Текст книги "Подарок инкассатору"

Автор книги: Евгений Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Вот! А была бы она на почтовой открытке или на марке… Или, к примеру, есть у меня открытка «Заросший пруд», художник – Поленов. Прекрасный пейзаж: на воде кувшинки с лилиями, берег, не очень-то заросший и аккуратный деревянный мосток. Но вот почему, спрашивается, господин Поленов на этом мостке рыболова не нарисовал?

– Между прочим, у Василия Поленова тоже есть две картины, где присутствую рыболовы: «Старая мельница» и «Русская деревня».

– Гаврилыч, да ты знаток искусства, – вновь обернулся к старшему маршрута водитель.

– А ты думал, я только забивать домино способен, – усмехнулся довольный Гаврилыч.

– Николай Гаврилович у нас вообще монстр! – ничуть не кривя душой, – сказал Серега и продолжил излияния:

– Лично мне вот что обидно. У нас же целая плеяда замечательных российских художников была. Всякие там Суриковы, Васнецовы, Серовы, Шишкины, Левитаны… И у всех есть не менее замечательные пейзажи, где и речки, и озера, и прудики заросшие. Взять ту же «Золотую осень» Левитана – чем ни шедевр! Ну, неужели Исааку Ильичу было так трудно нарисовать на берегу той осенней речки двух-трех рыболовов с удочками? Ну, чем бы пейзаж хуже стал? Ничем, как раз наоборот. Так нет же, по большей части фигню всякую малевали. А рыбалка, которой и сто лет назад очень много людей, тех же аристократов увлекалось, для художников, была, видите ли, малоинтересна!

– Да ладно тебе, Шуба, не разоряйся, – благодушно сказал Гаврилыч.

– Я не разоряюсь. Просто обидно. Всякую там сирень малюют и портреты старушек дряхлых, да бурлаков на Волге, а на увлечение миллионов им наплевать.

– Бурлаков, говоришь? Эх-хе-хе-е-е, – протянул старший маршрута и после короткой паузы, словно поборов в себе некую нерешительность, сказал:

– Ладно! Расскажу я вам один случай. Никогда никому не рассказывал, боялся, не поверят, засмеют. Но ты, Шуба сам меня к этому вынудил. А уж поверишь или нет – твое личное дело.

– Ты о чем, Николай Гаврилыч?

– Мне тогда примерно столько же лет, сколько тебе, Шуба было. В те времена филателистов в Москве, да и вообще по стране, насчитывалось гораздо больше, чем сейчас. Всесоюзное общество филателистов, городские товарищества коллекционеров, клубы, кружки. Складывалось такое впечатление, что марки каждый второй собирает.

– Я значки собирал, – вставил Бугор.

– Тоже дело, – не стал спорить старший маршрута и продолжил:

– Мне от бати очень неплохая коллекция марок досталась – и сам в детстве собирал, и с войны привез. Ты, Шуба, кое-что видел.

– Ага.

– В общем, в свободное время я не водку в подворотнях пил, а, как это сейчас называется, тусовался среди филателистического бомонда. И однажды познакомился в клубе с одним старичком-филателистом. Ему где-то за семьдесят было, щупленький такой, дряхловатый, весь седой… Тезка мой, Николай Ильич по фамилии, между прочим, Репин.

Уж не знаю, почему он именно меня выбрал, скорее всего, не со мной одним он и раньше находил общий язык. Ты, Шуба, только не ухмыляйся, никакой пошлости, как раз наоборот. Беседовали мы исключительно о живописи. И что самое занимательное – о живописи, касаемой именно рыбалки.

Только этот Николай Ильич, в отличие от тебя, Шуба, рыбалку ненавидел. Зато охоту очень любил и марки именно по этой теме собирал. Между прочим, охотников на марках, да и в живописи, тоже немного, но все-таки на порядок больше, чем рыболовов.

