Текст книги "Смерть всегда движется рядом"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Хорошо, напишу, руки освободите.

– Еще чего захотел. Вот садись и пиши.

– Ладно, а нельзя ли написать без присутствмя ваших гнусных физиономий. Я хочу написать еще домой.

Они переглянулись.

– У тебя там в столе ничего нет?

– Только бумаги.

– Выполним последнюю волю умирающего. Выйдем. Потом мы тебя кольнем шприцом и отведем в последнюю, так сказать, обитель. Даем тебе десять минут.

Они вышли. Я поднес скованные руки к часовому корманчику брюк. Где они мои спасители М-801. Пальцем выковыриваю ампулу и давлю ее на столе браслетом наручников. Стекло разлетается, теперь пилюлю в рот. Так, значит надо потянуть время. Беру ручку и начал струдом выводить на бумаге всякую чепуху о том, что я знаю что ребенок майора и он виноват в моей гибели. Прошло десять минут.

Мои убийцы появились и встали по бокам.

– Ну как?

Майор взял бумагу и стал читать.

– Чего ты написал? Что мой ребенок, так это знают все офицеры гарнизона, кроме тебя. Глашка -дура, гарнизонная шлюха, и отдавалась каждому мужику, кто бы не попросил. Ребенок родится через пять месяцев и ему нужен отец, потому-что нашелся какой-то козел, который сообщил на верх о разврате, так сказать, который происходит у нас и указал, как пример, на эту потаскуху. Я тебя просил о другом, кстати письмо домой написал?

– Не успел, времени мало.

Письмо перехватил хранитель.

– А ничего, пожалуй я сохраню.

– Я тебе сохраню.

"Макаров" заплясал перед носом лейтенанта, тот с кислой улыбкой вернул бумагу брату.

– Вот новый лист, пиши под диктовку. "Дорогая Глаша. Я понял сколько горя и мучений приношу тебе и хочу повиниться перед тобой. Прости дорогая за все. Прошу не винить ни кого в моей смерти. Глупо жил-глупо умираю".

– Последнее не надо, – возразил хранитель

– Пиши, глупо жил-глупо умираю. Подпись. Готово?

Я почувствовал знакомую тяжесть в руках. Пожалуй пора действовать.

– Вот, готово.

Майор прочитал и удовлетворенно кивнул головой.

– Пора. Братец, где там шприц?

– Вот он. Вот...

Железо лопнуло на руках. Я схватил братца-хранителя за горло и швырнул его через себя на майора. Они оба покатились по полу. Пистолет куда-то укатился. Потом приподнял за шиворот обоих и разведя руки стукнул их лбами. Хранитель сразу закатил глаза, а майор булькал как суп, потом затих. Из кармана майора вытащил свидетельство о браке и изорвал его в клочки и с остальными бумагами сунул к себе в карман. У хранителя вывалились ключи. Может их сволочей в могильник. Солдата с дозиметром у входа в шахту не было. Я одел скафандр и поволок братьев в подъемник. Интересно, телевизионные экраны только у дежурных, как бы они отреагировали? Все тихо, значит все еще спят. На последнем этаже у входа на рельсах мототележка, оставленная ленивыми солдатами, не желающими ходить пешком. Валю братьев в телегу и включаю двигатель. Боксы мелькают один за другим. Вот и последний. Долго подбирал ключ и наконец замок сработал. Поворачиваю ручку-колесо и массивные толстенные двери медленно отваливаются в сторону. Мой майор ожил. Он что-то хрипит, вытаращив глаза, но я даю ему пинок... и он улетает за дверь. Мигает красным индикатор предупреждая об опасности. Хранитель летит в дверь за майором. Наконец дверь закрывается и я сделав два оборота ключом, забрасываю связку в угол какого-то тупика.

Рев сирены пробивается даже через скафандр. Неужели заметили. Замигали лампочки, предупреждающие о ядерной опасности. Что происходит? Утечка что ли? Сажусь в мототележку и мчусь к подъемнику. Но он не работает. Все заблокировано. Черт, вот дверь с надписью "запасный выход". Она не заблоктрована, но эта многопудовая масса с трудом отодвигается. Лесница неимоверной длинны петляет в вертикальной шахте, идти здесь в скафандре очень неудобно, все время задеваешь стены. Вот и второй этаж. Кручу ручку-колесо и пытаюсь оттолкнуть груду бетона, дверь еле-еле разевает щель.

