Текст книги "Блин – гроза наркобандитов"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава XVI
Ученик Блинкова-старшего

Бывают люди, которые не живут, а мучаются. Утром они мучаются, потому что нужно вставать на работу, а ведь есть счастливчики, которые вообще не работают и живут себе припеваючи. Не успели на троллейбус – мучаются. Долго нет следующего – мучаются. Опоздали на работу – само собой, мучаются, потому что за опоздание никого по головке не погладят. Но ведь они мучаются и когда приходят пораньше. Петров или Иванов, думают они про сослуживца, никуда не торопится, а я тут сиди работай за всех. В обед они мучаются потому, что в буфете очередь. Если очереди нет, они мучаются потому, что котлета дорогая, а винегрет дешевый, но винегрета им не хочется. После обеда они домучиваются на работе и, мучаясь, едут мучиться домой.

Если же по какой-то случайности все у них складывается хорошо и мучиться нечем, такие люди начинают беспокоиться, придираться к пустякам и обижаться без повода. Им чего-то не хватает. Они мучаются оттого, что нет причин мучиться.

Таким человеком был мистер Силкин. Старший Блинков однажды три месяца провел с ним в поле, как говорят ботаники, геологи и вообще все, кому приходится работать в местах, где никто больше не работает и не живет. «В поле» – это может быть и в настоящем поле, и, например, в тайге. А тогда они работали в пустыне.

Зарытое в песок яйцо там испекалось за несколько минут – значит, температура песка была за шестьдесят градусов. Бегающие по этому песку ящерицы иногда переворачивались на спину, чтобы остудить лапки. Сорок градусов в тени считалось вполне сносной температурой. Старший Блинков и мистер Силкин не могли прохлаждаться даже в этой сорокаградусной тени – они составляли карту пустынных растений. Ведь даже в пустыне что-то да растет.

Вода, которую они пили, была горячая и воняла железной бочкой. Ее надо было экономить, и за три месяца им удалось помыться три раза. От пота их кожа покрылась коркой соли, они до язв растерли себе ноги и такие места, которые у человека обычно не растираются.

Мистер Силкин все время ныл, но несильно и по пустякам. Из-за того, что он устал, а делать привал еще рано. Или, наоборот, из-за того, что они сделали привал, а он еще не успел устать. А так вообще он довольно стойко переносил все эти на самом деле мучительные трудности. Ему было приятно, что он мучается, может быть, сильнее всех в мире.

Потом они вышли к людям, и это оказались очень хорошие люди. Им дали помыться, дали чистое белье и мази, чтобы смазать язвы. Сладчайшей и холоднейшей родниковой воды им дали, конечно, в первую очередь. Их посадили в по-настоящему прохладную комнату с кондиционером. Поставили на стол дыни трех сортов и виноград четырех сортов, арбузы и соленые огурчики, которые в тех местах гораздо большая редкость, чем дыни, виноград и арбузы. Поставили ледяную бутылку водки, и они налили себе водки, потому что могли себе позволить после трех месяцев такой работы.

Наконец хозяин, улыбаясь, принес миску самосольной черной икры и грохнул ее на стол. В миске торчало две ложки. Они сидели, как таможенник Верещагин в «Белом солнце пустыни», не хватало только павлинов. И вот чистые, благостные, голодные, они выпили водки и потянулись за ложками. Та, которую вытянул из икры старший Блинков, оказалась побольше.

Мистер Силкин уже схватил свою ложку и отправил ее в рот. И вдруг обнаружил такую несправедливость. Он подавился и долго кашлял, не сводя глаз с блинковской ложки.

Старший Блинков уже достаточно узнал мистера Силкина. Ни слова не говоря, он протянул ему большую ложку.

– Стану я есть твоей ложкой, – оскорбился мистер Силкин.

Это была несусветная глупость. Во-первых, старший Блинков еще не успел поесть этой ложкой. Во-вторых, мистер Силкин три месяца ел именно ложкой старшего Блинкова, потому что потерял свою. Причем ту ложку они не мыли, а для экономии воды чистили песком, и мистер Силкин ничего, не брезговал.

Но старший Блинков не стал выяснять отношения. Он, опять же молча, стряхнул с большой ложки икру, вышел, помыл ложку и вручил ее мистеру Силкину чистенькой.

