, спросил водитель.

– Ну, вот представь, – спокойно и все так же неторопливо продолжал Гаврилыч. – Живет наш Шуба, год за годом в одном и том же доме, в своей хрущебе, которую сносить давно пора. Скромненько так живет, не бедствуя, но и не шикуя. И вдруг он покупает дорогую иномарку, да еще и гараж впридачу.

«Откуда у него такие деньги? – задаются вопросом соседи. – Ладно бы работал заместителем директора трикотажной фабрики, или выращивал кулубнику своими собственными руками, или какой-нибудь бизнес имел… А тут простой инкассатор, да еще и всякими неприбыльными хобби увлекается. Значит, либо наследство от богатенького родственника получил, либо украл где-то денежки, либо грабанул своего же брата инкассатора. Вот, кстати, не так давно по ящику говорили о дерзком ограблении инкассаторской машины, – вспоминают соседи. – И ведь до сих пор не нашли злоумышленников…»

– Ерунда! – не выдержал водитель. – Мало ли чего там соседи думают! Пусть сначала докажут, а потом думают.

– Доказывать – не их дело. Им достаточно стукануть, куда следует. А то у него, видите ли, куры денег не клюют, а им, видите ли, на водку не хватает…

– Бугор, а ты чего взбеленился-то? – после небольшой паузы спросил Серега. – Неужто и впрямь криминальное дельце замышлял?

– Оставьте меня в покое! – водитель саданул по рулю теперь уже кулаками. – Сам же первый про ограбление заговорил.

– Да, ладно, шеф, не психуй, – примирительно улыбнулся Костиков. – Мне вообще-то хотелось у Николая Гавриловича про филателию спросить.

– Я в ваших фантиках вообще ничего не понимаю, – Бугор резко остановил машину напротив входа в очередной сбербанк, куда Серега чуть ли ни бегом понес инкассаторскую сумку.

Вернувшись, вновь обратился к старшему маршрута:

– Вот ты, Николай Гаврилович, очень классно и домино играешь, и в шахматы… типа, ходы наперед продумываешь.

– А тебе кто мешает, – пожал плечами тот.

– Возможно, моя молодость, неопытность мешает, – не без доли наивности ответил Серега. – Или характер нетерпеливый, или склонность к риску… не знаю.

– О чем спросить-то хотел?

– Да, спросить! Но для начала – небольшая прелюдия… Да не дергайся ты, шеф! – прикрикнул Серега на водителя, и тот, хоть и скривившись, все-таки промолчал. – Возникнет зуд, так можешь хоть слово в слово весь наш разговор Пану Зюзе или Матвею пересказать. И у них тут же появится лишний повод посмотреть на тебя, как на последнего… добросовестного водителя.

– Достал ты уже, Шуба!

– Всё, всё, Бугор. Оставлю сегодня тебе дозочку после вечернего, если не умчишься раньше времени.

– С чего это такая доброта? – недоверчиво поинтересовался Бугор.

– Так я же на больничным полторы недели просидел. Теперь выздоровел, должен это дело отметить с друзьями…

– Правильное решение, – с серьезным видом кивнул водитель.

– Так чего там за прелюдия-то, – подал Гаврилыч голос с заднего сидения.

– Не волнуйтесь, мужики, с сексом это не связано. Хотя, как не связано… Ладно, речь идет вот о чем. Помню, примерно за год до армии, я увлекся коллекционированием марок. Не серьезно, конечно, правильнее сказать – страстно. Влюбился я в это хобби и почти каждый вечер стал посещать магазины «Филателия», «Союзпечать», главпочтамт, тот же «Дом Книги», что на Арбате, в котором филателистический отдел имелся. И каждый раз хоть одну серию, или даже одну марочку, но покупал. Собирал много разных тем, в первую очередь – космос, но, конечно, и живопись, и флору-фауну, и спорт, и великих людей… Дофига в филателии разных интересных тем, подтверди Николай Гаврилыч.

– И не сосчитаешь, – понимающе кивнул тот.

– Вот именно! И естественно, если собирать все эти темы, никаких денег не хватит, поэтому вскоре передо мной встал вопрос, – чем лучше всего ограничиться? Понятное дело, что марки своей страны необходимо собирать все. Но, учитывая, что некоторые марочки, особенно довоенные, мягко говоря, «неподъемные», типа, серия каких-нибудь там дирижаблей стоит не меньше моей зарплаты…

– Вот именно, – поддакнул с заднего сидения Гаврилыч.