В дежурке все так же. Трое офицеров неподвижны как и были. Кругом воют сирены, а этим хоть бы что. Подхожу к одному из них.

– Эй, – ору через стеклянный шар.

Я его толкнул в плечо и офицер упал на пол. Кто-то стукнул меня в плечо. От неожиданности подпрыгиваю. Передо мной незнакомый капитан. Он жестами просит, чтобы я снял стеклянный "фонарь".

– Что присходит? – срывается первый вопрос, когда мы можем говорить.

– Сам не знаю, – стараясь перекричать сирены кричит он. – Сейчас выключу звуковое предупреждение.

Он подходит к центральному пульту и нажимает две кнопки. Вой оборвался и наступила звенящая тишина.

– Что с ними? – спрашивает капитан.

– Хранитель напоил.

Раздается ругательство.

– А вы как здесь очутились? Что у вас с лицом, оно все в крови?

– Хранитель могильник хотел показать, а перед этим мы подрались.

– Ну подонок, я ему покажу. Сейчас надо разобраться, где авария. Кажется здесь. Вон мигают лампочки.

Капитан без церемоний отбрасывает тело дежурного с пульта.

– Сволочи, недоумки.

– Что произошло?

– Мы скоро сдохнем. Этот гаденышь, – он пнул ногой лежащего дежурного, – упал на пульт и перключил телом несколько тумблеров. Один из них отключение автоматическо регулирования и другой включения на ручной режим управления и так же другой тумблер, повышение температуры в рубашке головки "Луны".

– Ну и что?

– А то. В этих идиотских "Лунах" стеклянная ампула с кислотой. Перед запуском ракеты ее разбивают и кислота попадает на элементы. Возникает напряжение, которое питает локатор и другие блоки головки. Достигая нужной высоты, локатор подает сигнал на ядерный взрыв. А этот, – капитан тыкает рукой на валяющегося дежурного, – повысил температуру в головке, произошло увеличение давления в ампуле и она лопнула.

– Действительно может быть взрыв?

– Похоже. Нос головки упирается в ворота бокса. Локатор имеет узкий луч и может подать сигнал на взрыв сразу, когда напряжение достигнет около двенадцати вольт.

– Делайте что-нибудь, капитан. У нас есть время?

– Черт его знает, с какой скоростью будет сочиться кислота на элементы. Сейчас надо попасть в бокс, открыть ворота и выкатить головку в корридор, его длинна около 500 метров, вполне хватит для локализации действия локатора и тогда пол часа достаточно головке для выработки энергии.

– На сколько же установлен проклятый локатор?

– Думаю на метров 100. Стоп. Прибор показал напряжение на элементах. Смотри 1 вольт.

Мы стоим уставившись на цифровое табло. Прошло две минуты мелькнула цифра 2.

– В нашем распоряжении где-то 20 минут,-сразу же высчитал капитан.

– Бежим в бокс, – рванул я за руку капитана.

– Бесполезно, везде все блокированно, двери, ворота, впрочем можно отключить электроэнергию правой части боксов, тогда блокировка снимется, но гидравлические системы ворот просто не открыть или необходимо обладать только дьявольской силой, чтобы их распахнуь.

Капитан вырубает один из рубильников на стене. Гаснет часть лампочек на пульте.

– Да бежим, мать твою, быстро переодевайся в скафандр.

От моего удара по спине офицер вылетел из дежурки. Он помчался в гардероб, а я понесся в кабинет хранителя. Быстро восстанавливаю порядок, ставлю стулья на свои места и вижу "Макарова", лежащего у двери. Запихиваю его под скафандр и бегу опять к раздевалке. Капитан вылетел, заправляясь на ходу. Мы натянули прозрачные шлемы и включили радио телефоны.

– Готов? Бежим.

Капитан с удивлением смотрит на полуоткрытые двери "запасного хода" лесниц.

– Смотри ты, сколько лет служу и первый раз увидел открыты двери. Вот это сила.

Мы добегаем до двери бокса номер 18 и капитан дергает колесо-штурвал.

– Ну что, говорил я тебе. Она даже не шевелится.

– Отойди-ка в сторонку.