Мистер Силкин совсем исстрадался. Он три месяца ел одни консервы. Он пожирал глазами дыни трех сортов и виноград четырех сортов, арбузы и соленые огурчики, не говоря уже об икре. Но плюнуть на свою глупую обиду и вкусно поесть – значило бы прожить день без мук, а мистер Силкин не представлял себе, как это делается.

– Мне подачек не надо, – сказал он. – Ты как хочешь, а я ухожу.

И пошел собирать вещи.

Старшему Блинкову тоже пришлось уйти голодным, чтобы не бросать напарника одного.

Хозяин дома смотрел на них как на ненормальных. Простился он очень холодно, потому что ничто так не ранит людей, как неблагодарность.

Вдумчивый читатель может спросить: а почему старший Блинков возился с этим мистером Силкиным, который сделал ему столько пакостей? Все просто. Старшему Блинкову больше не с кем было поговорить. Научными, проблемами, которыми он занимался, интересовались еще человек двести во всем мире. Сто двадцать из них жили в Америке, а остальные – кто в Европе, кто в Японии, кто в Австралии, кто в Индии. А у других ботаников была своя работа. Проблемы старшего Блинкова они могли понять только в общих чертах. Представляете? Ты совершаешь научное открытие или, наоборот, мучаешься над каким-то трудным вопросом природы и не можешь ни с кем поделиться. Ну, напишешь статью в научный журнал, через полгода ее опубликуют, а еще через месяц придет письмо от австралийского ученого: дескать, молодец, мистер Блинкофф, я вас прекрасно понимаю. А у мистера Блйнкоффа за это время появились новые проблемы и открытия.

Вот поэтому он очень хотел воспитать себе ученика. Так хотел, что замечал только успехи мистера Силкина и совсем не замечал, что ученый он, может быть, и неплохой, а товарищ просто никудышный. Ведь каждый меряет других людей на свой аршин. Старший Блинков всех людей считал хорошими. Случалось, он ошибался. Но это все же лучше, чем считать всех негодяями, каждого бояться и каждого подозревать.

На большую воду выплыли незаметно. В фонаре подсели батарейки, желтое пятно света терялось уже метрах в пяти от лодки, и Блинков-младший не сводил глаз с этого пятна, боясь проглядеть опасную корягу. Но коряг давно не попадалось. Он для разнообразия посветил по сторонам и ничего не увидел. Тогда он зажег фальшфейер, предпоследний, и опять ничего не увидел, кроме, конечно, воды. Зато воды было много. Отвернувшись от слепящего фальшфейера, Блинков-младший едва различил по берегам темные стены сельвы. Река показалось ему очень серьезной. Неизвестно, была ли это уже Ориноко или какой-то ее приток, но то, что она вдвое шире Москвы-реки где-нибудь у Воробьевых гор, – точно.

– Гаси! – зашипел мистер Силкин. В свете фальшфейера его лицо казалось плоским, как на фотокарточке. Только на фотокарточках Блинкову-младшему не приходилось видеть таких испуганных людей.

Было жалко гасить предпоследний фальшфейер. Его потом не дожжешь, как свечку, потому что зажигается он специальной чиркалкой, которая тут же сгорает. Мистер Силкин уже не шипел, а стонал: «Гаси!», и Блинков-младший торопливо ткнул фальшфейер в воду. Пламя заплевалось, забулькало паром и не погасло. От удивления Блинков-младший макнул фальшфейер поглубже, как будто там была другая вода. На мгновение он испугался, что река сейчас вспыхнет и взорвется. Фальшфейер полыхал, пуская серебристые клокочущие пузыри, вода за бортом сияла, как в подсвеченном лампочками бассейне дона Луиса, и в этом сиянии, наверное, очень далеко был виден силуэт лодки.

И тут заглох мотор. Этого ждали давно; мистер Силкин еще засветло копался под крышкой моторного отсека, искал, где там указатель горючего, не нашел и лазил в бензобак прутиком. Бензина тогда оставалось на три пальца. Мистер Силкин сказал, что автомобилю этого хватило бы километров на сто, а на сколько хватит лодке – неизвестно. Теперь вот стало известно, и мистер Силкин, придавленно ругаясь, нажимал на пусковую кнопку. Противно визжал стартер. Было ясно, что мотор уже не заведется.