Короче. Побеседовали мы с ним пару раз в клубе филателистов, а потом и на улице, винцо употребляя. А на третий, тоже после бутылочки винца, пригласил меня Николай Ильич Репин, как он сам выразился, на миниэкскурсию, и я, естественно, будучи в подпитии, согласился. Приехали к нему домой, вернее, на квартиру, в которой, по всему, ни он, ни еще кто-то постоянно не жил. И так вышло, как мы туда ехали, и хотя бы приблизительный адрес я не запомнил. А когда обратно один в еще большем подпитии до метро добирался, вообще чуть-чуть не заблудился, хоть и коренной москвич. Где-то в центре дом находился, в каком-то переулке в районе Мясницкой или Чистых прудов – точно я не сориентировался.

Зашли в квартиру эту нежилую. Сколько в ней комнат – не знаю, был только в одной, в которой на каждой стене висело по картине. Четыре картины на четырех стенах. И что бы вы думали, на них было изображено?

– Сцены охоты? – логично предположил Серега.

– В том-то и дело, что не охоты, а рыбалки! Но самое поразительное, что все четыре картины, по словам старичка Николая Ильича, принадлежали перу известных российских художников! Помните известное полотно «Купание красного коня»?

– Петров-Водкин написал.

– Правильно, Шуба. Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. И на одной из картин в той потаенной квартире был такой же красный конь, и на нем сидит верхом голый парнишка в похожей позе, только в руке у него простенькая ореховая удочка. На второй картине та самая сказочная васнецовская Алёнушка сидит на камне, на берегу мрачного пруда, но не грустит-печалится, что братца Иванушку никак отыскать не может, а напряженно всматривается в поплавок, от которого по воде круги расходятся, и вот-вот готова сделать подсечку.

– Здорово!

– Был еще такой художник Борис Кустодиев, он любил русских купчих на своих картинах отображать.

– Знаю! – воскликнул Серега. – У меня марка есть – «Купчиха за чаем» называется. На той марке еще и кошка имеется.

– Опять ты прав, Шуба. В квартире Николая Ильича на третьей картине купчиха не просто за самоваром сидит и чаи распивает, а, не будь дура, ловит в озере на удочку рыбу, а кошка нетерпеливо ждет, когда ее очередным карасиком угостят.

– Вот это да!

Но больше всего меня поразила четвертая картина, на которой берег великой русской реки Волга, неповоротливая баржа и артель бурлаков. Но только не тянут бурлаки эту баржу под испепеляющим летним зноем, а все до одного стоят кто по колено, а кто почти по пояс в воде с удочками в руках.

– Нифига себе!

– Ну, это ты, Гаврилыч совсем уж загнул, – недоверчиво покачал головой долго молчавший Бугор.

– Можешь думать, что загнул, – спокойно отозвался рассказчик.

– Да хорош тебе, Фома неверующий! – рассердился Костиков на водителя. – Николай Гаврилович, а кто картины-то написал? Не оригиналы же там висели?

– Хороший вопрос, Шуба. Мы пока картины разглядывали и еще одну бутылку вина усугубляли, Николай Ильич мне все душу изливал. Говорил, хочет на склоне своих дней поделиться хоть с кем-нибудь, какими сокровищами всю жизнь владел. По словам старика, он всех этих художников еще при жизни застал в добром здравии. У одного он картину с рыболовным сюжетом купил, у другого на какое-то серебро обменял, у третьего и вовсе из мастерской украл.

Ну а бурлаков-рыболовов ему якобы автор лично подарил. Старик мне даже обратную сторону картины показал с надписью в углу: «Репину от Репина» и автографом самого Ильи Ефимовича.

Николай Ильич ненавидел рыбалку, потому что его самого в детстве кто-то крючком за губу вместо рыбы поймал. В двадцатые годы, когда в стране черте что творилось, умудрился завладеть картинами. Уничтожить произведения искусства рука не поднималась, зато получилось спрятать в потайной квартирке, чтобы никто их увидеть не смог. И ведь очень удачно прятал, всю свою жизнь…

Я, между прочим, после того случая много времени потратил, изучая историю русской живописи. И, между прочим, вполне неплохо изучил…

– А что же тот старик? – Серега был в высшей степени заинтригован.

– Не знаю. Больше ни разу его не видел.

– Нет, Гаврилыч. Завираешь ты все!

– Да, завираю, завираю. Не переживай так сильно, Бугор.