Я вцепился в ручку. Рывок и колесо сделало пол оборота. Еще рывок на себя и дверь медленно приоткрывается. Видно как у капитана от изумления отвисла челюсть. Он прыгае в проем двери, я за ним. В большом боксе очень темно, только тускло горят аварийные лампочки, да на стене у двери мигают огоньки контрольной аппаратуры.

– Какая из этих дур?

На стелажах от слабого света тускло высвечиваются заостренные сигары.

– Пятая.

Капитан смотрит на лампочки мигающие на стене. В боксе очень жарко и наши шлемы начинают запотевать.

– Тащим на тележку пятую.

Мы подгоняем мототележку к пятой головке и я, оттолкнув капитана, сталкиваю ее на поддон.

– Ворота, – мычит мой партнер, – надо открыть ворота. Осталось полторы минуты.

Прозрачный колпак из нутри запотел и практически стало ничего не видно. Я мотнул головой и капля разорвала чистую полоску перед глазами. В эту узкую щель различаю ворота. Я подхожу к гидравлическим цилиндрам запирающим ворота и выворачиваю из них патрубки. На пол потекло масло. Упираюсь всем телом в ворота и чувствую как из меня выходят все силы. Ворота медленно раздвигаются, а из цилиндров фонтаном бъет масло.

– Хватит, тележка пройдет.

Мы выкатывае из бокса тележку и несемся с ней в противоположную сторону корридора.

– Кажется все.

Капитан сползает на пол по стенке.

– Ну и силища у тебя, старина.

– Через пол часа я буду как труп. Чтобы быть таким, пришлось принять сильный наркотик. Если мы не выберемся от сюда за пол часа, тебе придется меня тащить от сюда волоком.

Неумолимо течет время, наши прозрачные шары опять просветлели.

– Прошло уже три минуты, а эта гадость не сработала. Пошли, только не обходи с носа головки, а то наша работа будет бесполезной.

Мы идем наверх переодеваться в гардероб.

Скидываю блестящую, как клеенка одежду и тут падает пистолет на пол.

– Что-то упало? – задал вопрос капитан.

Он от меня через несколько шкафчиков и вытирает полотенцем лицо.

– Да, ничего, ерунда.

Быстро запихиваю пистолет в карман и пытаюсь перевести разговор.

– Надо наверно вызвать смену, дежурным?

– Надо. Ох и будет всем на орехи.

Дежурные спят. Мы проходим мимо них уже без скафандров.

– А если бы взорвалась? – спрашиваю я. – Был бы ядерный взрыв. Что произошло бы? Ведь там такое количество ядерных головок.

– Был бы незапланированный подземный ядерный взрыв. Над хранилищем 120 метров скальной породы. Все штольни вырублены в граните. Все спроектировано так, что остальные головки не сработают, а исчезнут в высокой температуре плазмы.

– Посмотрите никого нет. Куда-то исчезли солдаты, охрана.

– Странно. Очень странно.

Вся зона была пуста. Стояли вышки без охраны, казармы без людей, только забросанная всяким армейским барахлом дорога говорила о поспешном бегстве людей.

– Всем жить хочется, вот они и удрали. Поселок, наверно тоже пуст. Как там моя Надя?

Мы выходим через брошенный КПП, в котором даже через зарешетчатые окошки видны брошенные автоматы АК.

– Ничего себе. Бери какое угодно оружие, – возмущается капитан.

– Пойдемте быстрей, куда-нибудь, мне скоро будет плохо.

– До поселка 20 минут. Выдержите?

– Не знаю.

Мы идем быстрым шагом, почти бежим. Вот показались первые домики. Поселок пуст. Стоит непривычная тишина, которую разорвали своим воем неподелившие участки кошки. На дороге брошена детская коляска, вон втоптанные сапогами детские игрушки, там одежда, разбитая и целая посуда. Мне становиться все хуже и хуже. В глазах становиться темно.

Я замедливаю шаг.

– Капитан, я кажется готов.

Где-то на дороге появилась женская фигура с охотничьим ружьем.

– А вот моя и Надя. Не убежала все-таки.

Мне уже все равно. Я проваливаюсь в темноту.

Звук выстрела будит меня. Я приоткрываю глаза и вижу уютную комнатку. Сам лежу на диванчике, боком. У окна стоит молодая женщина с охотничьим ружем и прикрываясь косяком смотрит на улицу. Еще несколько выстрелов. вылетают со звоном стекла. Женщина отпрянула и оглянулась на меня.