Блинков-младший запоздало понял, чего так боится мистер Силкин, и ему стало жутко. Торчишь посреди реки да еще и светишься, как новогодняя елка на площади. А с берега тебя, может быть, кто-то берет на мушку. Здесь это бывает. Вольф рассказывал, здесь могут убить за одноразовую зажигалку, а не то что за лодку со снаряжением. Такой уж беззаконный народ попадается в сельве: и бандиты из шаек наркобаронов, и золотоискатели, и контрабандисты. И все держатся поближе к рекам. Реки в сельве вместо дорог.

– Что делаешь, что делаешь! – причитал мистер Силкин. – Гаси, всех нас погубишь!

– А что я могу? – огрызнулся Блинков-младший, баламутя фальшфейером забортную воду. – Не гаснет же!

– Отруби, что горит, бестолочь! Блинков-младший полез свободной правой рукой в левый карман за ножом, потом сообразил, что лучше взять мачете, а то его швейцарско-китайским можно до утра пилить плотную картонку фальшфейера. В лодке вровень с бортами стояла тьма. Он вытащил из воды плюющийся кипятком фальшфейер, и в режущем свете стали видны даже песчинки, занесенные в лодку на подошвах. Мачете не было, наверное, его прибрала в палатку Ирка.

– Ну вот, – с непонятным облегчением сказал мистер Силкин, глядя куда-то за спину Блинкову-младшему. – Вот и доигрались. Убить тебя мало, Дмитрий Блинков. Хотя, может, нас всех теперь убьют.

Блинков-младший подумал, что это глупо и недостойно – сидеть спиной к опасности, но не мог заставить себя обернуться. Лодка с металлическим лязгом ударилась обо что-то, и тогда он осторожно посмотрел через плечо.

Это был плот. Десятка два бочек из-под бензина, сверху дощатый помост, а на помосте – крытая пожухлым тростником хижина. Двери у хижины не было, у входа на одном гвоздике висел кусок брезента. Наверное, им занавешивались, когда шли дожди. Свет фальшфейера косо падал в дальний угол, выхватывая из темноты большой фанерный ящик, заставленный консервными банками. В двух открытых торчали ложки. Другой ящик, повешенный на стену вместо кухонной полки, был набит помятыми алюминиевыми кастрюлями, бутылками, пластмассовыми стаканчиками и прочей никудышной утварью. Сверху на нем красовался новенький ярко-желтый примус. Главное, в полосе света на полу краем виднелось какое-то тряпье, которое не могло быть ничем иным, как брошенной второпях постелью обитателей хижины. А сами они, выходит, прятались в темноте и оружие держали наготове. Похоже, они были порядочные люди, раз не напали первыми. Или боялись еще больше, чем мистер Силкин и Блинков-младший. В любом случае стоило не дразнить их и поскорее убраться.

Так-то оно так, но в лодке не было весел.

Блинков-младший кинул фальшфейер в воду, чтобы освободить руки, и оттолкнулся от плота.

Лодку сильно прижимало течением. Отплыв немного назад, она как на резинке возвращалась к тому же самому месту. Мистер Силкин не понимал, в чем дело, и шепотом ругался, а потом полез к Блинкову-младшему показывать, как надо. По пути он разбудил Ирку и был до крови укушен за палец, когда попытался заткнуть ей рот. Ирка все же успела крикнуть: «Эй, люди!», потому что обрадовалась плоту и не понимала, зачем надо бежать. И укушенный мистер Силкин крикнул довольно громко, а лодка, которую Блинков-младший отталкивал, передвигаясь к краю плота, несколько раз с лязгом и гулом врезалась в бочки. Фальшфейер за это время не погас, их специально делают негаснущими, чтобы моряки могли сигналить во время шторма. Бурля и фыркая паром, он метался по воде, как ракета, и наконец заплыл под плот и уткнулся между бочек. Потянуло горелой краской.

Самые порядочные, да и самые испуганные на свете люди давно бы уже вышли поинтересоваться, в чем тут дело. Еще бы, когда твой плот поджигают. Но в хижине помалкивали, и всем вдруг стало ясно, что там никого нет.