– А о каких-нибудь редких номерных блоках, можно вообще не мечтать, то я, естественно, пришел к выводу, что для начала, стоит заострить внимание на, так называемой, хронологии, начиная с года моего рождения. Типа, похвастаться перед кем-нибудь, что, мол, у меня есть буквально все марки от и до.

– Разумно. Многие дилетанты так и поступают.

– На «дилетанта» я ничуть не обижаюсь, Николай Гаврилович. Хотя бы потому, что так оно и есть. Ну, и помимо хронологии, так сказать, обязаловки, стал я потихонечку приобретать марки с изображением кошек – это уже для души. Я вообще кошек люблю, а на марках они ну просто замечательные.

– Да, замечательные, – согласился Гаврилыч, – только, как правило, все эти кошачьи серии – ширпотреб, поэтому и стоят копейки.

– Все правильно, – не стал возражать Костиков. – И речь, собственно, не о кошках. А о том, что у спекулянтов, собиравшихся, к примеру, у магазина «Филателия» на набережной Шевченко, с собой всегда имелись пухлые такие портфели, в которых помещалось сразу несколько толстенных альбомов с марками. И все эти альбомы буквально набиты красивейшими и довольно дорогими иностранными сериями. Меня особенно поражало искусство! Сколько же этого искусства было у спекулянтов!

– Где искусство, там и бабы голые, – усмехнулся Бугор.

– В том числе и бабы. Но необязательно. Шедевры мировой живописи они и есть шедевры. Я вот, к примеру, чтобы иметь у себя дома подлинник, допустим, Айвазовского, все что угодно отдал бы. Хотя, что я могу отдать? Квартиру? Так подлинник Айвазовского однозначно дороже моей квартиры. Да, Николай Гаврилыч?

– Намного дороже.

– Вот именно. Это сейчас я могу себе позволить много чего из марок прикупить. А тогда, до армии, чтобы серьезно переключиться с собирательства кошек на искусство я даже не мечтал. Слишком много денег бы потребовалось, а где их взять школьнику. И вот как-то зимой, вечером, прикупив очередную серию кошек и довольный возвращаясь домой с набережной Шевченко, я вдруг наткнулся на одного пожилого филателиста-спекулянта. Там неподалеку продуктовый магазин был, и, видимо, спекулянт отоварился в нем четвертинкой. Я, главное, к нему подхожу, а он, ни на кого не обращая внимания, запрокинул голову и водку из горлышка хлещет. И, главное, портфель свой пухлый, набитый альбомами с дорогущими марками, поставил себе между ног и все по-барабану. И вот приближаюсь я к нему, а у самого мысли о том, что ничего нет проще, как схватить этот портфель и убежать. Догнать он меня не догонит, а я забегу в ближайший двор, за угол заверну и дальше пойду спокойно, как ни в чем ни бывало. И пусть спекулянт кричит, что ограбили, все равно на улице почти никого нет, да и кто заострит внимание на орущем пьянице…

– Хорошо тебя зная, Шуба, – нарушил Гаврилыч возникшую паузу, – могу с уверенностью сказать, что не стал ты того филателиста грабить.

– Конечно, не стал. Вовремя остановил меня боженька. А, может, чувство самосохранения сработало.

– Нет, – не согласился Гаврилыч. – Чувство самосохранения здесь не причем. Сам же говоришь – филателист пожилой, подвыпивший, догнать бы тебя не догнал, а кроме него никто бы за тобой не побежал. Я «Филателию» на Шевченко и тот самый продуктовый очень хорошо себе представляю, – действительно по тем временам малолюдно там было и на набережной, и поблизости, а во дворах да еще и зимним вечером – вообще никого. И до метро «Киевская» рукой подать, а если уж в метро нырнуть, так все – с концами.

Нет, Шуба, не из-за боязни быть пойманным ты грабить не стал, а из-за своей врожденной честности.

– Не уверен, Николай Гаврилыч. Мысль-то у меня все равно возникла…

Я после того случая, так сказать, «несовершенного ограбления» все думал, прикидывал, что бы с этим ворованными альбомами и марками стал делать? Понятно, что продавать бы не побежал – либо наткнулся бы на того самого спекулянта, либо такие же, как он меня заподозрили.