За разговорами инкассаторы не заметили, как развезли по сбербанкам все ценности. Будь на месте Гаврилыча любой другой инкассатор, Серега с Бугром во время маршрута заехали бы в какое-нибудь кафе и пообедали. Но принципиальный ветеран инкассации подобных нарушений не допускал и сразу после того, как Костиков избавился от последней сумки, они вернулись в родной участок инкассации, отчитались о проделанной работе и сдали оружие.

На этом для Гаврилыча рабочий день закончился, но Серегу и Бугра ожидали еще и вечерние маршруты, до выезда на которые оставалось часа три. В другой раз Серега пообедал бы в столовой, а в оставшееся время резался бы с коллегами в домино. Но сейчас решил подкрепиться дома, заодно и живчиков проведать.

– Щуба, а тобой недавно девица-красавица интересовалась, – уже на улице сообщил ему водитель суточной машины по прозвищу Фуфел. Прозвище, вроде бы, обидное, но тому было без разницы, возможно, потому что свою жену иначе как Фуфелка не называл.

– Какая еще красавица? – удивился Серега.

– Чернявенькая такая, вертлявенькая. Спросила, когда ты работу заканчиваешь.

– А ты чего?

– Я – ничего, откуда мне знать, когда ты заканчиваешь. Так ей и ответил, ну, она и отвалила.

– Ладно, Фуфел, побегу, а то голодным на вечер придется выходить…

* * *

Сереге вдруг жутко захотелось яичницы. Минимум из трех яиц – с колбасой и обязательно с зеленым луком – такую же, какую лепил и оживлял по заказу Федота. Задумано – сделано. Перед тем как начать есть, достал из серванта и расположил на столе всю композицию с живчиками, – для скорости, не закрепляя площадки. Теперь вместе с Владом живчиков было девять, и все без исключения, тут же оторвались от своих дел или от безделья и расположились в трапезной вокруг стола, во главе которого оказались Никодим и Федот – комендант и глашатай. Интересно, какие теперь будут предъявлены требования?

Уплетая за обе щеки яичницу, Серега сразу догадался и, кстати, ничуть не удивился, что в первую очередь Федот просит сделать телевизор, причем, по одному на каждого жителя, то есть, девять телевизоров. Скромненькая такая просьба, ненавязчивая.

– Понятно, – хмыкнул Серега. – Чего еще пожелают ваши величества?

Но поделиться еще одним желанием Федот не успел – кто-то позвонил в дверь. Серега не любил смотреть в глазок, зато частенько использовал накидную цепочку, благодаря которой дверь открывалась лишь ненамного. Сейчас он тоже подстраховался, и, наверное, правильно сделал.

– Катя? – узнал он стоявшую на пороге девушку, с которой провел две ночи подряд на квартире у Влада.

– Значит, приветик, – улыбнулась она.

– Привет, Жайворонок, – Серега вытер рукой рот. – А ты как здесь…

– В квартиру-то пустишь? – вновь улыбнулась она.

– Зачем?

– В гости.

– У меня не прибрано. И вообще времени совсем впритык. Только перекусить и сразу опять на работу бежать.

– Значит, не пустишь?

– Погоди-ка, – осенило Серегу. – Это не ты ли вся такая чернявенькая-вертлявенькая сегодня у здания банка мной интересовалась?

– Вертлявенькая, значит, – скривилась Катя.

– Погоди-погоди. А как ты мой адрес узнала?

– Ой, делов-то! Узнала по справочнику адрес участка инкассации, в котором начальником служит Александр Петрович. Приехала, дождалась, когда Серега Костиков по прозвищу Шуба с утреннего маршрута вернется. Потом – ты, значит, в метро, и я в метро, ты в подъезд, и я в подъезд. Смотрю, лифт на двенадцатом остановился. Поднялась, значит, на другом лифте, стала ждать, когда кто-нибудь из соседей на площадку выйдет, чтобы спросить, где именно ты живешь. Потом, чтобы времени не терять, решила звонить по очереди во все двери. В первой не открыли, во второй, значит, ты нарисовался…

– И… что дальше?

– Влада Мохова ищу.

– А я тут причем?