Мистер Силкин окреп голосом и принялся отчитывать Ирку, мотая своим укушенным пальцем, как будто стряхивал градусник. Ирка подавленно кивала, вроде бы признавая себя виноватой, но, когда мистер Силкин переводил дыхание, вставляла вредные замечаньица вроде: «Пальцем в рот! А здесь, может, кругом холера!» Блинков-младший послушал их, взял фонарь и вспрыгнул на плот.

Из дверного проема пахнуло таким омерзительным запахом, что заходить в хижину расхотелось. Конечно, никто там не прятался да и не жил давно. Блинков-младший посветил снаружи, боясь увидеть на постели мертвеца. Тряпье валялось жалкой кучкой, под которой не поместился бы человек. Смердели консервы. Вблизи стало видно, что некоторые банки вздулись и потекли. У входа, в углу, стоял здоровенный жестяной совок с двумя ручками. Из лодки его нельзя было заметить. Непонятный совок, странный совок – не мусор же им убирать, – но те, кто жил в хижине, хорошо знали, зачем такой нужен, и пользовались им очень часто. Обе ручки – и деревянная сзади, и металлическая поперек глубокой, изогнутой ковшом черпалки – были до блеска отполированы ладонями. Блинков-младший подумал, что совком в случае чего можно будет вычерпывать воду из лодки. А еще стоило поискать бензин. Где примус, там должен быть бензин, если, конечно, примус не работает на керосине.

Он задержал дыхание, вошел в хижину и завертел во все стороны фонарем. Было скорее противно, чем интересно. В открытых консервах завелись белые толстенькие личинки. Самое отвратительное, они ползали по оставленным в банках ложкам. Блинков-младший вспомнил, как Оау внимательно относился к звериному помету – читал, как будто ему записочка оставлена: это, мол, я, свинья, была тут полчаса назад, извини, что не дождалась. Маленький индеец запросто мог бы сказать по личинкам, как давно заброшена хижина. А личинок бы слопал. Индейцы таких едят и облизываются, Блинков-младший сам видел.

Под крышей, за стропилами из неободранных суковатых веток, торчали мотыги, лопаты и ломы. Вид у них был самый рабочий. Понятно, чем тут занимались, когда не ели консервы: что-то выкапывали и куда-то носили в совке. Пару лопат Блинков-младший взял вместо весел. Отличные были лопаты: на длинных черенках, большие и легкие. Он вытащил их на плот и молча забросил в лодку.

– Молодец! – похвалил его мистер Силкин и сразу же как будто спохватился, что не ругается и не командует, а говорит по-человечески. – Чего встал, прыгай в лодку! Видишь, что творится!

Ничего особенного Блинков-младший не видел, разве что сквозь щели в помосте пробивался дымок, хорошо заметный в свете заплывшего под плот фальшфейера. Это и дымил фальшфейер, и еще, кажется, продолжала гореть краска на бочках – после ароматов хижины такие тонкости не различались.

– Я сейчас, – сказал Блинков-младший, – только бензин поищу.

– Давай быстрее. Неизвестно, что там, в этих бочках. Как бы не взорвались, – и, сделав это приятное напутствие, мистер Силкин схватился за лопату.

Ныряя в хижину, Блинков-младший заметил, что он уже уперся черенком лопаты в плот и пробует оттолкнуться. Все-таки никудышный человек был мистер Силкин. Даже любопытно стало от эдакой подлости: неужели хочет удрать не дождавшись? Хотя Ирка ему не даст удрать. Закусает. Потом Блинков-младший подумал, что сам хотел удрать от мистера Силкина, и устыдился. Бывают времена и случаи, когда приходится терпеть даже самых никудышных людей. Потому что, если бросишь их без помощи, сам плохим человеком станешь.

В примусе булькал бензин. Кажется, бензин был и в стоявшей рядом бутылке – открыть ее и понюхать Блинков-младший решил потом, на свежем воздухе. Вообще-то в ней что угодно могло оказаться, в этой бутылке. Хоть уксус.

– Ты еще долго там?! – крикнул мистер Силкин.

Блинков-младший промолчал, чтобы не тратить воздух. Он старался не дышать, пока был в хижине.