– Мародеры. Уже сутки нет военных, вот эти мерзавци из близ лежащих сел и появились здесь.

Дверь открывается и появляется знакомый капитан.

– Надя, надо все-таки прорываться в зону. Не один телефон в поселке не работает. Я пойду.

– Иди, Петя. За меня не беспокойся, мы ведь с тобой не в таких переделках были.

– Тогда отвлеки их, я удеру через заднее окно.

– Иди. Я все сделаю.

Петя исчезает за дверью, а Надя выглянув в окно, вскидывает ружье и стреляет из двух стволов. Она присела и ловко перезаряжает оружие. В ответ тоже стреляют. Слышен мат. Надя говорит.

– У нас дом как раз в начале улицы, где живут офицеры управленцы, а эти с телегами и тракторами не хотят обходить, вот и лезут на нас.

Я вспоминаю, что у меня тоже есть оружие и пытаюсь его вытащить из кармана брюк. Руки еще очень слабы, еле-еле достаю "Макаров" и кладу его на бедро.

– Надя, сними с предохранителя, передерни затвор.

Она на корточках подползает ко мне и рассматривает пистолет.

– Хорошая игрушка, у меня в Анголе такая же была.

Быстро перязаряжает пистолет. От туда вылетает патрон.

– А он был у вас на взводе.

С улицы по дому ударили автоматные очереди. Надя сунув мне пистолет в руку подлетела к ружью.

– Вот мерзавцы, – кричит она, – брошенное солдатами оружие подобрали, теперь держись.

Глухо впиваются в дерево пули, звенят стекла. Надя в слепую лупит из двухстволки в окно, но тут сзади дверь распахивается и врывавается громадный мужичина, держа в лапище как игрушку автомат АК.

– Ах ты, шлюха, – ревет он на Надю, не замечая меня.

Я не целясь стреляю в него. Пистолет вылетает из слабых рук и падает за диван. Мужик роняет автомат и хватает воздух ртом.

– Откуда здесь еще... один...?

Он падает лицом в пол и сучит ногами.

– Еще один..., – хрипит он и затихает.

Надя переведя дух, перезаряжает ружье и опять стреляет в окно. На этот раз стрельба прекращается и чей-то молодой голос кричит.

– Васька не вышел, она прибила Ваську.

– Гадина, ну ты нам еще попадешся, – кто-то кричит с улицы. – отходим, ребята.

На прощание вдоль улицы пущена веером очередь из автомата, раздается звон битых стекол. Где-то хрипят лошади, скрипят телеги и слышен прекрасный русский мат. Скоро все стихает. Опять сзади раздается скрип, Надя поднимает двухстволку.

– Надя, не стреляй, это я.

Появился Петя.

– Дозвонился? Есть связь?

– Есть. Эти сволочи уже там побывали и похозяйничали и все перепортили в дежурке. Только у хранителя оказалась дверь открыта, я с его телефона связался с городом. Через пол часа здесь будут вертолеты, а потом подойдут и войска. Вам здесь тоже жарко пришлось.

Капитан повернул ногой голову лежащего мужика.

– А ведь это Васька, давно по нему руки чесались. Молодец Наденька.

– Это не я, это он.

Она мотнула головой в мою сторону.

– Как себя чувствуешь, капитан?

– Еще одолевает слабость. Лучше скажи, дежурные офицеры, где?

– Вот этот тип, – опять удар ногой по голове Васьки, – им сонным горло перерезал. Ведь не побоялись сволочи проникнуть в хранилище, судя по следам даже без скафандров спускались вниз.

Над поселком загремели вертолеты.

Генерал ходил по маленькой комнатушки из угла в угол и слушал рассказ капитана. Надя и еще два офицера разместились вдоль стен. только у меня привелегия, я лежу.

– Если бы не капитан, быть беде товарищ генерал, – заканчивает рассказ Петя.

– А где же ваш главный командир? Где заместители?

– Полковника Неелова, нет уже около двух месяцев, как уехал в Уссури, еще до сих пор не появлялся, а майор Голубович пропал.

– Испугался мерзавец, теперь где-нибудь пороги обивает. Ладно, будет комиссия во всем разберется. Вот мое решение. Вы, полковник,-генерал обратился к стоящему у двери офицеру,-берите на себя все управление частью. Наведите порядок. В помошники возьмете Петра Ивановича. Вас, два капитана, благодарю за службу.