– Ну, мало ли. Вы общались, ты один из тех, кто последний его видел, деньги ему задолжал… А вдруг ты кредитора у себя в квартире в неволе связанным держишь?

Серега непроизвольно вздрогнул, – так близки к истине оказались слова Кати. Но, тем не менее, ответил:

– Совсем что ли сбрендила, Жайворонок?

– Может быть, – не стала возражать Катя. – А ты, значит, пусти меня к себе, я удостоверюсь, что Влада в квартире нет, и со спокойной совестью расскажу об этом Артуру.

– Артуру?

– Ему. Пустишь?

– Не пущу.

– Почему?

– Ну, как тебе попроще объяснить. Вот если бы ко мне пришел Артур, то – милости просим. Бабушки-старушки, которые сейчас в дверные глазки пялятся, никак бы на это не отреагировали. Но зато, какие сплетни поползут по всему дому, если они увидят, что квартиру закоренелого холостяка вдруг посетила некая супер-пупер вертлявенькая.

– Хам! – после короткой паузы выкрикнула Катя.

– Свободна! – рявкнул он в ответ и захлопнул перед носом девушки дверь.

Думал, что она тут же начнет названивать, но нет. Прильнул к глазку – никого. Выбежал на балкон и вскоре узнал в вышедшей из подъезда девушке Катю. Она, словно почувствовав его взгляд, задрала голову и помахала ему. Серега непроизвольно махнул в ответ, но тут же отдернул руку, словно обжегся.

Сел за стол и, бросив взгляд на недоеденную яичницу, понял, что аппетит пропал напрочь. На грани восприятия слухом уловил попискивания живчиков-женщин. И Федот настойчиво старался что-то ему показать-объяснить.

– Да подождите вы! – Рявкнул он теперь и на своих «детишек», которые мгновенно присмирели.

«Вот же непруха! – Серега в сердцах стукнул по столу. – Ну, выследила его Катя, не так уж и сложно это оказалось сделать. Так чего время-то тянула, словно специально дожидалась, пока я живчиков из серванта на свет божий вытащу. Позвонила бы в дверь чуть раньше, впустил бы вообще без проблем. Ищи своего Мохова, сколько угодно – хоть под кроватью, хоть в кладовке, хоть в морозилке – расчлененного. И ушла бы с докладом к своему Бильярдному шарику, что не наблюдается Влад Мохов в квартире Сереги Костикова, расположенной на двенадцатом этаже в здании, напротив метро Коньково… И с нее – взятки гладки, и я – в шоколаде. Так нет же, прожевала сопли, дура вертлявая! А еще Жайворонок. Хотя, причем тут ее фамилия?»

– Так, мелкота! – Серега вновь стукнул кулаком по столу, да с такой силой, что платформочки подпрыгнули, а кое-то из живчиков не удержался на ногах. – Хочу поговорить с вами откровенно. Не все гладко в нашем с вами королевстве Застолье. Проще говоря, есть опасения, что другие люди, некая организация, может нас, то есть, вас обнаружить. И тогда вы сами должны догадаться, что может произойти?!

Живчики, особенно ветераны, усердно закивали.

– Если кто-то все же недопонимает, поясню. Крандец вам всем настанет и, если повезет, то крандец мгновенный. Чтобы этого не случилось, слушайте внимательно.

Если кто-то, помимо меня вдруг достанет на свет божий вас вместе с кухней, комнатами и всем остальным, то в этом случае вы должны замереть и не дышать, притвориться пластилиновыми. И даже если вдруг кто-то вздумает вас разглядеть поближе, переставить – не дергайтесь ради своей же пользы. Потерпите, и очень быстро они оставят вас в покое. Надеюсь, что нависшая над вами угроза продлится недолго, максимум – дня два-три. Но лучше перестраховаться.

Так. Пока что все оставайтесь на кухне, а ты, Влад пройди в комнату Тимофея, а затем – на льдину. Не бойся, замерзнуть не успеешь.