Допустим, в бутылке бензин. Все равно этого мало для примуса. Бензоколонок на реке нет, и хозяева хижины должны были запастись как следует. Блинков-младший еще раз огляделся. Все хозяйское имущество было на глазах: два ящика и тряпье. Содрогаясь от омерзения, он поддел ногой крышку ящика, заменявшего стол. Консервные банки посыпались, личинки поползли.

В ящике тоже было тряпье. Только из упрямства Блинков-младший поворошил измазанные глиной штаны и рубахи. Он думал, что зря старается. Ну кто станет держать бензин вместе с одеждой?

Оказалось, были такие люди. Под тряпьем нашлась оплетенная тростником бутылища.

– Ты что молчишь?! Беги скорей, я ждать не буду! – надрывался мистер Силкин.

– Ща! – экономно ответил Блинков-младший, вышвыривая из ящика скомканное тряпье. По углам его напихали так плотно, что бутылища не вынималась. Пришлось волочить к лодке весь ящик. Зато в него поместились еще и фонарь, маленькая бутылка, примус и совок.

– Барахольщик! Всех угробишь! – вместо «спасибо» закричал мистер Силкин. Лодку он перетащил на край плота, и течение больше не прижимало ее, а старалось унести. Мистер Силкин держался на месте, неудобно цепляясь за бочку. Было видно, что у него дрожат руки.

Валивший сквозь щели в помосте дым стал гуще. Под плотом клокотало, как в огромной кастрюле. Это уж верно горел не один только фальшфейер. Блинков-младший заторопился и чуть не утопил свою добычу. Хорошо, что Ирка подхватила ящик, а то бы он булькнулся в воду. А Блинков-младший еще и обругал ее разнолапой.

Мистер Силкин сразу же оттолкнулся от плота и начал бешено грести лопатой, стоя на одном колене: гребок справа, гребок слева. У него это здорово получалось.

– Есть бензин, – сказал Блинков-младший. Мистер Силкин мотнул головой:

– Некогда!

Блинков-младший хотел помочь, разок гребнул и сцепился с мистером Силкиным лопатами. Поделились: он гребет с правого борта, мистер Силкин – с левого. Но мистер Силкин сильнее загребал, и лодка уходила вправо.

– Отдыхай, Дмитрий Блинков, – неприязненно сказал мистер Силкин, налегая на лопату. Даже не обернулся.

Получалось, что Блинков-младший кругом виноват: и плот поджег, и теперь мешает. Ирка залезла в палатку и делала вид, что ящик ее совершенно не интересует. Ирку обидел тоже он.

– Не хотите – как хотите, – буркнул Блинков-младший и уселся на свой ящик, как царь Кощей. Впереди качалась в такт гребкам спина трудолюбивого мистера Силкина, и это еще сильнее портило настроение. Вдруг света прибавилось и стало видно, что рубашка на спине рваная и в прорехах мелькает исцарапанное тело. Блинков-младший оглянулся. На плоту полыхала тростниковая крыша хижины.

Ух как там рвануло!

Вот только что был плот как плот. Горел, конечно. И в одно мгновение на месте плота стал огненный шар, плюнул горящими досками и погас. Грохнуло, дохнуло в лицо гарью. А доски еще разлетались, прочерчивая огненные следы. Какая-то бесформенная штука покувыркалась в небе и колом пошла вниз. Блинков-младший еле узнал в ней бочку. Она была похожа на собственную выкройку – так ее разворотило взрывом. Стало ясно, где хозяева хижины держали бензин. Бам-м – приводнилась эта бывшая бочка, плюх-х, плюх-х – посыпались большие доски, чмок-чмок-чмок – обломки поменьше. Некоторые падали рядом с лодкой, и было слышно, как вода с шипением заливает огонь.

Мистер Силкин перестал грести и смотрел вверх. Лопату он держал наперевес, чтобы в случае чего отбить падающую головешку.

Блинков-младший подумал, что мистер Силкин ни много ни мало – спас всем жизнь.

– Простите, – сказал он. – А я хотел от вас убежать.

– Это почему же?

Мистер Силкин сел, положив рядом лопату.

– Я вам не верю, – признался Блинков-младший. – Вы Уртику стащили. И заставили папу работать на дона Луиса.