– Служу Советскому Союзу, – сказал громко Петр Иванович и слабо пискнул я.

– Кроме этого, я буду ходотайствовать о присвоении вам очередного звания и соответствующего награждения. Еще, вас, капитан Скворцов вызывают в кадры, в Москву. На вас пришел вызов из Германии. Может быть останетесь служить со мной?

– Нет, товарищ генерал. Ведь я танкист.

– Хорошо. Как поправитесь, отправляйтесь в Москву.

Тут за окном раздался шум, подъехала машина и знакомый голос Ольги Матвеевны заныл на весь поселок.

– Где тут главный? Здесь. Пошли Глафира.

Они ввалились в тесную комнатенку и Ольга Матвеевна, увидев генерала, запела.

– Товарищ генерал, горе у нас большое. Ее муж, – она тыкает на Глашу, погиб. Они только-что поженились. Разрешите нам переехать в город, не может она уже переносить это место, где погиб муж.

– Фамилия.

– Самсоновы мы, но Глашенька еще не успела поменять паспорт, ее свидетельство о браке взял майор Голубович, а его нигде нет. Необходимо найти или востановить свидетельство и мы конечно постараемся это сделать.

– Я спрашиваю фамилия мужа?

– Да, да. Скворцова она.

– Не вот этого Скворцова?

Все расступаются и они видят меня. Ольга Матвеевна в расстерянности, а Глафира бежит ко мне и кричит.

– Сашенька, Сашенька.

Я собираю силы и отталкиваю ее.

– Не надо ломать комедию, Глафира Николаевна. Майор Голубович под дулом пистолета хотел, чтобы я подписал свидетельство, а так же одну бумагу, которая кстати у меня есть. Прочтите, товарищ генерал, ее.

Я вытащил из кармана мою "посмертную" бумагу.

– Кстати, он признался, что ребенок который будет у вас-его.

– Это неправда.

– Не произносите больше лишних слов, Глафира Николаевна, ваш ребенок на пятом месяце, а я здесь служу только месяц. Хотите экспертизу.

Глухое рыдание разнеслось в комнате.

Генерал передал бумагу мне.

– Мы еще поговорим с этим, Голубовичем. До свидания, товарищи офицеры, до свидания Надежда Васильевна. Прощайте, капитан Скворцов.

* ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ЗАБЫТЫЙ ГОРОДОК

В Москве меня продержали четыре с половиной месяца. Сначала направили на скоротечные курсы немецкого языка, а потом пришлось ждать сбора группы награжденных офицеров для представления в Кремле. Потом прилетел Филипенко и, наконец, меня направили на переподготовку в один из закрытых городков, которые в превеликом множестве разбросаны на территории СССР.

Полковник Филипенко, прилетев в Москву по делам службы, имел со мной длительный разговор и я уразумел, что с развитием атомного оружия, армия перестраивается и требуются специалисты с новой подготовкой, с новыми идеями и мыслями. Поэтому мне приказали подучиться и... зубрить немецкий язык.

Молодой и вечно потный Владимир Владимирович, мой руководитель и наставник, не читает мне лекций, а требует участия в своих разработках.

– Саша, на кой хрен, ты поднял потолок шахты, надо все считать, крепость кровли, состояние пород. Ты же взрываешь ядерную мину, а не ядерный фугас.

Черт бы его побрал, у нас в танковых войсках совсем другие понятия о минах и фугасах, а теперь бери эту проклятую счетную машинку, кучу справочников и высчитывай крепость кровли.

– Хорошо, я все пересчитаю, Владимир Владимирович.

Он не унимается и через пол часа приходит ко мне.

– Теперь неплохо, но здесь опять нет расчета, какой мощности надо поставить щит, чтобы убрать рухнувшую кровлю после взрыва. Саша, поймите, людей там не будет, должна действовать автоматика.

– Я не хочу делать щит.

Мой мучитель подпрыгивает и начинает блестеть капельками пота под носом.

– После взрыва, кровля должна упасть на дно шахты, а платформа с миной выезжает, где-то вот здесь, в ее средине, и мина выпрыгивает в образовавшееся отверстие на нужную высоту, – предлагаю я.

Владимир Владимирович садиться на край стола и машинально вытирает пот рукой.