За то недолгое время пока Влад шел до льдины, Серега вспомнил, что некоторое время они вместе рыбачили со льда даже чаще, чем по открытой воде. Роскошная дача Влада стояла на берегу богатого рыбой озера, и они ставили жерлицы на щуку и налима, сверлили десятки лунок в поисках судака и крупного окуня, которого ловили на зимние блесны и балансиры. Бывало, рыбача по последнему льду, проваливались в полыньи, но всякий раз самостоятельно выбирались на твердь…

После того, как Влад переступил на льдину, которая оставалась все такой же крепкой, ничуть не подтаявшей, Серега аккуратно взял ее двумя руками и поднес к своему лицу и, усмехнувшись, спросил:

– Что, Влад, половить рыбку желание не возникло?

Вместо ответа, который скульптор все равно бы не услышал, Влад сел на рыболовный ящик и скрестил на груди руки.

– Шучу я, Влад, шучу. А теперь серьезно. Только что ко мне в квартиру очень настойчиво просилась небезызвестная тебе Катя Жайворонок. Сказала, что, возможно, я тебя, типа, прячу. А ведь так оно на самом деле и есть. Что скажешь?

На ящике Влад уже не сидел – вскочил, принялся размахивать руками.

– Прекрасно понимаю твое беспокойство, – продолжал Серега. – Тем более что ищет она тебя по указанию Артура, сама сказала. В связи с этим, если кто-то без моего ведома вдруг и в самом деле обратит внимание на Застолье, то тебе лучше всего не просто притвориться пластилиновым, а для начала накрыться с головой одеялом. Может, пронесет. Понял?

Следующими посетителями льдины стали Тимофей и Зинаида, от которых Серега потребовал вспомнить, как они чихали на Влада и, если возникнут соответствующие обстоятельства, повторить то же самое сразу после того, как он трижды щелкнет пальцами.

– Пока что все, мелкота, – сказал Серега живчикам, перед тем, как вновь переместить их в сумрак серванта. – Мне на службу пора. А телевизор – один на всех попробую вечером слепить. Только я очень сильно сомневаюсь, что он заработает.

* * *

Торопясь на вечерний маршрут Серега непроизвольно вертел головой по сторонам, высматривая в толпе Катю, или лысого Артура. Глупо, конечно. Теперь следить за ним не имело смысла, – где Костиков работает и где живет, им было хорошо известно. И навряд ли Артуру придет в голову мысль, что инкассатор вздумает куда-то убегать, где-то прятаться. С такими мыслями можно и психом стать. Хотя, можно ли хотя бы одного миллионера назвать нормальным человеком? Наверное, можно, но только не Влада…

Уже при подходе к зданию банка, когда затянувшееся тучами небо разразилось дождем, и Серега пожалел, что не прихватил из дома зонт, он тут же и сообразил, что забыл еще о кое-чем важном.

Довольно доходчиво объяснив живчикам, в том числе и Владу, как себя вести, если вдруг в его отсутствие кто-то станет их рассматривать, он совсем забыл о животных: Федоре, Буренке, свиньях, курах с петухом. У них-то притвориться не получится. А ведь достаточно было сделать над коровником, свинарником и курятником крыши, и никто бы их не увидел. Кошку тоже на время его отсутствия нужно было куда-нибудь спрятать – в тот же рыболовный ящик Тимофея.

Теперь сожалеть об этом было поздно – не возвращаться же домой и в спешке хвататься за пластилин. К тому же до выезда на маршрут оставались какие-то минуты. И очень хотелось верить, что все его опасения – напрасны…

Все вечерние маршруты, обозначенные двух– или трехзначными номерами, имели еще и обиходные названия: «Динамовский». «Тушинский», «Пресненский»… Серега Костиков вот уже больше года был закреплен за «Хорошевским» маршрутом, который обслуживал точки, сдающие дневную выручку, в таких московских районах как Хорошево-Мневники, Шелепиха, Отктябрьское поле, Щукино, даже в Строгино заезжали.

Постоянным его напарником был Петр Терентьев – рослый симпатичный парень, устроившийся в инкассацию сразу после возвращения из армии проработавший в родном отделении лет пятнадцать. Коллег по работе Петр Терентьев любил уважительно называть боярами и, как следствие, за ним и закрепилось прозвище Боярин.