Мистер Силкин долго молчал. Было ясно, что ему не хочется лишний раз говорить, мол, нет больше у тебя папы, Дмитрий Блинков.

Следом за лодкой несло течением большой обломок плота с одной уцелевшей стенкой хижины. Пламя на нем только разгоралось.

– Ладно, – вздохнул мистер Силкин. – Давай посмотрим, что ты там накопал.

Стали смотреть, и Блинков-младший расстроился окончательно.

Мистер Силкин открыл маленькую бутылку, понюхал горлышко и, как говорят политики, без комментариев свесился через борт. Его начало рвать. Бутылку и пробку мистер Силкин второпях сунул Блинкову-младшему. Пока он кашлял, отплевывался и умывался, Митька держал эти, судя по всему, опасные вещи на вытянутых руках. Пробка была на ощупь как будто в мыле. Пальцы легонько щипало. Потом с них слезла кожа.

– Кислота. Сильней, чем серная в аккумуляторах, – сказал мистер Силкин, отирая ладонью брызги с лица. Взял у Блинкова-младшего бутылку, взял пробку и зашвырнул в реку.

После этого к бутылище в ящике подступались осторожнее, чем саперы к противотанковой мине. Мистер Силкин велел Блинкову-младшему отойти подальше. Услышав это, Ирка вылезла из палатки, и они отошли подальше вдвоем. А мистер Силкин вынул из бутылищи пробку и отшатнулся, как будто ждал, что сейчас оттуда вылетит старик Хоттабыч. Ничего опасного не случилось, и мистер Силкин стал приближаться к бутылище, нюхая воздух. Нюхал и приближался, пока не ткнулся носом в горлышко. Бутылища не пахла ничем. Тогда мистер Силкин посветил в нее фонарем и присвистнул:

– Ртуть!

Само собой, Блинков-младший с Иркой подошли. Ртуть они видели только в градусниках по капельке, а тут ее было литров десять. Спрашивается: зачем людям в сельве ртуть?

Непонятными делами занимались хозяева плота.

В примусе-то, конечно, был бензин. Мистер Силкин до капельки вытряхнул его в бензобак, попробовал, как заводится мотор, и лицо у него стало довольное. Неплохо заводился мотор, со второго чиха.

– Минут на десять хватит, – сказал мистер Силкин и выключил зажигание, – а это как-никак на десять минут лучше, чем ничего. Удирать и догонять – милое дело.

Мистер Силкин даже потрепал Блинкова-младшего по плечу, но легче от этого не стало. Ведь он чуть всех не погубил, а из-за чего? Из-за жалкого литра бензина.

Ирка докопалась до дна ящика и нашла под тряпками:

– аптечные весы с крохотными гирьками,

– мыло («Вы пойдете на нос, а я помоюсь»),

– камень в коробочке, похожий на обломок мраморной плитки,

– ржавые ножницы,

– приличную рубашку для мистера Силкина («Только воротник грязный. Ничего, я постираю»),

– сигару в алюминиевом пенальчике, которая тоже досталась мистеру Силкину,

– всякую дребедень, о которой не стоит вспоминать.

Блинков-младший с мистером Силкиным пошли на нос и уселись на скамейке, как два впередсмотрящих. Ирка у них за спиной плескалась и время от времени покрикивала, чтобы напомнить, что она взрослая девушка:

– Вы там не подсматривайте!

– Гляди, крокодил тебя тяпнет, – сказал ей Блинков-младший, чтобы не зазнавалась.

Мистер Силкин долго нюхал сигару, потом закурил и стал похож на себя самого. На жуликоватого и нахального мистера Силкина, который обманом затащил папу в Венесуэлу, а потом сказал, что помогает наркомафии. И папу заставил помогать, и погубил в конце концов. Того, прежнего, мистера Силкина Блинков-младший ненавидел. А к нынешнему относился не так уж плохо. Как-никак сегодня мистер Силкин спас всем жизнь.

Надо сказать, что спасти всем жизнь очень приятно. Если кто-то не верит, может сам попробовать. Мистеру Силкину понравилось. Он чувствовал себя сильным и добрым. Слугой царю, отцом солдатам. Ему хотелось сделать или хотя бы сказать еще что-нибудь хорошее.