– Все это хорошо, но в случае выстрела мины с твердой площадки, нет необходимости рассчитывать стартовое давление на нее, а в вашем случае избавляемся от дополнительных агрегатов, но усиливаем платформу. Что же, считайте платформу.

– Уже сосчитано.

Он с недоверием берет мою массу эскизов и расчетов и углубляется в чтение. Стоящий у кульмана сосед подмигивает мне.

– Владимир Владимирович, мне надо на немецкий, можно уйти.

– Да, да, идите, – не отрывается тот от бумаг.

Я не успеваю пройти по коридору и двух шагов, как напарываюсь на вышагивающую как манекенщица, секретаршу главного. Глупая, красивая Танечка таращит свои большие глазки и томно открывая ротик, говорит мне.

– Алексанр Георгиевич, завтра в 10 совещание и главный просил, что бы вы обязательно пришли.

– Я, зачем я?

– Сказано так было.

Ей трудно самой понять зачем.

– Может быть вы кого-нибудь обидели? – вдруг предполагает она.

– Только главному и есть дело заниматься нашими дрязгами.

– Вы неправы, Александр Георгиевич, главный должен знать все и заниматься всем.

Эта трудная фраза ей показалась концом деловой части и Танечка приступила к следующему пассажу.

– Вы нехотели бы прийти к нам сегодня на вечеринку?

– Куда к вам?

– Галя и ее муж собирают гостей по поводу получения квартиры.

– А я-то причем здесь?

– Я вас беру к себе в кавалеры.

– Тогда я пожалуй подумаю.

– Вот и хорошо, – решив что я согласился, она продолжила, – в восемь вечера у меня.

Мы разошлись в разные стороны.

Старушка-преподовательница была настоящей немкой и обладала упорным характером.

– Скворцов, я хочу чтобы вы могли различать диалекты и сами умели говорить с характерной интонацией. Почему вы, обращаясь к Ане заговорили с чисто баварской интонацией, а потом понесли черт знает что. Господи, прости меня что я говорю. Повторите, Скворцов. Аня, встаньте и отвечайте Александру, для вас это тоже практика.

Толстушка и хохотушка Аня вскочила.

– Не беспокойтесь, я ему отвечу.

Я говорю текст и вдруг Аня понесла на чисто баварском диалекте.

– Говорят, Александр, вы сегодня идете на вечер, с этой пустышкой Татьяной?

– Да, но вы меня игнорировали, пришлось выбирать партнера.

– Со мной вы опоздали, у меня муж, но так уж и быть, я сегодня его не возьму, а возьму одно удивительное создание. Не провороньте, Александр.

– Постойте, постойте, – вдруг взрывается старушка, – такого текста здесь нет.

Она приблизив книгу к глазам старается разыскать текст, который мы говорим.

– А впрочем, – она отбрасывает книгу, – вы оба говорили хорошо. Так у кого сегодня можно будет пожрать? Господи, прости меня что я говорю.

Татьяна сидела вокруг разбросанных платьев и чуть не рыдала.

– Саша, я незнаю, что мне одеть. Наверняка, эта фи-фи, Верка, сегодня оденет, что-нибудь необычное и будет королевой вечера.

– И это всегда так, – сказала ее мать стоя у дверей, – со слезами, наденет какое-нибудь безобразие и придет в нем к концу вечера.

Я схватил первое, что попалось под руку, что-то полупрозрачное, но ярко красное и сунул ей под нос.

– Сейчас же одевай это.

– Ты так думаешь? А Верка...

– Одевай говорю, – вдруг рявкаю я.

– Не кричи. Раз тебе нравиться, одеваю.

– Так ее, Саша, так. Мужика тебе хорошего нужно, тогда бы поумнела, опять сказала мать.

– Может я уже нашла,-самодовольно сказала Таня.

Она без стеснения стала раздеваться, чтобы одеть обновку.

– Вот возьми бусы из красного корала, – протянула ей связку коряавых камней, мать.

– А вроде ничего. А коралы не будут колоть мою грудь?

– Уже время, лучше иди.

Это был не вечер, а вечерище. В пятикомнатной квартире народу полным полно, в основном наши институтские. Здесь и Владимир Владимирович со своей супругой, наш главный и другие сотрудники.

– Танечка, ты пройдись по знакомым, – к нам подошел Владимир Владимирович, где-то по рассеяности оставив супругу.