Понятно, что рассортировал бы марки по темам, любовался ими. Но кому-то показать коллекцию было бы стрёмно – сразу возникнут вопросы, где взял, да сколько стоит. А куда девать чужие альбомы дома? Прятать под кроватью, в кладовке и втихоря от матери их доставать. Так рано или поздно застукала бы она меня или при уборке нашла бы спрятанное. Я же ей каждую новую серию марок обязательно показывал, а альбомы она мне на день рождения дарила, поэтому хорошо знала, что почем. А тут вдруг, откуда ни возьмись, такое…

– Знакомое чувство, – сказал Гаврилыч. – Помнится я, вскоре после женитьбы решил дома заначку сделать. Ну и спрятал некую толику денег, не помню уж где, или в письменном столе, или где-то в своем мужском белье. Мало ли для чего молодому мужику вдруг деньги понадобятся. Так вот жена обнаружила заначку буквально на следующий день. И ведь не искала специально, просто стала порядок наводить, а тут вдруг денежка. До сих пор помню, как мне стыдно было. С тех пор ни разу в жизни деньги не заныкивал.

– Этого не понимаю! – оглянулся Бугор на старшего маршрута. – У мужика должны быть свои собственные деньги! Чтобы жена до них не дотрагивалась, чтобы вообще о них не знала!

– Так моя и не дотрагивается. У меня наличность в одном из сейфов хранится. Если жене деньги нужны, даю, сколько потребует – ни копейки меньше, но и ни копейки больше.

– Погодь, Гаврилыч, ты сказал – в сейфах? Получается, у тебя их несколько?

– У него для особо ценных коллекций марок специальные сейфы, – ответил за старшего Серега, однажды побывавший у ветерана дома. Тогда, чтобы удивить гостя Николай Гаврилыч достал из сейфа, ничем внешне не отличающегося от обычного стенного шкафа, всего два альбома – один с довоенными отечественными марками, другой с филателистической продукцией фашистской Германией.

Костиков был не просто удивлен. Увидев, как бережно хранятся марки, осознав, насколько они уникальны и, представив, какова их цена, Серега был по-настоящему шокирован и после того визита иначе как по имени-отчеству к нему не обращался. Серега четко уяснил, что по сравнению с Гаврилычем он со своими коллекциями не просто дилетант, а дилетант дилетантов. Правда, по словам опытного филателиста, марок с изображением кошек у него было совсем мало, зато у Сереги – два полных альбома. Хоть это утешало…

– А знаете, что меня в марках очень возмущает? – обратился Серега и к старшему маршрута, и к водителю. – То есть, не в марках, а в живописи, как таковой?

– Что картины стоят бешеные бабки? – попробовал угадать Бугор.

– Нет, не о бабле речь.

– Что в моде бывают какие-нибудь абстракционизм, кубизм или экспрессионизм? – предположил Гаврилыч.

– Нет, это вообще полный отстой. Меня удивляет, зачем нормальные художники рисуют всякие там натюрморты, кувшины со стаканами на столе, яблоки, сливы в вазочках, дичь дохлую… А кто-то в тысячу первый раз рисует букет сирени. Зачем? Сколько можно? Неужели не существует увлекательных сюжетов, чтобы ту же самую технику письма продемонстрировать?

Вот есть у меня серия марок великого Рембрандта. Понятно, что «Даная» или «Ночной дозор» – классика, есть на чем взгляд задержать. И тут же какой-нибудь «Портрет старушки» или «Старик-воин». Кто такие эта старушка со стариком? Зачем их Рембрандт рисовал?

– Ты, Шуба, ничего в искусстве не понимаешь! – пафосно изрек Бугор.

– Ха. Можно подумать, ты понимаешь. Но пусть даже и не понимаю, хотя хорошие картины, те же пейзажи очень люблю. Но ответьте мне на один вопрос. Почему среди великого множества картин, так мало изображений рыболова с удочкой? Вот я уже несколько лет собираю почтовые открытки, посвященные рыбалке, и за все это время нашел немногим более ста штук. И большая часть из них – копии фоток или рисунки юмористические, но только не иллюстрации мировых шедевров живописи.

Из зарубежных классиков достойны внимания лишь одна открытка Клода Моне и две Винсента ван Гога. А из известных отечественных художников – знаменитый «Рыболов» Василия Перова, да еще один «Рыболов» Маковского. Хотя у Маковского в лодке сидят два рыболова: дед с седой бородой, сигарой во рту и с тремя бамбуковыми удочками и его внучка в красной шляпе червя на крючок насаживает.

– На самом деле у Владимира Маковского еще одна рыбацкая картина есть, – подал голос Гаврилыч. – Не помню названия, но сюжетец там очень даже приятный: на берегу реки – культурный такой мужчина с удочкой и высоким бидоном для рыбы, с пригорка за ним супруга наблюдает, а вниз спускается девочка в розовом платьице. Просто эта картина не так известна.