Водителем на Хорошевский маршрут ждали Сергея Скворцова, но у того по дороге из гаража в банк сломалась машина, и его заменил все тот же Бугор, с которым Костиков уже имел утром удовольствие кататься по сбербанкам. Костиков в связи с этим не расстраивался, чего нельзя было сказать о Боярине. С Бугром опытный инкассатор всегда был, что называется, на ножах. Ну не любил Бугор разговоры о пьяных похождениях, о бабах, да и вообще по своему характеру был не очень словоохотлив, а этого балагур Боярин терпеть не мог.

Но лучше уж молчать, чем пререкаться по всяким пустякам. Как-никак, работа у них была опасной, шутки шутками, а государственные ценности инкассаторы изо дня в день развозили немалые. Что ж, иногда поработать можно было и в тишине, тем более, во время утреннего маршрута наговорились предостаточно.

Обслуживая точки, Серега Костиков постоянно возвращался мыслями к Кате Жайворонок. Больше думал не о том, зачем она приезжала к нему домой, а как о девушке, с которой провел две ночи в одной постели. Он никогда прежде не пользовался услугами проституток, считал, что это неправильно. Серега не был жадным, но ему претила сама мысль, что за доставление удовольствия друг другу в постели надо платить деньги. Да, проституция – древнейшая из профессий, да, распространена во всем мире, да, некоторые его знакомых пользуются проститутками или не против попользоваться…

С большой натяжкой, но все-таки Костиков мог понять женщин, занимающихся проституцией, вот только уважать их за это – ни в коем случае. Еще в большей степени Серега не уважал мужиков, сознательно прибегающих к услугам проституток. Что – без бабла слабо себе бабу найти?

Понятно, что с набитыми деньгами карманами ты почти любую телку в постель затащить способен. Ну, и чего в этом хорошего-то!!! Да вообще ничего! Не должно быть такого. И мужики, которые проституток снимают – последние чмошники и уроды жизни, а девки, живущие это самой «профессией» – полнейший отстой.

Но сам-то он, не далее как на днях, переспал с проституткой, – укорял себя Костиков. И тут же находил оправдание – был вдребедень пьяным, ничего не соображал, о том, что надо платить деньги за «ночь любви», узнал только утром.

Но и на следующий день произошло то же самое, – звучала укоризна. Но тогда было совсем другое дело – были пари и проигрыш, за который пришлось расплачиваться, а уж если заплатил из собственного кармана, то грех не воспользоваться услугами такой обаятельной и отзывчивой девушки, как Катенька Жайворонок…

Если бы не была Катька проституткой, – думал Серега, инкассируя магазины, столовые, кассы и другие торговые точки, – то вполне можно было с девчонкой роман закрутить. Нравился ему подобный типаж – чернявенькая-вертлявенькая, отзывчивая, веселая… Но знание, что девушка хотя бы недолгое время позиционировала себя как проститутка, напрочь отбивало все нежные, лирические чувства. И нечего в отношении Катьки Жайворонок мозги себе забивать. И без нее вокруг хватает, на кого глаз положить.

В его жизни женщины время от времени появлялись, но не были чем-то уж очень важным. Жизнь и без особ прекрасного пола была насыщена множеством увлечений: коллекционирование, лепка, охота, рыбалка… Серега много общался с друзьями, да и на работе скучать не приходилось. Собственно, на работе он обычно и заводил знакомства с девушками, но без серьезных намерений, да и случалось это не часто…

Поглощенный своими мыслями, Серега не сразу заострил внимание в очередном универсаме на симпатичной кассирше восточного типа, стриженой «под мальчика». Этот магазин они обслуживали не с центрального входа, а со стороны хоздвора: инкассатор звонил в закрытую служебную дверь, кто-нибудь из работников магазина ему открывал и затем провожал обратно до двери. Как правило, Серега не стеснялся знакомиться, но тут как-то замялся и лишь сухо поздоровался с кокетливо улыбнувшейся ему девушкой и проследовал в кабинет старшего кассира принимать сумку с деньгами. Зато азиаточка, уже на выходе, со вздохом и толикой грустинки сказала ему на прощание:

– До свидания, строгий господин инкассатор. Заглядывайте завтра…

О своих опасениях в отношении живчиков Сергей вспомнил, когда вошел в лифт, чтобы подняться на двенадцатый этаж. По словам Кати, когда она его выслеживала, то просто отметила, где остановился его лифт, ну и так далее… Проникнуть же в его квартиру умельцам, кому это надо, будет не менее просто.