– Саша, я сейчас к Верке и остальным.

Татьяна сверкнула красным платьем в толпу.

– Вы знаете, – начал Владимир Владимирович, – я посмотрел ваши расчеты и мне они очень понравились. Но в ваших бумагах затерялся один листок, от которого я несколько ошалел. Это наброски исскуственного отвала породы после взрыва над самой стартовой ракетой с миной. В таком случае дополнительные передвижные механизмы не нужны, а система коромысла проста. Наполнилось ведро мусором и бжик..., коромысло на оси само поехало оно вниз по радиусу. Я ведь только-что с института, вашу идею просчитывал. Это здорово.

– Володя, как тебе не стыдно, на вечере обсуждать научные проблемы, жена Владимир Владимировича все же нашла мужа и вовремя очутилась рядом. Вы простите его, Саша, совсем дурной мужик.

Владимир Владимирович смутился.

– Да, Саша, поговорим завтра.

Передо мной появилась Аня.

– Пошли со мной, только не упади, – она вцепилась за мой рукав.

Передо мной стояла стройная девушка с гладкими светлыми волосами, чуть узковатым носом и большими черными глазами. Боже. Если бы не волосы, то это была бы Гамиля...

– Знакомтесь, это Александр, а это... Катя.

Я забылся и автоматически, как в Каире, взял ее руку и поднес к своим губам.

– Простите, Саша, но здесь это не принято, – смутилась Катя, но руку не отняла.

– Разве мы должны стыдиться того, что прекрасно. Аня, у меня к вам просьба. Если увидите Татьяну, постарайтесь перехватить ее.

– Командир, все понятно. Я рядом с вами и недалеко от вас.

– Кто такая Татьяна? Я ее знаю?

– Наверно. Я здесь только два месяца и первый раз на таком сборище. У Татьяны не было кавалера и она предложила эту должность мне.

– Но при такой должности, нельзя бросать вашу спутницу.

– К сожалению, я плохо изучил инструкции этой сложной профессии, но как военный зато могу учитывать изменение обстановки и принимать необходимые решения.

– Разве вы военный? Странно, Аня не говорила мне об этом.

– Вам Аня много чего не могла сказать.

– Например?

– Что я служил в Египте и ни разу не видел знаменитый Каирский музей.

Она улыбнулась.

– А я живу в этом богом забытом городке и ни разу из него не вырвалась.

– Нет денег?

– Нет, не выпускают, – она видит мое недоумение и поспешно поясняет, нет выпускать-то выпускают, но просто так выехать нельзя.

К нам подлетает Аня.

– Танька идет, вы идите в ту комнату, а я постараюсь ее задержать.

Мы попадаем в маленькую клетушку-комнатенку, без всякой мебели и пахнущую обойным клеем.

– Вот папа с мамой у меня действительно путешественники. Они были в Анголе, Мозамбике, а сейчас где-то в Сибири.

– Так чего вы к ним не выедете?

– Я приехала сюда по распределению, после окончания ВУЗа. Так и сижу, а мама пишет, что они сами сейчас в такой дыре, даже наше место кажется раем. Ведь папа, так же как и вы, военный, куда его пошлют там и служит.

– Что же это за странное место, где может быть ад?

– Это какое-то хранилище, даже адреса нет. Одни индексы "п/я..."

– Стойте, стойте, как фамилия отца?

– Каменев.

– Вашего отца зовут Петр Иванович, а мать Надежда Васильевна?

– Да.

На ее лице изумление.

– Хороший мужик Петр Иванович, надо же, даже про дочь не рассказал. Там, Катя, действительно был ад, но теперь Петр Иванович наведет порядки. Ему присвоили звание и наградили орденом Ленина и Золотой Звездой Героя.

– Да что вы говорите, он мне пол года уже не писал. Может действительно попросить у него вызов и меня может отпустят к нему.

– Не советую, там женщинам работы нет и от поселка за 50 километров в любую сторону, ни души. Если ехать, то только за женихами, вот этих навалом.

– А за что папе дали Героя?

– За одну операцию.

Дверь комнаты приоткрылась и появилась голова главного.

– Ага, знакомые все лица. Скворцов и Каменева. Там Татьяна на рогах стоит, а Скворцов с другой дамой.

– Почему с другой, со своей.