– Теперь вы с мамой небедные люди, – благодушно сообщил он Блинкову-младшему. – Олег был застрахован на сто тысяч долларов. Получите деньги, откроете счет в банке и будете каждый месяц получать проценты, долларов примерно с тысячу – смотря какой банк. А как вырастешь, приезжай ко мне в Америку. С такими деньгами в любой университет поступишь запросто.

– В общем, умер папа, и хорошо, – с тихой яростью ответил Блинков-младший. – Дядь Миш, а своих родителей вы на сколько застраховали?

Мистер Силкин смущенно умолк и запыхтел сигарой. В кулаке он зачем-то держал коробочку с камнем, которую нашла в ящике Ирка.

– Не надо смешивать, – сказал наконец мистер Силкин. – То, что он погиб, – ужасно, а то, что застраховался, – хорошо. Он сам очень хотел застраховаться. Потому что думал о твоем будущем.

– Зачем мне будущее на папиных костях? – возразил Блинков-младший.

– А вот это зря. От денег отказываются только дураки, – веско произнес мистер Силкин. – Я торговал на улице хот-догами, мыл посуду в кафе и жил так себе. А теперь служу дону Луису, никого не граблю, не убиваю – занимаюсь ботаникой и живу на всем готовом, да еще и заплатить он обещал хорошо. Поверь мне, эти деньги не хуже, чем деньги мойщика посуды. А главное, их больше.

– Значит, вы наврали, что работаете в Пенсильванском университете, – отметил Блинков-младший. – Дядь Миш, а ведь вас никто не заставлял уезжать. Жили бы сейчас в Москве, работали бы с папой…

– Нет уж, – отказался мистер Силкин. – Сейчас лучше быть мойщиком посуды в Америке, чем ученым в России. Работа должна кормить, а если не кормит, это не работа.

Блинков-младший изложил мистеру Силкину то, что слышал от папы с мамой тысячу раз.

Восемь часов в сутки люди спят. Два часа едят, одеваются, чистят зубы, застилают постель и сидят в туалете с журналом. Час или два ездят на работу и с работы. Еще два-три часа чего-нибудь ждут, ходят по магазинам, подметают, стирают и варят борщ в скороварке. Остается часов десять просто жизни, и восемь из них люди работают. Ну, еще по выходным они отдыхают, то есть ходят по магазинам, подметают, стирают и все такое не два-три часа, а, скажем, пять. Вечером они посмотрят телевизор или сходят куда-нибудь развлечься. Пускай они развлекаются до упаду – все равно самая большая часть жизни уходит на работу. Что получается? Если ты занимаешься работой, которая тебе не нравится, значит, тебе не нравится самая большая часть собственной жизни. Зачем же так жить?

– Ничего ты не понимаешь, – буркнул мистер Силкин. Его благодушное настроение улетучилось. – Ты еще маленький, тебя родители кормят. А начнешь сам зарабатывать и поймешь, что такое деньги.

– Это, что ли, такие бумажки с циферками? – прикинулся веником Блинков-младший.

– Тратить все могут, – назидательно продолжал мистер Силкин. Блинковское замечание он пропустил мимо ушей. Потому что не понимал шуток с деньгами. – А зарабатывать умеет один человек из десяти. Я просто так иду по улице и замечаю: ага, домов много, а магазин один и маленький – прикоплю денег и открою рядом лавочку. А вообще моя мечта – купить землю под автостоянку где-нибудь в большом городе. Ничего не делай, только деньги собирай.

– Вы, значит, как разведчик. Жизнь начеку: где пулемет поставить, а где минное поле, – не одобрил такую жизнь Блинков-младший. Но мистеру Силкину его сравнение понравилось.

– Вот именно, как разведчик! Штирлиц.

Он и с Борманом разведчик, и с радисткой Кэт разведчик. Уж на что Плейшнер голубиная душа, а он его на смерть послал. Потому что и с Плейшнером он разведчик. Обедает – разведчик, погулять вышел – разведчик, спит – все равно разведчик: думает, как бы во сне по-русски не заговорить! А я все время думаю про деньги.

– Так кто кому хозяин? – спросил Блинков-младший. – Вы деньгам или они вам?

– Когда как, – легко признался мистер Силкин и погладил коробочку.