До недавнего времени, Серега почти не беспокоился, что его могут ограбить. Золота-бриллиантов он не хранил, из общепринятых ценностей, не считая хорошего ружья и видео-фотоаппаратуры – разве что несколько кляссеров с марками да альбомов с монетами, которые хоть и стоили денег, но не таких, чтобы уголовники рисковали только ради них. Но теперь для него в квартире кое-что считалось гораздо ценнее тех же монет и марок.

Застолье и живчики, живчики и Застолье – вот о чем думал Серега, открывая дверь своей квартиры.

И он ни капли не удивился, когда, захлопнув входную дверь, почувствовал почти неуловимый, чужой запах. Даже смесь запахов, несвойственных его холостятскому обиталищу.

Артур поджидал его в комнате, сидя в кресле за столом, служившим Сереге плацдармом для лепки. На столе, помимо бутылки коньяка и блюдца с нарезанными дольками лимона ничего не было. Наполовину наполненную рюмку «гость» держал в руке.

– Ты не пустил домой Катю, искавшую Влада, – не поздоровавшись, сказал Артур. – Поэтому я рассудил, что он как раз здесь-то и скрывается. Выходит, ошибся я, да, скульптор?

«Конечно же, он не нашел Влада, – отлегло у Сереги от сердца. – Да и как мог найти?! Ну, посмотрел под кроватью и в гардеробе, заглянул в кладовку и на балкон. И все – негде больше искать человека в однокомнатной московской квартирке».

Подавив желание посмотреть на сервант и ничего не сказав, он прошел на кухню, вернулся со стаканом, плеснул в него коньяку, сел, выпил. Все так же молча закусил долькой лимона.

– Мне нравится твое спокойствие, – Артур взял бутылку и налил еще себе и хозяину квартиры. – Другой бы начал возмущаться, грозить милицией, да?

– Надеюсь, фамильные драгоценности моей прабабушки хранятся на прежнем месте? – деланно нахмурился Костиков. – В противном случае без милиции не обойтись.

– Да нет у тебя никаких драгоценностей, – Артур выпил и стукнул пустой рюмкой по столу. – А если даже и есть, то стоят они намного меньше, чем должен мне Владислав Мохов.

– А при чем тут я? – развел руками Серега. – Где Влад живет, вы знаете, могу адрес его дачи назвать.

– За дачу он, кстати, тоже до конца не рассчитался. И, кстати, охрана давненько его в своих владениях не видела.

– Как это ни странно, я – тоже.

– Но, в любом случае, ты видел его позже Машки, с которой он сорок коробок пластилина покупал, – Артур кивнул в угол, где стояла сумка Влада. Количество коробок в ней уменьшилось, но материала для лепки оставалось еще предостаточно.

– Фигурки твои я заценил. Оригинальные. Но зачем было покупать сразу так много пластилина? Разве с этим товаром в стране дефицит?

– Влад тоже фигурки заценил, – Серега приложился к коньяку. – Предложил налепить их побольше и устроить выставку-продажу. А потом самые удачные воспроизвести в керамике. Купить муфельную печь для обжига и тому подобное. В общем – бизнес.

– Придурок! – теперь уже Артур стукнул по столу. – А почему он джип у твоего дома оставил?

– С хорошего бодуна был. Машка может подтвердить.

– Да подтвердила уже, подтвердила, – Артур поднялся, взял в руки бутылку, повертел, рассматривая, словно раздумывая, выпить ли еще, потом поставил обратно. – Ладно. Хватит пить, на ночь глядя. Если этот придурок объявится, сразу сообщи.