– Вот те на. Вот что значит военный. Пришел, увидел, победил.

Главный вошел в комнату и следом за ним ввалился седой полковник.

– Вот он Скворцов, – показал главный рукой на меня, – кажется ты, Гоша, его искал.

– Его все ищут, и женщины, и военные, и гражданские. Бегает ваш этот кругленький, потный, тоже ищет его.

– Может мне выйти, – робко попросила Катя.

– Иди Катенька прогуляйся, мы тут поговорим немножко и отпустим Александра Георгиевича.

Катя быстро выскочила из комнаты.

– Мне-то можно быть, Гоша?

– Послушай, история интересная, – полковник вытащил сигареты, закуривайте.

Главный взял сигарету, а я покачал головой.

– Так не расскажете нам, Александр Георгиевич, где пилюли, с которыми вы выступали на пресс конференции в Каире.

– Товарищ полковник, может быть завтра. Сегодня как-никак вечеринка.

– Ты что думаешь, я дурной и ничего не понимаю. Да вечеринка, но два часа назад по телетайпу пришла шифровка, выяснить, где пилюли и через три часа доложить. Видишь мне приходится работать и совсем не до вечеринки. Так где они?

– Хорошо, я скажу, всего было пять пилюль, – начал врать я. – Четыре было у меня, одна – у Дорри, корреспондентки "Дели Ньюс". Но последнюю пилюлю я потратил на хранилище. А перед этим две истратил на лечение парализованных рук и одну на показ на пресс-конференции.

– Вот видишь, оказывается вопрос простой. Так говоришь, одна осталась у кореспондента "Дели Ньюс"?

– Нет не осталась, она тоже лечилась и попробоавала препарат на себе.

– О каких пилюлях речь, – заинтересовался главный.

– Англичане совместно с Израилем разработали потрясающий наркотик, он концентрирует и отбирает от организма энергию, которую можно употребить в разрушительных действиях.

Я удивился осведомленности полковника.

– Такой наркотик просто необходим даже в некоторых наших разработках, заметил главный.

– Он необходим везде и если молодой человек не врет, то мы действительно потеряем много в этой области науки. Хорошо, идите, Скворцов, догоняйте свою даму.

За дверью сразу напарываюсь на Татьяну. С ней напарница, вульгарно одетая девица с лицом крокодила.

– Верочка, а вот он. Где ты был, Александр? Сидел там с девицей.

Она бесцеремонно открывает дверь и заглядывает внутрь.

– Ой, простите.

Татьяна закрывает дверь в глазах ее умиление. Верочка бесцеремонно разглядывает меня.

– Вас кажется звать, Саша. Зто правда, что у вас была трагическая любовь за границей? Говорят вы стрелялись?

– Ох, правда. Я даже был ранен.

– А вы Радж Капура видели?

– Пил с ним чай с колбасой, занятный мужик.

– А почему ты мне не говорил об этом, – разинув рот, слушает Татьяна.

– Времени не было.

Наш глупый разговор прерывает, неизвестно откуда взявшаяся, Аня.

– Тебя Владимир Владимирович везде ищет, а он здесь прохлаждается.

– То есть как это прохлождается? – возмущается Верка.

Но Аня бесцеремонно уводит меня от них за руку.

– Я видел Владимир Владимировича там, а ты меня ведешь куда-то в другую сторону.

– Военная хитрость, дуралей. Ну как Катя, прелесная девушка, согласись.

– Соглашаюсь.

– Пошли от сюда, наш собантуй устроим.

– Пошли. Ох и будет же мне завтра на орехи от Татьяны.

Мы сидим у Ани на квартире. Анин муж, Катя, я и сама хозяйка. Идет разговор про идиотские порядки в этом богом забытом городке.

– Представляешь, я им говорю, что у меня вызов на учебу, – поддавший Сережа, Анин муж, выплескивае свое горе, – а они ни в какую, нельзя и все. Так и будем здесь сидеть всю жизнь, тебе хорошо, ты командированный. Сегодня здесь, а завтра там.

– Что вас в командировку не пускают?

– Пускают. Махнем куда-нибудь в Казахстан, в Сибирь или на Новую Землю и обратно. Куда же еще? Бежать невозможно, будут охотится как за преступником.

– А если я командировочный и женюсь на девушке из вашего городка, ее отпустят со мной?