Первым делом после ухода Артура, Серега закрыл входную дверь еще и на щеколду и подстраховался дверной цепочкой. Мелькнула мысль в ближайшее время поставить квартиру на сигнализацию, хотя теперь беспокоиться об этом поздно. Звонить в милицию не имело смысла. Вряд ли лысый и в самом деле что-нибудь у него украл. А доказательств, что Артур проник к нему незаконно, нет; тому будет достаточно сказать, что в поисках одного своего знакомого заглянул к другому, да еще и коньяк притащил.

Впустив в дом шум машин, Серега открыл окно, чтобы выветрился запах незваного гостя. Стакан с недопитым алкоголем опустошил, не побрезговал. Прикинул, что надо бы допить бутылку до конца, чтобы спалось крепче.

Не терпелось посмотреть, как себя чувствуют живчики, все-таки почти весь день в темноте просидели. А заодно и вылепить крыши для построек на скотном дворе.

– Мелкота, все в порядке, хозяин пришел, – сказал он, открывая сервант.

Ему бы оказаться бдительней и отреагировать на послышавшийся шорох то ли за стеной, то ли на улице, но с уходом лысого, Серега уверился, что на сегодня все сюрпризы закончились. Он ошибся, но понял это слишком поздно. Когда все до одной платформочки были в правильном порядке расположены на столе, когда он сообщил Владу, что только что имел беседу с его приятелем Артуром, когда выпил еще и, пообещав глашатаю Федоту слепить для них бутылку коньяка, и когда скульптор принялся разминать соответствующую порцию пластилина, непривычный шорох повторился.

Насторожившись, Серега выглянул на балкон и повертел головой. Никого, на соседних балконах тоже пусто. Обозвав себя мнительным психопатом, подошел к гардеробу, в котором, помимо одежды был еще и металлический сейф, где хранились ружье, патроны, охотничий нож… Подумал, что если сейчас откроет дверцу, то и впрямь стал психопатом. Все-таки открыл, но тут же захлопнул. Да еще и ключик, торчавший в замочной скважине, провернул.

– Открой, Серега, открой! – закричали из недр гардероба и забарабанили в стены.

– Подожди! Для начала… – договорить он не успел. Хлипкая замочная скважина поддалась натиску, дверца распахнулась, и из гардероба выскочила растрепанная девица.

Удар кулаком по скуле отбросил ее обратно в гардероб. Судя по донесшемуся звуку, девица еще и затылком о сейф приложилась. Не позволив очухаться, Серега выволок ее наружу, сорвал с вешалки одну из своих рубашек и ловко, как в армии учили, завязал ей за спиной руки. Оставив девицу на полу, сел за стол, приложился к бутылке. И только после того, как выпил все до капли и присмотрелся к плененной, понял, что знает ее имя.

– Машка?

Соперница его и Кати и напарница Влада Мохова по бильярдным партиями шмыгнула носом.

– Зачем бить-то? – спросила обиженно.

– Здрасте, в поле не ходи! А какой реакции ты ожидала от человека, обнаружившего в своем гардеробе злоумышленника? Злоумышленницу!

Возмущению Сереги не было предела. Тем не менее, он помог ей подняться на ноги, после чего собрался было освободить от пут, но увидев, с каким неприкрытым интересом Маша пялится на Застолье, передумал.

– Что это? – спросила она.

– Игра такая. Современная. Разработана на очень высоких технологиях, – нашелся он. – Лучше скажи, какого черта ты в моей квартире делаешь?!

– Это все Артур. Это он велел мне спрятаться, – Маша не отрывала взгляда от композиции.

Буренка трясла головой и, судя по всему, мычала, свиньи, тесня друг друга у водопоя, – хрюкали, куры – кудахтали. Вновь собравшиеся в трапезной живчики, задрав головы, смотрели на хозяина. Притворились куклами.

– Зачем он велел спрятаться? Не молчи, если не хочешь еще тумака получить.

– Артур был уверен, что после его ухода ты сразу станешь звонить Владу или еще кому-нибудь…

– А какой-нибудь «жучок» шпионский он поставить не догадался?

– Не знаю, – вновь шмыгнула носом Машка. – Наверное, нет у него никаких «жучков». Серега, а вон там, за столом… это же копия Влада сидит, с открытым ртом? – безошибочно угадала она среди остальных живчиков своего бывшего работодателя.